Текст книги "Голос Ветра (СИ)"

Автор книги: Татьяна Чащина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Какие ж это сопли? – возмутилась я, вышла к нему, глядя на неплохой рисунок заката и яхты, что плыла по солнечной розовой дорожке.

– Вот, ты всё понимаешь, значит, она твоя.

– А как же мы… И одеяло одно?

– Одно, Мышонок, но подушки две, – он продолжал беззвучно угорать.

– Почему ты смеёшься надо мной?! – крикнула я. – Если ты воспользуешься случаем и изнасилуешь меня, я…

– Дана, фигню не неси! – так же громко рявкнул Илья.

И хотя он повысил голос, мне почему-то полегчало.

*****

– «Машка тоже говорила, что у неё красивый парень, фото выслала, а потом оказалось, что это шведская фотомодель», – пришло сообщение от Кристины, которая прозябала в гимназии и считала дни, когда её выпустят.

– «Реально мой!» – отправила сообщение.

– Вышли ей фото, где мы вместе, – усмехнулся Ветер, подглядывая в мой телефон.

– Нельзя, они сойдут с ума от зависти. Это как с платьем. Пусть будет бабушкино, хотя стоит больше ста тысяч.

– «Так мы тебе и поверили. Ещё напиши, что не девочка уже!»

– Что ты там копаешься? – прошептала я, пряча от Ветрова сообщение и свои горящие щёки.

Он должен был расстегнуть молнию, которая находилась на спине.

– Такие деньги за платье отдали, а сама раздеться не можешь, – прошептал совсем тихо.

Он почему-то злился. Или не злился? Тогда что? Как же всё сложно, но очень интересно.

У Ильи дрожали руки.

– Могу.

Я вылезла из платья, стянув его через голову. Оно потащило за собой лифчик, и я, ойкнув, прикрылась.

– Обалдеть, Мышонок, у тебя и трусы в горошек.

– Это не горошек, это пузыри, – надулась я как пузырь.

Разве можно горох от пузырей не отличить?

– Ё-ё-ё, ещё и чулки, – плаксиво протянул Илья и натурально заныл.

– Точно, на резинках. Нравятся?

– Тащусь.

Я быстро нырнула в футболку. Она оказалась очень широкой и длинной, похожей на платье. Пахла магазином. Видимо, её никто не стирал.

– Ложись на краю, ближе к окну. Я сейчас приду, – еле слышно сказал парень и быстро убежал.

– Ладно.

Хотела проводить его взглядом, но в комнате Ильи уже не было: Ветра сдуло.

– «Я сегодня с ним спать буду», – отправила Кристине.

– «Покажи фото».

Легла в холодную кровать ближе к краю, сделала селфи и отправила.

– «Парень где? Врунишка!»

Я улыбнулась, отключила интернет. Пусть так и думают, что я врунишка, им так легче, чем слёзы лить от зависти. А мне клёво.

Шевелилась старая жёлтая занавеска. Она висела над радиатором, от которого шёл горячий поток воздуха, а от окна тянуло холодом, и создавалось контрастное дуновение. Я боком лежала на очень мягкой подушке и утопала в ней лицом, приходилось уплотнять её, рукой прихлопывать, чтобы посмотреть на занавеску.

Постель странно пахла. Да, я сказала правду, парни воняют. Даже те, кто использует парфюм… Они в первую очередь. Но сейчас мне нравился запах. Потому что так пах мой парень. И я, засыпая в постели с его запахом, засыпала в его объятиях… Ну, мне так казалось. Очень быстро согрелась и прикрыла глаза. Ждала, когда Илья вернётся, и потом уже можно будет уснуть.

Он пришёл. Даже свет не включил. Коричневое покрывало скрутил и положил между нами. Сам под одеяло забрался и обнял меня со спины, уткнувшись носом в мои волосы.

Вот это класс!

Вот это ощущения!

Под тяжестью его руки, что он держал на одеяле, и оттого, что прижимал меня к себе, становилось невероятно комфортно. А его дыхание сдувало одиночество и странные мысли. Даже если он чего-то попросит от меня, я, пожалуй, не стану отказывать, потому что жарко так, приятно, в теле истома... Папа меня убьёт...

– От тебя крышу рвёт, – чуть слышно прошептал Илья. Из моих волос выбрался и припал к шее губами. Не целовал, а туда, в мою кожу говорил. – Дана… Как твоё имя полностью звучит?

