Текст книги "Китайские мифы"
Автор книги: Тао Тао Лю
Жанр:
Мифы. Легенды. Эпос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Тао Тао Лю
Китайские мифы. От Царя обезьян и Нефритового императора до небесных драконов и духов стихий
Информация от издательства
Оригинальное название:
Chinese Myths. A Guide to the Gods and Legends
На русском языке публикуется впервые
Научный редактор Сергей Дмитриев
Лю, Tao Тао
Китайские мифы. От Царя обезьян и Нефритового императора до небесных драконов и духов стихий / Тао Тао Лю; пер. с англ. В. Горохова. – Москва: Манн, Иванов и Фербер, 2023. (Мифы от и до).
ISBN 978-5-00214-224-8
Все права защищены.
Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
The Chinese Myths © 2022 Thames & Hudson Ltd, LondonText
© 2022 Tao Tao Liu This edition first published in Russia in 2023 by Mann, Ivanov and Ferber, Moscow
© Оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2023
Посвящаю CT за помощь на исходе моей болезни

Фрагмент черепицы с изображением дракона. Вероятно, эпоха Мин.
Метрополитен-музей, Нью-Йорк

Даосские боги удачи (Фу), процветания (Лу) и долголетия (Шоу). Настенный свиток, эпоха Мин.
CPA Media Ltd / Alamy Stock Photo

Drazen Tomic
Глава 1. Краткая история китайской мифологии
Уже более двух тысячелетий тому назад китайцы рассказывали предания, которые соперничали по сложности с теми, что почти в то же самое время существовали в Древней Греции. Эти легенды касались важнейших забот и убеждений аграрного общества, возникшего на берегах вечно меняющей свое течение реки Хуанхэ. Они повествуют о Гуне и Юе, которые укрепили землю и предотвратили наводнения библейских масштабов, о Стрелке И, который сбил из лука девять из десяти солнц, освещавших молодой тогда мир, и спас людей от пожаров и засух. Есть история о том, как богиня Нюйва сотворила человечество из желтой глины этих аллювиальных равнин. Сюжеты древнекитайских мифов, передаваемых столетиями до появления письменности, в дальнейшем повлияли и на местную систему философии – даосизм, – и на буддизм, пришедший позднее из Индии. Однако на Западе о богатой мифологии Китая не знают почти ничего: там шире известны дошедшие до нас мифы древних греков и римлян.
Отчасти дело в том, что и сам Китай кажется западному человеку немного чуждым. На протяжении его долгой истории представления о многих вещах там развивались иначе, и даже сам термин «мифология» – западный, несвойственный Китаю. По-китайски «мифология» будет шэньхуа, буквально – «рассказ о богах (или духах)». Это слово вместе с другими понятиями развивающихся гуманитарных дисциплин было заимствовано китайцами в начале XX века из Европы через Японию и означало мифы в западном понимании – истории, пришедшие из древности. В этой книге я буду называть шэньхуа прежде всего мифы «классической эпохи» Китая, которые описаны в источниках, датируемых VI веком до н. э. – серединой III века н. э., то есть периодом со времен Восточной Чжоу до окончания правления империи Хань. Мы посмотрим и на мифы имперской эпохи, которая продолжалась со времен Цинь Ши-хуанди, первого императора Цинь, вплоть до провозглашения Китайской Республики в 1912 году. В это время китайская религия и верования стали более раздробленными и намного более «оживленными»: появилось множество мифов и божеств, которые, как считалось, могут помочь в различных обстоятельствах. Возникла даже поговорка «бао фо цзяо» – «обнимать ноги Будды». Так говорят про тех, кто обращается к вере только в трудную минуту.
Для многих героев мифов имперской эпохи прототипами стали исторические персонажи – для этого позднего периода вообще характерно повышенное внимание к истории и ее мифологизация. Император Вань-ли[1]1
Вань-ли (Десять тысяч календарей) – девиз (название) правления минского императора Чжу И-цзюня (1563–1620, правил с 1572 года). Обыкновение смешивать девизы правления императоров с их именами – прижизненными или посмертными – пришло в западное китаеведение от маньчжуров, трактовавших эти девизы как эпитет монарха. Здесь и далее примечания научного редактора.
[Закрыть] империи Мин, например, в 1594 году провозгласил богом войны Гуань Юя, славного воина и полководца времен Троецарствия, а на Праздник драконьих лодок, который проводят в пятый месяц лунного года, надо и умиротворять богов-драконов китайских рек, и отдавать должное памяти Цюй Юаня, праведного чиновника периода Восточной Чжоу, который не смог повлиять на плохого правителя и в отчаянии утопился.
