Текст книги "Болотный колдун"

Автор книги: Татьяна Мокроусова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– А может, это начало подземного хода?– высказываюсь я.– Так без фонарика все равно ничего не увидим.

– Ты прав. Берем книги, и пошли отсюда! Внизу посмотрим, что там написано, а сюда вернемся завтра с фонариком.

Я поворачиваюсь и только хочу взять книги, как вдруг ворона, до того тихо сидящая рядом, мигом вскакивает на край сундука. Я невольно отшатываюсь. Ворона злобно каркает и неожиданно клювом сталкивает одну из книг вниз!

Краем глаза я вижу Федора, который метнулся к вороне. Одной рукой он держит черную книгу, а вторую выставил вперед с растопыренной пятерней, словно желая остановить коварную птицу.

Его рот раскрыт в немом крике. Глаза вытаращены. И выглядит он в этот момент устрашающе.

– Стой!! Не трогай книгу!

Федор явно надеется на то, что ворона пощадит «Искусство быть невидимым».

Но черная птица молниеносно сталкивает в сундук и вторую книгу, а сама взмывает вверх и садится на балку, торжествующе каркая.

Федор в ярости. Он изрыгает угрозы и проклятья в ее адрес и шарит в своем мешке.

Не надо,– говорю я.– Все равно в такой темноте в нее не попасть. Лучше пойдем отсюда, пока не поздно.

– Ты что?! Пропали две такие книги! «Искусство быть невидимым»– это же мечта любого ниндзя. Нет уж! Ты подержи веревку, а я спущусь за ними.

– Зря ты это затеваешь. Когда книги упали вниз, я даже стука не слышал.

– Ерунда! Я думаю, ты прав – это вход в подземелье. Веревка у меня длинная. Я спущусь, привяжу книги, ты их вытянешь, а веревку сбросишь мне обратно.

С этими словами он вытаскивает из своего мешка моток веревки с железным крюком, той самой, с помощью которой мы взобрались на чердак.

Потом он решительно цепляет крюк за край сундука и сбрасывает моток вниз. «Черную магию» Федор осторожно кладет в откинутую крышку сундука.

– Следи за птицей, Тим! А-то, чего доброго, она и до третьей доберется.

Он ловко садится на край сундука, свесив ноги внутрь, и взявшись за веревку, соскальзывает вниз.

Придерживая крюк, я заглядываю в сундук– Федора уже не видно! Веревка натянута, как струна – значит, он еще не спустился.

– Эй!– кричу я. В ответ из темной глубины доносится что-то гулкое и нечленораздельное. Проходит минут пять-десять, а может, и больше – трудно сказать. В темноте вообще быстро теряешь счет времени. Мне кажется, веревка давно должна кончиться, но она по-прежнему натянута.

Вдруг я слышу тихий и очень далекий голос снизу, из темноты сундука. Кричу в ответ и неожиданно чувствую, как веревка ослабла. Дергаю ее – точно, она болтается в воздухе.

Снизу снова потянуло холодом.

– Федор!!

Никакого ответа.

Это начинает меня беспокоить. Может, доморощенный ниндзя сломал ногу? Придется лезть за ним.

Сев на край сундука, я осторожно свешиваю ноги. Меня не покидает чувство, что я сижу на крыше дома. Вообще-то я не очень люблю высоту, но делать нечего. На всякий случай еще раз зову Федора, но с тем же успехом.

Вдруг ворона, о которой я совершенно забыл, бесшумно слетает с балки и садится на черную книгу. Глаза ее смотрят на меня как-то даже весело. Дескать, давай, давай, полезай в западню!

– Ах ты, тварь!– я стараюсь придать голосу побольше твердости. Но ворона лишь презрительно открывает длинный клюв, словно насмехаясь надо мной. Тогда, сидя на бортике сундука и держась за него руками, я пробую согнать птицу ногой. Ворона чуть отодвигается. Я тянусь за ней и, потеряв равновесие, соскальзываю с бортика и падаю в сундук, едва успев схватиться за веревку.

Но самое неприятное то, что, падая, я зацепил ногой книгу.

Она проносится мимо меня и скрывается в темноте. Звука от ее падения опять не слышно – сколько я не напрягаю слух. Неужели так глубоко?!

В следующую секунду мимо моего лица мелькает черная тень, слегка задев меня по щеке. От страха я чуть было не разжимаю пальцы.

