Текст книги "Фатьянов"

Автор книги: Татьяна Дашкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Кинофильмы

1. Думы о солдате Иване Бровкине

В летней Москве 1951 года прошел первый съезд кинематографистов. Фатьянова это десятилетие сблизило с кинематографом. Прекрасные песни, написанные поэтом вместе с композитором Анатолием Лепиным из кинофильма 1954 года «Солдат Иван Бровкин», принесли ему новую славу. Автор популярных оперетт, он мечтал поработать с Фатьяновым, но не решался вклиниться в творческий альянс поэта с Соловьевым-Седым.

Так сложились обстоятельства, что композитор сделал Алексею Ивановичу официальное «предложение». Тогда появилась «Ромашка моя», которая, прозвучав с экрана, сразу вошла в жизнь страны, была подхвачена гармонистами, пелась, жила. А рядовые из воинских частей дружно маршировали под «Шла с ученья третья рота». «Сердце друга» тоже звучала некоторое время довольно часто. Эти песни создавали настроение, говорили о судьбе, характере простого русского парня.

Кинокомедия пользовалась большим успехом. В главной роли был занят актер Харитонов, это было его первое появление в кино. Простодушные синие глаза, пухлый детский рот, красивый точеный нос… Татьяна Пельтцер, смолоду привычная к ролям старушек, играла его мать. Михаил Пуговкин в солдатской фуражке и в тельняшке, клинышком выглядывающей из-под рубахи, играл сельского автомеханика. В эпизодах мелькал глубокий актер Евгений Шутов – гений эпизода. Разноплановый, одаренный, но не обладающий «благородной» актерской внешностью, он и в последующих ролях в кино обживался ярко запоминающимся простаком.

Летом 1954 года Алексей Иванович работал над этими песнями, песнями к кинофильму «Солдат Иван Бровкин». По свидетельству близких, они давались ему туго. Он приезжал в Вязники, бродил по улицам, подолгу сидел в редакции. Он переживал нечто вроде депрессии, и ему было тягостно это неведомое доселе чувство. Не зная, кто будет играть Ивана Бровкина, он пытался представить себе этого удальца и героя.

Ему представлялся Иван Ганабин, морячок-балтиец, с темными змейками лент за плечами, в васильково-белой тельняшке. И Алексей Иванович старался словить мотивы его скромной и нежной любви к родине. Прорисовывались строки:

 
Если б гармошка умела
Все говорить не тая…
Русая девушка
В кофточке белой…
 

А вот последняя строка никак не выходила.

По рассказу Бориса Тимофеевича Симонова, песня получилась неожиданно. Чтобы излечить друга от хандры, Борис пригласил его на рыбалку. Алексею Ивановичу все было в тягость, он пребывал в унынии. Утверждал, что клева не будет, погода не та, черви синие, настроение плохое… Часто, забывая о рыбалке, вязниковские друзья поэта вязли в разговорах. Тогда и покупали рыбу, а приходя домой, хвастались своими «трофеями». Никто не смел открыть «тайну сию». В этот раз они также ни хвоста, ни пера не поймали. И даже рыбаков, у которых, казалось, всегда можно было бы купить рыбы, они тоже не встретили.

Чтобы день не пропал, они решили переплыть на лодке на другую сторону, где весь берег был покрыт жарками. Алексей Иванович собирал букет для жены. Когда он поднял голову, увидел перед собой русскую красавицу. Девушка с тугой русою косой, в белой кофточке, загорелая и голубоглазая, собирала цветы, приотстав от подружек. Алексей Иванович подал ей свой букет.

– Ты настоящая? Как тебя зовут? – Спросил он, оробев.

– Ромашка, – Ответила девчушка, смутилась и убежала вслед за своими.

