Текст книги "Беспокойное путешествие"

Автор книги: Татьяна Кузнецова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Но вот спутники услышали вдали мерный четкий звук, переглянулись, однако не замедлили шаг. Легкая улыбка скользнула по губам Энны – недолго пришлось ей скучать. Цокот копыт приближался, и вскоре она могла уже определить примерно, сколько лошадей идет им навстречу.

– Пять или шесть, – тихо сказала она Одинокому Путнику.

Он кивнул. Меч в его большой крепкой руке казался игрушкой, да Шон и не думал принимать грозный вид. Напротив, в отличие от воинственной Энны, в глазах которой уже зажегся лихорадочный злой огонек, он расслабился, улыбнулся заранее приветливой спокойной улыбкой, зная по долгому опыту, что никогда нельзя вступать в бой первым, тем более без особой причины.

– Вот они... – молвил Шон, убирая меч за спину.

Действительно: в следующее мгновение далеко впереди появились черные точки. Они двигались быстро, так что скоро стали видны шлемы и копья, а потом различимы и лица, и масть лошадей.

Всадников было шестеро. Тот, что ехал первым, смотрел исподлобья, угрюмо. Одетый в простое темное платье, он казался бы слугой пятерых своих спутников, закованных в железо, если б не надменное выражение тонкого бледного лица, гордая осанка и великолепный длинный меч без ножен, притороченный к седлу. Вороной конь его с длинной шелковистой гривой был необыкновенно красив.

Заметив прохожих, всадники пустили лошадей вскачь. Только тот, что ехал первым, презрительно усмехнулся и нарочно попридержал вороного. Похоже, он находился в неком противоречии со своими сопровождающими.

Приветливая улыбка на добродушном лице Шона стала шире. Девушка взглянула на него с недовольством, но ничего не сказала.

Всадник на мощном кауром жеребце подлетел к ним, остановился в трех шагах и властно спросил:

– Кто такие?

– А ты кто такой? – выступила вперед Энна, которая не выносила, когда с ней говорили таким тоном.

Всадник в раздражении тряхнул головой. Железные воины за его спиной одновременно положили ладони на эфесы своих мечей.

– Я – командор Лобл, капитан стражи города Нилама, – все же ответил он. – А это – мои люди.

– И тот? – Энна кивнула на человека в темном.

Железные воины наполовину вытащили мечи из ножен. Лобл, гарцуя на коротконогом кауром, нахмурился, засопел, усиленно соображая, как достойно ответить этой нахальной девчонке. Так ничего и не придумав, он махнул рукой и гаркнул:

– А ну, прочь с дороги!

– Как бы не так! – Энна шагнула к нему, но тут сильная рука ухватила её за полу куртки.

– Погоди, – с прежней улыбкой сказал Шон, отодвигая спутницу в сторону и вставая на её место. – Чудесный день, господин, не правда ли?

– Не желаю говорить с тобой, смерд, – высокомерно заявил командор.

– Такое ясное небо, – продолжал Шон. – А что за милый ветерок? А солнышко?

Командор задумался. Ему тоже нравилось солнышко, и нравился легкий ветерок, но обсуждать свои чувства с кем попало он не собирался.

– Какой неприятный бродяга, – вполголоса пожаловался он железным воинам, вынимая меч и приставляя его к груди Шона.

Тотчас лязгнула сталь и четыре клинка сверкнули в солнечных лучах. На миг лишь Энна встретилась с мрачными глазами человека в темном, затем молниеносным движением выхватила свой кинжал и яростно бросилась на командора.

Глава 4

Лобл оказался искусным бойцом. Лишь с третьего удара Энне удалось скинуть его с седла. Командор грохнулся на спину и засучил ногами, пытаясь подняться – в этот момент в своих тяжелых железных доспехах он был похож на огромную черепаху, выброшенную в песок штормовой волной.

Но и валяясь в прошлогодних листьях командор сумел ответить на выпады юной воительницы. Она кидалась на него как разъяренная кошка, то с левой стороны, то с правой; Лобл отбивался, в душе негодуя, а вслух рыча и плюясь в эту рыжую фурию, насколько мог доплюнуть. В один момент ему удалось достать её мечом – всего лишь укол в колено, но даже от такого пустяка она просто взбесилась.

