Текст книги "Голос Ветра (СИ)"

Автор книги: Татьяна Чащина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Глава 4

Мотыльки у огня

Первая часть главы содержит описание православного храма и религиозных атрибутов. Я точно знаю, что некоторые из моих читателей не любят такое, поэтому предупреждаю.

В спальне родителей было темно и душно. Папа храпел, мама в берушах с чёрной повязкой на глазах спала безмятежным сном.

– Пап, – позвала я.

– У?

– Я в церковь пойду на службу.

– Угу.

Я закрыла к ним дверь и радостная побежала вниз, размахивая голубым шёлковым платочком. На мне любимое платье в горошек, в прихожей я обула чёрные кроссовки, накинула своё пальто и красиво повязала платочек, выпустив по сторонам две косы. Приблизительно так нужно ходить в церковь.

Вспомнила, что хотела собак побаловать. На кухню прошла в обуви, пока никто не видел. Кроссовки чистые, но мама бы меня отругала. На кухне грязно, родители никогда ничего не делали по хозяйству сами, а новой горничной у нас пока не было. Я забралась в ящик на стене и взяла в вазе четыре большие шоколадные конфеты.

На улице невероятно тепло, и я подумала, что через пару часов пальто не понадобится.

Собаки радостно кинулись ко мне со всех сторон. Я вначале одну конфету развернула и подала ротвейлеру. Он как жвакнул меня за пальцы, чуть вместе с конфетой не откусил. Испугано достала вторую конфету, другой рукой подала собаке. Больно!

Наверное, потому я собак не очень любила, что они агрессивные. Четвертая конфета была кинута в обёртке в сторону, лишь бы эти животные больше не подходили ко мне. Даже всплакнула, глядя на свои покусанные пальцы.

Вышла на улицу и поспешила в сторону больших домов. Храм, в котором пел Илья, находился за пятиэтажками, на дороге, что вела в сторону посёлка.

Телефон в кармане играл. Звонила Кристина. И все тридцать минут, что я спешила в сторону храма, болтала с подругой. Я всё ей рассказала! Ведь мне пришлось удалить все сохры, потому что парень чужой смотрел. Кристина сильно не расстроилась, она была довольна, что кто-то из парней видел её в чём мать родила. Потом я рассказала о своей маме, у которой случилась вечером депрессия, и она, услышав, что я угощалась пиццей, заказала себе, а потом курила на кухне в форточку и жаловалась по телефону подругам, какая бездушная скотина мой папа. Ещё я умела танцевать вальс и научусь играть на гитаре. И это не полный список моей полноценной жизни. Кристина выпросила фото моего парня. Я отправила ей наше с Ильёй селфи в машине.

Она заблокировала меня...

А нечего хвастаться! Расслабилась.

Больше у меня подруги Кристины не было. Поэтому к храму я подошла очень печальной.

Старый храм, большой и красивый, был окружён парком, через который проходила дорожка. На деревьях в этом месте уже появились листочки, и чувствовалось, что здесь гораздо теплее, чем в нашем районе, потому что этот храм был построен на холме, ближе к солнцу. За забором располагалось старое кладбище и две бревенчатые постройки.

Высокий храм с белоснежными мощными стенами. Запрокинув голову, можно было увидеть, что купола, покрашеные в синий цвет, сливались с утренним чистым небом, и кресты сами по себе висели в воздухе. Раскрыты врата, и народ втекал в них, как в город. И я вошла с потоком, с интересом всё рассматривая. Давно не была в таких местах. Как и положено, в древнем городе имелось место для торговли, оно было отделено от основного зала, там всё в золоте и благоухало, на скамейках сидели бабушки и говорили. Ничего не было слышно, только их старческие губы двигались.

Я прошла дальше. Одни люди, что стояли ближе к алтарю, молились, а другие, сильно не заинтересованные, просто прикасались ко всему этому своим присутствием.

Пели на клиросе мужчины. Да, полностью мужской хор и одна бабушка, которая им руководила. Балкон с певчими располагался высоко, и мне пришлось протиснуться вглубь зала, чтобы рассмотреть его. Ничего не увидела, кроме бабули в платочке, она махала рукой, руководя пением.

Я успокоилась, потому что голос Ветра был различим, главный запевала иногда сливался с другими голосами, иногда появлялся и звучал под сводами один. Главный певец этого «города».

