Текст книги "Венеция. Исповедь монашки"

Автор книги: Татьяна Данилевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– Вам хорошо известно, что цивилизация Майя зародилась на территории современной Гватемалы. Автор этой работы сфотографировал и распечатал в большом формате Тикальский Храм II, который был построен королём Джасав Чан Кавиилом I для своей жены – леди Каладжуун Уне. С тех пор люди стремились и стать хозяевами земли, и познать Бога, и дотянуться до него. К этой идее обратился другой художник – он выставил «пизанскую башню» в современном исполнении, в миниатюре, из современных материалов.

– Вот эта под витриной?

– Да, на подиуме вы можете найти кнопку, и башня «оживёт». Она символизирует любопытство людей, продолжающееся и в наши дни. Люди любопытны по всему миру. На стене мы разместили карту мира без очерченных границ с мигающими точками столиц. Подсознательно мы знаем границы всех государств, мы тысячу раз в жизни видели карту. Но для людей границ не существует. Человек – он везде человек: и в Мексике, и в Сибири, на плоту в океане или в высотке мегаполиса. Тепло там или холодно. Плохой он или злой.

– А почему на входе скульптура в татушках?

На секунду она задумалась.

– А, эта! Таковы были условия итальянского руководства – ставите работу нашего автора, и мы даём вам павильон… – она пожала плечами, дотронувшись ими до серёжек, и раздался звон. – Но это не моё дело. Я вообще согласилась тут иногда дежурить летом, помогая им, потому что знакомая с Биеннале попросила. И всё-таки Гватемала – павильон моей страны. Сейчас принесу вам брошюрку, там есть имена авторов работ, не уходите.

И она быстро ушла в каморку за столом ресепшн.

– Ты слышала? – отвиснув после минутного шока, спросила я Кристину. – Она из Гватемалы…

– Странно, – с удивлением промычала Крис.

Через пару минут Лючия вернулась с папкой рекламного материала.

– Держите, – она улыбнулась. – И возьми мою визитку.

Она протянула мне белую картонку.

– Я очень хочу почитать твою презентацию. И не скромничай, можешь критиковать по полной! Здесь есть над чем работать! Вот была бы моя воля… – она закатила глаза и хлопнула в ладоши. – Всё, чем могла, помогла. А теперь мне надо бежать. Задерживаться здесь за десять евро в день – не в моих интересах. Десять евро в день! Можете представить? И это на всемирно известной Биеннале! Гватемале абсолютно нечего показывать. Надо набирать известные имена из Аргентины, из Бразилии! Все делают ставку на них! Гватемала – позорище.

– Come mierda, – сказала Крис.

Лючия замерла и выпрямилась.

– Ты знаешь испанский? – спросила Лючия.

– Я знаю, что в Гватемале есть потрясающие художники, и неправильно говорить, что они позорище. Выставка – позорище, а не художники.

– Куратор здесь итальянец, что он может знать про нас! Я как гватемалка… – она прижала ладонь к груди.

– Я тоже из Гватемалы, и могу с уверенностью сказать!..

– Ты из Гватемалы? – почти кричали они.

– Да, я тоже из Гватемалы!

– А я из Кесальтенанго.

– А я из Миско.

– Кристина!

– Лючия!

– Как ты здесь оказалась? Давно в Венеции?

– Я живу в Местре. Моего отца пригласили работать в университет Ка-Фоскари, он выиграл грант, я ещё маленькая была. Я тоже окончила этот университет. Теперь работаю в Венеции, тут много работы, но больших проектов за мной пока не было. В прошлом году работала в этом же павильоне, помогала кураторам. Считаю, у нас большой потенциал, но то, что они сделали в этом году, не поддаётся описанию. Провал. Сюда никто не ходит, и все обсуждают, что в Гватемале отстой.

