Текст книги "Голос Ветра (СИ)"

Автор книги: Татьяна Чащина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Я только с концерта, – поморщился Ветер.

– Давай, – тихо попросила я.

– То бишь, ты лабух? – поинтересовался парень, что сидел с другой стороны сиденья.

– Он самый, – хохотнул Илья.

И как запел!

Я чуть не оглохла, рот открыла, потому что грянул голос Ветра.

И пел не на русском, а на чистом итальянском языке про Ямайку…

Это парень, который жил в сарае…

Его ждала большая сцена, однозначно. И почему он до сих пор не участвовал ни в каких конкурсах, не светился со своей идеальной модельной внешностью на телевиденье?

Почему?

Я хотела знать ответ на этот вопрос.

Все уставились на Ветрова, а он, закрыв глаза, пел куда-то в потолок с улыбкой. Красиво, сильно, а потом так вытянул, что обалдели все. Тонко, протяжно и глубоко.

– Ты кастрат что ли? Как девка поёшь, – сказал какой-то незнакомый взрослый парень.

Я дёрнулась возмущённо, но Илья с силой прижал меня к себе.

И тут Ветров запел совершенно другим голосом. Я не дышала и не двигалась, смотрела на его волосы и чувствовала, как сотрясается его грудь. Глубокий голос. Не бас, мне надо выучить все названия.

Заехали в наш район. Я даже не знала, где жил Ветер.

В машине было тихо.

– Почему ты на эстраду не подашься? – отмер после впечатляющего запева один из парней.

Ветер ничего не ответил. За него сказал рыжий:

– Ильюха презирает шоу-бизнес, он у нас скромняга и святой человек.

– Не шурши, – рассмеялся Ветер. – Святой нашего барака.

– Он на клиросе поёт.

Они рассмеялись, не поверили.

– Святые с милфами не бурундучатся, – послышался девичий голос с переднего сиденья.

– Это Оленька в леопардовых лосинах? – хохотали девушки рядом.

– Она, – кто-то впереди очень много знал. – Да, Ветер? Раскладываешь многочлен по вечерам с тётей Олей?

Ветер ничего не ответил, нахмурился, смотрел куда-то вверх.

– Похоже, Ильюха, ты обречён на обиженных девок вокруг себя, – заржал рыжий.

– Я не обиженная! – девчонка на переднем сиденье попыталась водителя ударить, но тот заорал на неё.

– Ща вылетишь, стерва! Я за рулём!

*****

Машина остановилась у старого парка. Он высился на холме дальнего района нашего города. Горели уличные фонари, освещая чёрные деревья, казавшиеся вырезанным трафаретом, поставленным на фиолетовый фон высокого неба.

После машины жадно глотнула свежий холодный воздух. С удовольствием выбралась из салона и размяла затёкшие руки. Илье тоже пришлось размяться после времени, проведенного в неудобной позе.

Несколько дорог вели в сторону частного сектора. Там стояли красивые дома, и заканчивался этот район бараками. Скоро их снесут. Наверно, Ветру дадут квартиру. Бараки были границей перед новыми пятиэтажками.

До коттеджного посёлка от этого парка далековато. Мама меня на машине подвозила. Поэтому у меня опять новые впечатления: я была в незнакомом месте.

Наша школа за кованым забором ночью казалась чужой. Её было видно, когда мы проходили мимо парка. Окружена стадионами, площадками и собственным садиком с кустами и клумбами.

Илья забрал у меня пачку лапши, кинул в пакет. За руку взял. Это было приятно, но разговоры в машине настроение испортили конкретно, оно упало ниже плинтуса. И, видимо, не только у меня.

Молчали.

Направились к баракам.

Говорили, что Ветров в сарае жил, ничего подобного. Просто старое общежитие. И там у него тётя Оля…

Как я относилась ко всему? Да никак!

– Иногда хочется, чтобы все умерли и было тихо, – прошептала я.

– Нельзя так говорить. Пусть треплются, – умиротворённо и тихо отозвался Ветер.

– Ты поэтому обиделся, когда я тебе про леопардовые лосины сказала? – спросила тихо, послушно шагая за ним следом.