О чём пели, я не понимала. Обошла колоссальные расписные колонны, встала у окошка и просто ждала Илью.

А окно с витражом. Лучи яркого утреннего солнца проникали через цветные стеклышки и разбрасывали причудливые лучи. В них я видела пыль, и она казалась золотой. Мимо пробежали маленькие детишки, и крохотные золотые крупинки остались на их волосах.

Красиво так… В золочёной арке, украшенной цветами, за стеклом стоял складень, за ним и лика не было видно. Перед складнем на верёвке висело очень много дорогих украшений.

Взгляд скользнул над толпой и красивым убранством солеи. Храм был таким большим, что над иконостасом жил голубь. Он вспорхнул к куполу, и я обошла колонну, поспешив посмотреть на него. А он улетел куда-то, хотя окошко в куполе было закрыто.

Всё такое интересное, только шумно очень. И непонятно ничего. Особенно собака на иконе с человеческим телом. У изображённого оборотня был меч на плече и крест в руках, латы железные и юбка. Я приложила к иконе покусанные собаками пальцы, и они сразу перестали болеть.

Стояла у этого странного образа всю оставшуюся службу. С трудом поняла, что же написано красными буквами. Это был Христофор. И был он очень добрым пёсиком…

Непонятно ничего.

Я посмотрела на свои пальцы. Даже синяков от укусов не осталось.

Илья пел, и мне стало хорошо, я улыбалась. Пел главным голосом, а за ним два баса дребезжали. Без своего штробаса выводил соловьиную трель. Проникал в меня, у меня сердце трепетало и душа подпевала.

Так легко, что хотелось вместе с детьми, которые вереницей шли к солее, присоединиться, но Христофор не отпускал… На какой-то миг хотелось ему (да-да, Христофору) положить голову на плечо, потому что мордочка была изображена такой доброй!

Служба заканчивалась, пение прекратилось. Люди ходили суетливо. Илья спустился в зал в обществе молодых мужчин. Один из них, низкорослый и светленький, сразу меня приметил.

А мой парень в чёрной приталенной рубахе и чёрных джинсах, как ворон какой-то, ему белая рубаха больше шла, чем этот мрачный цвет.

– Дана, – удивился Илья, тоже уткнувшись в меня взглядом. – Вот это сюрприз!

– Кого-то поклонницы даже в церкви не оставляют, – с иронией сказал курносый мужчина, он бы сошёл за мальчишку со своим ростом, но явно был старше нас.

– Это моя девушка, – Илья улыбнулся и поцеловал меня в щёку. И я тут же прижалась к нему, зажмурившись от удовольствия.

– Тебя из крайности в крайность, – усмехнулся мужчина. – То в монастырь уходишь, то теперь девушка.

– Так получилось, – не особо хотел что-то объяснять Илья, любуясь мной.

– Илюша, почему у Христофора голова собачья?

Мужчина вышел к иконе и покосился на меня серыми глазами. Не дал моему парню ответить, сам пояснил:

– По одной из легенд он был невероятно красив, и девочки Христофора преследовали даже в церкви, не давая молиться, поэтому он попросил у Бога обезобразить его.

У меня чуть волосы дыбом не встали от ужаса.

– Ветер! Не смей просить у Бога собачью голову, – с ужасом прошептала я. – Собаки кусаются, когда их кормишь конфетами.

После некоторой паузы, когда Илья внимательно смотрел на меня с улыбкой, мужчина произнёс совсем тихо:

– Если не кормить собак с пальцев, а положить конфету на ладонь, то они не будут кусать, а наоборот, вылижут.

– Да?! – удивлённо уставилась на незнакомца. – Не знала.

Но он прав, прежде чем играть с собаками и заниматься с ними, нужно либо консультироваться, либо читать нужную литературу.

Что-то на весь зал огласил громко батюшка, с балкона напевно ответила ему женщина. Все стали креститься.

– Дана, а почему ты не крестишься? – с большим интересом поинтересовался мужчина, изучая моё лицо и пытаясь заглянуть в глаза.

– Я не умею, – призналась я и от волнения сжала руку Ильи.

– А крест ты носишь?

– Нет.

– Я подарю тебе…

– Мышонок, никогда не принимай подарки от чужих мужчин, – строго сказал Илья.

