Текст книги "Тетушка против (СИ)"

Автор книги: Тата Алатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Даже алхимики прекрасны в своих увлечениях, – заметила Маргарет. – Мы их не любим, потому что завидуем, но правда в том, что они учатся больше, чем кто-либо еще. И, конечно, ваш замок для Бартелеми Леру – это настоящая находка. Мне кажется, его исследовательский энтузиазм достоин уважения.

– Ого, – развеселился он. – Мне не послышалось? Неужели в вашем голосе послышалось одобрение? И оно досталось этому безусому юнцу – как обидно! Как же мне поступить, чтобы получить свою похвалу?

– Откажитесь от Пеппы, – тут же ответила Маргарет без тени раздумий.

– Вы коварная личность, Пруденс, – покачал головой Рауль. – Ведь если я соглашусь с вашим предложением, то буду выглядеть легкомысленным мотыльком. А стоит мне отказаться – я окажусь невоспитанным человеком, который спорит с дамой.

– А вы, ваша светлость, пустомеля, – отрезала она с раздражением. – Никто не откажется от выгодной невесты ради мимолетного одобрения своей сиделки.

– Мы-то с вами знаем, что вы больше, чем сиделка, – нисколько не смутился он.

– Ну разумеется. Я – тетушка.

Рауль моргнул, явно растерявшись. Он с раннего утра вел себя странно, без причин приходя в меланхолию и без них же начиная смеяться. Сейчас им овладел внезапный приступ угрюмости, и его светлость граф Флери завопил во всю глотку на манер городского возницы:

– Эй, Леру! Слезайте с этой чертовой крыши, я не собираюсь тратить на этот чертов склеп целый день!

– Ведь у вас столько дел, – съязвила Маргарет.

– Разумеется, у меня полно дел, – нахохлился Рауль.

Бартелеми неуклюже принялся сползать с крыши, не удержался, плюхнулся в кусты, откуда донеслись развесистые ругательства и стоны.

Наконец они вошли в склеп, активировали кристаллы света и направились в глубину, где долго искали вход в лабораторию. Сырое и мрачное помещение заканчивалось надгробиями Кристофа и Кристин, и Рауль долго дергал скульптуры своих предков за руки и ноги, надеясь открыть скрытый проход.

Повезло Бартелеми – стоило ему потянуть за меч, который держала в руках статуя прославленного Флери, как стена за могилой с утробным скрипом отошла в сторону, открывая вход в просторную комнату с огромной алхимической печью.

Студент тут же позабыл о царапинах и синяках, полученных в результате падения, и бросился вперед, суматошно размахивая кристаллом, желая разглядеть все и сразу.

Может, отдать Пеппу за алхимика? Чем дольше Маргарет приглядывалась к этому юноше, тем большие перспективы ей открывались. Благодаря такому зятю шахта могла бы приносить куда больший доход, и не пришлось бы тратить нервы в бесконечных спорах с гильдией.

– Скажите мне, Бартелеми, где вы живете в Арлане? – спросила она, следуя за ним в лабораторию. – И не нужна ли вам комната в хорошем особняке прямо в центре?

– Пруденс! – шокировано воскликнул Рауль, кажется, мгновенно сообразив, куда она клонит.

– Я живу у ужасной карги, которая дерет с меня втрое дороже, чем стоит ее конура, – пожаловался Бартелеми, жадно разглядывая печь.

– Вы не посмеете при живом женихе приглашать в свой дом постороннего мужчину, – прошипел Рауль ей на ухо.

– У меня пустует чудная мансарда, которую я могла бы уступить за приятную цену, – заявила Маргарет, глядя прямо в глаза Раулю.

При излишне белом свете кристаллов его лицо казалось сложнее, чем обычно. И, возможно, впервые со дня их знакомства там проступала ярость.

– Вы прикладываете столько усилий, милая моя Пруденс, – процедил Рауль с великолепной аристократической надменностью, – указывая, как низко меня ставите, что с моей стороны было бы грубо пренебрегать вашими стараниями.

– Как? – растерялся Бартелеми и оглянулся на них, не понимая, что происходит.

