Текст книги "Одержимая тобой. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Татьяна Адриевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Глава 15

Глава 15.

«Не волнуйся, мы в зале! Удачи тебе!». Эта запись высвечивается на дисплее телефона, когда я читаю сообщение Светы. Сердце замирает от волнения. Мой дипломный спектакль и самая сложная роль. Не важно, что в зале меньше ста человек и все они родственники моих сокурсников и члены комиссии.

Ромка стоит рядом, волнуясь не меньше моего. Он выглядит так очаровательно в черном фраке с галстуком-бабочкой, высокой шляпе и солидной тростью. Каштановые волосы гладко прилизаны гелем и кажутся черными как смоль. Еле шевеля губами, он повторяет свои реплики. Я тихо хихикаю, наблюдая за ним.

– Что? – смущается Ромка. – Тебе тоже не помешает повторить слова перед началом спектакля. Надеюсь, в этот раз ты не станешь называть моего героя Дмитрием?

– Не сомневайся, – краснею я.

– И как же поживает твой брюнет?

– Он не мой! Сделай одолжение, не спрашивай ни о чем!

Рома обиженно отворачивается и бурчит:

– Ты не нужна ему, Власова! Он поиграется с тобой и бросит! Потом не приходи реветь на моё плечо…

– Обойдусь, не переживай… – огрызаюсь я.

Мы даже не замечаем за разговором, как в зале становится тихо. Постановка начинается. Сердце обливается кровью. Я закрыла глаза и сосредоточилась. Не позволю своим переживаниям взять верх над актрисой в самый важный день моей жизни.

Мой выход. Нервы на пределе. Моя героиня должна была обольщать всех присутствующих мужчин на балу, танцуя венский вальс. Плевое дело! Только бы не подвела ещё не совсем зажившая нога. Вздыхаю, освобождая голову от лишних эмоций, и забываю на время, кто я есть на самом деле. На сцену выходит совсем другая девушка: гордая, темпераментная, уверенная в своей неотразимости. Её взгляд надменный и хладнокровный, но, тем не менее, Граф Лофицкий (герой Ромы) влюбляется в неё с первого взгляда. Но вот Софье казалось, что никто не достоин её внимания. Мы кружимся с Ромкой в вальсе, читая свои реплики. В зале стоит мертвая тишина. Моя героиня не поддаётся его обаянию и осталась равнодушной к графу…

Ромка играет уже совсем другую сцену, в которой признаётся своему лучшему другу, как сильно ему приглянулась Софья, он сообщает, что хочет признаться ей в своих чувствах.

Теперь сцена разговора Софьи и матери. Их отношения сильно походили на те, что были в жизни между мной и моей матерью. Поэтому эпизод, никогда не казался мне сложным. Мать говорит, что если девушка не изменит свой нрав, то останется ни с чем. Но Софии нет до этого дела, она смеется в ответ и продолжает играться чувствами мужчин, влюбляет в себя лучшего друга графа Лофицкого, после чего друзья ссорятся.

Наступает время самой сложной сцены для Ромы. Его герой приходит к своей возлюбленной и признается ей в любви. Софье скучно, она не хочет так просто пускать его в своё сердце, она обнадеживает графа своим признанием в любви и отправляет на дуэль с бывшим другом. Когда граф покидает сцену, Софья признается зрителям, что ей начинает нравиться этот пылкий юноша, и когда он вернется к ней с дуэли, она будет готова отдать ему свое сердце.

Одно из моих главных правил – никогда не смотреть в лицо зрителей, если в зале есть знакомые люди. Чтобы не выйти из образа. Поэтому я смотрю чуть выше их голов, на пустые стулья, читая свой монолог. В дверях толпятся студентки нашего института – поклонницы Ромы, среди них и верная четвёрка. Девушки готовы стерпеть выговор от руководства, но не пропустить не один спектакль с его участием. Тем более – этот был самый сложный и важный. Я быстро отвожу от них взгляд и случайно натыкаюсь на темно-карие глаза. Их я не могу спутать ни с чьими другими. Он пришел… как и обещал в кафетерии. Какое-то мгновение я застываю на сцене, не в силах отвести взгляд от любимых глаз, затем расплываюсь в улыбке. Пауза слегка затягивается, я прихожу в себя и отворачиваюсь. Моя героиня с радостным смехом покидает сцену, а кулисы сдвигаются вслед за ней. Должна признаться, я смеялась искренне, вместе с ней.

