Текст книги "Зеленые яблочки (СИ)"

Автор книги: Татьяна Хрисанфова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 3

Метель занесла не только хутор. Деревня тоже утонула в сугробах. На занесенной дороге, изредка, можно было увидеть запряженные сани или идущего человека. Обиходив хозяйство, все стремились в теплую хату, поближе к печке. Семейным людям только и остается – в стужу дома сидеть. То ли дело – молодежь! Никакая теплая печка не может удержать на месте. К вечеру, несмотря на мороз и вьюгу, девки и парни, вприпрыжку бежали на посиделки в дом Августины. Там всегда было весело. Неразлучные Никита и Егор, подходя к дому Августины, видели в окно, освещенное керосиновой лампой, собравшихся.

– Эх, сейчас Федора в картишки обнесу! – потирал руки беззаботный Никита, в предвкушении выигрыша у увальня Федора. Они ввалились в комнату, принеся с собой свежий морозный воздух, моментально охвативший холодом сидевших с краю лавки.

– Быстрее двери закрывайте! – заверещали девчата, притворно поеживаясь.

– Не бойтесь, девки, не замерзнете, – тут же пообещал Никита, – а тех, что замерзнут, согрею. Быстро сняв полушубок, подсел на край лавки и приобнял сидевшую там девушку. Та отбивалась, но не слишком усердно. Кто же Никиту всерьез принимает? Он со всеми девками так: не может пройти, не прислонившись. Егор оглядывал собравшихся. Никто не подозревал о его тайной надежде увидеть снова зеленоглазую девчонку с хутора. Не давала она ему покоя. Казалось бы: чего в ней особенного? По деревенским понятиям, так очень уж худая, где такой справиться с хозяйством, а дети опять же пойдут? Но Егор не мог думать о предназначении женщины в семье, о нелегкой ее доле. Ему хотелось снова ощутить запах, исходящий от ее волос. Пахло от них степным чабрецом. Егор точно помнил. «Надо же, – думал он, – зимой чабрецом пахнет». Ему и невдомек было, что Даша с бабкой Авдотьей сушат травы по весне, а потом полощут волосы в разных отварах. Но напрасно он бросал украдкой взгляды. Даши на посиделках не оказалось. Разочарованный, он уселся за стол наблюдать за играющими. Никите, как всегда, везло. Он весело отсчитывал щелбаны Федору, нос которого и без того распух и стал лиловым. Никита, оторвавшись от увлекательного занятия, обратил свой взор на друга.

– Ты чего кислый такой? Ну-ка, Федька, раскинь и Егорухе тож, – приказал он.

– Не буду я, – отнекивался Егор, – не с нашим везением.

– Эт точно! – довольно засмеялся Никита и поглядел на красноносого Федора, – со мной нечего и связываться.

Взгляды Егора не остались без внимания. Не он один был разочарован в этот вечер. Сын лавочника, Алексей, высокий, симпатичный парень, щегольски одетый в голубую сатиновую косоворотку, тоже ожидал прихода хуторских. И хоть Даша никогда не обращала на него внимания, он тешил себя надеждой.

А почему бы и нет? Родители у Дашки – не босяки какие. Да и отец возражать не будет против такой родни. А что щупловата, так у них есть кому работать. А в лавке посидеть сможет. Наоборот, будут люди чаще ходить. Дашка вон какая красивая. Сколько парней на нее заглядывается. «Вот с годок еще подожду, да и зашлю сватов» – рассуждал Алексей. Он не раз пытался завладеть Дашиным вниманием. Но та со смехом отвергала его ухаживания в виде поднесения розовых пряников, сравниваемых с ее щечками, или разноцветных леденцов, предположительно таких же сладких, как ее губки. Все знаки внимания Даша неизменно отдавала подругам, никогда не пробуя сама. Алексея обижало такое ее отношение. Ведь любая деревенская девка за честь посчитала бы, только глянь на нее сынок лавочника. А эта кобенится. Для себя Алексей решил, что не даст никому другому за Дашу посвататься.