– Я мечтаю стать куратором Гватемальского павильона! У меня куча идей! Давай объединимся! Это просто чудо, что мы встретились! А я живу в Париже с пятнадцати лет, родители увезли. Нечасто удаётся ездить на родину, но я стараюсь, мои бабушки, друзья – все там до сих пор…

Я стояла и смотрела на единение этих двух душ, которые ещё пару часов назад не знали о существовании друг друга. Гватемала, и вправду, находилась очень далеко, и люди посмелее оттуда уезжали. У моей бабушки на даче под Питером висела политическая карта во всю стену, и, забираясь на диван, мы с соседом Ромиком разглядывали страны мира. Европа была маленькая, она нас не интересовала, а вот такие уголки, как Панама, Новая Зеландия, Камбоджа, Лаос, остров Огненная Земля, будоражили наше сознание, и мы иногда представляли, как оказываемся там совсем одни, спасшиеся после кораблекрушения. Гватемала находится севернее почти всех латинских стран, в том числе и Уругвая, откуда родом моя любимая в детстве актриса Наталия Орейро. В начале нулевых шёл сериал «Дикий ангел» с Наталией в главной роли, собирая все рекорды трансляций. Его смотрели все. Но с Гватемалой меня ничего не связывало. Глядя на девушек, я быстро сформировала в своей голове портрет среднестатистического гватемальца: невысокого роста, любит яркие многослойные наряды и украшения, говорливый, улыбчивый, но всегда отстаивает свою точку зрения. Любит обсудить чужую работу и пожаловаться на свою…

– Ладно, девчонки, я, наверное, пойду уже… – помялась на месте я, не понимая, о чём они говорят на испанском.

– Ой нет, мы идём, Татьяна, это ты нас познакомила! Если б ты не позвала меня с собой, мы бы не встретились. Удивительное знакомство. Просто звёзды сошлись!

Дружелюбные верят в астрологию…

Мы все вместе вывалились на улицу, там было всё ещё жарко. Я отлепила футболку от живота и достала воду. Лючия убежала на вапоретто.

– Крис, тебе в какую сторону? Я так и не поняла, где ты живёшь.

– Я тоже живу в Каннареджио, только с другой стороны, на другом острове, через мост.

– Ого! То есть твоя дорога занимает больше времени, чем даже наша?

– Да, я всегда опаздываю. Потому что до сих пор сбиваюсь, когда ищу этот мост. Один раз воспользовалась переправой на трагетто за два евро, так он минут десять переправлялся, и я опять опоздала. Венеции определённо требуется ещё один мост. Риальто и мост около вокзала – это просто насмешка!

– У тебя квартира?

– Комната. Я живу с мальчиком в одной квартире.

– С парнем?!

– Ага, – она засмеялась. – Он очень хороший, готовит иногда. Мы по вечерам ужинаем вместе, если он не задерживается.

Я подивилась, что ничего не знаю о Крис. Мне казалось, в нашем конвенте сосредоточена вся активность группы. Нас жило там семеро, большая часть группы: Лина, Эля, Джорджи, Фенди, японка Ли и Апурва, которая часто тусовалась у нас, и, мне кажется, иногда оставалась и на ночь в общей гостиной. Хулия жила через дорогу, и в школу мы ходили вместе.

– У нас классная терраса, мы там пьём вино по вечерам. Утром я, конечно, ничего не успеваю. Не хочешь фруктов?

Крис показала в сторону палатки на Страта-Нова. Это был новый бизнес для Венеции. Учитывая безумный тур-поток, который прекращается, кажется, только на два месяца в году – декабрь и январь, в Венеции пойдёт любой бизнес, связанный с продажей. В этой палатке громко играла модная музыка и продавались фруктовые коктейли, смузи, йогурты, порезанные фрукты и прочее. Продавцы щедро давали дегустировать разные напитки, приготовленные с лихвой в соответствующий день недели. Мне всегда хотелось здесь остановиться, но пока как-то не складывалось, поэтому я радостно согласилась и, недолго думая, ткнула пальцем в прозрачную баночку с фруктами и чем-то очень вкусным и чёрным на дне. Наверное, шоколад, – радостно ожидала я.

Крис достала из сумочки таблетку:

– Что-то голова начинает болеть. Видимо, будет дождь.

– Это пресыщение информацией. Мы были в палаццо два часа! Два часа мы потратили на этот павильон! Расслабляйся.

– Да вообще, вся эта учёба. Иногда у меня всё кружится после лекций, и душно в консерватории: их вентилятор совсем не спасает.

