Текст книги "Стань светом моим (СИ)"

Автор книги: Татьяна Медведева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Уж лучше воспитывать его одной – у него не будет разочарований. И у меня тоже. Ведь Глеб, надо признать, хотя и схож по некоторым поступкам с Дон-Кихотом, однако всей своей сутью больше Арлекино – насмешник и балагур, чем его соперник Пьеро, преданно любивший свою даму сердца. Часто не поймёшь Глеба: то ли шутит он, то ли говорит всерьёз. Разве с таким человеком можно строить семью!

Мне же безумно хочется иметь большую крепкую семью, чтобы у моего сына было много родственников с обеих сторон, не как у меня – с одной. Бальзамом на душу было для меня признание Валеры, что у него четыре сестры. Он мимоходом обмолвился об этом в Сочи, а сознание моё с умилением зацепилось за такую новость, как великую радость.

Что ни говори, вопреки моему здравому смыслу, я не переставала тянуться к Валере. Не понимаю, почему женщины любят красивых холодных негодяев, хотя хорошо видят их суть. Так было всегда, и я не исключение. Как там сказал Оскар Уальд, «женщин не надо понимать, их надо любить»? В самую точку попал. Действительно, даже сама женщина часто себя не понимает, потому что рассуждает не умом, а сердцем. Иначе, как объяснить, отчего красавица цыганка Мирела терпит побои глупого мужа, отчего Оксана, моя умница мачеха, вышла замуж за человека старше её на двадцать лет, который не выносит возражений и неповиновения?

А сама я? По правде сказать, мне бы надо выкинуть из мыслей Валеру и избегать его, как чумы. А я же, размазня размазнёй, всё надеюсь и надеюсь, что кусочек льда в холодном сердце мужа растает или выскользнет, как у Кая из сказки «Снежная королева», и он очнётся и примет меня с сыном с распростёртыми объятиями. Ну не глупая ли надежда?

Две недели спустя на перемене увидела в дверном проёме аудитории, в которой наш курс занимался, мужчину в генеральской форме. Не сразу узнала в нём отца: он похудел и казался выше, чем мне помнилось, на подбородке щетина, словно не брился несколько дней, а в густых тёмных коротких волосах проглядывает явная седина. А отец так гордился, что долго оставался не седым, не то что многие его сверстники.

– Папа! – радостно кинулась я к нему в объятия. – Откуда ты взялся? Даже не позвонил!..

– Я не мог удержаться, – смеясь, возбуждённо целовал и обнимал меня отец, не обращая внимания на удивлённые лица моих однокурсников, с любопытством уставившихся на свалившегося невесть откуда генерала. – Лишь ненадолго заехал в Москву, и сразу сюда всей семьей! Оксана с Данилой у тебя на квартире с Антоном остались, а я помчался к тебе, Таисья!

Зажатая в крепких отцовских руках, я вдруг, как в детстве, почувствовала себя защищённой от всех невзгод. Его горячая любовь опять била ключом и обволакивала меня своей животворной силой.

– Ах, Тайка, Таюшка, упрямыш мой родной! – шептал он мне на ухо взволнованно. – Ну и внука-богатыря ты мне родила! Неожиданно, но приятно!

Отец забрал меня с занятий, мы поехали на такси ко мне, на квартиру. Усевшись в машину, я сразу предупредила его:

– Об отце Тоши, прошу, не расспрашивать ни у меня и ни у кого другого, он существует только на бумаге! Пусть там и остаётся! У нас притворный брак! Дай слово, что не будешь его искать и встречаться с ним, не будешь грозить и что-то требовать с него. Пожалуйста!

Отец удивительно легко согласился ни во что не вмешиваться. Заметив в моих глазах изумление, обнял меня и произнёс тихим голосом:

– Не хочешь быть замужем – ну и не надо! Придёт время – захочешь, тогда и выйдешь по-настоящему! Ребёнок в жизни не помеха. Мы тебя без помощи не оставим!

– Да я и сама могу о своём сыне позаботиться! – твёрдо заявила я.

– Конечно, кто спорит! – Пронзил меня успокаивающим взглядом отец и усмехнулся. – Только не я с моим мягким характером! – Я невольно хихикнула.