* * *

Даша грустно глядела в окно. Там, насколько хватало взгляда, неизменно сиял синеватый снег. Сидеть дома надоело. Любимая подружка вон как далеко, а так хочется посекретничать с ней. Бабка Авдотья исподтишка бросала взгляды на любимую внучку.

– Глашке что! – вздохнула Даша, – на посиделки недалеко ходить. Да и людей в деревне полно. Новости деревенские все знает. А тут: прядешь, да вяжешь целый день. Даже в окно одну степь видно.

– Их-х-х, девка, – бабка Авдотья ладошкой остановила колесо прялки. – Нашла об чем горевать! Увидишь свою подружку. Нашепчетесь еще.

Внучка промолчала, а бабка начала вспоминать времена, когда была она матушкой Авдотьей. Как почтительно с ней здоровались прихожане, какие она носила наряды. Она и сейчас любила приодеться, приучала и Дашу не ходить в чем попало. Наряды они шили вместе. Бабка была мастерица. Но внучке надоели и бабкины рассказы, и молчащий дед у печки, перебиравший старые газеты. Хорошо хоть, мать во дворе возится, а то нашла бы неотложные дела. Уж такая она: не даст посидеть без дела, если где соринку узрит, заставляет мести полы. А так хотелось расспросить Глашку о том парне с голубыми глазами. В деревне, поди, все друг о друге знают. Вот и рассказала бы подруга о нем. Странный он какой то. Рассматривал ее так, словно не видел никогда. В деревне не принято пристальное внимание. Да и чего в ней диковинного? В окно Даша заметила, как подъехал к их хате Харитон на запряженном в сани коне. Он высадил из саней Анютку и теперь они вместе шли по дорожке.

– Харитон Нюрку к нам ведет, – сообщила Даша новость домочадцам.

– В деревню собрался, – переступила через порог Катерина, возвращаясь со двора, – хочет чтобы мы Нюрку доглядели.

Мысль матери о том, что Харитон едет в деревню, заставила сердце забиться быстрее.

– Мамань, разреши мне с Харитоном, – она умоляюще смотрела на мать. Та нахмурила брови, что означало большую озабоченность. Но находившийся тут же отец, поддержал любимую дочь:

– Пусть поедет, поди по подружкам соскучилась. Ей на хуторе и поговорить не с кем. Чай бабка Авдотья не заменит Глашку-тараторку!

Замечание мужа об одиночестве дочери подействовало на строгую женщину.

– Только с Харитоном и обратно, – решительно произнесла она.

– Я к Маринке загляну, c Глашкой поболтаю и домой, – обещала Даша, натягивая свою беличью шубку.

Харитон, как и догадалась Катерина, привел Анютку, чтобы оставить до вечера. Как стемнеет, он рассчитывал вернуться из деревни. Увидев одетую подружку, девочка была разочарована. Она согласилась пойти к соседям, только в надежде, что взрослая подружка сошьет наряд ее Маньке. Теперь кукла, находящаяся в ее руках, начала слегка подрагивать. Хозяйка ее уже не хотела оставаться с теткой Катериной, которую побаивалась. На помощь пришел кот Кисель, потеревшись о ее ноги. Она взяла его на руки и стала гладить. Чему кот был несказанно рад. Ведь, кроме Даши, никто не гладил его черную шерстку.

Девушка умоляюще смотрела на Харитона: я с тобой, ладно?

– Поехали, места в санях хватит, – не возражал Харитон. Он закутал ее в огромный овчинный тулуп и дернул вожжи. Дорога недальняя, но в такой мороз казалось, что конца ей не будет. Харитон успел рассказать, зачем едет в деревню. Мать его приболела, и сидеть с Ваняткой было некому. Вот и надо срочно привезти того домой. С Нюркой доглядят за малым. Несмотря на тяжелый тулуп, Даша успела промерзнуть и сидела, молча слушая соседа. Тот даже обернулся на свою спутницу: ты часом не замерзла?

