Текст книги "Квадра (СИ)"

Автор книги: Тамара Воронина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

* * *

На постоялом дворе они пробыли два дня. Властитель не щадил не только тело Дана – болезненный массаж только на пользу шел, но и душу, заставляя снова и снова рассказывать обо всем. И что удивительно, Дан не упирался. Совсем растекся, не было сил и на сопротивление, и даже на молчание. Даже не удивляясь самому себе, он спрашивал: ну как? ну почему так – с нескольких часов? и словно вся жизнь?

И с нескольких часов, терпеливо отвечал Нирут, и с одного взгляда, любовь не ограничивается временем, может, пройдет, может, нет, может, этот взгляд затмится другим, как зеленое затмило сиреневое, может, так и останется эта боль, это жизнь, а она жутко несправедлива.

Приезжал Кондрат, но властитель не то что его не принял, а так приподнял бровь: а это еще кто? не знаю, знать не хочу, можете пинками прогнать – и повернулся к Дану, занят он был, вином с приправами свою собственность поил. Приезжал еще какой-то местный барин, был принят, но при первом же слабом намеке на Кондрата властитель так посуровел и заледенел, что благородный стушевался и навек забыл об опальном графе. Ну и главное, пошли слухи. Замковая челядь видела, как вел себя властитель, как он был недоволен и даже гневен, как уходил со своим парнем и даже взгляда на хозяина не бросил. Не хотел Дан об этом знать. Как же это скажется на Кайе… Дан взмолился даже: сделайте что-нибудь, но друг немедленно превратился во властителя, и мольбы застряли в горле. Бесполезно. Самому… что сделать самому? Войти в замок и забрать Кайю? Отдаст как миленький. А дальше что?

Он не может уйти от властителя. Не отпустит – об этом Нирут сказал вполне недвусмысленно, дескать, даже не пытайся, ты мне нужен, из-под земли достану и вообще куда ты денешься, я тебя найду примерно за тридцать минут. Ему некуда забрать Кайю. И не пойдешь в замок: властитель не выпускает из вида.

На третий день они уехали к ближайшему порталу. И там уже даже не спрашивали о том, почему ж властитель предпочел примитивный постоялый двор роскошному приему в замке графа Кондрата. И вечером – дома. То есть в замке над озером.

И что? Снова погружаться в пережитое? Да чего там, не выгружался. Вот даже репетировал – сколько раз плакался во властительскую жилетку? Боль все так же рвала, даже смотреть было больно, и Дан ловил себя на том, что опускает веки или щурится. Нирут для начала спустил на него Шарика, и дракон не начал неистово скакать вокруг в восторге, а запел что-то тоненькое и начал тереться мордой и заглядывать в глаза. Обняв гибкую шею, Дан и ему исповедался, и было это легче, потому что Шарик комментировать не умел, умел сочувствовать и жалеть. Дан просидел с ним целый час, и казалось, что дракон, как собака, забирает себе отрицательные эмоции. Все равно надо идти наверх. Квадра знает, что он вернулся. Дан поцеловал Шарика в нос, был облизан и отпущен.

Ноги несли его как-то очень уж медленно, и это вытянуло из полустертой памяти детства смутный образ соседа, одинокого старика, получившего квартиру на пятом этаже, так у него путешествие по лестнице занимало почти час, он подолгу отдыхал на каждой лестничной клетке и ступеньки преодолевал, как Джомолунгму. А потом он пропал, и Дан так и не вспомнил, то ли умер старик, то ли просто квартиру поменял.

Квадра выглядела скверно. Черт возьми, из-за меня. Или сказал им что-то властитель, или просто почувствовали.Дан снял пояс с мечом – катана казалась такой тяжелой, положил ее на комод и постоял еще несколько минут, не убирая рук с ножен.

– Не говори, если не хочешь, – очень тихо произнес Аль, – мы все равно с тобой.

– Я знаю, – отозвался Дан, не поворачиваясь. – Я скажу.

Им он рассказывал уже не так, как Нируту. Боль не ослабла, но стала чуть привычной, что-то в голове уже улеглось, и он не бился в истерике и не ударялся в лирические отступления. С Квадрой получалось говорить просто. Не нужны были тонкости, потому что эти тонкости они чувствовали вместе с ним. Как он чувствовал застарелую боль Алира, так и у Алира болела свежая рана Дана.

