Текст книги "Сизые зрачки зла"

Автор книги: Татьяна Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Глава 20

Майский вечер благоухал сиренью. Вера бродила по тропинкам своего запущенного сада – среди немыслимой красы пышных лиловых гроздей – и пыталась хоть как-то собраться с мыслями. Она дала слово и собиралась выйти замуж, только вот радостных предвкушений у нее не было, зато в избытке имелись грусть, сомнения и даже чувство неудобства за вынужденную сделку. Да и как еще можно было назвать соглашение, на которое пошли они с Горчаковым? Выгода для обеих семей, забота о судьбах сестер, имущественные отношения – все учли, кроме того вопроса, как же станет жить семейная пара, руководствуясь подобным прагматизмом и трезвостью.

Пушистая ветка сирени скользнула по ее лицу, подразнила нежным ароматом, и Вера замерла, разглядывая собранные в массивные грозди мелкие лиловые цветы. Она суеверно искала звездочку с пятью лепестками, но все цветочки оказались симметричными.

«Значит, не судьба мне найти свое счастье, – поняла она. – Все дело во мне: я железная и приземленная, таких нельзя жалеть, а значит, и любить. Мне остается лишь продавать соль, а любить будут моих сестер».

Но это ведь тоже совсем неплохо! Ее сестрички достойны самого преданного обожания, и если кто-то в семье должен пожертвовать собой для счастья других – то пусть это будет она. Надин и Любочка станут счастливыми, а она устранит все препятствия на их пути.

Вера почувствовала почву под ногами, в конце концов, сама она считала ум и практичность двумя своими лучшими качествами. В делах она чувствовала себя как рыба в воде, ее место там, где царствует логика, и, повинуясь привычке, она решила до приезда жениха продумать все условия, которые собиралась выдвинуть.

«Я должна сохранить Солиту, это – обязательно. К тому же моя коммерция с солью должна остаться в неприкосновенности, муж не должен вмешиваться в мои дела. Он обязан помочь с нашим приданым. Вот, наверное, и все», – прикинула Вера и принялась гадать, чего потребуют от нее самой. Забавнее всего, что сама-то она совсем не хотела давать никаких обещаний.

– Похоже, что я – безнадежная эгоистка, – признала Вера, обращаясь ветке сирени, и самокритично добавила: – поэтому и недостойна счастья.

Вознаградив ее за смирение, на кончике грозди шевельнулась крошечная розетка из пяти лепестков. Как видно, не все было так плохо. Вера сорвала лиловую звездочку и положила ее на язык.

– Вот вы и нашли свое счастье, – раздался за ее спиной знакомый голос, – а для меня не найдется немного счастья в вашем саду?

Вера повернулась к жениху и обомлела – он приехал к ней при полном параде: в белом мундире с множеством наград на груди. Сколько же можно отрицать очевидное? Князь Горчаков был мечтой любой девушки, и это материализовавшееся чудо предназначалась ей. Надо благодарить судьбу, а не ставить условия. Но вопреки здравому смыслу и собственной интуиции Вера пожала плечами и фыркнула:

– Попытайтесь найти сами. Человек сам должен искать свое счастье.

– Мысль потрясающей философской глубины, и я полностью с вами согласен, – совершенно серьезно заявил Платон, но веселые чертики, мелькнувшие в его глазах, подсказали, как он забавляется.

Его ирония отрезвила Веру. Жених ее высмеивал! И она ехидно парировала:

– Счастье пока еще не самое срочное в перечне наших дел. Я хотела бы обсудить более подробно условия предстоящего брака. У меня есть некоторые требования к этому союзу, а у вас?

– Я хотел бы сначала выслушать ваши, – отозвался Горчаков, и Веру удивило, что она уловила нотки недоумения в его словах.

– Хорошо, давайте я начну. Мое самое главное условие: я оставляю себе Солиту, сама управляю имением и распоряжаюсь полученными доходами.

– Я не возражаю, при условии, что вы не станете продавать поместье, а оставите его в наследство одному из наших детей.

Вера поперхнулась. Вот и прозвучало самое главное. Князь Горчаков собирался не просто жениться, а рассчитывал иметь в этом браке детей. Никакого двусмысленного толкования его поступков не просматривалось, причем взаимные чувства супругов его не волновали. В памяти мелькнули лица сестер, потом матери и брата, и Вера поняла, что готова заплатить эту цену. Она собралась с духом и подтвердила:

– Я принимаю ваше условие. Имение по моему завещанию получит второй ребенок после наследника.