Отец, его жена и мой братик пробыли у меня всего несколько дней. Тётя Маруся жила в деревне – занималась посадками в огороде. Глеб и девчонки из общежития, понимая, что будут лишними, тактично не появлялись. Так что мы наслаждались в полную силу тихой семейной жизнью. Если, конечно, шумную всеобщую суету вокруг Тоши, громогласные отцовские наставления-опасения и шиканья на подвижного, как вьюн, Данилку можно назвать тихими. Я с облегчением вздохнула, когда тепло попрощалась с семьёй в аэропорту.

Глава VI

Вечер выдался тёплым, почти летним. В комнате стоял неповторимый запах цветущей черёмухи, исходивший с улицы через открытую балконную дверь на кухне. Мы с Тошей только что погуляли и собирались приступить к вечернему купанию.

Я набрала уже для него воду в ванночку, установленную на стульях в нашей с сыном комнате, как вдруг раздался звонок. Наверное, пришла бабушка Анна, подумала – она собиралась угостить меня пирожками, которые обычно пекла по субботам.

– Дверь открыта! Заходите! – повернув ключ в дверях, крикнула и, не взглянув, кто пришёл, быстро помчалась обратно в комнату, где мой нетерпеливый сыночек-звоночек заливался плачем. – Сейчас, сейчас мамочка добавит Тошеньке в воду отвара череды, чтобы водичка была антисептической, разденет любимого мальчика и будет купать его как в мировом океане! – ласково запричитала я, раздевая на пеленальном столике стихшего малыша.

Дверь сзади скрипнула. Осторожно взяв голенького сынишку на руки, я повернулась, ожидая увидеть доброе пухлое лицо бабы Ани, но вместо неё передо мной стоял Валера. От неожиданности чуть не уронила ребёнка.

– Откуда ты взялся! – изумлённо вскрикнула и крепко прижала к груди Тошку, положив головку на сгиб локтя.

– Ты меня впустила. – Едва взглянув на меня, Валера преспокойно во все глаза уставился на ребёнка. – Это мой сын! – с трепетом произнёс и с благоговением взял в руку Тошкин кулачок. – Привет, сынок, я твой папа, давай познакомимся! Смотри, Тась, он мне улыбается!

Действительно, мой расчудесный ребёнок при виде Валеры предательски растянул губки в улыбке.

– Это у него мышцы лица сокращаются, – буркнула я. Надо же, вспомнил, что стал отцом, явился – не запылился! И для чего притащился? – Не думай, что он рад тебя видеть, он же тебя не знает. Даже, будучи в животе, тебя не слышал, так что уходи подобру-поздорову. Нам нужно купаться, ужинать и спать. Ты мешаешь! – горячо возмутилась я.

– Я пришёл познакомиться…

– Познакомился и убирайся! Чтоб духу твоего рядом не было!

Но, похоже, грозные мои слова отскочили от Валеры как об стенку горох. Он и носом на них не повёл, не смутился, а как ни в чём не бывало уставился с откровенным восхищением на Тошку.

– Можно мне его подержать? – Но прежде чем Валера успел протянуть обе руки к сыну, я отпихнула его плечом.

– Не смей к нему прикасаться! У тебя руки грязные! – Вообще-то в эту фразу я не вкладывала буквальный смысл, наоборот, произнесла с намёком на непорядочность Валеры, но он намёк не понял или не захотел понять, а ухватился за буквальный смысл слов радостно, как за палочку-выручалочку.

– Я их вымою. Где тут у вас ванная? – И быстренько исчез в коридоре, мне оставалось от возмущения только топнуть ногой.

Вернувшись буквально через минуту, муж сходу подключился к Тошкиным водным процедурам.

– Не бойся, не утоплю. – Бесцеремонно отстранил меня. – Я младшую сестрёнку купал и племянников. А ты займись чем-нибудь другим.

– Раскомандовался тут! – хотела было я на него накричать да вдруг расхотела. Ни к чему сыну выслушивать ругань непутёвых родителей. Вон как он доволен: сучит ножками, от блаженства чуть ли не гулит, когда ловкие отцовские руки нежно массируют ему плечики и грудку.