– Я не обижался. Ольга действительно носит такие. Это моя соседка, познакомлю тебя с ней. И, конечно, что болтают, неправда. У меня мать умерла, а потом отец, мне было шестнадцать лет. Меня взяли в детский дом, из которого я сбежал сюда. Пришёл именно к Ольге с просьбой взять меня под опеку. Она вместе с соседями сходила в органы, и меня оставили в покое. Ей сейчас тридцать один год.

– Почему ты всем это не расскажешь? – возмутилась я.

Как они смели так оклеветать его? Ничего подобного, о чём болтали эти противные девки, не было. И я точно уверена, что больше половины рассказов про Илью Ветрова – грязная ложь!

– А потому что, Мышонок, некоторым правда не нужна. Правда скучная, неинтересная, в ней нет изюминки. И когда на тебя злятся, правду затопчут в любом случае.

– Почему та девчонка на тебя злая?

– Я не могу дать то, чего у меня некоторые просят. И не хочу давать. А когда девочки настроят планов, обалдеют от своих иллюзий, разочаровываются серьёзно, вплоть до лютой ненависти.

Ничего себе! Как он нас… Откуда он это знает?! Я с ним только сегодня познакомилась в пятиэтажке и то уже придумала, что мы поженимся… Оказывается, я не одна такая. А не будь Ветров со мной таким добрым? Хо! Это как бы я на него обиделась! И наверно… Я бы гадости стала говорить? Вот так живёшь и не знаешь, как поведёшь себя в критической, страшной ситуации, когда твои мечты рушатся.

– Как ты красиво говоришь, – восхищённо прошептала я. – Ты случаем на диктора не собирался пойти?

– Я много куда собирался, – усмехнулся Илья.

– А мама твоя отчего умерла?

Илья глянул на меня, опять брови нахмурив.

Я не должна была так спрашивать. Не моё дело. Может, он маму любил. Это для меня смерть родителей – неосуществимая мечта, а бывают дети, любящие своих родных. Хотя нет, папа у меня хороший, я не хочу, чтобы он умер.

– Мы в частном доме жили, – нехотя ответил Илья, и в его лице появились жёсткие черты: напряглись желваки, над переносицей образовалась морщина. – Пожар, мама сгорела, отец остался инвалидом, я в лагере был, – быстро выпалил он и замолчал. И я подумала, он заплачет. Погладила его по руке.

Что там говорят в таких случаях?

– Не надо, не рассказывай.

– А это всё. Дали комнату в этом бараке, – он указал на жёлто-бежевое здание, что почти в землю ушло, и окна первого этажа находились очень низко. – Отец протянул недолго, меня в детский дом забрали.

– У меня бабушки были, – решила сбить его переживания своими признаниями. – Умерли, а с родителями я так и не нашла общего языка. Если только с папой... И очень хочу уехать, когда восемнадцать исполнится. Школу закончу и в Москву.

– Почему именно туда?

– Там жила. Там есть знакомые девчонки. А здесь никого.

– Это правда, что ты жила в закрытой гимназии для девочек?

Он наконец-то улыбнулся, и я поняла, что он неунывающий. Бывают такие люди, которые плохое вспомнят и часами не могут в себя прийти. Бывают такие, кто злится целыми сутками, моя мама может неделями пребывать в дурном настроении. А есть люди лёгкие. Тут главное не запутаться в определениях. Ведь лёгкое поведение и лёгкий на подъём – это разные свойства характера.

Илья оказался жизнелюбом? Но точно оптимист, потому что сильно не заострял внимание на неприятностях. А как он с этой девкой, которая гадости про него рассказывала? Да никак! Игнор полный! Это показатель некой внутренней силы. В машине мне хотелось высказаться, и я бы влезла в конфликт, стала бы защищать Илью. Хорошо, что та стерва с рыжим поцапалась.

– Дана? Ты чего задумалась? – прямо на ходу, Ветер наклонился, чтобы попытаться посмотреть мне в лицо.

– Да, я училась в закрытой гимназии для девочек.

– Институт благородных девиц?

– Скорее интернат. И ничего благородного там не было. Меня оттуда не выпускали… За это я ненавижу своих родаков. Тёма… Она меня убогой называет, потому что многое упущено.

– Допустим, что? – Илья открыл деревянную дверь в подъезд.

Сразу почувствовала специфический запах. Лужа стояла прямо в подъезде, пришлось пройти по досочкам.