– Согласен, – улыбнулся Платон, и его взгляд потеплел.

Он поднял было руку, как будто собирался коснуться лица невесты, но передумал и просто молча смотрел на нее. Она попыталась вспомнить то, что придумала совсем недавно, но все вылетело из головы, наконец, мелькнуло слово «приданое», и она заговорила:

– Вы станете опекуном моих сестер и приложите все силы, чтобы вернуть наше приданое.

– Согласен, – короткий ответ жениха теперь прозвучал с такой интимной интонацией, что Вера растерялась, похоже, Горчаков занимался тривиальным обольщением. Она отвернулась к сиреневому кусту и, прячась за цветущими ветками, поинтересовалась:

– Какие условия есть у вас?

– Найдите мне цветок с пятью лепестками.

– Вы шутите? – поразилась Вера.

Поведение ее жениха выглядело по-детски нелогичным. Куда делся здравомыслящий человек, совсем недавно рассуждавший о выгодах их союза? Тот выглядел сильным, серьезным и мудрым, а этот походил на озорного шалопая. И где же искать правду? Даже не пытаясь скрыть свое удивление, она уставилась на Горчакова, но тот молчал. Может, ей следовало оценить шутку и рассмеяться? Но мягкая улыбка Платона никак не подходила остроумцу, решившему поразить собеседника шуткой, он казался человеком, ведущим серьезный разговор с приятным ему собеседником. Но эта просьба! Как ее вообще можно понять?.. Вера сглотнула вставший в горле ком и уточнила:

– Простите, что?

– Найдите и мне цветок с пятью лепестками. Вы же себе нашли.

– Да, конечно, – засуетилась она и кинулась перебирать одну за другой пышные лиловые грозди.

Как назло, все цветочки состояли из четырех лепестков. Вера рассматривала одну гроздь за другой, но заветная звездочка так и не попадалась. Платон стоял рядом, наблюдая, и это ужасно нервировало. Когда Вера уже считала, что ей придется расписаться в своем невезении, среди сотен других вдруг мелькнул крохотный пятилепестковый цветочек.

– Вот, нашла, – обрадовалась она, наклоняя цветочную гроздь в сторону жениха, – берите.

– Я не вижу, где он. Сорвите, пожалуйста, сами.

– Да вот, – засмеялась Вера, аккуратно отделяя звездочку с пятью лепестками от соседей.

Теперь крошечный цветочек лиловел на конике ее указательного пальца. Она протянула руку Платону, он взял ее ладонь в свои и слизнул звездочку счастья. Теплые губы захватили в плен Верин палец, язык гладил его подушечку, а по ее руке расплавленным золотом растекается жар. Все выглядело почти пристойно, но это «почти» оказалось мостиком в темную страну страсти, и ох как захотелось заглянуть в опасный омут. Но Вера поспешила вырвать руку, а ее жених отстранился и совершенно серьезно поблагодарил:

– Спасибо, Вера Александровна, вы подарили мне счастье!

Эта фраза звучала так двусмысленно, что девушка растерялась. Что за игру затеял с ней этот опытный красавец? Как можно толковать его слова? Нельзя же всерьез относиться к тому, что единственным условием вступления в брак для него был съеденный пятилепестковый цветочек сирени. Вера терпеть не могла ситуаций, которых не понимала, и сразу же вскипела:

– Я думаю, что вы сейчас пошутили, – отчеканила она. – Но я собиралась обсудить серьезные вопросы и услышать ваши требования к нашему союзу.

– У меня нет требований, есть только просьбы, – поспешил успокоить ее Платон.

– Ну, хорошо, какие?

– Их немного. Я просил бы вас обвенчаться как можно скорее, чтобы вы переехали в Хвастовичи, так будет безопаснее. И вторая просьба – никуда не выезжать без охраны.

– И это все? Я думала, что мы будем обсуждать наши взаимоотношения после свадьбы.

– Неужто? И о чем вы собирались поговорить? – полюбопытствовал Платон.

Беседа свернула на сомнительную дорожку, но Вера собиралась взять в ней верх, во что бы то ни стало, и мгновенно вывернулась:

– Не знаю, я думала, вы что-нибудь потребуете…

– Я уже все сказал. Может, мы обсудим теперь дату и место свадьбы?

