Текст книги "Не могу тебя забыть"

Автор книги: Татьяна Алюшина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

ИЛЬЯ

Наверное, все на земле, в том числе и душа человека, работает по законам физики. Загоняемые годами вглубь желания, мечты, привычка жить, ничего себе не разрешая, запрещенные счастье, любовь однажды вырвутся наружу, даже если с каждой новой встречей, взглядом, разговором ты будешь только усиливать контроль и запреты, рано или поздно сила внутреннего давления сыграет с тобой нехорошую шутку.

С огромной силой сдерживающая пружина дрогнет и разожмется, сметая все на своем пути!

Так в тот вечер, сметая все резоны, все мыслимые и немыслимые запреты, не подчиняясь больше никаким приказам, в Илье рванулось на свободу его неистовая любовь к этой девочке, темная и вместе с тем светлая страсть!

Он целовал ее со всей страстностью и любовью, накопившейся за эти годы, он с ума сходил от чувств и ощущений, вспыхнувших в нем как пожар, заполняя разум, волю, тело!

Все! Назад дороги нет!

Остановиться, загнать внутрь вырвавшееся необузданное, слепящее желание он уже не смог бы. Даже высшие силы не смогли бы сейчас его остановить!

Здесь, в эту минуту, в этой единственно реальной действительности, он, наконец, приобретал ее!

Юльку, своего огненного Рыжика, свою единственную Женщину!

Каким-то непонятным образом он мог еще что-то думать, знать, понимать обостренным восприятием, настроенным на нее. И это знание подсказывало: нет, не здесь, не на диване, тем более не на полу, – только в кровати! В его кровати!

Он не помнил, как он принес ее в свою спальню, как раздел ее и разделся сам, ясность ощущений и сознания вернулась к нему, когда он медленно уложил ее голую на кровать и целовал всю, через губы впитывая ее тело.

Юлька ничего не говорила, но всей своей рыжей яростной натурой рвалась к нему навстречу!

Он чувствовал, он все чувствовал, до нюансов, до миллиметров, до микронов времени, ставшего материальным.

Первый раз он брал ее медленно, неторопливо, не отводя взгляда от ее бирюзовых глаз, не обращая внимания на то, что все в нем рвалось вперед и требовало: быстрее, быстрее! Эта мучительная медлительность и нежность была единственно правильной и пристрелила его в конце, на вершине, куда они попали вместе.

Оказалось, что он у нее первый мужчина, и Илья сатанел от мужского самодовольства и радости. Он не выпускал ее из рук ни на секунду, не давал заснуть ни ей, ни себе.

Нельзя спать! Спать – это воровать у того времени, которое им отвел и даровал кто-то сверху. Наверное, Господь!

Он прижимал ее к себе, смотрел в глаза, что-то рассказывал шепотом, она отвечала, смеялась и… плакала.

Слезы текли у нее сами собой, от счастья, он точно знал, что от счастья, сейчас он все про нее знал, и он сцеловывал с ее щек слезы, целовал ее лицо и снова брал.

И еще раз и еще!

Сколько мог, улетая черт знает куда, одуревая от того, как это прекрасно!

Они все-таки уснули под утро, когда уже светало, в одно мгновение, как выключились.

ЮЛЯ

Юлька проснулась с ощущением такого глубокого, невероятного счастья и покоя! И музыки! В ней звучала какая-то мелодия, радостная, праздничная, – мексиканские гитары и скрипки!

В первые секунды она не поняла, почему это чувствует, может, она еще спит и ей снится счастье? И через мгновение она вспомнила все!

Илья!!

Юлька открыла глаза и посмотрела на него. Он спал на боку, лицом к ней. Одной рукой обнимая ее за плечи, другой за талию, не отпуская ее и в бессознательном состоянии.

И улыбался во сне.

Юлька смотрела на него, и музыка, звучащая внутри, становилась громкой, чистой, вызывала теплый трепет в груди.

Ей захотелось немедленно его разбудить – пусть будет с ней наяву, а не в своих снах!

Она перевернула его на спину, улеглась сверху, сложив руки у него на груди. Илья открыл глаза и посмотрел на нее. Счастливым, неверящим, ошеломленным взглядом!