Они очень долго молчали.

– Властитель его, конечно, размажет, – убито сказала Лара, – а проку-то.

– Не скажи, – рассудительно возразил Гай, – уж если властитель берется за кого-то, завидовать не хочется.

– Для девушки-то ничего не изменится, – мрачно бросил Аль. – Разве что хуже станет. Не надо меня щипать, Лара, он сам только об этом и думает. Дан, ты уверен, что любишь?

– Нет, не уверен. Мне так кажется. Все время глаза вижу перед собой. Днем, ночью…

– Неужели властитель… так равнодушен уже, что не поможет! – не спросил, а констатировал Аль. – Я иногда думаю, что мы ему действительно не нужны… То есть нужны, конечно, как инструмент, как руки, глаза и…

– Нет, – оборвала его Лара. – Он привязан к нам. Особенно к Дану.

– Откуда тебе знать, что чувствует властитель? – удивился Гай. – Ну, может, привязан. У нас дома кот жил, раскормленный такой, наглый, так я к нему тоже был привязан.

Лара решительно покрутила головой.

– Вы, мальчики, не забыли, что я не человек? Я демон. Я вижуотношения.

– Видишь? – не понял Дан. Как хорошо было не понимать хоть что-то. А то ведь сплошное понимание в висках стучит: больше никогда… – Как?

– Только не смейтесь, а? В виде таких нитей… Разноцветных. И каждое чувство имеет определенный цвет. Нас соединяют золотые нити. Я таких никогда раньше не встречала, правда. А властителя с нами – серебряные, это… ну как сказать… Да, мы ему нужны, как инструмент, но тогда нити были бы серые, такие… свинцовые. Светящийся оттенок всегда означает привязанность…

– Лара, – начал было Аль, но Дан почти равнодушно произнес:

– Эмпат. Мысли читать не умеет, умеет читать эмоции. Я об этом в книжках читал. Дома.

– Вот, – обрадовалась Лара, – и у вас такие есть! Аль, не изображай злость, когда ее не испытываешь. Я почему меньше всех переживала по поводу Тики и так грубо с Даном обращалась? Потому что видела: влюбленность. Розовая нить. Тонкая, такие рвутся… А сейчас, – она помрачнела, – алая. И светится. Уходит куда-то… Вот от Гая уходит синяя – это родители, от Дана тоже – наверное, к маме в другой мир, и от Аля тоже – это сестра, наверное... Когда я первый раз вас увидела, так удивилась Алю: вообще ничего, тонкая синяя нить и золотые между вами. Таких я остерегаюсь: без чувств – это только высшие маги.

Нити – связи. Забавно. Скорее всего, сама придумала нити, сама их раскрасила. Лара простая душа, ищет ясных объяснений, вот и объяснила себе: если человек привязан к родственникам, то синяя, если влюблен – розовая…

– А просто чувства ты видишь? – тускло спросил он. – Не связи?

– Вижу, – призналась Лара. – Вижу, как тебе больно. А как помочь, не знаю. А помочь надо, потому что от такой боли люди умирают. Вы слабые…

– Я не умру, – неуверенно возразил Дан. – Да, лишний повод нам быть откровенными друг с другом.

– А мы и откровенные, – пожала плечами Лара. – Стала бы я признаваться, если бы вы скрытничали.

– Я-то скрытничал, – буркнул Аль.

– Ну, что ты там скрытничал! Ты просто жадный, не хотел делиться своими страданиями, даже иногда упивался ими… а потом поумнел, и тебе стало легче. Это когда ты с Даном проговорил всю ночь? Ну вот… В общем, мальчики, властитель к нам привязан… ну, просто по-человечески. Честно. И если б такое случилось со мной или Гаем, он бы не был в таком гневе. Я его сегодня испугалась. Вот так. Он возлагает на Дана какие-то надежды…

– Я это и без эмпатии знаю, – усмехнулся Гай и протянул Дану кружку с кофе. – Мы – только защита для Дана. А ты не спорь. Люди слабы… сравнительно с нами. А мы сильны сравнительно с вами. К тому же мы очень отчетливо это поняли, когда тебя захватил тот маг.

