Текст книги "Тетушка против (СИ)"

Автор книги: Тата Алатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 08

– Что вы думаете про клад, который якобы закопал наш великий предок-завоеватель? – спросил Рауль за ужином. – Это правда?

– Ничего он не завоевал, – тут же возразила Соланж, – а просто ограбил парочку соседей.

– Как ты смеешь! – ахнула Жанна. – Честь рода – это все, что у нас осталось.

– Разумеется. Наш замок ведь совершенно случайно стоит на бесплодной глиняной земле. Ой, простите, я ошиблась. На самом деле мы здесь потому, что возвышенность – стратегически выгодное место. А то вдруг соседи бы вернулись за награбленным, а у прапрапрадеда – укрепленные стены.

– Что ты об этом знаешь? – заинтересовался Рауль, который всю жизнь пропускал мимо ушей родительские рассказы о деяниях предков.

– Я ведь младшенькая, – объяснила Соланж. – Ты уже кутил в столице, Жанна пряталась от всего мира среди своих кукол и игрушечных замков, мама умерла, а папа вдруг спохватился, что я последняя, кому он еще может успеть рассказать фамильные сказки. И он пичкал меня ими до тех пор, пока я не заливалась слезами и не умоляла отпустить меня в сад…

Шаркая ногами, в столовую вошла Мюзетта с блюдом, на котором посреди оливок гордо возлежала утка. В прежние времена Рауль ни за что не позволил бы такой неопрятной старухе подавать на стол. Как же они докатились до всего этого?

– Пруденс нашла небольшую оливковую рощу на южном склоне, – сообщила Мюзетта, начиная разделывать птицу. – У нее полно глупых идей в голове. Шатается по окрестностям без всякого дела и называет это прогулками! Вот уж бесполезнее занятия не найти.

– Не больно-то она вам по душе, – заметила Жанна. Даже подобные мелочи занимали ее теперь, хотя в городе она не всегда могла вспомнить имена собственных горничных.

Хитрая, много повидавшая на своем веку служанка бросила на графа осторожный взгляд и уклонилась от прямого ответа:

– Сиделки все себе на уме. Возьмите беднягу Глэдис, что ходила за старым графом, страннее особы не сыскать было.

– Экономка Глэдис Дюран? – встрепенулся Рауль.

– И экономка тоже. Она тут, почитайте, разве что дымоходы не чистила. Ну до чего суетливая была особа! – Мюзетта неодобрительно поджала губы и шмякнула солидный кусок на тарелку Соланж. – Тоже все бегала повсюду, покуда не сгинула на болотах.

– Она пропала до смерти отца или после? – спросил он.

– Исчезла из замка в ту самую ночь, когда вашего батюшку удар хватил, – не задумываясь ответила служанка. – И все заботы о больном графе упали на мои плечи. Лежачим он был вдвое сварливее.

– Это правда, – печально вздохнула Жанна. – Недели, когда папа не вставал с постели, тянулись невыносимо медленно.

– Исчезла, да не совсем, – голосом, которым пугают непослушных детей, произнесла Соланж. – Нянюшка сказывала, что Глэдис Дюран спятила, совсем спятила. Якобы ее видели на Пестрых болотах, где она бродила простоволосой и что-то бормотала. А сердце ее будто бы светилось во тьме кроваво-красным.

– Да что всех слушать! Деревенские олухи только болтать и горазды, – вспылила Жанна.

– Спорим, что злая ведьма Дюран бормотала проклятия, – не унималась Соланж. – Маленькой я боялась, что она меня сожрет – ну, из-за всех тех кабанов, которых они с папой сжигали в печи.

Жанна так резко взмахнула вилкой, что кусок утки сорвался с зубцов и, очертив широкую дугу, упал возле окна. Все проводили его взглядом.

– Ты была еще ребенком, – яростно проговорила она, – и понятия не имеешь, о чем говоришь! Какие еще кабаны?

– Дикие.

– Мюзетта, разве в нашем замке сжигали диких кабанов? – обратилась Жанна к служанке, явно рассерженная подобной нелепицей.

– Не в замке, – безмятежно поправила ее Соланж, – а в алхимической лаборатории прапрапрадедушки Кристофа. Отец нашел ее прямо за склепом и пытался восстановить.

