Текст книги "Истина прямо здесь (СИ)"

Автор книги: Татьяна Матуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Истина прямо здесь
Татьяна Матуш

Правый хвост, Левый хвост

  Ее звали Доминик. Эстонка? Полька? Немка? Не знаю и знать не хочу. У нас таких женщин нет.

  Да простят меня все дамы и девушки нашей огромной и необъятной родины. Я не говорил, что вы – хуже. Просто она была иной. Чужой и чуждой.

  Судите сами: вечер, дождь. Одинокое такси на углу Колчанова и Торкая. Рядом шикарный ресторан, так что я стою и жду, твердо зная, что рано или поздно что-то мне обломится. Рядом со мной стоят и ждут еще с полдюжины извозчиков разной степени новизны и отмытости. А что? Кому "шашечки", а кому и ехать. Нет, конечно, у миллионеров свои тачки, либо такси им вызывает служба ресторана: удобное, с кондишеном и кожаным салоном и, самое главное – проверенное. Ну а мы – мы тоже при делах. Не все же тут миллионеры. Есть и "средний класс"...

  ...Пара, внезапно появившаяся в дверях, на "средний класс" никак не тянула. Он – высокий, невероятно, до полного обалдения элегантный – таких костюмов я не видел даже в европейском кино. Узел галстука ослаблен, челюсть вперед и льдистые глаза, похожие на закрытые окна. Именно так – на окна, не просто закрытые, а где жалюзи опущены, и все запоры приведены в положение "антивзлом".

  Она появилась следом, чуть-чуть припозднилась, видимо прическу поправляла... Первое впечатление – ноги. Длинные-длинные. И не просто палки, а ноги, со всеми их плавными изгибами, со сводящими с ума круглыми коленями, ноги, обтянутые темными колготками, в темных узких туфельках, на таких каблуках, что на некоторое время я даже про ноги забыл. Как она в них не падала? Дальше... ну, платье какое-то, жакетик. Кажется.

  Больше я ничего в тот миг не разглядел, потому что этот, с холодными глазами сначала что-то сказал, потом повторил, уже громче – я не разобрал, что. Она не проронила ни слова. И тут он... Ей-крест, не вру – этот ледяной мужик вдруг, без всяких предисловий рухнул на колени. Я сперва даже решил – плохо ему, и дернулся, было. А он застыл, ткнулся лицом в эти невероятные ноги и начал что-то говорить, говорить. Она не слушала. Она стояла и смотрела на город, где один за другим гасли огни, и молчала. Ни слова. Потом шевельнулась – он отпустил ее сразу, и пошла. Пошла на этих каблуках, переступая так, словно не было на земле силы, способной сбить ее с ног. И я только через несколько мгновений понял – идет ко мне.

   Все-таки иногда рефлексы бывают умнее мозга. Я открыл дверцу, даже не подумав, что мое синее, слегка импортное ведро совершенно не подходит для транспортировки таких женщин. Черт, да у нее, наверное, духи дороже стоили, чем моя машина.

   Но я открыл дверцу, и она села.

   – Куда? – спросил я. Честное слово, абсолютно бесстрастным голосом спросил.

   – Прямо, – бросила она.

   Тогда я впервые услышал ее голос. Мягкий, усталый. Почти затопивший меня своей холодной глубиной.

   Вырулил я на одних рефлексах. И типа, ринувшегося наперерез, объехал на них же, родимых.

   Ночью по Торкая ехать одно удовольствие: пусто, спокойно. И не тормознет никто, потому что никто никого здесь не тормозит. Одних чревато. А с других особо взять нечего. Желтые яблоки фонарей отмечали наш путь: один, второй, двадцатый.

   – Поворачивать где?

   – Все равно.

   Я чуть повернул голову. Она была похожа на силуэт, вырезанный из темной бумаги и наклеенный на городскую ночь, которая была лишь самую малость светлее. Резкий профиль. Нос с горбинкой. Красиво очерченный рот и маленький подбородок, выставленный вперед так же упрямо, как у того типа. А дальше – шея невероятной длины в холодном газовом шарфике. Ниже я глаза опустить не решился, побоялся во что-нибудь врезаться, но и того, что разглядел, было вполне достаточно.