– Ворона!– и злость придает мне решимости.

Упираясь ногами в стенку, начинаю медленно спускаться. Веревка сильно режет ладони, но от напряжения боль почти не чувствуется. Кажется, что спускаешься в узкий темный колодец. Насколько я помню, веревка вот-вот должна кончиться и я окажусь на дне какого-нибудь подвала, где уже сидит, наверное, Федор вместе с книгами и вороной.

Неожиданно над головой раздается оглушительный грохот. Покрывшись испариной, я задираю голову – крышка сундука захлопнулась!

«Попался!» – проносится у меня в голове. Пальцы сами собой ослабевают, и я быстро скольжу вниз.

Внезапно веревка кончается. Ее конец выскальзывает у меня из рук, и я лечу, судорожно сжимая пустоту в ладонях. Все мои внутренности словно поднялись к самому горлу, крик застревает в нем, сердце вот-вот лопнет от ужаса, я весь сжимаюсь от неизбежности страшного удара…

Еще миг, еще…. и тут я с невероятной силой врезаюсь во что-то мягкое, холодное и сырое. Проваливаюсь, и все…

глава вторая

МАСТЕР ТРОММ

На какую-то секунду я, наверное, потерял сознание. Тело ломит, лицо горит, как обожженное, руки саднят. Вокруг все холодное и сырое, со всех сторон колется. Я осторожно ощупываю себя. Вроде цел. Потом, вытянув руки вперед, шарю ими, как слепец. Да это же сено! Стог сырого сена, который спас меня при падении. Я выбираюсь наверх, разгребая его, и оказываюсь на высокой разворошенной копне.

«Упал в подземелье!» – осеняет меня, и вдруг на мое оцарапанное лицо падают холодные капли воды. Не отворачиваясь, долго сижу с закрытыми глазами, слушая, как шумит у меня в ушах.

Шум, однако, все не проходит, и я понимаю, что это дует ветер! Открываю глаза – в бездонной темноте над головой несколько совсем маленьких, мерцающих неверным зеленоватым светом звездочек. Что это? Откуда здесь звезды? Может, я пролежал весь день без сознания, и теперь наступила ночь? Но как я попал в поле? Отчаяние овладевает мною и, неожиданно для самого себя, я начинаю протяжно выть. Тотчас где-то невдалеке мне отвечают таким же тоскливым воем.

– Волки!– я ладонью зажимаю рот. Вот влип! Все из-за Федора… и в эту самую секунду за моей спиной раздается спокойный голос:

– Ты чего это тут волков дразнишь?

Если бы Федор крикнул или хотя бы громко произнес эту фразу, я, наверное, так бы не испугался. Но он спросил меня таким тоном, словно мы сидели сейчас за своей последней партой, а не ночью в мокром сене.

Когда я, наконец, успокаиваюсь, Федор говорит:

– Не пойму, что все это значит, но до утра нам все равно отсюда не выбраться.

– Как погода так быстро испортилась? Только что было жара…

– И, между прочим, было утро. Да – а,– озадаченно тянет Федор.

– Ты птицу не видел?

– Здесь она. Не отходит от меня.

Я даже отодвигаюсь в сторону.

– Где?!

И точно, лишь сейчас я замечаю на плече у него ворону. В темноте ее почти не видно.

– Уже приручил?

– Да она сама ко мне привязалась.

– Наверное, не может забыть твои сушки,– ехидно замечаю я, опасливо поглядывая на птицу.

– А книги где?

– Все у меня,– Федор похлопывает себя по заметно оттопырившейся рубашке, – спрятал от сырости. Что-то они полегчали здесь. И «Черная магия», которую ты умудрился спихнуть, тут же. Чуть не прибила меня сверху!

– Федор! – перебиваю я, – как ты все-таки думаешь, где мы?

Но ответить он не успевает. Совсем близко раздается леденящий душу вой. Как по команде мы зарываемся в сено чуть не до самого дна. Ворона тоже где-то рядом, и к тому же она, встревоженная нашими действиями, начинает громко каркать.

Сидеть ночью, зарывшись в мокрое сено и слушать концерт, где воют волки, и каркает наша ворона,– занятие не из приятных. Меня начинает бить озноб. Чтобы не слышать эти звуки, я даже затыкаю себе уши. Федор же, напротив, напряженно вслушивается. Неожиданно, он хватает меня за плечо и встряхивает

– Послушай, волки-то ушли! Кажется, наша птица их перепела.