– Да, я помню, папа предупреждал, – кивнула я и, как хотела прильнуть к Христофору, прильнула к своему парню.

– Вот и отлично. Хорошего дня, – попрощался он с мужчиной.

– Хорошего дня, – эхом повторила я.

– А в трапезную? – удивился незнакомец. – Ветров, завтрак ещё.

– Не сегодня, – кинул Илья, уводя меня из зала. – Крестик я тебе всё же куплю, – сказал уже мне и завернул в иконную лавку. – Тебе попроще или побогаче?

– Мне такой, какой нужно.

– Тогда для лялек и на верёвочке, – тихо рассмеялся он, и я, немного обидевшись, легонько толкнула его в бок. И он меня поцеловал в висок. Отчего стало жарко и невероятно хорошо.

– Серебряный крестик. Мышонок, какой тебе цвет верёвочки?

– Розовый… нет, давай оранжевый.

– Дана, крест лучше не снимать, может цепочку?

– Я хочу деревянный и верёвочка телесного цвета. Может мама не заметит, что я его ношу, – приникла я к витрине, рассматривая чудесный крестик, что мне так понравился.

– Твоя подруга, Илья? – спросила лавочница.

– Девушка, – как-то недовольно ответил Ветер.

Он не очень любил общаться. Наверное, его все достали. Я понимала, вот Илья мне сказал, что нельзя мечтать о том, чтобы людей не было, а мне иногда очень тяжело. И если не людей удалять из мира, то меня куда-нибудь на время прятать, чтобы я так не уставала.

Крестик надели сразу, вышли на крыльцо храма. Илья какой-то ритуал творил, я грелась в лучах яркого солнца.

– Когда захочешь, я научу тебя креститься и всё расскажу, – он взял меня за руку и повёл в сторону парка.

Но меня интересовало совершенно другое. Я начала говорить.

– Со своим человеком раскрываешься. Моё чувство – настоящая эйфория. В интернете нет статей, которые хорошо объясняли бы, что происходит с нами, когда мы влюбляемся. Радость – вот что во мне, и это не объяснить одними гормонами. Я счастлива просто потому, что ты есть, без причин. Очень хочу, чтобы ты то же самое почувствовал.

– Я чувствую, – прошептал Илья, погладил меня по плечу. – Наверное, даже ярче, чем ты. Потому что тебе не с чем сравнивать, а я по-другому смотрю на происходящее. Тот, кто горел в современном мире, хочет… мотылька обезопасить.

– Вот! Я когда тебя в пятиэтажке выловила, я также подумала, что я мотылёк и всё, никуда не деться. Или я потом об этом подумала? – нахмурилась.

Всё во мне пело и плясало, и я не спокойно шла рядом с ним, а пританцовывала и подпрыгивала.

– Я не огонь, я не спалю тебя, – прошептал Илья. – Я Ветер! Сиди в своей люльке, лялька, я покачаю.

И, обняв меня, покачал. Смотрел на меня влюблённо-влюблённо!

– И ты права, со своим человеком раскрываешься. У меня такое ощущение, что я горы могу свернуть. Сознание перевернулось, и я пересмотрю все свои планы на будущее.

– Не пересматривай, – испугалась я. – Пожалуйста, если ты станешь звездой эстрады, идолом всех девочек, то мне не найдётся места на твоём корабле, я начну страдать.

– Нет, – оборвал мои рассуждения Ветер. – Мы что-нибудь другое придумаем, чтобы твои родители согласились отдать тебя мне.

– Илюша, я не вещь, меня нельзя отдать.

– Неправильно высказался. Но замуж отдают, – с улыбкой исправился он, нехотя выпуская меня из рук.

– Я в восемнадцать стану самостоятельной. Не вздумай в монастырь уходить! С кем я жить буду?

– Со мной, Даночка, со мной, Мышонок!

– Давай сегодня сделаем невероятную красоту! – предложила я, вспомнив одно своё желание.

– Давай, – охотно согласился парень. – Что в твоём понимании значит «сделать красоту?»

*****

Лодку мы взяли у папы Полины Потёмкиной. Дядя Миша очень добрый, разрешил нам с Ильёй прокатиться по реке. Уже был поздний вечер, и очень темно, когда Илья подал мне руку и помог забраться в лодку. Мы оттолкнулись от пристани. Покачивались на воде. Холодно было, но я не мёрзла, замирала в ожидании.

