Текст книги "Сизые зрачки зла"

Автор книги: Татьяна Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Глава 9

Снег, снег и еще раз снег…Поставленная на полозья дорожная карета графини Румянцевой мягко катилась по застуженным дорогам России. Вытертые сидения экипажа оказались довольно удобными, но остановок в пути было так мало, что ноги у Веры к вечеру все равно затекали. Вот и сейчас правую закололо, а потом по ней побежали мурашки. Меняя позу, Вера поерзала под теплым покрывалом, а потом подняла ноги, стараясь не задеть горничную Дуняшу, дремавшую напротив.

Мать настояла, чтобы в путешествие вместе с ними отправился и Осип – крепкий дворовый мужик средних лет, тот считался отличным стрелком. В пути он сидел на козлах рядом с кучером, а на постоялых дворах охранял двери хозяйкиной комнаты. Вера, сначала посчитавшая это требование лишней перестраховкой, понаблюдав за проезжающей публикой, согласилась с матерью, и теперь, благодаря мудрости Софьи Алексеевны, путешествие ее дочери подходило к концу вполне благополучно.

«Еще утром миновали поворот на Смоленск, значит, завтра приедем, – прикинула Вера и к ней вернулись прежние сомнения: – Чего ждать от Солиты? Может, за тринадцать лет хозяйство все же восстановили?»

Она уже не раз уговаривала сама себя, но волнение не проходило. Как же справлялась с огромным разоренным имением дочка управляющего? Чем ближе Вера подъезжала к поместью, тем больше тревожилась. Она попробовала отогнать тяжкие мысли и постаралась представить, что сейчас делают мать и сестры. Впрочем, это оказалось ничуть не веселее, ведь в памяти всплыло недавнее прошлое.

Сначала произошел этот загадочный взрыв, после которого она неделю пролежала контуженная, потом пришлось ожидать разрешения на свидание с братом. Получили его лишь за день до Вериного отъезда. Ей вспомнилось бледное лицо матери, замершей с долгожданной бумагой в руках.

– Мама, а это пропуск на всех? – спросила тогда Вера, – вы сможете взять нас с собой?

– Нет, дорогая, здесь написано только мое имя, да и не место молодым девушкам в тюрьме, я бы все равно не взяла вас с собой.

Графиня собрала для сына теплую одежду, взяла кулек с пирожками и отбивными котлетами, а за вырез корсажа спрятала аккуратно завернутые в тонкую бумагу столбики золотых монет. Дочери проводили мать и стали ждать ее возвращения. Вернулась Софья Алексеевна постаревшей на десяток лет, и хотя она старалась убедить дочерей, что с Бобом все хорошо, верилось в это с трудом.

– Мама, пожалуйста, не старайтесь ради нас приукрашивать действительность, – тут же заявила Надин, – у вас же все на лице написано!

Вера укоризненно глянула на сразу же пожалевшую о своей несдержанности сестру и постаралась исправить положение:

– Он хотя бы здоров?

– Да, как будто… Еду и теплую одежду ему тоже разрешили взять с собой.

– Ну, хоть что-то хорошее, остальное тоже постепенно наладится.

– Дай-то бог, – слабо улыбнулась графиня. Она хотела стать для детей сильной и мужественной матерью, а получалось наоборот – дочери поддерживали ее.

– Мама, а что Боб сказал о деньгах? – вновь выскочила вперед нетерпеливая Надин. – Он назвал вам имя процентщика?

– Да, он несколько раз повторил, что того зовут Иосиф Барусь, и живет этот человек на Охте. Наш кучер Савелий возил Боба туда и сможет найти дорогу.

Вера чуть заметно подмигнула сестре, предлагая отвязаться от матери. Бледная как полотно Софья Алексеевна казалась такой измученной, что сейчас ее следовало оставить в покое. Если мать захочет, то потом сама расскажет все, что сочтет нужным. Надин намек поняла, и хотя ноздри ее точеного носика нетерпеливо подрагивали, она мужественно молчала, а простодушная Любочка произнесла как раз то, что нужно:

– Мама, проводить вас в спальню? Вы отдохнете, а я могу посидеть рядом.

– Не нужно, я побуду здесь, а ты спой что-нибудь.

