Текст книги "Стань светом моим (СИ)"
Автор книги: Татьяна Медведева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
Сердце моё сжала щемящая жалость. Я ласково погладила по спутанным, торчащим во все стороны волосикам девочки. От неё исходил неприятный запах мази, но я не почувствовала брезгливости, наоборот, мне захотелось поцеловать её. Что я и сделала, поцеловав в волосики и щёчку.
– Тася, ты любишь куклы? – спросила у неё, вспомнив о привезённых игрушках.
– Я Тая, – серьёзно поправила меня девочка, – у меня есть Мася, батики ей волоси выделнули, я её в больниську отвела.
По моей просьбе Андрей принёс оставленный нами у входа пакет с игрушками. Я вынула красавицу куклу в розовом, с оборками платьице и нарядной шляпке на золотистых волосах с иностранным именем Диана и протянула малышке. Та с радостью взяла куклу, восхищённо осмотрела её и осторожно прижала к себе, а потом спросила:
– А батикам подалки?
«Вся в папу, – подумала я, – добрая душа, заботится не только о себе, а и о двоюродных братцах. И с чего это сестра Глеба называет её трудным ребёнком?»
Андрей вручил мальчикам машинки, они тут же принялись их рассматривать.
– Хотите чаю? – предложила Ирина, мы отказались. – Тогда побудьте здесь, я достану картину из кладовки, – вспомнила она о цели нашего прихода и исчезла в глубине коридора.
На портрете, написанном маслом, Глеб изобразил меня такой, какой увидел перед нашим с Валерой университетским выпускным вечером. В шифоновом нежно-голубом платье, с завышенной талией, напоминающем наряд Наташи Ростовой на первом её балу. Кружусь, похоже, в вальсе, счастливая и беззаботная. Глеб зашёл тогда к нам проститься – он уезжал в отпуск в Египет. Там он и познакомился со своей будущей женой и увлёкся подводным плаванием. Тогда мы виделись с ним в последний раз.
– Можно я буду посещать Таю? – при прощании попросила я.
– Зачем это тебе? – недовольно сказала Ирина. – Она не игрушка, человек, хоть и маленький, не стоит её приучать к себе. Пусть знает своё место в жизни.
Я промолчала. Да и что могла сказать? И без слов понятно: нельзя приручать, если не уверен в том, что будешь заботиться. А как я могу это делать, не имея в Москве собственного жилья – мы с Тошкой сами живём у бабушки с дедушкой. Им наверняка не понравится, если буду приводить чужого ребёнка. И работать я пока только начала, приходится часто писать до позднего вечера, чтобы сделать стоящий материал.
Всю дорогу, пока мы ехали домой с Андреем, меня трясло от увиденного. Я осознавала, что сестра Глеба, несомненно, позаботится о дочери брата. Конечно, материально Тая не будет нуждаться, но червячок сомнения покусывал меня: получит ли она столько же любви как её двоюродные братья-близнецы. Навряд ли. Ирина сказала, что её муж племянницу не выносит. Значит, не избежать конфликтов. Хорошо, что дочку Глеба удалось устроить в муниципальный детский сад – там она днём под наблюдением воспитателей.
«Я ни за что не позволю …» Ах, Глеб, Глеб! Уж ты-то, наверное, что случись со мной, взял бы Тошку себе, если не было бы у него отца. Подруги бы не взяли – у них своих забот полный рот! А Глеб бы взял – почему-то я в этом не сомневалась.
Бедная девочка! Совершенно очевидно, она тоскует по матери! Недаром сразу потянулась ко мне. Интересно, во всех ли незнакомых женщинах видит маму или только во мне? Ирина сказала, племянница узнала меня по портрету…
Как я могу её взять себе – сердце моё плакало и металось в растерянности. Надо смотреть правде в глаза, я сама брошенная, неприкаянная мать-одиночка. Смогу ли дать ей дом, семью и с нею чувство защищённости? Ах, Глеб, у меня просто нет выбора. Твоей дочери лучше будет жить у твоей сестры. Всё-таки там семья. Да и с чего это я вдруг решила, что Ирина отдаст племянницу в чужие руки?! Не отдаст наверняка.