Ромка уже лежит мертвецом, когда я прихожу за кулисы. Он открывает глаза и басит:

– Удачи…

– Спасибо.

Если самый сложный эмоциональный этап в спектакле для Ромки был завершен, то для меня все только начинается. Только увидев графа мертвым, она осознаёт, как сильно любит его. В этой сцене я плачу, мы репетировали её лишь дважды, потому что я так вживаюсь в роль, что потом мои рыдания никак не могут успокоить всей группой.

Третий раз не исключение. Члены комиссии и весь зал сидит в напряжении, когда надменная высокомерная Софья превращается в смиренную убитую горем девушку и корит себя за содеянное. Она продолжает жить в безутешном одиночестве до конца своих дней, искупая свои грехи…

Когда в тихом молчании зала передо мной сдвигаются шторы, вся наша группа слышит громкие аплодисменты зрителей. Каждый из нас отлично справился со своей ролью, но мы не спешили поздравлять друг друга. Наше мнение здесь мало кого интересует, главное то, что скажет нам наш режиссер-постановщик и, конечно же, глубокоуважаемая комиссия.

– Ты просто молодец, Катя! – Ромка довольно улыбается и берёт мою руку.

Я никак не могу остановить слезы и, вытирая их нескончаемый поток, хвалю в ответ:

– Это ты молодец, Ром.

– Ладно тебе! – он отмахивается и хитро подмигивает.

Занавес раскрывается, и он проводит меня к краю сцены. Зал продолжает аплодировать. Вся наша группа кланяется перед зрителем, каждый здесь играл свою небольшую историю. Хоть и наша с Ромой – основа сюжета. Гладя на Свету, я не сдерживаю улыбки. Она оживленно аплодирует, периодически вытирая слезинки носовым платком. Марина так же шмыгает носом и кажется немного грустной. Оказывается, пришел и Дэн, посылая мне воздушные поцелуи и подмигивания. Но далеко не их восхищенные взгляды были сейчас важны. Я скольжу к тёмным глубоким глазам, чувствуя, как от волнения учащается пульс. Дмитрий смотрел на меня со смесью удивления, нежности и восхищения. Я быстро отворачиваюсь к Роме, не в силах побороть смущённую улыбку. Как неловко – я реву как ненормальная и никак не могу остановиться. Разумов смеётся и говорит:

– Успокойся уже, Катя! Я ведь живой!

Смех прорывается сквозь слезы, и я отталкиваю шутливого напарника.

– Глупый!

– Ты так весь грим себе смажешь!

Неожиданно он касается моих волос на макушке и крепко обнимает, прижав мою голову к своему плечу. От неожиданности я забываю, что плакала. Смущаюсь. Не оттого что он меня обнимает меня, а от того, что он делает это перед всем залом… и при нём.

Мы все собираемся в общей гримерке, выслушиваем замечания и похвалу членов комиссии, после чего ещё долго ждём оценок за игру. Я и Ромка получаем «отлично» за своё исполнение. Напарнику не делают ни одного замечания. Моё же замечание оказывается там, где я никак его не ожидаю. Комиссия отметила, что сцена разговора с матерью не доработана. Это впервые заставляет меня задуматься, о том, что мне совершенно не известно, какими должны быть настоящие отношения с матерью.

Эта мысль не отпускает меня и на следующий день, в разгар рабочего дня. Я заканчиваю перевод и отстраняюсь от черновиков и компьютера. Перед глазами всплывает горящий взгляд темных глаз, нависающего надо мной Дмитрия в темноте гостевой комнаты. Под ложечкой засосало, и я прогоняю непрошенный образ. Глупая улыбка касается губ. Он оберегает меня, всегда непрошено, без моего ведома. И сколько бы я не отрицала, в действительности мне невероятно приятна его опека. Пусть я стала более уязвлённой – это не от того, что я стала слабее, а от того, что в моей жизни появился кто-то гораздо сильнее.

Правда есть одно «но»… Как ни крути, Коля прав, и Дима довольствуется далеко не одной женщиной! И больше всего неприятно осознавать то, что я почти не переживаю за подругу, лишь за себя. Несусветный эгоизм.