– Богдана, – ответила я. – Я должна была умереть при родах, меня Бог родителям дал.

– Как же хорошо, что ты выжила, – он сильнее ко мне прижался.

– Я сплю? Такое странное ощущение…

– И у меня, словно ты мне снишься. Я тебя выдумал и схожу с ума…

– Это дождь? – я прислушалась.

– Похоже на то.

От его дыхания по коже неслись тонкие будоражащие разряды, и я наслаждалась. Его прикосновениями, его теплом. Но нужно было встать.

Илья не хотел отпускать, всполошился.

– Дана, – позвал шёпотом.

Я встала голыми ногами на горячий и в то же время морозный пол. Это вот такая странная комната: работал обогреватель, согревал деревянный настил ледяных перекрытий. Что происходило здесь зимой, страшно представить. Неудивительно, что у Ветра такое большое и толстое одеяло. И так странно стоит кровать.

Я открыла занавески и быстро юркнула обратно под бок к Илье. Он тихо рассмеялся и по нос укрыл меня одеялом, прижав к себе.

– Лёжа только небо видно и ветки деревьев, – заворожённо смотрела на чёрное, затянутое тучами небо.

Тёмное, а ветки деревьев ещё темнее, чёрные, сажей на фоне небосвода нарисованные. И всю эту картину смывала вода, растекающаяся по большому окну.

Барабанил дождь по стёклам и железным отливам. Такая музыка успокаивала и убаюкивала.

– И кажется, что мы не в нашем районе, – шепнул мне Илья в макушку.

– Да. Это не дом, это одна комната-корабль, – засыпая, фантазировала я. – Мы плывём с тобой по озеру, и никого больше нет. Завтра проснёшься, дверь откроешь и в чайник воды наберёшь с порога.

– А электричество? – усмехнулся он.

– У нас на крыше ветряк и солнечные батареи.

– А есть мы что будем?

– В шкафу удочка, наловим рыбы.

Мне даже казалось, что я чувствую лёгкую качку. Глаза закрыла.

Увидела, как утром в молочном тумане, что стелется над гладью бирюзовой воды, мы с Ильёй удим прямо с порога комнаты. Никого не видно кругом. Тишина, плещется рыба…

Он улыбается мне красиво. По пояс голый. У него широкие плечи, красивые руки. Свои спортивные штаны Ветер закатал по колено и с удочкой стоит.

– А если хлеба захочется?

– Мы выловим морскую капусту, высушим и напечём морских лепёшек.

Я держусь рукой за полку с обувью, другой вылавливаю морскую капусту из тёплой воды. Она скользкая и плотная.

– Погоди, если это озеро, то откуда морская капуста?

Он смеялся надо мной. За это я на него обиделась.

Опять барабанил дождь, утягивая меня в царство Морфея.

– Мышонок, ты спишь?

Он поцеловал меня в макушку и больше не двигался.

Уснули.

*****

Я проснулась оттого, что жарко. И не сразу сообразила, где нахожусь. На меня сверху было навалено: одеяло, покрывало, с двух сторон подушки, и вообще Ветер меня спрятал. Его самого рядом не оказалось. Но мне и так было блаженно. Я потянулась, вдохнула его запах.

Так здорово спать в кровати любимого парня! И просыпаться счастливой.

Я вверх поползла, нос высунула наружу. А в комнате жуткий холод. От окна натурально дуло. За ним было темно. Тихо играла музыка. Свет горел только над письменным столом.

– Доброе утро, – высунулась я наружу из своего «гнезда», волосы растрёпанные с лица убрала.

Ветер сидел на стуле ко мне спиной, всё так же опасно накреняясь на двух ножках. На парне был спортивный костюм и капюшон накинут. Таким он мне не очень нравился. Чужой, как в школе ходил. В таком виде я с ним не общалась. Ветер в своём обычном обмундировании злой, колкий и опасный. Мне вот понравилось, когда он прилично одет и в пальто.

Илья кинул взгляд через плечо и улыбнулся. И этот капюшон его лицо делал зловещим, укрывая в мрачную тень глаза, оставлял тусклому свету только рот.

– Доброе утро, Мышонок. Что-то с отоплением, так что одевайся под одеялом. Чай будешь пить?

Вроде голос Ветра, а мне неловко.

– Не знаю, – прошептала я.

Села, кутаясь в одеяло, мои вещи лежали рядом. Я подтянула к себе чулки и нырнула с ними под одеяло.