– Немножко, – пискляво отозвалась Даша.

– Эх, Васька, пошевелись! Боюсь, не довезем молодку, – Харитон слегка взмахнул кнутом в воздухе.

Конь вздрогнул от неожиданности и побежал быстрее. По малолюдной улице они подъехали к дому матери Харитона. Даша встала на затекшие ноги.

– Харитон, я у Глашки буду, – предупредила она.

Тот согласно кивнул и направился в дом. Даша же поспешила через улицу. Прежде, чем идти к подруге, она направилась к одиноко стоящей на окраине деревни хате. Постучав, она сразу распахнула двери, не ожидая приглашения. На нее пахнуло кислым, застоявшимся воздухом. Огромная русская печь, занимавшая половину комнаты, щерилась немазаными кирпичами, на деревянном столе стояла немытая посуда. Даша поморщилась, глядя на беспорядок, но на уборку сегодня не было времени. Вместо кровати или полатей, во многих избах находящихся в переднем углу, у печки стоял плохо струганный ящик на невысоких табуретках. Даша, не снимая шубы, направилась к ящику. Оттуда, навстречу ей, поднялось бледное, улыбающееся женское лицо. То, что это была женщина, можно было догадаться по повязанному платку. Ничего больше нельзя было разглядеть под накиданными тряпками. Она радостно улыбалась Даше. Та, расстегнув шубку, и подойдя поближе, помогла ей сесть в ящике.

– Здравствуй, Марина, – ласково произнесла Даша. Было видно что она рада этой встрече. Девушка развернула узелок со сдобными пышками. – Я тебе пышек любимых привезла, – сообщила она.

Марина, зашевелилась устраиваясь поудобнее. Растягивая слова, обиженно сказала:

– Я те-бя да-в-но жду.

– Так метель какая была, – оправдывалась Даша, – дороги занесло, не пройти.

– Мне го-вор-и-л отец, – согласно закивала женщина.

– Я не надолго, Мариш, – Даша виновато глянула на подругу. – С Харитоном приехала. Он у матери сейчас, а я еще хочу Глашку навестить. Ты не скучай, – Даша заметила потухший взгляд, – я приду одна в деревню, покажу тебе кружева, а еще расскажу тебе кое-что, – она загадочно улыбнулась, и помахала рукой на прощанье. В сенцах она столкнулась с отцом Марины, нелюдимым мужиком, которого боялась, как и все в деревне. Не любил он непрошеных гостей, сам не ходил ни к кому. В деревне появлялся только на общем сходе, да и то не всегда. Он и без указаний мог выбрать себе участок для сенокоса, а новости его мало интересовали. Жил он бобылем после смерти жены. Умерла она в родах, оставив ему дочь. Когда жена испустила дух, бабка-повитуха принесла показать младенца. Увидев его, мужик утратил дар речи и с тех пор стал нелюдимым. Повитуха успокаивала его: подожди, может не выживет еще. Новоявленный отец молча строгал доски. Сколотил он ящик, похожий на гроб, но доски пилить не стал. Как были в длину, так и оставил. Его начали укорять: мол, что же ты делаешь, размер бы надо укоротить. На что тот коротко ответил: а вдруг выживет? Девочка выжила, да так и осталась жить в том ящике. Ходить она не умела, и говорила плохо, тянула слова. Ухаживала за ней бабушка. Назвал отец ее Мариной. Так и жила она в ящике, словно в лодке плыла.