Попытки Андрея занести картину в дом, я решительно отвергла – не такая она и тяжёлая. Отвергла с не меньшей настойчивостью и предложение его встречаться.
– Прости, Андрей, но у нас ничего не получится, я тебя никогда не полюблю, ищи себе другую девушку, – открыто сказала при прощании.
– Никогда не говори «никогда»! – самоуверенно бросил мне вслед Андрей. – Я подожду, когда ты забудешь Валеру.
Забыла уже, хотелось мне крикнуть ему, но смолчала. Что ни говори, почти целых пять лет жизни были связаны с мужем. И я его любила, как ни больно сознавать. И сейчас он меня волнует. От одного лишь его имени сердце сжимается – с каким бы презрением за это я к себе не относилась. Влечение к Валере сильнее меня, сильнее моего здравого смысла, моей гордости.
Тем не менее его я переломлю. С глаз долой – из сердца вон, время всё изменит. Сумел же отец забыть маму – а ведь как её сильно любил – не только забыл, но и полюбил другую. Уже два месяца я гоню Валеру из сердца вон… Вот разведёмся, и привязанность исчезнет напрочь. Надо только переждать.
Плохие новости, как по закону подлости, цепляются друг за друга, словно кольца в цепи. По сияющим лицам, мамы и Эдварда, сразу поняла – результат теста на отцовство положительный.
– Как он мог, как мог забрать тебя и прятать! – возмущалась бабушка. – А ты вовсе и не его дочь!
Отец не мой отец – в моей голове эта жуткая правда просто не укладывалась. Все свои четверть века я во всём оглядывалась на него, он был моим кумиром, другом и защитником в детстве. Вспомнился один эпизод после моего освобождения из плена. Отец обнимает меня, крепко прижимая к груди. И вдруг резко распахивается дверь подвала. Неизвестно – друг или враг зайдёт. Отец мгновенно закрывает меня собой.
Долгое время я была единственной, самой дорогой для него. Как и он для меня. Мы двое были одной семьёй друг для друга, пока отец не женился во второй раз.
Оказалось, он и не отец мне вовсе, мы совершенно чужие. Ни одной общей капли крови. А родные его считали нас похожими. «Такая же настырная, как отец!» – говорила частенько сочинская бабушка. «У вас привычки до смешного одинаковые: оторвёте когда-нибудь себе ухо, когда сердитесь», – посмеивалась иногда Оксана. И отдельные черты в наших лицах она находила схожими, хотя всё во мне не от него, а от Эдварда. Прав оказался Денис.
Папа!.. Ну, никак не могу представить в этой роли обходительного, вежливого, всегда улыбающегося Эдварда. Это слово больше подходит к моему решительному отцу, умеющему в любой ситуации всё ставить на свои места.
Не хочу другого отца. И как я скажу ему о тесте, это будет удар для него! Как и для меня удар. Второй за день – после сообщения о смерти Глеба.
Глава XIII
Через неделю маме и Эдварду пришлось уехать: возникли какие-то проблемы с выходом научной книги Эдварда. Мало-помалу я примирилась с мыслью о родстве с ним. Отец же, услышав от меня о результатах теста, в первый момент, похоже, потерял дар речи, а когда пришёл в себя, возмутился:
– Это всё, судя по всему, происки старой ведьмы, твоей бабушки. Они с твоим дедом нахимичили. Тест – это подделка.
– Папа, при чём тут дедушка с бабушкой? Мы же ходили в независимую лабораторию.
– Они все независимые – подкупленные! – разъярился отец.
Мне пришлось напрячь все силы, чтобы убедить отца принять неизбежное. Несмотря на своё бурное негодование, он постепенно осознал – ничего теперь не изменишь – и сник, замолчав. Спустя несколько минут горько произнёс:
– Ты ненавидишь меня?
– Папа, как ты можешь такое говорить! – с не меньшей горечью возмутилась я. – Разве ты не видишь, я, как и ты, страдаю и со страхом думаю, что ты меня отвергнешь, а я люблю тебя всем сердцем, даже больше прежнего и не хочу другого отца.
Шагнув к нему, крепко прижалась к широкой надёжной груди. Он тут же охватил меня дрожащими руками и прижался щекой к моим волосам. Сердца наши громко стучали в одном ритме, чем подтверждали, что мы роднее родных.
