Текст книги "Мазепа"

Автор книги: Татьяна Таирова-Яковлева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

На самом деле все обстояло по-другому. Но можно не сомневаться, что, находясь в руках запорожцев, Мазепа пережил одни из самых страшных и унизительных минут своей жизни. Навсегда он сохранит скрытую ненависть и отвращение к Запорожью. Конечно, Сирко не ожидал, что за его пленника начнется настоящая политическая борьба. 3 августа Иван Самойлович (гетман «обоих берегов» Украины) сообщил царю, что Сирко и запорожцы с целью заслужить царскую милость поймали дорошенковского посла Мазепу и освободили пленных левобережных казаков. Сирко прислал Самойловичу найденные у Мазепы письма, но гетман этим не удовлетворился и начал требовать выдачи самого посланца [48]48
  Акты ЮЗР. Т. XI. № 151. С. 496–498.


[Закрыть]. Последовал и царский указ кошевому, чтобы тот прислал Мазепу [49]49
  Собрание государственных грамот и договоров. Ч. IV. № 96. С. 315–316.


[Закрыть]. Но Сирко отказывался. Трудно однозначно сказать, что удерживало знаменитого атамана, на собственном опыте знавшего, что такое русская Сибирь. То ли сказывалась запорожская традиция «не выдавать», то ли он не хотел окончательно ссориться с Дорошенко, отсылая его ближайшего помощника на расправу. Сам Мазепа, по-прежнему находясь в плену у запорожцев, вероятно, и не догадывался, на каком уровне самые влиятельные политики боролись за голову его – еще почти никому не известного казака.

Помимо Самойловича в сражение за Мазепу вступил Григорий Григорьевич Ромодановский – знаменитый русский воевода и полководец. Ромодановский прославился своими действиями в Украине еще с 50-х годов XVII века. Воевал с Выговским, Богуном, Юрием Хмельницким, неоднократно не без помощи своей армии возвращал Украину к присяге царю. Отличался жесткостью, если не жестокостью, безусловным военным талантом и отличным знанием местной ситуации. Между прочим, сын его учился в Киево-Могилянской академии. Ромодановский лично написал Сирко, требуя выдать Мазепу. Получив отказ, он, не колеблясь, послал в Харьков и арестовал жену Сирко. Зятя атамана велел доставить к себе и сделал соответствующее внушение. После этого зятя отправили к Сирко с устным сообщением. Кошевой атаман сдался и прислал Мазепу в Черкассы, где находились гетман и Ромодановский [50]50
  Сам Г. Г. Ромодановский в своей отписке к царю не вдается в такие подробности. Но вот его подчиненный Е. Булычев, прибыв в Москву, дал подробный отчет, как обстояли дела с выдачей Мазепы. – Акты ЮЗР. Т. XI. № 174. С. 590–591.


[Закрыть]. В своем сопроводительном письме к Самойловичу Сирко любезно писал, что «по желанию твоему» посылает Мазепу «для словесного разговора о намерении Дорошенко».

Самое удивительное заключалось в том тайном письмеце, которое знаменитый атаман направил гетману: «…зело и покорно велможности твоей прошение свое приносим о Иване Мазепе… твоя милость, яко отец милосердый, покажи милость свою, чтоб он в неволе не был…» Свою просьбу Сирко объяснял тем, что скажут – «войско дарили его (Мазепу. – Т. Я.) здоровьем и волею», а «Серко засылает в неволю». Письмо заключалось следующими словами: «И повторе велможности твоей, добродея своего, прошу о том человеке» [51]51
  Письмо И. Сирко гетману И. Самойловичу. – Там же. № 173. С. 585–586.


[Закрыть]. Могу с уверенностью сказать, что никогда, ни до этого, ни после, Сирко так ни за кого не просил.

Можно предположить, что Мазепа ехал с тяжелым сердцем. Из огня да в полымя. От своевольных запорожцев – во вражеский стан Самойловича, ненавидевшего Дорошенко и все, что с тем было связано. Вот тут-то и следует вспомнить об одном из самых ярких талантов Мазепы. Орлик писал про него: «Никто не мог лучше обойти человека, привлечь его к себе. Не достигнув с первого раза своей цели, он не складывал оружие, не переставал обхаживать человека до тех пор, пока не делал своим». Самойлович стал одним из первых, кто пал перед «чарами» Мазепы (замечу, таких будет много, не исключая самого Петра Первого). Уже через несколько дней после официального допроса в Черкассах гетман писал к «пойманному дорошенкову казаку» (официальное выражение из русских документов того периода): «Мой ласкавый господине Мазепо! Как я говорил вашей милости и дал слово, что при имуществе своем и при здоровье со всем домом своим пребывати будешь, то и повторяю» [52]52
  Письмо гетмана И. Самойловича И. Мазепе. – Там же. № 160. С. 535.