Маргарет не ожидала такого отпора и теперь молчала, выжидая. Рауль не стал тянуть с продолжением своей гневной тирады:

– Я был вежлив, когда вы проникли в мой дом обманом. Вежлив, когда вы ясно мне дали понять, что я недостоин вашей племянницы. Вежлив, когда вы оскорбляли мою семью. Но вы переходите всякие границы, восхваляя первого встречного алхимика лишь потому, что в будущем он способен принести Жозефине стабильный доход. Вы продажны до кончиков ногтей, Пруденс.

– Как и вы, ваша светлость, – указала она на очевидное. Хладнокровие, верный друг, в эту минуту оставило Маргарет, и нервная дрожь отдалась в ее голосе, сделав его выше и прерывистее.

– Верно, – с резким смешком согласился он. – И раз уж мы одного поля ягоды, так почему бы вам не отправиться к дьяволу или не перестать смотреть на меня свысока.

– Я предпочту самостоятельно определять свое поведение, – отрезала она, непостижимым образом начиная получать удовольствие от этой перепалки. Маргарет никогда не нравились мямли, не способные постоять за себя. Ты никогда не знаешь, что с ними делать – стоит сказать хотя бы крупицу правды, как начинаются слезы и прочие глупости. Взять хотя бы Пеппу – та ревела после общения с тетушкой битый год, пока не привыкла.

– Простите, – вмешался Бартелеми, – но кто такая Жозефина? Почему у меня сложилось впечатление, будто мне ее сватают?

– Ах, да занимайтесь вы лабораторией, – с досадой отмахнулась от него Маргарет. Ей не нравилась затхлость здешнего воздуха и темнота, которая таилась за пределами кругов света от кристаллов. Это место, заставленное столами с ретортами и полками со зловещими банками, напоминало пещеру сумасшедшего ученого, который ставит опыты на младенцах.

Воображение, подстегнутое будоражащей ссорой с Раулем, рисовало пугающие картины.

– Смотрите, – послушно сказал Бартелеми и поднял свой кристалл, освещая фреску на стене. Там были изображены, довольно грубо, огромный и грозный кабан, высокая лилия и человеческий череп.

– Гадость какая, – ужаснулся Рауль. – Кабан еще куда ни шло, геральдическое животное, оно у нас на гербе… Но череп-то зачем?

– Кабан – воплощение воинской доблести, лилия – знак чистоты и величия, а также короны… Возможно, ваш предок ставил себя вровень с монархами… А череп… Череп может означать что угодно, но мне приходит на ум один обычай, крайне распространенный триста лет тому назад, – отозвался Бартелеми. – В старину из останков павших защитников замка изготавливался костный порошок «Прах предков», чтобы мертвые воины могли встать на защиту, когда придет беда.

– Невозможно. Этот замок никогда ни от кого не защищался, – скучающе процедил Рауль, – так из кого же Кристоф Флери делал костный порошок?

Бартелеми ему не ответил, сосредоточившись на изучении пепла, оставшегося в печи.

Маргарет тихонько поманила Рауля в уголок и прошептала ему на ухо:

– Глэдис Дюран.

– Что – Глэдис Дюран? – раздраженно уточнил он. Настроение его светлости с каждой минутой портилось все быстрее.

– Мертвец, который выполнял свои обязанности после смерти. Она заправляла вашу постель!

– Тише, – Рауль самым беспардонным образом накрыл ее губы ладонью. Черно-угольные глаза сверкнули. – Не смейте говорить об этом при мальчишке!

– А еще вчера он вам нравился, – возмущенно отпрянув от его ладони, напомнила она.

– Скажите мне, Пруденс, среди тех десяти мужчин, которых вы отвергли, были алхимики?

– Двое, – соврала она. Кавалеры, которых никогда не существовало, стремительно обрастали биографиями.

– Кгхм, – неопределенно отреагировал он и добавил: – В любом случае, я не хочу, чтобы весь Руаж судачил о чертовщине, которая происходит в этом замке. У семьи Флери, знаете ли, репутация. Мне еще сестер замуж выдавать!

– Боже мой! – закричал Бартелеми, и его кристалл хаотично заметался, а потом осветил то, что так испугало юного алхимика. Маргарет посмотрела туда и едва подавила крик, а Рауль поспешно подхватил ее под локоть, будто опасаясь обморока.

На массивном железном крюке, вбитом в потолочную балку, висело нечто в форме человеческого тела, подвешенного вниз головой.