– Тасенька, ты моя дочь, я люблю тебя и никому не отдам. И плевать на всякие глупые тесты!
– Конечно, плевать! – радостно откликнулась и с облегчением вздохнула. – Я тоже люблю тебя, папка, ты самый лучший отец на свете, никто нас не разлучит. Я всегда буду строптивой дочерью командира.
– Не позволю тебе забыть об этом, а будешь не слушаться, посажу на гауптвахту, -попробовал пошутить отец, но голос его дрогнул, и в нём почувствовалось страдание.
Он повеселел лишь тогда, когда я сказала, что никакой родственной связи с американцем не ощущаю и навряд ли стану звать его отцом.
Месяц спустя шустрый адвокат, нанятый бабушкой, сумел-таки развести нас с Валерой по доверенности без моего присутствия. Он попытался объяснить, как это у него получилось без трёхмесячного примирения, которое обычно присуждает судья разводящимся при несогласии одной из сторон, я не стала слушать: не всё ли равно, что подтолкнуло Валеру быстро согласиться на развод, главное – теперь мы друг другу никто.
Вместе с Оксаной, женой отца, мы слетали в город, где жил Валера, упаковали и отправили багажом мои и Тошкины вещи, в том числе картину Глеба. Нам повезло: мой бывший муж был на работе, поэтому мы без каких-либо объяснений и осложнений управились буквально за два часа. А чтобы не подумал, что квартиру обокрали, я написала записку, передав её, как и ключи, через соседку Ольгу.
Осень быстро вступила в свои права. Дни мои были заполнены редакционными заданиями, вперемежку с собственными журналистскими инициативами. Всё свободное от работы время я старалась посвящать сыну, который днём был в детском саду. Об отце он не переставал спрашивать, хотя я ещё при приезде в Москву сказала ему, что мы пока поживём отдельно от папы. А потом мне пришлось рассказать о разводе.
– Мы с папой разлюбили друг друга, поэтому развелись и будем жить отдельно.
К моему удивлению, сын новость воспринял более или менее спокойно, по крайней мере без слёз.
– Я понял, папа теперь с Костиковой мамой живёт, – произнёс он дрогнувшим голосом. – Но меня папа не должен забыть? Скажи ему, пусть мне на сотовый звонит. Он, наверное, ещё не знает, что ба Лю подарила мне сотовик.
Я попыталась связаться с бывшим мужем, чтобы передать просьбу сына. Однако ни по сотовой связи, ни по стационарному телефону мне не удалось до него дозвониться. Тогда послала ему эсэмэску с нашими с Тошкой координатами – должен же он когда-нибудь просматривать сообщения.
В общем-то, я не горела желанием с ним разговаривать, но обиды уже не чувствовала. После развода в моём сознании как будто что-то рухнуло. И ноющих обломков, как ни странно, не осталось. Перестала страдать и жалеть себя, перестала вспоминать Валеру, он всё дальше уходил в прошлое. В душе не осталось даже сожаления, может, потому что осознала, что после его измены он мне не нужен. Теперь бывший муж был для меня чужим человеком. По сути своей, так всегда и было – только я этого не хотела понимать.
А ещё ощущала свободу. Словно скинула с себя тяжёлую ношу. Похоже, подспудно жившее во мне чувство вины перед загнанным в постылый брак Валерой исчезло. Ему не о чем теперь сожалеть.
И я свободна! Такой невероятный эмоциональный подъём охватил меня, что хотелось летать. Казалось, всё мне по плечу, всё удаётся. Над материалами так усиленно работала, что их стали хвалить на редакционных летучках коллеги, а читатели замечать.
Частенько нас с Тошкой посещал Денис. Его остроты меня веселили. Но я не была в него влюблена, хотя, бесспорно, с ним мне легко и интересно. С его стороны, скорее всего, тоже ко мне нет глубокого чувства, может быть, испытывает лишь лёгкое влечение – это меня радовало, поскольку ещё не была готова к серьёзным отношениям с мужчиной. Не хотела быть никому обязанной и от кого-то зависимой. Видно, Денис понял это и умерил пыл и напористость, перестал при мне забавляться разговорами, которые обычно люди называют флиртом, держался по-дружески.