Мой ребёнок разомлел, раскраснелся, тёмные волосики раскудрявились – ну точно ангелочек или кукольный пупсик. Сколько в нём очарования!

Обычно, когда заканчивалось купание, в ожидании пока я приготовлю грудь для кормёжки, он орал во всю мочь, а тут терпеливо ждал. Можно подумать, проникся благоговением от встречи с родным отцом.

Вскоре чистенький, запелёнатый в памперс и фланелевую пелёнку мой сыночек с упоением сосал грудь. Валера, не дожидаясь, пока его попросят, вылил воду из ванночки и унёс её в ванную комнату.

– Ты молодец, что сама кормишь, – деловито похвалил меня, когда вернулся.

– А кто же должен кормить? – фыркнула я на глупую похвалу. – Я его родила, значит, во мне для него появилось и молоко. И куда мне его тратить, как не на сына? -ворчливо пробормотала и повернулась к Валере спиной, чтобы он не видел мою оголённую грудь.

Усевшись с другой стороны кровати тоже ко мне спиной, муж притих. В комнатной тишине стало слышно только Тошкино причмокивание. Наконец, ребёнок насытился и уснул. Я бережно переложила его в кроватку и, обернувшись, строго взглянула на поникшего головой Валеру.

Он тут же вскочил. В глазах его читалось тревожное ожидание, наверное, подумал, что я его сейчас выгоню, но я спокойно сказала:

– Пойдём на кухню, поговорим! – Надо же выяснить, зачем он явился.

Тут как раз пришла бабушка Аня со своими горячими пирожками и сразу заторопилась назад. Так что мы вдвоём стали чаёвничать, правда, к пирожкам я Валере разогрела в микроволновке ещё и котлеты с картофельным пюре. Я сама прекрасно готовлю, меня научили Оксана и сочинская бабушка, даже могу печь торты. Но котлеты в этот раз были не мной приготовлены, их принёс Тёма утром, а жарил Ашот, тем не менее я молча приняла от Валеры благодарность за вкусный ужин, словно всё готовила сама.

К удивлению нас обоих, мы мирно разболтались о начавшейся несколько дней назад сессии, о несданных ещё экзаменах, о предстоящей практике. Валера собирался отрабатывать в Волгограде, я – в Москве, насчёт меня Оксана уже договорилась с одной из столичных газет.

Я так и не спросила, зачем приходил муж – не решилась нарушить установившееся перемирие.

На следующий день он снова явился. Прямо с утра. Шёл только десятый час. Мы с Тошей едва продрали глаза. Проспав девятичасовое кормление, возмущённый сын разорался во весь голос, из-за чего я еле услышала дверной звонок.

– Думал, вы давно встали! – с такими словами Валера ворвался в квартиру. – Это что у вас за рёв? Антон заболел? – спросил тревожно.

Я помотала взлохмаченной головой. Будучи непричесана, чувствовала себя не в своей тарелке и в растерянности принялась теребить поясок своего цветистого ситцевого халатика. Валера смотрел на меня каким-то странным взглядом, казалось, ему нравилась моя утренняя взъерошенность.

Наконец, мне удалось справиться со смущением, и я, нарочно зевнув, сердито произнесла:

– Мы плачем встречаем почти каждое утро, уж извини, терпеливостью Тоша не обладает. А ты зачем пришёл?

Валера проигнорировал вопрос.

– Сын весь в меня, – радостно заявил. – Мать говорила, младенцем я тоже орал на всю Ивановскую, ей спать не давал. А Антон как спит?

– Прекрасно! Он соня! Так, что ты собрался делать? – не унималась я, загородив ему путь в спальню, где не переставал вопить обиженный невниманием Тошка.

– Мы погуляем с часок с Антоном на улице, там прекрасная погода. А ты можешь готовиться к экзамену.

Не ожидая такой беспардонной наглости, я не нашла в ответ лучшего, чем рассмеяться Валере в лицо.

– Кто тебя просит! На прогулку по воскресеньям Тошку вывозит Глеб. Он придёт после обеда.

В потемневших глазах Валеры отразилось недовольство.