[Закрыть].

Как мы видели выше, русские без колебания применяли пытки к дорошенковским старшинам. Правда, после Переяславского соглашения они стремились привлечь правобережных казаков на свою сторону, а Мазепа, несмотря на свой низкий официальный статус, был человеком непростым. Но недооценивать удивительные способности самого Мазепы, сумевшего крайне неблагоприятные обстоятельства обратить в свою сторону, тоже не приходится.

У грозного Ромодановского тоже, видимо, осталось благоприятное впечатление о первых разговорах с Мазепой [53]53
  Любопытно, что Алексей Карандеев, тоже бывший на допросе Мазепы, остался другого мнения, чем Ромодановский. Он весьма злобно писал про него боярину А. Матвееву: «И его… лукав ответ, творит себя невинным…» – Там же. № 171. С. 570.


[Закрыть]. В своем письме к царю он именовал его «Иваном Мазепой», не «Ивашкой», как обычно русские писали об «изменниках», и передавал полученные от него сведения про Дорошенко. В частности, Мазепа рассказал Ромодановскому, что Ян Собеский хочет заключить мирное соглашение с турецким султаном. Это известие должно было стать неприятной неожиданностью для Москвы. Оно поднимало значимость показаний Мазепы. Надо отдать ему должное: ни тогда в Черкассах, ни позже в Москве Мазепа не сказал ничего вредного для Дорошенко – кроме того, что и так было известно из найденных при нем писем, и, наоборот, всячески его выгораживал.

Убедившись, что гетманский посол имеет важные сведения, Ромодановский принимает решение послать его к царю – с русским офицером, неженским писарем и «провожатыми». Вот уж точно как в сказке: «…и пленник, и не пленник»… События развивались быстро: 16 июля Сирко послал Мазепу в Черкассы, а 25 июля он был уже отправлен в Москву. Отпуская его, Самойлович был настольно заботлив, что в своем письме давал всяческие наставления, как лучше себя держать в российской столице. В частности, советовал рассказать «что ни есть о замыслах Дорошенковых, о договорах Собеского с Турком, о хане, о Сирке… и малого не утаив дела». И даже наставлял, чтобы Мазепа в дороге изложил все эти сведения «статьями», чтобы сподручнее было давать отчет в Малороссийском приказе «или где будет надобно». И в заключение: «…подай Бог вам счастливой путь и скорый к нам возврат. Чего желая, Богу вас предаю» [54]54
  Письмо гетмана И. Самойловича И. Мазепе. – Там же. № 160. С. 535.


[Закрыть]. Один факт обращения «на вы» к пленнику чего стоит!

Но даже этим гетман не ограничился. Он пишет царю сопроводительное письмо, в котором просит Мазепе «во всем дати веру», а затем почти дословно повторяет мольбы Сирко о скорейшем его отпуске, чтобы войско не попрекало, «будто мы людей вашему царскому величеству и нам склонных посылаем на заточение…» [55]55
  Письма гетмана И. Самойловича царю. – Там же. № 173. С. 580–581.


[Закрыть].

Мазепа к тому времени давал показания в Москве. Повторив уже сказанное в Черкассах, он не преминул насолить запорожцам и их атаману. Он объяснял решение Дорошенко не признавать Переяславское соглашение тем, что посланцы Сирко отговорили гетмана отсылать булаву – «и чтоб им запорожцам соединиться с ним Дорошенком заодно так, как было при бывшем гетмане Хмельницком, также и с ханом Крымским» [56]56
  Расспрос Мазепы в Москве. – Там же. № 170. С. 557–558.


[Закрыть]. Таким образом, Мазепа в Москве не только защищал своего гетмана, но и сеял недоверие к Сирко. С не меньшим удовольствием раскрывал он и планы поляков. «Сверх словесного приказу, служа великому государю», он поведал о стремлении Собеского, договорившись с Турцией, ударить на Московское государство.

В результате Мазепа произвел на дьяков посольского приказа хорошее впечатление. Ему позволили видеть «царского величества пресветлые очи», царь наградил сопровождавших его казаков и ему самому велел дать пару соболей «в три рубли» [57]57
  Там же. № 178. С. 597.