Дверь кабинета начальника открывается, и готовый к уходу Леонид Вячеславович улыбается мне свежей и сияющей улыбкой. Видимо дела в компании идут хорошо, и это сказывается на его внешнем виде. Я слышала, что начальник заполучил на дубляж ещё парочку крупных долгосрочных проектов, и теперь поёт всем серенады.

– Уже закончила, Катюша? Думаю, такими успехами, я дам тебе ещё один проект. Будешь вести параллельно. – Он улыбается и добавляет: – Естественно не бесплатно.

– Я могу ознакомиться?

– Позже, – мужчина протягивает мне папку. – Ты сегодня до восьми? Это нужно будет передать Беляеву. Он на совещании, но должен будет вернуться. Отдашь лично в руки.

– Хорошо.

Довольный и цветущий начальник уходит домой, а я зависаю над новым переводом. Все-таки главная героиня слишком опрометчива! Я негодую над её последним поступком. Сериал все больше интригует непредсказуемым сюжетом, неудивительно, что он настолько популярен по всему миру.

Меня отвлекает звонок местного телефона. Я удивленно кошусь на него. Обычно после шести вечера все телефоны замолкают.

– Алло.

– Катюша, это Оксана!

Оксана… с недавнего времени я стала ненавидеть это имя….

– Привет ещё раз!

– Извини, что беспокою, – взволнованно тарахтит девушка. – Ты не могла бы мне помочь?

– Да конечно, что случилось?

– Я забыла отнести новый материал на укладку. Леонид мне голову оторвёт завтра. Ты можешь незаметно подложить бумаги, что лежат на моем столе в красной папке, в ячейку Ольги?

– Хорошо, не переживай, все сделаю.

Оксана выдыхает с облегчением и засыпает меня словами благодарности. Так, через пару минут я оказываюсь в отделе дубляжа, где редакторы готовят укладку, а актеры озвучивают героев. Я подхожу к широкому шкафу без створок и выискиваю ячейку Ольги. В ней одиноко лежит одна единственная папка. М-да, незаметно подложить, конечно, не получится, но надеюсь утром Ольга не станет поднимать шум.

Я с удивлением замечаю, что мне тоже завели ячейку. Она, конечно же, пустует, но открытие оказывается безумно приятным. Так же как и в нашем отделе, кабинет здесь двойной, с той разницей, что второй кабинет предназначается непосредственно для озвучки. Признаюсь за все время работы в студии, мне ни разу не доводилось побывать тут. Любопытство берёт верх, я оглядываюсь, и тихонечко крадусь к заветной двери. Не заперто!

Просачиваюсь внутрь и включаю свет. Небольшое помещение почти пустует. Крохотный подиум с пюпитром и большим студийным микрофоном располагается прямо напротив широкого монитора. По другую сторону находится стол с широкой бандурой, усыпанной бесчисленным множеством маленьких рычажков и кнопочек, и два широких монитора. Я некоторое время разглядываю оборудование, затем поднимаюсь на низенький подиум и заглядываю на листки, зажатые пюпитром. Кругом идеальная чистота. Ни пылинки!

Перед глазами перевод моего сериала, немного отредактированный редактором для идеального произношения. срываю его с пюпитра и усаживаюсь на кресло, закинув ноги на краешек стола с оборудованием. Почему бы немного побалдеть, пока никто не видит?

Какого это, быть актером дубляжа? Менять голос до неузнаваемости, подражать интонации героев. Я уже наизусть знала голоса актеров сериала, что переводила, и легко вхожу в образ.

– Не бойся, теперь ты навсегда избавишься от опеки Росса. – Озвучиваю я Тодда, низким, тягучим голосом, и хихикаю над собой – интересненько.

– С вами приятно иметь дело! – начинаю петь тоненьким голоском Эммы, подражая её вульгарному тону.

Совсем осмелев, я двигаю к себе микрофон, продолжая коверкать голос до неузнаваемости – почти как игра, только не своя, а подражание чужой. Это так завораживает, что я не замечаю, как читаю два листка собственного перевода, старательно следуя всем указаниям сценария.