И точно. Ворона каркает в одиночестве. Волков больше не слышно. Выждав немного, мы выбираемся наверх.

Дует резкий, пронизывающий насквозь ветер. К его шуму примешивается еще какой-то звук, похожий на скрип двери.

Постепенно проступают близкие очертания стен, но сверху по-прежнему капает.

– Кажется, мы в каком-то сарае. И к тому же заброшенном. Крыши почти нет, и двери, похоже, сорваны. Вон сквозняк какой!

– Надо отсюда выбираться, пока совсем не окоченели!

У меня тоже зуб на зуб не попадает. Но тащиться куда-то ночью, да еще и волки в округе рыщут…

Но Федор не отстает:

– Давай, давай, поднимайся, если не хочешь остаться тут насовсем. К утру мы оба получим здесь воспаление легких.

Кряхтя, я сползаю с копны и, следом за Федором, наощупь, ковыляю к выходу. Все тело ноет после падения. Ноги с трудом слушаются. Скрипучая дверь хлопает, весь сарай вздрагивает, как в ознобе от бешеных порывов ветра и, кажется, вот-вот рухнет.

Ворона на плече у Федора громко каркает, мы, как по команде выскакиваем из этого ненадежного убежища и ступаем на раскисшую от дождя землю.

– Ну и куда теперь?– уныло спрашиваю я. Темнота – хоть глаз выколи, и даже звезд больше не видно – небо совсем затянуло.

– Иди за мной!– и Федор делает первый шаг. Дверь за нами разъяренно скрипит и снова хлопает с пушечной силой. Оглянувшись, я различаю на фоне темного неба кособокий силуэт покинутого нами строения с пустыми провалами окон. А над проломленной крышей торчит неправдоподобно большая черная труба.

– Федор!

Он оглядывается.

– Вот это да! И как она его не развалит совсем? Ладно, пошли! Где-нибудь, наверное, есть нормальное жилье.

Через несколько шагов на ноги налипает по пуду грязи. Идти дальше – сплошная пытка, но не возвращаться же назад. Ворона преспокойно едет у Федора на плече, на поясе у него болтается мешок, а за пазухой он тащит книги. А я-то иду налегке!

– Давай,– предлагаю,– понесу что-нибудь.

Но Федор даже не оборачивается, а продолжает брести в одному ему известном направлении. Мы с трудом вытягиваем ноги из чавкающей грязи. На нас нет и сухой нитки, но озноб, действительно, прошел. Становится даже жарко.

«Где же, в конце концов, деревня?»,– думаю я, из последних сил тащась за Федором, и вдруг понимаю, что мы лезем в гору. Что-то я не припомню, чтобы около деревни были горы.

– Эй,– окликаю я Федора,– разве обязательно забираться на гору?– Задыхаясь, я догоняю его.

– Куда мы идем?!

И почти сразу я замечаю невдалеке темную стену леса. Не сговариваясь, мы устремляемся вперед, и вскоре оказываемся среди колючих еловых лап.

Здесь гораздо теплее и почти сухо. Через несколько минут мы забираемся в такую чащу, что дальше продираться не имеет смысла. Повалившись на мягкую хвою, устилающую землю, и немного отдышавшись, я спрашиваю:

– Может, ты все-таки знаешь, где мы?

– Утром разберемся!

И скрестив ноги, Федор опускает голову на грудь и тут же засыпает. Во дает! Мне здесь ни за что не уснуть. Ворона тоже нахохлилась и спит, так и не расставшись с Федором. И чего она к нам привязалась?

Наверное, я все же уснул…

Федор еще спит, а вороны на привычном месте нет! Неужто улетела? В чаще висит сырой полумрак. Высоко в просвете между макушками елей виднеется хмурое небо. Ночь прошла…

Внезапно откуда-то сверху на Федора планирует ворона. Он проснулся и как-будто даже рад ей. А я начинаю бубнить:

– Из-за этой проклятой птицы мы ввязались в такую историю. Сбросила книги в сундук, а ты тоже хорош – полез за ними. Что теперь делать? Ты хоть представляешь, куда мы попали?

– Не больше твоего. И перестань ворчать!

– Очень есть хочется,– не унимаюсь я,– зря ты ей все сушки скормил. Может, грибы поищем?