Глава 14

Даже Глэдис Дюран не напугала его так сильно, как этот подвешенный на крюк человек. Раулю очень хотелось зажмуриться или отвернуться, но он не мог отвести глаз от ужасающего зрелища.

Натянутая как пергамент кожа плотно облегала поджарую фигуру, похоже, мужскую. Она была серо-коричневого цвета, покрытая прожилками, напоминающими кору дерева с налетом то ли соли, а то ли белого кристаллического порошка. Внизу, под головой этой странной мумии, стоял большой керамический таз, покрытый толстым слоем пыли и засохшей бурой жидкостью.

Отчего-то Рауля больше всего ужасало отсутствие запаха смерти. От Глэдис тянуло гнилостно и дурно, как и положено с мертвецами, но в лаборатории пахло лишь затхлостью и резкими алхимическими реактивами.

– Это невероятно, – забормотал Бартелеми, сильно напоминавший сейчас сумасшедшую версию себя самого, – естественная мумификация исключена – условия не те. Значит, алхимия? Консервация? Минерализация? Мне нужно его измерить, чтобы определить степень усыхания… Когда лабораторией пользовались в последний раз?..

Ничего не ответив, Рауль потрясенно шагнул вперед, привлеченный тусклым блеском серебра на костлявом пальце подвешенного. Потертый ободок с глубокими царапинами был покрыт бурыми корками, темно-багровый неограненный гранат так часто отвлекал его от уроков, а по внутренней стороне бежала надпись «стойкий в трудностях». Рауль знал это наверняка, потому что обладатель этого кольца не уставал повторять, что сей девиз довел его семью до службы в чужих домах.

– О, Люка, – прошептал он.

– Ваша светлость? – позвала Пруденс встревоженно.

– Люка Сен-Клер, мой гувернер. Он был таким гордецом, этот заносчивый энциклопедист. Все-то ему было интересно, до всего было дело…

Голос дрогнул, и Рауль замолчал. Он вспомнил душные часы в классной комнате, солнце, заглядывающее в окна, зовущее на пруд искупаться или наловить ужей, чтобы подсунуть их в спальню Жанны. Вспомнил подвижный чуть кривоватый рот Люки, из которого вылетало множество непонятных слов, вспомнил их долгие и бессмысленные споры о том, что не нужна юному графу Флери никакая наука.

Потом он уехал ко двору, а Люка остался в замке, в надежде уложить в головы Жанны и Соланж хоть какие-то крупицы знаний помимо танцев и хороших манер.

Рауль никогда не интересовался, что случилось с его гувернером, потому что был уверен – он отправился в новый дом к новым ученикам.

Тут новая мысль тошнотой и спазмом скрутила живот – эту лабораторию использовали отец и Глэдис Дюран. Это при отце с Люкой случилось… вот это.

Зажав рот рукой, Рауль стремительно понесся прочь, к солнцу и свежему воздуху, но не успел добежать до сада, и его вырвало прямо к каменным ногам одного из бесчисленных Флери. Согнувшись пополам, он едва не уронил кристалл света, бессмысленно таращась на извергнутый завтрак, а потом раздался сдвоенный крик, заставивший его содрогнуться всем телом.

На мгновение – длинное, как сама жизнь, мгновение – всем его существом овладело желание убраться отсюда прочь, из этого склепа, из этого замка, вернуться в Арлан и никогда не вспоминать о произошедшем. Но ведь кричала Пруденс, румяная, крепкая, упрямая, несносная Пруденс – и мир пришел в движение, когда Рауль понесся по склепу снова, но не на свободу, а обратно в зловещую лабораторию.

– Что случилось? – закричал он с порога.

Непривычно бледная, почти белая Пруденс ответила:

– Бартелеми случайно разбил одну из склянок, и оно… оно…

Рауль и сам теперь разглядел: бешеная кувшинка из болота выбралась из мешка, ее мясистый корень, похожий на сплющенного червя, впитывал лужу пролитого раствора. Листья-ловушки расправились, обнажив острые, загнутые внутрь шипы-клыки.