Вот тебе, пожалуйста, и триумф! Вера победила орденоносного генерала-кавалергарда: все ее условия он принял, а у нее просил лишь вполне понятных уступок. Теперь можно и великодушие поиграть!

– Предлагайте вы, – разрешила она.

– В ближайшее воскресенье в домовой церкви Хвастовичей.

Не слишком ли быстро? Но отступить сейчас стало бы проявлением трусости, и Вера с достоинством кивнула:

– Я согласна. В воскресенье в три пополудни. А теперь пойдемте в дом, Марфа, наверное, бегает из флигеля во флигель, пытаясь пригласить меня на ужин.

– Вы уверены, что она не испугается, найдя сразу двоих? – уточнил князь.

– Будет только рада, после нападения она до сих пор сама не своя. Все твердит, что в доме должен быть мужчина.

– Марфа Васильевна мудра не по годам, – констатировал Платон. Он вдруг увидел себя со стороны – идущего при полном параде в теплых благоуханных сумерках под руку со своей судьбой, и почему-то наивно поверил, что обязательно будет счастлив.

Юные графини ди Сан-Романо прибыли в Солиту за два часа до венчания. Расцеловав Веру, они сразу же забросали ее вопросами:

– Какая будет фата? Где платье? А украшения?

Но невесте даже не пришлось отвечать, всем командовала Марфа. Она подвела сестричек к кровати, где на покрывале лежали кружевной шарф и великолепное шелковое платье цвета лаванды. Его засунула на самое дно дорожного сундука сестры своевольная Надин. Поначалу Вера рассердилась на такое самоуправство, но сейчас была ей очень благодарна.

– Ух ты, английское! – восхитилась Полина, – Я знаю такие платья, мама купила себе целых три. Но это еще красивее, оно сплошь вышито гладью!

Однако Марфа не допустила дискуссии, поторопив их:

– Пора уже одеваться, вдруг прическу помнем, нужно иметь запас времени, чтобы ее поправить.

Вера просунула кисти в рукава, двойняшки помогли натянуть лиф и расправить юбку, а Марфа застегнула на спине ряд мелких обтянутых атласом пуговичек. Сегодня Вера причесалась по-московски: локоны до плеч и собранная в пучок коса на затылке. Платье одели так удачно, что прическа совсем не помялась, и довольная Марфа накинула на невесту шарф, оставив локоны открытыми.

– Вот так! Гляньте…

Вера повернулась к зеркалу. Она себе понравилась. Платье сидело великолепно, да к тому же подчеркивало необычный оттенок ее глаз. Тонкий кружевной шарф казался еще белее на фоне черных волос, а непокрытые локоны четко обрамляли ее спокойное лицо. Вера любовалась своим любимым образом – безупречной столичной аристократки. Все получилось вполне достойно.

– Я готова, можно ехать, – сообщила она подругам.

– Как это? – удивилась Полина, – а украшения?

– У меня их нет, только жемчужные сережки, я ехала сюда, собираясь заниматься хозяйством, драгоценности мне были не нужны, я их все оставила в столице.

Вера изрядно кривила душой: причина, по которой она отдала все свои драгоценности матери, была самой банальной – в случае нужды их следовало обратить в деньги, но никому об этом она рассказывать не собиралась. Еще не хватало, чтобы ее начали жалеть! Но положение спасла Марфа, она вручила невесте букетик фиалок и предложила:

– Приколем несколько штук на груди, а остальные в руки возьмете.

Вера отделила несколько цветочков и приложила их к вырезу, не зная, как закрепить, и тут же вмешалась неугомонная Полина:

– Цветы должны лежать на коже, чтобы их запах смешивался с ароматом женщины, – объяснила она и сунула цветочки за вырез корсажа лавандового платья, оставив на оборке только головки.

– Откуда у тебя такие познания? – развеселилась Вера, – по-моему, тебе всего пятнадцать.

– В Италии в пятнадцать лет уже детей нянчат, – парировала рыжая красотка, – если не знать таких простых вещей, то останешься в старых девах! Все наши подруги это знают, да и не только это.

– И что же еще?

– Как накрепко привязать к себе мужчину!

– Как? – в один голос спросили Вера и Марфа.