Мы засмеялись. Как только началась супержаркая погода где-то в середине июня и открывать окна стало не только бессмысленно, но и губительно, Аврора принесла из галереи вентилятор с вращающейся «головой», и все были сосредоточены только на секунде прохлады, а не на рассказах лектора.

– Да, а некоторые длинные личности так садятся, что за ними и ветерок не пробивается, – я многозначительно увеличила глаза.

– Ты знаешь, все так сбились в группки и решили, с кем дружить, что я даже не успела выбрать. Теперь так неловко себя чувствую.

В моей голове живо всплыла картинка игры в стульчик. Не успел сесть – выбываешь из игры.

– Кто сбился? Я стараюсь со всеми общаться. И все очень доброжелательны, мне кажется.

– Ты дружишь с Линой, – почти с обидой сказала Крис.

– Дружу. Но ещё живу с Элей. А Лена – из Москвы, но я с ней не общаюсь. Я со всеми дружу, и все мне отвечают взаимностью!

– Я пыталась вписаться в компанию с Элей, но они меня не берут! Несколько раз пыталась! Это так странно. Александра мне жаловалась на то, как ей тяжело в Венеции, вдали от дома, я пригласила её в гости, мы пили вино, смеялись… А на следующий день она стала вести себя так, как будто мы не знакомы! Даже не поздоровалась! Это невероятно.

– Александра? Жаловалась? – я с недоверием покосилась на Крис.

Александра – жизнерадостная гречанка, которая улыбается ещё до того, как начинаешь ей что-то говорить.

– И Александра, и Микаэля… Та вообще плакала!

Микаэля с внешностью чертёнка в прямом смысле, с чёрными густыми волосами, подстриженными в каре, и тёмным пушком на руках и лице, не вызывала у меня никаких чувств. Она держалась на расстоянии. О ней я знала только из презентации на первой встрече – родом из Сирии, живёт в Малайзии, работает там в музее. Мне было немного неловко с ней контактировать, учитывая военное положение, в котором находилась её страна. Из разговоров я слышала, что родители решили бежать ещё четыре года назад, в 2014-м. Пожалуй, это всё, что мне было про неё известно, хотя я и не интересовалась. На «латинской» тусовке её не было. Жила она где-то отдельно, не пила, не курила и очень боялась собак. Сама я бы и не заметила, но Лина, знавшая сирийский менталитет, когда мы были в саду у галериста на Джудекке, один раз шепнула: «Смотри, сейчас она будет прятаться от этого огромного пса». «Пёс вроде добрый», – промямлила я, глядя, как все его гладят и фотографируют. «У них в Сирии собаки – это нечистые животные».

И вдруг оказывается, что Микаэля тоже плачет по ночам!

– Она же, вроде, одна живёт в Малайзии, чего ей плакать?

– Тоже переживает из-за общения, говорит: не может найти родную душу, что все от неё отворачиваются и не хотят дружить!

– Ну надо же, какие у всех проблемы! Да, я тоже скучаю по дому, но мы же учиться приехали, а не скучать! Нас так выматывают на занятиях, что я порой и рада убежать туда, где никого нет. Побыть немного в тишине…

– А мне, наоборот, нужны тусовки, музыка, общение! Через неделю приедет мой парень из Парижа! Я так счастлива. На несколько дней! Даже будет жить со мной, место-то есть.

Я представила парня Крис. Учитывая, что ей тридцать пять, наверное, он взрослый, серьёзный француз с семейной лавкой хлеба или антикварным салоном. Если он пекарь, то ей чудом удаётся держать форму! Интересно, это удача – иметь подружку из Гватемалы? Или наоборот? Жизнь с ней, наверное, похожа на бразильский сериал.

В этот момент принесли смузи для Крис и баночку салата с витрины, которая мне приглянулась уже как пару недель. Я радостно запустила ярко-зелёную вилку в фрукты.

– Ты слышала историю этой палатки?

– Нет. Они, вроде, новые, но здесь всегда люди, хотя пива у них нет, – я пожала плечами, как будто залог успеха бара – это наличие разливного.