– Допустим, я никогда не прикасалась к мужчинам, кроме папы. Взрослых видела, а парней издалека. Так что когда я к вам пришла, обалдела, что парни кругом.

Он звонко рассмеялся, потащил меня за руку на второй этаж по скрипучей лестнице, где ступеньки дугой вниз провалились, и была на них стёрта краска. Высокий второй этаж, потолки, видимо, не меньше трёх метров. Всё такое старое! Такое необычное! Рамы, двери, как из прошлого столетия. В фильмах такие видела. Фильмы в интернате смотрели каждый день, в основном, старые. Советские и голливудские. Никаких мультфильмов.

– И как тебе парни? – смеялся Ветер.

– Правду?

– Конечно!

– Вы плохо пахнете.

Мы очутились в длинном коридоре, по которому разносился смех Ильи. Кругом стояли старые шкафы на замках, детские велосипеды. У каждой двери коврики и обувь. Странно, что дверь в подъезд не закрывалась, а вещи так спокойно лежали. Никто не воровал. Прошли общую кухню с пятью газовыми плитами и умывальниками.

– Ты так на всё смотришь, словно с Луны свалилась.

– Ты хочешь меня обидеть?

– Нет, конечно.

– Нет или конечно?

– Ишь ты какая! Парней она не видела, но язычок острый.

Он подмигнул мне и повёл в дальний конец коридора.

– А здесь душевые есть? – заглядывала я с любопытством на кухню.

– Только туалет. А что ещё в парнях удивило?

Он привёл меня в конец коридора, но не туда, где туалет, по запаху можно понять, а туда, где располагалась его комната. Стал открывать дверь. Замер неожиданно, улыбка сползла с его лица. В комнате напротив что-то происходило. Какая-то возня, плакал ребёнок. Стоны.

Я уставилась на соседнюю дверь.

– Посиди, Мышонок, я сейчас, – сказал Илья таким жёстким голосом, что мурашки по телу пробежали.

Что-то происходило? Кого-то убивали?

Страшно так стало. Даже когда Ветер свет в своей комнате включил, я испуганно смотрела в коридор, не интересуясь окружающей обстановкой.

Оказалась у вешалки, на которой висела только его спортивная чёрная куртка и старая кожаная безрукавка. Под ней стояла полка для обуви, вот там чего только не было, только страшное всё, затасканное и дырявое.

Илья поставил пакет на пол. Взял чёрный платок с полки, быстро намотал его на кулак и вышел, прикрыв дверь. Я так поняла, постарался меня отгородить от малоприятного зрелища.

Но я следом за ним. До мороза по коже одной не хотелось оставаться. Юркнула в сторону от его комнаты, как полагалось мышам, в уголок забилась.

А звуки у соседей становились всё страшнее и громче. Женщина надрывно кричала.

В коридоре появился вначале здоровый мужчина в полосатой майке, потом ещё один такой же вышел.

Ветров навалился на соседскую дверь плечом, она оказалась закрыта. Тогда он отошёл и прямо ногой по замку со всей силы заехал. Я вздрогнула.

Приглушённый свет открыл взгляду комнату с детской кроваткой. Стол, на котором пустые бутылки, разложенный диван с помятым постельным бельём. Костлявый лысый мужчина в одних трусах наносил удары по женщине, она пыталась спрятаться между диваном и окном. Ребёнок плакал, но не в кроватке, а выбежал из комнаты в коридор мимо Ветрова. В кофочке и подгузнике. Какая-то бабушка его на руки поймала и унесла в свою комнату.

Илья накинулся на мужика, оторвав с силой его от жертвы, и ударил кулаком прямо в лицо. Ветров был стройным и всё же парень, не взрослый мужчина. Но такой напор! Он бил по насильнику с каким-то зверским отчаянием, резко и сильно. Бил ногами и руками. На помощь пришли соседи.

Мужчины лысого скрутили.

– Может, не стоит его пускать?! – зло кричал Илья.

– Может, не стоит лезть в мою жизнь?! – отвечала заплетающимся языком молодая женщина, вылезая из-за дивана.

Ветер твёрдым шагом приблизился ко мне, укрыл и втолкнул в свою комнату. Дверь захлопнул. Что случилось с насильником, его жертвой, ребёнком и воинственными мужчинами в полосатых майках, я не увидела.