[Закрыть], то есть довольно дешевых. Пройдет всего несколько лет, и Мазепа будет получать в Москве награды, равные целому состоянию. Но тогда, для полупленника с неясным положением, это было уже блестящим началом карьеры.

15 августа в столицу прискакал очередной гонец Самойловича с просьбой гетмана отпустить Мазепу. 22 августа царь написал Сирко, что указал ехать Мазепе в Украину и «жить ему велели с женою и с детьми при своих добрах на сей стороне Днепра» [58]58
  Там же. № 184. С. 610–611.


[Закрыть].

Так, вопреки своей воле и убеждениям, Мазепа попал на Левобережье, к Ивану Самойловичу. Жизнь снова предстояло начинать заново.

Глава 3
Путь к гетманской булаве

В тридцать пять лет Мазепа в третий раз начинал свою жизнь заново. Все прежние успехи и заслуги остались на Правобережной Украине, и теперь нужно было обосновываться во враждебном ему стане старшины, где все смотрели на него как на дорошенковского приближенного, чудом избежавшего Сибири и плахи. Для того чтобы лучше понять всю сложность положения, в котором оказался Мазепа, надо познакомить читателя с теми людьми, кто составлял элиту Левобережной Украины и сосредоточивал в своих руках местную власть.

Иван Самойлович, гетман «обоих берегов», был сыном священника, получившим начальное образование в Киево-Могилянской академии. Вся его «казацкая» карьера, начиная с писаря в Прилуцком полку (в середине 50-х годов, в период восстания Хмельницкого), была связана с Левобережьем. При гетмане Иване Брюховецком он был черниговским полковым есаулом, при Демьяне Многогрешном – генеральным войсковым. Ему принадлежали обширные имения на Левобережье. Его избрание гетманом было выгодно старшине, которая стремилась прекратить своевольство черни, покончить с политической Руиной и экономической разрухой. У него были честолюбивые планы воссоздания единой Гетманщины, распространения своей власти на Слободскую Украину. Для всего этого требовался толковый и знающий помощник. К тому же, что было особенно важно в страшные годы повального предательства, – верный помощник.

Мазепа, как уже говорилось выше, «очаровал» гетмана. С. Величко, несмотря на враждебное к нему отношение, признает, что тот служил верно, охотно и хорошо, как человек умный, во всех делах исполнительный и услужливый. К тому же, проявив на допросах лояльность по отношению к Дорошенко, он доказал свою способность быть преданным. Немаловажную роль играл и тот факт, что Мазепа, по меткому выражению С. Величко, «при нищете своей тогдашней» полностью зависел от Самойловича и не был в состоянии вести «свою игру» в отличие от богатых и влиятельных левобережных старшин.

Генеральная старшина и полковники Левобережья представляли собой тесное сплетение двух десятков фамилий, богатых и влиятельных, породненных браками, кумовством и прочими связями.

Верхушку этой политической пирамиды возглавлял Леонтий Полуботок – генеральный бунчужный, затем есаул и, наконец, полковник переяславский, родственник и друг Самойловича из черниговской элиты. Пальму первенства делил с ним Василий Дунин-Борковский – украинский левобережный шляхтич, полковник черниговский, а затем обозный генеральный. Среди самых влиятельных и богатых полковников были также Яков Лизогуб – полковник черниговский, и Федор Жученко, полтавский полковник, тесть Кочубея. За исключением Лизогуба, все они станут оппозицией и личными врагами Мазепы-гетмана. Впрочем, вплоть до самого последнего момента, пока булава не окажется в руках Ивана, они не будут видеть в нем угрозу своей власти.

Совершенно другие отношения были у Мазепы с миргородским полковником Даниилом Апостолом, еще одним левобережным земельным магнатом. Непросто и негладко они складывались, но в основе объединения лежали общие идеалы, налет «польской», то есть западной культуры, преданность «государственной идее» и широкий кругозор. В свое время отец Апостола служил сотником у польского магната Иеремии Вишневецкого, затем женился на дочери миргородского полковника Лесницкого и с 70-х годов сам возглавил этот полк. Его молодой 28-летний сын Данила (он был на 15 лет младше Мазепы) занял при И. Самойловиче пост полковника, сменив своего престарелого отца. Это был уникальный случай в Гетманщине, и многие недолюбливали богатого юнца, вдобавок женатого на польской панне [59]59
  Горобець В.Данило Апостол // Істория України в особах. К., 2000. С. 226–227.


[Закрыть].

