Текст книги "Богиня судеб"

Автор книги: Татьяна Тарасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Но все это были лишь измышления, навеянные бессонной почти ночью. В душе философ отлично понимал, что люди сии почтенные – такие, каков и он сам; что убийца средь них только один, и есть ли он в природе вообще неизвестно. Может, прохожий решил просто подшутить над высокомерным богачом? То есть, на деле перед пытливым умом Бенино стояла все-таки загадка, и каким образом её разрешить, он пока не знал.

Вдруг он заметил, что трапезничают гости в полном молчании, и думал уже начать светскую беседу, но тут выяснилось, что блюда пусты, и кувшины тоже, так что и ему пришлось поторопиться. Наскоро обсосав грушу, он поднялся вслед за другими, повинуясь приглашающему жесту хозяина. Так и не произнеся ни слова, Сервус Нарот повел всех вниз, в подвал, где, как было известно, размещалась его уникальная коллекция.

Гуськом спустились они по узкой винтовой лестнице, освещенной парой всего светильников, затем прошли по длинному коридору, выложенному мраморными плитами и сверху, и снизу, и по бокам, повернули в темный сыроватый рукав и остановились у двери – вернее, у спины рыцаря.

Он долго возился с ключами, торкая то один, то другой, то третий в глубокие пазы, и наконец отворил дверь – тяжелую, обитую железными толстыми листами. Перед тем, как впустить сюда гостей, Сервус Нарот зажег все светильники, которых, в отличие от коридора, здесь было не менее двух дюжин. Когда свет вспыхнул, осветив ярче новорожденного солнечного луча небольшое помещение, рыцарь дернул за рукав стоящего к нему ближе всех Пеппо. За Пеппо потянулись остальные.

Такого великолепия юноша не видел у себя дома. Бенино держал свою коллекцию в обычной комнатке под крышей, и, несмотря на природную педантичность, не особенно следил за тем, как располагаются сокровища. Рубины лежали у него в одних сундучках с бриллкандами и перидотами, бирюза соседствовала с жемчугом, а хризобериллы с горстью гиацинтов и карбункулов. Сервус Нарот оказался рачительным хозяином. Вся коллекция у него была тщательнейшим образом рассортирована и разложена по коробкам. Внутри коробки были обшиты бархатом, который цветом соответствовал цвету камня, подчеркивал его сияние и чистоту. Так, рубины покоились в ячейках на розовом бархате, бриллканды – на серебристо-сером, жемчуг – на черном, а шпинели – на голубом. Пеппо, завороженно глядя на игру самоцветов, шепотом называл их по именам, едва удерживаясь от того, чтоб не протянуть руку и не взять драгоценность, дабы поближе рассмотреть. Вот венисы, красные, как языки пламени; вот кимофаны, тускло блистающие серебристыми прожилками; вот зелено-желтые как кошачий глаз хризолиты... Перидоты, гиацинты, сапфиры, изумруды, опалы... Глаза разбегались при виде такого великолепия. Пеппо спиной ощущал пораженные вздохи гостей, тоже имевших свои коллекции, но явно поскромней, чем эта.

– Безоар, – охрипшим от волнения голосом пробормотал Леонардас. Чудо... Истинное чудо...

– Целебный камень, – пальцем указывая на безоар, сказал рыцарь. – И этот тоже – аспилат. И этот – дихроит. А вот... – Он сунул руку куда-то вбок, и обратно вытащил её уже с коробкой, где в глубокой ячейке сидел огромный гранат, – вот великий гранат. Его называют Красным Отцом. Его нашли на месте древнего Ахерона, в золотой шкатулке. Он был завернут в обрывок ткани, на коей сохранилось его описание. Мол, от этого граната произошли все красные камни, посему и прозывается он именно так, а не иначе.

– Скажи-ка, любезный хозяин, – ликом бледный как смерть проскрипел белый медведь Лумо. – А сей прекрасный лунный камень как достался тебе?

– Я привез его из Ордии, – с удовольствием пояснил Сервус Нарот. Отдал за него ни много ни мало пять сотен золотых, и то считаю, что купил дешево.

– А этот как зовется? – вопросил Гвидо, указывая на розовый камень с прожилками вроде рисунка и очком посередине.

– Оникс! – презрительно фыркнул Лумо. – Не видишь сам? И чему тебя дядя учил!

