Текст книги "Мазепа"
Автор книги: Татьяна Таирова-Яковлева
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
В Жолкве Петр также передал Мазепе указ отдать полякам Белую Церковь и прочие крепости в Правобережной Украине [563]563
Письма и бумаги. Т. VI. № 2067. С. 158.
[Закрыть]. Единственное, чего смог добиться гетман, это обещания царя, что, прежде чем начнет действовать русско-польская комиссия по отдаче земель, он будет заблаговременно поставлен об этом в известность, «дабы я вовремя мог народ украинный предостеречь» и дать возможность казакам покинуть правый берег, равно как и всем тем, кто не пожелает остаться «под игом ляцким» [564]564
РГАДА. Ф. 124. Малороссийские дела. Оп. 4. № 103. Л. 4.
[Закрыть].
Для Мазепы то, что он услышал в Жолкве, было равносильно краху всей его двадцатилетней политики. Еще принимая тяжелые условия Коломакских статей, Мазепа надеялся, что его верность и личные отношения с сильными мира сего позволят прийти к компромиссу, как во времена великого Богдана Хмельницкого, когда по молчаливому согласию сторон многие пункты Переяславского соглашения не выполнялись. И уже казалось, что все так и случилось. Петр не только не запрещал Мазепе иметь контакты с иностранными государствами, но и часто просил его помощи в дипломатических сношениях. То же самое было и с арендой, отмененной Коломакскими статьями, – гетман снова ввел ее без всякого сопротивления со стороны российских властей. Надеялся он и на замалчивание страшного пункта о превращении Гетманщины из «гетманского реймента» автономного управления в обычную область единого Российского государства. Теперь становилось ясно, что все надежды рухнули.
Очень важен вопрос о юридической правомочности тех изменений, которые предполагали провести Петр и его окружение в отношении Гетманщины. Понятно, что в России начала XVIII века не задумывались о таком пустяке, как соблюдение юридических формальностей. Но в случае с Украиной они имели дело с людьми, получившими западное образование и воспитанными на той системе ценностей, которая существовала в Европе в начале Нового времени. Не раз с уст Мазепы и его сторонников в момент гнева срывались фразы: «Имеем право», «Не саблей нас взяли». Речь, по сути, шла о природе отношений между Украиной и Россией, как их представляла себе украинская элита. Их не «завоевали» цари, но они добровольно, на основе соответствующих статей соглашения приняли «высокую руку» царя и присягнули ему на верность. Соответственно, нарушение положений договора одной стороной освобождало другую от своих обязательств.
Коломакские статьи, на условиях которых присягал Мазепа, становясь гетманом, несмотря на все их недостатки и жесткие нововведения (по сравнению с 1654 годом), подтверждали казацкие «права и вольности» в том виде, в котором они были даны Богдану Хмельницкому. Прежде всего они сохраняли автономию Гетманщины и подчеркивали, что русские воеводы не должны вмешиваться «в права и вольности казацкие и в суды и ни в какие дела» [565]565
Величко.Т. III. С. 29–30.
[Закрыть]. Отдельный, восьмой пункт Коломакских статей оговаривал, что в случае войны, во время прохождения российских войск через Украину казакам не должно чинить оскорблений и притеснений [566]566
Там же. С. 39–40.
[Закрыть]. Именно эти положения и были нарушены в годы Северной войны. Причем в пунктах, касавшихся «казацких вольностей», то есть внутренней автономии, они нарушались сознательно и целенаправленно.
На том же роковом военном совете в Жолкве Мазепа просил царя для защиты Украины от шведов послать хотя бы десять тысяч регулярного войска. На это Петр ответил: «Не только десяти тысяч, но и десяти человек не могу дать. Как можете, сами обороняйтесь» [567]567
Письмо Орлика. С. 171.
[Закрыть]. Это было еще одно прямое нарушение Коломакских статей, которые, о чем говорилось выше, прямо обязывали Россию защищать Украину в случае военной опасности. Мазепа не случайно просил помощи у Петра: большинство казацких войск было разбросано по фронтам Северной войны. Гетман имел право расценить это как нарушение вассальных отношений, согласно которым суверен был обязан защищать своего вассала [568]568
Эта концепция вассалитета была сформулирована ведущим канадским ученым О. Субтельным – Субтельний О.Мазепинці. Український сепаратизм на початку XVIII ст. К., 1994. С. 31.