Что касается перешедших на Левобережье «дорошенковцев», то тут у Мазепы дела тоже обстояли по-разному. Михайло Воехович, бывший писарем у Дорошенко, а затем генеральный судья у Самойловича, в дальнейшем поддерживал Мазепу и пользовался его покровительством. А вот другой писарь Дорошенко, Василий Кочубей, станет его злейшим врагом. Кочубеи были известным и влиятельным казацким родом на Левобережье. Недаром писал Пушкин: «Богат и знатен Кочубей». В сентябре 1675 года Василий прибыл к Самойловичу, бросив Дорошенко и надеясь на награду [60]60
  Сам Самойлович писал царю, что челядник Кочубея потерял письма, которые тот вез от султана, и Кочубей, не решившись вернуться к Дорошенко, «прямо на сю сторону пошол…» – Акты ЮЗР. Т. XII. № 84. С. 246.


[Закрыть], которую вскоре и получил в виде должности главы генеральной канцелярии, делавшей его вторым после гетмана человеком в Украине. Никогда, несмотря на все усилия Мазепы, Кочубей не сможет смириться с тем, что гетманский уряд достанется не ему – левобережному старшине, добровольно перешедшему на службу царю, а правобережному выскочке, в оковах привезенному запорожцами на левый берег. Эти чувства Кочубея будет разделять и его свояк, Иван Искра, правнук знаменитого казацкого гетмана Якова Остряницы.

На фоне десятков сел и тысяч золотых, имевшихся у крепких левобережных старшинских фамилий, финансовое положение Мазепы было ничтожно. Правда, через родственников жены он имел некое свойство с Самойловичем [61]61
  А. Оглоблин приводит такие генеалогические данные: Ганна Мазепа была теткой по матери Д. Горленко, который был женат на родной племяннице супруги И. Самойловича.


[Закрыть], но слишком дальнее, чтобы на него полагаться. Рассчитывать можно было лишь на собственные силы и способности. Все имения его семьи пропали на Правобережье. Долгие годы ему приходилось думать о хлебе насущном, это при его-то амбициях и честолюбии!

Впрочем, он не опускал руки, и ему чуть ли не сразу удалось стать весьма влиятельным человеком гетманского двора, причем – как и в случае с Дорошенко – его реальная роль была гораздо выше официально занимаемого поста. Величко пишет, что Мазепа «скоро дослужился до ласки и респекту» и стал гетманским дворянином. Существует легенда, приведенная в «Истории Русов» и кочующая по многим биографиям Мазепы, что якобы он был воспитателем у гетманских детей. Легенда эта никак не подтверждена источниками; к тому же после 1672 года оба сына Самойловича находились в Москве в качестве заложников, а с 1675 года были там попеременно. При этом с ними были учитель Павел Ясниковский и бывший игумен батуринского монастыря Исакий [62]62
  ИР им. Вернадского. Ф. I. № 3893. Л. 5.


[Закрыть].

Для содержания семьи, которую царский указ предписывал Мазепе перевести на Левобережье, Самойлович пожаловал ему село Малый Сомбор в Прилуцком полку. Туда переехала Ганна с детьми. Финансовое положение Мазепы было столь сложным, что для обработки земли ему пришлось объединиться с соседом – зажиточным казаком. Жена осталась заниматься хозяйством, а Мазепа был постоянно при гетманском дворе, готовый к любым поручениям. Здесь следует отметить, что Ганна Мазепа и в дальнейшем была лишь тенью своего мужа, никогда не претендовала на значительную роль и практически не упоминается в источниках вплоть до самой своей смерти в 1702 году. При этом надо отдать должное Мазепе – он обеспечил будущее ее детям (собственных детей у Мазепы не было). Сын Криштоф стал сотником седнивским (когда Иван Степанович стал гетманом), а дочь Мария вышла замуж за сына белоцерковского полковника М. Громыка, сотника смилянского. Вообще, для украинской шляхты и казацкой старшины были типичными тесные семейные связи. Мазепа всегда будет заботиться о своей сестре, племянниках и дальних родственниках. Несмотря на славу покорителя сердец, источники не приводят никаких намеков о романах Мазепы при жизни Ганны. И только после ее смерти у гетмана-вдовца появятся Мотря Кочубей и Анна Дольская.