Когда исполнилось Маришке, как все в деревне ее называли, лет шесть, попросилась к ним на ночлег нищенка, облюбовав крайнюю хату. Переночевала, да и осталась пожить. Прожила два года, научила калеку вязать кружева крючком. Та быстро разобралась в кружевоплетении. Даже сама придумывала затейливые узоры. Нищенка давно ушла дальше, уже выветрилась и память о ней. А кружева, связанные Маришкой-кружевницей, славились на всю округу. Однажды бабка Авдотья, заметив тягу Даши к вязанию, отвела ее в деревню к Марине. Даша, поначалу, ни в какую не хотела даже подойти к непонятному существу, выглядывавшему из ящика. Но Маришка, кое-как поднявшись, протянула в худой руке кружева. Даша заворожено смотрела на рукотворное чудо, недоверчиво косясь на скелет в платочке, как для себя определила она кружевницу. Необычные кружева, каких в деревне никто не вязал, заворожили Дашу. Бабка Авдотья подтолкнула ее к ящику, и девочка осмелела. Она взяла кружево из рук Марины и уселась рядом. С тех пор Даша зачастила в хату на окраине села. Хоть и была Маришка старше ее, но возраст не стал помехой для дружбы. Маришка привязалась к доброй девчушке и с нетерпением ожидала ее прихода. Она не делала тайны из своих способностей, показывая усердной ученице, как правильно держать крючок, набирать петли. Даша оказалась способной и после занятий в школе бежала на край деревни. После окончания начальной школы она все равно ходила в деревню к Маришке. Они всегда были рады друг дружке. Маришка радовалась появлению Даши даже больше, чем приносимым ей гостинцам. Всегда придирчиво оглядывала вывязанные ею кружева. Иногда неодобрительно хмурила брови. Даша краснела за свои неудачи. Но с каждым годом улыбок Маришки при разглядывании кружев становилось все больше. Так сложилось, что близких подруг у Даши оказалось целых две. И обоим она доверяла все свои нехитрые тайны.

* * *

– Раздевайся скорее, замерзла поди, – хлопотала около нее тетка Шура, мать Глашки. – Мы, как раз полдничать собрались, давай за стол сразу, – она вешала на гвоздь протянутую шубу. Даша не стала отнекиваться. Так уж повелось, что в семье подруги ее принимали, как еще одну дочь. Да и сама она чувствовала себя гораздо свободнее, чем дома рядом с матерью, с ее постоянно наводимым идеальным порядком.

Глашка хитро улыбалась, поглядывая на подругу. Отобедав, подружки уединились в горнице. Присев у окна, обсуждали деревенские новости. Подруга начала разговор издалека, рассказала о недавно обморозившемся мужике.

– Да живой остался, – тараторила Глашка, – оттерли его. Руки только почернели. Так пьяный же был. Поди трезвый совсем окочурился бы…

Но, увидев, что Даша слушает ее рассеянно, Глашка сменила тему.

– Ты Егора помнишь? – зашептала она, – Того, который с действительной пришел?… На него Паранька глаз положила… – она умолкла, лукаво посмотрев на Дашу. У той явно испортилось настроение.

– Да? – рассеянно спросила она, – он ее провожает? – Даше вдруг захотелось домой, встреча с подружкой стала в тягость. Ей показалось, что та радуется за Парашку.

– Вот ты глупая! Да Егор каждый вечер глазами шарит, ищет кого-то, – хитро прищурилась Глашка.

У Даши отлегло от сердца. Она с надеждой посмотрела на Глашку:

– Ты не обманываешь?

– А ты приходи к Августине, сама увидишь.

В это время в окно постучали:

– Дашка у вас? – Харитон нарушил их тайную беседу. Даша с неохотой уходила от подруги, ей хотелось еще услышать о том парне, поделиться своими ощущениями. Харитон усадил ее рядом с обрадованным Ваняткой. Тот улыбался: Даша моя.

Даша тоже была рада ребенку. Она укутывала его, прижимала к себе.