   Я не великий знаток драгоценностей, но в ушках у нее были не стразы. Стразы не могут сыпать холодными искрами, так, словно в розетке закоротило.

   – Проблемы? – поинтересовался я, не особо рассчитывая на ответ.

   Она повернула голову. И тут я действительно чуть во что-то не врезался. Или в кого-то. Потому что впервые разглядел ее глаза: длинные , большие, но почти без белка: сплошная радужка густого темно-синего цвета. И ресницы – совсем не пушистые, скорее – острые. Стрелы – вот правильное название. И она меня почти убила!

   – Я завтра умру. Как вы думаете, это проблема?

   Пронзительный звуковой сигнал пролетавшего мимо "Шеви" напомнил мне, что я хоть и труп , а все же веду машину, то есть на осевую вылезать, наверное, не следует.

   – Не понял, – сказал я. Глупо, зато именно то, что думал, – Вам угрожают? Или вы...

   – Нет. Я не больна, у меня нет врагов, я никому не должна денег. Просто мое время кончилось.

   – Вы что, гороскоп прочитали? – удивился я, слегка успокаиваясь. Обычный психоз, у богатых бывает. И дело даже не в том, что "с жиру бесятся" или "заняться нечем". Просто большие деньги – это почти всегда большой стресс. Не думали об этом? Говорят что деньги – это энергия. Ну так попробуйте взять в руки два конца оголенного провода... Рискнете? Ну а я вот даже не подумаю. Давали. "Подержать", естественно. Больше не хочу. Одного раза хватило.

   – Меня зовут Доминик, – сказала вдруг она, и я впервые понял, чем меня так цепляет ее речь. У нее был легкий, почти незаметный акцент. "Н" она произносила немного тверже, чем нужно. И "о" у нее было именно "о", не "а". ДОминЫк, значит...

   – Себастьян, – брякнул я. В темно-синих глазах мелькнуло что-то.

   – Правда?

   – Шутка. Олег.

   – Вы приняли меня за... ночную бабочку? – она, похоже, не оскорбилась. Скорее, позабавилась.

   – Там был ваш муж? – спросил я, не отвечая на вопрос.

   – Карен? Муж? – Доминик легко улыбнулась, – Забавно. Жаль, что он вас не слышит.

   – А что было бы? – спросил я, уже понимая, что лучше бы этого не делать.

   – Убил бы, – сказал она так равнодушно, что я мгновенно понял – не врет. Действительно убил бы. За одно предположение.

   – Почему? Разве быть мужем такой... шикарной женщины – оскорбление? И почему – жаль? Чем я-то успел вас обидеть.

   – Ничем, – пожала плечами Доминик, – просто вы подвернулись очень кстати. И, к сожалению, оказались неплохим человеком. Мне нужна была машина. Любая. А Карен, по крайней мере, убивает быстро, не мучает. Он предлагал мне. Но я отказалась.

   – Предлагал... убить? – опешил я.

   Доминик медленно кивнула.

   – Умолял. На коленях стоял. Никогда бы не подумала, что он на это способен. Я считала, что у него нет сердца. Но оказалось, что его нет у меня.

   – Бред какой-то.

   – Что вы хотите, – сказала вдруг Доминик, – есть у вас какое-нибудь желание?

   Я метнул в нее донельзя изумленный взгляд, предусмотрительно сбавив скорость.

   – У меня есть все. Деньги. Наверное, их много. И есть вещи. Разные. Вы что-нибудь хотите? Я дам вам это.

   – Последнее желание приговоренного, – хмыкнул я.

   – Что-то вроде того,– кивнула женщина, очень внимательно разглядывая меня, – должна же я хоть немного компенсировать вам то, что так неудачно села в вашу машину.

   – Куда мы едем? – перебил я, – Не то, чтобы в свете нашей общей скорой смерти это было важно, просто улица заканчивается.

   – А куда бы вы хотели меня отвезти? – мягко улыбнулась она.

   – К себе домой, – выпалил я раньше, чем прикусил язык. Она... черт, да она даже не удивилась.

   – Везите. Это далеко?

   – Какая разница? – хмыкнул я, волевым усилием пытаясь удержать мир в привычном положении.

   – Если это очень далеко, мы можем не успеть, – спокойно пояснила Доминик.

   – Не успеть... до утра?