Видимо, именно в этот, «самойловичевский», период своей жизни Мазепа стал особенно скрытным и осторожным. Глубоко в тайниках души прятал он свои честолюбивые амбиции. Зачастую приходилось скрывать собственное, весьма авторитетное мнение по многим вопросам, кривить душой, а еще больше – молчать. Старшина должна была видеть только толкового, усердного казака. Страсть к философии и искусству, увлечение поэзией и римскими авторами приходилось на время отложить в сторону. Особенно опасно было раскрыться в глазах собственного покровителя – Самойловича. Тот болезненно относился к своему низкому происхождению («попович»). Периодически устраивал «чистки» среди старшины (которые ему потом, при перевороте, припомнили), женил своего сына на внучке гетмана Ивана Сулимы и, идя по стопам Хмельницкого, мечтал о создании правящей династии [63]63
  Идея создания гетманской династии не раз возникала в Украине. Сам Б. Хмельницкий стремился сделать своим наследником своего старшего сына Тимофея, а после гибели его завещал старшине избрать младшего сына Юрия, совершенно не способного к управлению. Последующие гетманы тоже стремились своими родственными связями подтвердить право на булаву. На дочери Б. Хмельницкого женился брат И. Выговского П. Тетеря, на родственнице Богдана был женат Д. Дорошенко и т. д. Одного из своих сыновей готовил в гетманы и И. Самойлович.


[Закрыть]. Один неверный шаг, заносчивое слово или поступок – и Мазепа мог попрощаться со своей карьерой. Как тут не вспомнить вспыльчивого юнца в приемной короля Яна Казимира… «Никому не верил», – напишет Орлик. А как же иначе в обстановке постоянных доносов, ожесточенной борьбы за каждый уряд, не говоря уже про булаву?! А ведь скрывать свой «природный аристократизм», гордыню и незаурядные способности было совсем не просто. Его образование бросалось в глаза – Величко так и писал: «…был придворным, беглым во всяких речах».

Мазепа был достаточно умен, чтобы понимать всю сложность своей ситуации. И именно в эти годы он начинает искать покровителей в других кругах. Там, где ею дарования и знания могли оценить по заслугам: в среде украинского духовенства и московской знати.

Мы уже упоминали о том, что семья Мазепы была тесно связана с украинским православием. На каком-то этапе «самойловичевского» периода Иван возобновляет свое знакомство со своим учителем (бывшим ректором Киево-Могилянской академии), а ныне черниговским епископом Лазарем Барановичем. Именно здесь, в Чернигове, он познакомился и с Дмитрием Туптало, будущим святителем Дмитрием Ростовским. В 1675 году Л. Баранович посвятил Дмитрия в иеромонахи, а с 1679 года он служил в гетманской церкви в Батурине [64]64
  Історія Української культури. Т. III. К., 2003. С. 578.


[Закрыть]. В гетманство Мазепы при его непосредственной поддержке и участии Дмитрий Ростовский начнет издавать свои знаменитые «Жития святых».

В конце 60-х годов мать Мазепы принимает в Киеве иночество, и ее преданный сын, несомненно, становится частым гостем в киевских монастырях. Отсюда восходит дружба Мазепы с архимандритом Киево-Печерской лавры Варлаамом Ясинским, тоже его бывшим профессором. Иван потом вспоминал о нем: «…отец пастырь и благодетель мой великий». Впоследствии, став гетманом, Мазепа окажет непосредственное влияние на избрание Ясинского киевским митрополитом. Тогда же Иван знакомится еще с одной «восходящей звездой» украинского православия – Стефаном Яворским. Безусловно, поддержка влиятельного и тесно связанного с казачеством высшего духовенства помогала вхождению Мазепы в элиту левобережной старшины. И все же время показало, что к таким контактам его толкало не честолюбие, а скорее веление души. Факт, который признавали даже недоброжелатели Мазепы, – он был человеком глубоко верующим. Но не ограниченным фанатиком, а просвещенным человеком незаурядного ума, для которого определенные христианские ценности были священны. Мазепа живо интересовался и разбирался в богословских вопросах. Как только у него появятся деньги и власть, он будет всячески поддерживать украинское духовное возрождение, делать все возможное и невозможное, чтобы способствовать настоящему расцвету православной мысли в Украине.

«Самойловичевский» период жизни Мазепы – это, безусловно, время, когда создавались все те бесчисленные нити его контактов, которые впоследствии позволили Мазепе-гетману быть в курсе всей внешней политики Центрально-Восточной Европы. Как мы уже отмечали, он умел молчать, но еще лучше он умел слушать. А учитывая его знание языков, в чем он значительно превосходил своих современников и соотечественников, «слышать» он мог гораздо больше других. Именно это обстоятельство делало его незаменимым в глазах Самойловича, который регулярно начинает, несмотря на официально низкое звание Мазепы, поручать ему свои самые сложные и щекотливые миссии. Именно во время таких многочисленных поездок по поручению гетмана в Москву Иван сумел проявить себя перед московской знатью как знающий, полезный и верный человек.