В отличие от греко-римских мифов, которые благодаря Гомеру, Гесиоду, Овидию и другим писателям известны нам в классическом изложении, мифы Китая обычно лаконичнее и зачастую бытуют в противоречащих друг другу версиях. Это говорит о разных путях их передачи. Многие этнические группы современного Китая, например хмонги (мяо), судя по всему, не имели своей письменности или не слишком полагались на записи, зато сохранили развитую устную литературную традицию. Принято считать, что такого рода племенные мифы и легенды повлияли на развитие китайской мифологии в целом, и оказывается, что многие недавно записанные мифы национальных меньшинств поразительно схожи с важнейшими мифами ханьской эпохи.
Национальные меньшинства
Под «китайцами» на Западе обычно подразумевают ханьцев. Их предки были одной из многочисленных этнических групп, населявших территорию современного Китая в I тыс. до н. э., и благодаря завоеваниям стали доминировать в регионе. Сегодня они составляют более 95 % населения страны, однако в Китае есть и пятьдесят пять[2]2
Согласно официальной схеме, принятой в КНР, в которой нередко одним народом считается целая группа таковых. Подлинное число будет заметно большим.
[Закрыть] других народов, насчитывающих десятки миллионов человек.Ханьская культура – одна из наиболее технологически продвинутых, но ей не чуждо и заимствование у соседей – как в прошлом, так и в наши дни. Хотя воцарение империи Хань (202 год до н. э. – 220 год н. э.) принято считать началом «высокой китайской культуры», писатели того периода обращались к мифологии других этносов. Наиболее примечательны в этом отношении народы хмонги (мяо) и мьен (яо): их мифы мало изменились на протяжении тысячелетий, несмотря на отсутствие записей (см. ниже).
Критически анализировать шэньхуа классического периода ученые начали лишь в XX веке. До этого писатели и историки собирали и сохраняли древние тексты, создавали корпус подлинных, оригинальных источников, однако не занимались их строгим изучением и зачастую редактировали для большего соответствия принципам конфуцианства (см. ниже). Впервые эти версии конфуцианских элит подвергли сомнению фольклористы в Китайской Республике, созданной в 1912 году. Среди них был Гу Цзеган (1893–1980), один из основателей течения игу – «сомнения в древности».
МИФЫ И ПОВСЕДНЕВНОСТЬ

Храм моления об урожае. Храмовый комплекс Неба в Пекине, первая половина XV века.
Музей Гетти, Лос-Анджелес, Калифорния
Великие мифы классической эпохи, которые так занимают ученых, на протяжении тысяч лет образовали целую совокупность легенд и верований. Это разнообразие проявляется в многочисленных храмах и местах поклонения, разбросанных по всему Китаю, а также в годичном цикле обычаев и ритуалов – общенациональных и сугубо локальных. По некоторым оценкам, в одном только Пекине с 1400 по 1900 год действовало около двух с половиной тысяч святилищ, в основном буддийских, но также даосских, конфуцианских, связанных с императорским культом и местными божествами. Они были полны верующих, там проводили ежемесячные праздники и регулярные фестивали. Даже в небольшом по китайским меркам Шаосине на южном берегу Ханчжоуского залива в настоящее время есть тринадцать буддийских храмов, один даосский и один местный в память о девушке, которая утонула в 151 году н. э., пытаясь спасти жизнь отца, а неподалеку расположено святилище на могиле великого Юя, победителя Потопа. В предыдущие столетия храмов и святынь там было, конечно, гораздо больше.

Юй, покоритель вод и основатель Ся. Живописный свиток, эпоха Сун.
Музей императорского дворца, Тайвань
Великий Юй, основатель полулегендарного государства Ся (около 2070–1600 гг. до н. э.), был обожествлен за свои гидрографические достижения, которые спасли многие жизни и заложили основу орошаемого земледелия. Хотя ему поклоняются как божеству, у него, как у простого смертного, есть могила. Расположена она в Шаосине и знаменита тем, что в 210 году н. э. ее посетил первый император Цинь Ши-хуанди, и в память об этом событии там была возведена стела, теперь утраченная.

Бог-воин Гуань Юй, обожествленный герой романа «Троецарствие». Ксилография, XIII или XIV век.
Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург
В Пекине самыми популярными божествами был бог-воин Гуань-ди и буддийская богиня Гуаньинь. Первый восходит к историческому персонажу Гуань Юю (162–220), который прославился верностью и военными подвигами в бурный период после упадка империи Хань. Его роль в этом политическом конфликте была превращена в легенду в романе «Троецарствие» – одном из трех великих классических романов, которые и сегодня пользуются в Китае огромным уважением. Гуань-ди столетиями слыл выдающимся военным деятелем и в эпоху Мин был провозглашен богом: его изображение с яростным красным лицом начали ставить в храмах и кумирнях для защиты от злых духов. Это пример китайского обычая обожествлять реальных людей и свидетельство исключительной важности истории в мифотворчестве раннеимперского периода.