На звёздном небе – россыпь звёзд. На глади чёрной воды их отражение. Чем дальше мы отплывали от берега, тем меньше власти становилось у фонарей, и мы словно покрывались темнотой, проникая в неё. Дома становились маленькими, открылась взгляду перспектива всего берега, где последней была наша с родителями пристань. От огней по воде бежал, дрожащие дорожки, но до нашей лодки не дотягивались, мы очутились во мраке.

Илья направил лодку не к середине, а вдоль берега, чтобы не удаляться от него. С всплеском опускались вёсла в воду, и если бы не было так холодно, то я бы подумала, что мы в сказочном сне. Глядя по сторонам, я запела:

– Под звездопадом в полной тьме

Я кротко прикоснусь к тебе.

Забьются молотом сердца.

Теперь мы, Ветер, вместе до конца.

Рассыпался над нами млечный путь.

Ты про любовь и дружбу не забудь…

Илья рассмеялся, потому что в песню я вставила его прозвище. Он вытащил вёсла из воды и оставил их сушиться.

– Я для тебя новую песню напишу, – пообещал он, шурша пакетом с нашими покупками. В темноте почти ничего не было видно, и он подсветил фонариком своего дешевого телефона, на котором экран был с трещиной.

– А это для кого была написана?

– Конкретно ни для кого, просто девушку хотел.

– Получил? – улыбнулась я.

– Неожиданно, даже больше, о чём мог мечтать.

Заиграл мой телефон, замерцал экран во мраке. Я сразу ответила.

– Мышонок, ты где? – озабоченно спросил папа.

– Я на реке, папа! Выходи, сейчас будет красиво!

– На пристань?

– Да!

Отключила звонок и улыбнулась своему парню.

– Ты любишь отца, – это не было вопросом, поэтому я решила, что можно не отвечать.

Илья дал мне в руки первый небесный фонарик. Мы встали аккуратно. Лодка покачивалась, но мы с Ильёй были осторожны. Он щёлкнул зажигалкой и поджёг фитиль. Тонкая оболочка фонарика стала раздуваться, наполняться горячим воздухом, и у меня даже руки немного согрелись. Наши с Ветром лица осветило, и мы рассмеялись.

– Отпускай! – приказал он.

Я отпустила. Большой небесный фонарик полетел вверх, горя в ночи чудесным красноватым заревом. И он, как и звезды, отражался в чёрной глади реки.

– А этот жёлтый, ещё синий есть,– Илья опять воспользовался зажигалкой. – Ты знаешь, Дана, их иногда называют фонариками желаний.

– Давай загадаем желание! Только одно на двоих, чтобы наверняка исполнилось, – воодушевилась я, заворожённо глядя, как Илья отпускал второй фонарик вверх над водой.

– Хорошо, говори, что бы ты хотела!

У него улыбка на губах застыла. Он стоял, задрав голову вверх, провожая огни заворожённым взглядом. Я была рада, что ему понравилось. Мне самой было в удовольствие запускать фонарики.

– Я бы хотела, чтобы мы были вместе навсегда.

– Да, – он вернулся к очередному фонарю. Это был последний. – Мы желаем быть вместе навсегда, прожить жизнь в любви и согласии и вот в таких чудесных затеях.

Он смеялся, и я тоже.

В небо улетел большой синий фонарик.

Илья взял мои закоченевшие руки в свои ладони, согревая, даже дунул на них.

– Ой, – разомлела я от тепла, – хорошо как.

– И мне хорошо.

Парень обнял меня, прикрыв полами своего пальто.

Свистели. По воде хорошо звук проходил.

– Это мой папа. Подвезёшь до нашей пристани? – смотрела заворожённо на него, в потёмках еле различая.

– Садись, – он прикоснулся к моим губам своими, и щекой обтёрся о нос. – Замёрзла совсем.

Опять плеск воды, я, задрав голову, смотрела, как летят наши фонарики вверх и в сторону.

– Сегодня мне будут сниться чудесные сны, – прошептала я.

– Это обеспечено, – он аккуратно подплыл к нашей пристани и громко поздоровался с моим папой.

Папа не ответил ему. Руки ко мне протянул.

– Мышонок, вся ледяная, – обеспокоенно пробасил он.