– Нужно отдаваться ему по нескольку раз на дню, тогда у него не будет ни сил, ни желания смотреть на других.

Марфа и Вера переглянулись и закатились от хохота, контраст между юным личиком Полины и ее циничными словами оказался таким комичным, что они никак не могли остановиться. Полина тут же надулась, и Вера сочла за благо извиниться:

– Пожалуйста, не сердись, мы просто не ожидали от тебя такого заявления, и смеялись от неожиданности.

– Очень жаль, что для вас такие простые вещи являются неожиданными, – огрызнулась Полина, и ехидно добавила: – это наводит на мысли о том, что с мужьями вы не справитесь.

Девушки промолчали, а Вера в душе признала, что ее будущая золовка, наверное, права.

– Спасибо за совет, – примирительно заметила она, – может, я и воспользуюсь им со временем.

– И чего же ты будешь ждать? – уже весело отозвалась Полина. – Когда твой муж постареет и нужда в моем совете пропадет?

Марфа в изумлении всплеснула руками, Вероника расхохоталась, а Вера осадила мятежницу:

– Вообще-то речь идет о твоем брате. Я думаю, что нам всем нужно выбирать выражения.

– Ты права, – опустив глаза, смиренно согласилась рыжая озорница, но невеста успела заметить в них бойцовский огонек.

«Вот это и есть семейная жизнь, – почему-то подумалось Вере, – воевать с родней мужа».

Конец перепалке положила Марфа, напомнив, что пора ехать в церковь. Сестры ди Сан-Романо подхватили сзади импровизированную фату из кружевного шарфа, и Вера, наверное, уже навсегда, покинула флигель, где три месяца назад начала свою новую жизнь.

Лесная дорога так никак и не кончалась, а будто заколдованная все петляла, изнуряла поворотами. Спешащий в Солиту граф Печерский уже смертельно устал. Вся эта навязанная шефом поездка с самого начала казалась ему надуманной и бесперспективной. Вано это понимал, но отказать Чернышеву не мог, и от этого злобился еще сильнее. Что делать, ведь это было его первое задание на службе у будущего военного министра, оно решало все: победишь – карьера взлетит вверх, провалишь – пинком вышибут на улицу. В этом деле у почтеннейшего Александра Ивановича имелся личный интерес, и был тот самым нутряным, а от этого еще более важным. До чего ведь дошло, что надежда престола – генерал-лейтенант Чернышев – до душегубства докатился. Вано, конечно, сглупил: надо было бы записать потихоньку на бумажечку свой памятный разговор с начальником – вдруг когда-нибудь пригодится для шантажа. Его тогда срочно вызвали в столичный дом Чернышева. Вано постучал и вошел в кабинет, но Александр Иванович не спешил замечать своего подчиненного. Наконец он соизволил пригласить:

– Проходите, садитесь.

Поедая шефа преданным взглядом, Печерский устроился на краешке предложенного стула и с благоговением выдохнул:

– Добрый день, ваше высокопревосходительство.

Чернышев молча кивнул, а потом осведомился:

– Надеюсь, вы не женаты?

– Никак нет…

– Ну, что ж, я нашел для вас выгодную партию, и хочу, чтобы этот брак состоялся на определенных условиях. Вас это интересует? – спросил Чернышев.

Как шутит фортуна! Девушки из кондитерской на Невском оказались дальними родственницами его нового начальника. Печерский уже встречал их в музыкальном салоне Елизаветы Николаевны, да и разговоры супругов Чернышевых о судьбе этих девиц подслушивал неоднократно. Для него не было секретом, что «дядюшка» уже протянул жадные руки к имуществу сироток. Вот и дошло, наконец, до дела – шеф решил выдать одну из них замуж. Вано, конечно, предпочел бы старшую: та уже расцвела. Печерского завораживал жемчужный отлив кожи на груди графини Веры, но начальник ждал ответа и никаких встречных условий не принял бы, и Вано угодливо сообщил:

– Я с сыновним почтением приму любое ваше решение и выполню все ваши указания.