После этой нечаянной встречи с красотой под синим небом своего детства ему стало легче, и пошла песня. Все знают проникновенную и яркую по своей чистоте и неожиданности строку: «Где ты, ромашка моя?». Где ты, девушка, которая назвалась «ромашкою», билось ли тревожнее твое сердце, когда ты слышала это только тебе понятное признание, прозвучавшее на весь мир?..

Фильм ушел в прокат и имел широкий успех.

Кинорежиссер Иван Лукинский и автор образа Вани Бровкина Георгий Мдивани получали письма с просьбой рассказать о Ване, как длится его жизнь после фильма. Народ переживал за своих героев не на шутку, и не хотел их отпускать из поля зрения. С появлением на экране титра «конец» фильм для зрителя, как оказалось, не заканчивался. Он начинал фантазировать, что же дальше, и верил в то, что это – не сказка.

У авторов фильма появилась идея продлить судьбу Ивана Бровкина.

Сценарист задумал фабулу второй серии фильма, и назвал ее «Иван Бровкин на Целине». Через три года Иван Лукинский снял и этот фильм на киностудии имени Горького. В нем прозвучала песня на стихи Фатьянова и музыку Лепина «Степи Оренбургские». Алексею Ивановичу музыка пришлась по душе. Он ее напевал, прохаживаясь по студии, хвастался ее широтой перед знакомыми так гордо, как будто сам был и композитором. В 1958 году вышел на экраны этот фильм, однако не стал таким «кассовым», как первый. Но, как и прежде, песня была подхвачена, и укатила вместе со студентами и вербованными землепашцами на целину. Зазвучала песня, которая, оказывается, была нужна. Композитора и поэта наградили за это медалями «За освоение целинных и залежных земель».

Алексей Иванович радовался. Все-таки оценили его песню по достоинству, что бывало нечасто.

– Теперь я осваиваю свой хлеб по праву! – Говорил он, нарезая свежий каравай из булочной. – И этого права у меня не отнять!

2. «Доброе утро»

В 1955 на широкий экран вышел один из первых цветных фильмов, снятых на «Мосфильме». Он назывался по-доброму ясно: «Доброе утро». Комедию снял режиссер Андрей Фролов по сценарию известного и поныне драматурга Леонида Малюгина. Оператор Николай Власов снимал чудесных комических актеров. В те годы культурного подъема все даже молодые актеры становились известными и после единственной роли. А уж Льва Дурова, Михаила Пуговкина, Юрия Саранцева любили все, узнавали по голосам, представляли по радиопостановкам. Нынче забытый Юрий Саранцев был очень известным и любимым в то время актером. Крупный, круглолицый, обаятельный добряк, он часто снимался в кино в 50–60 годы.

Владимир Андреев, ставший впоследствии во главе московского театра, играл тогда крупные роли.

Мхатовец Иван Любезнов, народный артист, актер старой русской школы, был уже в годах. В женских ролях были заняты Татьяна Конюхова и Изольда Извицкая. Последняя была известна массовому зрителю по фильму «Сорок первый», снятом по одноименному рассказу Бориса Лавренева. Там она снималась в паре с российским Жераром Филиппом – Олегом Стриженовым. Она полюбилась всем после того, как блестяще сыграла трагическую роль Марютки.

На сегодняшний день, к сожалению, много не скажешь о фильме «Доброе утро». Он остался в своем времени. Известно, что для фильма были написаны песни композитором Василием Соловьевым-Седым с поэтами Фатьяновым и Фогельсоном. Фильм забыт совсем. И лишь песня «С добрым утром, дорогая», которую пел Саранцев на палубе теплохода, осталась, как образ, в воспоминаниях немногих кинозрителей той поры.

 
С добрым утром, дорогая!
Расстаемся мы с тобой.
Я налево, ты – направо:
Так назначено судьбой.
 