Богиня милосердия Гуаньинь, пришедшая из индийского буддизма.
C. A. S. Williams, Outlines of Chinese Symbolism and Art Motives, 1919
Сострадающая Гуаньинь, полное имя которой означает «Внемлющая звукам мира», – божество, пришедшее из индийского буддизма. Изначально это был бодхисатва – мужчина: на обнаруженных в Дуньхуане изображениях времен империи Тан у него есть тонкие усики и бородка. В Китае, однако, постепенно изменились и его значение, и внешний вид: он приобрел женские черты и стал ассоциироваться со спасением и деторождением. На фарфоровых фигурках времен Мин у Гуаньинь уже нет усиков, а в руках она часто держит младенца. Впрочем, несмотря на женский облик, эту богиню никогда не изображают с маленькими стопами – последствием мучительной традиции бинтования, от которой с XII века страдали многие представительницы верхних и средних классов китайского общества. Изображение Гуаньинь повсеместно встречается в буддийских храмах. Особенно ей поклоняются те, кто желает завести детей.
ГОДИЧНЫЙ ЦИКЛ
В традиционном китайском лунно-солнечном календаре есть фиксированные даты, введенные императором У-ди империи Западная Хань (правил в 141–87 гг. до н. э.). К тому времени по всему Китаю уже сложились общие верования и ритуалы в честь определенных божеств. Изначально китайское общество было аграрным, и главные события приходились на зиму, когда крестьяне могли сделать передышку в работе, и ко времени Хань[3]3
В действительности гораздо раньше. Описания общинных праздников восходят ко временам Конфуция (середина I тыс. до н. э.) – и уже тогда эта традиция насчитывала многие века. Вероятно, истоки таких празднеств стоит искать во временах неолита.
[Закрыть] рост достатка уже позволял сберечь избытки урожая для проведения общинных праздников. Фестивали давали людям редкую возможность собраться вместе и посмотреть на представления бродячих актеров и рассказчиков. Несомненно, так зародились многие дошедшие до нас предания.
Первого января 1912 года Китайская Республика перешла на принятый в европейских империях григорианский календарь, но традиционное празднование Нового года сохранилось. Его называют Праздником весны, так как раньше крестьяне начинали в это время пахать и сеять.
На третий день первого месяца в китайских домах и храмах поклоняются богу богатства Цайшэню. Говорят, он верхом на черном тигре помог государству Чжоу одолеть своих сюзеренов – Инь, и его принято изображать в окружении спутников. Вскоре после этого наступает Праздник фонарей Юаньсяо, и по темным улицам проходят красивые процессии с яркими разноцветными фонариками.
На самое начало третьего месяца приходится праздник Цинмин (дословно – «чистый и яркий») – единственный, не имеющий в лунном календаре определенной даты. В это время принято подметать, пропалывать и приводить в порядок захоронения. Чтобы умилостивить духов предков, могилы сбрызгивают вином и кладут перед ними пищу, а когда духи отведают приношения, к еде приступает вся семья – на кладбище устраивают пикник. Эта традиция зародилась во время империи Сун, когда стали уделять особое внимание конфуцианской сыновней почтительности.
На восьмой день четвертого месяца отмечают день рождения Будды, а за ним, на пятый день пятого месяца, – Праздник драконьих лодок Дуаньу. В сельскохозяйственном обществе очень важен дождь, поэтому китайцы устраивают гонки на лодках в надежде привлечь небесных драконов, которые отвечают за осадки. В пятом месяце года вспоминают демоноборца Чжункуя, который уничтожал стоножек, скорпионов, жаб, змей и ящериц. Его изображение принято приклеивать на двери. В седьмой день седьмого месяца отмечают Праздник Пастуха и Ткачихи. В это время Альтаир и Вега расположены ближе всего к Млечному пути[4]4
По-китайски Млечный путь именуют Небесной рекой.
[Закрыть], и двое звездных влюбленных получают возможность встретиться на мосту, образованном стаей сорок. Девушки опускают иглу на воду в чаше и по ее тени гадают, станут ли они искусными вышивальщицами – мастерицам проще найти супруга. Пятнадцатый день седьмого месяца – это Праздник голодных духов, когда умершим делают приношения и ради спасения их душ запускают по рекам и озерам бумажные лодочки с маленькими фонариками.
В полнолуние пятнадцатого дня восьмого месяца наступает Праздник середины осени – почти такой же популярный, как китайский Новый год. По этому случаю принято есть и дарить лунные пряники и улаживать долги, и в Китае это очень важный повод встретиться всей семьей.