– Господи, – выведенная из себя Жанна резко вскочила, вилка со звоном упала на тарелку, грубо отодвинутый стул пронзительно взвизгнул. – Слышать не могу подобных глупостей! Алхимическая лаборатория, ну надо же! Наш доблестный предок Кристоф Флери прославился ратными подвигами, а не тем, что мешал дерьмо со ртутью.

И с этими словами она выбежала из столовой, взбешенно стуча каблуками.

Соланж ойкнула и совсем по-детски прижала ладони к щекам, восхищаясь сквернословием старшей сестры.

– Мюзетта, – сказал Рауль, – ступайте на кухню и поужинайте остатками утки.

Та изобразила нечто вроде корявого книксена, забрала поднос и отправилась выполнять поручение. А он вдруг забеспокоился, не подумает ли Пруденс, что ей бросают объедки с хозяйского стола.

С Пруденс – тетушкой Маргарет – все было непонятно. Рауль понятия не имел, как себя вести, чтобы не обидеть ее ненароком и не вызвать подозрений у сестер, поскольку решено было сохранить инкогнито будущей родственницы. Или же – как они теперь оба надеялись – будущей неродственницы. Клад маячил перед ними призрачной надеждой на счастливое избавление друг от друга. Если его все-таки удастся найти, то Рауль увильнет от необходимости жениться на молоденькой глупышке, и в таком случае его сестры никогда не узнают, кто именно скрывался под личиной сиделки Робинсон. Так к чему устраивать переполох?

– Самые яркие кристаллы хранятся в библиотеке, – вдруг сказала Соланж и потянула к себе тарелку Жанны. – В шкафу слева от входа. Когда будешь проходить склеп…

– С ума сошла? Ты думаешь, я туда сунусь?!

– А почему нет? Считай, что это просто старый склад.

– Склад с покойниками!

– И этот народец еще никому не причинил ни малейших хлопот.

Рауль вспомнил мертвую Глэдис Дюран, отвратительные лохмотья кожи, истлевшую одежду, – и аппетит окончательно его покинул.

– Так вот, не забудь кристаллы, – невозмутимо продолжила Соланж, – ведь там что днем, что ночью – темно одинаково.

– Ты там была? Зачем? – изумился Рауль. Даже на похоронах отца он проводил гроб только до дверей склепа, и пусть в те времена он еще не знал, что мертвецы умеют заправлять постели, зато опасался пауков и змей.

– Тайком подглядывала за папой и ведьмой Глэдис – они действительно сжигали в алхимической печи кабанов. Понимаешь, дотла. От них оставался лишь пепел – мне казалось очень странным так бездарно транжирить еду.

– Значит, лаборатория существует на самом деле, – уныло пробормотал Рауль, – и ты не придумала ее, чтобы подразнить Жанну.

– Вход расположен прямо за надгробием прапрапрабабушки Кристин, ты его ни с чем не перепутаешь, оно самое красивое, – сказала Соланж, блестя яркими любопытными глазами. Она казалась такой оживленной в эту минуту – ничего общего с капризной кокеткой, какой Рауль привык ее видеть.

– Кристин? – нахмурился он, вспоминая портреты предков. Кажется, это та самая дама, которая вместе с основателем замка Кристофом возглавляла длинную вереницу разнообразных Флери.

– Пока ее муж грабил соседей, или, если верить Жанне, совершал ратные подвиги, прапрапрабабушка Кристин ткала ковры и ждала его возвращения. Восемь лет одиночества, а потом вспышка счастья, трое детей, родильная горячка и красивое надгробие. Грустная история.

– Невероятно, – выдохнул Рауль, – что ты все это знаешь.

– Кто-то должен напичкать семейными преданиями головы следующего поколения Флери, – засмеялась Соланж.

Он тоже улыбнулся, но несколько натянуто, так как вовсе не собирался обзаводиться собственными детьми. Зато из него может получится хороший дядюшка. Тут он немедленно подумал о тетушке и, извинившись перед сестрой, направился на ее поиски.

