Текст книги "Второе пророчество"
Автор книги: Татьяна Устименко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Игорь хохотал так восторженно, будто я сделала комплимент не подземелью, а ему самому. Видимо, он правда безумно увлекался этими своими диггерскими примочками, безусловно жутко опасными, а не посвященному в них человеку казавшимися совершенно непонятными.
– Это подземная часть Екатеринбурга, его нулевой уровень, главная артерия, клоака и нервная система одновременно! – Фанатик подземелий покровительственно ущипнул меня за щеку. – Добро пожаловать в город Зеро, блондинка!
Любой город является не только планомерным сочетанием мостов, улиц, домов и прочих архитектурных сооружений, но еще и неким самостоятельным организмом, живущим собственной, невидимой для людей жизнью. Возводя города, по мере их расширения и достраивания, человеческое сообщество всегда наслаивает один на другой новые пласты культуры, зачастую напрочь забывая о похороненных ниже тайнах, несущих в себе явственный отголосок пережитого им прошлого. И возможно, происходит так, что, стремясь изменить себя или открещиваясь от невыгодного для них темного прошлого, люди сознательно отсекают корни своей памяти, уходящие в глубину городского коллектора. Кто сейчас вспомнит, сколь огромное количество роковых тайн, неблаговидных поступков и угрызений нечистой совести безвозвратно погребено под тоннами строительного мусора, засыпавшего подвалы и подземелья каждого города? А тот факт, что свой нижний, подземный, уровень имеют все города без исключения, не вызывает сомнения ни у историков, ни у простых обывателей. Впрочем, его наличия никогда не скрывали ни люди, ни тем более сами города.
Наблюдательный, не страдающий предрассудками человек, с интересом относящийся к истории своих предков, всегда воспользуется возможностью получить как можно больше информации о том городе, в котором он родился, и, возможно, не только проживет всю жизнь, но и умрет, смиренно упокоясь на одном из принадлежащих ему кладбищ. Проблема состоит в том, что в своих познавательных изысканиях мы крайне редко выходим за пределы библиотечных полок, предпочитая замечать лишь внешнюю, глянцево-лубочную сторону существования города. Означает ли сей факт сознательное примирение со своей второстепенной ролью, да еще подсознательную боязнь узнать нечто грандиозное, начисто опровергающее идею нашего безусловного лидерства? Возможно, да! Ибо, как оказывается в итоге, все человечество, гордо именующее себя «царем природы», неприглядно мало и слабо по сравнению с мощью многовекового каменного монстра, снисходительно взирающего на жалкие потуги копошащихся в нем существ.
С самого момента своего зачатия и вплоть до скорбного мига погружения в кладбищенскую землю все мы по большому счету, представляем собой крохотную частицу города, связанную с ним как физическими, так и духовными узами. Мы ежедневно вносим свой посильный вклад в функционирование его зримой части, почти не задумываясь о навязанном нами симбиозе. Притом мы почему-то никогда не рассматриваем город как равноправного партнера в этом сложном нравственно-бытовом контакте, по аналогии с нами точно так же спящего, бодрствующего, поглощающего пищу и извергающего из себя отходы жизнедеятельности. И подобно тому как публично игнорируем мы некие низменные функции своего физического бытия, так не замечают люди и другие, абсолютно естественные процессы, ежеминутно происходящие в бездонном чреве города, в отличие от нас совершенно не стыдящегося быть безобразным, ранимым и прожорливым. Города не умеют лгать, манерничать и притворяться, в противовес людям всегда оставаясь только самими собой.
Столица Урала, город Екатеринбург, имеет полное право называться городом уникальным, воистину загадочным и неоспоримо замечательным во всех отношениях. Заложенный когда-то по указке Петра Первого как железоделательный завод, город, чрезвычайно удачно расположенный и в территориальном, и в стратегическом отношении, служил также дозорной крепостью, охраняющей рубежи России. Славился он и как центр золотых промыслов… Сейчас, спустя более двухсот восьмидесяти лет существования, Екатеринбург конечно же разительно изменился, похорошел, разросся, став огромным современным мегаполисом, в котором проживают более полутора миллионов человек. И хотя сегодня город застроен многоэтажными красивыми домами, офисами из стекла, стали и бетона, тем не менее, выросший на месте тех самых старинных редутов, бастионов и рвов, сокрытых под толщей земли, он хранит в своих подземельях многовековые тайны истории, которые только еще предстоит раскрыть.