Взвыв, ударом ноги она сбила с него шлем и теперь целила свой клинок в голову противника. Лобл вертелся и пинался, однако демоница едва не срезала ему ухо, потом с маху рассекла кольчугу, и, наконец, вонзила острие в грудь. Командор жалобно всхлипнул, вздрогнул и затих.

Пока Энна расправлялась с Лоблом, Шон сражался с остальными. Короткий меч лихо и легко летал в воздухе, обрушиваясь на шлемы и наплечники. Четверо воинов, ошеломленные гибелью своего капитана от рук какой-то наглой девчонки, не столько нападали, сколько защищались. Громыхая железом, они прыгали перед Одиноким Путником, отчаянно, но бестолково размахивая оружием. А он словно играл с ними. С той же милой улыбкою на устах он ловко отражал удары, успевая при этом весело подмигивать человеку в темном, который наблюдал за ходом битвы издалека.

Энна, покончив с командором, повернулась к спутнику. Нежное лицо её раскраснелось, серые глаза сверкали, окровавленный кинжал дрожал в тонкой руке. Она подняла с земли меч Лобла, с места одним ударом разбила им шлем ближайшего воина, и тот с воплем упал, зажимая рукой в железной перчатке зияющую рану над виском.

С этого мига Шон перестал шутить. Улыбка на его лице превратилась в ухмылку; движения стали резкими, сильными и точными. Плечом оттолкнув Энну, он сделал два шага вперед, оказавшись в кольце противников. Три воина в смятении попытались отступить, вдруг ясно ощутив невероятную мощь своего случайного врага, однако меч Шона уже настиг одного из них. Без звука стражник повалился на край дороги, где стояла Энна и с изумлением взирала на схватку. Вот Шон ушел от страшного удара тяжелого тимитского меча, всего лишь отклонив голову; вот он ногой выбил кинжал из руки железного воина и на лету подхватил его; вот рванулся вперед, вонзив клинки точно в щели между воротом кольчуги и кожаной пряжкой шлема... Захрипев, стражники одновременно рухнули на колени. Глаза их выкатились, а на губах появились пузыри розовой пены. Шон пожал плечами и отошел.

– Похоже, ты умеешь драться, – небрежно сказала Энна. На самом деле она была поражена и восхищена безмерно, хотя ни за что не собиралась в этом признаваться.

Шон не смотрел на нее, и ничего не отвечал. Присев у дороги, подальше от мертвых воинов, он старательно выдергивал из земли пучки мягкой травы и с гримасой отвращения вытирал кровь с клинка.

– Послушай, Одинокий Путник... – снова начала Энна, намереваясь все же узнать у него, где он учился искусству боя и кто был его учитель.

Продолжить она не успела. Одинокий Путник вдруг резко повернулся к ней (на сей раз глаза его сверкали истинным гневом) и раздраженно сказал:

– Зачем ты затеяла это? Мы могли пройти мимо, и тогда все остались бы живы!

– Я затеяла? – рассердилась девушка. – Это Лобл!.. Он же чуть не проткнул тебя мечом!

– Наплевать мне на Лобла! Ты, сварливая как все девицы, принялась с ним спорить!

– Что?.. – Энна задохнулась от возмущения. Веснушки на её тонком благородном носу вспыхнули ярче искр. – Ты сравнил меня с другими девицами? Меня?

– Неужели тебя не учили правилам общежития? Мирное сосуществование людей с людьми и людей с природой – вот основа жизни! – зло говорил Шон, словно не слыша её. – А ты – ты сумеешь поссориться даже с младенцем!

Девушка опешила; в серых глазах блеснули слезы, но уже в следующий миг гнев исказил её прекрасные черты и она угрожающе приподняла длинный меч командора, с которого ещё стекала кровь железного воина. Шон покачал головой и отвернулся.

Одним богам известно, чем могла закончиться ссора юной воительницы и её спутника, если б в этот момент не подал голос человек в темном.

– Полно, друзья мои, – насмешливо сказал он, подъезжая ближе. – Не стоит браниться из-за гибели пятерых ублюдков.