«Мы только друзья, не более того – никаких обниманий и целований!» – это условие, высказанное мной ему как-то раз, он принял без возмущения, но всё равно при встрече и расставании норовил обнять меня и поцеловать.
– Во Франции принято, встречаясь, целоваться, – заявил, заметив мои недовольно нахмуренные брови. – От поцелуев там никто ещё не умирал, только крепче народ становится.
Денис время от времени приглашал меня куда-нибудь: то в театр, то в кино, то в парк. Я отказывалась-отнекивалась, но однажды поддалась на уговоры – его и бабушки («Не дело ни с кем не встречаться, так можно и одной остаться!»), согласилась пойти с ним в театр.
Субботний вечер обещал быть тёплым и спокойным – это удивительно, ибо в Москве в середине октября обычно по-нудному прохладно и мокро. Вырядившись в новое ярко-синее платье, купленное мамой в одном из недешёвых бутиков, конечно, не от Кардена, но прелестное – из приятной на ощупь, бархатистой ткани, с глубоким треугольным вырезом и узкими рукавами – я заканчивала у зеркала макияж, как вдруг прозвучал зов домофона.
Кто же это может быть, недоумевала, бабушка с Тошкой уехали к дедушке на дачу – он жил там, по большей части, так как на даче проведено отопление и дом там двухэтажный, кирпичный, скорее, не дача, а загородная усадьба, там тихо, спокойно для дедовых «растительных» экспериментов. Не могли же они вернуться! А до прихода Дениса оставалось по крайней мере ещё полчаса. Прежде чем взять трубку домофона, оглядела себя в зеркале и осталась довольна своим видом. Всё вполне прилично: глаза из-под густо накрашенных ресниц сверкают голубизной, осветлённые в Волгограде пряди, поправленные в московской парикмахерской, по-прежнему сохраняют контур романтической причёски, облегающее фигуру платье придаёт элегантность и стройность фигуре. Денис придёт в восхищение – он всегда всё замечает.
Однако вместо красивого баритона криминалиста-атлета, неожиданно услышала в домофоне хриплый голос Валеры. Я с ужасом замерла – его-то только мне и не хватало! Явился как чёрт из табакерки в неподходящий момент. Может, не впускать, не портить себе настроение. Пожалуй, поднимет шум, неудобно перед соседями. Всё равно ведь проникнет в подъезд.
И вот мы, как два ястреба, лицом к лицу. За те секунды, пока мой бывший муж поднимался на наш пятый этаж, во мне успело накипеть раздражение: я только-только приобрела внутреннюю стабильность и уверенность, а с ним вновь замаячили впереди ненужные волнения. Ни за что не позволю ему себя выбить из колеи!
Забавно, и слова не успела сказать, чтобы выразить кипевшее во мне негодование – что, позвонить нельзя, зачем сваливаться как снег на голову – как Валера бесцеремонно опередил меня, накинувшись с оскорблениями, которые казались ужасно несуразными, потому что отнести их можно было, скорее, к нему, чем ко мне. Я опешила от удивления.
– Почему ты орёшь? – наконец придя в себя, попыталась остановить разъярённого экс-мужа.
– Ты меня бессовестно бросила, как ты могла уехать с Тошкой в никуда! – опять начал возмущённо кричать Валера. – Как будто я мразь распоследняя! Как ты додумалась хранить ту злополучную расписку все годы, я думал, она уничтожена! Почему она всплыла на суде, и я в глазах сына теперь дерьмо-дерьмом, никогда не отмоюсь!
Ах, это расписка его возмутила – дошло до меня. Стало быть, он чинил препятствия разводу на суде, выходит, сам виноват, иначе адвокат не воспользовался бы распиской – ему приказано было прибегнуть к ней лишь в крайнем случае. Я хотела сказать об этом Валере. Но какой там, остановить его означало бы встать грудью перед мчавшимся грузовиком. Говорить что-либо было бессмысленно. Легче дать ему выговориться.
– Мой сын – это всё для меня! Понимаешь ли ты, что будет, если он узнает о расписке?! – с содроганием выдохнул Валера и неожиданно стих, словно укатившийся за далёкие горы гром.