– Давай поближе, теплее будет, – приговаривала Даша, укрывая Ванятку полой тулупа. Харитон, глядя на них, горько улыбнулся:

– Ты погляди, Дашка, он к тебе, как к матери родной ластится. Даша поцеловала малыша в румяную от мороза щеку: «А мы с ним любим друг друга. Правда, Ванюш?» Тот согласно кивал. Обратная дорога не казалась длинной. От прижавшегося Ванятки исходило уютное тепло, пахло молоком и Даша распахнула тулуп, не замечая мороза. От сознания того, что она тоже кому-то нравится, становилось радостнее на душе. Она нравится тому взрослому неулыбчивому парню…

Глава 4

Кто будет утверждать, что любовь приходит весной? Что распускающиеся цветы, зеленая травка, теплый нежный ветерок заставляют кровь пульсировать быстрее? Заставляют особ обоего пола обращать внимание друг на друга? А холодная зима заставляет только кутать носы в теплые воротники? Может так и есть на самом деле, но только любовь считает иначе. Приходит она совсем неожиданно. Разве кто-нибудь знает, что вот завтра непременно влюбится? И как понять, что ты влюблен? Кто может рассказать: какая она, любовь? Для каждого она особенная. До сих пор Даша любила только родителей, братьев, подруг. Но это было другое чувство. Даша никогда не ревновала свою мать к братьям, хотя мать и выделяла младшего. А сейчас она мучительно переживала сообщенные подругой новости. Почему так бывает? Парень, понравившийся ей, нравится и мельниковой дочке? А вдруг Паранька ему нравится? Может он и провожает ее? Она, Даша, сидит на своем хуторе, а соперница пользуется тем, что каждый день видит его.

– Мамань, можно сегодня в деревню? – услышала Даша голос брата Ивана. Они сидели на печи с Анюткой и Ваняткой. Даша шила обещанную юбку для куклы Маньки. Катерина, как всегда, была недовольна приходом ребятишек. Против них самих она ничего не имела. Считала, что грех не покормить сирот. Но на Дашу она ворчала: они к тебе словно прилипли. Не привечай их. Вдруг Харитон женится – трудно им будет привыкнуть к мачехе.

Дашу не заботили последствия детской привязанности. «Ну что тут такого? – считала она, – я им просто подружка». Вот и теперь Даша уединилась с детьми подальше от осуждающих глаз матери. Она вполуха прислушивалась к нудящему голосу брата.

– И так взаперти на хуторе сидим, – нудил Иван, – Все друзья – в деревне.

– Вы с Лукой пойдете, а там и сестра захочет, – не соглашалась мать. – Весны дождитесь, по-теплому и будете шастать.

– Так весна когда еще… – взвыл Иван. – Дашка пусть идет, мы за ней приглядим. А собаки нас охранять будут, – не сдавался он.

– Даш, а принц, он какой? – спрашивал любопытный Ванятка.

– Принц-то? – Даша затаила дыхание, ожидая ответа матери.

– Идите, только не долго, – уступила, наконец-то, Катерина. Обрадованная Даша старалась придумать образ сказочного принца. Перед глазами всплыл образ светловолосого парня с голубыми глазами. – Принц, он красивый, – улыбнулась девушка.

Веселой ватагой, сопровождаемые двумя огромными молодыми кобелями, Даша с братьями подходили к деревне. Собаки, Валяй да Окаянный, то забегали далеко вперед, то подбегали к своим молодым хозяевам, пытаясь свалить их с ног. И только грозные окрики Луки сдерживали их радостные порывы. В деревне вечеряли. Сквозь щели в закрытых ставнях мерцали тусклые огоньки. И только окна в хате Августины призывно светились. Собравшиеся парни уже играли за столом в «очко». Девки шушукались на лавке. На пришедших с хутора обернулись всего несколько голов. Нестройно посыпались приветствия. За столом шла нешуточная игра. Никите сегодня явно не везло. Настроение у него было слегка подпорчено. Сидел он молча, созерцая свои карты. Лишь две пары глаз одновременно оторвались от стола и украдкой посмотрели на раскрасневшуюся с мороза Дашу. Вид ее зажег надежду в синих и карих глазах. Но, когда взгляды, оторвавшись от девушки, встретились, в одном из них промелькнула угроза.

Никита опять получал щелбаны. Его всегдашний оппонент Федька радостно потирал руки и с пристрастием лупил картами но носу Никиты так, что у того выступили слезы на глазах.