Всхлипываю, озвучивая плачущую Анну над могилой ее умершего возлюбленного, как раздаётся громкий стук о дверной косяк. Вскрикнув от неожиданности, я так резко убираю ноги со стола, что с жутким грохотом кувыркаюсь назад вместе с креслом на колёсиках. Тараню собой тонкую ножку пюпитра – он со свистом падает рядом. А сверху, точно на макушку, со звонким стуком приземляется микрофон! Из глаз сыплются искры.

Стараясь прийти в себя от боли и унижения, я поднимаю глаза и встречаюсь с шокированным взглядом Беляева, который однозначно жалеет, что стучит по косяку. Слева от него я вижу движение и к своему ужасу понимаю – он не один. Ко мне спешит Дмитрий Савицкий собственной персоной. Я жмурю глаза и чертыхаюсь. Сколько можно выставлять себя посмешищем перед ним!

– Ты в порядке? – тихо спрашивает он, помогая мне поставить пюпитр и микрофон.

Кажется, этот вопрос он задаёт мне почти каждую нашу встречу. И почему со мной что-то происходит именно когда он рядом! Я не отвечаю, заливаясь краской, и поспешно встаю, отряхивая ушибленную задницу.

– Я прошу прощения… – нервно обращаюсь я к Беляеву, тщетно стараясь справиться с нахлынувшим приступом смеха.

Поглядываю на растерянного Дмитрия. Его выражение лица становится последней каплей – спрятав лицо в ладони, я позволяю тихим смешкам вырываться из моего горла, а потом начинаю хохотать как ненормальная. Чертовски стыдно, но я не могу остановиться.

Мужчины заметно расслабляются, и Дмитрий говорит все так же тихо:

– Ты ходячее бедствие, Катя.

– Вот так, Дмитрий Александрович, проводят свободное от работы время наши переводчики! – комментирует Беляев, в его голосе отчетливо слышатся озорные нотки.

– Очень увлекательно, – подхватывает Дима. – Саморазвитие, это похвально!

В его темных глазах сверкают весёлые искорки. Они как всегда завораживают…

– Меня попросили принести материалы на укладку… – оправдываюсь я, потирая макушку. – Тут было открыто… и я… немного увлеклась… извините!

– Раз уж мы наконец-то нашли тебя, – продолжает Беляев. – Я бы хотел получить документы, что оставил для меня Леонид.

– Ох, да конечно!

Я проношусь мимо улыбающихся мужчин, негодуя своему очередному позору. Ладно Беляев, но Дмитрий! Что он здесь делает? Как долго они наблюдали за мной? Сколько успели услышать? И почему я не додумалась хотя бы закрыть дверь!

Влетаю в кабинет, хватаю со стола папку и чуть не сшибаю лоток накопитель с бумагами. Сегодня все идёт наперекосяк! Стрелки на часах оповещают о том, что мой рабочий день заканчивается через пять минут, а я вместо перевода кривляюсь в студии дубляжа!

Я почти налетаю на Беляева в дверном проёме и вручаю ему доверенную папку.

– Простите! – пищу я, чувствуя, что уже далеко не красная, а бордовая.

– Завтра ты приходишь к девяти? – уточняет мужчина. – Я бы хотел тебя видеть у себя в кабинете сразу же.

– Э-э-э, я отпросилась у Леонида Вячеславович до двенадцати! Он дал разрешение.

Завтра у меня намечается очередной кастинг. В этот раз на роль убитой невесты в детективном сериале. Серия должна будет выйти в прокат не раньше следующего месяца, поэтому контракт с группой «Тихого ангела» я не нарушаю.

– Хорошо, тогда в двенадцать жду тебя у себя.

Я киваю и трусливо отвожу взгляд за спину Беляева. Туда, где стоит Дмитрий. Он наблюдает за мной с веселой улыбкой на лице. Как всегда слишком неотразим и великолепен. Интересно, когда он виделся со своей Оксаной и зачем пришел сюда? Я зло щурюсь, прогоняя ревнивые мысли. Разыграл настоящую трагедию после моего признания, заявив, что не станет обманывать Свету, и в то же время даже не попытался скрыть свою интрижку на стороне.

– До свидания, – сдержано прощаюсь я и возвращаюсь к столу, собирая сумочку.

– До завтра, Катя, – кивает Беляев.