 
Только чайка за кормою
Одиноко прокричит.
Только сердце молодое
Одиноко простучит…
 

3. «Весна на Заречной улице»

В 1956 году вышел в прокат черно-белый фильм «Весна на Заречной улице». История любви учительницы школы рабочей молодежи и ее ученика была типичной. В каком поселке только не появлялась тогда молодая учительница, в которую было влюблено все окрестное мужское население? В нее влюбился бригадир, у которого была уже невеста, молодая «мещаночка». Простой парень с характером, герой, лучший сталевар, не привыкший к отказам женщин, был блестяще сыгран Николаем Рыбниковым. Он сумел передать всю гамму чувств рабочего парня, который поначалу пытается казаться безразличным, потом понимает, что пришло впервые серьезное переживание. Актеры Николай Рыбников, Владимир Гуляев, Геннадий Юхтин, Надежда Иванова живо передавали эту историю, историю жизни рабочего поселка.

После этого фильма по стране прошла волна свадеб, на которых невестами были учительницы вечерних школ.

А летом 1955 года Алексей Иванович работал над песней для этого кинофильма.

Уже в первые летние дни Алексей Иванович записывал первые слова и четверостишия. Он «огранял» песню, как ювелир – алмаз:

 
И вот уже ночная смена
По нашей улице идет.
А я все так же неизменно
Стою у стареньких ворот…
 
 
Потухли звезды на рассвете,
А я жду встречи нашей вновь.
Скажи, кому на белом свете
Нужна несчастная любовь?
 

В начале лета поэт пел ее своим друзьям, понимая, что песня окрепла и прижилась в нем самом. Однажды появившись во Владимире, он встретил Антонину Атабекову с ее свекровью, позвал Марата Виридарского и повлек всех к себе в гостиницу. Там, у дребезжащего рояля он впервые спел им строки:

 
Когда весна придет, не знаю.
Пройдут дожди… Сойдут снега…
Но ты мне, улица родная,
И в непогоду дорога.
 

Алексей Иванович чувствовал, что песня выходит у него необыкновенно хорошая.

Потом он ездил в Одессу, работал вместе с Борисом Мокроусовым на съемочной площадке. Поэт и композитор обязаны были присутствовать на съемках. Считалось, что они обязаны «прочувствовать» сюжет, понять героя, вжиться в его характер. Может быть, так было и нужно, может, оттого и песни получались незаменимые. Снимали фильм режиссеры маэстро Марлен Хуциев и Феликс Миронер. Операторы П. Тодоровский и Р. Василевский показали себя в фильме истинными поэтами рабочей окраины. Кроме песни «Когда весна придет…» в фильме прозвучала «Песенка Юры».

Синими одесскими вечерами Алексей Иванович Фатьянов смотрел на море, на одном из берегов которого прикорнул старый Коктебель.

Там отдыхала с детьми его Галя.

Там пылилась под кроватью его теннисная ракетка.

Там море было ласковее и теплее одесского. Однажды он уехал из Одессы, не дождавшись конца съемок, и «бежал» в Коктебель.

А в Коктебеле ночью – тишина.

Ложатся писатели рано, подчиняясь детскому режиму. Южные ночи настолько темны, что гулять под темным бархатным небом все равно, что бродить с завязанными глазами по чужому дому.

Такою ночью въехал Фатьянов в писательский поселок и постучался в окно к Виктору Полторацкому. Безо всяких обиняков он сообщил, что написал новую песню, огляделся.

– Гитара тут есть?

– Гитары здесь не растут, – Бурчал полусонный Полторацкий.

– Ну раз тут не расту-у-ут!.. – Махнул рукой и спел без аккомпанемента песню о родной улице.

Вышла жена Виктора, попросила спеть еще, еще и еще… На следующий день с легкой руки Александры Полторацкой весь Коктебель пел новую песню. Уезжая, отдыхающие везли ее с собой, так что песня о Заречной улице влетела на большой экран уже с улицы.

Песня стала общенародной сразу же, без всякой, как нынче говорят, «раскрутки».