   – О, нет. Не думаю, что времени так мало. Если мне не отказывают мои внутренние часы, у нас есть еще почти сутки. До следующей полуночи.

   – Эй, а ваше имя точно не Золушка? – уточнил я, разворачиваясь вопреки всем правилам движения, через двойную сплошную.

   – Нет, – покачала головой Доминик, – определенно, нет. У этой сказки счастливого конца не будет, потому что... Потому что счастливый конец...

   – Никому не нужен? – встрял я в ее внутренний монолог.

   – Опасен, – поправила женщина. – Слишком опасен.

   ...Полный бред! Я тихо офигевал, потому что ОНА!!! Женщина с невероятными ногами, духами и призовыми тараканами в голове действительно поднималась ко мне в мою квартиру... черт, прибраться я там, конечно, и не подумал, но, надеюсь, хотя бы трусы с батареи убрал? Или нет? В подъезде было темно, и я тихо порадовался... Как оказалось – рано.

   – "Олегатор" – это про вас? – спросила она, и в ее мерзлом голосе впервые проскочили вполне человеческие нотки. Она – улыбалась?.. – Я вижу в темноте, – пояснила Доминик, в ответ на мой недоумевающий взгляд

   – Кто это вас так ласково?

   – Бывшая жена, – буркнул я.

   – А-а. Тогда понятно, – отозвалась Доминик с такой интонацией, будто и впрямь я ответил ей исчерпывающе. На все вопросы разом.

   Первое, что бросилось мне в глаза, когда я щелкнул выключателем – злосчастные трусы, которые, конечно, висели, себе, на батарее. Я метнулся, было, прикрыть, а потом... Пепельница у дивана, пустая чашка с потеками кофе прямо на телевизоре, стареньком, с жутко грязным экраном, оборванная занавеска, горшок с засохшим цветком и, как минимум, два кило пыли под диваном. Что в кухне творится – даже думать не буду. Доминик, кажется, спрашивала про желания? Так вот, есть у меня одно желание – немедленно провалиться сквозь землю.

   Я поднял глаза на свою чудесную гостью.

   – У тебя уютно, – улыбнулась она.

   Ага, вот, значит, как теперь интеллигентные девочки называют обычный холостяцкий свинарник. Уютом. Надо будет запомнить. В следующий раз, когда мама или бывшая супруга с официальным дружественным визитом заявятся и начнут опять зудеть, что я квартиру зас... А вот хрен вам, скажу я. У меня уют!

   Тут я кстати вспомнил, что, согласно гороскопу, который где-то прочитала Доминик, жить нам с ней осталось ровно сутки, так что и мамуля и Надюха неактуальны... И так мне от этого хорошо стало, что захотелось немедленно, прямо сейчас, выйти в окно и прогуляться по облакам. И что, что пятый этаж. Зато к звездам ближе!

   – Вы... пить что-нибудь будете?

   – А что у тебя есть?

   Я пожал плечами:

   – Надо посмотреть. Пиво точно есть. Кофе – возможно. Чай – если только старый. Шампанского точно нет.

   – Я не люблю шампанское, – сказала Доминик и, совершенно спокойно, не обращая никакого внимания на состояние пола, разулась.

   Это уж потом, задним числом, я сообразил, что на таких каблуках ходить, наверное, очень тяжело, все равно, что все время на цыпочках.

   – У меня тут тапки есть. Они вам... наверное, враз будут.

   – Бывшей жены? – поинтересовалась гостья.

   – Ну... в основном, – брякнул я, даже не подумав, что можно и соврать. Даже нужно, наверное. Просто – вот почему-то не совралось.

   – Путь будет пиво, – Доминик прошла по моему сто лет не чищеному паласу в тапочках, которые оказались ей все же чуть-чуть велики, и опустилась на диван, вытянув свои невероятные ноги. Тут я, наконец, бросил думать про трусы на батарее, отмер, пинком выкатил из угла небольшой пуфик, аккуратно приподнял это совершенство, обтянутое темными колготками, и уложил, как мне показалось, удобно...

   – Пиво сейчас будет. Вы... Вам в кружку или так не побрезгуете? Я так люблю.

   – Спасибо, я тоже люблю так.