– Почему какой-то долбаный бродяга художник должен гулять с моим сыном? – взбунтовался он. – Разве можно чужаку доверять ребёнка? А вдруг он извращенец или решит украсть Тошку?

– Надо же, какое благородное негодование! Материализовался тут вдруг ни с того ни с сего без спросу и уже права качает! – возмутилась я. – Ты же его знать не хотел, сомневался – твой или не твой!

– Мой! Никогда я не сомневался. Давай не будем спорить, слышишь, сын плачет, -сказал миролюбиво Валера и ринулся рысцой в ванную комнату, по-видимому, вспомнил моё предупреждение насчёт грязных рук.

Мне ничего не оставалось, как направиться к плачущему в кроватке голодному сыну и сунуть ему в ротик вожделенную грудь, предварительно обтерев её влажным полотенцем. Тошка сразу смолк, заработав губками, а после того, как насытился и икнул в своё удовольствие, выпуская воздух, уставился своими зеленовато-болотными глазками на отца.

До тех пор Валера молча сидел у стола в ожидании. А когда Тошка наелся, не спрашивая, взял у меня из рук ребёнка и бережно прижал к себе, придерживая за спинку. Стройная крепкая его фигура напряглась, спина выпрямилась, широкие плечи, обтянутые белой трикотажной футболкой, расправились, словно подготовился к чему-то торжественному.

Что-то в облике моего невсамделишного мужа изменилось. Он как бы наполнился добротой. Куда-то девалось его привычное непроницаемое выражение лица. И налёт высокомерия улетучился. Взгляд потеплел. На щеках заиграли приятные ямочки. Стал почти таким же обаятельным, каким был летом в Сочи. У меня замерло сердце.

О нет! Хватит с меня его обворожительности! Неймётся мне во второй раз попасть в одну и ту же лужу. Ясно же, с ним безумьем будет каждый день. В нём – море эгоизма, а радости – отдельные капли.

Привлекательность Валеры не должна меня трогать. Не следует ни на минуту забывать о договоре, где после слов, отпечатанных на компьютере: «Обязуюсь не вмешиваться в жизнь Таисьи Лебедевой и её сына» – стоит размашистая подпись Валеры.

Как-то я слышала от сослуживца отца одно забавное выражение. Когда его спросили, почему он не вернётся на прежнюю должность, он ответил: «Я на один и тот же горшок дважды не сажусь!» А меня так и тянет… О боже, какая же я беспринципная и бесхарактерная! Ко мне повернулись чуть добром, а я уже таю в предвкушении сплошного «вери гуда и вери мач». Не спасает и упрямство, полученное в наследство от отца.

Вероятно, мне следовало родиться в другом веке. Лучше всего в восемнадцатом или в начале девятнадцатого – во времена романтизма с его возвышенностью чувств и утончённостью манер. Я бы там пришлась ко двору, вернее, вежливое тогдашнее общество оказалось бы мне по душе. Не случайно, несмотря на мою горячность, я не люблю употреблять в своей речи привычное для моих сверстников словечко «блин», выражающее досаду. Само собой, не кривлюсь и не морщу нос, услышав молодёжные жаргонизмы, но признаюсь, моим ушам приятнее, когда они не звучат.

Ещё ничего не произошло, Валера даже не заикнулся о своих истинных намерениях, а я уже была готова всё от него принять, что он соизволит дать. Как бы я на него ни наскакивала и ни сердилась, в душе моей жила убеждённость, что никто не имеет права лишать детей моментов радости общения с родителями.

Тем более, если Валера желает пообщаться с сыном. Пусть это продлится недолго, следует радоваться хотя бы малому.

Моя мама не желала со мной общаться, она даже не писала мне писем из своей «заграницы».

Однажды уже в десятом классе в школу ко мне пришла красивая пожилая дама в нарядном светло-сером костюме и назвалась бабушкой, маминой мамой. Я торопилась на контрольную, к тому же растерялась от неожиданности. Потупилась, застеснявшись, и ляпнула резко, что не желаю с ней разговаривать. Дама очень рассердилась и заявила раздражённо:

– Я так и знала, учтивость в тебе отец не воспитает! – На язвительные слова я не нашлась, что ответить, взяла да и юркнула в класс.