Малыш Гвидо только пожал узкими плечами на это. Кажется, он один остался безучастен к такой красоте, и разглядывал камни исключительно из вежливости и толики любопытства.

– О-о-о-о... – простонала за спиной Пеппо Лавиния. – Это же настоящий розовый жемчуг!..

– И что? – На Сервуса Нарота её чары не действовали. – Ты прежде не видала розового жемчуга?

– Не такая уж редкость, – поддержал хозяина Заир Шах. – Вот на что посмотри, красавица! – Он кивнул на крупную, продолговатую словно фасолина черную жемчужину. – Такой и у меня нет!

– А у меня есть, – небрежно сказал Маршалл, взирая на сердоликовую чашу, обшитую понизу черненым серебром. – Малость поменьше, но есть.

– Да откуда ж у тебя? – ревниво поинтересовался рыцарь. – Я ведь, кажется, все у тебя видел...

– Прошлой луной приобрел, – с улыбкой ответствовал тимит. – И тоже недорого – за полторы сотни золотых и породистого жеребца.

– Для небольшой черной жемчужины полторы сотни золотых – большая цена, – Заир Шах с притворной жалостью перевел взгляд с мелоция, вдавленного в бархатную подушку на три четверти, на Маршалла. – Тут величина главное, а не сорт.

– Лавиния, положи аквамарин на место, – недовольно буркнул Сервус Нарот. – Знаешь, что я не люблю, когда мои камни лапают...

Девушка раздраженно сунула голубовато-зеленый камень в ячейку и повернулась к супругу, который, вследствие обета молчания, говорить не мог, а мог только хрипеть и стонать от восхищения.

– Ну, а сейчас... – благородный рыцарь торжественно оглядел своих гостей, на миг задерживаясь взором на глазах каждого. – Сейчас я покажу вам то, ради чего, собственно, и пригласил приехать... Напряженное молчание было ему ответом.

– Вы слышали о Лале Богини Судеб?

Общий тяжелый выдох был ему ответом.

– Так вот: я – его обладатель!

Тихий стон, смешанный с рычанием, был ему ответом.

Сервус Нарот снял с могучей шеи золотую цепочку, и все смогли увидеть, что на ней висит золотой ключик, такой крошечный, что вовсе теряется в толстых пальцах рыцаря. Потом хозяин вышел из помещения, оставив гостей одних, догадываться о направлении его пути.

Настороженно косясь друг на друга, они стояли в ожидании Сервуса полукругом, и никто не решался заговорить. То ли сие казалось в данный момент кощунством, то ли свои, очень личные мысли занимали умные головы коллекционеров. Хмурился белый медведь Лумо, отворачивая взор ото всех; покачивался с носка на пятку малыш Гвидо, явно едва удерживаясь, чтоб не засвистеть; кривил и без того сморщенную рожу противный старик Заир Шах; улыбался чему-то Маршалл; хмурился Бенино, обнимая за плечи брата; сморкался в шелковый плат новоприбывший эганец; мрачно обменивались взглядами супруги.

Пеппо тоже думал о своем. Например, почему Сервус Нарот так жаждет показать свое сокровище непременно всем вместе? Разве для этого стоило собирать их в срочном порядке? Не проще ли было показать сначала им с братом, потом уж, как-нибудь на досуге, и канталцу, и старику, и тимиту... Странно... Очень, очень странно.

Он не успел не то что ответить на свои вопросы, но и задать их все. В проеме двери показался благородный рыцарь, тащивший под мышкой большой золотой ларец прекрасной работы, с хитайскими рисунками на крышке. Не медля и мига, он аккуратно водрузил ларец на высокий стол красного тополя и золотым ключиком открыл массивную крышку...

* * *

Да, этим вечером все гости были подавлены увиденным, но на следующее утро все изменилось, и изменилось далеко не к лучшему, так что о каком-то настроении вообще не могло быть и речи. Дело в том, что ближе к полудню обнаружилось, что Сервуса Нарота все-таки убили...

Глава пятая.

Убийство

К утренней трапезе хозяин не спустился, и Ламберт, сноровисто обслуживая гостей, беспрестанно ворчал себе под нос всякого рода ругательства в адрес лентяев, что готовы нежиться в постели и ночь и день напролет. Кстати, к лентяям относился и белый медведь Лумо, который тоже пока отсутствовал.