Со времен империи Цин ежегодный цикл обогатился многими общественными праздниками. Обычно они приходятся на день, совпадающий с числом месяца в лунном календаре. Например, на девятый день девятого месяца, известный как «Двойная девятка», люди посещают могилы предков или взбираются на холмы для совместной трапезы с хризантемовым вином. В двенадцатом месяце начинается подготовка к китайскому Новому году, который продолжается в стране три дня. Надо прибраться дома, приклеить на входных дверях изображения для отпугивания демонов, приготовить особые блюда. Картинку бога домашнего очага на кухне мажут медом, чтобы во время ежегодного отчета на небесах он рассказал о семье что-нибудь сладостно-благоприятное, или заклеивают ему рот и язык, чтобы он не сказал ничего предосудительного. До сих пор соблюдают традицию шоусуй («стеречь [проходящий] год») – бодрствовать в новогоднюю ночь.
Почти все эти праздники очень разнятся в зависимости от места проведения и представляют собой смесь древних и последующих мифов, исторических и мифических персонажей (см. Приложение).
МИФЫ КЛАССИЧЕСКОЙ ЭПОХИ
Современные ученые и их недавние предшественники, как в Китае, так и за его пределами, выполнили безупречную работу по созданию корпуса мифов классической эпохи и спасению их от забвения. Однако урожай древних преданий оказался невелик по сравнению с материалом имперской эпохи, и в своем большинстве они отрывочны или очень кратки. Многие источники затрагивают эти темы походя, при обсуждении других литературных и философских вопросов.
Ранние труды не дошли до нас потому, что со времен поздней Хань китайцы писали в основном на бумаге, а не на более прочных бамбуковых пластинках, как в предшествующую эпоху[5]5
Сравнительно меньшая прочность бумаги в данном случае с лихвой компенсировалась ее удобством и дешевизной. Бамбуковые планки также не были предназначены для долгого хранения.
[Закрыть]. В большинстве своем самые древние сохранившиеся «книги» – тоже бумажные – относятся к эпохе Сун[6]6
Самая древняя печатная книга, дошедшая до нас, – «Алмазная сутра» – датирована 868 годом, примерно на век раньше эпохи Сун. Среди рукописных книг есть и более ранние – в том числе написанные на бамбуке и шелке за несколько веков до нашей эры. Успехи китайских археологов позволяют надеяться на то, что будут найдены и более древние.
[Закрыть]. О содержании более ранних трудов часто известно лишь по упоминаниям в хрестоматиях лэйшу, собраниях цитат из различных текстов, часто расположенных по темам. Такие энциклопедии составляли примерно с 300 года н. э. до конца имперской эпохи, и в них есть поразительные сведения об утраченных трудах.
Сегодня Китай кажется единым целым, однако даже на протяжении большей части правления Восточной Чжоу (770–256 гг. до н. э.) он все еще представлял собой совокупность уделов. Существовавшие там местные мифы переходили из поколения в поколение благодаря устной традиции, но помнили о них только до тех пор, пока государство не приходило в упадок[7]7
Далеко не все мифологические сюжеты связаны с правящим домом и его успехами. Сохранность многих нарративов никак не связана с благополучием государства – наоборот, порой его успехи приводят к вытеснению и забвению наиболее архаичных сюжетов родового и общинного цикла.
[Закрыть]. Меньшие царства поглощались более крупными, и наконец царство Цинь в 221 году до н. э. объединило страну и положило начало имперской эпохе, которая продолжалась две тысячи лет и завершилась только в XX веке.
Земля
Китай – огромная страна размером почти с Европейский континент и с сопоставимым разнообразием языков, обычаев, ландшафтов, климатических условий. На севере лежат засушливые равнины Хуанхэ с сухой зимой и жарким летом. На юге, в тысячах километров оттуда, – тропики. На западе возвышаются горы с истоками великих Хуанхэ и Янцзы, которые текут на восток и впадают в Желтое и Восточно-Китайское море соответственно.
Согласно классическим текстам, до эпохи Чжоу правили Ся и Шан, однако отделить факты от мифов в этот период очень сложно[8]8
Особенно это касается времени баснословного Ся – письменности тогда не существовало, и первые упоминания об этом государстве отстоят от предполагаемой даты его падения без малого на тысячу лет.
[Закрыть]. Здесь стоит вспомнить о принципе эвгемеризации (термин образован от имени древнегреческого мифографа Эвгемера) – восприятии мифов как истории, которую помнят неидеально. Подход китайцев, однако, был отличен от греческого: они не мифологизировали свою историю, а историзировали мифы. Самые первые наши письменные источники относятся к эпохе Хань (202 год до н. э. – 220 год н. э.), которая стала «мостом» между древним и имперским Китаем и при которой расцвел образованный класс писцов. Живший в то время ученый Сыма Цянь (около 145–86 гг. до н. э.), признанный отец китайской историографии, начинает свои «Записи историографа»[9]9
В русском переводе памятник известен как «Исторические записки». Благодаря героическим усилиям Рудольфа Всеволодовича Вяткина (1910–1995) русский язык – первый из западных, на котором в 2010 году стал доступен полный перевод этого замечательного текста. Второй полный перевод, на французском языке, появился в 2015 году.