– А сам ты кто? – хмуро спросила девушка, опуская клинок. В душе она была очень рада тому, что не пришлось драться с Одиноким Путником. Он нравился ей, хотя и оказался ничем не лучше других мужчин.

– Я – Тротас Анжелиас Бад. Проще – Тротби.

– Что мне имя твое! Скажи: какого ты роду? Отчего одет иначе, нежели Лобл и его люди? Почему не стал сражаться с нами?

– Слишком много вопросов сразу, – сказал Тротби. – Я отвечу тебе позже – по дороге.

– А куда ты едешь?

– Прежде ехал в Иссантию, но теперь направление моего пути изменилось. Я возвращаюсь в Нилам.

– Зачем?

Он улыбнулся, оставив её вопрос без ответа.

– Я назвал вам свое имя, теперь назовитесь вы.

– Я – Энна, а он – Одинокий Путник.

– Одинокий Путник? – Тротби обернулся и с уважением посмотрел на Шона. – Я слышал о тебе. Говорят, ты отважен и силен...

– Это правда, – гордо ответила за друга Энна, конечно, уже позабыв обиду. – Он может разбить в одиночку целое войско! Ты сам видел, как легко он расправился с железными воинами командора.

Тротби взглянул на пять трупов и темную от крови дорогу. Стервятники с хриплым карканьем уже слетались на пир. Один из них укусил каурого жеребца, и тот, заржав от возмущения, ударил наглую птицу копытом. Стервятник завалился на бок, истошно вопя и хлопая крыльями. Странная мысль овладела Тротби...

– Меня зовут Шон, – Одинокий Путник встал, убрал клинок в ножны. Да, я неплохо владею мечом и копьем, но с целым войском вряд ли справлюсь.

– Я тебе помогу, – великодушно пообещала Энна.

Тротби прикрыл глаза. Странная мысль снова увлекала его из этой жизни в потусторонний мрак. Как сквозь сон он слышал негромкие голоса Энны и её друга, как сквозь туман видел очертания их высоких фигур. Стервятники стервенели. Шум крыльев и пронзительные крики пробудили Тротби. Он с трудом отвел взор от стаи мерзких птиц и сказал:

– Берите лошадей. Вон та, буланая, быстроходна и легка. Она словно создана для тебя, красавица. А ты, друг, можешь взять коня командора. Он некрасив, зато вынослив и силен.

Из чувства противоречия Энна хотела сказать ему, что буланая страшна как сам Бурган и к тому же кривонога, но, посмотрев на великолепную породистую кобылку, что стояла у края дороги и спокойно щипала свежую травку, не стала лгать.

– Ладно, – с неохотою согласилась она. – Буланая мне подходит.

– Вижу, ты знаешь толк в лошадях, Тротас Анжелиас, – одобрительно заметил Шон, подходя к мощному жеребцу командора. Каурый скосил на него огромный черный глаз и тихо всхрапнул, будто признавая в этом большом человеке нового хозяина.

Тротби кивнул Шону и повернул своего вороного в обратную сторону.

– Что ж, поехали! – Энна ловко вскочила на маленькую изящную буланую, оглянулась на спутника. Тот уже сидел в командорском седле, с удовольствием рассматривая роскошную, расшитую золотом и бисером уздечку. Судя по всему, покойный Лобл не был особенно щепетилен при сборе налогов – откуда иначе у капитана стражи такой конь, такие доспехи и такая сбруя?..

Неспешным шагом Эннина кобылка пошла за прекрасным вороным Тротби. За ней тотчас последовал широкий как тумба конь Шона, видимо влюбленный в стройную буланую красавицу. Затем к ним присоединились клячи трех стражников, изрядно покусанные обезумевшими от крови стервятниками...

Полдень миновал. Солнце уплыло дальше, за деревья. Дорога потемнела от теней; тишина уже не была столь прозрачна, как утром – хруст сухих листьев под копытами ничуть не нарушал её, равно как и тихий посвист Одинокого Путника, и бряцанье оружия, привязанного за ножны к седлам. Легкий ветерок затих ненадолго, потом развернулся и задул в спины всадникам, подгоняя. Словно почувствовав его, Тротби с улыбкой махнул рукой новым спутникам, призывая их поторопиться, и пришпорил вороного.