– Не все коту сметанку лизать, – приговаривал Федька, мстительно, с оттяжкой, щелкая картами по багровевшему носу.

Никита, наконец, не выдержал. Он выдернул карты из Федькиных потных рук и в сердцах бросил их под стол. Парни захохотали над такой дерзостью.

– Все! Не играю больше! Злые вы! – забыв про собственные недавние щелбаны, отпускаемые тому же Федьке, Никита подался из-за стола. Он без интереса заглядывал со спины в карты игроков. Наконец, заскучав от бездействия и невнимания к своей персоне, он, оглядев сидящих, бросил:

– А чего, мужики? Айда на санках покатаемся? Девки засиделись, гляжу!

Предложение всем понравилось. Послышались крики одобрения. После метели на улице потеплело. Да и сидеть дома всем надоело. Парни и девки вскакивали с насиженных мест, суетились в поисках своих шубеек, вытаскивая их из-под других, кучей сваленных на сундуке. Толкаясь, парни вываливались из дверей и, наперегонки, спешили на улицу. Надо было обежать соседские подворья в поисках санок, да не наткнуться на хозяев.

– Айда, девки! – Никита не мог устоять на месте. – Наташка, Грунька, кобылы здоровые, поворачивайтесь. Сидят, как старухи-вековухи. Дунька! Бегом на улицу. Какие девки неповоротливые! – Никиту распирало от желания всех растормошить.

– Дашка, Глашка, вы чего, словно на насесте сидите? – он подскочил к шепчущимся подружкам. Глашка вскочила и замахнулась, пытаясь достать Никиту, – «ишь ты, черт шебутной, никому покоя не дает!».

– А то, – улыбался Никита, – Дашуха, а тебе братья не разрешают? – подколол он сидящую девушку.

Напоминание о братьях возымело свое действие. Даша молча встала и направилась к сундуку. Она считала, что братья чересчур опекают ее своими бесконечными заботами. Ей вот-вот исполнится семнадцать, а они, как привязанные, ходят за ней. Вышедшие раньше ребята уже тащили деревянные санки из ближних подворий. Такие имелись в каждом дворе. На них возили в дом солому, кизяк для печки, корм скотине. Девчата рассаживались на предлагаемые парнями сани, а парни, вприпрыжку, уже тащили их за веревки к крутой горке, с которой с давних пор каталась молодежь. Даша не успела опомниться, как чьи-то руки уже усаживали ее на деревянные сани. Улыбающийся Егор подмигнул ей: ну что, Дарья Михайловна, прокатимся? Даша, не веря своим глазам, молча кивнула, не в силах произнести хоть слово от неожиданности. Егор мгновенно домчал легкие санки до вершины горы. Напрасно Парашка отвергла предлагаемые Никитой добытые у соседей легкие саночки. Напрасно взгляд ее искал в темноте знакомый силуэт.

– Эх, с ветерком! – Егор направил сани вниз с горы. Ногами он придерживал их ускоряющийся бег, стремясь отгородиться от соседних, мчащихся рядом. Девчата на других санях визжали от восторга. Даша сидела молча, уцепившись обеими руками в тулуп Егора. Он направлял сани в сторону от накатанной колеи, туда, где было совсем безлюдно. Санки неожиданно вильнули, наскочили на небольшой бугорок и опрокинулись, вытряхнув седоков. Даша отскочила от Егора и теперь барахталась в сугробе. Девушку обуял неудержимый смех, и она никак не могла подняться. Егор вскочил и сразу кинулся Даше на помощь. Он ухватил Дашину руку и потянул ее на себя. Девушка поднялась на ноги, лицо ее оказалось совсем близко от лица Егора. Она успела увидеть голубые, сияющие глаза и тут же почувствовала прикосновение его губ. Было это так неожиданно, и так нежны были его чуть обветренные губы, что Даша вздрогнула. Егор тут же отстранил свое лицо.

– Ты чего? – тревожно спросил он.