Пеппо, по молодости лет не особенно угнетенный вчерашним созерцанием неземной красоты камня Богини Судеб, фыркал, слушая излияния старого слуги. Правда, всю ночь ему снились хризопрасы, рубины и бриллканды, но утром все забылось, и настроение сохранилось ровное – такое, как всегда.

Остальные, по всей видимости, не могли похвастаться тем же. С прежним аппетитом поглощая фазанов, только снятых с вертела, они хранили молчание угрюмое, тяжелое, отстраненное. Сокровище Сервуса Нарота, цены не имеющее, поразило их до глубин души. Наверняка все они, думал юноша, преисполнились зависти и теперь ломают головы над тем, как бы и где бы приобрести нечто подобное по великолепию и силе. Только Гвидо и этот эганец – Леонардас хранят спокойное, вовсе незамутненное дурными мыслями выражение лица...

– Да что ж это такое! – вдруг нервно воскликнул Бенино, швыряя на стол надкусанный персик. – Ламберт! Сходи к хозяину, позови его к столу!

– Слушаю, господин, – довольный приказанием (сам он не осмелился бы потревожить рыцаря), старый слуга стрелой метнулся к лестнице.

Пеппо нахмурился: раньше Бенино не позволял себе так вольничать в чужом доме. Странно... Сквозь опущенные ресницы он внимательно всмотрелся в лицо брата и ещё раз повторил себе: "странно..." Глаза с расширенными зрачками блестят, лицо бледно, как бывает с ним лишь после бурно проведенной ночи, а тонкие пальцы ни мига не находятся без движения...

– Надо и Лумо разбудить, – вздохнул Гвидо, поднимаясь.

Пойду, постучу...

Но стоило ему сделать шаг вперед, как вдруг сверху раздался дикий, ни с чем не сравнимый вопль, заключающий в себе и ужас, и отчаяние, и... О, от этого вопля волосы у всех стали дыбом! Придурковатый Леонардас чуть не свалился с табурета, супруги одновременно вздрогнули, а Гвидо подскочил на месте и ринулся наверх с такой скоростью, какую трудно было предположить, глядя на этого человечка с коротенькими ножками.

Философ, не мешкая и четверти мига, вылетел из-за стола и понесся вслед за младшим Деметриосом, по пути громко проклиная Бургана и себя самого. Другие гости тоже не остались ждать. Повскакав с мест, они заспешили наверх по лестнице, обмирая от вопля, который все не прекращался.

Наверное, один Бенино знал, что произошло. Перепрыгивая ступеньки, он уже страдал от мысли, что не сумел помочь, не сумел предотвратить то, чего страшился его друг Сервус Нарот – то бишь убийства. Он хотел оправдать себя тем, что все случилось слишком скоро, неожиданно скоро, но тут же с негодованием на себя самого отринул сие извинение преступной беспечности. Миллионы мыслей пронеслись в его голове за то короткое время, какое стремился он к комнате рыцаря. Миллионы чувств, основными среди коих были укор, стыд и отчаяние, испытало его сердце тогда же. Скрипя зубами в бессильной ярости, Бенино подбежал к настежь распахнутой двери, ворвался внутрь, сбив с ног Гвидо, и тут остановился...

* * *

Картина, представшая глазам философа, а за ним и глазам других гостей, была ужасна.

Ламберт, и без того маленький ростом, стоял на коленях возле роскошного ложа хозяина, подбородком доставая только до уровня его, и дико вопил, вырывая из висков своих клочья седых волос. Видно, сам остановиться он не мог, а потому Гвидо, поднявшись после падения и установив необходимое равновесие, подошел к нему и сильно встряхнул за плечи – только тогда старик замолчал.

В полумраке комнаты – занавеси ещё были задернуты – не сразу бросалось в глаза самое страшное. Впрочем, может, люди непроизвольно оттягивали момент определения и понимания... Огромная фигура Сервуса Нарота недвижимо лежала на шелковом белом покрывале, половиной его покрытая с колен до плеч. То, что рыцарь был мертв, не вызывало и малейших сомнений: в спине его торчал кинжал, всаженный по самую рукоять; алое пятно крови расплылось по покрывалу; кровь склеила светлые волосы на затылке, стекла на пол, в легкие кожаные сандалии. Вообще весь затылок его, как с содроганием заметил Бенино, ещё не приблизившись, был разбит чем-то тяжелым. Судя по позе – а рыцарь лежал, раскинув руки, лицом вниз – он спал, когда коварный убийца занес над ним смертоносный кинжал. Удивительно, но Бенино подумал, что Сервус так и не узнал своего врага, и сие почему-то показалось философу самым обидным.