Юлька улыбалась ему, и ей казалось, что они находятся в центре теплого весеннего солнца и все пространство вокруг них освещено ярким переливающимся светом!

Но по мере возвращения к действительности выражение его глаз стало стремительно меняться.

«Нет! – отказалась верить Юлька. – Нет! Только не это!! Не делай этого с нами!» – взмолилась она.

Что-то неотвратимое, черное, неизбежное надвигалось на них, она чувствовала это всем своим существом! Теплое весеннее солнце, осветившее их, превратилось в беспощадный раскаленный шар, оно сжигало все, что согревало за минуту до этого, звенело одной струной на двоих, превращало Юльку в выжженную пустыню, в пепел!

Она перекатилась, вскочила с кровати. Илья попытался ее удержать, но не успел – так стремительно она двигалась.

– Юлечка! – просящим, извиняющимся голосом позвал он.

– Почему?! – заорала Юлька, глядя на него глазами полными слез. – Почему, черт тебя подери?!

– Юлька, милая! – попросил он пощады. – Прости, потому что это неправильно. Я намного старше тебя! Я на все это не имею права, я тебе в отцы гожусь!

От беспомощности и несогласия с жизнью, с глупостью всего, произносимого им, Юльку окатила холодная волна ярости. От злости у нее заострились скулы, она дрожала мелкой противной дрожью. Сузив глаза, она холодно ответила:

– Ты не годишься мне в отцы! Ты всего на пятнадцать лет меня старше!

– Рыжик, это очень много, это целая жизнь! – взмолился он. – Тебе только кажется, что я тебе нужен, ты молодая, красивая, замечательная девочка, а я битая циничная сволочь!..

Она рванулась к нему, уперлась руками в кровать, нависала над ним и тем же злым голосом, тихо, шипящим полушепотом, сказала:

– Если ты сейчас скажешь что-нибудь про детскую влюбленность и про то, что это у меня скоро пройдет, я тебя ударю!

– Юлечка… – попросил он еще раз.

Он просил ее простить, понять, принять невозможность для них одного на двоих бытия и счастья.

Юлька отстранилась.

«Бежать!! Уматывать, иначе я вся выгорю под этим чертовым солнцем!! – подумала она. – Или начну упрашивать его, умолять!»

Ничего не говоря, она заметалась по комнате.

– Юля! – позвал он.

Она подняла с пола юбку, натянула нервными торопливыми движениями блузку и, выбегая из комнаты, судорожно оделась на ходу.

«Быстрее!» – подгоняла она себя, словно все силы ада гнались за ней.

– Юля! – позвал Илья, выходя из комнаты следом. – Подожди! Я тебя отвезу!

Юлька не слушала. Быстрее, черт тебя возьми!

Она схватила с вешалки в прихожей сумочку, взяла в руку босоножки и, торопясь, ломая ногти, стала открывать замок.

Быстрее! Пока он не догнал, не дошел до прихожей!

– Юля!! – прогремел голос Ильи, уже другой, требовательный и властный.

Все! Замок щелкнул.

Юлька выскочила на площадку, босиком, в незастегнутой блузке, открывавшей голую грудь, сильно, с размаху, хлопнула перед Ильей дверью и побежала вниз по ступенькам.

Быстрее!

На последнем пролете, перед выходом, где сидел консьерж в будке, Юлька остановилась, опомнившись на мгновение, застегнула блузку, надела босоножки – и ринулась прочь.

Она куда-то бежала. В какие-то дворы, переулки, чуть не попала под машину, отскочила в последний момент под надрывный звук клаксона и матерную ругань водителя и снова свернула в какой-то двор.

Она не плакала – она убегала!

От себя, от нечестности, несправедливости этой гребаной жизни и от того, что он отказался от нее, от всего, что уже сложилось, – могло сложиться!

Юлька остановилась возле скамейки в каком-то очередном дворе, через который бежала. Она согнулась пополам, схватилась за живот и утробно, страшно заорала.

– А-а-а!!! – от шока, от бессилия и несогласия орала Юлька. – А-а-а!!!

Ее кто-то тронул за плечо. Не разгибаясь, Юлька повернула голову и увидела женщину лет пятидесяти, участливо склонившуюся к ней.

– Вам плохо? – спросила женщина.