– А, может, вообще поселимся в лесу? Нет! Пора выходить отсюда, искать жилье.

Надо вставать, и мы отправляемся в путь.

Каждый шаг дается с трудом. Надо обходить завалы из старых деревьев, отводить колючие ветви, перепрыгивать через мелкие овраги. В лесу полно пауков, притаившихся в ожидании добычи, и мы вынуждены часто нагибаться, чтобы не задеть их.

Впереди, уверенно, как всегда, шагает Федор, и приходится, очередной раз довериться его чутью. Мы движемся все время в гору. Ворона летит где-то над вершинами елей, изредка каркая, как бы давая понять, что не забыла о нас.

Лес выглядит девственным. Кроме нас, наверное, в эту чащу никто никогда не забирался. Густые еловые ветви цепляются за одежду, не пускают вперед, ноги утопают в толстом сыром мхе.

Кругом так тихо, что хруст веток под ногами разносится, кажется, по всему лесу. Нам не встречается ни одной птицы. Не попадается ни одного гриба, ни одной ягоды. Даже муравейников нет в этом лесу. Только огромные мохнатые пауки.… Да еще наша ворона. Мы больше не разговариваем, впав в какое-то странное оцепенение, и с непонятным упорством продираемся вперед.

– Федор! Ты уверен, что мы не ходим по кругу? Так бывает в лесу.

Федор не оборачивается:

– Сам не пойму. Но меня словно тянет идти в эту сторону. Я не могу остановиться или свернуть. Такого со мной не бывало…

Мне становится по-настоящему страшно. С нами явно происходит что-то неладное. Я понимаю, что иду вслед за Федором, будто привязанный к нему невидимыми нитями. А он, повернувшись, неожиданно ныряет под тяжелую еловую лапу и через пару шагов исчезает. Я торопливо кидаюсь вдогонку.

Через какой-нибудь час, а может, и полтора, в течение которых мы не сделали ни одной остановки, наша ворона в очередной раз планирует на плечо к Федору и вдруг начинает радостно каркать:

– Каррр-каррр-каррр!!! – разносится по всему лесу, на который уже спускаются тяжелые сумерки.

Несмотря на наше знакомство с этой птицей – все равно мороз по коже! Она каркает без умолку и, если бы можно было так сказать о ней – даже заливисто. Прибавив шагу, я догоняю Федора:

– Если ворона радуется, нам следует ожидать неприятностей.

– Забыл, что ли, кто нас от волков спас? То-то…

– А из-за кого мы вообще сюда попали?

– Нет в тебе исследовательского духа, все бы ты ныл, – переходит в наступление Федор.

Мы бы долго еще препирались, но неожиданно к карканью нашей вороны примешивается очень далекое, но уже ясно слышимое карканье ее собратьев. И доносится оно как раз с той стороны, куда мы идем.

– Вот и разгадка! – говорю я.– У вороны слух лучше нашего. Она давно услышала этот хор и отвечает ему. В этом лесу кроме пауков, значит, есть еще и вороны. Так что здешняя фауна – не такая уж бедная.

– Да что ты привязался к птице?! – не выдерживает мой друг. – Надо прибавить шагу, если не хочешь опять заночевать в лесу.

Я, конечно, не хочу ночевать в лесу, но вот надежды на то, что мы выйдем к какому-нибудь жилью, у меня остается все меньше.

В это время над нами появляется целая стая едва различимых в темном небе ворон. Они каркают, хлопают крыльями, и наша птица вдруг плавно взмывает вверх, делает над нами прощальный круг и, слившись со стаей, исчезает за верхушками елей.

Карканье разом обрывается…

За эти несколько минут лес окутала густая темень. Вокруг так тихо и черно, что и в двух шагах ничего не видно.

– Странно, – медленно говорит Федор, – ворона улетела, и у меня такое чувство, что мы уже пришли.

– Знать бы еще, куда…

Но Федору явно не до шуток. В темноте он обламывает несколько веток и щелкает газовой зажигалкой. Она, ясно, лежала до сих пор в заветном мешочке у пояса. Получается небольшой факел. Горящие иголки потрескивают. Огонь то вспыхивает сильнее, то начинает слабо трепетать, и Федор, держа факел в вытянутой руке, направляется в ту сторону, куда улетели вороны. Едва мы проходим с десяток шагов, как плотная стена леса неожиданно расступается: прямо под ногами – вода! Что это – река, озеро? Что теперь делать?