[Закрыть]. Замечу, верного вассала.
Вместо плана защиты Украины Мазепе был представлен план «выжженной земли», который был принят как главная доктрина предстоящей военной кампании. От Пскова до Северской Украины на глубину 200 верст должна была возникнуть «мертвая зона», откуда эвакуировалось население; хлеб прятался в ямы, а все оставшееся предписывалось «жечь без остатку» [569]569
Павленко Н. И., Артамонов В. А.27 июня 1709. С. 155 и др.
[Закрыть].
Если в эти трудные дни Мазепа перечитывал своего любимого Макиавелли, то ему должны были броситься в глаза следующие слова: государю «ради сохранения государства часто приходится нарушать свои обещания. Так что в душе он всегда должен быть готов к тому, чтобы изменить направление, если изменятся обстоятельства или ветер удачи начнет дуть в другую сторону» [570]570
Макиавелли Н.Государь. С. 83.
[Закрыть]. После рокового совета в Жолкве Мазепа был внутренне готов «изменить направление». Другого пути для сохранения своего государства он уже не видел. В 68 лет начинать жизнь заново, согласитесь, не просто, равно как бросаться с головой в омут. Это было очень тяжелое решение и еще пока отнюдь не окончательное. Но почва для начала переговоров была готова.
Глава 13
Переговоры со шведской партией
Казалось, давно прошли юношеские времена, когда Мазепа давал волю гневу. Теперь он был политиком, прошедшим суровую школу жизни, сумевшим выстоять и победить не в одной сложнейшей ситуации. Он умел манипулировать людьми, разгадывать их тайные мысли и стремления. Он гордился своим умением скрывать собственные чувства, «говорить, не сказав ничего». Он был, как говорили, сказочно богат, сосредоточивал в своих руках огромную власть и влияние. Но теперь, весной 1707 года, все шло наперекосяк, все рушилось и разлеталось в прах. Мазепа все больше чувствовал себя немощным, обманутым стариком, на глазах которого погибало его любимое детище – Гетманщина. Именно поэтому он срывался, позволял себе приступы ярости, чего практически никогда раньше с ним не бывало.
Там же, в роковой Жолкве, Мазепа случайно увидел у войскового товарища Думитрашка, которого он собирался послать в Киев, письмо к компанейскому полковнику Танскому, написанное Меншиковым. Гетман очень удивился, велел отдать письмо и прочитал его. Это оказался приказ собрать запасы провианта и казны на шесть месяцев и немедленно выступать со своим полком в распоряжение Меншикова. Как описывает Орлик, Мазепа, прочитав письмо, сорвался от гнева с места и разъяренно закричал: «Разве может быть большее поругание, посмеяние и унижение моей особе, чем это! Каждый день князь Александр Данилович со мной видится, каждый час со мной совещается и, не сказав мне ни единого слова, без моего ведома и согласия посылает приказы людям моего регимента! И кто же выдаст Танскому без моего указа месячные деньги и провиант и как он может без воли моей идти куда-нибудь с полком своим, которому я плачу? А если б пошел, то я б его велел, как пса, расстрелять. Боже мой, ты видишь мою обиду и уничижение!» [571]571
Письмо Орлика. С. 166.
[Закрыть]
Именно в этот момент гетману сообщили, что прибыл из Львова иезуит Заленский и ожидает в приемной. Мазепа «внезапно оставил гнев» и радостно спросил: «А он откуда явился?» После этого он велел его пригласить, заперся с ним наедине, а генеральному обозному Ломековскому и Орлику велел отправляться по своим квартирам. Орлик пишет, что в результате Мазепа послал этого иезуита в Саксонию к Лещинскому [572]572
Там же. С. 167.
[Закрыть].
После того как Петр отпустил Мазепу из Жолквы, гетман выехал в сопровождении царевича Алексея. Но по дороге отправил царевича вперед, а сам свернул в один из дворцов княгини Дольской, где его ожидал присланный от нее ксендз. При этом старшина полагала, что речь шла просто о помощи княгине в выкупе какого-то ее имущества [573]573
Там же.