Спустившись в подземелье под городом, мы очутились в совсем другом мире – непонятном и пугающем. Здесь не работал сотовый телефон, воздух был застоявшийся, фонарики светили куда более робко, чем на поверхности, и, кажется, даже время, неумолимый страж и судья наших поступков и мыслей, текло как-то иначе – медленно и не линейно. Ощущение реальности сместилось, властно подсказывая: «Величие города – незыблемо, а вы всего лишь жалкие людишки, слишком много мнящие о себе. Вы ничто пред лицом времени и вечности, и, если потребуется, я уничтожу вас, не задумываясь!» Распростертый над нашими головами каменный монстр давил, будто могильная плита, заставляя испуганно ухать сжавшееся от робости сердце и превращая участившийся пульс в дикий перестук кастаньет. И вместе с городом на нас взирала сама вечность – небрежно, высокомерно, отрешенно…
Я растерянно передернула плечами и взглянула на свои наручные часы. Клянусь памятью деда, в тот момент я пребывала в состоянии твердой уверенности, что мы провели в этих богом забытых подземельях не менее суток, но, к моему безмерному удивлению, неторопливые стрелки отмерили всего лишь три часа с тех пор, как мы покинули внешний мир, кажущийся мне теперь таким родным и уютным. Все познается в сравнении.
Все это время мы передвигались по сравнительно сухому и чистому тоннелю, выглядевшему вполне современным и ухоженным. Никакой тебе мистики и ужасов в стиле романов Стивена Кинга – обычная городская канализация, конечно, немного подзапущенная, но отнюдь не заброшенная. В общем, ничего такого, что хоть смутно намекнуло бы на конечную цель нашего путешествия.
– Отдохнуть бы, – заканючила уставшая Галка, враскачку ковыляющая на своих каблуках, – ноги отваливаются!
Игорь неодобрительно покосился на ее белые лаковые сапожки и осуждающе покачал рыжей головой.
– Папочка, купи мне кроссовки, ведь лето уже на дворе, – тоненьким фальцетом пропел он, довольно правдоподобно имитируя жалобный голосок ребенка-попрошайки, – ну пожалуйста! – И тут же добавил наигранно басовито: – Нет, сынку, ты еще коньки не износил!
Не сдержавшись, я прыснула, оценив адекватность его юмора.
Галка обиженно надула губы.
– И че куксимся? – насмешливо осведомился диггер, одновременно заговорщицки подмигивая мне. – Ты бы, блин, еще лыжи надела!
– Так нет у меня другой обуви. – Галка подняла на него страдальчески распахнутые голубые глаза, набрякшие крупными слезами. – Не выпускают ее нынче без каблуков…
– Ох, бабы! – философски буркнул наш похититель, умудрившись вложить в эту короткую фразу целую массу противоречивых эмоций. – И с вами нехорошо, и без вас – плохо. Садись… – Он бросил на пол свой рюкзак и приглашающе взмахнул рукой. – Снимай сапоги и давай их мне…
Я посмотрела на диггера недоуменно.
– А ты чего вылупилась? – хмыкнул он. – Сами же привал просили. – Игорь чиркнул ногтем по голенищу моего сапожка – удобного, на устойчивой плоской платформе. – Ладно, хоть ты оказалась чуточку умнее своей товарки. – Он вытащил из рюкзака плитку горького шоколада и термос с горячим чаем. – Самая подходящая в походе еда! Да садись уже, клуша! – сердито прикрикнул он на нерешительно переминающуюся Галку, – Я, конечно, в моде ничего не смыслю, но кое-что исправить могу…
Он сунул мне термос, силой усадил Галину, мигом стянул с ее ног дорогущие финские сапоги и вытащил из укрепленных на поясе ножен здоровенный армейский тесак, с вделанным в рукоятку компасом. Я с усмешкой следила за его действиями, уже догадываясь о том, что сейчас произойдет…
Игорь ловко пристроил Галкины сапожки на выступ бетонной плиты и двумя меткими ударами начисто оттяпал им каблуки.