Растяпа-алхимик прижался к стене, тяжело и загнанно дыша. Он не сводил взгляд с кровавого цветка. А из центра розетки уже выполз толстый усик-щупальце, извиваясь во все стороны, будто принюхиваясь и оглядываясь. Наконец, оно определилось с добычей, шипы завибрировали, издавая высокий, хищный вой, и щупальце устремилось к подвешенному телу.

– Ну уж нет! – воскликнул Рауль, и без того сраженный участью Луки. Оглядевшись, он не нашел ничего, что могло бы сойти за оружие, поэтому просто прыгнул к кувшинке и принялся давить ее толстыми подошвами ботинок.

Она погибала с шипением, с багряно-черными пузырями, но черт побери… это же было всего лишь растение, а не чудовище! Перебитые стебли удушливо пахли гнилыми лилиями. Растоптанный цветок выглядел так невинно, будто совсем недавно не щелкал плотоядно клыками.

– Вот так-то, – удовлетворенно сказал Рауль, для верности растаптывая все, до чего мог дотянуться.

Тут Бартелеми негромко охнул и сполз спиной по стеночке, потеряв сознание. Пруденс фыркнула.

– Ваша светлость, – заговорила она довольно спокойно, – мы могилку-то где копать будем? Полагаю, вы намерены предать земле вашего гувернера до того, как сестры вернутся от герцога.

– Выходите за меня! – выпалил он, совершенно искренне и бездумно. Вот она, женщина, готовая разделить с ним все тяготы бытия, не дрогнув и не растерявшись.

Пруденс посмотрела на него с жалостью.

– Вы, мой дорогой граф, всегда так нервно реагируете на потрясения? Как это с таким-то безрассудством вы все еще не женаты на какой-нибудь пронырливой дамочке?

– Я до смерти боюсь пронырливых дамочек, – признался он. – Больше них только пауков да вот теперь болотных кувшинок. И дернул меня черт притащить сюда алхимика!

Она покосилась на обмякшее тело Бартелеми и задумалась.

– Завтра сюда нагрянет целая гильдия, – озабоченно проговорила Пруденс. – Это вам не милая домашняя лаборатория, где варят зелья для хорошего урожая и отраву от клопов. Здесь, ваша светлость, у нас мертвый гувернер, а это уж совсем другой расклад. Не знаю, какие темные ритуалы практиковал ваш батюшка и, признаться, знать не хочу. Но то, что неприятностей вам теперь не миновать – это уж наверняка. Если только…

– Если только мы не найдем способ заткнуть ему рот, – закончил за нее Рауль.

Они уставились друг на друга, пытаясь осмыслить происходящее.

– Насколько я знаю эту породу, – размеренно, почти равнодушно, заметила Пруденс, – деньгами его не пронять. Да у вас их все равно кот наплакал. А мы готовы подумать над тем, не притопить ли алхимика в болоте?

– Господи боже, – ужаснулся Рауль. – Надеюсь, вы шутите… Вы же шутите, правда? – встревожился он, поскольку она оставалась совершенно серьезной. – Нет-нет-нет, Пруденс, я понимаю, что у вас сложилось превратное мнение о моей чертовой семейке, но я к выкрутасам отца не имею ни малейшего отношения, уж поверьте.

– Жадным – мзду, идейным – идею, – безо всякого выражения и вроде как невпопад ответила она, и пустота в серых глазах подсказала ему, что все-таки эта непоколебимая женщина глубоко ошеломлена и, может, даже напугана.

– Вот что, – решил Рауль, – давайте-ка для начала я выведу вас на свежий воздух, а потом займусь Бартелеми.

Но Пруденс покачала головой, подошла к алхимику, присела около него и похлопала его по щекам.

– А? Что? – испуганно встрепенулся он, распахнул глаза, оглядел лабораторию и застонал, будто надеялся, что пробудился от кошмара, но все равно оказался в нем.

– Вам надо выпить, – заявила Пруденс твердо, – к счастью, у нас есть отличное вино. Пойдемте со мной, я о вас позабочусь.

– Но мне надо спешить в гильдию, – пролепетал Бартелеми. – Доложить наставнику…

– Конечно-конечно. Вы обязательно доложите. Возможно, завтра. Эта лаборатория ждала вас несколько лет, ничего с ней не станет за несколько дней. Или месяцев… Вы сможете сделать карьеру, обследовав ее самостоятельно безо всякой спешки.

– Я? – разинул рот Бартелеми.