[Закрыть].
Прибыв в Киев, Мазепа отправил царевича Алексея в Смоленск, а сам вернулся в Батурин. В это время он получил подробную инструкцию от Петра, как действовать в случае наступления Карла. В ней предписывалось укреплять всеми мерами Печерскую крепость, а во время наступления шведов отступить за Днепр, оставив гарнизон для обороны Печер. При этом «старый Киев» предполагалось «оставить пуст» [574]574
Письма и бумаги. Т. V. № 1680. С. 189.
[Закрыть]. Это было началом разработки военной доктрины петровского окружения, согласно которой на этом этапе Северной войны предстояло действовать по принципу «выжженной земли». Первым должен был превратиться в «выжженный край» старый Киев, вместе с Софией, братским монастырем, Киево-Могилянской академией и прочими, священными не только для Мазепы местами. Один Бог знает, что творилось у него в душе после получения этого указа.
Неизвестно, знал ли гетман о тех тайных переговорах, которые в этот период вели Петр и его окружение, пытаясь найти новую удобную кандидатуру на польский престол (ввиду отречения Августа) или новых союзников в войне с Карлом. В частности, переговоры велись с Англией, и герцогу Мальборо за посредничество предлагался доход с «княжества Киевского» [575]575
Павленко Н. И., Артамонов В. А.27 июня 1709. С. 140.
[Закрыть]. Можно себе представить, какая была бы реакция в Украине, если бы подноготная этих контактов стала бы там известна.
В середине июля гетман выступил опять в Киев для наблюдения за завершением строительства Печерской крепости. По указу Петра он отправил своего племянника Войнаровского с 12 тысячами казаков для разъездов вдоль Вислы. В случае наступления шведов ему приказывалось отступать, уничтожая весь фураж [576]576
Сб. РИО. Т. 39. С. 406.
[Закрыть]. Тяжелая служба на фронтах Северной войны приводила к тому, что казаки разбегались. Около пяти тысяч человек бежало от Войнаровского. Это дало Петру лишний повод писать Мазепе, что казацкие полки, «некомпанейские», кроме «худа», никакого «добра» не приносят, так как, не имея определенного жалованья, они занимаются только грабежами и норовят сразу вернуться домой [577]577
Письма и бумаги. Т. VI. № 1901. С. 44.
[Закрыть]. В связи с этим пришло подтверждение указа о преобразовании к осени – зиме всех малороссийских полков в компанейские [578]578
Там же.
[Закрыть]. По сути, это было началом воплощения в жизнь тех принципиальных изменений структуры Гетманщины, о которых было объявлено в Жолкве.
Мазепа открыто не показывал своего недовольства этими реформами. Его чувства и недовольством-то трудно было назвать. Перед ним словно разверзлась пропасть, поглощавшая все его мечты и идеалы. По многолетней привычке он продолжал докладывать царю о выполнении поставленных задач. Бежавших от Войнаровского казаков ловили и заковывали в колодки. Относительно устройства «компаний» гетман обещал «со всяким тщательным прилежанием» стараться исполнить данный указ [579]579
Там же. С. 287.
[Закрыть].
Хотя Орлик потом писал, что гетман ни единым знамением, ни словом, ни делом откровенных своих мыслей и намерений «никому не являл», было бы несправедливо сказать, что Мазепа полндстью скрывал свои чувства и не говорил о них Петру. Еще во время все того же совета в Жолкве гетман высказывал крайнюю озабоченность в связи с тем, что от «непрестанных нынешних трудных служб и походов» Войску Запорожскому «наносятся немалые тяготы», равно как и жителям Украины от переходов войск. На это царь дал официальную грамоту, в которой выражалось «сожаление», но подчеркивалось, что в условиях войны со шведами без таких убытков «обойтись не возможно», и предлагалось «для общей государственной пользы… то снесть». При этом Петр обещал по окончании войны «понесенные трудности и убытки» вознаградить [580]580
Бантыш-Каменский Д. Н.Источники. Ч. 2. С. 56–57.