***

Жан, тащивший дрова на кухню, на расспросы ответил, что госпожа Робинсон уже поднялась наверх, и это немного расстроило Рауля. Значит, она уже легла, а вторую ночь подряд мешать несчастной женщине спать было бы чересчур по-свински.

Поэтому Рауль как можно быстрее взлетел по ступенькам и торопливо пронесся по коридору, то и дело оглядываясь в сторону крыла для прислуги, дабы убедиться, что Глэдис не бродит без присмотра по замку. Попав в свои покои, он с облегчением задвинул засов, развернулся, да так и обмяк, привалившись спиной к двери.

Пруденс сидела за широким отцовским столом, читая очередной толстенный дневник, а Глэдис Дюран мыла высокие витражи, стоя на табурете. Она двигалась неуклюже, рвано, и казалось, что вот-вот сверзится вниз.

– Пруденс? – шепотом позвал Рауль.

Она подняла голову от дневника и спокойно произнесла:

– Глэдис была так любезна, что принесла из подвала оставшиеся дневники. Вот послушайте, что писал ваш отец: Кристин – ключ ко всему. Мы знаем, кто такая Кристин?

– Ее можно как-то утихомирить? – он указал дрожащей рукой на покойницу.

– Неужели так сильно мешает? – нахмурилась Пруденс. – Не можете потерпеть? Ведь никто другой не полезет с мокрой тряпкой к окнам.

– Не могу, – признался Рауль. – Это слишком противоестественно и пугающе.

Несколько секунд она внимательно смотрела на него, будто желая убедиться в серьезности этих слов, а потом фыркнула.

– Ну что же, давайте попробуем. Глэдис, душенька, подите-ка сюда. Ваша светлость, вы не замечаете ничего особенного в вашей служанке?

– Еще более особенного, чем истлевшая плоть? – содрогнулся он.

Покойная экономка с трудом слезла с табурета и направилась к столу. Рауль, еле-еле преодолевая отвращение, вгляделся в нее пристальнее, чтобы понять, о чем толкует Пруденс.

– Да у нее же светится сердце! – осенило его. Красноватое тусклое мерцание едва пробивалось сквозь кости и мышцы, поэтому его было сразу и не увидеть.

– Не совсем, – ответила Пруденс, поднялась, а потом вдруг просунула руку прямо в грудь Глэдис – там что-то омерзительно чавкнуло – и вырвала сердце. Рауль лишь успел зажать себе рот рукой, чтобы не вскрикнуть, а покойница пошатнулась и с глухим стуком упала на пол.

– Что? Что вы сделали? – ошеломленно пролепетал он.

Пруденс подошла ближе и показала небольшой красный кристалл неправильной формы. Он еще пульсировал, но постепенно угасал.

– Видимо, это один из тех, которые находят на Пестрых болотах, – задумчиво протянула она. – Что странно – если бы эти кристаллы могли поднимать мертвецов, то не продавались бы за бесценок.

– Да черт с ним, болотом, что нам теперь делать с телом на моем ковре? Оно же его испортит!

Пруденс скептически посмотрела на некогда яркий, но изрядно выцветший с веками ворс, местами пошедший проплешинами. Изломанная, жалкая фигура смотрелась там на редкость неуместно.

– Полагаете, – начало было она, – следует засунуть кристалл обратно и попросить Глэдис отправиться, скажем, в лес?.. Ох!

Тут она вдруг схватила Рауля за руку и торопливо оттащила его подальше от ковра. Изумленный ее твердой и крепкой ладонью, так фамильярно сжимающей его ладонь, он не сразу понял, что опять случилось. А потом обернулся к мертвой экономке и увидел, как над ее телом начала подниматься серебристо-сизая туманная дымка, похожая на испарения на болотах. Потянуло горелым, горьким и – удушающе, резко – гниющими лилиями. Что-то треснуло у Рауля за спиной, он дернулся, совершенно измученный всеми пугающими событиями этого вечера, но это всего лишь Пруденс открывала окна.

– Дышите наружу, – посоветовала она. – Кто знает, не ядовито ли облачко. Я бы не ждала ничего хорошего от существа, умершего… когда, к слову?