У него очень сильные руки. Папа меня подхватил, приподнял над лодкой и пристанью. В те несколько секунд, что я парила в воздухе, папа грубо, пинком, оттолкнул лодку от пристани. Так что хлюпнула вода вокруг неё. Меня же папа усадил на себя, и я вынужденно обхватила его руками и ногами. За шею крепко, через широкое плечо смотрела, как уплывает лодочка по реке от нашей пристани, тая во мгле, а над ней высоко летят светящиеся небесные фонари, уносящие наше с Ильёй одно желание на двоих: быть вместе. И он махал мне рукой на прощанье, и я отвечала своему любимому парню тем же.

– Это мой будущий муж, папа, – прошептала я, согреваясь в его объятиях.

– Угу, – басовито отозвался он, поглаживая меня по спине.

– Он самый лучший на земле.

– К матери какие-то подруги пришли, там пацан из твоего класса.

– Рекрутов? – без интереса спросила я.

– Вроде.

– И что?

– Инга замуж тебя отдать хочет.

– За Витю Рекрутова? – рассмеялась я и отодвинулась назад, чтобы посмотреть в его хмурое лицо. – За это трухло прыщавое? Нет, папа, я только за Илюшу замуж выйду.

– Маме только не говори, расстроится, – он поставил меня на ноги уже на дорожке.

*****

Мои пальцы на фоне огня в камине казались тонкими и длинными, без укусов и синяков. Что меня собаки с утра покусали, осталось в памяти, но не на теле.

В зале был создан полумрак, горели свечи. На старом пианино играл Витя Рекрутов, оказалось, он ходил с Ильёй в одну музыкальную школу. Потом играть уже было не нужно. Мама Инга, мама Вити по имени Лариса и тётя Саша, выпивая вино, втроём запели какую-то дикую фигню столетней давности.

– Слушай, а ту девчонку с большими буферами на фотке, как зовут? – Витя встал рядом со мной, а я, продолжая греть руки, старалась его не замечать. – Сивая, ты слышишь?

– Илья запретил меня так называть.

– Мне твой Илья не указ.

– Вот именно мой, – я развернулась и пошла к себе в комнату.

Витя прикрепился следом.

– В курсе, зачем сюда пришли? Мать твоя говорит, что ты сто процентов через две недели замуж выйдешь. Только восемнадцать исполнится, и от тебя нужно избавляться.

Эту тему с моим замужеством я узнала случайно вчера вечером, когда мама в депрессии выясняла отношения с папой, заявив, что он нас всех подставил. И папа сказал, что меня срочно нужно спихнуть. Папа очень хотел, чтобы я к нему имела посредственное отношение. Сменила имя и фамилию. И стану я не Богдана, а Даниэла, как мечтала в детстве. А всё потому, что папе угрожали. Таким образом, он хотел меня обезопасить. Насколько это было правдой, я не знала. Они могли так шутить, могли вписать такую информацию в скандал как средство защиты. Я плохо понимала эмоции даже родителей.

Но я рада!

Поднималась к себе в комнату, словно уже завтра под венец. Счастливая и довольная, потому что моим мужем будет Илья Ветров.

– А вообще, у вас классный дом, ничего не слышно по комнатам.

Его голос в пустом коридоре казался зловещим. Я, не уходя далеко от лестницы, прислонилась к кирпичной стене спиной и, сложив руки на груди, уставилась на Витю.

– Выходи за меня замуж, Данка. Ветрову ничего не светит с такой семьёй как у тебя.

– Замуж насильно меня никто выдавать не будет,– заявила я. – То, что я через две недели выхожу замуж, это байка, – хотя я не была уверена, что это так. – Даже близко ко мне не подходи. Понятно?

Он воровато оглянулся по сторонам и навалился резко на меня, закрыв рот ладонью.

Это было так неожиданно, что я перестала дышать и выпучила на него глаза. Хотела дёрнуться, не смогла. А потому что они все сильные.

– Раз, и моя, – противно усмехнулся Витя. – Данка, не нужна ты ему. Денег Ветру захотелось, вот и заморочил тебе голову дурочке. Он в клубы ездит ночные, с женщинами зажигает, а ты ведёшься. С девчонками не гуляет, потому что от вас одни истерики. Но ты же особенная, папа богатый, дом, перспективы.