Она ею и остается. Многие «выходили в люди» через заводскую проходную. Многие песню считали своей, местной, народ ее «присвоил».

А улица Заречная была и есть чуть ли не в каждом городе, городке и поселке.

Много лет спустя Михаил Матусовский, прохаживаясь по Вязникам, убранным цветами и флагами к Фатьяновскому празднику, говорил собеседнику:

– «И вот иду, как в юности, я улицей Заречною» – мы с Фрадкиным написали эту песню после войны… И я думал, что я о своей улице в Волгограде писал, а Фрадкин думал – что про свой Витебск…

Сама собой сложилась традиция. Уже три десятка лет Фатьяновский праздник в Вязниках заканчивается именно этой песней, которую поет многотысячный хор зрителей, поднимаясь со своих мест.

3. Дом, в котором я живу. 1957 год

В 1956 году во Всесоюзном конкурсе на лучший сценарий первую премию получила работа Ольшанского «Дом, в котором я живу». Это была обычная история из жизни о соседях, жителях одного двора. В их монотонно-разнообразную жизнь ворвалась война и подмяла под себя людские судьбы. Как в жизни, не верилось в гибель молодых героев фильма, девушек и парней, которые готовили себя к большой жизни, которых ждало будущее,

Музыку к кинофильму писал композитор Юрий Бирюков. Она была «позывной», манящей, мирной. «Тишина за Рогожской заставою» – вторили ей слова, наполненные жизнью деревьев, железной дороги, звоном семиструнки, ромашковым ароматом девичьих волос …

Приступили к постановке.

На одну из главных ролей прошла недавняя сибирская школьница Жанна Болотова.

Когда снимали «Дом, в котором я живу», у Фатьяновых дома часто бывала вся съемочная группа. Режиссеры Яков Сегель и Лев Кулиджанов, оператор Вячеслав Шумских стали настолько дружны с фатьяновской фамилией, так что были на Бородинской своими.

В 1957 году проходил международный фестиваль молодежи и студентов. Праздничная Москва была юной от обилия молодежи. Столица дарила гостям все самое лучшее. Тогда в кинотеатрах страны и прошел черно-белый фильм киностудии имени Горького «Дом, в котором я живу». Гитарные переливы песни «Тишина за Рогожской заставою» полетели далеко заграницу, как символ дружбы и грусти расставания со сказочно прекрасной Россией.

Фильм, потрясший всех истинным народным горем войны, вызывал глубокое общее сочувствие. В кинозалах слышались рыдания, и песня, спокойная, умиротворяющая, звучала, как молитва, как контрапункт. Режиссеры, съемочная группа, актеры, были удостоены Особой премии кинофестиваля за 1958 год. Не было человека, который не мог бы дословно пересказать содержание картины…

…Осенью, получив гонорар за фильм «Дом, в котором я живу», Алексей Иванович исполнил давнюю свою мечту.

Есть поговорка: продай, муж, лошадь да корову – купи жене обнову. А мечтал он о шубе для жены. Однажды она появилась в доме – очень тяжелая, красивая, замечательная шуба из енота. Длинная, массивная, серая. Галина Николаевна примеряла ее перед каждым гостем. Алексей Иванович восхищенно рассматривал жену в волнах меха и радостно объявлял, что он очень хотел, чтобы у нее была именно такая красивая, дорогая, теплая вещь.

А потом сшил себе в литфондовском ателье огромную, тяжелую, барскую шубу. Посмотрел на себя в зеркало и решил:

– Надо купить трость, иначе меня будут путать с Шаляпиным! – Потом порылся в карманах пиджака, позвенел мелочью в карманах брюк. – Но обойдемся пока без трости…

«Победа»!

1. Две тени

В 1957 году Василий Соловьев-Седой, отмечал свое пятидесятилетие.

25 апреля Алексей Фатьянов вместе с Михаилом Матусовским вышли из комфортабельного вагона «Красной Стрелы».