* * *

Через некоторое время они снова перешли на шаг. Сначала ехали молча.

Шон, очарованный величественной красотой древнего леса, немного отставал от спутников.

Энна, наплевав на хорошие манеры, с любопытством разглядывала Тротби. Черты его бледного лица были резки и прямы; белые брови вразлет; твердый подбородок рассекал широкий розовый шрам; длинные нестриженые волосы цвета соломы достигали плеч. Затем он оглянулся на миг, девушка увидела его глаза и взгляд, и вздрогнула в мистическом ужасе и восхищении. До того он щурился, взирая на мир насмешливо, высокомерно, а сейчас, задумавшись, посмотрел открыто. Огромные, обрамленные темными густыми ресницами глаза его были странного сиреневого цвета, с голубыми чистыми белками, умные, проницательные и глубокие. Еще Энна заметила в них печаль, но не ежемоментную, а долгую, естественную. Что-то странное таилось в душе этого парня. Страх? Тревога? Предчувствие боли и смерти? Конечно, юная воительница не могла сего определить, но очень хотела. Пока одно для неё было несомненно: Тротби родился не в хижине пастуха и не в лачуге сапожника. Его колыбель стояла или во дворце короля или в замке благородного рыцаря – в этом Энна нисколько не сомневалась.

Вздохнув, девушка отвернулась от нового знакомого. Рациональный ум её не задержался на бесполезном размышлении о его странной внешности, прекрасных глазах и причинах столь постоянной печали; он занялся совсем иным. Почему на Тротби простая одежда? Куда он ехал с Лоблом и железными воинами? Кто он? Энна намеревалась непременно получить от него ответы на все свои вопросы, ибо яд подозрения уже давно, много лет назад, проник в её душу и не давал покоя. Едва удостоверив личность Одинокого Путника, волею судьбы девушка встретила Тротби, и теперь настала его очередь доказывать чистоту помыслов и свою непричастность к стану врагов.

Новый вздох вырвался из нежной груди Энны, а что он означал, она и сама не знала.

– Трупный день, – пробормотал Шон, догоняя спутников.

– Что? – девушка с недоумением посмотрела на него.

– Нынче трупный день, – повторил Шон. – Он начался с жалкого трупика бедной мыши, продолжился пятью трупами тимитских стражников, а чем закончится?

– Чьими трупами? – уточнила Энна.

– Ну да.

– Надеюсь, что не нашими.

– Я тоже надеюсь.

И Шон мрачно замолчал, уставясь в далекую точку горизонта. Видимо, его все ещё терзали мысли об убиенных им железных воинах.

Тротби, уловив его настроение, сказал:

– Не стоит сожалеть о них. Если б вы не оказались проворнее, они непременно прикончили бы вас, как до того прикончили одного беднягу, который попался нам при выезде из города. Он всего лишь замедлил шаг и всмотрелся в мое лицо... И потом, эти воины Лобла – коварные воры и подлые убийцы. Сотни бедняков Нилама смогут теперь жить спокойно – во всяком случае, пока...

– Пока градоправитель не назначит нового командора, а тот не наберет в свой отряд новых бандитов, – закончила фразу Энна.

Тротби кивнул; взор его на мгновение затуманился, как будто странная мысль посетила вновь и сразу пропала, оставив лишь воспоминание о себе. Он тряхнул головой, так что прямые соломенные пряди перелетели за спину, и прошептал себе под нос: "Наваждение..."

– О чем ты? – мягко спросил Шон, отвлекаясь от созерцания светлой дали.

Энна, которая ничего не слышала, насторожилась. В серых глазах её вспыхнуло любопытство.

– Нечто в прошлом мучает меня, – тихо сказал Тротби, опустив ресницы. – Оно возникает вдруг, не проявляясь отчетливо, а потому я не могу дать ему названия. Бывает ли с тобой такое, Одинокий Путник?

– Всякое бывает, милый.

Энна удивленно приподняла рыжие брови: Шон разговаривал с этим парнем как с ребенком, коего несправедливо обидели – ласково, участливо... И, кажется, ему даже в голову не пришло для начала узнать о его жизни и его сути, а потом уж и жалеть – кстати, неизвестно, за что. "Нечто в прошлом"! Вот это бред! Да у каждого в прошлом есть то самое нечто, какое может и мучить и терзать, если дать ему волю.