   Пиво, хвала всем богам, у меня было вполне пристойное, светлый мюнхенский "Хеллес". К нему нашлись какие-то левые кальмары, пакетик сухариков, колбаса в нарезке и початая банка маринованных корнишонов. Все это я сервировал на разделочной доске, водрузив ее прямо на диван между нами. Просто подумалось – так лучше. Не хочу, чтобы Доминик решила, что я, пользуясь случаем, притащил ее сюда чтобы напоить пивом, а потом приставать начну. А вот не начну!

   – Да я и не думаю, – улыбнулась она.

   – Я что, сказал это вслух?

   Она покачала головой. Невозможные густо-синие глаза, даже не глаза – очи – смотрели спокойно и доверительно.

   – Просто все твои мысли на лбу крупным шрифтом пропечатаны, да еще с подсветкой. А я, ты уж извини, Олег, читать умею.

   – Что, правда, все? – ужаснулся я, – и про трусы?

   Она засмеялась. Она смеялась, слегка откинувшись на спинку дивана, долго, с удовольствием. Потом взяла свое пиво и мягко прикоснулась горлышком к горлышку моей бутылки.

   – За новое рождение, – тихо и непонятно сказала она, – пей, Олег. За это обязательно нужно выпить... хотя бы глоток. И переходи, наконец, на "ты".

   ...Это оказалась самая странная ночь в моей жизни. Изысканную, как многослойный коктейль, Доминик, не смутили ни огурцы прямо из банки, ни «левые» кальмары, ни «Емеля». Она спокойно отщипывала всего по чуть-чуть и отправляла в рот, так, словно я и впрямь угощал ее чем-то приличным. А у меня даже хлеба не оказалось! Но она не то что не поскандалила, как Надюха, она... Ей, кажется, все нравилось.

   Вторая странность заключалась в том, что пиво не кончалось. Мы сидели, грызли этот псевдопролетарский андеграунд, болтали ни о чем, смеялись, прихлебывали из бутылок, а там все еще было и было...

   В какой-то момент я убрал доску на пол и потянулся к ней. Ну, даст по морде, подумаешь! Большое дело. Мало я по морде получал? Зато потом всю жизнь вспоминать буду, какую женщину чуть не поцеловал!

   По морде я не получил. Ее губы оказались мягкими, нежными. Но, почему-то, никак не раскрывались.

   – Доминик... Я что-то не так делаю? Тебе не нравится? Ты скажи, как нравится – так и будет.

   – Мне нравится. Только я не знаю – как. Что нужно делать?

   Я сначала даже не понял... А потом, когда до меня, как до жирафа, дошло, наконец – я решил, что неправильно дошло. Не может же быть, чтобы она ни разу не целовалась? Ей, даже навскидку, лет тридцать точно есть. Не может быть!

   – Я должна была хранить себя, – тихо прошептала она, глядя мне прямо в глаза – до этой ночи. Сегодня мне все можно. Но я ничего не умею. Ты меня научишь?

   Что должен делать нормальный мужик, если к нему ночью в машину подсаживается взрослая дама в бриллиантах, напрашивается в гости, хлещет пиво, а потом объявляет, что она – девственница? Да выставить эту аферистку на улицу, как минимум, а то и в полицию сдать! Коту понятно, что...

   – Олег? – тихо позвала Доминик.

   – Педагог из меня, – фыркнул я, – Ты... В общем, слушай свое тело, оно все знает. И ничего не бойся. Давай сюда свое пиво, я поставлю. И – урок первый: улыбнись. С таким серьезным лицом впору в суде выступать. Анекдот тебе рассказать? Ползут три мыши с дискотеки...

   Она снова улыбалась, и, кажется, слегка расслабилась.

   – Вот эта часть мужской анатомии называется губы, – продолжил я, – Они такие же, как у тебя, только не накрашенные. А то, что внутри – это язык. Он хороший. Мягкий. Мокрый. Ласковый. Как у собаки. Тебя когда-нибудь собака в нос лизала? Ну вот, а я еще лучше собаки.

   Не знаю, смотрела ли Доминик мультик про Карлсона, но рассмешить ее получилось. А губы, готовые для смеха, считай, готовы и для поцелуя. В общем, через минуту она уже все поняла. А еще через полминуты я решил, что ничего не понимаю в этой жизни. Учитель, блин. Гуру. Я думал, что умею целоваться? Я умел делать что-то другое, технически, может быть и похожее. Но никогда раньше у меня под кожей не текло вместо крови жидкое электричество.