– Отчетливо, – проворчал Аль, – до сих пор челюсть ноет. Почему, говорит, ты здесь и даже не ранен, а его нет? Вообще думал, что умру. Дан, мне кажется, властитель придумает что-нибудь.

– Вряд ли, – покачал головой Гай, и черные легкие волосы еще долго шевелились от этого движения. – Скорее, сочтет, что это только закалит душу Дана. Не сделает его черствым, но закалит. И он не так уж и неправ. Дан, мне кажется, что я чувствую то же, что и ты. Я понимаю тебя, пусть я и не любил еще. И мне страшно от того, что я умею чувствовать тебя. Мне кажется, что этим я лишаю тебя уединения.

Нет. Не лишаешь, подумал Дан. Ты вообще лучшее, что могло со мной случиться. Друг и защитник, нуждающийся в друге и защитнике. Это абсолютно взаимно, Гай, и разве твоя вина в том, что тебе пока везло и сердце у тебя цело?

Еле уловимая улыбка тронула терракотовые глаза. Понял. Нет, почувствовал.

– А я бы, – мечтательно сообщила Лара, – с этим благородным повстречалась… ну так как бы случайно.

– И все немедленно приписали бы это мести властителя, – кивнул Гай. – Да эту скотину благородную скорее оберегать надо. Придумал же… тварь. Для чего спектакль устроил? Кого дразнил – Дана? Нет, Дана он убивал, унижая. А дразнил властителя. Силу такую набрал?

– Погоди, что ты хочешь сказать…

– А ты подумай, Аль, и сам поймешь. – «И потом мне расскажешь», – хихикнула Лара. – Ну хорошо, счел он этот поцелуй оскорблением. Покушением на собственность, хотя, насколько мне известно, эльфы так до сих пор заложниками и называются и являются пленниками императора, но не собственностью всяких графов. Формально, по крайней мере. Ну ладно, традиции – великая вещь, и если люди привыкли… Аль, перестань метать в меня гневные взгляды, это не я придумал, такова жизнь. Если люди привыкли, им уже кажется, что так было всегда, так есть и так должно быть. Допустим, он прав. Понятно, что он испугался Дана – в это я верю охотно. Можно бы, конечно, просто запереть его в комнате. Ну можно лишить возможности двигаться, приковать к стене… а на кой черт там цепи вообще? Даже приставить человека для ухода. Но почему именно эту девушку? Зачем спать с ней на глазах Дана? Чтобы доказать ему, что девушка принадлежит ему во всех смыслах? Зачем? Кто такой Дан, чтобы ему что-то доказывать? Как бы там ни было, мы – тени властителя. Есть он – существенны мы. Нет его – мы никто, пришелец, лекарь-вампир, беглый эльф и демон. Мы не нечто самостоятельное, мы Квадра Нирута Дана. Задевая нас, о нас никто не думает, все думают о властителе. И кто – какой-то провинциальный граф, рвущийся поближе к власти?

– Не считаешь же ты, что это все подстроено было? Слишком уж сложно. Дан мог не влюбиться, мог не поцеловать, мог не попасться на глаза… Да и за один поцелуй устраивать такое… Как ты думаешь, Дан, она могла быть заодно с ним?

– Нет, – с трудом проговорил Дан. Даже кофе не протолкнул комок, сжимающий горло. – У нее такие… такие глаза трагические. Сначала мне показалось, что просто грустные, что она всего лишь несчастна… А это… – Скорбь всего мира. Боль всех эльфов. Унижение всего гордого народа. Страдание всей расы. – Нет, Кайя не могла.

Гай подлил ему еще кофе. Водки бы штоф и вырубиться хоть ненадолго.

Что с Алем? Его лицо было настолько бледным, что казалось маской.

– Как ты ее назвал?

– Кайя, – повторил Дан, начиная понимать.

– Блестящи пепельные волосы и очень темные зеленые глаза?

– Сестра, – резюмировала Лара. – Интересно, а об этом властитель знает?

– Властитель-то знает, – задумчиво протянул Гай, – мне вот интереснее, знал ли граф.

Дан угнездился поглубже в кресле и прикрыл глаза. Жить не хотелось. Намерения немедленно повеситься тоже не было. Тоска такая… А он, дурак, думал, что по Тике тосковал.