Решившись, он все-таки подошел ближе. Без сомнения, дух благородного рыцаря переселился в Ущелья – он ещё убедился в этом, увидев, с какой силой был нанесен удар. Даже волоса нельзя было б просунуть между рукоятью и спиной убитого.

Бенино поежился и отвел взгляд. Бахрома покрывала, тоже заляпанная кровью, большая рука Сервуса, синевато-белая, с модным дутым золотым перстнем на толстом пальце левой руки, крупный, но недорогой алмаз у изголовья (наверное, он смотрел его перед сном), и... Философ отшатнулся. Золотая цепочка, на которой рыцарь носил ключ от ларца с Лалом Богини Судеб, была разорвана!

Судорожно сдернув её с шеи друга, Бенино убедился в ужасном подозрении своем. Ключа на цепочке не оказалось, а это значит, что и камня в ларце уже нет... Не обращая больше внимания на стоны и всхлипы гостей за спиной, до того сильно раздражавшие его, философ кинулся на колени и принялся судорожно шарить рукой под кроватью. Умом он понимал, что все поиски его напрасны – вчера все видели, что ключ от ларца Сервус носил на этой цепочке, но слабая надежда заставляла сердце трепетать в ожидании находки.

– Ты думаешь, Лал Богини Судеб ещё на месте? – криво, совсем невесело усмехаясь, спросил философа Гвидо.

– Думаю, нет, – ответил Бенино, поднимаясь и отряхиваясь.

– Тогда позволь мне осмотреть место... преступления... Друзья! вежливо обратился Гвидо к гостям. – Прошу вас идти вниз. Право, здесь вы уже ничем не можете помочь.

И он, не дожидаясь, когда его просьба будет выполнена, направился к ложу рыцаря.

– Нет! – дико взвизгнул вдруг Ламберт, кидаясь к телу хозяина и закрывая его как птица закрывает своих птенцов. – Нет! Не дам! Не прикасайтесь к нему!

Слезы брызнули из глаз старика. Повернувшись спиной ко всем, он склонил голову к мертвому телу, обняв его руками, и тихо, горько заплакал.

Сердце Бенино сжалось. Его никогда не вводила в заблуждение извечная ворчливость старого слуги. Он отлично видел и знал, что Сервус Нарот является его единственным любимым существом. Он нянчил его, когда тот только родился, он носил его на руках, он воспитывал его – словом, был нежнее и заботливее, нежели мог быть родной отец. И вот теперь жизнь его разбита. Как можно пережить такое горе?

Бенино со вздохом покосился на стоящего сзади Пеппо. Для него тоже этот мальчик был как сын. Когда он родился, философу уже стукнуло двадцать три года. Он помнил и первую улыбку брата, и первый шаг, и первое слово его. Не имея собственных детей, Бенино самовольно принял на себя обязанности отца, так что Пеппо до сих пор воспринимал его именно так. Впрочем, их родной отец находился в полном здравии, но воспитание детей никогда не входило в круг его интересов...

– Ну, полно, Ламберт, полно... – пробормотал философ, трогая плечо старого слуги. – Что теперь... Ничего не поделаешь...

– Ничего не поделаешь! – эхом подхватил Гвидо. – Я не трону его, Ламберт, я только рядом посмотрю...

Закрыв за гостями дверь, он живо присел на корточки и завертел головой, оглядывая пол, ковер и низкий, ниже его колена, столик. На столике стоял бронзовый сосуд с травами (рыцарь увлекался сушением трав, кои затем поджигал и через маленькую трубочку с наслаждением вдыхал едкий дым), бутыль вина и серебряный кубок. Вздернутый короткий нос малыша непостижимым образом задвигался, словно пытаясь учуять то, что недоступно глазу. Светлые и легкие как пух волосы взъерошились, видимо, вследствие напряженной работы мысли под ними. Кошачье лицо его почему-то было совсем белым, даже веснушки пропали, а зеленые глаза рыскали повсюду с таким странным выражением, что Бенино счел своим долгом вежливо осведомиться:

– Послушай, любезный, а не ты ли убил моего друга Сервуса?