Чернышев не спешил с ответом, и Вано, трепеща, замер. Насторожить шефа было для него сейчас смерти подобно, и он поспешил добавить патоки в свой верноподданный облик – расплылся в заискивающей улыбке. Похоже, что прием сработал, поскольку Чернышев заговорил:

– Я поручаю вам важнейшее задание, надеюсь, что вы выполните его успешно, кстати, коли нет, то других шансов вам более не представится. Вы должны жениться на старшей из сестер Чернышевых и стать опекуном остальных девиц. Я помогу вам вызволить из-под ареста их приданое. Из имущества своей жены вернете мне половину, а то, что причитается остальным – отдадите полностью. Согласны?

– Да, ваше высокопревосходительство, – не моргнув глазом, отозвался Печерский, – я все выполню. Только ведь существует вероятность того, что мои подопечные захотят выйти замуж. Как тогда поступить?

– Не допускайте такой возможности, – пожал плечами Чернышев. – Соображайте!..

Печерский мысленно представил себя под руку с невестой на столичных балах, но начальник огорошил его:

– Поезжайте в Полесье, разыщите это чертово имение, подаренное Вере бабкой, войдите к девице в доверие, очаруйте ее, в конце концов.

Но все в корне меняло! Что делать в деревне? В столице ничего не стоит устроить неловкую ситуацию, когда родственники сами будут рады сбыть с рук скомпрометированную барышню. А как действовать в поместье, где девица сидит хозяйкой положения? Там, небось, ни сговорчивых свидетелей не найдешь, ни скандала не устроишь. Внутренний голос твердил Вано, что это – провал, но Чернышев уже надулся, и любые сомнения своего помощника принял бы за капитуляцию. Деваться было некуда, и Вано поинтересовался:

– А что мне сообщить графине, когда я ее увижу?

– Скажите, что дядюшка беспокоится за ее благополучие.

Чернышев заметно нервничал, он и так сказал лишнее, и, похоже, сам этого испугался. Генерал-лейтенант мотнул головой, указывая своему помощнику на дверь, и отчеканил:

– Подорожную выпишите себе сами. Казенные суммы возьмете у Костикова, он предупрежден. Все! Вы свободны!

Чернышев раздраженно уставился в бумаги, и Вано оставалось лишь откланяться, а потом отправиться в Полесье.

Внутренний голос не обманул: с молодой графиней все сразу же не заладилось, а потом она вовсе намекнула Вано, чтобы он убирался. Получалось, что он без толку просидел в этом проклятом болотном краю уже две недели. Возвращаться в столицу смысла не было: Чернышев сразу бы его выгнал. Надеясь потом как-нибудь выкрутиться, Вано решил пересидеть бурю в Смоленске, а пока потчевал своего начальника письмами-отчетами, где, не вдаваясь в подробности, врал о том, как ухаживает за графиней Чернышевой.

К праздной жизни за казенный счет Вано привык быстро и находил в ней немало приятного, и все у него складывалось совсем неплохо, пока хозяин трактира по секрету рассказал ему последнюю новость: два самых крупных имения в округе объединяются, поскольку их хозяева вступают в законный брак. Это оказалось катастрофой. Даже не представляя, что станет делать, Вано кинулся в Солиту, но проделать сразу такой путь верхом не смог и заночевал в уездном городке. Лучше бы он этого не делал: все равно так и проворочался без сна в крохотной комнатенке над трактиром. На кону стояла его карьера, он должен был сорвать эту свадьбу, и теперь все средства стали хороши.

Дорога наконец-то вывела на знакомый косогор – Солита лежала рядом. Вано пришпорил коня и поспешил к флигелю графини. Он спрыгнул с коня и, бросив поводья, взбежал на крыльцо. Дверь оказалась не заперта, но комнаты были пусты. Куда все подевались? Вано вывалился на улицу, но усадьба как будто вымерла. Печерский вскочил на коня и поскакал к выстроенным между барским домом и садом службам. По крайней мере, в конюшне явно теплилась жизнь: дверь ее была распахнута, а изнутри слышались мужские голоса. Вано вбежал туда и увидел трех конюхов в компании с почти пустой четвертью мутного самогона. Мужики попытались подняться, но с перепугу получилось это у них не сразу.

– Где графиня? – гаркнул Вано.

– Так известно где, в церкви, – комкая в кулаке шапку, сообщил самый старший из выпивох.

– Но заутреня давно кончилась, может, она куда поехала? – напирал Печерский.

Мужики расплылись в блаженно-хмельных улыбках и, как глиняные коты, затрясли головами.