– Отца похоронили пять лет назад, – ответил он, послушно запрыгнул на подоконник и протянул руку Пруденс, приглашая ее присоединиться к себе. Она вынула из кармана платья кристалл, который опустила туда в спешке, положила его на поднос для писем, забытый на столе, тщательно вытерла руки белоснежным платком, извлеченным из другого кармана, и только после этого приняла помощь Рауль. Он закусил губу, выдерживая ее вес, но вот – полминуты сопения, – и Пруденс уселась рядом с ним, чуть откинувшись назад, в свежий ночной воздух.

– Боже мой, – прошептал он, уставившись на облачко тумана. Оно оседало на ковре, оставляя маслянистые пятна, похожие на жидкое серебро. По телу Глэдис побежали молочно-белые нити, проступающие под остатками, или вернее, лохмотьями кожи. То тут, то там вспыхивали тускло-голубые и алые импульсы.

– Похоже, вашему ковру недолго осталось, – вполголоса сказала Пруденс. Он ощущал тепло ее близкого плеча, и от этого становилось не так уж и страшно.

– Соланж заверяет меня, что в нашем фамильном склепе расположен вход в алхимическую лабораторию, где отец и Глэдис зачем-то сжигали кабанов. В дневниках, которые вы читали, нет никаких объяснений этой дикости?

– Алхимическая лаборатория? – повторила Пруденс. – Восхитительно. Вот откуда этот запах тухлых яиц – это же сера! И наверняка ртуть, видите этот перламутр на ковре?

– Вы что же, еще и алхимик?

Она одарила его высокомерным взглядом.

– Как вы знаете, семья моей племянницы владеет шахтой. Разумеется, я изучала некоторые аспекты обработки кристаллов, чтобы меня не обдурили ушлые фабриканты…

Тихий треск не позволил ей договорить. Тело Глэдис покрывалось пепельно-серыми ячейками, похожими на пчелиные соты.

– Боже мой, – повторил Рауль обессиленно.

Пруденс же, наоборот, выглядела собранной и крайне заинтересованной. Она наблюдала внимательно, вытянув шею, и казалась такой напряженной, что он вдруг испугался, как бы она, зазевавшись, не вывалилась из окна. Поэтому Рауль вытянул за ее спиной руку, уперся ладонью в холодный камень, образуя хоть какую-то защиту от кувырка в темноту. Ощутив движение рядом с собой, она скосила глаза в сторону, а потом повернула лицо к Раулю – так близко, что он увидел и мелкие морщинки вокруг светло-карих глаз, и крохотную родинку под левой бровью, и мягкие завитки снова распушившихся волос.

Слишком близко– смущенно осознал он, и немедленно его обожгли воспоминания о ее крепкой ладони. Что бы сказала на все это Жозефина!

А Пруденс ему улыбнулась – мягко, одними кончиками губ, и в этой улыбке читалась явная благосклонность к защищавшей ее руке. Рауль как можно незаметнее перевел дух, боясь коснуться ее лица дыханием, а потом поспешно отвернулся, уставившись на то, что оставалось от Глэдис.

С тихим потрескиванием она будто бы превращалась в скульптуру, на вид хрупкую, похожую на темно-серый минерал с редкими вкраплениями блестящих алых и изумрудных крупинок.

– Вы успели поужинать? – вдруг спросил Рауль, привыкший всегда спасаться от неловкости светскими разговорами.

– Ну разумеется. Не думаете же вы, что мы сидели и ждали, не пошлет ли ваша светлость на кухню утку, – язвительно ответила Пруденс так, будто он отправил им отраву.

Его вдруг задела эта язвительность, как будто то мгновение, когда они близко-близко смотрели друг на друга, было призвано что-то смягчить в их сердцах. Однако этого не произошло, и разочарование, смешиваясь с едким запахом серы и лилий, вызывало першение в горле.

Кашлянув, Рауль заметил прохладно:

– Стоит ли извиняться за то, что мне хотелось порадовать вас вкусной едой?

– Но, ваша светлость, радовать вас – моя забота, – отозвалась она, не скрывая ехидства.

Смирившись с тем, что эта женщина предпочитает вести себя отстраненно и насмешливо безо всяких на то причин, он опустил ресницы, пытаясь сосредоточиться на пении ночных птиц в саду.