– Нет, не я, – отказался от сомнительной чести считаться убийцей малыш Гвидо, ни на миг не прекращая осмотра.

– А кто?

Философ и сам понимал, что вопрос сей глуп и пока несвоевремен, но не смог от него удержаться – больно уверенный вид был у этого мелкого белобрысого парня.

– Не знаю, уважаемый Бенино, не знаю... – последовал ответ.

Затем Гвидо встал, отряхнул руки.

– Я бы хотел поговорить с гостями, – мрачно сказал он. – Надеюсь, ты поможешь мне?

Бенино сморщился. Все хотят, чтоб он помог. Сначала Сервус, теперь малыш Гвидо... Впрочем, Сервусу он так и не успел помочь...

– Что я должен делать? – буркнул он, и не думая скрывать недовольство.

– Ничего особенного. Но если гость не захочет мне отвечать, ты его уговоришь.

– Что ж...

Оставив Ламберта наедине с холодеющим телом Сервуса Нарота, философ и Гвидо пошли вниз.

* * *

Казалось, это молчание сейчас взорвется, как вулкан. Хмурые лица, опущенные долу глаза, раздражающее шарканье ног под столом. Каждый (кроме самого убийцы, конечно) подозревал в преступлении сидящего рядом или напротив, все равно. Каждый думал, что и собственная его участь могла оказаться таковой: поди знай, что за сущность скрывается за приятной внешностью и обходительными манерами. Разве можно даже мысль, даже полмысли допустить, что в их прелестную тесную компанию коллекционеров затесался монстр, отродье злобного Бургана, для коего чужая жизнь не стоит и медной монеты. Вернее, стоит – камня Богини Судеб. Да, сие неоценимое сокровище, предмет вожделения не только знатоков, но и любого разумного человека, но убить ради обладания им? И не просто прохожего, а друга, приятеля, в глаза которого не раз смотрел, вместе с которым не раз смеялся, в конце концов, в доме которого считался гостем? Примерно такие размышления занимали сейчас этих людей, волею случая оказавшихся замешанными в страшном деле.

Гвидо, у нижней ступеньки обогнавший философа, быстрым шагом подошел к столу и уселся между Пеппо и Леонардасом. Бенино занял место против него, между толстяком Теренцо и Маршаллом.

– Прошу простить меня, друзья мои, – без обиняков начал младший из Деметриосов. – Я хочу задать вам всем по несколько вопросов. Если вы предпочтете любезность замкнутости и настороженности, вы ответите мне скоро и честно, что будет означать только одно: совесть ваша ничем не запятнана.

Столь витиеватой речи от малыша Гвидо никто не ожидал. Машинально кивнув ему, гости перевели взоры на философа, ожидая от него подтверждений сказанному.

– Да, – кивнул Бенино. – Пусть Гвидо Деметриос спрашивает, а мы будем отвечать.

– А кто наделил его такими полномочиями? – вдруг визгливо вопросил Заир Шах. – Кто? Уж не сам ли достопочтенный Сервус? Ха!

– Стыдно, – укорил его Маршалл. – Стыдно тебе, старик. Как неучтиво поминаешь ты о погибшем, да к тому же хозяине этого славного дома! Пусть юноша спрашивает, потерпим.

Юноша, коему недавно исполнилось уж двадцать восемь лет, благодарно посмотрел на тимита.

– Тем не менее я отвечу, – сказал он, улыбаясь. – Ты философ? неожиданно обратился он к Бенино.

– Да, – удивленно сказал тот. – А ты, Маршалл, купец?

– Купец, верно.

– Ты, Заир Шах, астролог?

– Ну, астролог, и что с того?

– А ты, Теренцо?

– Он знатного канталского рода, – ответила за все ещё молчащего супруга Лавиния. – Его дед был конюшим самого короля.

– Понятно. Так вот...

– А я – поэт, – встрял забытый Леонардас.

– Прекрасно. Так вот. А я – дознаватель. Правда, на службе я не состою, а занимаюсь делом сим сам по себе. Но, смею сказать, мои способности были неоднократно замечены, и однажды меня даже вызывали во дворец важного дворянина в Цинцероте! Там пропало золотое... А впрочем, это неважно. Думаю, теперь я могу спрашивать?