Играл мой телефон. Его рукой нащупала. Тёма звонила.

Старалась, чтобы Илья меня не видел, залезала в платье и пыталась одновременно ответить на звонок.

– Данка, – кричала Полина Потёмкина. – Да заткнись, клоун! Дана, ты у Ветра? – на заднем плане дикий мужской смех. – Да заткнись, я тебе сказала!

– Да, у Ветрова, – громко ответила, заметив, как Илья скривился всем лицом, услышав, что я его по фамилии назвала.

– Выходи, я сейчас подойду. Да заткнись ты! – она кинула трубку.

– Не буду чай пить, – торопливо заправила постель, с особой тщательностью поправляя подушки и одеяло. Выделенную мне футболку на ночь, сложила и оставила на покрывале. – Тёма сейчас подойдёт.

– Дана.

– Да? – побежала к вешалке, чтобы сменить тапки на сапоги. Сумочку открыла, складную расчёску достала. – А у тебя нет зеркала?

– Нет.

– Как же ты живёшь без зеркала! – возмутилась.

– А так и живу! – рявкнул Илья, подошёл ближе.

Замерла. Быстро молнию застегнула на сапогах и выпрямилась, расчёсывая волосы.

Он стоял, держа руки в карманах своей толстовки, как днём ранее у подъезда. Тогда он меня насильно потащил в тихий уголок. И так же насильно хотел поцеловать.

Чужой. И страшный. Но сейчас он меня не тронет, за мной Тёма придёт. Но чтобы его не провоцировать, я поспешила.

Надо же, какой он бывает разный! Это ужасно, когда не знаешь, что от человека ожидать.

Вот такой у меня любимый парень.

Жалко… Я бы хотела, чтобы он был всегда одинаковый. Я к нему лучше по вечерам приходить буду или после концерта, потому что он тогда по-другому одет и добрый.

Быстро накинула своё пальто, в рот сунула клубничную конфету. Сумочку на плечо и поспешила из комнаты.

Илья резко руку обронил на дверь и не выпустил меня.

– Что, Мышонок, прошла любовь?

Он был страшно недоволен, голос опасно хрипел.

Сердце бешено стучало в груди, я испуганно смотрела на его руку, что перегородила мне дорогу. Нужно, как мышь, просто отсидеться, сейчас он уйдёт, отпустит, потому что меня Тёма ждёт…

Почему так сложно? Всё же было хорошо!

– Всё же было хорошо, – эхом повторил мои мысли Илья. – Корабль пошёл ко дну?

Он освободил мне путь. Я медленно открыла дверь, глядя на пол коридора, не то чтобы на самом деле ожидая, что там вода стоит… Но если честно, то мне бы хотелось, чтобы кругом было озеро, и мне не нужно было никуда уходить от Ильи.

– Как жаль, что мы не вместе, – задумчиво произнесла я и вышла в коридор.

Бьющееся от тревоги сердце упало в пятки, когда Ветер с треском свою дверь захлопнул, а потом в его комнате что-то упало.

Я поспешила убежать от его гнева, который не понимала.

Точнее всё поняла, нам не нужно было расставаться, но Тёма ведь ждала.

И почему он такой злой?!

Нельзя друг без друга

Ночью был заморозок, и лужа в подъезде замёрзла. Пришлось накинуть капюшон, выбегая на улицу, и быстро надеть перчатки.

Небо полосатое. Тёмная хмарь, потом полоса светлеющая и ниже ярко-розовая линия, окрашенная восходящим солнцем. Ещё чернее стал парк на горизонте. Изо рта валил пар, но чувствовалось в воздухе пробуждение и запах весны. А может, это внутри меня всё цвело.

Тёма вышагивала мне навстречу, виляя бёдрами. За ней вприпрыжку бежал долговязый Егор Буравкин. Буравкин светленький с большими серо-голубыми глазами. Многие считали его симпатичным. Но лично я любила кареглазых брюнетов и чтобы пели, и чтобы Ильюшей звали.

Полина в обтягивающей широкие бёдра юбке-карандаше, Егор тощий, на нём джинсы висят. Она приличная и статная, он вокруг неё – как макаронина из бич-пакета на вилочке. Если честно, он в неё влюбился и не знал, как завоевать внимание.

Полина выглядела не очень хорошо. Под глазами тёмные круги, она не спала всю ночь. Жевала жвачку, волосы скручены наспех в узел на затылке. Нос красный от холода… Я тоже мёрзла.