   – Доминик, – прошептал я, цепляясь за остатки разума, – вы помните, куда я пиво поставил?

   – Ты, – поправила она, – ты помнишь. Помню, а что?

   – Если я совсем забудусь, и ты захочешь меня остановить, а я не услышу, хватай бутылку и врежь мне как следует по башке, хорошо?

   – Странные эротические фантазии, – нервно хихикнула она, – а если я не захочу тебя останавливать?

   – Значит, мне повезло.

   – Или мне...

   И на этом, собственно, разумный диалог закончился. И черт с ним.

  Да-а, еще одно... До сих пор я думал, что пивом светлым напиться нереально, пусть даже бутылки были какие-то странные, вечные. Но как иначе объяснить мне то, что когда мы, устав, отдыхали, сжимая друг друга и не решаясь даже на миг разомкнуть руки, в приоткрытую форточку вдруг влетела тварь, здорово похожая на маленького, злобного птеродактиля. Небольшая головка, длинная челюсть с неплохим набором мелких зубов, вороньи черные глаза и серые кожистые крылья. Хвоста я не разглядел. Как-то резко не до хвоста стало, когда тварь села на валик дивана и каркнула:

   – Развлекаешься, Доминик? Ну и как?

   – А хорошо! – с вызовом ответила моя девочка, приподнявшись на локте. Она совсем не испугалась, и даже, кажется, не удивилась. Скорее, она была раздосадована, что нас так беспардонно прервали.

   – Ну и умничка, – умилилась тварь, – а ты все помнишь?

   – Хотела бы забыть, – огрызнулась Доминик, – да разве вы дадите!

   – Сегодня в полночь...

   – Как – сегодня? – вздрогнула она, – я думала, у меня есть еще сутки.

   – Сутки и есть, – кивнула тварь, – почти. Сейчас двадцать минут первого. – Как Дорогу открывать – помнишь?

   – Процитировать? – сощурилась Доминик, – там немного, всего тринадцать страниц.

   – Нет, нет, не стоит. Если помнишь – все в порядке. Главное, не опоздай.

   – Приду на пять минут раньше, – отчеканила моя женщина, – а теперь лети-ка отсюда, кайфоломщица. Надеюсь, тебе есть, где переночевать.

   – Да уж найду, – тварь натурально пожала плечами, – ну, до полуночи, – щелкнула страшноватой пастью и исчезла. То ли в окно вылетела, то ли в воздухе растаяла.

   – Что это было? – в обалдении спросил я.

   – Ничего существенного, – Доминик пожала точеным плечиком и нежно улыбнулась мне, – сейчас, в это время и в этом месте вообще не происходит ничего существенного – кроме тебя.

   Я почти смутился, честное слово. Ну что я такого сделал? Да все удовольствие – мое, а она смотрит – и сияет.

   – Я хочу прожить самый обычный день, – сказала она.

   – ?

   – Как живут люди. Что делают...

   – Завтракают. Потом можно на прогулку сходить. Будем считать, что сегодня выходной, – решил я, – потом... ну, я обычно телевизор смотрю. Да это скучно, Доминик. Давай придумаем что-нибудь...

   – Давай будем завтракать. Потом пойдем на прогулку. А потом будем смотреть телевизор.

   Скажи она: давай искупаемся голыми в фонтане, а потом прыгнем с крыши, я бы и тогда подписался не глядя. Телевизор – так телевизор, крыша – так крыша. Все что хочешь, моя невозможная, потрясающая женщина. Все для тебя.

   И мы завтракали, потом действительно гуляли по парку, взявшись за руки, как пара влюбленных подростков, и даже покормили пару красивых, но наглых лебедей. А потом включили видик, "Лару Крофт"... Но фильму не повезло, потому что едва мы оказались на диване, Доминик сама потянула меня за джемпер – и это дорогого стоило.

   Сымитировать можно все что угодно. Женщина может выть как мартовская кошка и при этом ничего не чувствовать. Но есть момент истины. Если в тот миг, когда страсть уходит и возвращается рассудок, она старается отстраниться, под любым предлогом: ты слишком тяжелый, мне срочно нужно в ванну... Значит все было не так и не с тем. А вот если она не разжимает рук, если неосознанно стремиться удержать, и если ее первый сознательный выдох, хриплый и нежный, тебе в ключицу вместе с сухим легким поцелуем – тогда это ТВОЯ женщина, до донышка твоя.