В Ленинграде было очень холодно, по Неве шел лед. Они пошли прогуляться по набережным Невы, постоять на ее мостах, полюбоваться холодной ленинградской весной. Громыхание льда о гранитные плиты их восхищало, как мальчишек. Михаил Львович приехал в Ленинград со своей домашней кинокамерой. Северная весна казалось ему поэтичной, как снежная королева. В кадр кинокамеры попал ледоход и блестящие от влажности камни гранита, хмурое небо и оживленные приближением тепла прохожие. Москвичи пошли по улице, свернули на Невский. Отвернувшись от заходящего солнца, они увидели идущие впереди себя собственные удлиненные тени.

«Алеша сказал:

– Смотри, какой занятный кадр. Снимай скорее!

Так и остались у меня на кинопленке две наши тени. Одна – с киноаппаратом – моя, и вторая – в кепке и по-весеннему распахнутом пальто – Алешина. Иногда я пускаю старую, уже потускневшую ленту, и вновь передо мною возникает Ленинград, и снова идет по реке тот самый лед, который прошел много лет тому назад, и Алеша читает стихи, и спорит, и две наши тени движутся по асфальту Невского проспекта…» – написал поэт в своем очерке о дружбе с Фатьяновым «Высокое признание».

Две великие тени.

2. Два водителя

В том же 1957 году у Фатьяновых появился автомобиль.

Алексей Иванович не считал это излишеством: машина нужна для того, чтобы ездить на охоту и на рыбалку. Новенькая «победа» стояла внизу, во дворе. По первому желанию хозяина она готова была отправиться, куда угодно.

Появился шофер Михаил Иванович, который жил тоже на Первой Бородинской улице. Часто водила автомобиль сама Галина Николаевна. ЦДЛ-овские курсы вождения не прошли даром – она водила машину, как заправский пилот-ас, и в дальних путешествиях могла подменить Михаила Ивановича на равных. Галина Николаевна возила детей в школу и детский сад, отправлялась по своим «администраторским» делам.

Алексей Иванович никогда не садился за руль. Однажды он попытался прочувствовать роль шофера, да так нажал на газ, что «победа» чуть не взорвалась…

– Habeat sibi! – Смирился Фатьянов. В переводе с латыни это обозначает «пусть себе владеет».

– Что вы говорите? – пытался уточнить побледневший Михаил Иванович.

– Я сказал: ничего себе! Это – латынь…

– А это… – Постучал шофер костяшками пальцев по капоту «Победы», – … «Виктория»!

С появлением машины семейные выезды стали более частыми. Ездили в летние путешествия вместе с детьми и родственниками, выбирались далеко от дома дружественными кортежами.

Алена Алексеевна помнит, как на двух машинах вместе с материнской родней они ехали на юг. Алексей Иванович пожелал побывать в Киеве, показать город детям. Он чтил этот поразивший его еще со времен войны город, в котором он читал древний манускрипт о граде Ярополче.

Итак, ехали через Киев.

3. В Киеве

Галина Николаевна была за рулем, на заднем сидении дремал водитель Михаил Иванович, дети смотрели в окно, Алексей Иванович рассказывал. Красивый город, полупустые после московских улицы, огромные, широкие, раздольные холмы, Днепр…

– В Киеве надо сходить в Киево-Печерскую Лавру, в собор, по Крещатику пройтись, – Алексей Иванович указывал, что надо посмотреть.

Он водил семью в Киевско-Печерскую Лавру, они спускались в подземелье, туда, где лежали мощи праведников-монахов, в том числе – сухонькие останки веселого былинного богатыря, земляка Фатьянова Илюши Муромца.