С тех пор бабушку с материнской стороны я больше не видела. И поэтому каялась, что не плюнула тогда на контрольную работу, не расспросила о матери, которую почти не помнила. Я даже не знаю, есть ли у неё ещё дети – мои братья и сёстры, вспоминает ли обо мне, представляет ли взрослой, а может, я для неё так и осталась пятилетней, какой была при расставании.

И почему она меня бросила? Неужели не любила? Мне помнились её объятия и ласки. Возможно, они мне приснились. И Тошке будут когда-нибудь сниться отцовские объятия. Даже если и так, нельзя отказывать ему в этих снах. Ведь я люблю сына больше всех на свете! Поэтому приму от Валеры его запоздалый интерес к сыну и, если это будет от меня зависеть, продлю его. Чего бы мне это ни стоило.

Во второй половине дня пришёл Глеб, как и обещал. Ему ужасно не понравилось, что Валера нянчится с Тошей и вместо него собрался с ним на прогулку. По сдвинутым бровям и нервно ходившим желвакам было видно, что он еле сдерживает себя и, как только Валера спустил коляску и забрал на прогулку Тошку, напустился на меня:

– Он же уронит ребёнка или перевернёт коляску! Разве можно рисковать Тошкиным здоровьем!

На мои попытки его успокоить Глеб сердился ещё больше. В конце концов, мне пришлось привести его в чувство, подняв голос до крика:

– Он отец, и от этого никуда не денешься! А ты просто друг!

В ярко-синих глазах Глеба заплескалась обида, буквально всего несколько секунд назад грозные и напористые, они стали теперь печальными и непримиримыми.

– Значит, я просто друг? – Он горько усмехнулся. – А я думал, гораздо больше. – Резко развернулся и направился к выходу из квартиры. Мои извиняющие слова «Не обижайся, Глеб!» потонули в громком стуке стальной двери.

Глеб не показывался недели две, тем не менее сообщил мне по сотовому телефону, что находится по делам в Москве. Зато Валера был у нас с Тошкой с утра до вечера каждый день. По очереди мы ходили на консультации и сдавали экзамены, благо, были в разных группах.

Однажды он остался ночевать, а потом с согласия тёти Маруси перенёс свои вещи из общежития. Правда, спал он отдельно. Когда Глеб появился, его глазам предстала идиллическая картина из семейной жизни – мы с Валерой дружно купали Тошку.

Терпеливо дождавшись, когда мы уложим сына спать, Глеб попросил меня выйти с ним на кухню для разговора. По правде сказать, я чувствовала себя неловко: у меня ещё никогда не было такой ситуации, чтобы из-за меня соперничали парни, а тут, бесспорно, было явное противоборство. Тот и другой злобно посматривали друг на друга, как псы, не поделившие кость.

Безусловно, мне следовало выйти и объясниться с Глебом начистоту. Признаться, я давно стала подозревать, что отношение его ко мне не только дружеское. Да и подруги мои это заметили. И как можно было не заметить, если Глеб бросал на меня пламенные взгляды, упорно приходил ко мне и рисовал мой портрет не раз и не два – я на «плотинке», я выхожу из университета, я нежно обнимаю Тошку…

Похоже, он влюблён в меня. А мне же, хотя и приятно с ним находиться рядом, хотя иногда его взгляды приводят в смущение, сердце ничего не подсказывает. Не приходит оно в волнение. С Глебом спокойно, надёжно и всё. Неужели этого мало? Для благоразумной девушки было бы достаточно, поскольку Глеб – самостоятельная личность, он знает, чего хочет от жизни, у него есть собственная квартира, наконец. У нас с Тошкой был бы свой дом.

Но разве я отношусь к благоразумным? Скорее всего, нет. Иначе не связывалась бы с Валерой вообще. Иначе не ожидала бы по-прежнему от судьбы любви. Его любви.

– Ты решила сделать свой брак настоящим? – спросил Глеб угрюмо – он знал о нашей с Валерой договорённости на год. – Думаешь, можно вернуть то, чего не было?