[Закрыть] («Ши цзи») со ссылки на мифы времен Ся и Шан и пытается согласно конфуцианскому обычаю историзировать эти древние предания. Проблема, таким образом, становится двоякой: надо не только искать источники, предшествующие эпохе Хань, но и тщательно оценивать, несколько заслуживают доверия гораздо более доступные ханьские труды.
КОНФУЦИАНСТВО
Выдающийся политик и философ Конфуций (551–479 гг. до н. э.) достиг неувядающей славы как создатель доступного для понимания учения, которому легко следовать. Он был не только рационалистом, но и агностиком в самом современном смысле этого слова. Не веря в богов[10]10
Атеизм Конфуция крайне неочевиден. Известно, что он воздерживался от разговоров о сверхъестественном – вероятно, полагая себя не специалистом в этой области (как и, например, в огородничестве).
[Закрыть], описанных в устных преданиях, он тем не менее осознавал некое богоподобное присутствие и верил в «Небо» (тянь), бывшее чем-то вроде слова Божьего для христиан – моральным кодексом, который нельзя нарушать.

Конфуций (551–479 гг. до н. э.). Рисунок тушью, эпоха Юань.
Музей императорского дворца, Тайвань
Конфуций считал образцом морали времена Западной Чжоу и был убежден, что соблюдение правил позволяет создать идеальное общество. Правитель и министры для этого должны быть праведны и благожелательны, иначе страна скатится к упадку. Философ жил в период Вёсен и Осеней, полный междоусобиц и захватов небольших государств более крупными. Надежду он видел только в возрождении уклада и ритуалов Западной Чжоу – упадок этого государства, по его мнению, произошел исключительно вследствие некомпетентности и слабости ее последних царей. Праведный правитель, по Конфуцию, получал «мандат Небес» («Тянь мин») и должен был позаботиться о том, чтобы и наследники его были высокоморальны, в противном случае Небеса передадут мандат новой династии. Такая философия давала некоторое оправдание бунтарям, если они стремятся восстановить порядок, существовавший до порчи нравов.
Конфуций придавал большое значение семье и общим предкам. Почитание предков важно и в современном Китае. Дома нередко есть специальное святилище, обычно в выделенной для этого комнате, а в начале апреля на праздник Цинмин, который часто называют Днем поминовения усопших, вся семья вспоминает ушедших родственников.
Двадцать четыре образца сыновней почтительности
Акцент Конфуция на важности семьи отчасти выразился в концепции сыновней почтительности. Преданности и служению родителям посвящена очень популярная книга «Двадцать четыре образца сыновней почтительности» («Эр ши сы сяо»), составленная, вероятно, во времена империи Юань. Она начинается с истории о легендарном императоре[11]11
Несмотря на то что ряд мифических правителей формально делят с императорами поздней древности и средневековья титул ди, стоит подчеркнуть, что, когда Цинь Ши-хуанди принял этот титул в качестве обозначения верховного монарха, он почти исключительно был зарезервирован за божествами – верховный бог эпохи Шан, прообраз чжоуского Неба, именовался Шан ди, «Верхний ди». Таким образом, именование Шуня императором не вполне адекватно – скорее уж имя Цинь Ши-хуанди стоило бы переводить как «Циньский начальный августейший теарх». В придуманном им титуле были воедино слиты именования двух категорий сказочных владык древности – Трех августейших (хуан) и Пяти теархов (ди).
[Закрыть] Шуне. С ним плохо обращалась мачеха, а отец чуть не убил его, но он тем не менее оставался невероятно почтительным сыном и был избран в качестве достойного преемника императором Яо, считавшим собственного сына не вполне достойным престола.В данном случае почтительное поведение оказывается вознагражденным. Второй образец – император Вэнь-ди[12]12
Пояснения требует закрепившаяся к китаеведении манера именовать императоров их посмертными, храмовыми именами. Императора Вэнь-ди («Просвещенный император») звали Лю Хэн, и о своем посмертном имени он почти наверняка даже не подозревал. Настоящие имена императоров было строго-настрого запрещено упоминать, и, как ни странно, этот запрет повлиял на современную научную традицию.