Буравкин бежал за Полиной следом и, как собачонка кусает за пятки исподтишка, что-то говорил девчонке такое же кусачее, мельтешил за её спиной,а она периодически пыталась его стукнуть.

Слева от подъезда, в котором жил Ветер, улетала в сторону школы дорожка, покрытая изморозью. На ней появилась ещё одна наша одноклассница с таким же видом, как и Полина Потёмкина, видимо, гуляла всю ночь. Куталась в красное пальто, натягивала шапку на окрашенные белые волосы. Варвара Рязанцева, у неё мы по плану ночевали сегодня.

– Привет, Лялька, – заметил меня Егор. – А Ветер где?

– Дома, – я кивнула в сторону подъезда.

– И не провожает? Не дала что ли?

– Заткнись! – хрипло выкрикнула Полина, видимо, давно уже кричала на него, так что голос осип. – Придурок.

– А ты капризная и бестолковая!

– Чего привязался?

– И это после всего, что я для тебя сделал? Потёмыч, я же тебя у ночных волков отбил, – шутовски удивился Буравкин, приложив ладони к серой толстовке в районе сердца. И вдруг запел: – По кругу, по кругу, по кругу во дворе…

Тёма выпучила на него круглые глаза, губы поджала.

Егор шельмовски щурил один глаз и улыбался во весь рот.

– Кто учился с тобой в одном классе, тот в цирке не смеётся, – прошипела недовольная Полина.

– Какая ты грозная. Давай сына Кузей назовём, будешь кузькина мать.

– Лялька, ну скажи, чтобы отвял от меня, – заныла Полина и неожиданно протянула ко мне руки.

Я тут же приняла её в свои объятия. Полина была выше меня и шире. Но она такая… мягкая! Тёплая! И самая лучшая подруга. Я пальцем погрозила Егору.

Варя Рязанцева достигла нас, и в этот момент из подъезда выбежал Илья.

Я так обрадовалась Ветру, что отпрянула от Полины и подалась ему навстречу, улыбаясь. Но улыбка сползла. Капюшон продолжал закрывать его лицо, открывая взгляду сжатые губы.

– Привет, Илья, – кокетливо поздоровалась Варя и, сложив руки на груди, приняла очень соблазнительную позу, присев на одно бедро. А так как на ней было приталенное короткое пальто, то выглядела она секси. Я даже растерялась.

– Здоров, Вешалка, – рявкнул Ветер. – Вешаться на меня пришла?

– Что?! Кому ты нужен, бомжара?! Что я с тобой целых два дня гуляла – позор всей моей жизни!

– Мне нужен, – честно призналась я. Посмотрела в темень капюшона: – Вы гуляли?

– Ты же слышала, это был позор всей моей жизни, – усмехнулся Илья.

– Ублюдок! – зашипела Варвара.

А Ветер подошёл ближе ко мне и вложил в мои руки оставленную на его вешалке складную расчёску.

– Мой Мышонок забыл кое-что, – он наконец-то откинул капюшон и заглянул мне в глаза. – Так спешила.

– Тёма…

Это всё,что я могла сказать в своё оправдание, утопая в его глазах. Светлело быстро, и глаза его больше не казались сумрачными, они напоминали мне вкусный кофе с корицей, что нужно пить по утрам. Тёплые, согревающие. Такие нужные! И вот за один день ставшие для меня родными. И столько в них скрыто непонятного. Но я не боялась упасть в этот омут. Потому что Илья… Хоть и огрызался, был очень надёжным. У него просто срабатывала защитная реакция, когда всякие Вари приставали.

– Вы что… Вы вместе?! – Варвара смотрела на нас зло, при этом серые глаза словно наполнялись слезами.

– Рязанцева, прекрати орать, – хрипнула Полина. – Ты же ненавидишь Ветрова.

– Да обожает она его, – Егор пожал руку Илье. – Ревнует. Вон глаза красные, под цвет пальто. Или ты бухала, Варюш?

– Вот чего тебе не хватало! – накинулась на Илью Варя. – На убогих потянуло? Недоразвитую олигофренку захотел!

– Отвали, бешеная! – Ветер попытался поймать руки Рязанцевой, которые она распустила. Я кинулась его защищать, и Варька отвесила мне пощёчину.