Первая такая поездка, о которой сохранилась информация, состоялась в феврале 1676 года, то есть всего через полтора года после его вынужденного появления у Самойловича. Гетман отправил Мазепу, уже «товарища войскового» [65]65
  Войсковой товарищ – ранг в Войске Запорожском.


[Закрыть], в Москву вместе с Леонтием Полуботком и еще двумя старшинами [66]66
  Акты ЮЗР. Т. XII. № 144. С. 490.


[Закрыть]. В инструкции Самойлович писал о крайне важном известии, полученном от Мазепы. Тот, будучи у хана, слышал, что татарам теперь не были страшны калмыки, так как хан имеет у них своего человека, Юсуп-мурзу, который обо всем сообщает хану и своими советами отговаривает калмыков от военных походов [67]67
  Там же. № 156. С. 555.


[Закрыть]. Учитывая, что все предыдущие десятилетия Москва использовала калмыков как главную сдерживающую силу против татар, эта информация Мазепы была необычайно важна. Разумеется, получить ее мог только человек, вхожий в крымскую элиту и владевший татарским языком. Не приходится удивляться, что через год Мазепа уже лично возглавляет посольство Самойловича в Москву – в качестве «товарища войскового знатного» [68]68
  Письмо И. Самойловича царю. – Акты ЮЗР. Т. XIII. № 3. С. 8.


[Закрыть]. Он привез царю подарки и, опережая приезд гетманского сына, докладывал по щекотливому делу – расправе Самойловича над неженским протопопом С. Адамовым и стародубским полковником П. Рославцем (первого постригли, второго «отдали за караул») [69]69
  Там же. С. 22, 24.


[Закрыть]. Это был первый случай серьезной «чистки» старшинской оппозиции гетманом, и очень показательно, что, ссылаясь на сложную военную обстановку, тот посылает вместо себя доложить о ней в Москве именно Мазепу.

Военные события между тем и впрямь разворачивались активно. В 1676 году русские войска и Самойлович предпринимают поход к Чигирину, где находился Дорошенко, и тот, желая не допустить кровопролития, 19 сентября вышел из города и сложил клейноды перед Ромодановским. Дорошенко отправили в почетную ссылку в Москву, а затем в Вятку, где он служил воеводой. Ему уже никогда не разрешат вернуться в Украину, он будет жить в своих российских имениях, женится на русской, и правнучка гетмана Дорошенко от этого брака (Наталья Гончарова) станет женой Александра Пушкина, автора поэмы о Мазепе. Воистину, пути Господни неисповедимы…

Мазепа тоже участвовал в Чигиринских походах и присутствовал при капитуляции своего бывшего гетмана. Именно в это время он знакомится с человеком, которому было суждено сыграть ключевую роль в его дальнейшей судьбе. Речь идет о Василии Васильевиче Голицыне, родовитом князе, ровеснике Мазепы, который тогда тоже был еще в самом начале своей карьеры. Его роль в истории России явно недооценивается историками, а его значение в истории Украины вообще не отражено в научной литературе. Именно поэтому позволю себе напомнить читателю некоторые хорошо известные страницы российской истории, тесно связанные с судьбой Мазепы.

Традиционно позитивное отношение к лагерю Петра Первого обычно превращало царевну Софью и всех ее сторонников во главе с Голицыным в антигероев. Только немногие историки [70]70
  Например, В. И. Буганов.


[Закрыть]признавали, что именно Голицын стал первым просвещенным реформатором Московского государства, непосредственным предшественником Петровской эпохи.

Впрочем, Василий Васильевич действительно был фигурой весьма противоречивой. Он, пожалуй, первым из московской элиты стал открытым сторонником «Запада» – сам хорошо говорил по-латыни, был обходителен с иностранцами, имел огромную библиотеку, в том числе с множеством иностранных изданий, зачастую одевался на западный манер. Его дом в Москве стал первым столичным дворцом, в котором постоянно бывали иностранные послы и гости. Французский посол де ла Невилль, лично знакомый с князем, приписывал ему план преобразования Московского государства – на манер западных держав. Никаких документальных подтверждений планов Голицына не сохранилось, но те реформы, которые он проводил, придя к власти, дают некоторое представление о его намерениях. При этом князь был человеком огромных амбиций, которые возрастали по мере увеличения его влияния при царском дворе.