Любочка села за фортепьяно и начала наигрывать новый романс, а потом запела. Вера перевела взгляд на почти прозрачное лицо матери и увидела, что еще чуть-чуть – и слезы сами покатятся из ее глаз. Поймав озабоченный взгляд дочери, Софья Алексеевна, тихо призналась:

– Боб страшно исхудал, а безнадежность в его глазах не исчезает даже тогда, когда он пытается улыбаться. Он сразу сказал, чтобы мы не надеялись на освобождение, предупредил, что их всех признают государственными преступниками.

Вера села рядом с матерью и сжала ее руку. Они молчали. Поглядывая на них, Надин нетерпеливо крутилась в кресле напротив, но не решалась начать разговор. Наконец терпение ее лопнуло и, мятежно поглядывая на сурово сдвинутые брови старшей сестры, она объявила:

– Я думаю, что нам с Велл нужно съездить к этому процентщику. Если мы будем вдвоем, с нами ничего плохого не случится. Возьмем пару конюхов с ружьями, и нам – охрана, и он испугается. Документов ведь у нас нет, только слово брата.

– Да, правильно, вдвоем лучше, – заметив растерянность на лице матери, поддержала сестру Вера. – Мы теперь все должны решать сами, иначе скоро попадем в объятия нашего дорогого родственника, а тот не успокоится, пока не обдерет нас до нитки.

Напоминание о ненавистном Чернышеве сразу же взбодрило графиню: ее глаза высохли, на лице проступила несвойственная жесткость, и она с неожиданной твердостью возразила дочери:

– Нет уж, я поеду сама. Не хватало еще вам к ростовщикам на Охту ездить. Вдруг об этом станет известно – вы испортите репутацию.

Надин скептически и абсолютно непочтительно фыркнула, и Вера с раздражением поняла, что сестру понесло. Когда бешеный темперамент Надин вот так бил фонтаном, лучше было не попадаться ей ни на язык, ни под ноги, но это никогда не касалось их матери, а сегодня сестра перешла все границы:

– Мама, он вас обманет, – заявила Надин, – достаточно посмотреть на ваше лицо, чтобы понять, как вы добры и благородны. Мы с Велл надавим на него, а вы не сможете.

– Да что ты говоришь? – поразилась Софья Алексеевна, впервые услышавшая подобные слова из уст восемнадцатилетней дочери, – откуда такие выражения?

– Жеманство и светские манеры нам не помогут, ростовщики их не оценят, они понимают только силу!

– Надеюсь, что они держат данное слово, ведь репутация в их среде так же важна, как и в свете, – поспешила вмешаться Вера. – Но я тоже считаю, что нам лучше поехать туда вдвоем. Я думаю, что мы договоримся, ну а если это не получится, тогда и будем решать, что делать дальше.

После длительных колебаний графиня отпустила их, и девушки, посадив на запятки двух вооруженных дворовых, отправились на Охту. Экипаж долго петлял по узким улочкам, пока не остановился у аккуратного кирпичного дома, полускрытого высоким забором.

– Здесь, барышни, – доложил Савелий, открывая перед сестрами дверь, – сюда я барина возил.

Вера пару раз дернула за цепочку дверного колокольчика, и им сразу же открыл конопатый парнишка в полотняной рубахе, вышитой красно-черным узором.

– Чего изволите? – подозрительно оглядев барышень и их грозную свиту, осведомился он.

– Мы приехали к господину Барусю, – объяснила Вера.

Конопатый слуга понятливо кивнул и сообщил:

– Пожал-те, барин вас сейчас примет.

Он пропустил девушек в полутемный коридор, закрыл дверной засов и направился вглубь дома. Сестры пошли за ним. Вскоре они оказались перед гладкой дубовой дверью. Их провожатый постучал и, услышав приглашение войти, распахнул ее.

Даже в такой яркий солнечный день, как сегодня, большая комната выглядела полутемной, как видно, из-за слишком низкого потолка и маленьких окошек. Здесь было не протолкнуться из-за разномастной мебели, скученной вдоль стен, и лишь огромный письменный стол, явно прибывший сюда из богатого барского дома, как огромный остров, покоился посреди комнаты. За столом, с любопытством уставившись на прибывших дам, сидел не слишком молодой черноглазый шатен. Мгновение – и он поднялся, а потом поспешил навстречу гостьям.