Не особо больно. Кожу защипало… Самое неприятное, что обидно. Драться нужно… А не хотелось особо. У меня любовь, зачем беспокоиться.

Егор влез, сдерживая Илью. Полина Рязанцеву откинула от нас.

– Иди валерьянки выпей, неадекватка!

– Безграмотная! – крикнула я, прикрывая ладонями ударенную щёку. Илья меня к себе с силой прижал, я почувствовала его тёплые губы на своём виске. – Ты хоть знаешь, кто такие олигофрены?! Не разбираешься в диагнозах и несёшь ерунду!

– Рязанцева! Ты что?! Ревновать парня, которого в грязь втаптывала, и подругу предавать?! Это по-крысиному!

– Ты оскорбляла Илью?!

Не сразу я приняла это решение. Папа говорил, что мне ни в коем случае нельзя драться. Не положено. Но! Столько возмущения во мне появилось. Вулканы били, хотелось наказать дрянь.

Правда, все мои геройские порывы были Ветром погашены, он меня в стальное кольцо своих рук захватил и никуда не отпустил.

– Я тебя толстая не буду отмазывать, – разъярённая Рязанцева тыкнула пальцем в Полинку. – Пусть твоя мать знает, что ты гуляла всю ночь!

– Она не толстая, – вступился за Полю Егор, у него на лице застыла ухмылка. – Она свободная женщина, жрёт сколько хочет, а целлюлит придумали трусы.

Сказал и вынужден был с хохотом отпрыгнуть в сторону, потому что Полина мигом согрелась, стала от жара красная и попыталась Буравкина догнать, но узкая юбка не давала.

– В общем, Рязанцева, ты меня подставила, не жди ничего хорошего! – угрожала Тёма. Она сильно расстроилась.

Повисла пауза в нашей компании. Никто никуда не уходил. Мы с Ильёй слились в единое целое. Согрелись, у него руки даже без перчаток были тёплыми. И пах он восхитительно, самым любимым парнем. И я не хотела от него уходить, не желала расставаться. Носом уткнулась в его шею, заметив, что у него уши покраснели, натянула ему на голову капюшон.

Не злой он! Это я ненормальная. Но не олигофренка точно.

Рязанцева наблюдала за нами с сильной ревностью, губы сжимала и становилась совершенно некрасивой от злобных складок на лице.

Полина в негодовании всплеснула руками и, подкусив нижнюю губу, уставилась себе под ноги. Её больше не отпустят гулять вплоть до выпускного, а до него ого-го. Запрут дома, не дадут карманных денег… Какой ужас! Прямо как в моём интернате.

Егор, заметив, что его пассия опечалилась и больше не огрызается, стал невероятно серьёзным. Брови светлые свёл.

– Полин, да забей ты на эту дуру, – не рискнул обнять её, как меня Илья. – Скажешь, что Рязанцева вас кинула. Вы к ней пришли, а она потащилась с бомжами бухать.

– Что?! – заорала Рязанцева.

– Нельзя было на улице ночевать, – не обращая внимания на Варю, Егор продолжил придумывать легенду этой ночи. – Пошли ночевать к Ветрову. Мамка твоя его знает, это надёжно.

– Да, – согласился Илья, – вы спали вместе у меня в комнате, я у соседа. И нет проблем.

– Мама едет, – увидела вдалеке красный мерседес своей мамы и неохотно стала выбираться из объятий парня. Прежде чем показывать маме, что я обнимаюсь с мальчиком, надо с папой посоветоваться. Может, нельзя.

– Всё, девчонки! Нам пора сваливать, – торопился Егор, направляясь к нам с Ильёй, по дороге проехал ладонью по попе Полины, но та не отреагировала.

– Я позвоню, – шепнул мне Илья, его тащил в подъезд друг, хотя сам Буравкин жил не здесь.

Ветров оглянулся и помахал рукой. И я помахала в ответ.

Здо́рово всё.

Тёма приосанилась, волосы поправила.

За рулём сидела тётя Саша, моя мама рядом, на сиденье пассажира. Выглядели мамы, как Полина и Варвара, такие помятые, что смотреть смешно. Инга, которая никогда на глаза чужим людям без косметики не показывалась, спешно пыталась привести себя в порядок, разложив косметичку перед лобовым стеклом.

Тётя Саша остановила машину, моя мама опустила стекло, водя кисточкой по скулам.

– Здравствуйте, тётя Саша, – улыбнулась Варвара и подошла ближе к Тёме.