– Пива нет, зато есть что-то типа сангрии и грога. Это вторая точка, – Крис постучала ногтем по столешнице, – а есть ещё одна. Мы пробегаем мимо, когда идём в школу. Она находится на углу улицы Долфин, и там всегда предлагают продегустировать. Магазины открыл молодой парень, неместный, который никогда не имел опыта в бизнесе и в Венецию попал в первый раз как турист. Так вот, точки окупились за два месяца.

– Два месяца? – она кивнула и, сделав глоток, сморщилась: холодный, сплошной лёд, шпинат и маракуйя – не лучший выбор, который она когда-либо делала.

– Фишка точек в том, что они стоят в проходных местах, продают свежие соки или фруктовую выпивку. Где в Венеции фреша попьёшь? А народ на отдыхе привык оздоравливаться. А ещё у них всегда громкая музыка и болтливый персонал. Смотри, их тут четверо в этой малюсенькой палатке. Все чем-то заняты.

Парень в чёрном фартуке резал ревень и складывал в чистый лоточек – это заготовка для будущих напитков.

Я представила себе владельца палатки. Как он жил себе жил, а потом однажды приехал в Венецию и сразу открыл бизнес. Я четвёртый раз в Венеции, и ничего не открыла. Только потратила.

Тем временем я добралась до вожделенного дна баночки. Я окунула в жижу с чёрными точечками ложку и, закрыв глаза, погрузила её в рот. Сейчас должен появиться вкус шоколада, или ванили, или маковых косточек, на худой конец… Ничего. Я открыла глаза и уставилась на банку.

– Что это? – проговорила я с набитым гадостью ртом.

– Ну как тебе чиа? – протянула с сарказмом Крис.

Чиа! В голове всё встало на свои места. Веганская точка, которая окупила себя за два месяца. Парни в чёрных фартуках с надписью «Vegie-Megie». Ребята-хипстеры в широких штанах и с дредами. Я быстро пробежалась глазами по меню – шоколада не было в составе ни в одной позиции. Парень-бизнесмен слупил с меня шесть евро, не моргнув глазом.

– Я не люблю чиа, – продолжила Крис, допивая свой зелёный смузи. – Говорят, он дико полезный, но по мне, так лучше салата зелёного поесть, чем эти семечки. Ну что, пойдём?

Она бодро соскочила со стула и отсчитала три монетки по два евро в оплату коктейля.

– Пойдём, – сказала я как-то с грустью.

В Венеции, мне казалось, я уже знаю все уловки для туристов, но ошиблась.

***

– Эй, Татьяна! – раздались за спиной два голоса.

Около бара стояли Кристина и её новая подружка Лючия. Они обе улыбались и радостно махали мне.

– Ого! – я радостно им улыбнулась.

Ну ничего себе! Девчонки уже подружились и вместе пришли на вечеринку! Я чувствовала себя свахой.

Я подошла к ним, и мы разговорились. Незаметно получилось дойти до места, где они расположились. Между двух колонн внутреннего дворика на парапет они поставили бокалы и закуски, рядом приставили стульчики.

– Ну как? Вы уже придумали план по завоеванию Венеции? – спросила я.

– О да! Мы договорились в следующую Биеннале объединить силы и прокачать экспозицию, это будет по-настоящему классный проект!

– Да что вы говорите! Какой павильон будете представлять? Гватемальский, французский или итальянский?

Они замахали руками:

– Татьяна, без шуток! Конечно, любимую Гватемалу! Ты, кстати, знаешь, что у Крис кофе-шоп в Париже?

– Нет! Расскажи-ка!

– Как человек, выросший на кофейных плантациях, Крис после родительского переезда в Париж открыла с друзьями кофейню и устраивает там арт-вечера! У неё уже много музыкантов побывало! – Лючия вздёрнула указательный палец вверх.

– Ух ты! Так ты бариста или арт-директор?

– И то и другое. Нас всего трое, поэтому я ещё и официант, и бренд-менеджер.

– А где кафе находится?

– Прямо за углом Собора Парижской Богоматери.

– Неплохо!

– Совсем! Но это далеко не работа мечты. Выдумывать новые клаб-сэндвичи и закупать цветные бокалы… Немного не про искусство.