От мысли, что Тошка, чего доброго, узнает об отказе отца от него ещё до его рождения – сколько же комплексов он приобретёт! – внутри у меня похолодело.
– Ты прав, я заберу её у адвоката и уничтожу, – промямлила виновато, но тут же против воли сорвалось с моих губ: – Ты за этим приехал? – Слава богу, сердце моё не стучало усиленно и не замирало, как обычно бывало при виде мужа. Чувствовала себя спокойно, словно передо мной совершенно чужой человек.
Тем не менее невольно заметила, Валера осунулся, похудел и казался не выспавшимся. Под глазами – тёмные круги, на подбородке и щеках – двухдневная щетина. Крохотной змейкой в душе шевельнулась жалость. Ну, нет, не дам ей развернуться, следует задушить её поползновения в зародыше.
– Я не признаю развод, без твоего присутствия на суде он не действителен, – вдруг категорично заявил Валера, – твой адвокат так заморочил мне голову, так давил, а потом вывалял меня в дерьме, представив перед судьёй законченным эгоистом, что мне ничего не оставалось, как согласиться с разводом. Хотя я был не согласен и теперь против. Это был не суд, а психоз какой-то вперемежку с гипнозом. – В голосе его звучала неподдельная горечь. – Я никогда не откажусь от сына, так и знай!
– Хорошо, – спокойно согласилась я, чем, похоже, обескуражила Валеру, он удивлённо уставился на меня, – я не запрещаю тебе видеться с сыном. Он тоже очень скучает по тебе. Можешь приезжать, когда захочешь, только предварительно позвони, а то вот сейчас он на даче, ты увидишься с ним только завтра. Ты когда возвращаешься домой?
– После суда я сюда переехал – в Москве обосновался. Живу у Виктора пока, помнишь фотокора, который изредка ночевал у нас, когда был в командировке в нашем городе. – (Я кивнула, припомнив лохматого и бородатого фотокорреспондента одной из столичных газет). – Он помог мне устроиться в рекламное агентство. Нет, не туда, где Андрей, – словно подслушав мои мысли, уточнил Валера, – совсем в другое агентство. Андрей вроде как в длительной командировке, я его не видел с тех пор, как ты уехала. Всё собираюсь к нему сходить. Он стал странный какой-то, сам не звонит и не отвечает на мои эсэмэски, может, что-то случилось у него на работе.
Значит, Андрей не рассказал Валере о своих попытках ухаживать за мной. Это и к лучшему, мне ни к чему встревать между друзьями: никто из них мне не нужен.
– Я хочу заработать на квартиру в пригороде Москвы, – продолжал Валера делиться планами, – хочу быть поближе к сыну. А свою долю нашей квартиры переписал на тебя. Оформил дарственную, так что теперь ты не можешь меня упрекать квартирой. За содержание её заплатил в ЖКХ за полгода. Вот возьми все документы. – Он выложил из кейса кучу бумаг, лицо было непроницаемо-торжественным.
К сожалению, Валера обогнал меня. Со всей этой историей с отцовством и переживаниями из-за смерти Глеба я забыла попросить адвоката довести до конца передачу моей части квартиры бывшему мужу, хотя обещала.
– Ну и напрасно, квартиру ты заслужил, мог бы продать… А у нас с Тошкой есть крыша над головой, мы ни в чём не нуждаемся, – сказала с едва заметной ехидцей, хотя, признаться, была поражена его поступком: мне казалось, он будет безумно рад остаться в освободившейся квартире, куда можно привести женщину своей мечты.
– Квартира куплена на деньги твоего отца, без тебя она мне не нужна, – произнёс твёрдо Валера и нахмурился: – Я не беспринципное чудовище, как бы тебе не хотелось думать.
Он несколько секунд расхаживал по-хозяйски по уютной нашей прихожей, что-то взвешивая в своих мыслях, потом приостановился и внимательно стал изучать меня. В глазах загорелось восхищение.
– А ты стала ещё красивее! И куда ты нарядилась? – В голосе послышались ревнивые нотки.
– Иду в театр с другом, – холодно произнесла я, проигнорировав его «стала ещё красивее».