– Злыдень! – шокировано взвыла подруга, прижимая к груди изуродованную обувку. – Да ты хоть понимаешь, сколько они стоят…
– На! – Диггер небрежно перебросил ей восьмисантиметровые кусочки белого каучука. – Потом сдашь в ремонтную мастерскую, чтобы тебе их обратно присопливили, делов-то…
Мы наспех перекусили шоколадкой, компанейски передавая друг другу латунный стаканчик с чаем и запивая импровизированный обед обжигающе горячим напитком. Опытный диггер оказался прав – от подобного сочетания продуктов у нас сразу прибавилось сил, а по телу разлилась теплая волна бодрости и оптимизма. Мы немного посмеялись над вразвалку вышагивающей Галиной, вынужденной по-балетному расставлять в стороны задравшиеся кверху носки сапог, но тем не менее темп нашего движения возрос в разы, неумолимо приближая к искомой цели.
– А куда мы идем-то? – миролюбиво поинтересовалась я, подстраиваясь под размашистую походку неутомимого диггера.
Игорь, пару глотков хлебнувший из спрятанной на груди фляжки с коньяком и, видимо, потому заметно подобревший, ответил мне милостивой улыбкой.
– Сама скоро все увидишь, – ответил он. – Этот коллектор ведет к площади Тысяча девятьсот пятого года, до революции называвшейся Кафедральной. Сейчас мы находимся в безопасной части подземелий, именно в той, которую Они и называют городом Зеро…
– Они? – не поняла я. – Это кто?
– Скоро узнаешь! – повторно пообещал диггер, наслаждаясь моим любопытством. – А знаешь, – он поощрительно похлопал меня по плечу, – ты вполне ничего! Из тебя мог бы получиться неплохой изыскатель. Не ноешь, умеешь держать темп и не дура. Да и симпатичная. При других обстоятельствах, – тут он вздохнул с неподдельным сожалением, – я бы и впрямь не отказался замутить с тобой романчик. Но, увы…
«Господи! – мысленно ахнула я. – Что за обреченность? Уж не на убой ли он меня ведет?» – Но внешне я постаралась ничем не выдать овладевшего мною страха, ибо паника самый верный путь к гибели.
– А зачем нам нужны эти Они? – как ни в чем не бывало продолжила расспросы я. – Я думала, ты и сам дорогу знаешь?
– Понимаешь, я за Грань никогда раньше ходить не отваживался, – нехотя признался Игорь, смущенно отводя глаза и краснея так, словно я уличила его в недостойной мужчины трусости. – Опасно там очень, – он помолчал, – ну да сегодня нам все равно туда сунуться придется…
– И?.. – выжидательно подначила я.
– Чего «и»-то? – назидательно хмыкнул он. – Вот сейчас придем на место, поговорим с Летописцем и вызнаем, как за Грань попасть можно с минимальным риском для жизни…
– Слушай, – демонстративно обиделась я, – ты, похоже, меня совсем за дурочку держишь, да еще и брешешь не переставая. Город Зеро, Грань, Летописец, Они… – я драматично понизила голос, – еще хоббитов с эльфами ушастыми сюда приплети. Тоже мне, Толкиен недоделанный! Надеешься, я в твои сказки поверю? Так мне, чай, уже не десять лет…
– А мне фиолетово, поверишь или нет! – ответно огрызнулся обозленный моим скептицизмом диггер. – Да только не привираю я ни капли. Смотри сама. – Он протянул руку, выставленным пальцем указывая вперед. – Убедилась?
Я глянула в указанном им направлении, прищурилась и… увидела!
Тоннель заканчивался весьма просторным круглым помещением с высоким потолком, там и сям подпертым мощными четырехгранными колоннами. Подземный зал освещался мутным светом нескольких фонарей, установленных прямо на полу. Большую часть свободного пространства занимали хаотично разбросанные матрасы и одеяла, на которых вповалку лежали и сидели грязные, неряшливо одетые люди, а в стенах помещения я заметила глубокие ниши, занавешенные цветастыми драными занавесками. В спертом воздухе подземелья витал запах несвежей пищи и нездоровых, давно не мытых человеческих тел. Галка брезгливо зажала нос, изумленно разглядывая этот приют страданий, вместивший в себя отребье человеческого общества. Я же, наоборот, жадно разглядывала представшую перед нами картину, прикидывая, насколько шумный фурор способна произвести статья о нижнем ярусе нашего полуторамиллионного города. Да мой главред просто кипятком писать будет! Трудно сказать, испытывала ли я тогда искреннюю жалость к этим людям, поправшим главный жизненный принцип – не сдаваться никогда и ни при каких обстоятельствах… Чаще всего случается так: каждый из нас лично отвечает за собственную судьбу и собственноручно кует свое счастье или несчастье.