   Доминик оказалась моей.

   ...И на этом все хорошее закончилось – и началось страшное.

   Я ведь ей не поверил. Даже не смотря на это... эту... ворону кожистую, помесь попугая с зонтиком. Я был дико счастлив и поэтому дико глуп. И когда вдруг обнаружил, что не могу пошевелиться – даже не испугался.

   – Что со мной? – спросил я.

   Моя девочка сосредоточенно рылась в сумочке, вынимая и выкладывая на столе по порядку: несколько разноцветных мелков, две бутылочки с чем-то жидким золотистого и зеленоватого цвета, какую-то коробочку, судя по звуку – с железками.

   – Прости.

   – И все? – я пока не злился. И даже не боялся, хотя выглядело все это реально зловеще. Особенно когда она откинула палас и, наскоро махнув веником, принялась вычерчивать мелками какие-то линии и символы. Можно было подумать, что милая Доминик – жрица какого-то зловещего культа, или, банально, агент секты – и готовится принести меня, любимого, в жертву своему принципалу.

   – Ты снова сможешь двигаться, когда я уйду, – произнесла она. Акцент, который я почти перестал замечать за эти сутки, вдруг резанул ухо.

   – Уйдешь? Куда? – опешил я. Смешно, но отчего-то такую возможность я даже не рассматривал. А она ведь... Ее духи, бриллианты и место, где я ее встретил... Этот мужчина, который убил бы всего лишь за предположение, что он мог оказаться ее мужем. Ведь где-то она раньше жила, и, наверное, ее ищут.

   – Я должна идти к престолу Лунга. Время моей жизни истекло. Я говорила об этом.

   Доминик взяла из сушилки две плошки и аккуратно вылила в одну – зеленое вещество, в другую – золотистое, при этом, едва не сопя от усердия, потому что толстые шерстяные нити, которые она пыталась там пристроить, почему-то не ложились как надо. Наконец как будто все получилось и она, с облегчением выдохнув, опустилась на колени, выставляя плошки на концах получившейся фигуры.

   – Доминик, – напомнил я о себе.

   – Да, я все расскажу, – отозвалась она, – ритуал открытия Дороги долгий, я успею. Просто сейчас мне нужно сосредоточиться. Здесь ничего нельзя перепутать. Еще полминуты, хорошо?

   – Да, я помню – тринадцать страниц, – фыркнул я и мысленно дернулся, – так он мне не приснился?

   – Кто? – не поворачиваясь ко мне, спросила Доминик.

   – Этот... ящер летучий.

   – Тафия. Это девочка, – ее голос потеплел, – как тебе могло что-то присниться, если мы не спали?

   Исчерпывающе!!!

   – Доминик!?!

   – Олег, не сердись. Я же тебе сказала – не повезло нам. Обоим. Мне. Тебе.

   Она, наконец, закончила раскладывать серебряные монеты, подошла и мягко опустилась на пол у моих ног. Взяла меня за руки – я по-прежнему не мог шевельнуться, но шею слегка отпустило, и я смог смотреть на нее. Ее невозможные темно-синие глаза, которые, вот глупость, отчего-то упорно казались мне знакомыми, смотрели грустно, но спокойно. Совершенно спокойно. И уверенно. Так смотрит человек, который принял решение.

   – Олег, раз в пять тысяч лет Душа Мира уходит на второй круг перерождения. И ее нужно заменить. Это большая честь. Замена готовится не просто до рождения. Даже не до зачатия – еще раньше. Подбираются не только родители, а все предки до пятого колена. Это я к тому, что замена в последний момент невозможна. Да и не нужна. Я не собираюсь бежать от своего долга.

   – Доминик, извини, но ты... точно здорова?

   – Когда откроется Дорога, ты мне поверишь, – кивнула она, – а пока просто послушай. Я росла с этим. Я готовилась – и я готова.

   – А я? Досадная помеха? Пятое колесо?

   – Ты – очень важная часть ритуала. Ключевая, – Доминик улыбнулась мне так нежно, что мое скованное жутью сердце слегка трепыхнулось, – Перед тем как заменить Душу Мира, я должна была обязательно научиться любить. Иначе плоть Лунга меня бы просто не приняла... в качестве Души.