Свет факела отражается в глади воды, как в черном зеркале. Не сговариваясь, мы наклоняемся – и из глубины на нас смотрят два испуганных и взъерошенных типа – мы сами. Нет ни малейшей ряби. Вода застыла, и воздух вокруг застыл, и само время, кажется, остановилось в этом лесу.

Федор нагибается, шарит рукой по земле и бросает в воду кусочек коры.

– Если речка или ручей – кора поплывет по течению. А если озеро – мы его обойдем.

Щепка, немного покачавшись, замирает.

– Озеро – бодро заключает Федор и идет вправо по самому берегу, внимательно глядя себе под ноги, чтобы не угодить в воду. Я плетусь следом, не спуская глаз с горящих веток в его руке.

Озеро, видимо, очень маленькое, потому, что скоро мы начинаем забирать влево, еще влево, и вдруг Федор чуть не лбом упирается в бревенчатую стену. Он даже ойкает и, чтобы скрыть свое смущение, важно объявляет:

– Вот и жилье, как я и обещал.

На самом деле это скорее похоже на стену бастиона или на мощную деревянную изгородь. Толстенные, руками не обхватишь, бревна высятся сплошным частоколом. Между ними не просунуть и нож, так плотно они подогнаны друг к другу.

– Может, это забор? – предполагаю я. – У дома-то бревна сложены горизонтально

– Хорош заборчик, – Федор отправляется вдоль него искать вход.

– Стой! – окликаю я.– Не нравится мне эта избушка. Давай переждем в лесу до утра. Неизвестно, как нас здесь встретят – какой нормальный человек бродит в лесу в такую пору?

Говоря так, я все же тащусь следом, глядя на силуэт Федора, выхваченный из темноты языками огня.

Факел уже догорает, и свет его пляшет, отбрасывая на частокол наши длинные нелепые тени. Внезапно споткнувшись о корень, я чуть не падаю, едва удержавшись на четвереньках. Встаю, отряхиваюсь, страшно ругаясь шепотом, и вдруг понимаю, что не вижу впереди огня. Полная темнота. Кидаюсь вперед – наверное, Федор свернул за угол, – но никого нет. Исчез!

Я стою, держась руками за стену, а со всех сторон наползает плотная душная ночь. Ни ветерка. Ни кузнечика или хотя бы вороны. Вообще ничего, кроме деревянной стены, к которой я изо всех сил прилипаю спиной, как бы стараясь вжаться в нее и спрятаться от невидимой опасности.

– Федор! – шепотом кричу я, и вдруг бревно, на которое я опираюсь, мгновенно откидывается. Слабо охнув, падаю навзничь, в образовавшийся проем. Наверняка, я бы разбил затылок, но чьи-то цепкие руки подхватывают меня под мышки, затыкают рот, на голову натягивают какой-то колпак и тащат, как мешок, по ступенькам вниз.

И все без единого звука. На ходу мне больно скручивают веревкой руки и сильно толкают в спину. Кубарем, пролетев через несколько ступенек, я приземляюсь на земляном полу, едва не сломав себе шею…

Резкая боль пронизывает все тело. Она, словно раскаленная пружина, то скручивается где-то между лопатками, то снова распрямляется, и тогда я не могу сдержать стоны. Хотя звуки эти скорее похожи на мычание – во рту у меня торчит грубая тряпка, обдирающая язык и небо. Руки, скрученные за спиной, совсем затекли и одеревенели. Дышать почти нечем, так как на голове по-прежнему сидит узкий плотный мешок, который я безуспешно пытаюсь скинуть, мотая и дергая головой. Земляной пол очень холодный. Кажется, меня бросили в погреб. Интересно, как здесь отнеслись к Федору? Вместе в этой клетке было бы веселее. А вороны-то, конечно, и след простыл. Улетела со своими подружками, только ее и видели…

В этом месте мрачный ход моих мыслей внезапно прерывается. Я чувствую, как рядом кто-то сопит и возится. От страха я цепенею: а вдруг – медведь?!

Мне почему-то живо вспоминается когда-то прочитанная книга о средневековье. Тогда очень любили бросать пленников на съедение диким зверям.