«А ведь ясно, что те, кто комфортабельно проживает наверху, даже и не догадываются о творящемся у них под ногами кошмаре, – возбужденно думала я, наблюдая за Игорем, без малейшего смущения бродящим между подземными жителями, непринужденно с ними болтающим да раздающим сигареты и дешевые леденцы. – Здесь обитают злосчастные неудачники, не сумевшие противостоять необузданной мощи города-спрута, запутавшиеся в удушающих объятиях его щупалец и смирившиеся с ролью слабых жертв!» Я невольно содрогнулась, в полной мере постигнув неприглядную истину, представшую передо мной во всей своей катастрофичности: вот оно, последнее прибежище, ожидающее любого из нас – оступившегося и не сумевшего вскарабкаться по лестнице успеха. Или, как весьма образно говаривала мудрая Эмма Эдуардовна, от подиума до панели всего один шаг, а вот в обратном направлении – бездонная пропасть…
– Идем! – зычно скомандовал диггер, приглашающе взмахивая рукой и выводя меня из созерцательного состояния, – Летописец согласился нас принять…
Повинуясь его призыву, я медленно пошла вперед, вынужденная лавировать между растянувшимися на полу телами, полностью лишенными каких-либо комплексов, образующихся под влиянием морали или навязанных обществом социальных норм. Попутно я с любопытством заглядывала за мало что скрывающие занавески, каждый раз невольно поражаясь и ужасаясь жизненным сценкам, разыгрывающимся в глубине уединенных ниш. Голенький ребенок, едва ли более месяца от роду, сосал синюшную грудь полуголой, пьяно посапывающей бабищи, сплошь покрытой синяками и кровоподтеками. Два обнаженных тела, мужское и женское, распухшие, покрытые незаживающими чирьями, сплелись в однозначной позе, являющей собой омерзительную пародию на акт любви. Почти раздетая светловолосая женщина, еще довольно молодая и сохранившая следы былой привлекательности, тянула набухшую узловатыми венами руку навстречу закопченному шприцу с мутной жидкостью, а рядом уже торопливо расстегивал ширинку высоченный, покрытый татуировками бугай. И еще много чего, категорически отказывающегося укладываться в мое потрясенное сознание, увидела я. Большей глубины падения и худшего уровня деградации разумных существ, уже полностью утративших чувство собственного достоинства, я и представить себе не могла…
Таща за собой совершенно обалдевшую Галку и послушно следуя указаниям Игоря, я достигла дальнего конца зала, оказавшегося неожиданно чистым и даже уютным. Перегородка, сложенная из пустых картонных коробок, отделяла его от общей части, создавая иллюзию мнимой изолированности. Пол здесь устилали сносно чистые одеяла, а функцию мебели выполняли две заполненные книгами этажерки и положенная на кирпичи доска, заменявшая стол. На столе возвышался сильный автомобильный фонарь. Обклеенную журнальными картинками нишу занимал старенький скрипучий диван, на котором полулежал бедно, но опрятно одетый старик с длинной седой бородой и пронзительным взглядом подслеповато прищуренных глаз, испытующе разглядывающих меня из-под завесы кустистых бровей.
– Здравствуй, Летописец! – заискивающим тоном поздоровался Игорь, присаживаясь на одну из разбросанных по полу подушек. – А раньше ты и разговаривать со мной не желал…
– Не люблю мародеров, – презрительно заявил старик голосом, неожиданно оказавшимся очень внятным и благозвучным. – Вы похожи на крыс. Шарите по щелям, ищете, что плохо лежит, и мертвых беспокоите да обираете без зазрения совести.
– Не ворчи, старик, – возмущенно ощерил зубы диггер, протестующе нахохливаясь и становясь похожим на голодного сыча-падальщика. – Мы никому вреда не приносим…
– Так ведь и пользы тоже! – резонно парировал старик. – Шум от вас да хлопоты.
Диггер сердито дернул плечом, будто надеясь отмести предъявленные ему обвинения. Но его собеседник уже утратил всяческий интерес к проделкам подземных исследователей, переключившись на меня.
– А ну-ка подойди сюда, дочка, дозволь на тебя полюбоваться! – ласково позвал он, довольно поглаживая бороду. – Не, не подвело меня чутье, однако. Я знал, что рано или поздно ты к нам придешь…
– Здравствуйте, дедушка! – немного растерянно произнесла я, подходя вплотную к дивану и учтиво наклоняя голову. – А откуда вы про меня знаете?