[Закрыть]. Вряд ли такие заверения могли удовлетворить Мазепу, против которого, как исполнителя воли царя, все больше поднимался ропот в Украине. Все больше сомневался он и в целесообразности Северной войны для интересов Гетманщины.
Не порадовал Мазепу и полученный 1 сентября 1707 года от императора по рекомендации Петра титул князя Священной Римской империи [581]581
Mackiw Т.Mazepa’s title: Prince of the Holy Roman Empire // Nationalites Papers. 1979. V. VII. № 1. P. 95–100.
[Закрыть]. Как раз в это время гетману пришло письмо от Дольской, которая описывала следующую сцену, имевшую место во Львове. Княгиня была там крестной вместе с Борисом Петровичем Шереметевым и, сидя за праздничным столом между Шереметевым и Реном, упомянула похвальным словом Мазепу. На это Рен тоже отозвался с похвалой о гетмане и добавил: «Смилуйся Бог над этим добрым и разумным Иваном! Он, бедный, не знает, что князь Александр Данилович яму под ним роет и хочет, его отставив, сам в Украине быть гетманом». На это якобы Дольская, удивившись, обратилась к Шереметеву. Но тот подтвердил сказанное Реном. Тогда Дольская спросила, почему же никто из «добрых приятелей» не предупредит Мазепу о таких замыслах Меншикова. Шереметев объяснил, что это невозможно, «мы и сами много терпим, но молчать принуждены».
Прочитав письмо Дольской, Иван Степанович сказал Орлику: «Знаю я сам очень хорошо, что они думают о вас (старшине. – Т.Я.) и о мне. Хотят меня удовлетворить княжеством римского государства, а гетманство взять, старшину всю убрать, города под свое управление отобрать и поставить в них воевод или губернаторов. А если будем сопротивляться, то перегнать за Волгу и своими людьми Украину осадить» [582]582
Письмо Орлика. С. 162.
[Закрыть].
В отличие от сдержанного Мазепы, полковники его были гораздо более эмоциональны. Орлик описывает, что после получения указа об устройстве «компаний» полковники и старшины были так напуганы и раздражены, что ни о чем ином не могли говорить. Они справедливо рассуждали, что выбор «пятаков» есть не что иное, как этап перед переустройством полков в «драгуны и солдаты», а соответственно – конец казацким вольностям. Недовольная старшина собиралась у генерального обозного Ломековского и миргородского полковника Апостола, где обсуждала, что делать и как защититься. Апостол принес из Печерской библиотеки текст старого Гадячского договора гетмана Выговского с Речью Посполитой [583]583
Там же. С. 167.
[Закрыть]. Какие планы рождались на этих собраниях? Об этом мы можем только догадываться, хотя нетрудно предположить, в какую сторону обращались взгляды старшины.
Гетман даже написал Головкину, ссылаясь на мнение полковников, что быстро решить вопрос о «компаниях» вряд ли удастся. Предполагалось, что все лето и осень казаки будут задействованы на строительстве Печерской крепости, после чего, разумеется, захотят заняться своим «убогим господарством». Для проведения отбора, кто годен для компанейской службы, а кто нет, полковникам надо будет вывести весь свой полк в поле, пересмотреть казаков, лошадей, оружие. Сделать это в морозы и в снега – трудно и «не безбедно». Поэтому старшина предлагала хотя бы отложить реформу до весны [584]584
Письма и бумаги. Т. VI. С. 288–289.
[Закрыть].
Ситуация складывалась для Мазепы крайне тревожная. Открытое недовольство выражала как раз та старшина, на которую он опирался все последние годы, в союзе с которой он строил свою Гетманщину – с сильной властью и государственной структурой. Еще год назад в Киеве Апостол и Горленко требовали от Мазепы принять меры по защите «казацких вольностей», унаследованных от Хмельницкого. Теперь эти требования должны были звучать еще громче, угрожая в случае бездействия лишить Мазепу поддержки его единомышленников.