С Мазепой его объединяла «культурная» близость. Оба были поклонниками Запада и исключительно образованными людьми для своей эпохи. Для Голицына фигура бегло говорящего по-латыни Мазепы должна была стать лучом солнца в темном просторе чуждой ему казацкой среды. Но мы еще будем много говорить о том, как непросто было Мазепе сохранять милость Василия Васильевича.

Судьба распорядилась так, что именно Украина стала краеугольным камнем в карьере Голицына. Впервые здесь он появился в 1675 году, еще в чине стольника, командуя войсками, присланными для охраны городов от татар. Смерть царя Алексея Михайловича и восшествие на престол Федора Алексеевича моментально меняют положение князя, он становится боярином и уже в этом новом звании прибывает на украинскую границу, в Путивль, летом 1676 года. Командующий русскими войсками Г. Г. Ромодановский, гетман Самойлович и все воеводы получают приказ писать о всех «вестях» Голицыну, который, в свою очередь, сообщал о них с «нарочным» царю [71]71
  Буганов В. И.«Канцлер» пред петровской поры // Вопросы истории. 1971. № 10. С. 145–146.


[Закрыть]. Гетманский посланец в Москву Мазепа тоже наверняка не объезжал стороной пограничный Путивль, в нескольких десятках верст от Батурина.

В 1677 году начинается новый Чигиринский поход, в котором войска Ромодановского и Самойловича разгромили татар под Бужином. Голицын, уже «боярин и воевода, наместник черниговский» [72]72
  Акты ЮЗР. Т. XIII. № 119. С. 83.


[Закрыть], тоже получил приказание выступить в Украину, причем Самойлович отзывался о нем как о «высоком и знатном царства Московского человеке» [73]73
  Письмо И. Самойловича И. Сирко. – Акты ЮЗР. Т. XIII. № 59. С. 230.


[Закрыть]. Однако в самих сражениях Голицын участия не принимал, и все лавры победителей достались гетману с Ромодановским. Знаменитый шотландский офицер Патрик Гордон (тот самый, что прославился в дальнейшем на службе у Петра Первого), участник Чигиринского похода, писал в своем дневнике, что Голицын и Ромодановский «ссорились друг с другом из-за старшинства, а потому и не виделись» [74]74
  Московия и Европа. М., 2000. С. 249.


[Закрыть]. Дело дошло до того, что во время одного жаркого спора между боярами Самойлович открыто встал на сторону Ромодановского [75]75
  Соловьев С. М.История России с древнейших времен. Т. 14 // он же.Сочинения. Кн. 7. М., 1991. С. 383.


[Закрыть]. Голицын этого никогда не забывал, и с этого момента у него устанавливаются неприязненные отношения с гетманом, которому это впоследствии стоило булавы и жизни.

Как же получилось, что Мазепа оказался дальновиднее Самойловича и «поставил» на верного человека из числа московской знати? Этому можно дать разные объяснения. Голицын, в отличие от того же Ромодановского, был человеком другого поколения. Де ла Невилль писал, что во всем Московском государстве было на тот час четыре человека, говоривших по-латыни [76]76
  Россия глазами иностранцев. С. 490.


[Закрыть]. Он по-иному смотрел на многие вещи, за ним не тянулся шлейф негативного опыта украинской Руины. Разговаривать с ним было проще, равно как и находить объединявшие их цели. Амбициозный прагматик, Голицын рассматривал Украину как плацдарм для своей карьеры. Мазепа, с его знанием польского света и турецко-татарских реалий, показался ему очень подходящей кандидатурой для воплощения собственных планов. Биографы Голицына отмечают, что он был очень наблюдательным человеком и, несомненно, хорошо изучил казацкую старшину. Правда, Голицын, скорее всего, имел не совсем истинное представление о своем союзнике. Мазепа писал ему, проявляя настоящие способности ученика Макиавелли: «…знаешь ваша княжая вельможность мою простую душу и простое сердце» [77]77
  Письмо И. Мазепы В. В. Голицыну. – Листи І. Мазепи. Т. I. К., 2002. № 100. С. 242.


[Закрыть]. Или театральные постановки в Киево-Могилянской академии научили Ивана так хорошо лицедействовать? «Выразумел ваша княжая вельможность своим премудроразсмотрительным разумом мою плоть и нрав от десятка лет мене зная, что нет такой зависти, чтобы я был на чие здоровье или на чие имение посягатель…» [78]78
  Письмо И. Мазепы В. В. Голицыну. – Там же. № 87. С. 221.