Возня под боком у меня усиливается. Все отчетливее слышно тяжелое сопение. Собрав остатки сил, я несколько раз перекатываюсь по полу, подальше от опасного соседства, пока не натыкаюсь на дощатую стену. Точно погреб! Пропал! Сожрет косолапый и не подавится! Где же Федор?!

Я уже почти ясно вижу зверя, которого отделяет от меня, съежившегося в клубочек, не более метра. Вот он встает на задние лапы, вот-вот его дыхание обожжет мне лицо, раскрытая пасть приблизится…

– Куда ты подевался, идиот?!

Голос Федора действует на меня, как удар по голове. Разом обмякнув, я вытягиваюсь на земле, лицом вниз Меня сотрясают не то рыдания, не то истерический смех.

Я все сильнее прижимаюсь лицом к холодной земле. Нет медведя, а есть этот умник Федор, из-за которого мы так влипли. Я невнятно мычу из своего угла.

– Ну, наконец-то,– радуется Федор. Стащив мешок, он освобождает меня от кляпа. При этом он бесцеремонно опирается о мой пустой живот. Я судорожно хватаю воздух открытым ртом, совершенно не чувствуя онемевший язык. А Федор, ловко развязав мне руки, помогает подняться.

– Как ты освободился?! Или тебя не связали?

– Связали, да еще покрепче твоего. Но что для ниндзя путы? И перестань, пожалуйста, стучать зубами.

Я машинально хватаю рукой и в самом деле прыгающую челюсть.

– Так,– бормочет Федор,– мешок на месте, книги тоже. Они ничего не тронули, даже не обыскали. Видимо, решили до утра подождать.

Говоря это, он долго роется в своих бесчисленных карманах и, наконец, щелкает зажигалкой. Короткое пламя озаряет наши лица. Что интересно, у Федора лицо совершенно невозмутимое, он здесь как рыба в воде.

Быстро произведя осмотр нашей клетки, мой друг сообщает:

– Мы в большом погребе. Самим отсюда не выйти. Придется ждать до утра. А нашим гостеприимным хозяевам вряд ли понравится, что мы развязались. Они и так, кажется, не особо нам рады. А если найдут еще и колдовские книги…. Надеяться на мирный исход нечего. Придется действовать по-другому.

Федор быстро посвящает меня в свой план. Мне это кажется безрассудством, но другого выхода все равно нет. Из мешка он достает небольшой обрывок веревки и мы, следуя плану, занимаем свои позиции.

Подвал, куда нас бросили, почти квадратный. В одной из стен узкий проем с несколькими крутыми, ведущими вверх ступеньками.

Вот по обе стороны этого проема мы и располагаемся. Один конец веревки у меня, другой у Федора. Ждем молча. Время тянется для нас изнурительно долго. Проходит час, а то и больше. От неудобной позы ноги устают, и приходится все время шевелиться.

Глаза в темноте слипаются, меня неудержимо клонит в сон. Я уже начинаю клевать носом, как вдруг сверху раздаются торопливые шаги. Кто-то спускается по ступенькам и, судя по звуку шагов, человек не один.

Но раздумывать некогда. Лязгает засов, и тяжелая дверь бесшумно распахивается. Слабый свет узкой полоской проникает в подвал. Мы мгновенно присаживаемся и натягиваем веревку.

Идущий первым, зацепившись, со всего маху падает ничком. Второй с ходу перекатывается через него и тяжело плюхается рядом.

Мы пулей выскакиваем из подвала, и Федор запирает дверь на засов. Перед нами несколько крутых каменных ступеней, зажатых между холодными шершавыми стенами. Сзади, приглушенные толстой дверью, слышатся злобные крики.

Что делать? Подниматься наверх – мы рискуем нарваться на остальных обитателей дома. Оставаться здесь? Все равно хватятся тех двоих и придут.

– Раз выхода нет – вперед!

Бесшумно поднимаемся, и Федор осторожно выглядывает в узкий, освещенный редкими факелами коридор.

– Никого!

И только мы хотим выскочить из своей западни, как справа, в темном конце коридора, слышится топот ног. Кубарем скатываемся вниз на три или четыре ступеньки.

– Попались! Сейчас нас схватят!

Федор лихорадочно вертит головой, ища какой-нибудь выход. Шаги все ближе. По звуку – приближается целая толпа, но голосов не слышно.