– Ты родом из Нилама? – наконец задал Шон дельный вопрос.

– Нет, – покачал головой Тротби. – Я родился в плодородных землях Хоса и рос там до двенадцати лет. Затем мои родители умерли, и я переехал в Тим, к дяде.

– А кто твой дядя? – решительно вмешалась Энна, видя, что разговор вот-вот снова угаснет, ибо вежливый Шон вряд ли пожелает допрашивать этого мрачного парня с пристрастием.

– Обычный гражданин Тима, – ответил Тротби на удивление охотно. – Он не тимит, а такой же хосиец, как я и мои родители. Но в юности влюбился в красавицу из Нилама, приехал к ней со всем своим скарбом и намерением немедленно на ней жениться, однако она, как назло, внезапно скончалась. Дядя предался унынию и возвращаться домой не пожелал.

– Он жив сейчас? – продолжал спрашивать Шон, по обыкновению мягко улыбаясь.

– Да.

– Богат?

– Да.

– Как же он позволил командору забрать тебя против воли твоей?

Тротби заколебался. Он не собирался открывать первым встречным все тайны своей жизни, но перед Одиноким Путником почему-то чувствовал некоторое смущение – так ученик робеет наставника и не решается слукавить, беседуя с ним.

– Хорошо, – сказал он твердо. – Я расскажу вам, как я попал в руки Лобла и его людей.

Энна удовлетворенно усмехнулась и мысленно поздравила себя с победой. Сейчас она все узнает...

* * *

– Моя дядя Лансере, верный памяти своей красавицы, более никогда не думал о женитьбе. И, будучи весьма добродетелен, не завел детей на стороне, как это делают в наше время многие одинокие мужи. Потому всю свою жизнь он прожил в большом доме, с полусотней слуг, но без семьи. Так продолжалось до того самого дня, когда я в одночасье лишился своих дорогих родителей.

Узнав о смерти брата и его супруги, дядя послал за мной карету с десятком охранников. Они прибыли вечером, ночь провели в доме, а утром, после погребения, повезли меня в Нилам. Я ехал и вспоминал, как комья сырой земли падали на деревянные ящики с холодными телами моего отца и моей матери... Мне было всего двенадцать лет, я плакал и обещал богам отмстить им за смерть Анжелиаса Тита Бада и Винченсы, дочери Килина...

Тут Тротби запнулся, бледные щеки его порозовели. Даже не взглянув на спутников, он пустил вороного вскачь и вскоре исчез в легкой туманной дымке горизонта. Листья, вздыбленные копытами его коня, порхали в воздухе словно бабочки; потом дунул ветер и унес их в лес; дорога снова была пуста и тиха.

– Он удрал! – крикнула девушка в гневе, оборачиваясь к Одинокому Путнику. – Скорее за ним!

– Погоди, – сказал Шон, за повод притягивая к себе Энну вместе с её буланой. – Не стоит его догонять. Мальчик вспомнил родителей и хочет поскорбеть о них в одиночестве. Поедем шагом; я уверен – он подождет нас там, дальше.

– Как знаешь, Одинокий Путник.

Недовольство в голосе юной воительницы ничуть не смутило Шона. Он и не думал торопиться. Напротив, он остановил своего каурого, спрыгнул с него; затем выудил из дорожного мешка кольцо веревки, размотал его и тщательно связал в цепочку трех одров, что так и плелись за ними всю дорогу.

– В Ниламе мы их продадим, – пояснил он Энне, которая безуспешно пыталась поразить его взором огненным и негодующим. – По две монеты за каждую вполне можно выручить. Так что хороший ужин и ночлег нам обеспечен. Хоть я и чувствую себя нынче разбойником с большой дороги, но пока я хожу по этой земле, мне все же надо чем-то питаться и где-то спать...

Он привязал первую лошадку к каурому и опять забрался в седло.

– Ну, Энна, теперь едем. Тротби наверняка уже устал нас ждать.