– Девчонки, пойдёмте за стол ко всем, зачем тут прятаться, – пригласила я их.

– Мы ещё поболтать хотели, а ты иди.

Я попрощалась с ними и вернулась за большой стол. Меня встретил странный осуждающий взгляд.

– Что это за девушка с Кристиной?

– Лючия. Мы вместе познакомились в павильоне Гватемалы, очень общительная и милая девушка, работает там на полставки.

Вдруг все зацыкали и жестами заставили меня скорее сесть. На сцене начались движения. Басист настроил гитару, девушка-вокалистка проверила микрофон и поприветствовала собравшихся. Я огляделась. Все пластиковые столики были уже заняты. Народ галдел и потягивал вино.

Наш столик был самый шумный. Только певице стоило сказать пару слов на испанском, как Эля и Хулия начали ей отвечать:

– Te queremos, mi amor!

Раздался взрыв хохота, и полилась фольклорная музыка. Прибежала Фенди:

– Я только легла спать, и девчонки меня разбудили! Сказали – тут тусовка!

– Ты красное или белое будешь? – спросил парень Элеоноры, вставая с места. – Я как раз собирался.

– Нет, спасибо, я не пью.

Мальчик вздёрнул брови, но ничего не сказал. Такой прекрасный вечер обязывал пропустить по бокалу, несмотря ни на какие принципы.

– Фенди, что за необычное платье? Ты его здесь купила? – я обратила внимание на мягкую льняную ткань цвета выцветшей крафт-бумаги. Платье-рубашка шло до пят, на груди были пришиты маленькие рюши по кругу из того же материала.

Фенди гордо задрала нос:

– Это, – она ткнула себя в грудь, – два евро.

– Что-о-о-о?

Все перевели своё внимание со сцены на грудь Фенди.

– Что ты хочешь сказать? Раздела бедного за углом и дала ему два евро?

– Франческа в субботу показала мне секонд!

– О! Это тот, который она всем обещала показать! Где он находится? Тебе понравилось?

– Честно говоря, нет. Большинство вещей просто навалено в мешках внутри помещения, и в них надо ковыряться часами, чтобы что-то найти.

– А как они назначают цену?

– Они взвешивают. Цена идёт за вес.

– А ты с Франческой была?

– Ага, и с Зои, та тоже очень любит винтажные вещи.

Внешний вид Франчески сразу выдавал в ней местную. После этого разговора все старались как-то изменить свой гардероб «под венецианский» (читай «под Франческу»). Речь идёт о мешковатых нарядах, лёгких и натуральных тканях, крупных аксессуарах, приглушённых тонах. А вот Зои носила очень-очень странные вещи – скорее, из своего детского гардероба. Притом что фигура у неё взрослого человека.

Слово «винтаж» из уст австралийки с хорошим акцентом прозвучало очень пафосно. Мне сразу захотелось посмотреть на этот секонд с вещами из прошлого.

Вернулся мальчик Элеоноры с целой бутылкой: я подумала – всех угостить, чтобы мы не отвлекались от концерта.

Девушка на сцене уже разогрелась и перешла на репертуар танцевальных песен, призывая к ней присоединиться. Наш столик, ближайший к сцене, стал частью танцпола. Через мгновение кто-нибудь на него, того и гляди, вскочил бы и стал танцевать. Парень из бара поспешил отодвинуть нашу компанию подальше. Девчонки пустились танцевать.

Ну вот, на одном бокале вина много не станцуешь, тем более под латинский фольклор, и я глазами стала искать проход в бар. Боком я вернулась к барной стойке и вдруг между баром и шикарной лестницей заметила проход на улицу, получается – сквозной. Я приблизилась и увидела что-то вроде деревянных мостков, ведущих к каналу. Очень узких, чтобы пройти в темноте, и достаточно широких, чтобы спрыгнуть в катер. Мостки привели к надстроенному балкончику. Две парочки сидели на краю и болтали ногами, касаясь кончиками пальцев воды. Их силуэты освещались двумя большими свечами.

Я вгляделась в темноту канала, зажатого между двумя каменными улицами. Кромешная тьма, ничего не видно. Ну надо же! Кто бы мог подумать, что в хостеле окажется такой романтичный, очень венецианский уголок.