Кроме того, действовать побуждала и владевшая всеми всеобщая паника перед лицом шведского наступления. Было бы несправедливо считать, что гетман проявил малодушие, преувеличивал возможности Карла или грозившую Украине опасность. Таково было мнение о шведах и в России, и в Европе. По приказу Петра началась срочная подготовка к обороне Москвы. В частности, предполагались эвакуация ценностей в район Белоозера, создание запасов продовольствия, укомплектование гарнизона и т. д. В Кремле должны были выкопать колодец, починить стены, выкопать рвы. Чтобы освободить пространство для стрельбы, предполагалось даже снести Гостиный ряд, Литейный двор и храм Василия Блаженного [585]585
Павленко Н. И., Артамонов В. А.27 июня 1709. С. 145, 155 и др.
[Закрыть]. Не меньше боялись Карла и в Англии, где готовы были поступиться интересами своих купцов, лишь бы не раздражать шведского короля. Английское правительство не сомневалось в безнадежности положения Петра, как только на него обрушится мощь шведской армии [586]586
Там же. С.141.
[Закрыть]. В такой обстановке было бы трудно ожидать от Ивана Степановича, чтобы он по-иному смотрел на расстановку сил на фронтах Северной войны.
16 сентября 1707 года произошло событие, обозначившее перелом. Мазепа по-прежнему был в Киеве, наблюдая за строительством Печерской крепости. Орлик, находясь в доме гетмана, по его приказу писал длинное послание к Петру. Работа эта затянулась до ночи. Гетман проявлял нетерпение, несколько раз выходил из своей внутренней комнаты, спрашивая, скоро ли конец, и объясняя, что есть еще другое дело. Когда послание было завершено, Орлик запечатал его и положил перед Мазепой, а тот протянул для прочтения маленькое письмо. При этом он объяснил, что письмо это привез от Дольской некий Волошин, зашив его в шапку. Гетман ворчливо добавил: «Черт ее просит об этой корреспонденции. Когда-нибудь меня эта шальная баба погубит, не зря говорят – у девицы волос длинный, а разум короткий». Орлик вскрыл пакет, из которого извлек шифрованное цифрами послание Дольской и второе письмо с отдельной печатью. Полагая, что и второе от княгини, он взломал печать и увидел подпись короля Станислава. Не говоря ни слова, Орлик прочел про себя этот листок. Мазепа с удивлением спросил, почему он не читает вслух, ведь Орлик умел без перевода читать шифрованные письма, к которым имел ключ. На это генеральный писарь объяснил, что ключа вообще не надо, ибо письмо от Станислава Лещинского. «Не может быть!» – «Может, тут и подпись его, и печать». Мазепа взял письмо, прочитал, «ужаснулся и выпустил его из рук», произнеся: «О, проклятая баба, погубишь меня!»
Орлик описывал эти события по прошествии четырнадцати лет, но, видимо, все равно ясно помнил все детали той драматической ночи. Гетман долго сидел молча думая и наконец спросил, что делать с письмом – оставить или послать царю? Орлик отвечал: «Сам, ваша вельможность, изволишь рассудить высоким своим разумом, что нужно посылать. Этим самым и верность свою непоколебимую объявишь, и большую милость у царского величества получишь» [587]587
Письмо Орлика. С. 168.
[Закрыть].
В письме Дольской говорилось о возвращении ксендза, посланного ею в Саксонию. Станислав просил, чтобы Мазепа «намеренное дело начинал», когда шведские войска подойдут к украинским границам. Ксендз привез от короля Станислава и договор из 12 пунктов, который следовало как-нибудь переслать с надежным человеком. Пока Орлик читал письмо, он вспомнил о встрече Мазепы с этим ксендзом-иезуитом в Жолкве и сообразил, что речь шла о заранее продуманном плане.
Гетман между тем произнес: «С умом борюсь, посылать это письмо к царскому величеству или удержать?» В конечном счете он отложил решение до утра и отправил Орлика домой молиться Богу. На прощание Мазепа произнес весьма примечательную фразу: «Может, твоя молитва будет более привлекательная, чем моя, ибо ты по-христиански живешь. Бог знает, что я это не для себя делаю, но для вас всех, и жен и детей ваших». Потрясенный Орлик ушел и, взяв дома два рубля, отправился по богодельням раздавать милостыню.