– Ну не совсем про тебя, – улыбнулся старик. – По словам посвященных людей, тебя называют Светлой королевой из древнего рода, коей придется вступить в борьбу с жестоким богом и спасти Землю от гибели!
– А это, случаем, не сказка ли? – иронично спросила я, подчиняясь красноречивому жесту старика и усаживаясь возле его колен.
– Нет! – густо хохотнул подземный мудрец. – А вот и доказательства! – Он взял меня за руку, пальцем отслеживая линии на моей ладони. – Гляди, линия твоей жизни начинается сразу же под указательным пальцем, спускается вниз, трижды опоясывает запястье и, снова поднимаясь вверх, уходит к мизинцу. Готов подписаться под каждым своим словом – в мире не существует второго человека с таким же рисунком линий на ладони, свидетельствующим о врожденном сверхдолголетии и об ожидающих тебя приключениях. И еще… – Он положил руку мне на грудь и на мгновение прикрыл глаза, напряженно вслушиваясь. – Твое сердце, оно и правда особенное?
– Да, – нехотя призналась я, всегда избегавшая разговоров на эту тему. – Но прошу вас, не стоит сейчас обсуждать мои секреты…
– Хорошо! – согласно кивнул старик. – Как хочешь, королева!
– А что с ее сердцем? – влез в разговор Игорь, неотступно следивший за нами горящими от возбуждения глазами.
– Тебя это не касается! – сердито огрызнулась я.
Диггер недовольно насупился.
– Звать меня Василием Силантьевичем, а по-здешнему – просто Силычем, – степенно представился старик. – Я раньше, по молодости, в университете преподавал, а потом жизнь неудачно повернулась, покрутила, помотала – да и привела меня сюда…
«Так вот почему он так правильно разговаривает, – с жалостью подумала я. – И следит за собой в меру возможности. Старого интеллигента ничем не сломишь – ни нищетой, ни бедами».
– Ты бы, Силыч, нам про дорогу за Грань рассказал, – бесцеремонно потребовал Игорь, извлекая из своего рюкзака пару банок отличной тушенки, пачку галет, контейнер с одноразовыми пластиковыми стаканчиками и бутылку недешевой водки.
– А на поверхность вы выходите? – спросила я.
– А как же, – откликнулся старик, упоенно принюхиваясь к запаху мяса, исходившему из распечатываемых Игорем банок. – Есть у нас свои охотники да добытчики, они всех и кормят.
Судя по худобе Силыча, кормились подземные жители отнюдь не досыта, скорее, жили впроголодь.
– И как же вы живете в этом аду? – пискнула Галка, капризно потыкавшая пальцем подушку и только после такой проверки решившаяся доверить ей свои драгоценные ягодицы.
– Э-э-э, милая моя, это место еще не ад! – благодушно хохотнул старик, с вожделением поглядывая на выставленную диггером выпивку. – Ад – это наша жизнь целиком минус водка и помноженная на бесконечность…
– Здорово сказано, недаром тебя Летописцем выбрали! – подхалимски похвалил Игорь, разливая водку по стаканчикам. Нам с Галкой по чуть-чуть, а им с Силычем – почти до краев.
– Эх, хорошо! – Старик выцедил спиртное, даже не поморщившись, будто воду, и довольно захрустел галетой с положенным на нее ломтем тушенки. – Вот что есть водка, к примеру? Если разобраться, то просто мелочь. Мелочь, а приятно. Хотя если приятно, то, значит, уже не мелочь…
Я улыбнулась. Силыч мне понравился. Было в нем что-то привлекательное, этакое неистребимо жизнелюбивое и притягательное, не задавленное даже этими мрачными подземельями. Наверное, уважающие себя люди остаются людьми всегда, в том числе и в столь невыигрышной ситуации.
– Дедушка Силыч, поведай нам про Грань, а? – мягко попросила я.
– Э-хе-хе, – скорбно закряхтел старик, задумчиво разглаживая бороду. – Кому-то, кроме тебя, я бы посоветовал туда и нос не совать, но раз уж линия твоей жизни такова… – Он тяжело вздохнул, запустил руку в карман своих лохмотьев и вытащил засаленный, обтянутый кожей блокнот. – Слушайте. – Он уткнулся в блокнот и начал рассказывать: – Под обжитым нами уровнем подземелий скрывается еще один, куда более старый. А строить его начали не одну сотню лет назад, постепенно расширяя подвалы знаменитых купеческих домов – дворца лиходея Расторгуева, торговца «пьяным» товаром, да того самого заводчика Григория Зотова, коий Кыштымским зверем прозывался [12]12
Реальные исторические сведения взяты из книги В. Слукина «Тайны уральских подземелий».