Дверь почти беззвучно закрывается. Я шумно выдыхаю и падаю в кресло. Наверняка меня накажут за выходку в студии. Надеюсь, за подобное не увольняют! Денег совсем нет, я спустила все свои пожитки на подарок для Светы, и очень рассчитывала на аванс в конце этой недели.

Через десять минут я стою в предлифтовой. Табло над металлическими блестящими дверьми оповещает о скором прибытии лифта. Остаётся всего парочка этажей, как со мной ровняются. Мне не приходится даже оборачиваться, в блестящем отражении дверей на меня смотрит Дмитрий.

Лифт звенит, оповещая о прибытии, и я юркаю внутрь, жалея, что не успеваю уехать одна. Он шагает за мной, в руках покоится та самая папка, что я передала Беляеву. Видимо Дмитрий приходил именно за ней.

Мы молчим. Я хмуро смотрю через зеркало на его безупречный темно-синий костюм, поднимая глаза выше к белоснежной рубашке, светло-серому галстуку с золотым зажимом на нём, пробегаю глазами по широкой шее, вспоминая, насколько она была горячей под моими губами, по гладко выбритому подбородку и замираю на чувственных губах. Они красиво изогнулись в короткой усмешке, я поднимаю глаза и встречаю его улыбающийся довольный взгляд. Чёрт! Он тоже следит за мной через зеркало. Сглатываю и непроизвольно поджимаю ноги. Опускаю голову, разглядывая свои белые кеды, в которых вынуждена ходить ещё пару недель из-за травмы ноги.

– Не стесняйся, – тихо говорит Дима. – Можешь рассматривать меня сколько пожелаешь.

Я ушам своим не верю и чувствую, как щеки вновь начинают алеть.

– А ты как всегда излишне самоуверен! – бурчу я. – Я просто задумалась.

Он склоняет голову набок, продолжая улыбаться:

– Хорошо, раз так.

– Андрей Сергеевич и ты… – я откашливаюсь, борясь со смущением. – Как давно вы здесь?

– Спрашиваешь, как долго мы слушали твой забавный перевод? – щурится он. – Достаточно долго, чтобы во всей красе оценить твои таланты.

Я тихонько скулю и откидываюсь спиной к стенке.

– Он точно оторвет мне завтра голову.

– Сколько пессимизма. Андрей не твой начальник.

– Ну, он расскажет моему начальнику, это точно!

Внезапно мы погружаемся в кромешный мрак. Лифт замер.

Глава 16

Глава 16.

Я цепляюсь за поручень и слышу, как Дмитрий недовольно выругался. Так же бывает только в фильмах! Всегда терпеть не могла эти жуткие коробочки на веревочках, и если бы студия не находилась на двадцатом этаже, я бы ни за что не ездила в них.

– Что случилось? – я стараюсь не поддаваться панике.

В конце концов, со мной уверенный в себе мужчина, который всегда находит выход из любой ситуации.

– Я думаю, отключили электричество, – отвечает он, зажигая фонарик на своём телефоне.

В тусклом освещении находиться гораздо комфортнее, чем в кромешной тьме. Я непроизвольно двигаюсь ближе. Дмитрий внимательно оглядывает меня:

– Надеюсь, у нас все хорошо?

Я смущаюсь, понимая, что он спрашивает о моих страхах остаться запертой.

– Хорошо, – отрезаю я. – Если ты будешь держаться от меня подальше, все так и останется хорошо!

Темные глаза сужаются.

– Учту, – тихо обещает он и пытается вызвать диспетчера – безрадужная тишина служит ответом. – И кто продумывал здесь аварийную систему?

Дмитрий недовольно вздыхает и набирает номер телефона аварийной службы, что указывался на табличке. Я стараюсь изо всех сил питаться уверенностью и спокойствием, что он излучает, и жадно прислушиваюсь к его разговору с аварийной бригадой. Как же мне повезло, что я не успела уехать одна! Боюсь даже представить, как справилась бы с подобной ситуацией в одиночку.

– Скоро будут, – отключает связь Дмитрий и смотрит на меня. – По какой-то причине функция эвакуатора не сработала. Нас переключат на резервный источник питания и запустят лифт.

– Спасибо, – с облегчением благодарю я.

Дмитрий опускает взгляд на мои руки и слегка хмурится. Тогда же я осознаю, как сильно сжимаю поручни, чтобы не разволноваться. Попытка ослабить хватку с треском проваливается. Уверенности в себе поубавилось. Пальцы вновь впиваются в поручни.