Он опустил ладонь и вцепился своими противным ртом в мои губы.

Скрипнула дверь, и Витька отпрянул от меня, встал с другой стороны от перил лестницы.

Папа вышел из комнаты, недовольный. Ему больше его друзья нравились, а не мамины подруги. Звукоизоляция хорошая, но мамки орали так, что на втором этаже было слышно.

– Тарас Михайлович, – обратился Витя к моему папе, который сильно хмурился, прислушиваясь к тому, что происходило внизу. – Я хотел сказать вам, что Дана связалась с аморальным пацаном из нашего класса.

– Это не так, – расстроилась я, что моего Илью решили оболгать.

– Так, ты просто не знаешь. Он в сарае живёт, перебивается от зарплаты до зарплаты, или какая женщина постарше соблазнится на него. Я Дану предупреждал, она не слушает.

Мой папа уже с интересом покосился на Витю.

– Пап, не верь, – тихо заныла я.

– Его все знают, Дана. Ты хотя бы спросила, что он из себя представляет. И у него два привода в полицию…

– А ты случаем не стукачок? – злобно глянул на него папа.

Витя заметно побледнел.

– Это к слову, откуда я знаю, что такое общак, Рекрутов,– усмехнулась я.

–Нет, – Витя тяжело сглотнул, побоялся моему отцу в глаза посмотреть. – За Дану беспокоюсь.

– За мамашу свою побеспокойся. Уводи отсюда, я их драный кошачий концерт сейчас гнать буду.

Витя быстро пошёл вниз по лестнице, а я – в свою комнату.

Такой день испортил! Гад этот Рекрутов. Зато, когда я закрылась в комнате и стала переодеваться, Илья пожелал спокойной ночи, и Кристинка написала, что познакомилась только что со взрослым парнем. Значит, ушла в Дыру и шлялась по Москве.

Я им, моим любимым, отвечала. Переписывалась с ними. Потому что они самые лучшие для меня.

*****

На этой неделе я решила ходить с «ушками» на хвостиках, короткой юбочке, пиджаке, под которым безрукавка и блузка. Все оттенки кофе с молоком. Обожала эстетику стиля Преппи. Ещё у меня чулки-ботфорты и туфли на каблуках с узкими носками. В этой школе никто не мог оценить шарм тончайших деталей моего костюма. А я хочу быть дизайнером одежды или художницей, поэтому зацикливалась на тонкостях.

К шуму нужно привыкнуть. В гимназии для девочек, где я когда-то училась, такого не было. Потому что без мальчишек. Грубые низкие голоса, много матов. Или шёпот, а в ответ дикий девичий визг. Допустим, непонятно, что Егор Буравкин Полине Потёмкиной такого нашёптывал, что она бесилась и кричала на всю школу.

Он сам не устал от таких отношений?

Я с удовольствием смотрела на их разборки. Даже куртку не сдала в гардероб. Некогда, интересно же, чем закончится.

Гардероб в школе большой, со множеством окон. Начальная школа от средней и старшей отделена стеночкой, но даже оттуда дети следили за сценой Полина-Егор, где Буравкин неожиданно встал перед девушкой на колени и хриплым голосом что-то запел. Был опять обозван клоуном и кинут.

– Нравится? – усмехнулась Фаина, заметив, что я слежу за признаниями в любви.

– Очень, – кивнула я, закинув школьную сумку на одно плечо. – Но если это «кино» не закончится поцелуем, то я расстроюсь.

Она рассмеялась, но быстро поджала губы от досады. Бедняжка Фая была в расстройстве чувств, я, конечно, не сразу поняла, в чём дело, потому что многое не догоняла своим умом, Фаина сама мне всё рассказала. С Майей они больше чем подруги, настоящие сёстры. И вот сестрёнка неожиданно связалась с Максимом Ершовым, с тем самым, у которого плохая репутация. И бросила нас всех.

Чем закончится такая любовь с парнем, что девочек меняет каждую неделю, знали все и даже Майя, но летела к огню, чтобы сгореть.

– Зачем, – переживала Фая, глядя, как парочка вошла в школу, обнимаясь.

Они казались очень счастливыми. Смеялись, шутили. Не замечали никого, и Фаина зря к ним направилась. Парень с девчонкой даже оделись в школу одинаково: голубые джинсы, чёрные куртки на серые свитера. И волосы у них одинаково зачёсаны. И слушали они плеер с одних наушников.