– Это и была Оля, её ребёнок Лёша и сожитель, которого предупреждали, чтобы он здесь больше не появлялся, – задыхаясь, пояснил Илья.

– А если бы эти мужчины не пришли тебе на помощь? – испуганно уставилась на него во все глаза.

– Я могу за себя постоять, розочки ещё никто не отменял.

– Там не было цветов.

– Раздевайся и забудь, – хмыкнул Илья, снимая своё пальто. Он поставил передо мной серые тапки очень большого размера. Сам, вступив в такие же, прошёл в комнату с пакетом. – Не шарахайся от обстановки. Когда дом сгорел, ничего не уцелело, всё, что есть в этой комнате, нам с отцом люди отдали.

Вешалка была прикреплена к задней стенке шкафа. Напротив этой маленькой прихожей стояла раковина «в юбке», над ней висело что-то вроде большой синей банки с носиком вниз. С двух сторон самодельные полки. На них чего только не было. И туалетная бумага страшного серого цвета, и моющие средства, и бутылки с какими-то порошками, и предметы, назначения которых я не знала.

– Илья, а это что за штука над раковиной? – я с любопытством всё рассматривала. Сапоги сняла и вступила в тапки.

– Это умывальник. Не видела никогда?

– Видела! В кино! Только не помню, как он работает! – обрадовалась я, что можно воочию такую вещь рассмотреть. Подошла ближе и, встав на цыпочки, приподняла крышку умывальника, заглянула, а там вода.

– На носик нажми… Так понятно, – он рассмеялся, отодвинул меня, когда я неправильно всё сделала. Показал, как добывают воду из умывальника.

– Илья, ты только никому не говори, что я дура, – попросила я, заливаясь краской.

– Ты не дура. Жалко, что тебе не нравится твоя фамилия, потому что ты реальная лялька.

– А что это за кисточка? – указала на предмет на полке, украдкой заглянула за ткань под раковиной. Вода стекала в ведро.

– Это помазок, чтобы из мыла пену делать для бритья.

– Пена для бритья в магазине продаётся, – помыла руки в умывальнике, с восторгом рассматривая забавный носик.

– Я в курсе, – строго сказал парень. – Не всегда деньги есть на пену.

– А что в этой зелёной бутылке?

– Там стиральный порошок, Ольга отсыпала. Если тебе так тщательно нужно вымыть руки, сходи на кухню.

Взял вполне современный чайник и вышел из комнаты. Я быстро вытерла руки кусочком вафельного полотенца, что на гвозде висело рядом, и побежала за ним.

В коридоре было тихо, этаж спал. Свет нигде не горел, только из открытой двери комнаты Ветрова. Но он знал, куда идти, свет включил уже на кухне. Набрал воды из-под крана.

– У нас только отопление центральное и вода холодная, ну ещё электричество. В принципе, жить можно. Но, похоже, нас скоро снесут. Обещают однокомнатную дать. Жалко, что не в этом районе, я уже привык.

На кухне появилась Оля.

Это была высокая молодая женщина в теле. Обычная футболка в пятнах, спортивные брюки. Волосы убраны в жидкий хвостик на макушке. На лице синяки от побоев. Одной рукой она держала маленького мальчика, который уже спал, уронив голову матери на плечо.

– Ветер, с днём рождения, – она протянула Илье коробочку в блестящей упаковке.

– Спасибо! – мрачно отозвался парень. – Будешь с нами чай пить?

– Нет, я уже сегодня выпила за твоё здоровье. Подруга? – посмотрела на меня Ольга и хмыкнула, словно с презрением.

– Одноклассница, – кивнул Ветров, выключил воду, сунул подарок под мышку.

– А я думала младше. Платье зачётное.

– Брендовое, – похвасталась я.

– Реально? – усмехнулась Оля. – И сколько такое стоит?

– Сто тридцать восемь тысяч.

– Юмористка, – посмеялась женщина и ушла к себе в комнату.

Я пошла следом за Ильёй.

– А у тебя сегодня день рождения?

– Да, девятнадцать.

– А я без подарка.

– Как сказать, – загадочно ответил он и втолкнул меня в свою комнату.

Глава 3

У нас взаимная любовь

Илья поставил чайник на полку для обуви и припёр меня к двери, которую закрыл на защёлку. Это было неожиданно, я растерялась. Внутри что-то ёкнуло. Внутренний голос сигналил об опасности, и я реально испугавшись, хотела дёрнуться.