– Эй, ты чего тут? – прошептал голос сбоку.

Там стояла трезвая Фенди.

– Думаешь, Венеция больше для приезжих или для местных? – пробормотала я, окутанная романтикой вечера.

Она покосилась на парочки со свечками.

– Мне жаль местных. Их тут почти нет. Аврора тоже себя венецианкой считает, типа из-за того, что живёт здесь. Но ей просто удобно тут работать. К сожалению, Биеннале не дала Венеции новых рабочих мест, а, наоборот, привлекла специалистов из других стран.

– Знаешь, где она живёт?

– Нет, в гости ещё к ней не ходила.

Мы засмеялись громко, и наш голос понёсся по туннелю над каналом в темноту.

– Нас уже, наверное, потеряли, там началось самое веселье!

Дворик палаццо было не узнать. Он наполнился танцующими людьми. В этой толпе я пыталась высмотреть одногруппниц – безрезультатно. Вдруг толпа расступилась по центру, образуя круг, и заулюлюкала: кто-то явно показывал класс в кружке. Мы подошли ближе: это оказалась Кристина. Крутя бёдрами вправо и влево и, кажется, по кругу, она двигалась очень профессионально. Подобное я видела только в жарких бразильских сериалах.

В толпе, хлопая в ладоши, танцевала Элиана, тоже показывая какой-то танец.

– Эй, Тати, ты как дерево! Иди сюда, я тебя научу.

Она схватила меня за руку и потащила в толпу. Кошмар, кошмар, – думалось мне. Последний раз, когда я пыталась танцевать подобное, меня отправили на скамью уже через две минуты, обозвав бревном. Это было на Кубе, в городке Тринидад. Мы с подружками пришли на танцевальный вечер – других развлечений там просто не существовало – и радостно откликнулись на предложение профессионалов станцевать. Я помню, как старый кубинец – худой как жердь, чёрный как шоколад и высохший как мумия – шарил по моей спине, пытаясь на что-то положить руку. Но, так и не нащупав выпуклостей и опоры для руки, он отправил меня обратно, презрительно оглядев с ног до головы. Мои формы совсем не соответствовали формам кубинок. Эля не собиралась трогать моё тело. Она показывала движения, призывая повторять, но отделаться от чувства нехватки мяса на теле мне было очень сложно.

– Си, си! – подбадривала она.

В какой-то момент я плюхнулась на кресло около ближайшего столика. Перед моими глазами кто-то тут же поставил открытую бутылку вина. Молодой человек, глотнув из горлышка, освободил руки, чтобы прижать энергично танцевавшую Кристину к себе. Крис не отодвинулась, как это бывает на дискотеках, а, наоборот, пустилась с ним в танец, приблизившись к нему критично близко.

– У-у-у-у, – тут же кто-то прокомментировал.

Они слились в одно целое и энергично трясли телами, потея и краснея, звеня браслетами и эротично приоткрывая рты. «Быстро он её склеил», – пронеслось у меня в голове.

Песня закончилась. Все заревели и зааплодировали. Парень, танцевавший с Крис, куда-то убежал. Она жестом пригласила меня на свой мастер-класс.

– Он тебе понравился? – спросила я, лениво передвигая конечности справа налево.

– Он? Нет. Это просто партнёрство, чтобы станцевать.

– В смысле? Ты даже не знаешь, как его зовут?

– Я даже думаю, что не увижу его больше.

– Вы так страстно двигались!

– У нас так принято. Для латинского танца желательно танцевать в паре, и ты можешь пригласить любого, и это не будет значить ничего личного.

– Удивительно! У тебя есть такой постоянный партнёр дома в Париже?

– Да. Это мой парень.

Я рассмеялась. Ну и совпадение, не правда ли?

– Так вышло случайно, Татьяна.

Ещё спустя несколько песен мы стали расходиться. Мы с Элей дружили как супружеская пара: убедившись, что у каждой из нас есть ключи, я предупредила, что закрою дверь на один оборот и пойду спать. Она же пообещала, что долго гулять не будет, и чмокнула меня на прощание, пожелав спокойной ночи.