– Да можешь, можешь, – важно махнул костлявой рукой Леонардас. – Я слушаю.

Поскольку эганец сам назначил себя первым номером, Гвидо с него и начал.

– Скажи, любезнейший, что ты делал прошлым вечером после трапезы?

– Спать пошел, как и все.

– Ты лег сразу?

– Ну.

– Ты ничего не слыхал ночью?

– Ни звука.

– Ладно, теперь ты, – он повернул голову к Заир Шаху, не обращая внимания на тут же надувшегося Леонардаса, который намеревался всю беседу посвятить своей персоне. – И тебе такой вопрос: что ты делал после вечерней трапезы?

– Тоже пошел спать, – фыркая, сообщил старик. – И ночью я ничего не слыхал. Слава Садоку и пророку его Халему, а также светлому Лотту и гораздо менее светлому, я бы даже сказал, совсем темному Рузбону, сплю я крепко и без сновидений. Был как-то случай, когда я вдруг проснулся, но, помнится, лет этак пять назад...

– Я понял, – торопливо перебил болтливого Заир Шаха Гвидо и обратился к Маршаллу. – А ты? Что ты делал прошлым вечером?

– Увы, ничем не могу тебе помочь. Я тоже пошел спать и тоже совершенно ничего не слышал.

– И я, – вставил Пеппо, не дожидаясь вопроса.

– И мы, – тихо молвила прекрасная Лавиния, скользнув равнодушным взглядом по кошачьей мордочке дознавателя.

Кстати, решил Гвидо, надо присмотреться к ней повнимательней. Не так проста девица, как кажется. Во всей её хрупкости, во всем изяществе фигуры и лепки лица есть что-то ещё – какая-то сила, что ли. Пока он не умел разобрать, но надеялся впоследствии.

– Перейдем к другому вопросу. Скажи мне...

– Я! – бухнул Леонардас, видя, что дознаватель собирается обратиться к Маршаллу, как самому спокойному и рассудительному.

– Пусть ты, – согласился Гвидо. – Скажи, когда ты говорил с нашим любезным хозяином в последний раз?

– Да тогда же, на трапезе. Ты не присутствовал, но знаешь, наверное, что он рассказывал о Богине Судеб. Я поспорил с ним по поводу места рождения этого лала...

– Какого лала?

– Ну, украденного камня. Он называется лал – то есть рубин.

– Камень Богини Судеб и есть тот лал, о котором ты толкуешь?

– О, Митра! – разозлился эганец. – Конечно! Не изумруд же! – А после трапезы?

– А после трапезы я его не видал – Сервуса то есть.

– А голос его слышал?

– Нет, не слышал.

– А ты, Маршалл?

– И я, – тимит пожал плечами. – И вообще я с ним говорил только в хранилище, а за вечерней трапезой и словом не обмолвился. Не очень-то мне было интересно слушать сказки про Богиню Судеб – я и сам о ней все знаю, поэтому я молча доел лебединую гузку да ушел спать.

– Заир Шах?

– О чем мне с ним разговаривать?

– Ну, не знаю, о чем. Мало ли... Так говорил или нет?

– Нет! – выплюнул старый пень, злобно ощерившись.

– А ты, Теренцо?

Толстяк покачал головой, хотя и так было ясно, что он разговаривать ни с кем не мог: только нынешним днем завершался его обет молчания.

– Почему ты не задаешь вопросов Бенино Брассу? – Лавиния улыбнулась, смягчая смысл вопроса.

– Бенино мой помощник, и его я опрошу при случае.

– Отчего ж? – философ обиженно отвернулся от девушки, на кою перед тем глазел как на редкостный ордийский агат. – Я могу и сейчас ответить. Да, я говорил с Сервусом после вечерней трапезы. Он спросил, не готов ли я купить у него гранат – помните? он зовется Красным Отцом. Я сказал, что пока не готов, ибо заплатил лишку второму учителю моего Пеппо за дополнительные занятия по астрологии. Тогда Сервус засмеялся и укорил меня в лукавстве: мол, никакая лишка не сделает плюса или минуса в цене граната. Мол, он стоит так дорого, сколько не стоят все учителя в Багесе вместе взятые. Я признался, что у меня вовсе нет денег и просил его искать другого покупателя – вот и все.