Юлька кивнула и прохрипела:

– Да, мне плохо. Мне очень плохо!

– Я сейчас скорую вызову, – поспешила помочь женщина. – Вы присядьте!

Она взяла Юльку за локоть, поддерживая, попыталась усадить на скамейку. Юлька схватила женщину за руку и отрицательно покачала головой:

– Не надо скорую, помогите мне, пожалуйста, сесть в такси.

Юлька не помнила, как женщина ловила такси и усаживала ее в машину, не помнила, как назвала адрес и доехала домой, да и как попала домой, не помнила.

Дома никого не было. Юлька сбросила босоножки, куда-то кинула сумочку, прошла в свою комнату и легла на кровать.

Она легла на бок, свернулась калачиком, подтянув колени к подбородку, уставилась в стену… и так пролежала на кровати двое суток.

Она ни с кем не разговаривала, не вставала, не двигалась, не ела и не пила.

Родители были в шоке, найдя ее в таком состоянии вечером, когда вернулись с работы. Как-то Юлька нашла в себе силы, чтобы сказать им:

– Я здорова, все в порядке. Мне надо полежать.

Больше она не отвечала ни на какие вопросы и не реагировала на окружающих. Приходил какой-то врач, наверное, родители вызвали. Юлька дала ему себя осмотреть, померить давление, но и на его вопросы не отвечала.

Илья не позвонил, не приехал, вообще никак не проявился, но Юльке было безразлично. О чем думала она эти двое суток?

Юлька не помнила. Может, она менялась, жизнь в ней менялась, а может, умирала ее надежда? Последняя надежда.

На третий день утром Юлька встала с кровати, чувствуя себя старой. Болело все: голова, внутренние органы, мышцы, кости, даже корни волос – все тело. Шаркая ногами, как древняя старушка, она поплелась в ванную. Увидев ее, мама подскочила со стула на кухне и кинулась следом.

– Девочка моя. Солнышко! Что с тобой случилось? – Перепуганная и измученная мама не знала, как помочь своему ребенку. Юлька обняла ее, прижалась к маме и постаралась успокоить: – Теперь все будет хорошо, мамочка!

– Тебя кто-то обидел? – отстранилась и заглянула ей в лицо мама.

– Нет, – устало ответила Юлька. – Просто все встало на свои места.

– Илья? – поняла мама. Юлька кивнула:

– Только не расспрашивай меня ни о чем. Ладно? Все будет хорошо, я обещаю.

Мама недоверчиво всматривалась в Юлькино лицо.

– Мамуль, – попросила Юлька, – сделай, пожалуйста, завтрак. Много и вкусно.

– Сейчас сделаю! – пообещала мама, украдкой вытирая все-таки катившиеся слезы, и постаралась улыбнуться.

– А где папа?

– На работу ушел, он два дня возле тебя сидел, теперь мое дежурство.

– Спасибо. Я сейчас искупаюсь, ты меня покормишь и поможешь собраться.

– Куда? – испугалась мама.

– Я в Питер поеду, к Людке Зосимовой. Она вышла замуж, теперь там живет и очень настойчиво приглашает меня в гости. Вот я и поеду.

Поздно вечером у нее был поезд, Юлька складывала вещи в сумку и слышала, как шепчутся на кухне родители. Папа, обрадованный новостью о ее выздоровлении, пришел домой пораньше, удостовериться лично, что с доченькой все в порядке.

– Что у них случилось, как ты думаешь? – спросила мама у отца.

– Не знаю, может, Юлька ему в любви призналась, а он объяснил ей, что любит ее по-другому? – предположил папа.

– Господи! Она так переживала! Она изменилась даже, ты посмотри, на кого она похожа! Как смерть ходит!

– Ну, ну, не надо драматизировать, Мариш!

– Что он ей мог такого сказать или сделать, – продолжала сокрушаться мама, – ума не приложу! Он бы ни за что ее не обидел, ты же знаешь!

– Может, не понял, что обидел? – предположил папа. – Ладно, все перемелется и позабудется! Это хорошо, что она уезжает, она правильно решила – новые люди, новая компания, новая жизнь. Она у нас сильная. Она справится!

Юлька улыбнулась.