   – Лунга? – ошалело повторил я, – А это еще что за зверь?

   – Дракон, – так же спокойно ответила Доминик, – Великий Дракон. Один из пяти.

   – И... что? Как его плоть должна тебя... принять? Он что, съест тебя, что ли?

   – Я не знаю, как именно проходит ритуал, – пожала плечами она.

   – Бред! – высказался я.

   Я, наверно, выдал бы что-нибудь покруче "бреда", может быть даже и матом. Но тут в квартире начали происходить странные вещи, и мое справедливое возмущение временно заткнулось. Внезапно по странному рисунку, который изобразила Доминик, побежали огни святого Эльма... Или что там бегало по мачтам парусников в бурю? В общем, что-то такое голубенькое, что аж зелененькое, а центральный символ – здоровущий кракозябр, напоминающий китайский иероглиф "Распродажа, два по цене одного", вдруг словно провалился вниз...

   Я, просто так, для справки, на пятом этаже живу, и внизу у меня соседи. Но колодец, который открылся из обычной панельной пятиэтажки, вел куда угодно, только не к Михе Романову.

   – Будем ждать, – сказала Доминик, – сейчас стражи проверят, кто открыл Дорогу, и вышлют провожатого. Тогда и видно будет.

   – Чего – видно? – не понял я.

   – Куда идти. В этот молочный кисель прыгать как-то страшновато, – Доминик улыбнулась нерешительно, краешком губ.

   Елки Зеленые! То, что дракон сожрет – не страшно, а в кисель – так мы, типа, боимся... Ой, что-то ловчила моя девочка.

   А внизу и в самом деле клубилась какая-то белая субстанция, отдаленно напоминающая молочное желе. Иногда в нем что-то такое проскальзывало, но настолько быстро, что я даже не улавливал: горы, море, дома...

   – Слушай, – сказал я, чтобы что-то сказать, потому что еще одна минута молчания, и у меня началась бы форменная истерика, – а зачем она вообще нужна, эта Мировая Душа.

   – Ну как... – Доминик даже опешила, – А как без нее? Вот ты мог бы жить без души?

   – Живу же, – буркнул я, – вернее, жил... До вчерашнего дня.

   – И как? С душой – лучше? Вот и миру с душой – лучше. А без нее миру пусто будет.

   Прозвучало это почему-то зловеще. Хотя сами по себе слова были простыми и совсем не страшными. Ну, будет миру пусто – и что?

   – Совсем пусто, – пояснила Доминик. Она уселась у моих ног поудобнее, и тихо заговорила, не отводя своих невероятных глаз, – пусто – значит, у мира ничего не будет. Ни воды, ни звезд, ни детей, ни прошлого... ничего. Вообще ничего, понимаешь? Пусто... Так нельзя.

   – А отбирать тебя у меня можно?

   Она тихонько вздохнула.

   – Не повезло тебе. Просто не повезло. Так бывает. Ты потерпи немного и все пройдет.

   – "Все пройдет, и печаль и радость..." – уныло процитировал я.

   Время, меж тем, шло – и белый кисель становился проницаемым. Теперь сквозь него уже можно было разглядеть, что, если и впрямь ждала мою девочку долгая дорога, то не в казенный дом, и не к марьяжному королю, а в довольно красивое место, где было много прозрачной и чистой воды, из которой торчала скала характерной формы. Проклятье! Где-то я ее видел. И не в телевизоре. Я там был. Мед, правда, не пил. Пил водку. Ел рыбу... Не вспоминалось. Надюха сказала бы что это – стресс. А мамуля – что меньше пить надо, тогда и с памятью проблем не будет. И обе они были бы правы. И стресс имел место, и пить, конечно, нужно меньше, тут с ними не поспоришь.

   Провожатых Доминик дождалась. Если это были они. Но, похоже, больше некому.

   Муть окончательно рассеялась и из колодца выпорхнули две птицы густо-лазоревой окраски, с длиннющими, попугайскими хвостами, желтыми, янтарными глазами навыкате и охряными клювами страшненькой формы – крючком. Доминик улыбнулась и, встав, протянула им руки.