– Давайте поговорим об этом в спокойной обстановке, – не предложила, а скорее велела Пруденс, ловко помогла ему встать и вдруг заговорщически улыбнулась Раулю. Эта короткая и, пожалуй, в какой-то мере озорная улыбка ослепила его, на секунду заставив окаменеть. А потом он бросился на помощь, провожая пошатывающегося Бартелеми к выходу.

В замке Пруденс проявила чудеса расторопности, будто по волшебству достав откуда-то сыр и мягкие, ароматные груши. Она подала вино и сама же разлила его по тяжелым старинным кубкам, которые Рауль прежде и не видел. Возможно, их ставили на пиры самого Кристофа.

Все это – и фамильное серебро, и парадные скатерти из тонкого отбеленного льна, и салфетки с монограммами Флери, и роскошный кувшин из стекла с филигранью – кричало о знатности древнего рода и заставляло мальчишку, выросшего в бедности, робеть и терять почву под ногами.

– Надеюсь, вы умеете пить, – шепнула Пруденс Раулю на ухо.

– Даже не сомневайтесь, – ухмыльнулся он. Эту науку при королевском дворе осваивают одной из первых. – Где вы все это откопали? – спросил он, указывая на стол.

– Поручила Мюзетте разобрать серванты, – ответила Пруденс. Бледность и медлительность покинули ее, и теперь она выглядела как обычно. – По правде говоря, я хотела занять ее, а окна буфетной очень удачно выходят на подъездную дорогу, а не в сад. Подумала, что нам ни к чему лишние глаза.

Бартелеми залпом выпил целый кубок, закашлялся до слез и снова потянулся за кувшином.

– Кровавые кувшинки – порождение Пестрого болота, – пробормотал он. – В учебниках написано, что они совершенно безобидны, просто… подвижные. Про клыки там не было ни слова.

– Клыков и не наблюдалось, пока вы не разбили ту склянку с раствором, – напомнила Пруденс. – Это потом кувшинка взбесилась.

– Повезло, – произнес Рауль, наученный горьким опытом, – что взбесилась кувшинка, а не Люка.

– Ну что вы, – с развязной снисходительностью, подпитанной крепленым вином, протянул Бартелеми. – Мертвецы тихие.

– Действительно, – согласился Рауль, которого терзал страх, как бы Люка вслед за Глэдис не вернулся к своим обязанностям. Это будет совершенно из ряда вон.

– Понимаете, – продолжал Бартелеми, – ваше болотце хорошо исследовано. Кристаллы, которые там находят, – всего лишь минерализованная органика…

– Что, простите? – резко перебила его Пруденс, так и замерев с ложкой меда, которым поливала груши.

– Трупы птиц и животных, – пояснил Бартелеми, чей язык начал чуть-чуть заплетаться, – и, может, даже людей…

– Кристаллы? Те самые, которые крестьяне таскают на рынок?

– Известное дело.

Рауль вспомнил пестрые штуковины, небрежно разбросанные в комнате Глэдис, и снова ощутил тошноту.

– Вот как, – поджав губы, чопорно сказала Пруденс, и ее лицо явно выражало неодобрение. – От чего же зависит их цвет?

– Понятно, что от состава… Кристаллизация – сложный и долгий процесс, который занимает десятилетия. Кровь, кварц, медные и железные примеси, растительность, все это влияет… Боже, теперь мне придется возвращаться на болота! – вдруг вскричал Бартелеми, да так неожиданно, что Рауль дернулся. – Вы же истребили мою кувшинку! Как теперь мне восстановить состав раствора, которым укреплял свои стены Кристоф Флери? Вряд ли мастер зачтет мумию вашего гувернера! К счастью, я не ограничен во времени…

Рауль незаметно переглянулся с Пруденс, желая убедиться, что она тоже заметила, как изменилась риторика их гостя. Он больше не собирался нестись с докладом в гильдию, а планировал основательно окопаться в замке, соскребая со стен и столов лаборатории всякие там частицы и обследуя остатки пепла в алхимической печи.

Страшно представить, к каким открытиям все это может привести. Образ отца, безобидного чудака, приобретал все более жуткие очертания. Неужели это он убил и повесил вниз головой Люку? Обошелся с ним, как с одной из туш животных?