– Не с Глебом ли? – ощерился вдруг Валера, словно злобный пёс при виде соперника. – Помню, твоя Настя говорила, он переехал в Москву с женой. Ты по-прежнему о нём страдаешь?
– Всё, уходи, надоело слушать твой бред! – не выдержала я. – Катись к своей любовнице со школьной скамьи! А Глеба не смей пачкать! – Возмущению моему не было предела, но я не стала сообщать о смерти Глеба – Валеру моя боль не касается. – Ты забыл, мы с тобой разведены, мы теперь чу-жи-е! – Последнее слово проговорила по слогам, подчеркивая необратимую суть ушедшего в прошлое брака.
– Я сына приехал увидеть, – упрямо произнёс Валера, хмуро на меня глядя.
И тут, очень кстати, распелся мой сотовый телефон. Звонил Денис: он ждёт меня у машины.
– Сейчас спускаюсь, – сказала я с показной радостной нежностью и лихорадочно принялась натягивать плащ, быстренько всунула ноги в новые чёрные сапоги на высоких тонких каблуках, застегнула молнии. На секунду застыв у зеркала, поправила причёску и хладнокровно бросила Валере: – Уходи, я же сказала, иду с другом в театр. Придёшь завтра, только позвони предварительно.
– Ты поменяла номер сотового, – пробормотал сбитый моим равнодушием поникший Валера. И адреса твоего у меня не было. Лишь в суде его получил…
Черкнув на листочке из блокнота номер сотового, сунула бумажку в руки застывшему в виде восклицательного знака бывшему мужу и поспешно направилась к двери, увлекая его за рукав куртки за собой.
На улице небрежно помахала ему рукой: «пока» – и неторопливо пошла к ожидавшему меня на машинной стоянке у иномарки красавцу атлету, выглядевшему, надо сказать, почти как греческий герой, хотя и одетый в пижонистую, отнюдь не античную, кожаную чёрную куртку. Неожиданно для себя чмокнула это «божество» в гладко выбритую щёку, чем невероятно удивила его. Денис открыл передо мной дверцу и заботливо усадил в машину.
Пока он разворачивал свою «тойоту», я краешком глаза успела заметить негодующее и расстроенное лицо смотревшего на нас Валеры.
Глава XIV
Осень – очей очарованье? В противовес поэту я не люблю природы увяданье, мне совсем не приятна её прощальная краса с затяжными моросящими дождями, гораздо больше по душе весеннее пробуждение и летнее цветение, даже с комарами и мухами.
Едва успев распахнуть редакционную дверь, тут же нажала на кнопочку зонта, и он в мгновение ока, как парашют, шумно раскрылся над головой, закрывая меня от свинцового однотонного тяжёлого тёмного неба. За мной на мокрый от моросящего дождя асфальт шагнул Андрей Васильев, тоже прикрывшийся зонтом. Он пришёл в редакцию час назад, чтобы уговорить меня сходить с ним на концерт какого-то сверхпопулярного зарубежного певца. Я не поддалась уговорам, потому что твёрдо решила не иметь с Андреем никаких отношений. Мне хватает того, что Валера с назойливой периодичностью является общаться с Тошкой почти через день.
Вот и теперь стоило о нём только подумать, как он тут же проявился в дождевой пелене.
– А вы что, вместе теперь работаете? – удивился Валера.
– Нет! – резко ответил Андрей и без всякого смущения соврал: – Мы случайно встретились с Тасей. Я пришёл в её редакцию по делу.
Безусловно, мне захотелось пнуть его как следует. Надо же, держится важно, этакая значительная персона, как говаривала моя сочинская бабушка, гордая птица, не пнёшь – не полетит. Всегда он был горделивым притворой. Скорее всего, и в любви ко мне притворяется, только вот зачем – непонятно.
– Хорошо, что мы, наконец-то, встретились, Андрей, – радостно произнёс ничего не подозревающий Валера. – Я уже несколько недель в Москве, а тебя ещё не видел.
– «Она меня за муки полюбила, а я её – за состраданье к ней», – хмыкнув, процитировала я строки из «Отелло» Шекспира. – Что ж, наконец, встретились. Теперь лясы поточите от души, – проговорила не без ехидцы. – А мне надо за Тошкой в детсад. – И, помахав обоим ладошкой, не оглядываясь, поспешила к входу в метро.