Конечно, сильная, конечно, справится! Но не позабудет никогда!

То раскаленное солнце выжгло в ней надежду! Последний рубеж, существующий у любого человека, уничтожил в ней Илья! Почему это солнце не выжгло любовь?!

Людка встречала ее у вагона радостная, возбужденная.

– Раскова!! – заорала она на всю платформу. – Как здорово, что ты приехала!

– Людка, – сразу, не отходя от вагона, сообщила Юля, – мне надо работу найти.

– Да найдем мы тебе работу! – отмахнулась Зосимова. – Что ты сразу работу! Посмотришь Питер, я тебя с такими людьми познакомлю! Отдохнешь, ты же только из Праги вернулась. Работы свои привезла?

– Привезла. Все я привезла. Ладно, идем, показывай, как живешь!

Оказалось, что очень даже не плохо жила Людочка Зосимова. В центре Питера, в большой четырехкомнатной квартире, с веселым общительным мужем, кстати, тоже дизайнером.

У них в доме собирались большие и шумные компании, напоминавшие Юльке студенческие годы, в основном художники – известные и неизвестные, богатые и сводившие концы с концами, но все очень интересные и неординарные.

Зосимова таскала Юльку по всяким выставкам, в театры, на какие-то тусовки, посмеивалась над тем, что она несколько дней подряд, как на работу—с утра до позднего вечера, – ходила в Эрмитаж и Русский музей. Один раз они закатились большой компанией в Петергоф, и Юлька, ошалев от возникшего профессионального спора о художественных направлениях и течениях, сбежала и несколько часов бродила в одиночестве, наслаждаясь и впитывая в себя красоту.

На одной из многочисленных вечеринок Юлька познакомилась с Кириллом.

Ему было тридцать лет, он работал реставратором и, как все утверждали в один голос, был очень талантлив и известен в питерских кругах и за пределами оных.

Гремела музыка, целая куча народу перемещалась по Людкиной квартире: кто-то, перекрикивая музыку, спорил об искусстве, кто-то, не обращая на музыку внимания, играл на гитаре, кто-то целовался по углам – обычная художественная тусня. Юля помогала Людмиле раскладывать очередную порцию закуски на два больших блюда в кухне, обсуждая присутствующих и немного сплетничая.

В кухню вошел молодой человек, которого Юлька не знала и пока не видела у Зосимовой. Высокий, худой, симпатичный блондин с длинными волосами, схваченными на затылке резинкой.

– Помочь? – спросил он скорее для проформы.

– Да мы уже справились! – ответила Людка. – Вот, Юля, знакомься, это Кирилл, известный и о-очень талантливый реставратор!

Людка подхватила оба блюда и вышла из кухни.

– Значит, вы и есть та самая подруга Юля, – галантно улыбнулся Кирилл.

– Значит! – ответила Юлька. – А вы, значит, реставратор.

– Значит, – передразнил он.

– Я в школе увлекалась реставрацией, ходила в детскую студию при центре Грабаря.

– И стали дизайнером, – закончил он мысль за нее. – Реставрация не понравилась?

– Понравилась, и очень, – живо отозвалась Юлька, – но я поняла, что это не мое.

– Хотите посмотреть? – вдруг спросил Кирилл. – Завтра, в полдевятого, я за вами заеду. Ждите меня у подъезда, – распорядился он, не дожидаясь ответа.

ИЛЬЯ

Он помнил все.

В мельчайших подробностях, поминутно, посекундно. Каждый вздох, каждое слово, каждое движение – все, что чувствовал и переживал тогда.

Вот уже седьмой месяц он жил с этими воспоминаниями. Он справлялся с ними как мог: загружал себя работой, делами сверх меры, менял женщин одну за другой, стараясь встречаться с ними не у себя в квартире. Где угодно, только не там!

Иногда, неожиданно, перед его мысленным взором вставали сцены той ночи, сопровождаемые звуками, запахами, и кровь ударяла в голову. В пах. Его бросало в жар и становилось неудобно сидеть.

Илья взял со столика пузатый бокал, отпил глоток коньяку и, задумавшись, посмотрел на янтарную жидкость.

Почему он тогда не остановил ее? Почему не побежал за ней? Почему дал ей уйти вот так, в отчаянии?