Лицо девушки запылало от его прикосновения. Егор увидел этот румянец и все понял.

– Ты до этого ни с кем не целовалась? – улыбнулся он понимающе.

– Да нет, да… Нет, не целовалась, – призналась вконец растерянная Даша.

Волна нежности захлестнула Егора:

– Ты такая, такая… – он не мог найти слов для сравнения.

– Какая? – прошептала она.

– Необыкновенная!

Он притянул Дашу к себе и, заглянув в ее глаза, прочитал, что она тоже ждет поцелуя. Его губы прижимались к ее еще не привыкшим к поцелуям, но не сопротивляющимся нежным губам. И пахло опять степным чабрецом. И загадочно смотрели на них древние, как мир, звезды, столько повидавшие на своем бесконечном веку. Сколько целующихся пар наблюдали они под своим мерцающим светом. И каждой влюбленной паре казалось, что они – единственные под этими звездами. Единственными во всей вселенной чувствовали себя сейчас Егор и Даша. Забыв обо всех, они целовались и не могли отпустить друг друга. Сколько длился этот первый поцелуй, ни один из них не мог бы сказать. Наконец Егор оторвался от ласковых губ. Даша с удивлением смотрела на него. Неужели это происходило с ней?

– Сестра! Сестра! – услышали они голос Луки. В поисках сестры, Лука и Иван спускались с горки.

– Да здесь я, – недовольно отозвалась Даша. Братья остановились посреди горки:

– Поднимайся, домой пойдем.

Даша медленно брела наверх. Терпеливо ожидающие братья, встали по обе стороны от нее. И Даша, словно под конвоем, пошла между ними. Оглянуться на Егора девушка не решилась. И лишь когда они выходили из деревни, Даша, чуть не плача, выговаривала братьям.

– Что вы, в самом деле, как привязанные за мной ходите? Шагу без вас ступить нельзя. Взрослая я давно, взрослая! Обойдусь без вас. – в голосе ее слышались слезы. Озадаченные, братья шагали рядом, не понимая, чем так не угодили любимой сестре. Ведь сама просила не отходить от нее, говорила, что Алешка проходу не дает. А теперь чуть не плачет. Даже Валяй с Окаянным присмирели, поведение молодых хозяев было необычным. Не визжала молодая хозяйка, не кидали снег братья. Понуро они брели по степи.

– Даш, ты скажи, что мы не так сделали? – допытывался Иван. Даша молчала. Но братья чувствовали: изменилась сестра, появилась у нее какая-то тайна. И не хочет она никому об этом рассказывать. Лука почувствовал ее состояние:

– Даш, ты случаем не влюбилась? – предположил он.

– Вот дурак, – Даша ускорила шаг.

Братья понимающе переглянулись. Оставалось только узнать, кто же тот счастливчик, которого выбрала их единственная сестра?

Егор растерянно смотрел вслед удаляющейся Даше. Он надеялся, что она оглянется. Но она шагала в окружении братьев, опустив голову. Егора обидело ее невнимание. Словно не ее сейчас он целовал вот здесь. Может, он ошибся в ее чувствах? Егор медленно поднимался на горку, когда вездесущий друг окликнул его:

– Забрала тебя холера, – посмеивался Никита, хитро поглядывая на друга.

– О чем ты? – Егор не хотел показывать, что сразу понял, о ком речь.

– Да вон – Дашка Данилова, – усмехнулся Никита.

– Скажешь тоже, – не сдавался Егор, – Чего в ней особенного?

– Есть значит чего, раз пол-деревни по ней сохнет, – не унимался Никита.

– И ты тоже?

– Мне там ловить нечего. Парень я практичный, за Парашкой ухаживать буду, за ней мельницу отдадут. А эту видал, как сторожат – кобели одни чего стоят, – ухмыльнулся Никита. От слов друга на душе у Егора стало спокойнее, значит Даша просто стеснялась своих братьев. Будет опять вечер и опять он улучит момент, чтобы оказаться рядом с ней.