Девушка очень в этом сомневалась, но ничего не сказала Шону. Про себя она уже решила, что Одинокий Путник лучше целой дюжины всяких там Тротби, а посему не стоит и спорить с ним по таким пустякам.

К её удивлению, вскоре она действительно увидела вдалеке удравшего попутчика. Он ждал их, мрачно глядя в глубину леса. Там было черно, как в морской пучине, и вокруг тоже постепенно начинало темнеть. На белых волосах Тротби сейчас не сверкали солнечные лучи, а яркие разноцветные листья, ковром покрывшие дорогу, стали одинаково серыми. Ветер дул в разные стороны, качая длинные ветви и верхушки дерев. Вот он рванул вдруг с дикой мощью, осыпав путников пылью и трухой, спутав шелковые гривы лошадей, и снова затих.

– Ночь будет холодная, сырая, – Шон зябко передернул плечами, вынул из мешка старую куртку и надел её, – но это вовсе не значит, что мы должны гнать лошадей, дабы поскорее достичь Нилама. К тому же, я не прочь перекусить немного. А вы?

– Я тоже, – тихо ответил Тротби, не отрывая неподвижного взора от лесной чащи.

Энна промолчала, но лишь потому, что ужасно проголодалась и ей стыдно было в этом признаться. Одинокий Путник, проницательный как оракул и мудрый как первый королевский советник, понял сие сразу. Не теряя и мига, он соскочил с каурого, быстро развел костер на обочине дороги, и, вытряхнув из бездонного мешка своего всю снедь, аккуратно разложил её на чистой тряпице. Энна и Тротби, до того уныло и с долей печали взиравшие на действия ловких рук Шона, при виде еды тотчас оживились: оставив коней, они подошли к костру и чинно уселись по обе стороны от него, причем Тротби изо всех сил старался не смотреть на огромные ломти каравая, перья зеленого лука и кусок холодного мяса, покрытого ароматным желе. Воспитание не позволяло ему протянуть руку к еде прежде женщины и старшего товарища. Он выжидательно уставился на Одинокого Путника, который, кажется, совсем не торопился начинать трапезу, а увлеченно бросал в костер сухие палки; потом перевел взгляд на Энну. Юная воительница и не думала стесняться. Разорвав на три части кусок мяса, она взяла себе меньшую, Тротби сунула среднюю, а Шону оставила самую большую, и с энтузиазмом принялась жевать, закусывая мягким пористым хлебом.

В преддверьи сумерек защелкали, засвистали лесные птицы. Небо чуть потемнело; стаи маленьких тучек стремительно проносились в серой вышине, иногда попадая в красный солнечный луч и вспыхивая сотнями рубинов и алмазов. Путники, насытившись, умиротворенно смотрели на яркие языки пламени, меж коих плясали золотистые искры, и думали о вечном. Вечное каждому представлялось по-своему. Для Шона это была дорога – дальняя, без видимого конца. Он видел себя седовласым усталым мужем, задремавшим на обочине, потом сгорбленным старцем с клюкою, бредущим на огонек постоялого двора, потом просто облаком, летящим на ветерке... Далее мысль Шона не простиралась, но он и не хотел знать, что будет с ним далее.

Зато Энна хотела знать о каждом мгновении своей жизни. Ее вечное состояло из драк и сражений, из веселых пирушек, из друзей и врагов... Где-то в глубине её чувств ещё таилось множество мечтаний, и одно из них имело название "любовь", но пока она даже самой себе не произносила это слово. Вообще, она ощущала совершенно ясно, что в какой-то момент своей жизни сошла с того пути, на который ступила волею судьбы несколько лет назад, и теперь никак не могла обнаружить его, дабы пойти дальше. Она словно плутала впотьмах, наощупь выходя на ровное место и вновь теряясь в джунглях. Энна не любила думать об этом, поскольку не ведала, как ей быть? как поступить? Много проще, казалось ей, занимать мысли чем-то посторонним, а философию духа оставить отшельникам и сочинителям...

Тротби вечным полагал мрак, и только мрак.

Пожалуй, кроме Шона никто не знал, что вечно всё...

Но вот нити их мыслей вдруг слились в одну; путники очнулись от грез, переглянулись удивленно.

– Пора? – сказал Тротби.

– Пора, – кивнул Шон.