[Закрыть] времен Хань (правил в 180–157 гг. до н. э.), который заботился о матери все три года ее болезни. Он не раздевался, чтобы служить ей день и ночь, пробовал все ее лекарства, проверяя их безопасность. Другие истории тоже повествуют о реальных исторических личностях. Восьмилетний У Мэн спал рядом с кроватью родителей, чтобы комары кусали его, а не их. Ван Сян лежал обнаженным на замерзшем пруду, чтобы поймать карпа – любимое блюдо своей черствой мачехи. Ван Пу во время грозы всегда бежал к могиле матери. Она при жизни очень боялась грома, и он хотел ее успокоить. Среди других историй – «За сто ли носить на спине мешки с рисом», «Продать себя в рабство, чтобы собрать деньги и похоронить отца», «Радовать родителей наивными играми», «Без устали кормить свекровь своим грудным молоком», «Мыть ночной горшок матери» и «Вкусив кала, сокрушаться, узнав о тяжелой болезни отца». В последнем случае сыну посоветовали пробовать кал больного отца: если он окажется горький, прогноз благоприятный, а если сладкий – дела плохи. Если не считать императора Шуня, герои этой книги не получают за свою преданность какой-то особой награды. Достаточно самой возможности отблагодарить родителей за все, что они сделали, и принести им счастье.
Учение о добродетелях древних правителей и важности соблюдения ритуалов не нашло большого отклика во времена Конфуция: правителей тогда больше заботили практические вопросы междоусобных войн. Популярность этого философа, не сумевшего при жизни убедить власти следовать своим идеям, росла постепенно, начиная с периода Сражающихся царств времен Восточной Чжоу (476–221 гг. до н. э.).
Конфуцианство стало влиятельным благодаря утверждению сословия писцов[13]13
Правильнее было бы говорить о сословии профессиональных бюрократов и интеллектуалов – в традиционном Китае эти слова были синонимами.
[Закрыть] во времена Хань (202 год до н. э. – 220 год н. э.), которое господствовало в Китае еще в начале XX века. При той же династии начинает разделяться и мифология. Одной формой языка – письменной – владели только конфуцианские элиты. Другую, разговорную, использовало все население страны[14]14
Стоит отметить, что никакого единого разговорного языка не существовало – китайцы говорили (и продолжают говорить) на десятках диалектов, порой отличающихся друг от друга гораздо сильнее, чем европейские языки.
[Закрыть]. Конфуций недолюбливал художественную литературу любого рода, даже аллегорическую[15]15
Тем не менее в числе преподаваемых им Пяти канонов был и «Канон стихов» («Ши цзин») – прекрасный сборник придворной и народной поэзии.
[Закрыть]. Мифам он предпочитал историю, рассказы о подлинных деяниях реальных людей. Этот подход повлиял и на его последователей. Уже во времена Хань они придали историчность многим мифам, подстраивая их под свой образ мыслей. Легендарный Желтый император (см. ниже), например, стал восприниматься как действительно существовавший когда-то правитель.
Пусть конфуцианство и не поощряло веру в богов, оно не возбраняло им поклоняться и считало это скорее вопросом индивидуальных предпочтений. Люди в Китае продолжали строить храмы, рассказывать предания о богах и других сверхъестественных существах, проводить ритуалы и фестивали в их честь, а конфуцианцы сторонились всего этого – по крайней мере напоказ. Большая часть населения тогда не умела читать и писать, и рассказы о богах, призраках и духах – божественных существах, веру в которых не одобрял Конфуций, – продолжала существовать в виде устной традиции.
Сказание о тьме
В 1982 году старый крестьянин из Шэньнунцзя в провинции Хубэй передал писателю Ху Чунцзюню редкую рукопись с преданиями. Эта девственная горная местность, внесенная ЮНЕСКО в список объектов природного наследия, не слишком известна и не имеет многочисленного населения, поэтому условия для сохранения живой памяти об устных преданиях там самые подходящие. В последующие годы Ху Чунцзюнь собрал там и другие записи – иногда неполные и всегда отличающиеся в мелочах – и на основе полученного материала составил новое издание танского «Сказания о тьме» («Хэй ань чжуань»). История была такой длинной, что представляли ее в основном на похоронах – отсюда ее название. В ней изложена история сотворения мира и другие древние мифы.
ДАОСИЗМ
Даосизму сложно дать четкое определение. В отличие от западных религий, сосредоточенных на одном всемогущем боге, в основе этой специфической древнекитайской философии лежит скорее сама природа. Этот мир мистический, он состоит из вещей до взаимодействия с человеком, он как вода, которая, если дать ей достаточно времени, сточит самый твердый материал[16]16
В даосской философии религиозная составляющая гораздо заметнее, чем в других древнекитайских идеологиях, – в основе учения лежит представление о неком абсолютном принципе – Пути (Дао), который служит основой мироздания. Существуют и малые дао всякой отдельной вещи или деятельности, все пути могут быть постигнуты, но не могут быть выражены словами. Человек, постигший Дао, якобы получает особую власть над миром, поскольку понимает глубинные законы его существования и развития – он может при желании достичь практически вечной жизни, научиться летать, повелевать духами. Именно в постижении Дао цель жизни адепта, и в этом плане даосизм заметно отличается от, например, конфуцианства, который не ставит перед последователем столь амбициозных, почти сотериологических перспектив – целью конфуцианца является воспитание в себе непоколебимо моральной и просвещенной личности, готовой служить достойному правителю (задача, пожалуй, в реализации не менее сложная, чем постижение Абсолюта, – но заметно более прозаическая и скорее этическая, чем религиозная).