Не поняла, что произошло, он смотрел на меня зло, брови хмурил, глаза, которые казались чёрными, щурил.

А ещё он очень сильный, он мог кулаком прямо в нос... У меня колени задрожали, я уставилась на него во все глаза.

– Я пойду, – рванула в сторону, но он рукой меня вернул обратно, ещё и ладонью на плечо надавил, чтобы не дёргалась. – Что не так? – прошептала я, втягивая голову в плечи. – Ветров, не пугай, что я сделала?

– Это платье у тебя откуда? – страшным голосом спросил он, вскинув бровь.

– Мама мне купила после скандала, что я не хочу, как тридцатилетняя одеваться.

– Оно реально столько стоит?

Он внимательно высматривал что-то в моём лице. Навис надо мной настоящей угрозой, и его штробас в этот момент вовсе не возбуждал, не привлекал и казался змеиным шипением перед убийственным броском.

– Да, – замогильным голосом ответила я, пытаясь отчаянно сообразить, где опять накосячила, и на что он так сильно разозлился.

– Гордишься? – сквозь зубы прошептал парень, продолжая давить на меня и физически, и морально.

– Я… Я…

Всё, у меня закончились силы. Осознавала, что надо сопротивляться, но тут бесполезно. Ветров понял, что сильно меня напугал, ослабил хватку. Лицо от ожесточённого приобрело оттенок глубокой задумчивости. Вроде перестал сердиться.

Мне, чтобы определить эмоции другого человека, нужно потратить кучу сил. Я не всегда могла понять, смысл жестов, мимики, интонации. Очень сложно юморить, иногда невозможно поддержать разговор. Но я училась! Такие хорошие люди меня окружали. Что Тёма, что вот этот… злой Ветер.

Тяжело вздохнув, он заговорил нормальным голосом:

– В нашем городе, пожалуй, даже высокие чины такую зарплату в месяц не имеют… Дана, люди могут голодать… Жить в нищете. Для них потратить такую сумму на платье может показаться дикостью. Хотела похвастаться перед матерью-одиночкой, которую сожитель избил, которая живёт в общежитии барака?

– Нет! – сопротивлялась я его натиску. – Оно, правда, столько стоит.

– Лялька, ты дура?! Тебе же семнадцать! Ну, должна же голова работать хоть немного. Нельзя такое простым людям рассказывать! Если ты хочешь понтануться, понтуйся перед своими.

– Какими своими? – не понимала я, опять слёзы потекли, хотела немедленно сбежать. Мучительно хмурилась, стараясь сообразить. Очень старалась!

– Перед Тёмой, Рекрутовым, Фаей-Майей. Это ваша компания, здесь не поймут такого. Я тебе, кажется, объяснил.

Всё. Дошло! До меня дошло, и я улыбнулась. Теперь Ветров меня не понимал.

Да, со мной сложно, но я же старалась!

Нельзя хвастаться и зазнаваться. Нельзя быть, как моя мама. «Нельзя такое простым людям рассказывать«. Откуда ж я знала! Поступила неосознанно!

– Я всё поняла! Отпусти, я домой пойду.

– Не пойдёшь ты никуда, глупая, – он ослабленно опустил руки и отошёл, дав мне свободно вздохнуть.

– Прости… Что Тёма говорит про меня, всё правда, – стоном сказала я. Больше не допущу такой ошибки. – Я убогая и ненормальная.

– Стоять! – рявкнул Ветер, когда я попыталась тапки снять. – Села за стол! Тёма велела присматривать, без меня никуда. Поняла?

– Поняла, что ты охренел, – заплакала я. Не хотелось на ночь глядя куда-то ехать, хотя Ветер мне уже не казался таким прекрасным. – Что орёшь? Я тебя боюсь.

– Бойся-бойся, – рассмеялся парень, сменив гнев на милость. – Давай, проходи.

Он взял меня за руку и отвёл от двери на пару шагов вперёд.

Взяла телефон и включила фронтальную камеру, чтобы потёкшую тушь с глаз убрать. Что-то он так меня прессанул, что я все силы потеряла.

Илья успокоился, и я вроде тоже.