Я стояла неподвижно, как статуя, и собиралась с мыслями, как бы потактичнее ответить. Глеб протянул руку и нежно убрал с моего лица прядь волос, закрепив её за ухом, а потом неожиданно притянул к себе и крепко обнял. Я почувствовала, как часто забилось его сердце.

– А ну-ка отпусти её! – Послушалось сзади меня. Охнув, я быстро отпрянула от Глеба и обеспокоенно взглянула на рассвирепевшего мужа, который метал гром и молнии на соперника. – Не смей к ней прикасаться!

– Она тебе ненастоящая жена! – Ненавидяще сверкнул на Валеру глазами Глеб и повернулся ко мне. – Я люблю тебя, Тэсс, ты же знаешь, я женюсь на тебе и Антошку усыновлю, как только ты разведёшься!

– Ты спятил! – грозно стал наступать на него Валера. – Я ещё жив и не собираюсь уступать тебе сына и жену! Я навсегда вернулся в семью и никогда не уйду! – Оторопев, я стояла, как истукан, раскрыв рот от изумления; весь имеющийся словарный запас застрял у меня в горле.

– Скажи ему, что он заблуждается, – попросил меня Глеб с надеждой. – Скажи, что не примешь его, он опоздал!

– Он – отец, я не могу прогнать его!

От моих слов Глеб сразу сник, синие глаза его потухли.

– Ты будешь каяться потом. Он не будет любить тебя так, как я, и понимать, как я тебя понимаю, – произнёс Глеб с горечью и ушёл.

Глава VII

Четыре года спустя.

Телефонный звонок разбудил меня, когда я уже была охвачена первыми сновидениями. Дребезжащий звонок бесцеремонно врезался в мой сон и вынудил подняться с кровати и взять трубку. Мельком взглянув на настенные часы, отметила: двенадцатый час ночи – и кому я так поздно понадобилась.

– Да? Слушаю! – испуганно пролепетала. – Кто это?

– Неважно. – Донёсся из трубки странный, леденящий кровь незнакомый шёпот. – Ваш муж сейчас у своей любовницы Натальи Семенковой, а не в командировке, как он говорил. Они в доме её матери в пригороде.

Валера буквально часа два назад позвонил мне по сотовому телефону и сообщил, что выехать не сможет: что-то в машине забарахлило, придётся налаживать, а потом переночевать в гостинице. Чтобы не выезжать в ночь, лучше ранним утром ехать. Неужели обманул меня?

Надо признать, в последние месяцы у нас с ним установились напряжённые отношения. Муж взрывался, как порох, по каждому пустяку, общение с ним для меня то и дело становилось своеобразным минным полем: чуть сделаешь шаг не по его нутру – он уже гневается или хмурится без объяснений.

Я терпела, успокаивая себя тем, что жена должна быть мудрее мужа и не выходить из себя из-за каждой ерунды, лишь таким образом можно сохранить семью. Так обычно поступала Оксана, когда отец горячился. Она говорила: «Пусть выпустит пар». Действительно, после эмоционального всплеска отец быстро успокаивался и приходил в благодушное состояние. Валера тоже был отходчив. Проходило какое-то время, и он чувствовал себя виноватым.

– Я верю мужу, – как можно спокойнее сказала телефонному незнакомцу. – А вы, с какой целью звоните?

– Мне вас жаль. – Голос стал глухим и одновременно шипящим, словно разговаривал удав из детского мультика. Теперь что-то в нём мне показалось знакомым, но это что-то сразу же неуловимо исчезло. – Они сейчас занимаются любовью. Они давно занимаются любовью – с зимней встречи одноклассников. Он вам говорит, что едет к родителям, а сам встречается с ней…

– Глупости! – резко оборвала я анонимного «доброжелателя».

– Не верите? Убедитесь сами! Завтра они встречаются в кафе около его редакции. Они всегда там встречаются!.. – И звонивший отключился.

Будто парализованная, я тупо уставилась на телефон, издающий равнодушные сигналы зуммера, пальцы мои крепко сжимали трубку, наконец, догадалась положить её на место. Внутри всё похолодело и сжалось. Неужели мне Валера изменяет со своей первой любовью – красавицей Натали, как он её называет, делая по-французски ударение на последний слог?