Мне хотелось убежать от них подальше, чтобы не видеть их фальшивые лица. Пусть наслаждаются своей показушной дружбой, по горло надоевшей мне за совместные с Валерой годы. О чём, интересно, воркуют бывшие дружки теперь? Расскажет ли Андрей о нашем с ним пребывании в плену, о его пламенной любви ко мне, о которой без конца твердит?
– Едва тебя догнал! – Пробираясь в толпе к стойке у противоположной двери вагона, неожиданно услышала под ухом хрипловатый знакомый голос. Это что, выходит, Валера увязался за мной?
– А как же долгожданная встреча с другом? – хмыкнула, едва повернув голову к нему.
– Мы договорились на завтра. А сегодня я настроился увидеться с Тошкой. – Шепот Валеры защекотал мне ухо.
Непроизвольно отпрянула и повернулась к нему вполоборота, опёршись спиной в стойку – мне не хотелось, чтобы он касался меня. Валера, по-видимому, не понял моих намерений или нарочно проигнорировал их: шагнул поближе и собственническим жестом обнял меня одной рукой за талию, а другой ухватился за поручень над моей головой. И оказался так близко, что я отчётливо почувствовала участившееся его дыхание.
Это привело меня в волнение и раздражение одновременно. Ведёт себя как ни в чём не бывало: будто мы в обычной глупой размолвке, а не в бесповоротном разводе. Я резко убрала его ладонь со своей талии.
– Не стоило тебе приходить к редакции, мы с тобой не влюблённые, чтобы встречать меня с работы, – бросив на него мрачный взгляд, произнесла жёстко.
– Я освободился раньше и подумал, неплохо бы нам вместе зайти за Тошкой.
– Вместе? Заруби себе на носу: вместе мы ничего не делаем, каждый идёт своей дорогой. – И добавила раздражённо: – Мы же договорились, что лично общаться не будем. – Такое условие я выдвинула перед ним, когда мы уславливались о его встречах с сыном. Валера может видеть Тошку, когда захочет и сможет, но со мной только «здрасте» и «до свиданья». О своём приходе всегда должен предупреждать по телефону. Это не потому, что он своим появлением приносит мне страдание. Нет, бывший муж меня теперь ни капельки не волнует. Просто не хочу впускать его снова в свою жизнь. Я довольна её спокойным течением. Даже мысленно не желаю соединять себя с ним. Ясно же, раз всё отрезано, оборвано, бессмысленно соединять и склеивать обрывки – всё равно порвутся.
Намеревается со мной отправиться за Тошкой в детсад? Несомненно, будет сыну нежданная (а может, и наоборот, жданная) радость – увидит нас вместе. И глубокое разочарование, когда поймёт, что это ничего не значит.
– Давай я заберу Антона из садика сама, ты подождёшь у входа, – предложила я.
– Ну, нет! – с жаром заупрямился Валера. – Что, я сопливый ухажёр… болтаться на улице. Я отец. Пойдём вместе.
Дома меня ожидал Денис. Где один, там и сразу три, сердито подумала я, как тараканы, стоит одного увидеть, жди рядом других – так, вроде бы, говорится в народной пословице. И это в такую слезливую погоду, в которую хороший хозяин не выгонит на улицу даже собаку. А они сами добровольно выползли на прогулку, вернее, в гости. Причём незваными.
Впрочем, я постаралась придать своему лицу насколько могла приветливое выражение и, освободившись от верхней одежды в прихожей, с напускной радостью приветствовала гостя. Денис чуть привстал из мягкого кресла, где сидел до этого, развалившись, и поклонился, расплывшись белозубой улыбкой. Мне пришлось познакомить Дениса с бывшим мужем. Оба, не сказав друг другу ни слова, неохотно пожали руки.
Ситуация создалась, скажем, щекотливая. Валеру с Тошкой не отправишь гулять: ребёнок промокнет и заболеет. Придётся им дома общаться. И Дениса не попросишь уйти – бабушка мне этого никогда не простит. Вон она как умильно на него поглядывает. Ещё бы, такой красавец! Особенно в этом голубом свитере с бело-жёлтыми полосками на груди, который удачно обтягивает его сильную, хорошо сложенную фигуру спортсмена.