Рассмотрела, что к чему. В комнате было два окна. Мебель действительно вся старая. Шкаф, к которому была прикреплена вешалка, стоял на ножках, у него имелось три створки. Перед ним лежал обветшалый коврик. Свободное пространство до стены. Кровать странно стояла, почти посередине комнаты. За ней у окна – письменный стол. Жуткие зелёные обои с вертикальными полосами, что ярко показывало кривизну стен. Висела гитара и две железные полки, заполненные учебниками, книгами и разными предметами.

По стене от умывальника располагалось что-то вроде кухни. Старый холодильник, обеденный стол, дальше столик с ящиком внизу, на нём стояли чайник и микроволновка. И ящик навесной, в него Илья закинул покупки.

– А ты из своего интерната выходила? На праздники, каникулы.

– Да, раз в год летом на месяц.

– То есть ты, – он замешкался, медленно повернул голову ко мне. – Всё время… Всю жизнь? Ты жила там всю жизнь?

– Нет. В интернате я жила с десяти лет. Ты не подумай, я много чего знаю, у нас была дыра.

– Что такое дыра? – нахмурился парень, достал на стол две чашки. Залил кипяток в лапшу быстрого приготовления и в чайник заварочный.

– Дыра – это такой проход через подвал в котельную за оградой интерната, – пояснила я. – Если есть деньги, можно часов в восемь вечера в город уйти, но к шести утра нужно было быть уже в кровати.

Посмотрела на кровать. Одну кровать. Высокая, двуспальная, застеленная коричневым пледом с белыми цветами. И почему же она так странно стояла?! Ни одним краем к стенам не прикасалась. Вокруг ходить спокойно можно. Не ляжешь у стеночки. Это неуютно.

– А кровать у тебя одна.

– Да, ты наблюдательна, – рассмеялся Ветер, – мы будем вместе спать.

В этот момент на меня не смотрел, улыбался и краснел. А ведь взрослый. Но такой смешной иногда бывал. Красивый… И не нужно было забывать, что сильный и, главное, – парень. А они могут взять, что захочется. Сколько таких случаев!

– Я не могу, – вцепилась в подол платья. – Я не готова, ну к этому...

Он ещё сильнее рассмеялся.

– Мышонок, не предлагал, о чём ты подумала.

– Совсем не предлагал?

– Ну… Блин, с тобой не соскучишься. Так ты выходила в дыру?

Он сбил мой страх, и я ему поверила.

– Конечно, можно же в психушку загреметь, если совсем не выходить.

– И что вы делали в городе?

– Я выходила только с десяти до часа ночи, чтобы в кафе с девчонками посидеть. Другие гуляли. С парнями и мужиками.

– А ты нет.

– А я нет.

– Удивительно. Как же так, Мышонок?

– Если поймают или что-то случится, то проблем не оберёшься.

– А что случится?

– Я знаю десяток способов, как сделать аборт в домашних условиях, знаю, где дёшево в Москве можно девственность восстановить, где от венерических болезней лечат тоже дёшево. Родители ведь убьют, а интернат отмажется в любом случае. Девочки и выкручивались.

– Дана, как так-то? Все гуляли, а ты нет, – хмыкнул он, искоса глянул на меня противным взглядом. Не верил.

– Ну, во-первых, гуляли не все, – серьёзно произнесла я. – Совсем мало, кто это себе позволял. Во-вторых, страшно же!

– А чего страшного?

– Как? Я тебе про аборты просто так рассказала? – строго посмотрела на него. – С парнями опасно, в вас можно влюбиться, или вы можете насильно взять. Смотри, какие вы сильные. Вот ты взял и припёр меня к стене. Заткни мне рот, соседи бы ничего не услышали.

– Аборт – смертный грех, – он увёл взгляд. – И то, что ты знаешь, как его делать, должно в тебе быть похоронено, не распространяйся, – Илья был очень взрослым в этот момент.

– Я знаю, у меня бабушки верующие были.

– А крест носишь?

– Нет. Я Дарья в крещении, – протянула ему руку, Илья её пожал.

– Круто, – опять странно на меня посмотрел, словно пытался что-то прочесть по моим глазам. – У меня родители были верующие, я не такой, как они. Но стараюсь не забывать традиции.

– Поэтому на клиросе поёшь?

– Ты знаешь, что такое клирос, – усмехнулся он, стул выдвинул и предложил жестом мне сесть.