Неужели Пруденс все еще злится на него за то, что он осмелился сделать предложение ее наивной Пеппе? Она осуждает его за корысть в этом деле? Но ведь всякий разумный человек предпочтет выгодную сделку невыгодной! Какой прок жениться на девушке, которая беднее тебя? Если, конечно, ты не герцог Лафон, который может себе позволить и не такое, уж у него-то денег куры не клюют. Если бы у Рауля было такое состояние – он бы уж точно…

Треск усилился, и Рауль торопливо распахнул глаза, чтобы увидеть, как с тонким стеклянно-пронзительным дребезжанием тело Глэдис рассыпается на микроскопические осколки. Шипели, испаряясь, клочья сизых паров.

И спустя несколько мгновений на ковре остались только горки темного песка.

– Хм, – подала голос Пруденс. – Тут понадобятся совок и метелка. Что вы говорили о склепе? Туда мы ее и насыпем.

– Сейчас? – слабо, но без особого сопротивления спросил Рауль, начиная привыкать в царившей вокруг дьявольщине. Он только беспокойно взглянул на крупную луну, которая бесстыже и ярко светила круглыми боками.

Близилась полночь. Самое время для прогулок по склепу, конечно же!

Глава 09

Маргарет немногое знала о фамильных склепах – лишь то, что в ее семействе их сроду не водилось. Чета Робинсон прилежно лежала на прибрежном деревенском кладбище, и морские ветра без устали трепали деревья над каменными надгробиями. Строить отдельное здание и украшать его причудливыми завитушками и другими орнаментами, чтобы складывать туда покойников? Вот уж несусветная глупость!

Тем не менее, она кое-что понимала в подвалах.

– Я схожу за шалью, а вам не помешал бы теплый сюртук. И еще нам понадобятся хорошо заряженные кристаллы света.

– В библиотеке, в шкафу слева от входа, – ответил Рауль, растерянно обводя взглядом собственные покои, будто не понимал, где находится.

Маргарет не стала его беспокоить. Она осторожно сползла с подоконника и по широкой дуге направилась к двери, высоко задрав юбки, чтобы ненароком не разметать песок.

Совки и щетки хранились на первом этаже, за кухней, и пришлось тащиться туда, благо замок сонно притих, и никто не задался вопросом, к чему заниматься уборкой среди ночи. Забрав все необходимое, она сходила в кладовку с посудой, потом снова поднялась наверх, в библиотеку. Там было так темно и пыльно, что тусклый кристалл, который прислуга использовала каждый день, едва разгонял темноту.

В шкафу, на который указал Рауль, действительно лежало несколько кристаллов света. Судя по клейму, они были созданы на одной из самых дорогих и известных фабрик Руажа. Оставалось только надеяться, что они полностью заряжены и не погаснут в самый неподходящий момент, оставив людей в кромешной темноте. Рассовав их по карманам, Маргарет заглянула к себе за шалью и вернулась в хозяйские комнаты.

Рауль так и сидел на прежнем месте, и круглая луна очерчивала его стройный силуэт. Тщательно завитые кудри растрепало ветром, а испуганная бледность с нежным оттенком зелени придавала его облику особо аристократический вид. Усмехнувшись сама себе, Маргарет тщательно смела Глэдис Дюран в фаянсовую сахарницу.

– Пора, ваша светлость, – позвала она, и Рауль вздрогнул, а потом решительно задрал подбородок, будто собирался на поле брани, и порывисто бросился за сюртуком.

В полном молчании они вышли из замка во влажную ночную прохладу, с трудом продрались сквозь высокую траву, заполонившую все дорожки, к склепу. Щелкнув двумя дорогими кристаллами, Маргарет протянула один Раулю, второй оставила себе. Задрав голову, она попыталась вобрать взглядом полуобнаженных атлетов, которые держали на своих плечах арочный свод.

– Почему тут голые мужчины? – озадаченно спросила она.

– Такая была мода триста лет назад, – охотно отозвался Рауль. – Склеп был возведен вместе с замком, заранее просторный, дабы для многих поколений Флери хватило места.

Он нервно засмеялся и потянул на себя высокие двойные двери, украшенные рельефной резьбой с переплетающимися лилиями. Раздался оглушительный скрип, пахнуло ледяной сыростью, плесенью, пришлось хорошенько встряхнуть кристалл, добавляя света.