– Я же предупреждала её, – шептала Фаина себе под нос.

Она от своих переживаний не очень хорошо выглядела, как моя мама в депрессии. Волосы без укладки, собраны наспех в пучок на макушке, косметики почти нет на лице. Она шла, рассекая толпу, белокурая, с длинной шеей... И я вдруг увидела её совершенно другой, самой настоящей прекрасной девчонкой!

Она не завидовала, просто боялась за сестрёнку.

Живописная Фаина.

Многие говорили мне, что я бесчувственная, не понимаю эмоции других людей. Это не так. Я почти здоровая, просто не совсем обычная, но я умела переживать, любить и быть благодарной. Мне казалось, вполне должно хватить на целую жизнь.

И я сочувствовала Фае, она хотела ведь спасти подругу от неминуемой гибели, а Майя ей гадостей наговорила, толкнула.

– Fire!!! – заорал на неё Максим Ершов и в этот момент пожал руку Вите Рекрутову.

Потом за Витей в школу вошёл мой любимый Ветер.

Да! Вся школа замерла. Взрослый парень, красивый и талантливый, в пальто нараспашку, под ним чёрная рубаха и джинсы. Мрачно, но очень впечатляюще.

– Я сказал, не смей! – грозно рявкнул Илья, и я вздрогнула.

Мне?!

Рекрутов мимо меня прошёл и рукой проехался по моей короткой юбке. Взял, подло подкинул вверх. Рядом загоготали парни из десятого и девятого классов.

– Придурок! – разозлилась я, но Рекрутов убежал вперёд, полетел легко по лестнице на второй этаж.

Краснея, я поправила юбку. Даже то, что Илья меня в объятия сгрёб, не утешило.

– Надо поговорить, – прошептал мне в ухо.

Запах моего «корабля». Тепло его тела. Высокий, широкоплечий… Томил меня. Я провела рукой по сумрачной одежде.

– Сейчас звонок будет, – ответила я.

– Мы прогуляем, – он был недоволен, смотрел на лестницу, куда убежал мой обидчик… Его соперник.

– Папа запрещает прогуливать, только по болезни.

– Кто дороже: я или папа? – сердито вспылил Илья.

– Плохой вопрос, – в негодовании уставилась на него во все глаза. – Вас у меня только трое.

Илья нахмурился в задумчивости и, вскинув тёмную бровь как крыло, спросил:

– Третий кто?

– Кристина, – без утайки ответила я.

– Хорошо. Тогда не прогуливай, я тебя похищаю, – он забрал у меня куртку и начал одевать, как ребёнка. Я возмущённо сама влезла в рукава.

Натурально похищал: за руку схватил и выбежал из школы, волоча меня чуть ли не насильно с крыльца на дорожку. Ребята бежали, опаздывая на уроки, нам навстречу, только мы с Ветром спешили покинуть территорию школы.

– Илья, – позвала я, еле поспевая за парнем, – что случилось?

– Целовалась вчера с Рекрутовым? – не оборачиваясь, спросил он.

– Да, – ответила я. – Но я зубы стиснула, он не смог, как ты сделать. А потом папа вышел, и он испугался, потому что трухло. В клубе, где ты пел, он же меня кинул с этим страшным мужчиной. Помнишь, ты вышел, негодяй со мной знакомился?

– Похоже, Витёк подсел на тебя.

– Да, я знаю.

Я оглядела сад нашей школы, когда мы пробегали мимо него. Красивейшее место, за ним ухаживали всеми классами. И после зимы собирались делать уборку. Утро было хмурым, как лицо моего парня, фонари гасли, но света хватало.

Мы встали прямо у ворот школы. Совсем недалеко была та самая пятиэтажка, в которой я выловила Ветра, чтобы спросить его про клип.

– Признавался тебе в любви? – с едкой ухмылкой поинтересовался Илья.

– Ты злишься? – удивилась я. – Зачем? Он признавался мне в любви месяц назад, предлагал гулять, подарок подарил, я не приняла, сказала, что он мне не нравится. Я сказала правду, он обиделся, стал меня унижать, обзывать. Я не злюсь на него. Но нельзя гулять с парнем только потому, что он парень. Совсем мне не интересен, и о чём с таким говорить? Поэтому я за Кристину переживаю, лишь бы она не прилипла к первому попавшемуся. Видишь, какие первые попавшиеся могут быть! Очень мне Рекрутов не нравится. И чем дольше общаюсь с ним, тем меньше хочу общаться.