Было так тепло и ясно на земле и в душах, что хотелось бесцельно бродить по бульварам и слушать рассказы об этом удивительном древнем городе, есть мороженое, смотреть на воду, провожать бесшумные дальние катера…

Тогда у них улетели деньги, а деньги всегда были в кармане пиджака Алексея Ивановича. Вот он и встряхнул пиджак, чтобы положить его на руку. И стайка сотенных купюр, выпорхнув из гнезда, замелькала на ветру всяк сам по себе. Деньги устремились на водную гладь Днепра, легли и поплыли друг за дружкой.

– Так вот как они на самом-то деле улетают! Галя, Алена – смотрите, смотрите: они улетают навсегда!

Сидящие неподалеку рыбаки услужливо предложили сачок. Маленькие и большие Фатьяновы со смехом, с шутками, вылавливали, собирали подмоченные купюры.

– Они ручные! – Комментировал случившееся Алексей Иванович. – Я их, дети, приручил, они полюбили своего хозяина!

– Они подмочены, папа!

– Ничего, высушим! Это – не репутация!

4. Няня Галочка

В житейских ситуациях он ориентировался неважно.

Как-то Алексей Иванович взял с собою в командировку на юг Алену. Они плыли вдвоем теплоходом, а когда прибыли по назначению, мест в гостинице не оказалось. Тетушка-горничная посоветовала снять комнату в маленьком беленьком домике неподалеку. Алексей Иванович, поселившись в крошечной комнатушке, переживал, что нет рядом его Галочки, вдобавок, Алена заболела… Он был в панике и не мог дождаться окончания командировки.

А Галина Николаевна всегда и везде была уверенной кормчей и домоправительницей.

Он брал ее с собой и возил везде и всюду не оттого, что ему было скучно. Там, где появлялся Фатьянов, всегда собирались шумные компании, творческие застолья, придумывались капустники, организовывались походы, рыбалки… Но жена ему была нужна всегда. Он нуждался в ней, как в Музе, искренно любящем человеке и первом критике, смело говорящем правду во благо. Алексей Иванович всегда держал при себе ученическую тетрадь, сложенную вдвое, и она быстро наполнялась стихами, где бы он ни находился. Хотя критики он не любил, но Галину Николаевну слушался. И тогда в тетради появлялись пометы по свежим стихам.

Достаток сменялся долгами, полное взаимопонимание – временными «войнами». Иногда, будучи навеселе, чувствуя себя обстрелянным недружелюбными взглядами подуставшей от компаний супруги, он шептал своим гостям:

– Моя жена на метле улетает в камин!

Он обижался на нее до глубины души по пустякам, но столь же глубоко и горько переживал, если у Галочки что-нибудь болело.

Однажды он был один в Коктебеле, ждал жену.

Приехал кто-то из москвичей, и рассказали Фатьянову о том, что видели Галину Николаевну в Литфонде, и она хромала.

К вечеру об это знал весь поселок. Алексей Иванович перебрал все вероятности до единой и решил, что она попала под машину и сломала ногу. Заканчивалась версия тем, что она в Коктебель не приедет, а, скорее всего, умрет из-за гангрены. Алексей Иванович рыдал, сидя на берегу, до рассвета, и ни за что не соглашался пойти немного отдохнуть.

К утру он собирался ехать в Москву без какой либо надежды застать любимую супругу в живых. Каково же было его удивление, когда утром он увидел Галину Николаевну, спокойно и уверенно идущей от их «победы» с чемоданом прямиком к номеру. От хромоты не было и следа. Следом семенили Никита с подросшей Аленой.

– А как же твой перелом? Как гангрена? Уже все прошло?! – Воскликнул он, просиявший от радости.

Весь Коктебель поздравлял ничего не понимающую Галину Николаевну с успешным выздоровлением.

…Они гуляли по берегу в сопровождении детей и друзей. Он – огромный, в светлом летнем костюме, сшитой Галиной Николаевной. Она – маленькая, в легком изящном платье собственной работы, в туфельках на шпильке. Эту пару все любили: любили на них смотреть, любили их слушать, любили с ними говорить.