Потому что знал, что, если остановит, никуда больше от себя не отпустит! Не сможет! И тогда ее жизнь превратится в кошмар неприятия и отречения родных и друзей. А когда она поймет, что он прав и на самом деле ее любовь – это каприз, память о детской наивной влюбленности, подогреваемая тем, что нельзя получить эту большую игрушку, поймет и захочет уйти, вот тогда его жизнь превратится в кошмар и перестанет иметь смысл!

Поэтому он изо всех сил держался, чтобы не броситься за ней.

Он уперся лбом во входную дверь, до хруста, до боли сжал пальцы на дверной ручке.

Нет! Нельзя!

– Чертова жизнь!! – крикнул Илья.

И со всего размаху кинул бокал в ее картину, в ее «Поиск»!

Замах был сильным, резким, расстояние до стены – метра три. Но странным образом бокал не попал в «Поиск», он, ударившись выше, в стену, разлетелся с громким звоном на мелкие осколки, обдавая брызгами коньяка телевизор.

Ни одна капля, ни один осколок не попали на полотно.

Илья обалдел от такого феномена, посмотрел на «Поиск» и восхитился:

– Вот ведь рыжая чертовка! Даже твои картины живут по другим законам!

ЮЛЯ

Кирилл привел Юлю в реставрационные цеха, где работал, показал, что можно было за столь короткое время, рассказал о своей работе. Юльке было ужасно интересно, она слушала, вникала и задавала массу вопросов. К сожалению, экскурсия оказалась недолгой, Кириллу надо было работать, он проводил ее к выходу, вежливо попрощался и ушел.

А вечером, после работы, пришел к Людмиле домой без звонка и предупреждения, впрочем, большая часть гостей приходила в их дом именно так. Юлька открыла ему дверь, провела на кухню, где вместе с хозяевами за столом уже сидело трое гостей, и очень удивилась, когда он сказал:

– Собирайся и пошли.

– Куда?

– Буду тебе Питер показывать.

По его поведению сегодня утром на работе ничего такого – гуляний, свиданий, продолжения знакомства – не предполагалось. Он сухо, вежливо, без заигрывания или мужской заинтересованности рассказывал и показывал свое производство и так же отстраненно попрощался. Без всяких «увидимся» или «до встречи», без намека на продолжение или приглашения на свидание.

– Ну, пока, – сказал он и вернулся на работу. Но конечно же от предложения посмотреть Питер Юлька не могла отказаться. На несколько недель это стало традицией: он приходил вечером и распоряжался:

– Готова? Пошли!

Они бродили по городу часами. Белые, нереальные ночи! Какая красота, какое состояние души и разума! Питер прекрасен во все времена и погоды, но только белыми ночами он приоткрывает свои тайны, шепчет тебе на ухо свои секреты. И только белыми ночами он становится прозрачно прекрасен, словно парит над землей и глупой действительностью. Эти запахи, шорохи, особая тишина, редкие нереальные прохожие, мокрые улицы, плеск воды о гранитную набережную – все загадочно, все вызывает странное смятение, желание познать, стать частью, разгадать тайну города, его ускользающей, непостижимой загадки.

Кирилл знал о городе все, он знал историю каждого здания: кто и когда его построил, кто в нем жил. Он рассказывал Юльке трагедии и драмы каждого дома, поворота, переулка, каждого метра своего любимого Питера.

Все, что он рассказывал, было потрясающе интересно, завораживало, очаровывало, Юле казалось, что она попала в другой мир, в другую реальность. Она шла за Кириллом, куда бы он ее ни вел, безропотно подчинялась, слушала его рассказы, впитывала в себя музыку этих улиц, запоминала все детали. По выходным Кирилл стал возить ее за город, по красивейшим местам, которые особенно любил, и к друзьям на дачи.

Вскоре эти прогулки стали невозможны, увы! У Юльки появилась работа.

Денис, муж Людмилы, получил большой заказ и предложил ей работать вместе с ним помощницей. Она с радостью согласилась. Пусть это не ее индивидуальный проект и ее ждут совсем небольшие деньги, но она очень соскучилась по любимому делу, а рассчитывать на свой личный проект пока не приходилось.