Утром 17 сентября, придя к Мазепе, Орлик застал его сидящим за длинным столом. Перед ним лежал крест с животворящим древом. Гетман сказал, что не намеревался раньше времени открывать своего намерения и тайны. И не потому, что опасался, что Орлик отплатит предательством за проявленную к нему любовь, милость и благодеяния, но потому, что считал его человеком разумным и с чистой совестью, но молодым и в подобных вещах неопытным, а потому способным неосторожным словом выдать замысел старшине или россиянам, что погубило бы его, Мазепу. Затем, взяв крест, гетман присягнул на следующем: «…что я не для приватной моей пользы, не для высших гоноров, не для большего обогащения и не для иных каких-нибудь прихотей, но для вас всех, под властью и рейментом моим находящихся, для жен и детей ваших, для общего блага матери моей отчизны бедной Украины, всего Войска Запорожского и народа малороссийского, и для поднятия и расширения прав и вольностей войсковых хочу я это при помощи Божей сделать, чтобы вы, с женами и детьми, и отчизна с Войском Запорожским как от московской, так и от шведской стороны не погибли. А если бы я для каких-нибудь личных моих прихотей это дерзал делать, побей меня, Боже, в Троице святой единый, и невинная страсть Христова, на душе и на теле» [588]588
Там же. С. 169–170.
[Закрыть].
После таких слов, поцеловав крест, гетман потребовал встречной клятвы от Орлика, что тот не выдаст его замысел. Зная религиозность Орлика, Мазепа правильно рассчитал, что такая присяга удержит его от любых необдуманных шагов – хотя, по собственным словам, надеялся, что «ни совесть твоя, ни честь, ни учтивость, ни врожденная кровь шляхетская не допустят, чтобы меня, пана и благодетеля своего, предал».
Несмотря на все потрясение, которое должен был испытать Орлик, узнав такую новость, он все же нашелся спросить, что будет, если удача отвернется от шведов – тогда ведь «и мы пропадем, и народ погубим». Ответ Мазепы ярко характеризует и его самого, и то, как детально продумал он ситуацию к сентябрю 1707 года. Он презрительно бросил генеральному писарю: «Яйца курицу учат! Или ж я дурак, чтобы преждевременно отступать, пока не увижу крайней нужды, когда царское величество не в состоянии будет не только Украины, но и государства своего от силы шведской оборонить». Слова гетмана лишний раз подчеркивают, что в его представлении Украина и Россия были разными государствами, хотя и связанными определенными договорными соглашениями (вассальными). Он так и сказал, что будет оставаться верен царскому величеству, «пока не увижу, с какой силой Станислав к границам украинским прейдет и какие будут успехи шведских войск в Московском государстве.
И если не в силах наших будет защищать Украины и себя, то для чего же мы должны сами в погибель лезть и отчизну губить? И сам Бог, и весь мир будет видеть, что мы это сделали по нужде и, как вольный, не завоеванный, народ стараемся мы о целости нашей. А без крайней и последней нужды не изменю я верности моей к царскому величеству» [589]589
Там же. С. 171.
[Закрыть].
Орлик пишет, что Мазепа решил отослать письмо Станислава Петру и также написать к Головкину. Эти два письма якобы были написаны, но гетман оставил их у себя, сказав, что отправит их через свою мать к Войнаровскому, который уже лично вручит их царю. Но Мазепа будто бы обманул Орлика и писем пересылать не стал. Впоследствии, после Полтавы, он объяснил это тем, что Мария Магдалена отдала их святой старице в своем монастыре и той было откровение, что если письма переслать, то гетман погибнет. Возможно, гетман действительно советовался по этому вопросу с матерью – известно, какие доверительные отношения были у него с Марией Магдаленой, а шаг, на который он решался, был чрезвычайно важен и опасен.
Интересно, что в своей беседе с Орликом Мазепа объяснял свои переговоры с Лещинским исключительно военной угрозой. Те реформы Гетманщины, о которых шла речь выше, в их разговоре не фигурировали. Но еще более важен тот факт, что свои намерения Мазепа держал в строжайшей тайне от всех – включая ту старшину, которая была недовольна политикой Петра и могла быть союзницей в его планах. Впрочем, все факты говорят о том, что Мазепа действительно рассматривал союз с Лещинским исключительно как крайнее средство на случай вторжения шведов, а возможно – и в случае назревания бунта среди старшины в условиях реформирования Гетманщины.