У неё вьющиеся светло-золотистые волосы почти до пояса и кошачьи, чуть раскосые карие глаза с поволокой. Она всегда умудряется выглядеть изящной и эффектной, даже если одета в старые джинсы и свободную футболку. У неё красивая высокая грудь. Все, кто её знает, восхищаются ею и называют обворожительной, волнующей, утончённой.

Об этой девушке я услышала, как только мы с Валерой после окончания университета переехали жить в его родной город на Волге. Он захотел поселиться поближе к дому – родители его жили в частном доме в пригороде, к тому же ему пообещали приличное место корреспондента с неплохой зарплатой в одной из газет.

Мой отец приобрёл нам трёхкомнатную квартиру почти в самом центре города. После ухода из армии он и его друг по академии и службе в Афганистане сумели открыть собственное дело, связанное со строительством саун и бассейнов.

Где бы ни служил отец, везде в свободное от работы время сооружал сауну с бассейном – это было его хобби или страстью. Он сам проектировал, сам руководил строительством, даже сам занимался укладкой плитки и разрабатывал котлы в парилке.

Теперь банное увлечение стало его работой. И оно, несмотря на скептическое отношение жены к его затее, неожиданно пошло в гору и превратилось в прибыльное дело.

Однако деньги на покупку нашей квартиры отец, похоже, скопил ещё будучи генералом, так как приобрёл её до того, как развернули они с дядей Яшей бизнес в полную силу. Кроме квартиры, отец купил нам и машину – японскую, быстроходную и удобную. До сих пор она ни разу не подводила нас.

Кстати, Натали оказалась той самой невестой, о которой ходили слухи в университете, когда мы с Валерой ещё учились.

Первой, кто мне о ней рассказал при переезде на новое место, была младшая сестрёнка Валеры Зойка. Ей в то время исполнилось пятнадцать. Она не скрывала своего разочарования, что брат женился на мне.

– Мы думали, Валера женится на Наташе Семенковой, – с подростковым максимализмом заявила она, оставшись со мною наедине, – Натали такая красивая – глаз не отвести! Ты тоже ничего, только обычная, каких много. А вот Семенкова единственная в своем роде. Они дружили с братом в школе, их не разлить водой было! Такая красивая любовь выпадает раз на миллион!

– И что же им, миллионным, помешало пожениться? – спросила я как можно равнодушнее, скрывая, что откровения девочки задели меня.

Веснушчатое миловидное личико Зойки чуть сморщилось.

– Дурь, наверное, – рассудительно ответила она, поджав губы так, словно была пожилой матроной. – И обстоятельства. Брата забрали в армию, а Натали выскочила замуж за москвича, пацана родила. А как Валера вернулся, она ушла от мужа. Представляешь, бросила ради Валеры богатого москвича! – В голосе Зойки чувствовалось восхищение. Мне это не понравилось, но я нацепила на себя маску безразличия и вежливо опять поинтересовалась:

– Так почему они потом не поженились?

– Так Валера ж на тебе женился! – непосредственно воскликнула Зойка. – А Наташа, узнав, вернулась к мужу в Москву.

Потом из подслушанных нечаянно разговоров моих других золовок и свекрови я поняла, что и они все жалеют о Наташе. Только, пожалуй, бабушка Валеры, отцова мать, была от неё не в восторге. Та как-то выразилась об этой красавице: «Какой была в школе вертихвосткой, такой и осталась! Крутит-вертит мужиками-дураками, а жена из неё никудышная!»

Ко мне родные Валеры, кроме бабушки и отца, отнеслись настороженно. И как я ни старалась им понравиться, что бы ни делала, угодить им не могла. Они не проявляли ко мне особой любви. Однажды, примерно через год после нашего приезда, я услышала разговор двух старших сестёр мужа. Одна из них сказала обо мне:

– Она совсем не похожа на генеральскую дочь, никто в посёлке даже не поверил вначале в это: такая простая, и шарма никакого. Я думала, будет изящной, неприступной, в дорогих нарядах, а она всё время в джинсах да футболках или топах. И грядки полет с нами, как простая!