Сводчатый потолок над ступенями поддерживает толстая прокопченная балка. Она не так высоко, но допрыгнуть до нее невозможно.

Мы одновременно думаем об этом. Единственный выход! Я взбираюсь к Федору на плечи и через секунду лежу на балке под самым потолком, лицом вниз, протягивая ему руку. Он мгновенно вскарабкивается наверх, едва не стянув меня. Для двоих балка слишком узкая. Федор сидит, весь скрюченный, прижимаясь спиной к стене. Затылком он упирается в потолок, лицо уткнул в колени. Наверное, это не слишком удобно, но зато я могу сполна оценить его успехи в ниндзютцу.

С громким топотом по ступеням спускаются четверо рослых парней одетых в широкие черные балахоны, точно такие, как на тех. что сидят теперь вместо нас в погребе. Прямо школьная форма! Лязгает засов и слышны сначала удивленные, а потом разгневанные голоса.

Замерев, мы перестаем даже дышать, и под нами проходят, уже поднимаясь, четверо новых и двое уже знакомых «учеников».

– Это происки старого Оркмахи!– доноситься тревожный голос, и вскоре шаги стихают.

Спустя минуту Федор задумчиво произносит:

– По-моему, последний раз мы ели у бабушки. Пора подумать о еде.

– Уж не думаешь ли ты, что нас здесь угостят?

– Нет, они не очень гостеприимны. По-моему, это общая черта обитателей этой избушки. Придется нам самим позаботиться о завтраке.

– Ноги отсюда уносить надо, вот что! Нас здесь принимают за кого-то другого. Оркмахи какой-то…

Ну, уж нет! В лесу ни ягод, ни грибов, Пауками, что ли питаться? Слезай быстрей!!!

И Федор первый ловко спрыгивает вниз. Приходится последовать за ним. Мы снова выглядываем в коридор.

– Пошли!

Федор, прижимаясь спиной к стене, начинает быстро двигаться боком, мягко скрещивая слегка согнутые ноги. Этот способ передвижения он мне показывал раньше. Называется – «призрак в коридоре». Точно, его почти не видно, он сливается со стеной. Но мне за ним так не угнаться, и я бегу, стараясь не слишком топать ногами.

Коридор длинный и все время поворачивает вправо. Никакого выхода не видно, но никто, к счастью, нам и не встречается. Стоит полная тишина, словно дом необитаем. Несколько раз попадаются запертые двери, но все они на внутренней стороне коридора и должны вести в комнаты.

Неожиданно мы оказываемся перед узким проходом в стене. Вниз ведут каменные ступени. Да ведь это наш подвал! Коридор идет по кругу и опоясывает весь дом. Вот это номер! Мы стоим красные, с трудом переводя дыхание. Неужели отсюда нет выхода?

Вдруг где-то позади нас слышатся медленные тяжелые шаги. Они не принадлежат никому из тех, кого мы уже видели. Ледяной ужас вползает под рубашку. Быстро шмыгнув в узкий каменный мешок, мы мгновенно взбираемся на знакомую балку.

– Как курицы на насесте,– злобно шепчет Федор. Но я вижу, что ему тоже не по себе. Гулкие шаги все ближе.

Внезапно, огромная черная тень закрывает весь проем и замирает. Кто-то стоит, молча, всматриваясь в темноту, укрывающую нас. Еще немного и я закричу от напряжения или свалюсь вниз. Изо всех сил кусаю себя за палец, и резкая боль приводит меня в чувство.

Тень сдвигается, и тяжелые мерные шаги постепенно удаляются. Едва я успеваю перевести дух, как Федор спрыгивает вниз и тянет меня.

– Ты что, спятил, куда?!

– Идем за ним. Куда-нибудь он да выйдет. А то так и будем ходить по кругу.

– Если эти головорезы– ученики, то можешь себе представить, какой у них учитель!

Но Федор остается глух к моим доводам.

– Жди здесь!– командует он и тенью выскальзывает в коридор…

Бесконечное ожидание на стертых каменных ступенях становится невыносимым. Федора нет уже с полчаса. Я так напряженно вслушиваюсь в тишину, что начинаю различать шум дождя. Он здесь, похоже, идет постоянно. Долгое напряжение слуха сыграло со мной злую шутку. Мне кажется, что я продолжаю ловить малейшие шорохи, но, возможно, я просто засыпаю на несколько минут. Видимо, сказывается усталость. И потому появление Федора вначале кажется продолжением сна. Он предстает, словно в какой-то дымке. Но его шепот мгновенно пробуждает меня:

– У тебя что, голодные обмороки начались? Совсем раскис здесь! Но ничего, скоро я тебя обрадую. Пошли!