– Здравствуй, Варечка, – таким же хриплым голосом, как у дочери, ответила тётя Саша. – Как отдохнули?

– Отлично! Вчера по телику показывали шикарный фильмец, ещё гадали.

– Что нагадали? – искренне заинтересовалась моя мама, с большим любопытством посмотрев на моих одноклассниц.

– Тёплую весну, – улыбнулась Полина, – и отличную сдачу экзаменов.

– Это неинтересно, – прошептала моя мама. – Мышонок, прыгай.

Я с Варварой не попрощалась. А вот Потёмкина даже чмокнула её.

Мне ещё долго привыкать к таким отношениям. Но потом Тёма объяснила, что Варвара Рязанцева хоть и стерва, но не крыса точно. Только вот Ветрова она до сих пор любила. Но не могла позволить с ним отношения, потому что Илья отказался зарабатывать на своём голосе много денег ради её удовольствия.

*****

Я махала рукой Тёме. Они с тётей Сашей ушли за высокий кованый забор к своему дому. А мы поехали дальше, ближе к лесу.

Вот недаром любовь животворящей называют. Я про маму забыла совсем. Меня больше не раздражали её высокомерие, брезгливость и глупые разговоры. Она стала просто мамой. Ну да, не такая как у многих, но зато красивая. И папе нравилась.

Бывало, папа выпьет немного, посмотрит на маму стеклянным взглядом и скажет: «А станцуй-ка мне у шеста, детка». Мама засмеётся, и они уйдут танцевать. Это называется «Пилоне». Хотя мне однажды рассказали, что это завуалированный стриптиз. Но я точно знала, что мама не танцевала в стриптизе, папа её забрал замуж сразу после школы. Бабушка была очень строгой, поэтому папе пришлось ещё побегать и выкупить себе невесту. Многие считали, что это романтично, а для меня похоже на продажу. Папа реально тёще и тестю денег дал, чтобы не лезли. Смеялся потом, что калым оплачен, нужно отрабатывать.

В этой истории мне нравилось только одно: свадьба сразу после школы. Я бы вышла за Илью замуж. Просто я такой человек, очень не люблю, когда что-то меняется. Мне и вещи легче держать на своих местах, и к людям я привыкаю. Раз у меня есть любимый парень, он останется таким на всю жизнь.

И это не первая любовь. Я уже влюблялась во взрослого мужчину, которого видела издалека.

А что? Вполне даже сильное чувство, только детское, с Ветром всё серьёзно.

Только вот я в курсе, что наивная. В себе уверена полностью, а вот Илья может оказаться любвеобильным и обидеть меня. Так что поступление, поиск работы, устройство самостоятельной жизни – моя реальная перспектива. Только без Ветра мне будет плохо.

– Мышонок! Ты не выспалась что ли? – вытащила меня из реальности родительница.

– Нет, я хорошо спала, – очнулась я.

– Я тебя спросила, как выгляжу?

Она распустила волосы, накрасилась неярко, под девушку.

– Потрясающе, – честно ответила я.

Действительно, лет на десять моложе. Мечтательная улыбка на подкачанных губках, на личике ни помарочки. Домой ехала, к любимому мужу. Наверное, стоит поучиться у неё угождать своему мужчине.

Наш сплошной забор пугал в это утро. Около него стояли чёрные внедорожники.

– Мама, – по телу пробежала дрожь, – папа не хотел, чтобы нас видели.

– Папа позвонил, попросил приехать через час.

– А час прошёл?

– Не знаю, – разозлилась она на меня. Нажала кнопку на брелоке, и роллеты гаража медленно поползли вверх.

– Я не пойду.

– Пойдёшь, – рявкнула мама.

Мы въехали в темень гаража, автоматически включился яркий свет, осветив стеллажи, что остались нам от старых хозяев, запасные колёса в углу. Папины машины стояли рядом. Одна представительского класса, вторая внедорожник, у которого был оторван бампер, папа ездил на охоту со своим старым знакомым, там и покорёжили машину.

– Выходи, – сказала мама, расстёгивая пуговки на своей кофте.

– Мама, папа запретил.

С моими тараканами без авторитета нельзя. Папу я слушалась. Маму не всегда.

Она разозлилась. Так сильно, что перекосило её лицо. Обошла машину, открыла с моей стороны дверцу. Сама отстегнула ремень безопасности и за руку вытащила меня.