[Закрыть]. Во всем есть противоположные силы: позитивный и активный ян – мужское начало света и тепла – и восприимчивый инь, женское начало тьмы и холода. Они не могут обойтись друг без друга, как тень может существовать только там, где есть свет.
Инь и ян в сочетании с Пятью сторонами света (север, юг, восток, запад и центр) образуют все фундаментальные основы жизни. Ян связан с югом и востоком: восходящее солнце по-китайски иногда называют даян, Великий ян. Инь связан с западом и севером. Пять сторон света, а также присущие им стихии[17]17
Пять движений (у син) – земля, дерево, металл, огонь, вода – концепт, гораздо более важный, чем просто соответствие сторонам света. Скорее наоборот: стороны света ассоциировались с тем или иным первоэлементом. Сама концепция борьбы и последовательной смены элементов, видимо, была создана примерно тогда же, когда и концепция начал инь и ян, и во многом даже конкурировала с ней. Пять движений использовались, в частности, как методологическая основа для гаданий разных типов, в алхимии, медицине, военной стратегии и так далее, а также для объяснения причин смены правящих династий, каждой из которых, как считалось, покровительствовал свой элемент. К слову, в традиционной классификации китайских идеологических течений инь-ян и у син считались не частью арсенала даосов, а отдельным направлением – впрочем, эти концепции вскоре были адаптированы буквально всеми течениями и активно использовались ими.
[Закрыть], цвета и времена года играли огромную роль во всех аспектах жизни китайцев. Болезни и смерть ассоциировались с зимой и севером, откуда ветер приносил эпидемии, поэтому умерших хоронили лицом на север. Ритуальные одеяния, узоры и приношения должны были быть соответствующего цвета. Император «правил лицом на юг», чтобы получить от солнца тепло и свежесть, а подданные в его присутствии смотрели на север.

Слева: Повелитель Востока (Дунцзюнь). Рисунок тушью. Справа: Великий Владыка Востока (Дунхуантайи). Альбом Чжао Мэнфу «Иллюстрации к “Девяти напевам” Цюй Юаня», XIV век.
Метрополитен-музей, Нью-Йорк
Пять сторон света и пять стихий
Число пять имеет в китайских представлениях большое символическое значение: оно пробуждает в воображении центр креста сторон света и тем самым выражает универсальность. В древних текстах перечислено пять богов, каждый из которых правит одной из пяти сторон света и одной из пяти стихий (дерево, огонь, металл, вода и земля), которые согласно традиционной китайской философии охватывают весь мир. В «Философах из Хуайнани» («Хуайнань-цзы») сказано:
Восток – это Дерево. Его бог – Тайхао. Его помощник – Гоуман. Он держит в руках циркуль и управляет Весной. <…> Юг – это Огонь. Его бог – Император Пламени [Чжужун]. Его помощник – Чжумин. Он держит в руках весы и управляет Летом. <…> Центр – это Земля. Его бог – Желтый император [Хуан-ди]. Его помощник – Хоуту. С отвесом в руке управляет четырьмя сторонами света. <…> Запад – это Металл. Его предок – Шаохао. Его помощник – Жушоу. Держит в руках угольник и управляет Осенью. <…> Север – это Вода. Его предок – Чжуаньсюй. Его помощник – Сюаньмин. С гирями в руках управляет Зимой.
Хоуту, божество земли
В доступных нам источниках нет четкого описания Хоуту, и оно не похоже на божеств земли в других культурах. В «Каноне гор и морей» («Шань хай цзин»)[18]18
В русском переводе Э. М. Яншиной «Каталог гор и морей».
[Закрыть] его упоминают исключительно как предка второстепенного бога Куафу (см. ниже), а в «Философах из Хуайнани» оно относится к центру и помогает Хуан-ди. В позднейшей аннотации к «Чуским строфам» («Чу цы») Хоуту предстает правителем Преисподней, вход в которую стережет его грозный помощник по имени Ту-бо.В последующих преданиях и народных верованиях Хоуту предстает в женском облике. Ей посвящено много храмов. В одном из них, расположенном в уезде Ваньжун провинции Шэньси, Хоуту называют «священной матерью» и изображают в короне и юбке, вышитой фениксами, символами монаршьего достоинства. Судя по местным записям, святилище возвели еще при Хань, и до времен Сун в нем побывало более десяти императоров. Сегодня паломники молятся богине об обычных вещах: безопасном путешествии по Хуанхэ, хорошем урожае, дожде, детях.