– Мышонок, – жалобно простонал Ветер. – Ты понимаешь, что твоими странностями можно воспользоваться? У Рекрутова просто смелости не хватило. Вот будь на моём месте другой…

– Невозможно противостоять тебе, – от чистого сердца призналась, не промолчала. Смотрела прямо в его кофейные горячие глаза и наслаждалась их красотой. – Я попыталась не подойти к тебе, не получилось. Даже если бы ты оказался негодяем, я б просто пропала. И наверное, не жалела бы об этом никогда. Потому что чувство слишком сильное.

Он резко обнял меня и прижал к себе. У него яростно стучало сердце, и дышал он урывками.

– Дана, я люблю тебя! Оставайся такой навсегда, а я всё для тебя сделаю. Всё, что в моих силах.

– Хорошо, договорились, – пробурчала я в его плечо. – А если я прогуляла, меня выгонят из школы?

– Нет, – Илья отпустил меня и поцеловал в губы.

И вроде я приготовилась, что сейчас будет, как в парке днём раньше, но Илья оторвался от меня и глянул пристально на дорожку. По ней, взявшись за руки, бежали Майя и Максим Ершов.

– Она пропадёт, – прошептала я. – Фая уверена в этом.

– Мотыльков у огня слишком много, Мышонок, всех спасти не получится, позаботься хотя бы о себе.

Жестокий мир

Утро хотя и оказалось хмурым, чувствовалось, что день будет очень тёплым.

Опять река, только не со стороны нашего коттеджного посёлка, а откуда-то со стороны леса, где теснились за многоэтажками частные домишки. Весь берег облеплен постройками: гаражами для лодок, баньками и сараями. И это само по себе являлось городком со своими дорогами. Я никогда не была в Бразильских фавелах, только в кино видела, но очень похоже. Строения были высокие, и баньки тоже в несколько этажей, между постройками балконы, множество закрытых дверей. Рано утром наткнулись на рыбаков, распивающих водку у одного из сараев.

Колорит такой, что мне казалось, я в другом измерении.

А запах!

Вода, рыба, водоросли, древесина, курево, перегар…

Взгляд цеплялся за детали, я сама цеплялась за Ветра, который вёл меня за Максом Ершовым.

Максим вместе с Майей прогуливали уроки. Куда шли, мне никто не сказал. Стоило спросить, но я была настолько поражена пребыванием в этом странном месте, что забыла.

Максим вывел нас ближе к воде, дал Илье ключ.

– Вы не поедете? – без интереса спросил Ветер у парочки, открыл навесной замок.

– Нет, – дружно ответили влюбленные и отошли от нас.

Они целовались и шли, одновременно спотыкаясь и натыкаясь на стены “возведений».

– Мышонок, – позвал Илья.

– Зачем она с ним идёт? – провожала Майю взглядом. Она казалась счастливой, но потом же будут слёзы и рёв. От такого даже умереть можно. Я знала это, у нас в гимназии умирали. – Она не может противостоять?

– Не может, – тихо ответил Илья и втолкнул меня в гараж.

На брёвна был вытащен катер. Илья закрыл гараж изнутри и помог сесть мне на мягкое кресло небольшой железной лодки.

Открылись ворота с видом на речную гладь.

– Ты не боишься на катере? Не укачивает?

– Стоило об этом спросить, прежде чем меня сюда приводить, – оторопело посмотрела по сторонам и вцепилась в ручку сиденья.

– Ты молчала всю дорогу, подумал, что доверяешь, и сюрприз хотел сделать.

– Получилось, – я вцепилась в поручни ещё сильнее, когда Илья скатил катер на воду, сам запрыгнул, и лодка качнулась. – Дядя Миша Потёмкин катал нас с Полей. Холодно было.

– Здесь не замёрзнем, это хороший транспорт, – он закрыл нас тентом с прозрачными окошками. Так казалось не страшно.

– Куда ты меня увозишь? – я оглядывалась по сторонам. Из темноты гаража мы выплыли в лучи солнца, что пробивались сквозь тучи.