– И он пошел к себе?

– Кажется, да. Я не видел.

– Пеппо, мальчик, – ласково спросил Гвидо юношу. – Ты не говорил с рыцарем после вечерней трапезы?

– Нет, не говорил. И голоса его не слышал.

– Итак, Сервус Нарот потолковал с Бенино о Красном Отце и ушел к себе... Более никто его не видел и никто с ним не говорил. Такова картина прошлого дня, друзья.

– А Ламберт? – робко заметил Пеппо.

– Да, конечно, я спрошу и Ламберта, но не теперь. Пусть печаль и тоска об ушедшем улягутся в груди его... – зеленые глаза дознавателя исполнились неизбывной грусти. Он не успел хорошо узнать благородного рыцаря, но старика ему и в самом деле было жаль.

– Послушай, – Маршалл перебил его настроение сильным чистым голосом своим. – А почему ты не спрашиваешь нас о кинжале, коим был заколот несчастный Сервус? Я, к примеру, кроме самоцветов коллекционирую оружие и смею уверить, неплохо в нем разбираюсь. В этом доме нет не только меча или ятагана, но даже иголки, незнакомой мне. А кинжала такого я ещё не видел.

– Верно! – подхватил Бенино. – Такого кинжала у Сервуса не было. Значит, убийца использовал свой!

– Я уверен в этом, – самодовольно согласился Леонардас.

– Ясно, свой, – подтвердил Маршалл.

– Так чей же это кинжал? – буркнул Заир Шах.

– Лумо Деметриоса... – тихо сказал Пеппо и опустил голову.

Глава шестая.

Дознание

Все замерли. В тишине в окно залетела муха и приземлилась на стол, дабы почистить лапки. Теренцо прихлопнул её жирной ладонью и этот неприятный звук послужил сигналом ко второй части беседы.

– Что ты сказал, милый? – тихо спросил Бенино, в упор глядя на брата.

– Я сказал, что этот кинжал принадлежит Лумо Деметриосу, – с отчаянием повторил юноша. – Я точно знаю.

– Откуда же? – Заир Шах был, как всегда, скептичен.

– Видел. Он ковырял им в зубах...

– В чьих зубах? – зарвался гнусный старикашка, но сразу опомнился, фыркнул и отвернул физиономию.

Пеппо не стал ему отвечать. Жалобно посмотрев на Бенино, он вздохнул и опустил голову. В глазах брата он не увидел понимания, и это его расстроило. Ведь он сам всегда говорил: "Будь честен. Будь честен всегда, во всем, и с каждым". Сейчас Пеппо следовал его совету и был честен, за что же такой суровый взгляд?

– Дорогой, Лумо Деметриос мог ковырять в зубах любым другим кинжалом.

– Но, Бенино, – воскликнул Пеппо, чуть не плача. – Ты же знаешь, что я не ошибаюсь! Рукоять того кинжала была усыпана алмазной крошкой и покрыта каким-то прозрачным веществом – точно так, как у кинжала в спине... в спине Сервуса...

– Мальчик прав, – мрачно сказал Гвидо, хмуря белесые брови. – Это действительно кинжал Лумо, я тоже узнал его...

– Так что ж тогда ты мучаешь нас? – удивленно произнес Леонардас. Зачем ты задаешь эти глупые вопросы, если знаешь сам, что Сервуса убил твой братец? Кстати, где он?

– Фи, Леонардас, – поморщился философ. – Как ты можешь говорить с такой уверенностью? Я не думаю, что Лумо способен на хладнокровное убийство, а кинжал – ещё не доказательство.

– Доказательство, – все так же мрачно пробурчал Гвидо. – Но одного доказательства мало – надо, чтоб Лумо сам признался...

– А если он не захочет признаваться? – Заир Шах с превосходством оглядел остальных гостей. – С чего бы ему признаваться? И вообще, где он? Где твой Лумо? Тьфу ты, какая глупость! Прошу тебя, мой маленький друг, оставь свои вопросы и позволь нам разойтись по комнатам. Всем необходимо отдохнуть.

Маленький друг Заир Шаха покорно кивнул, при этом зеленые кошачьи глаза его блеснули чуть раздраженно. Пеппо понял: он желал продолжать, но не смел, ибо главным подозреваемым считался его родственник.