Имена пяти богов, связанных со сторонами света и стихиями, разнятся в зависимости от источника, однако в этом списке всегда есть Хуан-ди (Желтый император) и его внук Чжуаньсюй. По ассоциации со стихиями сторонам света приписывают и цвета: восток – зеленый, как дерево, юг – красный, как огонь, запад – белый, как металл, север – черный, как вода. Наконец, центр – желтый, как земля, и управляет им соответствующий бог, Желтый император.
ЛАО-ЦЗЫ
Согласно легенде, одним из основателей даосизма был Лао-цзы. Этот мыслитель жил в VI веке до н. э. и был почти современником Конфуция. В своей великой «Книге пути и достоинства»[19]19
Правильнее перевести как «Канон пути и доблести».
[Закрыть] («Дао дэ цзин») он изложил основы даосской философии поэтическими метафорами (впрочем, ученые давно полагают, что к созданию этого труда приложил руку не один автор, а некоторые даже относят Лао-цзы к периоду Сражающихся царств – IV веку до н. э.) «Лао-цзы» – это уважительное обращение к учителю, а настоящая фамилия философа, судя по различным свидетельствам, была Ли. Сыма Цянь, историк времен Хань, рассказывает, что Лао-цзы много лет был отшельником. Когда он возвращался в город Лоян, пограничный начальник Инь Си признал в нем великого мудреца и стал его учеником[20]20
По более распространенной версии Инь Си встретил Лао-цзы на западной границе чжоуского мира, когда мудрец, разочаровавшись в Поднебесной, навсегда покидал ее, уходя на Запад. По просьбе начальника пограничной заставы Лао-цзы за ночь написал свой знаменитый трактат, чтобы оставить родине хотя бы частицу своей мудрости. В дальнейшем эта легенда стала основой популярных в Китае представлений о том, что на Западе Лао-цзы стал известен как Будда Шакьямуни.
[Закрыть]. Лао-цзы почитают как Верховного достопочтенного господина Лао (Тайшан лаоцзюнь), одного из Трех чистых даосизма. В историческом романе эпохи Мин «Путешествие на Запад» («Си ю цзи», см. ниже) он предстает придворным Нефритового императора и сажает в тюрьму знаменитую Обезьяну, не причиняя ей, впрочем, никакого вреда.
Три чистейших
Первый из Трех чистых, или Трех божественных учителей, – это Юаньши тяньцзунь («Изначальный, Почитаемый на Небе», также известный как Юйцин («Нефритовый Чистый»). Предположительно он учил Лао-цзы, который является третьим из чистейших и известен как Тайшан лаоцзюнь, или Тайцин («Великий Чистый»). Второй – Шанцин («Высший Чистый») – это Тайшан Даоцзюнь («Великий Господин Дао»), который, как предполагается, знает все, что известно о Дао. Каждое из этих божеств правило одной из небесных сфер и проявляло определенную форму изначальной энергии ци. Они господствовали в ранней даосской религии, но их присутствие стало менее заметно после появления императора, который был высочайшим из людей, возможно, они сохраняли свои позиции до того, как стало известно деление на высших и низших, характерное для имперского периода[21]21
Социальная иерархия заметна в древнекитайском обществе уже на стадии позднего неолита.
[Закрыть].

Трое чистых.
C. A. S. Williams, Outlines of Chinese Symbolism and Art Motives

Даосский философ Лао-цзы, известный также как Тайшан лаоцзюнь (Великий Чистый). Бронзовая скульптура, X век.
Метрополитен-музей, Нью-Йорк
Несмотря на споры в отношении авторства, «Книга пути и достоинства» – один из важнейших трудов раннего даосизма. Второй величайшей книгой является сборник притч «Чжуан-цзы», написанный на позднем этапе периода Сражающихся царств одноименным мыслителем. Чжуан-цзы основывался на даосской философии, но часто иллюстрировал свои мысли ссылками на современные ему мифы. Он редко излагал эти истории целиком – видимо, ему казалось, что читатель уже с ними знаком. Отчасти из-за такого подхода мифы в письменных источниках доходят до нас фрагментарно.
ВЛИЯНИЕ БУДДИЗМА
Буддизм пришел в Китай к концу правления империи Хань, приблизительно в I веке н. э. В ответ на его появление даосизм стал более пантеистичным и признал существование в естественных вещах – животных, неодушевленных предметах вроде деревьев, в людях – духа-покровителя (нумена). Именно благодаря росту популярности нового учения даосизм перестал быть просто философией сверхъестественного, «сверхнормального» и приобрел характерные религиозные черты. Чтобы выжить, ему пришлось меняться, проявлять свою многогранность. Так, у даосов сложилась своя разновидность монашества, хотя до появления буддийских монахов на это не было и намека.