Мне стало понятно, что холодность сестёр и матери Валеры является следствием того, что не оправдала я их ожиданий. Правда, со временем они оттаяли и приняли меня. Я всегда им охотно давала деньги в долг, не возмущалась, если они забывали отдавать, делала недешёвые подарки, сидела с племянниками, когда просили, не шла на конфликты, даже если меня сильно провоцировали. В общем, стремилась быть настоящей роднёй.

Что касается школьной любви мужа, то при упоминании о Натали я не сильно-то переживала. Мало ли каких любовных увлечений было у нас в прошлом. И мне когда-то в одиннадцатом классе нравился один мальчик. Я вздыхала о нём и представляла в мечтах, что мы дружим. Впрочем, как только он проявил ко мне интерес, сразу разонравился: не по душе мне пришлись его нетерпеливые поцелуи.

В пригородном посёлке, где жили Валерины родители, мне с раскрасавицей Наташей до этого года не приходилось сталкиваться – она туда наведывалась редко. Муж о ней ничего не рассказывал. А я, как мудрая жена, не расспрашивала – зачем будить спящую собаку.

Но, похоже, это сделал за меня февральский вечер одноклассников Валеры. Муж пришёл с него сам не свой. Ничего вокруг не замечал, был взбудораженный, а глаза сверкали радостным огнём.

Через несколько дней вроде бы успокоился, даже рассказал мне, какой красивой по-прежнему осталась Натали, с которой он дружил в старших классах, и как ей не повезло – муж ревнует к каждому столбу, даже на вечер с ней явился и скандал устроил.

– Представляешь, стукнул её при всех, мне пришлось заступиться!

Вероятно, оттого что мы с мужем не переставали заниматься страстно любовью и спать вместе, я не придала особого значения его восхищению бывшей школьной подружкой.

А вот месяца два назад отношения между мной и Валерой заметно изменились. Спать со мной он стал реже, говорил, что устаёт. Засиживался над статьями допоздна, а потом спал на диване в гостиной. Правда, и у меня в эти месяцы на работе была слоновья нагрузка: моя напарница заболела, и мне приходилось корректировать тексты и за неё.

Как мне ни хотелось работать журналистом, к сожалению, удалось устроиться лишь корректором в издательстве. Ещё я подрабатывала переводом статей и инструкций для разных фирм с английского языка. Слава богу, знаю его почти как русский, потому что изучала с пяти лет и к нему у меня оказались способности. Между прочим, денег за подработку я получала в три раза больше, чем за основную, корректорскую, работу.

Перед отъездом Валеры в командировку меня пригласили корреспондентом в газету, куда я раз или два в месяц носила написанные для души материалы, чтобы не разучиться писать.

К тому же в первые два года нашей жизни с Валерой я помогала писать статьи мужу. Он умел хорошо фотографировать и собирать факты, но вот выстроить их логично и интересно у него не получалось. Я как бы просеивала всё им написанное через сито. Убирала всё лишнее, придумывала интригующее начало, занимательный заголовок – и материал, даже обычный репортаж, становился заметным.

Несомненно, с мужем что-то происходит. И хотя я сказала позвонившему инкогнито, что верю мужу, на самом деле была в больших сомнениях. На сердце становилось всё тоскливее. Лучше позвонить и по голосу Валеры попытаться определить правду, чем мучиться в догадках, подумала я. Решительно набрала его номер по сотовому телефону.

Муж долго не отвечал, наконец, откликнулся. Голос его был испуганным и сердитым.

– Тася, что случилось? Что-нибудь с Тошкой?

– Нет, у нас всё нормально, – как можно спокойнее проговорила я, – просто захотелось тебя услышать. Ты машину наладил?

– Ну, конечно, наладил!.. Ты знаешь, что уже ночь! Я спал, ты мой сон прервала! Мне в четыре утра вставать, а потом долго сидеть за рулём! – принялся ворчать Валера.

– Ну, извини, – тихим, полным раскаяния голосом ответила я. – Спокойной ночи! – Но не успела я отключиться, как явственно услышала в трубке женский голос.