– Мы просто поставим сахарницу возле первого попавшегося надгробия, – сказал он. – Нам ведь не обязательно идти очень глубоко? Мы ведь можем изучить алхимическую лабораторию при свете дня?

Маргарет подавила зевок – вот уже вторую ночь подряд вместо спокойного сна она получала сплошную суету. По ее мнению, за глухими стенами склепа не было разницы между днем и ночью, но она так устала, что склонна была согласиться с Раулем.

Осторожно ступая по гулкому камню, она вглядывалась в темноту, надеясь найти подходящее местечко, чтобы пристроить Глэдис. Во все стороны с тихим писком разбегались мыши, возможно, здесь обитал и кто-то покрупнее. Например, кроты или крысы.

С каждым шагом воздух становился все неподвижнее, все тяжелее. Казалось, он оседал на коже клочьями паутины. Маргарет даже начало казаться, что крохотные паучьи лапки шныряют по волосам и шее. Очень хотелось почесаться, но для этого она была слишком хорошо воспитана.

Наверное, семейство Флери собиралось плодиться и умирать до скончания веков, по крайней мере Кристоф оставил очень много места для своих потомков. Они шли уже несколько минут, а надгробий все не было. Только высокие потолки, серые стены и неприятные шорохи.

Наконец, луч света вырвал из темноты какую-то фигуру, и Маргарет невольно запнулась, вдруг испугавшись неизвестно чего. Откуда-то из дальних глубин памяти всплыли сказки, которые рассказывали на берегу. О злодеях, пьющих человеческую кровь, чтобы жить вечно, и о существах, пожирающих страхи.

– Отец, – разгоняя всякие глупости, проговорил Рауль громко и ясно, и Маргарет разглядела памятник: чуть меньше, чем в полный рост, но все же довольно крупный. Она подошла ближе, изучая локоны и плечи, надменный подбородок и тонкий нос.

– Вы красивее отца, ваша светлость, – вынесла она вердикт.

– Матушка разбавила южную ветвь Флери северной кровью, – ответил он и погладил бронзовое отцовское плечо. – Как по-вашему, Пруденс, понравится ли Глэдис последний приют возле своего хозяина?

– Этого мы никогда не узнаем, но вряд ли она сможет вернуться с претензиями, – ответила Маргарет, приседая возле надгробия. Оно было монолитно-гладким, выполненным из черного полированного камня, и несколько секунд ушло на раздумья: куда бы пристроить сахарницу? В итоге ее удалось засунуть в небольшую выемку у стены.

Выпрямившись, Маргарет обнаружила, что Рауль ушел дальше. Кажется, встреча с скульптурами родителей растрогала его. Он стоял возле гранитной женщины с простой прической, складки ее строгого платья струились, как настоящие.

– Она нас покинула, когда Соланж была совсем крошкой, – вздохнул он. – А вон там дедушка! Я помню только, что он никогда не расставался со сворой борзых собак… Их когти так громко цокали по полам замка…

Что-то изменилось в плотной темноте, которую остро разрезали два узких луча яркого света. Стало как будто светлее, мгла немного развеялась, и луна – крупная, круглая – самым неожиданным образом осветила склеп. Изумленно задрав головы, они с Раулем увидели небольшое круглое окно прямо в потолке.

– Полночь, должно быть, – проговорила Маргарет. – Для чего это вашему прадеду понадобилось дырявить крышу?

– Смотрите, – прошептал он. Свет луны преломился о хрустальные линзы, висевшие высоко над их головами, веселыми искрами рассыпался по камню, а потом весь сосредоточился на далеком надгробии. Не сговариваясь, Маргарет и Рауль поспешили туда, по обе стороны от них призрачной ратью выстраивались скульптуры множества Флери, нашедших здесь свой последний приют.

– Должно быть, это прабабушка Кристин, – подсказал Рауль на ходу, – самая первая могила в склепе.

– Кристин – ключ ко всему, – машинально повторила Маргарет слова из дневников. Увлеченный, ее спутник несся в глубину склепа едва не бегом, и она была вынуждена тоже ускорить шаг, мысленно чертыхаясь на все лады. Еще не хватало бегать в потемках!