В роду Флери никто не брезговал охотой, у них были не бог весть какие богатые на дичь земли, но все же всегда находилось, на кого спустить борзых собак. В юности и сам Рауль садился в седло, чтобы загнать косулю-другую или отправлялся с ружьем к реке, чтобы подстрелить диких уток.

Но он никогда не любил убивать людей, даже если того требовала честь. Кроме той, самой первой дуэли, когда он, пылкий мальчишка, мечтавший прославиться при дворе, застрелил противника, его пули или шпага не наносили больше смертельных ран.

Бартелеми все жаловался и жаловался: на злых учителей, на свою несчастную участь, на невезение, на нежелание снова спускаться к болоту – пока его голова не упала на стол, а из горла не вырвался хриплый храп.

– Какой хлипкий голубчик, – хмыкнула Пруденс, – нынешняя молодежь только и горазда, что ныть и ныть… Все-то им сложно, все-то им трудно!

Рауль пообещал себе, что постарается ныть в ее присутствии как можно реже, чтобы не удостоиться такого же пренебрежительного отношения, и поднялся на ноги. При мысли о том, что ему предстояло сделать, дурнота снова подкатила к горлу.

– Займите чем-нибудь Мюзетту, – попросил он, – пока я не разберусь с Люкой.

– Мюзетта дрыхнет без задних ног в буфетной, – ответила Пруденс, тоже вставая. – Порошок маркизы Теней действует одинаково что на служанок, что на алхимиков. Видите ли, ее я тоже угостила вином.

– Но ведь это… – растерялся Рауль.

– Снотворное, – спокойно закончила за него она.

– Откуда?

– Из личных запасов.

– Вы страдаете бессонницей, Пруденс? – удивился Рауль. По его мнению, она совершенно не похожа была на неврастеничек, которые не могут сомкнуть глаз до рассвета, терзаясь сомнениями и сложностью бытия.

– Ну разумеется, нет, – оскорбленно поджала губы она. – А вот нянюшке Латуш, в ее-то почтенном возрасте и с ее-то несносным характером, порой требуется хорошая доза успокоительного.

С нянюшкой Латуш он был знаком, старушка служила им с Жозефиной наперсницей и нередко приносила надушенные, кокетливые любовные записки.

Сглотнув, Рауль уставился на свой кубок.

– Не переживайте, – утешила его Пруденс, – вам я ничего не подсыпала. У нас впереди множество хлопот, так давайте поторопимся.

Однако он не сдвинулся с места, переводя взгляд с недопитого вина на Бартелеми, а потом и на стоявшую перед ним особу. Как она только осмеливалась принимать подобные решения?

– А своему будущему мужу, начни он путаться у вас под ногами, вы тоже подсыпете какого-нибудь порошка? – беспокойно спросил Рауль.

– Да сдался вам мой будущий муж, – разозлилась она. – Откуда бы ему взяться, скажите мне, наконец! Разве вы не видите, что я не из тех женщин, которые выходят замуж?

По его убеждению, Пруденс как раз относилась к тем женщинам, которые просто обязаны были выйти замуж. Да, временами она по-настоящему пугала, но это был скорее трепет восхищения, а вовсе не желание бежать прочь, сверкая пятками. Ее упорный отказ осчастливить кого-то из претендентов вызывал у него гнев. Что за гордыня! Что за предубеждения!

Оставаясь свободной, Пруденс представляла собой опасность – ведь каждому нормальному мужчине захочется покорить эту полную соблазнов крепость. И сколько глупостей можно натворить, пытаясь снискать ее расположение! Бросить к ее ногам все, что у тебя есть, и раздобыть любыми способами то, чего нет.

– Ваша светлость, – она вдруг, смягчившись, тронула его за рукав, и Рауль едва не выругался от того, как она крутит им, легко и в то же время жестоко. – Пойдемте. У нас лишь несколько часов, чтобы похоронить Люку и навести порядок в лаборатории. Мы же не хотим, чтобы Бартелеми нашел там что-то воистину ужасное. Нам следует позаботиться о репутации вашей семьи.

Он бессильно перехватил ее руку и наклонился, коснувшись ее губами.

– Спасибо, – проговорил едва слышно, не находя больше в себе сил к какому-либо сопротивлению. Да что же Пруденс с ним делает!