[Закрыть]

Мазепа уверенно продвигался на службе у Самойловича. О его роли при дворе гетмана свидетельствует, например, сообщение воеводы В. Тяпкина про пребывание в Батурине осенью 1677 года. Самойлович прислал за ним «ближнего своего человека Ивана Мазепу с коретою». Мазепа привез Тяпкина к крыльцу, где их встретила генеральная старшина [79]79
  Акты ЮЗР. Т. XIII. № 83. С. 321.


[Закрыть]. Здесь следует отметить, что при Богдане Хмельницком аналогичную роль в церемониале выполнял сам Иван Выговский [80]80
  Воссоединение Украины с Россией. Т. II. № 181. С. 425.


[Закрыть]– генеральный писарь, по сути – канцлер Гетманщины. Другой пример особого положения Мазепы: в 1678 году его назначают опекуном над детьми умершего гадячского полковника, вместе с генеральным есаулом Л. Полуботком, генеральным судьей П. Животовским и гадячским полковником М. Василевичем. Самое примечательное, что собственноручная подпись Мазепы стоит на этом документе рядом с фамилией всесильного Полуботка, но без указания какого-либо звания [81]81
  Духовная Ф. Криницкого, осень 1678 г. – Сіверянський літопис. 2003. № 5–6. Док. № 7. С. 19–20.


[Закрыть].

Очередной Чигиринский поход летом 1678 года стал трагичной страницей в истории Гетманщины. Перед лицом наступления многочисленной турецкой армии Ромодановский, вопреки мнению Самойловича, принял решение уничтожить старую гетманскую резиденцию [82]82
  Чигирин был столицей Гетманщины со времен Богдана Хмельницкого.


[Закрыть]. Верхний замок Чигирина и его укрепления были взорваны, русско-украинские войска отступили, а турки завершили разорение славного города. Многие из старшин рассматривали это как национальную трагедию и символ уничтожения правобережного казачества. Заключенный в 1681 году Бахчисарайский мир с Портой, по которому между Днепром и Бугом создавалась «буферная зона», а все украинское население было согнано на Левобережье, окончательно разрушал надежды Самойловича воплотить в реальность его титул гетмана «обоих берегов» и ставил крест на завоеваниях Богдана Хмельницкого.

Никаких сведений о том, что по этому поводу думал Мазепа, разумеется, не сохранилось. Мы можем лишь предположить, что превращение родных ему мест в «буфер», уничтожение, как его потом назовет Т. Шевченко, «святого Чигирина» – славной столицы Богдана Хмельницкого и Дорошенко – не могли не ранить его сердце. Думал ли он тогда, что именно ему предстояло попытаться вновь вырвать Правобережье из-под власти поляков? Можно сказать почти наверняка – свое сердце он никому не открывал.

В марте 1679 года Мазепа снова приезжает в Москву по поручению гетмана [83]83
  РГАДА. Малороссийский приказ. Оп. 229/1. Ст. 105–107.


[Закрыть]. Ему ставилась задача добиться присылки в Украину русских войск для защиты от турецко-татарского наступления. Сохранившиеся записи о переговорах Мазепы с думным дьяком Ларионом Лопухиным характеризуют его как смелого и умного собеседника. В частности, он добивался присылки большого войска – но без бояр и воевод, только с одним командиром. Мазепа пояснял, что «бояре и воеводы станут между собою местами считаться», друг другу полков не дадут. Лопухин отвечал, что такого быть не может. Но Мазепа привел пример недавних событий под Чигирином, когда «от рейтар и городовых дворян только крик был» [84]84
  Соловьев С. М.История России с древнейших времен. Т. 13. М., 1991. С. 208–209.


[Закрыть]. Такие смелые речи «войскового товарища» наводят на многие размышления. Во-первых, он должен был уже хорошо знать Лопухина, чтобы пускаться с ним в столь рискованные откровения. Во-вторых, здесь слышна явная критика русской системы «местничества», столь ненавистной Голицыну. И наконец, Мазепа должен был хорошо ориентироваться в московских настроениях (в частности, знать о недовольстве действиями Ромодановского пой Чигирином), чтобы решаться обвинять русских воевод в военной неудаче прошлогоднего похода. Трудно сказать, где проходила грань между поручением Самойловича и собственной инициативой Мазепы. Но эти заявления Лопухину он делал точно не «по наказу» гетмана.