– Там какие-то слова! – когда они наконец добрались до средоточия лунного света, воскликнул он. И Маргарет тоже увидела зелено-голубые буквы, слабо светившиеся в отблесках луны. С трудом разбирая старинные письмена на черном надгробии, они прочитали, помогая друг другу в особо сложных местах:

Коль свет дневной в объятиях тьмы погаснет,

Я стану заревом, что льнет к твоей ладони.

Пусть время нашу вечность развеет в песок,

И после ста смертей спасу тебя, мое сокровище.

– Терпеть не могу подобных глупостей, – немедленно рассердилась Маргарет. – Неужели сложно написать: клад закопан в пяти метрах к северу от башни? Что это за зарево, что это за вечность?

– Может, обыкновенная эпитафия? – неуверенно предположил Рауль, и в то же мгновение лунный свет исчез, а буквы погасли. Перед ними лежала обыкновенная черная плита, точно такая же, как и у всех остальных покойных Флери.

– Как? – озадачилась Маргарет. Подсвечивая себе кристаллом, она вернулась туда, где еще недавно сверкал хрусталь, а теперь просто сумрак клубился под высокими сводами. Невозможно, чтобы луна так быстро исчезла из окошка, она ведь не двигалась по небу с бешеной скоростью! Может, ее скрыли облака?

Захваченная исследовательским любопытством, она крикнула:

– Ваша светлость, я иду обратно!

– Подождите меня, – всполошился он и вскоре появился совсем рядом, бормоча себе под нос: «после ста смертей» и «вечность в песок». Старался запомнить надпись наизусть.

Дорога назад показалась очень короткой. Выбравшись наружу, они уставились на яркую круглую луну, которая катилась себе в ясном небе, согласно заведенному маршруту.

– Но как? – повторил Рауль следом за Маргарет.

– Завтра мы возьмем лестницу и разглядим в подробностях, – решила она. – А теперь, вы уж как хотите, ваша светлость, а я твердо намерена отправиться в постель.

– Конечно, – покладисто согласился он и принялся закрывать двери склепа. – Спасибо вам, Пруденс. Лихо вы расправились с Глэдис!

Она яростно выпрямилась.

– Я? – повторила очень холодно. – Расправилась? Да за кого вы меня принимаете! За какую-то там расправительницу? Что ж, по-вашему, я так дурно воспитана?

– Но ведь… – начал было он, оглянулся, встретился с ней глазами и смутился. – Словом, спасибо, что теперь я смогу спокойно спать в собственном замке.

– Действительно сможете? – уточнила она мягко. – И вас даже не смутит алый кристалл, который пять лет заменял покойнице сердце? Он ведь так и лежит на подносе для писем в нескольких шагах от вашей постели. Что, если стоит вам заснуть, как он захватит вашу грудь?

– Пруденс! – укоризненно воскликнул Рауль, заложил тяжелым засовом склеп и отступил, отдуваясь.

Она развернулась и направилась к замку, крайне довольная тем, что последнее слово осталось за ней, на ходу тряхнула дорогим кристаллом, выключая его, и достала из кармана дешевый, тусклый. Привычка экономить с детства въелась ей под кожу, и будущее не давало надежд на то, что однажды Маргарет станет транжирой. Даже смешно представить себя в шелках и драгоценностях, все равно что обрядить в дорогие наряды соломенное чучело.

– Вот увидите, как ловко я разделаюсь с кристаллом, – с мальчишеской хвастливостью заверил ее Рауль, и она не поняла его интонаций. С чего бы это его светлости распушать перед ней свой хвост, если они выложили уже все карты на стол и пообещали друг другу сделать все возможное, чтобы их дороги разошлись в разные стороны?

Возможно, это было что-то аристократическое: граф так привык пускать кому ни попадя пыль в глаза, что очаровывал всех подряд, совершенно не задумываясь.

В замке по-прежнему было тихо: все его обитатели, наверное, уже давно спали. Маргарет не больно-то интересовало, что Рауль собирается делать с кристаллом, на его месте она бы просто закопала его в лесу или бросила в болота. Но, возможно, он придумал, как его разбить – ведь говорят, даже у алмазов бывает точка уязвимости.