Не, не, барин, – заблеяли они, а потом, перебивая друг друга, донесли до Вано ужасную правду: его несостоявшаяся невеста два часа назад обвенчалась с князем Горчаковым.

Удар оказался силен, однако Иван Печерский получал и не такие. Не вышло с первого раза? Получится со второго, просто придется побольше повозиться, ведь мишеней стало на одну больше.

Свадебный обед подходил к концу. Милейшая попадья Анна Ивановна так старалась поразить гостей изобилием вкусных местных деликатесов, что во главе целого взвода дворовых баб простояла у плиты целых два дня. Искушая взор и желудки, перемены блюд следовали одна за другой, однако приглашенные не могли столько съесть. Их оказалось слишком мало – только члены семьи и домочадцы. Из посторонних позвали лишь Бунича и Щеглова. Конечно, исправник изрядно раздражал Льва Давыдовича своим занудством и въедливостью, но куда же от него теперь деваться, коли жених по непонятным причинам прямо-таки прикипел к Щеглову.

«Своего ума не хватает, приходится за чужой цепляться», – раздраженно философствовал Лев Давыдович.

Впрочем, даже неприятное соседство не могло испортить великолепного настроения Бунича. Он с иронией отметил изумление на лице новобрачной, когда та увидела его церкви. Милая Вера искренне считала, что своим отказом разбила ему сердце. Наивная! Слава Богу, что она это сделала – освободила его от опрометчиво сделанного предложения. Вот, что значит, Господь отвел: пожалели на небесах Леву Бунича! И теперь он рассчитывал бросить всю свою ловкость и обаяние на завоевание истинного сокровища, счастья всей своей жизни – Вероники ди Сан-Романо.

Лев Давыдович сам назначил себя распорядителем праздника. Сегодня он был в особом ударе: остроты его сыпались, как из рога изобилия, комплименты выходили один цветистее другого. Но на самом деле он старался лишь для единственного ангела. Судьба вернула ему первую любовь, и его ангел вновь оказалась пятнадцатилетней, как будто и не было всех этих бесконечных лет. Только бы ничего не испортить, не наделать ошибок!

Бунич глянул на Веронику. Запрокинув голову, она звонко смеялась, а он не мог оторвать взгляд от ее белоснежного горла. Сладкой мукой было смотреть на эту чаровницу.

«Потерпи, любовь моя, – мылено попросил он и пообещал: – я зацелую тебя с ног до головы, ни кусочка твоей белоснежной кожи не пропущу».

Чей-то взгляд кольнул Льва Давыдовича: его пристально разглядывала новоиспеченная княгиня Горчакова. Этого ему только не хватало! Бунич расплылся в улыбке и любезно поклонился хозяйке дома, та сразу смутилась и отвела глаза. Вот уж чего ему не нужно, так это преждевременного внимания со стороны родственников Вероники. Все должно остаться тайной, никто ничего не должен знать до той поры, пока он не увезет свою юную избранницу, ну а после венчания Горчаковы уже никуда не денутся.

«О чем только думает новобрачный? – окончательно разозлился Бунич – другой бы еще час назад увел жену в спальню. Что за манеры?!»

Хозяин дома как будто услышал его подсказку: князь наклонился к уху жены, и та заалела, как маков цвет.

«Иди те же, – мысленно поторопил их Лев Давыдович, – сколько можно копаться?»

Но его терпение еще с полчаса подвергалось испытанию: невеста кидала букет. Обычай этот, привезенный из покоренного Парижа, в другой раз позабавил бы его, но сейчас он суеверно замер, надеясь, что букет поймает его суженая. Чуда не произошло: пучок фиалок в кружевной оборке достался коломенской версте – Марфе, и единственным утешением Буничу послужил лишь уход новобрачных. Как только за ними закрылась дверь, Лев Давыдович поспешил к своей синеглазой мечте. Вероника вместе с другими девушками шутливо поздравляла Марфу. Бунич присоединился к этому цветнику, выразил свое восхищение удачей дочки управляющего, а потом провозгласил:

– Мадемуазель Вероника, вы необыкновенно похожи на свою маменьку – одно лицо и, как я вижу, одна душа.

Глаза девушки мгновенно засветились счастьем, и Бунич понял, что его стрела попала в цель. Немного усердия и везения и такая же теплая зведная ночь станет брачной и для него.