Художники и дизайнеры, конечно, хорошие ребята, но ни один дизайнер не отдаст проекта, даже если он не в силах потянуть несколько работ сразу, он предпочтет уговорить клиента подождать, а если не получится – и вовсе потерять проект, но не отдать его другому коллеге по цеху!..

Как в известной пьесе: «Так не доставайся же ты никому!»

Своих талантливых дизайнеров в Питере было предостаточно и без Юльки, да она и не рассчитывала получить заказ, она была начинающим дизайнером, имеющим в копилке только два проекта, да и те в Москве. Поэтому она согласилась на предложение Дениса не раздумывая, и увлеклась, загорелась. Сидела ночами над эскизами, моталась по строительным рынкам и магазинам, ругалась со строителями, иногда сама хваталась за инструменты и показывала, как надо делать.

С Кириллом теперь они встречались только по воскресеньям, и он продолжал экскурсии по Питеру.

Надо признать, он был интересным мужчиной, немного циничным, самоуверенным до холодности, немного пресыщенным жизнью, позволял себе налет скуки и разочарованности. С женщинами держался надменно, снисходительно, не хамски, без пережима и мужского шовинизма, но эдакая отстраненность и превосходство, подчеркивающее его многоопытность, присутствовали в манерах.

Юлька с удивлением наблюдала, что женщины притягиваются к нему, как к запретному плоду, покупаясь именно на эту манеру держаться, но сама не подпадала под его, без сомнения, сильную, мужскую харизму, удивляясь про себя: «А, собственно, почему?»

Он не ухаживал за ней в традиционном понимании ухаживания – не дарил цветы, не назначал свиданий, не приглашал в рестораны или в кафе, не пытался поцеловать или заигрывать с ней. Он звонил или заходил и отдавал приказание:

– Пошли!

И она шла, ей было интересно, что он расскажет, покажет, каким сегодня преподнесет ей свой город. А в рестораны и кафе они заходили, когда уставали от длительной прогулки и были голодны.

– Пойдем поедим, – говорил обычно Кирилл, приглашая ее в какое-нибудь ближайшее заведение.

Но оказывалось, что он хорошо знал те места, куда они заходили «поесть», советовал, что взять, какое блюдо здесь наиболее удачное. По пункту «поесть» у них произошло первое столкновение. Юлька решительно заявила, что за себя платить будет сама, Кирилл, снисходительный к женским капризам, по-барски небрежно отмахнулся:

– Не глупи, платить буду я.

– Нет, – ответила она твердо.

– Ну, ты выступила, дала понять, что ты такая независимая и самостоятельная, что тебя на кабак не купишь, и достаточно, – усмехнулся Кирилл. – Я понял, проникся, но платить буду я. И попрошу без дебатов!

– Нет! – еще раз сказала Юлька и обратилась к подошедшему официанту: – Посчитайте, пожалуйста, отдельно.

Кирилл разозлился, подобрался, собрался что-то сказать далеко не в нежных тонах, но Юлька его опередила:

– Все! Как ты сказал, никаких дебатов!

Он внимательно на нее посмотрел и промолчал. Видимо, понял, что Юлька ему не уступит.

В одно из воскресений, после целого дня хождений по городу, вечером, они сидели в уютном кафе на улице. Кирилл доел свое блюдо, откинулся на спинку стула, посмотрел на Юлю, задумался и неожиданно сказал:

– По-моему, самое время пригласить тебя ко мне домой.

Юлька напряглась, поняла, о чем он говорит, и сразу мысленно себя одернула: «А почему нет? Новая жизнь, как сказал папа, новые знакомства!»

– Обычно я привожу женщин к себе домой после первого или второго свидания, – сообщил ей Кирилл.

– А у нас были свидания? – попыталась кокетничать Юлька. – Хорошо, что ты об этом сказал, а то я не поняла. Ну и почему меня ты не затащил в первый же вечер в койку?

– Не надо этих игр, Юлечка, ты не умеешь кокетничать и заигрывать, да тебе это и не идет. А что касается твоего вопроса, все просто – ты бы не пошла. И вряд ли бы после первой моей провальной попытки пошла бы вообще, – обезоружил ее Кирилл.

– И почему ты сделал такой вывод? – спросила она.