– Чем могу быть полезен, сударыни?

– Мы приехали забрать наши деньги, – выступив вперед заявила Надин. – Граф Владимир Чернышев, отдал вам в работу наше приданое, теперь мы приехали изъять его.

Непроницаемое выражение легло на лицо ростовщика, и Вере показалось, что тот станет отрицать сам факт получения денег. Но Барусь пригласил их присесть в кресла, стоящие у письменного стола, сам вновь занял свое место напротив них и спросил:

– Ваше сиятельства, вы представляете, какую сумму граф Чернышев вложил в нашу общую коммерцию?

– Брат говорил, что вы в курсе всего и объясните нам, что нужно делать, – выкрутилась Вера.

Но их собеседника такой ответ как будто и не удивил. Он кивнул и сообщил:

– Его сиятельство вложил в дело двести тысяч рублей золотом. Изъять такую сумму из оборота сразу я не могу – деньги розданы на займы, а реализовать залоги я не имею права, их время еще не вышло. Я могу выплатить вам только проценты за последнее полугодие, его сиятельство не успел их получить.

– И сколько это? – осторожно поинтересовалась Вера.

– Доля вашего брата – двадцать пять тысяч, я могу отдать их серебром или ассигнациями.

– Так вы платите своим партнерам двадцать пять процентов в год? – подсчитала Надин, – а сколько берете себе?

– Мой гонорар гораздо скромнее, я работаю из пятнадцати, – приняв вопрос девушки как должное, ответил ростовщик.

– Значит, вы даете деньги в рост под сорок процентов годовых, а что берете в залог? – упорствовала Надин, старательно не замечая сердитый взгляд своей старшей сестры.

– По-разному – землю, имения и крестьян, драгоценностями тоже не брезгую, – сообщил процентщик. – Ваше сиятельство интересуется моей работой?

– Это не важно, – вмешалась Вера, – мы заберем проценты, но нам нужно знать, как скоро вы вернете сам капитал.

Ножка Надин в крепком кожаном ботинке ощутимо придавила пальцы старшей сестры, и удивленная, даже шокированная Вера замолчала. Надин же, как ни в чем ни бывало, лучезарно улыбнулась ростовщику и сообщила:

– Иосиф Игнатьевич, моя сестра в ближайшие дни уедет, но я остаюсь в столице и буду работать с вами вместо брата. Нам приданое пока не понадобится, и наша семья не собирается разрушать так удачно налаженное дело. Вы будете работать со мной на тех же условиях, что и с братом. Такой вариант вас устраивает?

– Конечно, ваше сиятельство, – невозмутимо согласился ростовщик.

– Вот и отлично, значит, договорились. Если вы сейчас отдадите нам проценты, мы сможем уехать.

– Они давно приготовлены. Изволите посчитать? – осведомился Барусь.

– Я думаю, вы не обманываете партнеров?

– Помилуйте, ваше сиятельство, как можно! Тогда никто не будет иметь со мной дела, а в моем ремесле слово – золото, – степенно объяснил ростовщик и, подойдя к одному из шкафов, достал большой кожаный мешок. – Позволите отнести в ваш экипаж?

Девушки вновь вышли в полутемный коридор. Появившийся как из-под земли конопатый лакей взял из рук хозяина мешок и направился впереди всех к входной двери.

– Ваше сиятельство, вы не думайте, что я обману хоть на копейку, – вдруг серьезно сказал Барусь идущей рядом с ним Вере, – и за сестру не беспокойтесь – ни одного волоса с ее головы не упадет.

Они остановились в дверях, ожидая, пока мешок с деньгами уложат в экипаж.

– Спасибо, вам, Иосиф Игнатьевич, – поблагодарила ростовщика Вера.

Блестя глазами и играя ямочками на щеках, в их разговор вклинилась Надин:

– Когда мне теперь приезжать, партнер?

– Если все остается по-прежнему, то в июле получите проценты за первое полугодие, а если что-то экстренное случится – добро пожаловать в любой день, я всегда здесь.

– Договорились!