– Ветер, а ты за кого меня принимаешь? – я гордо выпрямилась и прошлёпала в огромных тапках к столу.

– За модницу детского сада, – усмехнулся парень, поухаживал за мной, усаживая. – Скажи, откуда такая любовь к детским вещам?

Вот как они выстраивают цепочку разговора? Мы беспрерывно болтаем. Это всё от вопросов зависит? Я разговариваю с парнем. В первые моменты мне показалось, что с ними невозможно разговаривать. Оказалось, не со всеми. Ветер интересный.

– Меня мама как взрослую одевала до десяти, а потом в интернате форма и больше ничего, на праздники форменные белые платья. Три месяца я свободна! С папой поехала за покупками и набрала себе всё, что сама хотела, а не мама. Я навёрстываю, – с гордостью заявила, решив, что не хвасталась, а просто рассказывала события.

– Мышонок, ты классная! – торжественно объявил Илья. – За это тебе корыто лапши!

Точно, я всё правильно сделала. Довольная заглянула под крышечку, где заваривалась лапша быстрого приготовления. Пахло обалденно!

– Больше не злишься на меня? – поинтересовалась я.

Посмотрела в его глаза. Добрые. Врали все про Илью Ветрова, он очень добрый, а если злится, то по делу. Либо соседку избивают, либо я хвастаюсь. Но я неосознанно, надеюсь, однажды у меня хватит сил рассказать Илье, что я немного не в себе.

– Напугал?

– Да, – еле слышно ответила я.

– Извини.

*****

– Что ещё в парнях интересного, кроме того, что мы воняем?

Он не переставал смеяться. Съел свою лапшу и выложил печенье к чаю. Ел, как мой папа, очень много. Это мужчины, они совершенно не такие, как мы.

Я вытягивала вверх лапшу на пластиковой вилочке и внимательно её рассматривала, в завитках запутались яркие крупинки. Заявлено, что это овощи, но я сомневалась. Правда, аромат невероятный!

– Потом оказалось, что парни сильнее, даже младшие. В школе мальчишка на два года младше чуть не отобрал у меня сумку, и я с ним на равных тягалась. Удивительно, он с меня ростом. Вы грубые и язвите. Девушка, если так говорит, то она либо злая, либо её серьёзно обидели, и она на грани, а у вас в порядке вещей хохмы, издевательства и приколы. Ещё совершенно непонятно, что имеете в виду.

– Нравится лапша? – с удовольствием рассматривал меня Ветер.

– Очень вкусная, но добавок химических – весь рот горит, – я слопала свою лапшу и покачала головой в знак одобрения. – А почему ты не посмотрел, что Оля подарила?

– Там белая рубаха, я просил.

– А так можно было?

Он откусил печенье. Развалился на стуле, стал покачиваться на нём. Достаточно опасно, я даже посмотрела, как парень так делает. На двух ножках стула держался, коленом упёрся в столешницу.

– Вот ещё странная черта парней. А зачем ты так делаешь? Можешь рухнуть и вместе со столом, на котором горячий чайник. Видела парней, которые ползали на спор по отвесной стене. И постоянно натыкаюсь на всякие идиотские выходки: дразнить собак, писать на щит под напряжением…

– Кто?! Кто это делал?! – заливался смехом Ветер, наконец-то сев нормально.

– Ваш дружок Лёнька Цветков. Я не видела, Тёма его ругала.

– Дана, – Илья улыбнулся мне, разглядывая во все глаза, – А ты… ты…

– Ну?

– Забей.

– Вот я и говорю, парни совершенно непонятные, даже вопрос сформулировать не могут. Илья, а почему ты в школе учишься? Ты мог бы уйти на самостоятельное обучение и работать.

– Ну, во-первых, в школе кормят. Во-вторых, я работаю там.

Быстро посмотрела на него с вилочкой пластиковой у рта. Всосала макаронину и вскинула бровь.

– Кем?

– Ты даже не поинтересовалась? – немного разочарованно усмехнулся он. – Дана, признайся, ты на меня три месяца не смотрела.

– Ну да,– призналась я. – И что? Ты привык, что к тебе липнут, я, может, не такая.

– Да, нет, ты такая же. Тебе кто-то что-то сказал, – выдал парень. – В первый день глядела с любопытством, потом как отрезало.

– Это претензия? – выпрямилась я и посмотрела ему в глаза.