– Потому что я разбираюсь в женщинах, и смею надеяться, что неплохо. У тебя были глаза побитой собаки. Страдающие глаза. Ты вся была в своей личной трагедии, уверен, что это несчастная любовь. Если бы это была трагедия в семье – с родителями или близкими родственниками – ты бы давно мне рассказала, ну а коли молчишь, значит, неудавшийся роман.

Юлька не ответила и быстро ушла от темы:

– А сейчас у меня глаза достаточно веселые, чтобы пригласить меня в постель?

– Сейчас у тебя глаза все той же побитой собаки, которую уже приласкали и накормили, оживающей псины, осталось завершить процесс исцеления, – пояснил он и спросил тоном, больше похожим на распоряжение: – Идем?

– Идем, – решилась Юлька, как бросилась с обрыва, и грустно подумала: «В собачий питомник, долечиваться!»

«Питомник» оказался шикарной квартирой в старом доме на набережной, занимавшей половину верхнего этажа.

– Ого! – удивилась Юлька, входя в «хоромы». – Откель дровишки-то у простого реставратора?

– Излишнее любопытство сгубило кошку! – усмехнулся Кирилл. – Я богатый наследник своей многочисленной и очень не бедной родни. И что самое привлекательное: единственный наследник! Раньше при таком стечении обстоятельств дворянские семьи били тревогу, полагая, что род вымирает, и брали крестьянскую девку для оздоровления крови. Она рожала детей, их признавали наследниками, а мамашу отправляли назад в имение.

– Тогда тебе надо в народ, на поиск здоровой, розовощекой русской красавицы! – засмеялась Юлька.

– Я подумываю над этим.

Юлька обошла всю квартиру, рассматривая картины на стенах, мебель, но больше интересуясь интерьером, качеством ремонта и дизайна. Она остановилась возле прекрасной светлой акварели, висевшей на стене в кабинете Кирилла. На ней была изображена Петропавловская крепость, освещенная встающим солнцем. Подошел Кирилл, протянул ей бокал с красным вином.

– Выпьешь вина?

«Да! – подумала Юля, принимая бокал. – И как можно больше – напиться и забыться!»

Напиться он ей не дал. Когда они чокнулись и отпили вина, он забрал у нее из рук бокал, поставил на письменный стол, притянул ее к себе, взял рукой за подбородок, посмотрел несколько секунд в глаза и поцеловал.

И ничего не случилось! Поцелуй как поцелуй, целовалась она и раньше – и не только с Ильей, это про его поцелуи следовало забыть навеки! Ожидаемого ею чуда – волнения в крови и всего, что случается в такие моменты, – не произошло!

«К черту Илью! К черту!» – разозлилась она и обняла Кирилла двумя руками, прижалась к нему сильнее и углубила поцелуй.

…Юлька проснулась и огляделась вокруг. Кирилла не было ни в постели, ни в комнате, залитой ярким утренним солнцем. Она улыбнулась, потянулась, как довольная кошечка. Встала с разоренной кровати, обернулась махровой простыней, которой они укрывались, подошла к окну и подставила лицо солнышку.

«Ну что, жизнь, кажется, налаживается?» – спросила она у самой себя.

Они занимались любовью всю ночь и заснули только под утро. Кирилл был прекрасным, внимательным любовником: то нежным, то стремительным и страстным. Юльке было хорошо.

Хорошо, и не более!

Ничего такого, что она испытала с Ильей – безумия, растворения друг в друге, единения, страсти до слез, нежности, от которой разрывается сердце, взрывов, потери сознания от одного прикосновения, – ничего такого с Кириллом не было!

«И, слава богу! Не надо мне этих страстей и умираний! – решила Юлька. – Нет уж, спасибо! Мне хорошо с Кириллом, радостно и приятно, вот и замечательно! К черту страсти!» – заключила она и пошла искать Кирилла.

– Кирилл, ты где? – крикнула Юлька, выходя в коридор.

– Я в кухне! – отозвался он. – Иди сюда! Юлька прошла в кухню. Кирилл, одетый в одни брюки, не застегнутые на ременную пуговицу и висевшие на бедрах, готовил завтрак.