– Впредь буду передвигаться только по лестнице, – выдыхаю я.

– Ты раньше застревала в лифте?

– Ни разу… Я живу на первом этаже, и чаще всего пользуюсь окном вместо двери. И раньше у меня в доме не было лифта…

Дмитрий оглядывается и отходит вглубь кабины, пристроив телефон на внутренний угол поручни. Легкое колыхание воздуха доносит до меня мягкий аромат его одеколона, и я вдруг четко осознаю, что мне нужно для спокойствия. Ощущать его запах. Неосознанно я тянусь к нему и застываю, сделав всего один шаг. Не смей даже думать об этом.

– Заряда аккумулятора должно хватить хотя бы на час. Но надеюсь, нас вытащат отсюда гораздо раньше. Или же дадут электричество.

– На час, – поражённо повторяю я.

– Расскажи лучше, как ты вчера отметила защиту диплома? Ты отлично играешь, подумать не мог что мне так понравится…

– Поговори лучше с Оксаной, – огрызаюсь я на его похвалу, и тут же жалею об этом.

Дмитрий поднимает одну бровь, его глаза внимательно изучают меня. Пристально и оценивающе. Кожа на спине покрывается мурашками. В тусклом свете фонаря, его лицо кажется жёстче и менее благородным, но я не могу отвести зачарованного взгляда.

– Ты словно ревнивая жена. Забавно.

– Ах, забавно… – фыркаю я, не в силах сдерживаться. – Много чести ревновать такого донжуана как ты!

Дмитрий тихо смеётся. Он даже не пытается оправдаться и это беспредельно злит.

– Тогда давай оставим Оксану в покое, – мягко говорит он. – Пока твой острый язычок опять всё не испортил.

Я скриплю зубами и отворачиваюсь. Некоторое время отчаянно прислушиваюсь к шуму снаружи. Посторонние голоса в коридорах этажей звучат приглушенно. Те, кто работает в здании вечером, высказывают своё возмущение отключенному свету. Как я завидую тем, кто снаружи! Может механик уже приехал и подключает нас? Интересно, в соседнем лифте тоже кто-то застрял? Я не могу держаться долго, как бы ни храбрилась. Угол со стороны двери кажется жутким и мрачным, я чуть переступаю с ноги на ногу, поближе к бело-синему свету. А внимательный взгляд карих глаз изводит меня, будто ожидая, когда я сорвусь и дам волю своим страхам.

– Почему ты так боишься запертых дверей? – в голосе Дмитрия отчётливо слышатся требовательные нотки.

Я закрываю глаза, образ разозлённого моим непослушанием Олега всплывает в памяти. «Даже не вздумай попытаться снова, я привяжу тебя, обещаю!»

– Сейчас не время и не место задавать подобные вопросы, – как можно спокойнее говорю я, нервно сглатывая.

– Ты обращалась за помощью к психологу?

– Разумеется, – огрызаюсь. – Раньше всё было гораздо хуже! Сейчас я вполне справляюсь со своими страхами!

– Хуже? – низко переспрашивает он и шумно втягивает воздух.

Я ёрзаю, сдвинувшись ещё чуть ближе к Диме.

– Подойди уже, – требует он.

Я упрямо сжимаю рот в тонкую линию и продолжаю разглядывать тёмный угол. Дмитрий издаёт торопливый звук, похожий на утробный низкий рык и стремительно шагает ко мне. В одно мгновение он привлекает меня к себе, не давая опомниться. С губ срывается судорожный всхлип, я носом зарываюсь в гладкий мягкий материал его пиджака и отчаянно вдыхаю. Одна рука скользит ему под пиджак, обхватывая крепкий сильный торс, вторая находит его ладонь на своей талии и сжимает её, словно оружие против страха. Я очутилась в раю, защищённая от всех бед и напастей.

Его длинные пальцы скользят мне в волосы, мягко поглаживая. Напряжение исчезает, голова мякнет на его плече. Весь мир исчезает вокруг – будто снаружи все стихло, никто не спускается по лестницам, не произносит громкие реплики и не смеётся. Не остаётся ничего более ценного, чем его крепкое объятие.