Они поднялись. И в этот момент мир, воцарившийся в их душах после отдыха и трапезы, разрушили ужасные, воистину отвратительные звуки:

крик, плач, визг, бешеный топот копыт...

Энна тут же выхватила свой кинжал, сделала свирепое лицо и снова приготовилась к бою. Шон придержал её руку, покачал головой, прошептал: "Не надо..." Сейчас он не чувствовал никакой опасности, хотя эти душераздирающие вопли, спугнувшие прекрасную лесную тишь, порядком действовали ему на нервы.

А Тротби, всмотревшись вдаль, улыбнулся и облегченно засмеялся.

– Нет, – сказал он Энне, – право, не надо!

Глава 5

Со стороны Нилама по дороге навстречу путникам несся маленький толстый человечек, кулем сидевший на такой же маленькой и толстой караковой лошадке. Круглое лицо человечка было багрово, глазки грозно сверкали, а в короткой ручке тускло блестел большой заржавленный нож.

Едва завидев Тротби, он издал пронзительный крик и пришпорил своего скакуна.

– Прочь! Прочь, злодеи! Загрызу!!! Растерзаю!!!

Встревоженным эхом откликнулась чаща; из глубины её, всполошенно каркая, вылетели сотни птиц и устремились ввысь, унося на крыльях тишину.

– Прочь! Уа-у-у! Пр-р-очь!

Случайный прохожий, конечно, вполне мог принять этого колобка за лесного демона, но только не такие бывалые путешественники, как Энна и Одинокий Путник.

– Уа-у-у! Искуса-а-ю-ю-у-у!!

– Что ж он так орет? – недовольно покачал головой Шон, укладывая в мешок остатки трапезы.

– Наверное, буйнопомешанный, – предположила девушка и убрала кинжал в ножны, ибо не имела дурной привычки драться с психами. – Только бы не плюнул. Я слышала, их слюна заразна...

Тут псих, который был уже совсем близко, как раз-таки плюнул, метя именно в Энну, но не попал. Тогда он закинул голову к небу и гнусно завыл. Путники вздрогнули. Негодование охватило их. Юная воительница решительно шагнула навстречу толстой лошадке, ухватила колобка за ногу и сдернула с седла. Он свалился на землю и затих, тараща в серое небо крошечные светлые глазки. Эхо от его воплей прокатилось по лесу, растворяясь в тишине.

– Что случилось, друг мой? – участливо склонился над ним Шон. – Жив ли ты? Мертв ли?

– Осторожнее, Одинокий Путник, – предостерег его Тротби. – Сейчас он пнет тебя под колено, проворно подскочит и с рычанием вцепится в горло. Отойди от него подальше...

– Он что, твой приятель? – с подозрением спросила Энна.

Тротби не успел ответить, потому что хитрый колобок вдруг ловко пнул Энну в бок левой ногой, а Шона под колено правой, потом проворно подскочил и с рычанием кинулся в бой. Шон, запросто одолевший трех железных воинов, здесь растерялся. Он стоял, с печалью во взоре глядя вдаль, в то время как колобок висел на его шее, извивался, скрежетал зубами и пытался его придушить. Возможно, этот день стал бы последним в жизни Одинокого Путника, и он, минуя периоды зрелости и старости, уже теперь превратился бы в легкое облачко, плывущее на ветерке, если бы не своевременная помощь Тротби.

Переступив через Энну, которая валялась в канаве у края дороги и не могла подняться, поскольку ножнами зацепилась за толстый корень ближнего дуба, он подошел к колобку сзади, рывком оторвал его от Шона и отбросил в сторону.

– Остынь, Гуччо, – сказал он спокойно. – Ты опять все перепутал. Это мои друзья.

* * *

– Тьфу, Бурган побери мою вспыльчивость! – проклинал себя колобок, посыпая лысину пеплом из костра. – Я принял тебя за командора Лобла, господин. Он столь же высок и широкоплеч как ты, столь же статен; вот только глаза у него злые, а у тебя добрые. Но я-то слеп как крот! На два шага отойди, и я не различу, тимит ты или леведиец!

– Слишком много болтаешь, Ги, – осадил его Тротби. – Господин Одинокий Путник уже простил тебя.