В том же духе был составлен и ответ Лещинскому. Мазепа указывал королю Станиславу, что войска шведские находятся далеко от Украины в отличие от русских, расположенных в Польше, что сама Речь Посполитая раздвоена и находится в несогласии. Среди военных трудностей гетман видел следующие: во-первых, русские гарнизоны в Киеве и других основных городах Украины, «под которыми казаки, как перепелица под ястребом, не могут головы поднять». Мазепа напоминал Станиславу, как при гетмане Брюховецком во время восстания против Москвы русские гарнизоны «окрестные города и села огнем и мечем руйновали». Во-вторых, не меньшую проблему представляли собой и пять тысяч регулярного, хорошо обученного и вооруженного российского войска, которые постоянно находились при гетмане и «бодрым оком» смотрели на все его действия. Наконец, главную проблему (и в данном случае он не лукавил) Мазепа видел в том, что в Украине люди «начальные и подначальные, и духовные и мирские, как разные колеса, не в единомысленном суть согласии». Одни благоволят Москве, другие склоняются к турецкой протекции, третьи хотят побратимства с татарами – исключительно из «врожденной к полякам антипатии». Самусь и другие жители Правобережья опасаются мести со стороны поляков и вряд ли захотят подчиниться Речи Посполитой. Поэтому Мазепа предлагал сперва добиться единства мнений в Украине и объединения Речи Посполитой, а потом уже думать о союзе. Понятно, что такие благие пожелания могли быть только декларацией, рассчитанной на выигрыш времени [590]590
Там же. С. 172–173.
[Закрыть].
На самом деле Станислав сам решений не принимал, а Карл XII в это время слишком верил в собственную звезду, чтобы думать о помощи со стороны казаков. Он рассчитывал своими силами изгнать русских из Польши, не делясь при этом ни с кем своей славой. Именно в таком духе он и высказался Лещинскому, когда тот сообщил о своих контактах с Мазепой. Карл сказал, что казаки могут пригодиться для погони, но в бою-де на них нельзя слишком полагаться. Помощь гетмана он думал использовать в будущем, когда придется воевать с Петром в московских землях. Поэтому Карл велел Станиславу передать Мазепе, что тому в нужное время будет дана инструкция, что делать, а пока надо все сохранить в тайне. Такая позиция шведов должна была еще больше насторожить гетмана. Хотя в тот момент, как мы уже отмечали, большинство военных и политических деятелей слепо верили в силу Карла.
Многие шведские историки склонны полагать, что Карл допустил большую ошибку, не попытавшись добиться союза с украинским гетманом. Если бы шведский король предпринял поход осенью 1707 года, то у Петра не было бы времени опустошать край, переводить войска. В Украине в тот момент было ярко негативное отношение к русским из-за намечаемых реформ. К антипетровской коалиции могли присоединиться донские казаки (там начинался Булавинский бунт), а сами шведские войска, вернувшиеся после отдыха в Саксонии, были полны сил и воодушевления. Годом позже ситуация была совершенно иной.
Именно 17 сентября 1707 года, в день, когда Мазепа открылся Орлику, в Монастырский приказ приехал севский монах Никанор с первым доносом от Кочубея. История взаимоотношений Мазепы, Кочубея и Искры обычно подается историками в тесной связи с романом гетмана с Мотрей и зачастую представляется как донос верных «прорусских» подданных на «изменника» Мазепу. Донос Кочубея настолько стал литературным мифом, что даже серьезные исследователи поддаются его влиянию и повторяют многие избитые штампы [591]591
В частности, я имею в виду А. Оглоблина, автора одной из лучших работ о Мазепе.
[Закрыть]. Например, принято считать, что Мазепа делился своими планами с ближайшим окружением, в которое-де, несмотря на конфликт с Мотрей, входил и Кочубей. Узнав о замыслах гетмана, Кочубей якобы и написал донос.