[Закрыть]…
– И почему он столь оригинально прозывался-то? – невежливо перебила я.
– Да уж дюже люто он с простыми работягами расправлялся, – напрямую пояснил Силыч. – Мучил их почем зря, издевался и голодом морил. Закрывал в своих подземельях и изводил десятками. А сильнее всего ненавидел он тех, кто супротив его устава старообрядческого выступал. Сказывают, выстроил он такую разветвленную сеть ходов под городом, что они на многие километры тянулись. И, мол, прятались в тех катакомбах святые мужи из подземного скита при горе Шунут. Дескать, переселились они туда и дали нерушимый обет – никогда здешние места не покидать. А мне рассказывали старожилы, будто и по наше время сохранились под городом их кельи да молельни заброшенные, самим великим старцем Дормидонтом, главой уральских раскольников, освященные. И якобы до сих пор хранятся в тех ходах иконы древние, чудотворные, еще Андреем Рублевым писанные, а потому – цену баснословную имеющие…
При упоминании об иконах глаза Игоря вспыхнули кровавым алчным блеском…
– Но мы-то тоже не просто так тут сидим, а надежно блюдем путь к люку, отделяющему наш жилой уровень от старого – окаянного, раскольничьего, – вдохновенно продолжил старик. – И называем мы тот люк Гранью, что защищает мир жизни от мира смерти, реальность от страшного вымысла и не дозволяет являться к нам призракам жутким, до сих пор водящимся в тех подвалах проклятых!
– Ох, ну и кошмарные же сказки ты нам поведал, дедушка! – Я нервно обняла себя за плечи, ибо от слов Силыча веяло настолько необузданной первозданной силой, что я почти поверила в эти зловещие байки из склепа.
– А ведом тот путь лишь нескольким нашим старейшинам. – добавил Летописец.
– А, это их наш диггер называл Они! – догадалась я.
Игорь кивнул.
– А почему вы Летописец? – робко встряла Галка.
– Вот, – Силыч экзальтированно потряс кожаным блокнотом, – записано тут все, Грани касающееся.
– И все-таки кто-нибудь за эту Грань ходил? – нетерпеливо вскрикнул диггер, впечатленный упоминанием о бесценных иконах. – И возвращался ли обратно?
– Да, находились глупцы, – сердито подтвердил старик, бойко шелестя страницами. – Вот, все у нас тут зафиксировано, потому что передается эта летопись из рук в руки уже сто лет!
Я восхищенно присвистнула.
– В одна тысяча девятьсот девяносто седьмом году, – читал Летописец, – ушли за Грань шесть изыскателей и не вернулись. До этого, в тысяча девятьсот восемьдесят втором, еще трое там сгинули, и в тысяча девятьсот семьдесят третьем – пятеро, а в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом – семеро…
– Ну а еще раньше, сразу же после войны? – вдруг неожиданно для самой себя выпалила я.
Старик хитровато прищурился:
– Ай, и знаешь же ты, дочка, к чему клонить нужно… Твоя правда, – он продемонстрировал мне листок, исписанный убористым, непонятным почерком, – описана тут зима тысяча девятьсот сорок восьмого года, коя шибко холодной и голодной выдалась. Подобрали тогда наши добытчики трех немцев беглых – обмороженных и полумертвых. Ну ясно дело, обогрели мы их да выходили. Али мы звери какие лютые, а не люди? Даже имена их диковинные запомнили: Шульц, Аксман и Зальц. Но вот только, едва оклемавшись, ушли те фрицы за Грань и не вернулись. А перед уходом рассказали они нам, будто имеют при себе вещь важную – древнюю и магическую, предназначенную для Светлой королевы, и повелели нам ее ждать, а когда она явится – помочь той девушке всем, чем сможем…
Я слушала старика молча, потрясенно вылупив глаза и по-дурацки отвалив челюсть. В сказки я не верила принципиально, в магию – тоже, но упоминавшиеся в летописи беглые немцы оказались именно теми, о ком говорилось в архивном документе, показанном нам Стасом…