– Знаешь, Дана. Если не будешь меня слушаться, то отправишься в интернат.

– Не отправлюсь, у папы больше денег нет. И он сказал, что продаст твою машину.

– Заткнись! – шикнула мама и вышла из гаража.

Как только утренний свет вперемешку с фонарями нашего двора осветил её фигуру, мама Инга придала лицу невинность и романтичность, губы выпучила и медленно пошла к дому.

Я за ней.

Папа прощался со своими знакомыми. У калитки стояли. Я только мимолётом глянула и напряглась. Мне стало противно и стыдно за маму. Это она так решила выпендриться перед опасными мужчинами. Не хотелось думать, что у неё хватит совести папу бросить, если у него совсем деньги закончатся. Просто я не понимала, если она верная жена и любит мужа, зачем так красоваться перед чужими.

Её грудь в холодное утро хорошо была видна. Волосы откинула назад, за плечи. Шла как модель по подиуму, крутя бёдрами с накладками. Эти накладки на ягодицы очень эффектно двигались при ходьбе, создавая иллюзию накачанного упругого зада. Не я одна смотрела на эту попу.

– Инга! Привет!

Раздался мужской голос, последовал свист.

– Богдана как выросла!

– Да, красавица!

– Лялька, богатый ты мужик.

– Дана! Богдана!

Мама расстроилась, что всё внимание перешло ко мне. Поспешила вперёд, к дому.

До неё не дошло, что она натворила?

Даже до меня дошло!

Потому что здесь был очень… очень страшный человек.

– Дана, – настойчиво звал он. – Мышонок! Поздоровайся со мной.

Я приосанилась и, следуя за мамой, кинула на него взгляд.

Высокий и здоровый. Не изменился ни капли за три года. Копна густых светло-русых волос с медовым оттенком. Большие раскосые глаза зелёного цвета. Чёрные джинсы, кожаная куртка… Даже одежда такая же. Олег Измайлов.

Я его в свои пятнадцать лет увидела и влюбилась сразу. На десять лет меня старше. Тогда он был у папы в охранниках. И мои признания в любви сдал папочке в полном объёме. Посмеялся надо мной и сказал, что когда мне исполнится восемнадцать, он подумает… Видимо, подумал.

Из охранников папы он вышел в его партнёры очень быстро.

Да, я убогая и недоделанная. Меня можно называть как угодно, но я не дура. У меня есть уши, глаза, и я соображала, складывала данные.

Это страшный человек.

Теперь он не казался мне красивым, скорее, настолько опасным, что я не рискнула даже повода дать думать, что мои детские глупости имеют силу.

– Здравствуйте, – ответила я, больше не глядя на мужчин.

Олег начал расспрашивать про меня. Зачем мне такой слух? Зачем я это услышала?!

– Сколько ей?

– Семнадцать, – нехотя ответил папа.

– Всё такая же?

– Да, ей нужен присмотр.

– Я позвоню, поговорим об этом.

Гордо стуча каблуками по дорожке, прошла в дом.

Мама швырнула сумку в открытую створку шкафа-купе и повернулась ко мне.

– Ты хоть знаешь, кто это?! – заорала она на меня, видимо, от страха. Она не ожидала увидеть такую компанию, думала, другие люди приехали.

– Знаю, – спокойно ответила я, снимая пальто.

– Чем от тебя воняет?! – наморщила нос мама. – Боже! Ты жрала лапшу быстрого приготовления?! Где ты спала?! Что это за вонь?! Гуталин?!

В такой ситуации лучше замолчать. Мне самой стало нехорошо.

– Твой любимый Измайлов отцу угрожает! – рычала она, наступая на меня. – Я предложу тебя продать ему! Это будет самый лучший вариант, ты ему очень нравишься.

Я испуганно уставилась на неё.

– Не-ет! – закричала я на всю прихожую, чувствуя, как пол уходит из-под ног.

На лице чужой мне женщины появилась ехидная ухмылка:

– Да. Раз хвостом крутишь перед взрослыми мужчинами.

– Ты, – задыхалась я, отступая от неё. – Ты! Ты ничего не решаешь, я папе всё расскажу.

Мне казалось в этот момент, что Ветер улетает… Что у меня даже шанса не будет на настоящую любовь, потому что другого я не полюблю никогда.

Горло сковало отчаяние. Горе такое навалилось… Я даже не целовалась с Ильёй, а меня так…

Мне казалось, я сейчас умру от ужаса, что меня ждёт мрачное будущее. А она ещё говорила, шипела, ввергая меня в пучину безысходности и абсолютного горя.