Правда заключается в том, что к моменту первого доноса Мазепа еще ни с кем не делился своими планами, скрывая их даже от самых надежных людей. Например, не знал о них Войнаровский, племянник и ближайший гетману человек [592]592
Письмо Орлика. С. 174.
[Закрыть]. А Кочубею он, талантливый последователь Макиавелли, не верил никогда, с самых первых дней своего гетманства. Не только не верил, но и знал о его тайных мечтах о булаве, о его сношениях с Петриком, с Крымом, о честолюбивых амбициях Любови Кочубей.
Яркую характеристику этих отношений дал сам гетман в марте 1708 года в своем письме к Меншикову: «Извещаю вашей княжеской светлости для информации, что Кочубей исконный мой есть враг, который от начала моего хлопотливого гетманства всегда был мне противный и разные подо мною рвы копал, советуясь непрестанно с враждебниками моими, которые иные уже давно, а иные в недавнем времене поумирали и исчезли. Писал он на меня пасквильные подметные письма, а будучи писарем генеральным, имеючи у себя печать войсковую и подписываясь за меня часто, так как я из-за хирогрической болезни не всегода могу подписывать письма и уневерсалы, издал ложные некоторые, именем моим рукой его подписанные и под печатью войсковою. За такое преступление велел я его за крепкий караул взять. Потом и во второй раз он же Кочубей по криказу моему взят же был за караул в тот самый час, когда близкий его родственник проклятый Петрик передался до орды Крымской и великий мятеж в народе малороссийском учинил». Мазепа объяснял, что от казни и наказания он в свое время освободил Кочубея «по многому и неотступному прошению многих духовных и мирских особ, наипаче же на моление слезное отца пастыря и благодетеля моего великого, блаженной памяти митрополита Киевского Варлаама и покойной матушки моей, так же милосердствуя к женам и детям, плачущим и рыдающим…» [593]593
Опубликовано: Оглоблин.С. 375–376.
[Закрыть].
Представляется совершенно невероятным, чтобы такой человек, как Мазепа, поддавшись «дружеским эмоциям», «старому знакомству» и прочим человеческим слабостям, раскрыл бы после всего этого Кочубею свои тайные планы. Факты это мое мнение подтверждают. Донос Кочубея ярко демонстрирует то, что он НИЧЕГО НЕ ЗНАЛ.
Показания монаха Никанора, которого Кочубей использовал как посланца, красочно изображают ситуацию, как он, прибыв в Батурин по монастырским делам, буквально силой был затащен в дом к Кочубею его женой Любовью. Вообще жена Василия, чей несговорчивый характер стал причиной скандала вокруг Мотри, играла в доносе ведущую роль. Именно она выступала и инициатором и организатором доноса.
Время для атаки на Мазепу – последние числа августа 1707 года – было выбрано не случайно. Гетман находился в Киеве и в связи со строительством Печерской крепости должен был оставаться там до поздней осени. Кочубей был в Батурине, назначенный наказным гетманом. В своем доносе он настаивал, чтобы русские схватили Мазепу в Киеве и, таким образом, не дали бы ему убить его, Кочубея.
Традиционно считается, что поводом для доноса стала история с Мотрей. На самом деле это было скорее прикрытие. Мотря к тому времени уже вышла замуж, страсти несколько улеглись. Были гораздо более серьезные причины, побуждавшие Кочубеев к действию. Сама Любовь описывала одну сцену, безусловно, оказавшую на нее большое влияние. 1 января 1707 года, когда Мазепа был в Батурине, он присутствовал на именинах Василия Кочубея. В застольной беседе гетман бросил Любови: «Почему они их дочь за него не дали?» Та отвечала: «Полно-де тебе коварничать! Ты не только нашу дочь изнасиловал, но и с нас головы рвешь, будто мы с мужем с Крымом переписывались». Мазепа тут же поймал ее на слове: «Откуда вы знаете, что я об этом знаю?» Любовь начала рассказывать путаную историю про писаря, который при смерти передал копию гетманских писем, и т. д. Гетман даже не стал себя затруднять своими обычными ловкими приемами и прямо заявил, что нечего на мертвого лгать, к тому же он все равно им не верит.