– В ночь дня рождения Светы, ты сказала, что встречалась со мной раньше, – шепчет он мне в волосы, его щека греет мне макушку. – Ты это помнишь?

– Да, – расслаблено киваю я.

– Расскажи, что ты имела в виду.

– Это было давно. Почти четыре года назад. Ты приехал вместе с семьёй в наш город, в тот день, когда я сбежала от… него… – я глубоко вдыхаю любимый аромат и крепче обвиваюсь вокруг Димы. – Идти было некуда, мать с радостью вернула бы меня обратно. Нужно было переждать где-то ночь, чтобы уехать. В отеле меня не захотели заселять из-за того что я была несовершеннолетняя.

Рука Дмитрия застывает в моих волосах.

– Ты ругалась с охранниками в фойе, – тихо говорит он. – И упала на меня, когда один из них грубо тебя толкнул…

Я улыбаюсь и киваю.

– С тобой была девушка, беременная…

Он напрягается. Становится жестким и отстраненным. Я не сдаюсь, решив узнать, кто это:

– Именно она уговорила тебя помочь мне. Кто она?

– Поэтому в «Айрисе» ты расспрашивала меня про жену и детей?

Я снова киваю и повторяю вопрос:

– Кто она?

– Она была женой моего брата.

– Что? У тебя есть брат?

– Есть, – как-то грустно отвечает он.

– Почему была? Они развелись?

– Настя умерла, – помедлив, отвечает Дмитрий.

– Ох, прости! – шепчу я, чуть отстраняясь.

Наши взгляды встречаются. Его лицо непривычно бледное, взгляд печальный и тусклый. Сердце непроизвольно сжимается, и я жалею, что завожу этот разговор.

– Мне очень жаль!

Мы молчим некоторое время, глядя вдруг другу в глаза. Дмитрий бережно убирает у меня с лица непослушную прядь волос, его ладонь так и остаётся на моей щеке. Перестаю дышать, стараясь впечатать в память это мгновение.

– Скажи мне… Тот от кого ты сбежала… Это он запирал тебя?

– Да, – выдавливаю я спустя вечность, опуская взгляд.

Тишину прорывает его резкий вздох, объятие становится крепче.

– И как долго это длилось?

– Почти три месяца. Сразу после моего школьного бала и до середины августа. Пока я не сбежала в другой город.

– Кто он?

– Бывший одноклассник. Первое время он больше всех издевался надо мной, потом как-то резко полюбил. Ну а что чувствую я, меня уже никто не спрашивал. Мать сыграла не малую роль в истории с моим заточением. Она так хотела породниться с богатенькой семейкой, что с легкостью плюнула на мои чувства. Его семья была очень влиятельной, имела связи везде! Я бы ни за что не выбралась, если бы его мать не помогла мне сбежать.

Темные глаза ожесточаются, челюсти сжимаются. Воздух вокруг пропитывается холодной яростью, что излучает его застывшее тело. Созданный в моём воображении рай медленно рассыпается вокруг нас, погружая в полумрак кабины.

– Не пугай меня… – шепчу я.

Дима натянуто улыбается и медленно прижимает мою голову к своему плечу.

– Я должен знать больше. Что это за семья, чем они занимались в то время.

– Зачем?

– Просто скажи, что знаешь.

– А я смотрю, ты привык командовать!

– А ты спорить! – терпеливо парирует он, поднимая мне лицо и заставляя снова заглянуть в его глаза. – Говори, Катя. Я все равно узнаю, но с твоей помощью это будет гораздо быстрее.

– Я никогда не вникала в состояние своих одноклассников! – бурчу я. – Его звали Синицын Олег. Кажется, его отец владел сетью местных супермаркетов или магазинов продуктов. Больше ничего не знаю.

– Хорошо.

Дима поднимает руку, которую я отчаянно сжимаю. Я послушно отпускаю его и позволяю перехватить мою ладонь. Большим пальцем он медленно проводит по твердому поперечному шраму под кистью моей руки.

– Теперь я хочу знать об этом, – низко говорит он.

– Я не пыталась вскрыть себе вены, если ты хоть на минуту подумал об этом!

– Мне уже легче… Так откуда же такой глубокий порез?

– Просто неудачная попытка вскрыть наручники…

– Что? – Дмитрий удивленно вскидывает брови и моментально отстраняется.