Я встаю и покорно плетусь за ним, пока он, сделав мне знак, не замирает. Перед ним закрытая дверь, с виду ничем не отличающаяся от остальных. Секунду-другую он еще вглядывается в известные ему приметы Удостоверившись, что не ошибся, он вытаскивает из мешка узкую металлическую пластинку и осторожно отжимает язычок потайного замка.

Запах жареного мяса густой волной ударяет из открывшейся двери, и я чуть не падаю на Федора. Но он мгновенно втаскивает меня в комнату и притворяет за собой дверь.

Небольшая клетушка метров пять-шесть в длину с низким закопченным потолком – скорее всего кухня. Прямо в центре ее пылает огонь в очаге, сложенном из грубоотесанных камней, а на решетке жарится мясо. Целая баранья нога!

– Ну, как? – самодовольно спрашивает Федор и, достав острый, как бритва ножик с деревянной ручкой, похоже, собирается завтракать. И хотя голод вот-вот победит мою осторожность, я все же успеваю спросить:

– А ты уверен, что мясо жарят именно для нас?

– Как же, дождешься! Мастер учеников-то своих кормит одной овсянкой на воде. Я ведь и в школьной, так сказать, столовой, уже побывал, незавидный у них завтрак. А эта баранина ждет Самого. Так что давай, не стесняйся! Он-то, небось, если попадемся, сомневаться не будет, Живо разделается с нами. А так хоть на сытый желудок…

Нарисованная им картина возможного будущего не смогла бы у меня вызвать аппетит в обычных условиях. Но здесь – дело другое. И мы оба, обжигаясь и не слишком соблюдая приличия, приступаем к завтраку. А заодно и к вчерашнему ужину. В общем, от бараньей ноги вскоре остаются только жалкие объедки. Похлопав себя по животу, Федор благодушно замечает:

– Однако Мастер нам этого не простит.

И, выкладывая на стол книги, поясняет:

– Ты что думаешь, куда нас занесло? Это же школа колдунов!

– ???

– Ну да, именно колдунов. Я тут кое-что услышал, пока искал выход. Нам действительно лучше убраться отсюда. Поели – и в путь!

– Попить бы теперь, – я с трудом шевелю пересохшими губами. Во рту все горит от щедро наперченного мяса.

– С этим здесь сложнее. Видишь ли, Мастер предпочитает всем напиткам вино из цветков адониса. Может, попробуешь?– судя по сузившимся от сдерживаемого смеха глазам Федора, он уже успел попробовать и теперь не прочь поразвлечься за мой счет.

– Знаешь, что-то не хочется. А что пьют ученики в лесной школе?

– Ну, у них все просто. Воду из колодца. Пойдем, заглянем к ним в столовую.

В закопченной стене есть аккуратная дверца из тонких досок. Федор по-хозяйски открывает ее, и мы попадаем в довольно просторное помещение с длинным широким столом у стены, по обе стороны которого стоят низкие, грубо сколоченные лавки.

На столе с десяток пустых глиняных чашек. В углу очаг с дымящимся закопченным котлом. Окон здесь тоже нет, но на стене чадят два факела.

– Где же вода?

Но Федор превосходно ориентируется и здесь. В темном углу стоит высокая пузатая бочка с тяжелым ковшом. Подождав, пока я напьюсь, Федор говорит:

– Отсюда можно выйти через подземный ход. Но он идет мимо класса, а там сейчас урок. Так что тихо, как мышь…

Сказавши это, он наклоняется и тянет за толстое кольцо. Чуть скрипнув, поднимается квадратный кусок дубовой половицы. Приложив палец к губам, Федор начинает спускаться в подвал.

– Книги!– вдруг вспоминает он.– Принеси книги!

Я кидаюсь к двери и толчком распахиваю ее.

Кто-то мягко хватает меня за руку и, потянув на себя, с такой силой заламывает ее за спину, что искры из глаз! Потная ладонь наглухо запечатывает мне рот, а со всех сторон щедро сыпятся тумаки и затрещины. На голову снова нахлобучивают узкий мешок…