Шон кивнул. Он все ещё не мог опомниться от внезапного нападения воинственного колобка и сейчас находился в некой прострации, мыслями устремясь в неведомые миры, где сплошь туман и никакого просвета не бывает никогда.

– Он что, твой приятель? – сумрачно повторила вопрос Энна, счищая с одежды листья, раздавленных муравьев, мошек и прочую дрянь.

– Можно и так сказать, – ответил Тротби. – Он пестовал меня с малых лет, лелеял и любил всем сердцем. Нынче, когда Лобл приехал за мной, я нарочно услал из дома моего верного Ги – не то не миновать нам драки, и кто знает, чем бы тогда закончилась эта история...

– Что за история? – очнулся Шон. Снова в нем произошла борьба природной вежливости с природным же любопытством, и, как это часто бывало, победило все-таки любопытство.

Тротби и сам желал рассказать, но полагал, что развлечься приятной беседой можно и в пути. Поэтому он вскочил на своего прекрасного вороного, потом учтиво подвел девушке её буланую, а Шону пинками подогнал каурого; Гуччо, пыхтя, забрался на взмыленную караковую, со стороны похожую на бочонок с длинными ушами и пышным хвостом. Солнце уже скрылось за лесом, когда путники снова выехали на дорогу, ведущую к Ниламу.

– История, начала которой я не ведаю, – наконец сказал Тротби и с грустью взглянул на своего колобка. Тот ответил ему ласковым взором, в коем отчего-то сквозило некое сожаление. – С того дня, как я поселился в Ниламе у дяди, жизнь моя словно перевернулась. Только в доме я мог чувствовать себя свободно и спокойно. Стоило мне выйти на улицу, как рядом или поблизости оказывались очень странные люди; самый вид их внушал мне робость. Мутные глаза, неровный шаг, нервные жесты... Я, мальчик, не раз замечал, что рассеянный взгляд такого вот безумца становится вдруг ясным и осмысленным, едва лишь направляется на меня. Я, молодой человек, давно привык к этому вниманию и сердце мое уже не замирает от мистического ужаса, когда я выхожу из дома. Но год назад со мной случилось нечто и вовсе необъяснимое.

Дядя уехал по делам в Агран; я остался, окруженный множеством слуг и восемью наставниками. Мне было скучно, ибо друзья мои – благородный Сим и баронет Ааза Шаб-Бин – также покинули город, отправившись в приятное путешествие по морю Вилайет. Два дня я провел в томлении в четырех стенах своей комнаты, а на третий... Я проснулся до света и долго лежал, не открывая глаз. Неожиданный шум во внутреннем дворе дома заставил меня очнуться от дремы и выглянуть в окно.

Слуги толпились на краю науза, в котором плавали привезенные мною из Хоса золотые рыбки. Но не на рыбок смотрели они, не ими любовались и не им восхищались.

Я открыл створку окна и приказал всем замолчать и расступиться. Следующий момент моей жизни – всего лишь краткий миг – я запомню навсегда... В первом солнечном луче, посреди зелени моего двора, на чьем-то плаще лежала прекрасная незнакомка. Тотчас сбежав вниз, я бросился к ней.

Ее белое одеяние, покрытое пылью и грязными разводами, было разорвано от плеча до груди; светлые волосы спутаны; тонкое нежное лицо бледно; на чистом высоком лбу запеклась кровь. Она не двигалась, не открывала глаз и, кажется, ничего не слышала.

Я резко обернулся к слугам. "Кто это? Откуда она здесь? Что с ней?" Растерявшись, они мямлили несусветную чушь, и я, наверное, вовсе не получил бы ответа на свои вопросы, если б не Гуччо. Его комната – рядом с моей; он всегда чувствует, когда я пробуждаюсь, и терпеливо ждет моего зова.

– Я спешу к месьору наследнику, одеваю его и заплетаю в косы его пышные волосы, – поспешил объяснить Гуччо спутникам.

– У меня не пышные волосы, – с неудовольствием сказал Тротби. – Я не женщина и не юный паж, который завивает по вечерам жалкую поросль на своей голове. Как у всякого хосийского рыцаря, мои волосы прямы, густы и длинны, вот и все.