Щёки жгло краской. Опять мне было за что краснеть и чего стесняться.

Да, он полностью был прав. Витя Рекрутов сказал, что Ветер нищеброд, питается бич-пакетами, что одежды у него нормальной нет и не будет, и приличная девушка на такого не посмотрит. А мне очень хотелось быть приличной девушкой…

«Аchtung!» Ветер обзывался на девчонок, огрызался, надрал уши каком-то пацану из параллельного класса. В буквальном смысле за уши отодрал, вроде было за что, но меня это смутило. А ещё смазливый, и любая тема среди местных девчонок сводилась: «А как там Ветер?» Конечно же, я своё «фи» должна была показать. И делала это вполне успешно, пока не услышала его голос в полную силу.

– Я работаю в школе учителем музыки, но так как у меня нет педагогического образования, а только окончена музыкальная школа, я веду факультативы и кружки. Только в начальной школе… Потому что… Потому, – закончил Ветер и улыбнулся натянуто. – Вокал. Пианино, три ученика на гитаре. Ещё у меня хор мальчиков-зайчиков раз в неделю.

– Ух, ты! Поэтому ты допоздна в школе.

– Хоть что-то ты заметила, – немного обречённо буркнул Ветер.

– А сыграешь на гитаре, – я мотнула головой на стену.

– Посмотри внимательно на гитару, Мышонок, и скажи, почему я тебе сегодня не сыграю.

Я нахмурилась.

– Нет струн.

– Да, я не вожу к себе никого, преподаю в школе. Там есть гитары. Для этой я потом куплю.

– А я тебе сразу понравилась? – тихо поинтересовалась я, точно зная, что запишусь к нему на уроки игры на гитаре.

Забью, значит, на волейбол и немецкий и возьму ещё уроки фортепьяно у него. И плевать, что он только у начальной школы ведёт, меня возьмёт, куда денется. Я ведь ему понравилась.

– Конечно, сразу, – с искренним восхищением он поднял на меня глаза. – Ты пришла к нам в класс, как японская школьница, под копирку аниме-героиня. И сказала нам: «Охаё!»

– Ну да, я была безумно рада, что буду учиться в обычной школе. И половина парней в классе, как тут не обалдеть!

– Чёрные колготки с белыми кошками, розовые пончики на рюкзаке, – перечислял Илья под мой смех. – Спортивный костюм с единорогами, кроссовки с подсветкой, шапка с помпонами, перчатки с покемонами. Дана, это так привлекало взгляды, что тебя сложно было не заметить. Все девчонки видела, как одеваются?

– Как взрослые женщины – ответила я и поморщилась.

– Да, и такое чудо в одиннадцатом классе. Я же думал, что наши тебя перекроят мигом. Ну, месяц выдержишь, потом под всех переоденешься.

– Они пытались, – продолжала смеяться. – Тёма даже спросила, почему так?

– Но ты держишься.

– Я объяснила – это для меня праздник жизни! Обожаю такую одежду. Не знаю, когда это отпустит, но пока не хочу другого. Илья!

– Ну? – он не смотрел на меня, погрузился в воспоминания и получал от них удовольствие. – А эти розовые наушники зимой! А заколки с ушами!

– Ты влюбился в меня, – усмехнулась я. – Просто я не могу объяснить такое пристальное внимание.

– Конечно, как только пришла в наш класс, сразу влюбился, – он встретился со мной взглядом и замер как изваяние.– Ну, и ты в меня. Как сегодня смотрела? Думаешь, я не знаю, почему?

– Значит у нас взаимная любовь, – спокойно констатировала я, и попробовала бульон из-под лапши. – А вот это есть невозможно, острый.

Всё встало на свои места. Не нужно было мучиться, что-то выяснять. Это был мой парень, а я его девушка. Мы пока только начинали любить, но зато на душе мир и покой воцарились.

От сытости слипались глаза. Я так поздно никогда не ложилась.

– Спать хочешь? – очень тихо, с невероятной нежностью спросил Ветер.

– А в чём я буду спать? – посмотрела на него. – В трусах?

Илья ничего не ответил, поднялся с места и отошёл к старому шкафу. Скрипнули створки. Он достал белую футболку, бросил её на кровать.

– Вот, тут какие-то розовые сопли нарисованы, я такое не надену никогда.