Лучше в интернат обратно, там хотя бы была Дыра, там была надежда, а здесь нет, как в аду.

Почувствовала, что цепенеют конечности. Меня доводили до истерики или приступа.

Но всё закончилось.

Тяжёлая дверь с грохотом раскрылась. Я даже отшатнулась в сторону. Не поняла, что произошло. В прихожую ворвался разъярённый папа. Ничего не сказал. Огромный, казался неуправляемой стихией. Быстрым шагом прошёл к маме, за волосы её схватил и потащил через гостиную за собой в сторону своего кабинета. Она не удержалась на каблуках, упала, вцепилась в его руки, но молчала.

Никто звука не произнёс. Хлопнули где-то двери.

Воцарилась тишина, и я успокоилась. Папа ей сейчас всё объяснит, и она поймёт, что была неправа.

*****

В душе я драла кожу щёткой, пока она не стала красной. Это мама сказала, что я воняю. А затем, проанализировав ситуацию, поняла свою ошибку. Пахло-то любимым парнем, его комнатой, нашим «кораблём».

Что ж я постоянно так ошибаюсь?

Раз папа меня воспитывал, нужно только его слушаться. И если что-то происходило во мне мятежное и неприятное, к нему идти.

Только с любовью к нищему мальчику из моего класса к папе лучше не ходить…

Но я должна буду сказать, что ни к какому Олегу я не перееду, замуж за него не выйду.

Папа поймёт и защитит. Потому что папа любит очень сильно. Мама тоже меня любит, но немного странно, мне непонятно.

После душа я долго остывала, кремом покрыла кожу и валялась на кровати, слушая музыку и читая сообщения от Потёмкиной.

– «Ты сегодня делаешь алгебру, обществознание и литературу. Я беру на себя физику, химию, биологию».

– «Хорошо!» – отправила я Полине ответ.

Так было легко уроки делать. Мы отличницы, поэтому без подводных камней такая система выполнения уроков, но я всё равно проверяла её работу, когда она мне её высылала. Удобно, половина нагрузки, и есть свободное время.

Ветер не писал и не звонил. Хотя обещал.

Вопрос современности: «Нужно ли девушке писать первой?»

А вдруг я не нужна. Обидно будет, унизительно. А если он так же думает? И будем сидетьи ждать первых шагов друг к другу, пока не поседеем.

– «Я делаю уроки», – отправила Илье сообщение, хотя ещё не оделась после душа.

– «Дашь списать?»

– «Да».

– «Приятно, когда девушка даёт без вопросов».

– «Это оскорбление!»

– «Красивую девушку приятно оскорбить».

Я откинула телефон в сторону.

Дурак какой!

Илья позвонил через минуту, я трубку не взяла. Выслал несколько сообщений. Я просто отключила телефон.

Дурак!!!

Бельё надела розовое с салатовыми цветами. Стояла у зеркала и смотрела на себя внимательно.

Я понравилась Ветрову? Назвал меня красивой девушкой, значит, понравилась. И признался, что крышу рвет…

Улыбнулась.

Надела широкие джинсы с голубыми птицами, курточку хлопковую в обтяжку под цвет птиц. Очень любила, когда одежда сочеталась и красиво смотрелась. Чёрные спортивные тапочки нашла. Волосы скрутила в две баранки, украсила мелкими голубыми бабочками и похожие серьги надела. Это, если я сегодня Илью увижу, чтобы понравиться сильно.

– Дурак, – дулась я и синей тушью красила ресницы, – такое написать! Смешной.

Решила на Ветрова не обижаться, а при встрече сказать, что так мне не нравится общаться. Пусть другие парни, что хотят, то и говорят в мой адрес, а у нас должно быть всё по-другому. Как именно, я пока не знала, но мне понравилось, когда он не агрессивный, не шутит грубо. Одним словом, шторм мне не подходит, пусть бы Ветер был лёгким бризом.

В такой красоте да при макияже, я почувствовала в себе силы и энергию, уроки были сделаны быстро и качественно. Испытав к полудню голод, решила спуститься вниз и покушать. Вообще, в планах было погулять. Если не с Ильёй, то с Полиной.

В доме стояла гробовая тишина. В окна с южной стороны лился яркий солнечный свет. День был по-весеннему прекрасным и тёплым.