– Привет! – обрадовалась ему Юлька. Подошла, поцеловала его в щеку. Он поставил на стол тарелку с бутербродами, которые приготовил, обнял ее крепко двумя руками и легко поцеловал в губы.

– Доброе утро! Садись. Давай скорее завтракать, мне надо на работу.

– Мне тоже! – сказала Юлька, усаживаясь за стол.

– Кофе? – спросил Кирилл.

– Да, Если можно, покрепче, побольше и с молоком.

– Можно, – кивнул он.

Кирилл сварил кофе, налил в две большие керамические чашки, поставил перед ней одну, другую взял себе и сел напротив нее за стол.

– Я сегодня после работы заеду к Людмиле и заберу твои вещи. Ты после своей работы не заходи к ним, иди прямо сюда, – сказал он ровным, почти равнодушным голосом, отпивая кофе из кружки.

Юлька перестала улыбаться, медленно положила бутерброд на тарелку, так и не откусив от него ни кусочка, и уточнила, правильно ли она поняла:

– Ты предлагаешь мне переехать к тебе?

– Да. Будешь жить со мной, – тем же ровным тоном, без эмоций сказал Кирилл.

Юлька открыла рот, чтобы возразить, – нельзя же вот так, сразу, она не готова! Но Кирилл опередил все ее возражения:

– Ты будешь жить здесь, со мной, но только жить, спать вместе и заниматься сексом мы больше не будем, по крайней мере в ближайшее время!

Она уставилась на него, совершенно и окончательно не понимая, что здесь происходит.

А он объяснил. Очень доходчиво.

– Занимаясь со мной сексом, ты всю ночь называла меня Ильей. Видишь ли, я предпочитаю, чтобы женщина занималась любовью со мной, а не представляла на моем месте другого мужика, когда я ее беру.

У Юльки пробежали мурашки внутри, мелкие, противные, неприятно щекочущие, ей показалось, что она окаменела.

– Я должна извиниться? – хриплым, чужим голосом спросила она.

– За что? За то, что любишь какого-то там мужика, который, как я полагаю, тебя обидел? Да люби себе на здоровье и страдай, если тебе это так нравится. Только я не тот клин, которым все это выбивают. Я очень себя люблю и уважаю для такой роли. Уж извини.

– Зачем тебе тогда надо, чтобы я жила с тобой?! – заорала Юлька. – В качестве кого? Да и на фига?!

– Чего ты кричишь? – искренне удивился Кирилл. – Мне так удобно и тебе так удобно, что тут непонятного!

– Что тебе удобно? Видеть меня каждый день и знать, что я называла тебя в постели другим именем? – возмутилась Юлька. – Что я воспользовалась тобой и обидела тебя?

– Да что ты кричишь-то? – тоже повысил голос он, но сразу успокоился. – Я трудный мальчик, с людьми не уживаюсь и не переношу никого на своей территории. А ты как-то сразу вписалась в квартиру, с тобой мне спокойно и уютно, уж не знаю почему. Еще ни одна баба не совпадала с моим житьем, а ты вот совпала. Квартира у меня большая, а я не могу домработницу в дом пустить, когда чужой человек что-то делает в моем доме, меня это сильно нервирует. Будешь следить за хозяйством, займешь левую часть квартиры, можешь водить мужиков, я не против, ну а я буду водить баб – непременно! А насчет неприятного не беспокойся, не такой уж это удар по моему самолюбию, как тебе показалось. Ну, не сложилось – и не сложилось, ну и ладно! Какие проблемы? Это не повод переставать быть друзьями. Все, хватит базара! Я решил, значит, так будет! Тебе на работу пора? Вот иди и собирайся, я тебя отвезу! И быстрее, я уже опаздываю!

Они стали жить вместе. Странное это было житье.

Квартира на самом деле была огромной. Большая, широкая прихожая и гостиная, совмещенная с кухней, прямо напротив прихожей, делили квартиру пополам – на правую и левую части. В левой, где поселилась Юлька, было три комнаты – справа по коридору спальня, библиотека, она же кабинет, а слева гостевая спальня, которая почти не использовалась, ванная и туалет. В правой, Кирилловой, части квартиры располагалось еще три комнаты – спальня, тренажерный зал, кабинет, в конце коридора большущая ванная, совмещенная с туалетом.