Я отворачиваюсь, не выдержав его пытливого взгляда, и лепечу:

– У меня не было проблем с законом, честное слово! Из-за постоянных попыток сбежать, Олег частенько привязывал меня, особенно если уходил из дома! Я стащила нож с кухни и когда осталась одна, попыталась вскрыть наручники. Ничего не вышло! Нож сорвался, и я сильно повредила руку…

– Привязывал! – яростно шипит Дмитрий и совсем отпускает меня. Одной рукой он накрывает лоб, второй упирается в бок.

Я вздрагиваю, осиротевшая без его тепла и шокированная такой реакцией. Он мерит темную кабину нервным большим шагом, словно запертый в клетке голодный зверь, что рвётся за добычей, гуляющей у него перед глазами по другую сторону решетки.

– Что этот ублюдок ещё с тобой делал?

Я молчу, снова вцепившись в перила. Его беспокойство ошеломляет. Мне сложно допустить даже мысль, что моё прошлое доставляет этому человеку хотя бы незначительное волнение. А видеть это собственными глазами кажется безумной иллюзией. Я решаю говорить ещё, не в силах бороться с внутренним желанием видеть в его глазах беспокойство… беспокойство за себя.

– Он тебя бил? – требовательно спрашивает Дмитрий.

– Почти нет…

– Как так – почти?

– Только когда сильно злился. Я не очень послушная девушка!

Он закрывает глаза и ругается безобразно и неприлично.

– И твоя мать спокойно смотрела на это?

– Она считала, что я сама наживаю себе проблемы. Просила меня уступить и жить в своё удовольствие!

– У тебя восхитительная мать! – говорит он сквозь зубы.

– Будто я её выбирала!

– Но ведь и у него были родители!

– Отцу было глубоко наплевать, с кем играется его благословенный сыночек, к тому же он так редко появлялся в доме, будто жил в своих супермаркетах. А мать, в конце концов, мне помогла.

Дмитрий невольно кривится, и некоторое время внимательно скользит по мне взглядом, будто пытается найти другие изъяны на моей коже. Открыты у меня были только руки и шея.

Тогда я решаю сама озвучить ответ на немой вопрос:

– Все остальное только тут! – Я тычу указательным пальцем себе в висок, и кисло улыбаюсь. – Помню, как первое время радовалась каждому новому утру. А потом из-за одного ночного кошмара все резко изменилось. Сначала я боялась засыпать по ночам, была одержима мыслью, что он меня найдёт, как в том кошмаре. А когда Марина случайно закрыла меня в комнате, у меня случился первый приступ. Это было ужасно, будто я снова оказалась в его доме… с ним… Ты спрашивал, почему я поздно зарегистрировалась на актёрских сайтах? Так вот, я удалила все анкеты, до тех пор, пока не справилась со своими тараканами в голове. Мне казалось, что анкеты выдают меня. Я сходила с ума, по-настоящему, понимаешь? Я и есть сумасшедшая, только об этом знают совсем не многие! Жаль ты оказался в их числе!

Он делает шаг на меня, снова заключая в крепкое, райское объятие. Его стремительный порыв оказывается совершенно неожиданным, выбивает все мысли из головы. Пустыми глазами я моргаю и вижу перед собой только красивые тёмные глаза. Щека горит от прикосновения его ладони. Он сдерживается, чтобы не прижать меня крепче к себе, я это чувствую по напряженным мышцам.

– Ты не сумасшедшая, – тихо возражает он.

Что-то размеренно пульсирует в моей руке, теплом отдаваясь мне внутрь – я лишь сейчас понимаю, что прижимаю ладонь к его твердой груди. Наши лица разделяет всего пара сантиметров, стоит чуть податься вперед, и можно коснуться его жаркой кожи. Я чувствую внутри нарастающее томление и облизываю пересохшие губы. Его взгляд опускается к ним и застывает.

– Ты даже не представляешь насколько… – из последних сил борюсь за контроль над собой, но губы начинают дрожать, а дыхание сбиваться. – Я не могла выйти из дома больше месяца, прогуливала институт, боялась каждого светловолосого прохожего и была одержима мыслями о преследовании…

Дмитрий напряженно выдыхает и опускает голову вниз, наши лбы соприкасаются.