   – Пора, – сказала она, – Безумно хочется тебя поцеловать, но я не буду. Потому что если я это сделаю – то я останусь.

   Она развернулась и медленно шагнула к колодцу, уверенно поставив прямо на бездну ногу в тапочке. Потом вторую. Немного постояла, словно пробуя невесомость на вкус. И исчезла.

   А вместе с ней исчезло и все остальное: плошки, монетки, ее туфли, забытые в прихожей. Даже палас лег на место.

   – Черт, – выругался я, – Черт, черт!!!

   ... – Звали?

   Голос был хриплый, каркающий. И прозвучал откуда-то из-за спины.

   – А ты – черт? – обалдел я. А что, тут уже столько всего произошло, что и черт был бы в тему: все в суп, все пригодится.

   – Ну, не совсем. Культурный пласт другой. Я – птица Луань, свидетельствующая о приходе в мир новой Души... – И давешний птеродактиль вспорхнул мне на плечо, ощутимо придавив его... почему-то я думал, что эта кожисто-чешуйчатая тварюшка легче, там ведь и мяса-то нет, сплошные перепонки. Чешуйки у нее железные, что ли?

   – Медные, – поправила Тафия, – что случилось-то? Зачем тебе вдруг понадобился черт?

   – Мне срочно нужно на Ольхон, – заявил я.

   – Ммм, – Тафия понятливо качнула клювом, – а самолетом не пробовал?

   – Она сказала, что придет на пять минут раньше, – выпалил я, никак не реагируя на подколку, – думаю, что у меня есть только пять минут. За такое время у нас в городе не то, что самолет – такси не приезжает, это я тебе говорю, как специалист.

   Темные глазки птероптички подернулись серо-розовой, на вид очень нежной перепонкой. Заснула? Думает?

   – Тафия! – позвал я, – время, время!!!

   – А что ты за ней не прыгнул? – хрипло поинтересовалась птица.

   – А она меня обездвижила, – скривился я.

   – Умная девочка. Ей бы не Душой, а Разумом... А то опять какой-нибудь кретин попадется и будет пять тысяч лет сплошной глупости.

   – А давайте вы сами разберетесь, кто у вас душой, кто сердцем, а кто желчным пузырем... Без нас! А Доминик будет просто моей женой. Так можно?!!!

   – Э-э-э, – Тафия щелкнула клювом, – да кабы мы могли сами, кто б вас дергал. К сожалению, Олежка, нет у нас ни Души, поскольку сотворенные, но не одухотворенные, ни Сердца, потому что не живые, а лишь сущие вовне, ни Разума – поскольку его, скажу тебе по секрету, вообще нигде нет. Разум – это миф. В отличие от драконов.

   – Тафия!!! – взмолился я.

   – А иди, чего уж там...

   Моя кожисто-чешуйчатая "журавушка" махнула крылом и под ногами снова заклубился молочный кисель.

   – Ныряй. Тебе проводников не пришлют.

   – Как мне ее найти?

   – Двигай к Шаманке. Престол там, – каркнула птичка.

   В кисель я нырнул как некогда в парашютный люк – головой вниз. Наверное – на рефлексе. Мягкая нега обняла меня со всех сторон, закутала, закачала... Знал бы, что так это приятно, давно бы в какую-нибудь мистическую задницу сунулся. Век живи – век учись, дураком помрешь.

   Место я вспомнил правильно: Байкал, остров Ольхон, скала Шамана или, если по-простому, «Шаманка». Вероятно, самое мистическое местечко на всех необъятных российских просторах. Если где и жить дракону, то только тут. Опять же, и туристы рядом – тропа нахожена. Вот только где этот Великий Лунг, или как его там, прячется во время нашествия самопровозглашенных Королей Шаманов? Или он не прячется, и короли не такие уж самопровозглашенные, и их призрачная эзотерическая власть вполне легитимна? Кто знает? Если только Тафия. Но она, при всей своей болтливости, похоже, отлично умеет фильтровать базар, и лишнего из своей зубастой пасти не выпустит.

   ...Свою девочку я увидел сразу. Она стояла, спиной ко мне, лицом к груде камней, возвышающейся над зеркалом дивно-прозрачной воды и, развернув руки ладонями вверх, вся подавшись к этой скале, запрокинув голову что-то говорила... наверное. Я был далеко и ничего не слышал.