Надин пожала процентщику руку и вслед за сестрой села в экипаж. Она шаловливо чмокнула Веру в щеку и заявила:

– Вот видишь, мы добыли деньги и не станем больше сидеть на шее у бабушки. Теперь дело за тобой. Хочешь, я тоже поеду в Солиту?

– Нет, дорогая, ты береги маму, да и за нашими деньгами придется следить тебе. Я постараюсь справиться одна.

Вера сказала сестре почти всю правду, но кое о чем она не решалась говорить ни с кем. Тот сон, пришедший к ней в ночь, когда она лежала контуженная в доме Кочубеев, больше не повторялся, но иногда приходили другие. В них всегда было одно и то же: она стояла в круге света, а в темноте таился зверь с безумными сизыми зрачками. Он охотился за ней, жаждал ее смерти. Вера понимала, что эти кошмары – следствие контузии, и боялась лишь одного, что у ее травмы окажутся опасные для здоровья последствия. Вдруг она свалится, что тогда станется с матерью и сестрами? Надо было срочно приниматься за дело.

На следующий день Вера уехала, но недели, проведенные ею в пути, ничего не изменили: ночью ее по-прежнему одолевали кошмары, а днем – не покидали тревожные мысли о будущем. Ведь процентов Баруся явно не хватало для достойной жизни семьи, требовалось, по крайней мере, столько же. Вера поежилась, тонкая дрожь неуверенности зародилась в груди и разбежалась по телу, замерев в предательски дрогнувших кончиках пальцев.

– Все будет хорошо, я смогу, я обязательно справлюсь! – как заклинание повторила она. Вера запрещала себе все сомнения, ведь мать назвала ее своим рубежом обороны, так оно и будет.

Карета резко свернула, и в окне мелькнули освещенные окна постоялого двора. Осип отворил дверцу и сообщил:

– Все, барышня, приехали, на ночлег становимся. Думаю, завра в полдень в Солите будем.

Где же ты, Солита? Подсвечивая червонным золотом макушки елей, солнце уже спускалось к горизонту, а окруженная сплошной стеной леса узкая проселочная все еще никуда не привела. Казалось, она так и будет петлять среди ноздреватых мартовских сугробов. Вера давно не выглядывала в окно, а сидела, забившись в угол кареты. Она не спала, но и мысли о невзгодах семьи впервые за долгое время отступили. Она как будто освободилась от них и вернулась к воспоминаниям о своей безответной любви. Как ни странно, приняв решение уехать в Полесье, теперь она вспоминала о Джоне гораздо реже.

Неужели любовь всегда склоняется под бременем горя и тяжких обстоятельств? А может, дело в том, что ее чувство осталось безответным? Но найти ответ на этот философский вопрос Вера не успела, потому что экипаж резко накренился на повороте, и она съехала в противоположный угол сиденья, а горничная Дуняша свалилась на пол и истошно заверещала.

– Не вопи так, ничего страшного не случилось, наверное, полоз в яму попал, – предположила Вера, помогая горничной подняться.

Карета не двигалась. Снаружи послышалась ругань Осипа, ему раздраженно отвечал ямщик. Из их перепалки Вера поняла, что экипаж угодил в широкую протаявшую до земли колею, и теперь лошадям никак вытащить его без посторонней помощи. Где-то сверху Осип открыл дверцу и крикнул:

– Барышня, мы надолго застряли, а усадьба рядом, за перелеском. Подождите, я за помощью схожу. Я мигом.

– Я с тобой, – решила Вера и протянула к дверце руку.

– Тогда уж обе руки давайте, так я вас не вытащу, – объяснил Осип и почти по пояс перегнулся вглубь кареты. Хозяйка последовала его совету, и слуга, медленно разгибаясь, вытянул ее за собой, а потом осторожно поставил на дорогу.

Одернув юбки и шубу, Вера крикнула продолжавшей причитать горничной:

– Дуняша, мы скоро вернемся, закутайся в одеяло и жди.

Горничная смолкла. С облегчением вздохнув, Вера обошла лошадей и зашагала по дороге.

– Осип, откуда ты знаешь, что до усадьбы уже недалеко? – поинтересовалась она.