– Но все-таки где же Лумо? – Маршалл был, казалось, встревожен. – Не сердись, Гвидо, но его исчезновение и есть лучшее доказательство причастности. Тебе-то он сообщал, что хочет уехать?

Младший Деметриос отрицательно покачал головой.

– Ну, вот видишь... – расстроенно пробормотал тимит.

Снова наступила пауза. Пеппо готов был провалиться сквозь землю, потому что чувствовал себя виновником того, что произошло. Он тоже не мог поверить в то, что добродушный белый медведь оказался способен убить рыцаря из-за какого-то камня, пусть даже и ужасно дорогого и красивого. Но правда есть правда, и промолчать он тоже не мог.

– У меня есть план, – вдруг сказал Бенино, обводя взглядом всех присутствующих. – И, думается, недурной.

– Ну-ну? – с любопытством вытянул длинную шею Леонардас.

– Первое: до выяснения причины смерти Сервуса никто из нас не должен покидать этот дом. То есть, конечно, можно гулять и прочее, но из Лидии уезжать нельзя. Абстрагируясь от несчастного Лумо, представим, что сбежать вполне может убийца. Я далек от того, чтобы подозревать всех. В общем, я никого и не подозреваю. Но все мы обязаны быть в равном положении. Согласны?

Судя по вытянувшимся физиономиям собравшихся, они были отнюдь не согласны, но высказать неодобрение не решались.

– Второе: мы – я и Гвидо – будем искать Лумо, а заодно (надеясь на счастливый случай) Лал Богини Судеб, и оставляем за собой право в любое время обратиться к любому из вас с любым вопросом. Прошу не противоречить мне. В конце концов, если вы невиновны, вас должно только радовать то, что мы пытаемся снять с вас подозрения.

Гости уныло кивнули. Бенино был, как обычно, убедителен.

– И третье: почему бы убийце не признаться? Прямо сейчас – и тогда мы вместе подумаем, что делать. Но украденный камень тогда, ясно, придется вернуть, ведь у Сервуса есть наследник...

– Кто? – разом выдохнули Заир Шах и Леонардас.

– Я, – скромно ответил Бенино.

* * *

Пеппо смотрел на брата, широко раскрыв рот. Пожалуй, и в детстве он не выказывал так явно своего изумления. Даже он, его родной и самый любимый, ничего не знал! Бенино – наследник Сервуса Нарота! Богача, который мог бы купить всю Лидию и кусочек соседнего Тима впридачу!

– Это меняет дело, достопочтенный философ, – сухо произнес Маршалл. Пусть первый подозреваемый Лумо Деметриос – ибо сбежал, но второй уж всяко ты.

– Зачем бы я стал тогда красть Лал Богини Судеб? – обиделся Бенино. Он и так бы принадлежал мне.

– Кто ж тебя знает, – ядовито ухмыльнулся Заир Шах. – Может, вступишь в наследование, да через пару лун и обнаружишь где-нибудь в саду под персиковым деревом сие сокровище.

– Почему под персиковым деревом? – философ был явно растерян, а потому не так сообразителен, как всегда.

– Подумать только, какое состояние! – добавил яду придурковатый эганец. – Ради него десяток лучших друзей укокошишь!

– Вздор! – Бенино, наконец, пришел в себя. – Я не стал бы убивать Сервуса за все золото мира! И никого бы не стал убивать. Это не в моем вкусе.

– А что в твоем вкусе, позволь узнать? – не успокаивался Заир Шах. Просто украсть сокровище?

– Хватит!

Резкий голос Гвидо оборвал перепалку.

– Хватит... – уже тише повторил он. – Не стоит обвинять друг друга так можно далеко зайти и тогда история кончится плохо.

– Куда хуже... – проворчал Заир Шах.

– Послушай, уважаемый Гвидо, – снова подал голос тимит. – А ты-то сам как думаешь, кто его убил?

– Не знаю, – медленно покачал головой дознаватель. – Но уверен... Вернее, почти уверен, что не Лумо. И – не Бенино.

– Кто ж тогда? Может, я?

Маршалл хохотнул, но глаза его смотрели на Гвидо вопросительно.

– Может, и ты, – легко ответил тот. – Пока не знаю. Но обязательно узнаю, дайте срок.