Когда мы вышли с Крис и Фенди на улицу, то ощутили, как там тихо. Страшно представить, каково живётся местным в ближайших домах.

– Ну, давай, Тати, ты все дороги знаешь – веди! – сказали девчонки.

Меня охватило замешательство. За дорогой я не следила по пути сюда, шла за девочками. Место было для меня новым. Я бы вышла на канал вначале.

– Надо двигаться на юг, – задумчиво сказала я.

Все нахмурились.

– Тати вышла из строя, Гугл в помощь, – вздохнули девочки.

В тот вечер до дома вели меня они.

Наш монастырь снизу подсвечивали лампы. Вид у него был величественный и таинственный. Здорово всё-таки нас заселили! Ехать обратно в Местре не было бы никакой романтики.

…до выставки осталось 73 дня

На следующий день вся наша латинская команда с трудом доставила себя в консерваторию. Аврора, обладая способностью со всеми договариваться, несмотря на трудности, устроила часть наших лекций в этом здании семнадцатого века. Приходить туда было сплошным удовольствием. Докучала только жара, жителю Москвы совсем не привычная. Тридцать пять стояло далеко не несколько дней – высокая температура держалась неделями.

Встречу в этот день мы не могли пропустить. Специально к нам приехал бельгийский коллекционер Алан Сервес. Очень симпатичный, он, скорее, походил на смесь итальянца и финна: высокий, тонкий, загорелый, он то и дело поправлял длинными пальцами платочек на шее. С его биографией надо было ознакомиться заранее, но все без исключения сделали это в последний момент. Я – перед сном, Эля – за чисткой зубов, кому позволял интернет – на бегу в консерваторию.

К каждой подобной встрече мы приходили со списком вопросов, это было домашнее задание. Что-то придумав на ходу, я чудесным образом пришла вовремя. Вообще, поговорив по душам, мы с девочками сошлись во мнении, что дисциплина, с какой Аврора нас держала в строю, была сюрпризом для всех. Соглашаясь на эту стажировку, никто не ожидал от Италии такой жёсткости. Всем известны сиесты, закрытые магазины, рестораны в обед. Было ожидание расслабленной креативной летней программы, а вышла служба в женской армии на южном фронте. Я плюхнулась рядом с Линой – она уже попивала кофе и вырисовывала узоры в блокноте:

– О, ты уже здесь? Думала – не придёшь. Как вечер?

– Ты что! Алан Сервес же приглашён.

Мы засмеялись. Никто не знал, что это за человек, но Аврора говорила о нём с придыханием. Он не мелькал по телевизору, его фамилия не была замечена на табличках донаторов музеев. Но нас настроили, что он великий и относиться к нему надо с уважением. В его биографии было много нестыковок. Он получил хорошее образование в Лондоне, заработал денег на Wall Street, но как и зачем он подался в искусство, было неясно. Его коллекция охватывала тысячи произведений, но все работы принадлежали неизвестным авторам. Сложно было уловить, к чему именно Алан питал слабость, к какого рода произведениям. В его коллекции было всё: и сайнт-специфик, и эко-арт-объекты, и картины, и даже диджитал-искусство.

Он зашёл, стуча каблуками о паркет. Сел прямо перед нами за антикварный стол и оглядел аудиторию. Так вышло, что я оказалась прямо перед ним. И зачем Лина всё время садится на первый ряд! Теперь придётся внимательно его слушать. А если в сон будет клонить?.. Катастрофа!

Беседу Сервес построил хитро. Вначале он попросил каждого представиться и сказать пару слов о себе. Удобно для установления зон комфорта. Мы, вроде бы, пришли его слушать, жаждали мяса, а получилось, что лидер – он, и мы, как тойтерьеры, один за другим, глядя ему в глаза, рассказывали о себе. Бывают ситуации, когда люди пытаются выстроить удобную для себя схему действий, которая совсем не отвечает вашим требованиям. Это была та самая ситуация.

– Здравствуйте, я Татьяна из России. Я семь лет занималась противодействием коррупции и отмыванию денежных средств. Сейчас я в искусстве.

Все засмеялись. Сервес присвистнул:

– Пожалуй, я буду аккуратен в своих заявлениях сегодня, Татьяна. Аврора, да у вас тут спецы на все случаи. Не полевые цветочки.