В их отсутствие, видимо, в хозяйские покои заходил Жан, чьей обязанностью было следить за каминами – огонь полыхал куда сильнее, чем прежде, а окно оказалось закрытым.

Рауль не задумываясь, но с откровенной брезгливостью схватил кристалл и, прежде чем Маргарет поняла, что он собирается делать, бросил его в камин.

– Нет! – запоздало крикнула она и за полы сюртука оттащила идиота назад. Кристалл немедленно пошел трещинами, а от огня взметнулся вверх ядовитый серебристый туман. – Мы ведь уже чуть не отравились парами ртути один раз, вам мало было?

– Но ведь…

Маргарет его не слушала – вытолкала в коридор и плотно закрыла дверь. Потом побежала в свою комнату прямо напротив, сорвала с кровати тяжелое покрывало и подоткнула порог в графские покои, не желая, чтобы отрава просочилась наружу.

– Что же мне с вами делать, ваша светлость? – устало спросила она, крайне недовольная тем, что пришлось ненадолго утратить свою степенность.

– Откуда мне было знать? – Рауль взъерошил себе волосы, удрученный, но все равно не утративший апломба.

Маргарет закатила глаза – с ее точки зрения все было довольно очевидно. Ведь от Глэдис так сильно разило алхимией, а этих алхимиков хлебом не корми, а только дай понапихать соединения ртути во все изобретения. А потом головная боль, кровь из носа, ничего хорошего.

Да что толку объяснять! Не утруждая себя ни пожеланием доброй ночи, ни самым легким книксеном, она молча вернулась в свою комнату, затворив за собой. Порядочные женщины в это время суток уже давно должны находиться в постели, в конце-то концов!

***

Спустившись очень ранним утром на кухню, Маргарет обнаружила, что там зреет восстание. Судя по манерам, Мюзетта никогда не занимала высокого положения в замке, но в последнее время поди привыкла считать себя главной служанкой – ведь по сути, она стала единственной.

И теперь ей совершенно не нравилась Пруденс Робинсон, которая расхаживала повсюду с важным видом и только то и делала, что шныряла в личные покои их светлости. Бесстыдство и леность – страшнейшие из пороков!

Выслушав пренеприятнейшую порцию старческого брюзжания, Маргарет и глазом не моргнула. Она не считала уместным вступать в подобного рода препирательства, а просто заглянула в кладовую. Накануне Жан сходил в деревню и принес оттуда немного овощей, яиц и муки. Денег, которые Жанна выдавала на хозяйство, было так мало, что поневоле закрадывались вопросы, каким образом Жан сторговался и действительно ли испачканные в земле морковки были честно куплены, а не вырваны тишком с чужого огорода.

Продуктов было достаточно, чтобы подать скудный завтрак, но что делать с обедом?

– Жан, ты сегодня снова отправишься на охоту? – спросила она.

– На рыбалку, – ответил он добродушно.

Поощрительно кивнув, Маргарет решила спуститься в погреба: вдруг там осталось вино? Вряд ли Флери были настолько беззаботны, чтобы не исследовать возможные запасы, но вчерашний вечер поколебал ее веру в разумность этой семьи.

Дорога туда лежала из крыла для прислуги, запущенного, покрытого паутиной. Если комнаты, которым пользовались хозяева, худо-бедно удалось привести в порядок, то сюда руки у Мюзетты и Жана не доходили. По толстому слою пыли можно было сделать вывод, что в подвалы долгие годы не ступала нога человека.

Винный погреб поражал королевским размахом и многочисленными бочками, аккуратно положенными на бока для более долгой выдержки. Местные виноградари верили, что вино должно спать, как человек, чтобы не превратиться в уксус. Оглядевшись по сторонам, Маргарет нашла старый серебряный кубок, тщательно вытерла его белоснежным платочком, достала из прически шпильку и с трудом просунула ее в щель между клепками первой попавшейся дубовой бочки, чтобы накапать тягучего вина, густого до маслянистости. Отпила немного, жмурясь от удовольствия. Старое, крепкое, сладкое вино с бархатистой сиропной терпкостью и ароматом муската. Такое обычно подается к десерту и стоит хороших денег.