– Так я помню – годов двадцать прошло, как мы с барыней сюда приезжали, но не забылось. Сейчас за поворотом должна открыться большая поляна, на ней три дуба растут, под ними летом пастухи всегда от жары прячутся, а там уж и усадьбу видно.

Они миновали короткий участок до поворота, и Вера поняла, что слуга был прав: дорога заметно расширилась, а лес поредел. Они прибавили шагу и вскоре вышли на большую поляну с тремя дубами в центре. Накатанная колея бежала через нее наискосок и рассекала надвое редкий и прозрачный бесснежный перелесок, а за ним действительно просматривалась высокая куполообразная крыша.

– Вот, барышня, большой дом уже виден, только раньше крыша голубая была, а теперь стала зеленая, еще немного пройти – и дома будете.

Они уже выбрались на поляну и направились к перелеску, когда из-за деревьев показались запряженные рослым гнедым конем розвальни. Вера застыла на месте, удержав и слугу. Мало ли кто мог спешить им навстречу! Сани остановились рядом с ними через пару минут. Из розвальней выпрыгнул высокий молодой человек, судя по лицу, почти юноша, одетый в длинный дубленый тулуп и мягкую лисью шапку.

– Добрый день, вы что-то ищете? – полюбопытствовал он, с интересом уставясь на незнакомцев прищуренными голубыми глазами.

– Наша карета завязла недалеко отсюда, за поворотом, – объяснила Вера, – мы шли в усадьбу за помощью.

– Сейчас это сплошь и рядом случается: ночью ледок прихватит, а под ним все уже подтаяло. Нужно слег нарубить и вытащить по ним полозья, – предложил юноша.

Он нагнулся, достал из-под слоя сена топор, а потом глянул на Верины кожаные ботинки и предложил: – Да вы садитесь в сани, чего вам по снегу-то ходить, быстрее доедем.

Вера поблагодарила и устроилась на сене, Осип примостился сзади на краю розвальней, а юноша, упершись для устойчивости ногой в отвод, уселся на передней стойке и щелкнул вожжами. Конь тронул, и через несколько минут сани оказались у цели. Не доезжая до застрявшей кареты, юноша остановил коня и отправился смотреть на провалившийся полоз. Ямщик присоединился к нему. Он принялся что-то втолковывать пареньку, но тот пожал плечами и, помахивая топором, двинулся через сугробы в лес. Пройдя несколько шагов, он облюбовал молодую осину и в несколько ударов срубил ее. Сбивая снег с кустов, дерево рухнуло, а юноша, подойдя к его вершине, принялся обрубать ветви. Не прошло и десяти минут, как под полозья застрявшего экипажа насовали ветвей, а с просевшей стороны еще и разрубленный на три части ствол дерева. Ямщик уселся на козлы, а новый помощник и Осип стали выталкивать карету. Кони тянули вперед, люди раскачивали экипаж сзади, и спустя пару минут карета выкатилась на ровную дорогу. Внутри ойкнула Дуняша, и Вера только тут поняла, что совсем забыла о своей горничной.

– Как ты там? – спросила она, распахивая дверцу.

– Да, слава Богу, обошлось.

К Вере подошел их спаситель и, оттирая испачканные руки снегом, уточнил:

– Вы куда следуете?

– Мы едем в Солиту.

– Да? – удивился паренек, – у вас там дело, или как?

– Я – новая хозяйка усадьбы, Вера Александровна Чернышева. Но я так и не спросила, кто вы?

Юноша растерянно замолчал, а потом его щеки вдруг залились багрянцем. Но он собрался с мужеством и признался:

– Меня зовут Марфа Сорина, я – дочь управляющего Солиты.

Вера остолбенела. Она даже не догадывалась, что перед ней девушка. Молодая графиня сама была высокой, но дочка управляющего казалась выше ее более чем на полголовы. Длинный до пят дубленый тулуп не скрывал ее мужского костюма – темные штаны были заправлены в валенки. Эта Марфа оказалась оригиналкой. Однако дочь управляющего явно не ожидала увидеть здесь новую хозяйку, а ведь ее должен был предупредить давно отбывший домой Бунич.

– Разве Лев Давыдович не передал вам, что я скоро приеду? – встрепенулась Вера.