– У нас лучшие, – сказала Аврора, вздёрнув по-революционерски кулак в воздух.

Когда все закончили рассказы о себе, Сервес вскочил на свои длинные ноги, провёл пальцами по тронутым сединой волосам и сказал, что приготовил презентацию. Щёлкнув пальцами, он спросил, нет ли у Авроры администратора, который смог бы ему помочь.

Повадки главнокомандующего, – подумала я.

– Есть, есть. Франческа, подойди, пожалуйста.

Усадив Фран за компьютер, Сервес включил первый слайд и, взмахнув руками, сказал:

– Всё началось в 1960 году, когда я был маленьким мальчиком в рваных джинсах и бегал по своему родному городу босиком. Наша семья жила бедно, но мама берегла несколько ценных картин и статуэток, которые она никому не показывала. Проблемы начались, когда пришло время отдавать меня в школу, а средств на образование не было, и мама решила продать одну из работ величайшего мастера – украшение нашей гостиной. Я помню тот день. Тогда я решил навсегда, что стану богатым. Следующий слайд, Франческа.

– Это я в университете. У меня финансовое образование. Сейчас я иногда торгую, но уже реже. В основном, консультирую. Меня приглашают в учебные заведения на семинары, ну, вы знаете, по всему миру. Я известен. Франческа, следующий! О, это уже моя коллекция.

На экране появилась тёмно-болотного цвета стремянка, спаренная со школьной партой и поросшая мхом, с виду – жидким.

– Это перспективная работа молодой художницы из Молдовы, моё последнее приобретение. Мне кажется, у девушки великое будущее. Она прославится. Это называется «Жизнь без панциря». Следующий, Франческа, не спите! – покрикивал он на Фран.

– О, это! Моё любимое – это яйцо! Идеальная форма. То, к чему мы всегда стремимся. К идеалу. Автор – японец! Они-то знают толк в яйцах, – он прыснул в кулак. Затем, стукнув каблуками, крикнул, как цирковой дрессировщик:

– Следующий!

На экране появился скриншот с изображением пластилинового тамагочи.

– О! Это любимое приобретение! Я купил сайт. Вы можете на него зайти. Кто угодно может на него зайти. Но принадлежит он мне! Это три дабл-ю точка жидкий глянцевый шарик точка ком, – он сделал паузу, поправил платок и закончил: – Это небольшая часть моей коллекции. Я отобрал для моих молодых кураторов самое интересное. У вас есть вопросы?

В зале стояла тишина. Все были шокированы. Через несколько секунд Эля с заднего ряда подняла руку:

– Скажите, вы сами работы выбираете или у вас есть искусствовед-консультант?

Все тихонько захихикали.

– Безусловно, сам, – Алан приосанился. – Для меня важно почувствовать дух работы, поговорить с художником, узнать историю и посыл произведения. Но художников мне находит консультант. Это высококлассный специалист, он работает на комиссионные, и большие, конечно, не просто так. Кто сейчас работает просто так?

– В таком случае, что вас побудило купить у молдавской художницы стремянку с партой? Если я правильно поняла, она же портится. Скоро это уже будет не арт-объект, а сгнившее дерево.

– Это эко-арт. Новое направление. Используются только натуральные материалы! Я горд, что вложил в экономику Молдавии и профинансировал молдавское искусство.

– А в чём философия объекта?

– Безусловно, жизнь и смерть. Безусловно. Ещё вопросы?

Мнение о бельгийском коллекционере в нашей группе было едино. Сложно было понять, какой эффект он хотел на нас произвести, но, несмотря на то что все мы были разные, одновременно ошибиться мы не могли: Алан Сервес явно пытался накрутить авторитет. В мире своих финансов он, может, и назывался коллекционером, но профессионалам стало сразу ясно, что он – собиратель мусора. И дело не в том, что искусство, которое он покупал, – плохое. А в том, что он вкладывал в эти безумные по стоимости покупки поверхностный смысл, скормленный ему по щелчку пальца. Алану было бы неплохо посидеть с нами за партой – послушать лекции Себастьяна про Вторую мировую и про Кафку.