Тошка тоже обратил внимание на его наряд.
– Дядя Денис, вы такой красивый! – искренне восхитился мальчик.
– Спасибо, Антон! – Денис довольно потянулся в кресле, как пантера, закинул за голову мускулистые руки.
– Очень похож на кота Матроскина, – неожиданно добавил Тошка.
– Чем же? – удивлённо поднял брови Денис.
– Такой же усатый и хитрый, – глубокомысленно заметил мой сыночек.
Я невольно прыснула – уж очень комичным выглядел ошарашенный необычным сравнением моего сына Денис. Наверняка он привык, что его сравнивают с богатырём из былины, принцем из сказки или каким-то киноактёром, а тут – с задрипанным уличным котом с не очень уживчивым характером. Но, осознав, что неприлично хихикать над гостем, особенно когда у бывшего мужа заискрились насмешкой глаза, напустила на себя строгий вид и отправила сына с отцом в нашу с Тошкой спальню.
– Давай сходим куда-нибудь поужинать, предложил Денис.
– Она заболеет – на улице непогодь, – резко вмешался в наш разговор на мгновение приостановившийся на пороге Валера.
– А мы на такси, туда и обратно, – отозвался Денис, при этом на моего бывшего супруга и не взглянул, словно его нет.
Хоть и не очень хотелось выходить в мокроту, но назло Валере (раскомандовался тут, словно любящий муж!) согласилась поужинать с Денисом в ближайшем кафе, чтобы ехать было недалеко.
На обратном пути в такси меня так и подмывало спросить у него, почему он ходит за мной, несмотря на то, что я не проявляю к нему особого интереса. Действительно, почему? Денис завидный жених: красив, умён, есть собственная трёхкомнатная квартира -её ему отец, предприниматель, купил, знаю со слов бабушки. Есть и машина, её он сам заработал, тоже бабушка доложила. Семья у него обеспеченная, на редкость, дружная. Кроме Марка, есть ещё один брат, самый старший из всех, который невероятно богат, бизнес у него покруче, чем у отца, но внешне выглядит просто и доступно, хотя ходит с телохранителями.
Матери Дениса, из-за ребёнка, я не очень нравлюсь, вот бабушка его, как и моя, уверена – мы подходим друг другу.
Из их разговоров мне известно, Денис жил года два так называемым гражданским браком с дочкой одного удачливого предпринимателя, Кларой, девушкой красивой, но избалованной и истеричной. Впадёшь тут в истерику с таким красавцем, за которым ежедневно сотни девиц бегают наперегонки. Природа, видно, перестаралась, наделив его излишней красотой, чем, на мой взгляд, ужасно навредила ему, ведь нормальная женщина, заботящаяся о внутреннем спокойствии семьи и детей, не захочет связать свою жизнь с ним.
А я себя относила к нормальным. Это мечтать приятно о подобном красавце, а жить лучше с человеком попроще. Если я не сумела удержать Валеру, человека, с более скромной внешностью, хотя и привлекательного, то такого, как Денис, вовсе не остановлю. Хотя нельзя сказать, что он мне не нравится. На него приятно смотреть. И слушаю я его с удовольствием. А вот в сердце впустить – Боже упаси! Он разобьёт его в тот же миг, как только проберётся туда.
– Думаешь, читаешь меня как книгу? – Денис, как будто подслушав мои размышления, сверкнул белозубой улыбкой из-под красивых тёмных усиков. – Тася, взгляни на меня без предубеждения, я гораздо более мыслящее существо, чем тебе кажется.
– Кто бы сомневался, – фыркнула я непроизвольно и улыбнулась как можно шире, чтобы сгладить свою язвительность, но то ли от выпитого в кафе бокала вина, то ли из духа противоречия, не удержала свой язычок – подражая актёру Яковлеву в фильме «Иван Васильевич меняет профессию», чуть сощурившись, произнесла, качая головой: – Меня терзают почему-то смутные сомнения, а не охотишься ли ты на меня потому, что я не бегаю за тобой. Не в уязвлённом ли самолюбии всё дело? Такое тебе в новинку. Только, увы, я не та дичь, которая тебе нужна. На вкус я более жёсткая.