– Так ведь он как отправился в прошлом году в столицу, так и не возвращался.

Поняв, что расспрашивать девушку-управляющего посреди леса глупо, Вера предложила все обсудить в Солите, заняла свое место в экипаже и наконец-то отправилась в свое новое имение.

«Интересно, а я смогла бы со всем этим справиться? – раздумывала она по дороге, вновь вспомнив, что Марфа отвечала и за сельские работы, и за восстановление барской усадьбы и за благополучие крестьян. – Наверное, научилась бы, хоть и не сразу. Впрочем, скоро узнаем, как это у меня получится».

Мать и бабушка отпустили ее, не настаивая на быстром возвращении, и Вера сразу решила, что она останется до тех пор, пока не закончатся весенние полевые работы, а дальше будет видно. Она так глубоко задумалась, что даже не заметила, как экипаж остановился, и лишь когда Осип распахнул дверцу, Вера опомнилась. Она вышла из кареты и огляделась.

Открывшееся взгляду зрелище оказалось поистине грандиозным. Овальный заснеженный двор замыкался с двух сторон длинными колоннадами. В центре этой огромной подковы высился трехэтажный дом, как короной, увенчанный зеленым куполом. К концам дуг-колоннад примыкали два одинаковых двухэтажных флигеля. У одного из них и стоял сейчас экипаж. К Вере подошла дочь управляющего. Поняв, что новая хозяйка любуется домом, она, с чуть заметной ноткой гордости, объяснила:

– Французы его сожгли. Перекрытий, крыши и оконных рам не было, но кирпичная кладка уцелела. Сначала перекрытия восстановили, крышу покрыли, на следующий год рамы новые вставили, а в этом году все изнутри и снаружи оштукатурили и черные полы настелили.

– Так в доме еще нельзя жить? – уточнила Вера.

– Пока нет, но левый флигель, где господин Бунич с супругой после войны временно жили, отремонтирован и свободен. Там чисто, женщины из деревни уборку делали три дня назад. Я сейчас отправлю кухарку белье застелить, а пока покушать и отдохнуть с дороги можно и у нас. Прошу, ваше сиятельство, проходите.

Вера пошла за ней во флигель управляющего. Весь его первый этаж занимала одна большая комната с пузатым буфетом, парой одинаковых деревянных диванов и широким овальным столом, застеленным пестрой скатертью. Крутая лесенка вела на второй этаж, а прямо под ней убегал вглубь дома узкий коридор. По доносящимся оттуда вкусным запахам Вера поняла, где находится кухня.

– Второй флигель такой же?

– Да, ваше сиятельство, все точно так же.

– А сколько комнат наверху?

– Две спальни: одна большая, а другая маленькая.

– Вот и хорошо, мы с Дуняшей будем спать наверху, а в кухне поселится Осип, – решила Вера.

Марфа заспешила с сервировкой и предложила:

– Я накрою на стол, а обед скоро подадут. Не угодно ли вам шубу снять – здесь тепло.

Печку в бело-синих изразцах натопили от души. Вера сняла шубу и шляпку, отдала их Дуняше, а сама подошла к печи и прижала руки к теплому боку. Марфа тоже скинула тулуп и валенки, и теперь ходила по комнате в темном мужском костюме и коротких мягких сапогах для верховой езды. Длинные и широкие мужские панталоны и черный, в талию сюртук выглядели не слишком изящными, но довольно новыми. Так одевались купцы средней руки или приказчики, и то, что волосы Марфа по-мужски подстригла под скобку, делали ее сходство с купчиком еще сильнее.

«Она так одевается, чтобы впечатлить своей солидностью мужиков, – догадалась Вера, – или дело в ее работе: ведь в юбке и туфлях дерево не срубишь, а она это сделала запросто».

Но сейчас Марфа так же ловко накрывала на стол, исполняя исконно женскую работу. Заметив взгляд своей новой хозяйки, она застенчиво улыбнулась и призналась:

– Как хорошо, что вы наконец-то приехали.

– Я больше вас не брошу, – пообещала Вера. Давая обещание, она уже знала, что – чистая правда, ведь новое дело не отпустит ее… Наверное, уже никогда.