– Пошли, мальчики, – прошептала Лара, и едва слышный голос Гая ответил сухо:

– Я его одного не оставлю.

– Я не наложу на себя руки, Гай.

– Ты хочешь, чтобы я ушел?

Дан покатал голову по спинке кресла. Одиночества тоже не хотелось. Интересно, куда девался истеричный тридцатилетний мальчик, которого злые дяди выдрали ремнем по голой попе?

– Аль! – вскрикнула Лара и побежала к двери. Аль пошел выяснять отношения с властителем. Получит по шее или по мозгам. Может, получит дозу тепла и сочувствия. И никакая Лара его не удержит. Пусть. Аль импульсивен, его чувствам непременно нужен выход, иначе черт знает что случится. Напьется опять и будет умирать с похмелья.

Холодная рука Гая коснулась его лица.

– Ты сильный, Дан.

– Не хочу.

– Не хочешь, – вздохнул он, присаживаясь на подлокотник. – Но будешь. Ты ведь понимаешь, что властитель… не позволит нам иметь слабости. Как бы хорошо он к нам ни относился, как бы ни был привязан…

– Ты веришь в его привязанность?

– Верю, – после паузы ответил Гай. – Он хочет быть человеком, оставаясь властителем. Ему дороги даже мы, не говоря уж о тебе. Далеко не все, что он говорит, игра. Дан… мне жаль.

– Я справлюсь.

– Я знаю.

* * *

Конечно, он справился. Не без труда, но справился. Беспощадно загонял чувства поглубже, учился не замечать трагического взгляда: он никак не хотел исчезать, и Дан перестал с этим бороться. Убеждал себя в том, что на одну персону две любви с первого взгляда – перебор. Что любовь была да сплыла, и воспоминание о Тике Тури не вызывало больше никаких особенных эмоций, кроме легкой грусти, ну значит, и тут так будет. И властитель поможет. Зачем Квадре слабости? Зачем Квадре кто-то, кроме Квадры? Так что…

Так что жить по-прежнему не хотелось. Он не интересовался тем, как властитель размазывает Кондрата, чтобы не подумать лишний раз о том, что при этом размазываемый делает с безропотной жертвой. Да и никто из них не интересовался. Даже Аль. Он тогда прорвался-таки к властителю, Лара ждала его под дверью, но не дождалась, а на следующий день Алир был страшно подавлен и даже не огрызался. Но и он с собой справился.

И все бы ничего, если бы после одной особо утомительной тренировки Квадра не валялась в тенечке, не имея сил даже куртки накинуть, а день был прохладный. Люм посмотрел на них (в тренировку его снисходительно не взяли: где уж тебе) и притащил куртки, сваленные кучей в другом конце двора. Они кое-как оделись, и даже Гай дышал тяжело, даже Лара шевелилась как осенняя муха.

– Вы такие злые стали, – заметил Люм. – Ломитесь, как… как нечисть та. Не разбирая ни дороги, ни противника. Как не живые.

Дан сел, и Люм не то чтоб нервно шарахнулся, но подобрался. И что? Мы на радость властителю становимся этакой универсальной боевой машиной с распределенными функциями? Если уж даже Люм, сам машина для убийства, это заметил! Мы ожесточились? Мы с Алиром забиваем боль яростью, а Гай и Лара берут от нас те же чувства?

Аль смотрел растерянно, явно думая то же самое. Лара по обыкновению ни о чем не думала, ждала, пока мужчины примут решение, а Гай медленно произнес:

– А он прав. Мы становимся едины… но что из этого единства выходит?

– Пора завязывать, – пробормотал Дан, вставая. – Все. Забыли. Я к властителю.

– Боюсь, что он к нам, – хмыкнул Аль. – И судя по его озабоченному лицу, нам предстоит веселая поездка. Надеюсь, без Люма.

Ну вот, оказывается, не только больного и слабого Люма можно достать, но и здорового и сильного. Какой оскал – бультерьер позавидует. Гай зевнул, ненароком продемонстрировав клыки, но Люм, наверное, тоже вошел в нечто вроде боевого режима и видел перед собой только ясные зеленые глаза.

– Гордишься тем, что ты единственный в мире эльф, который может безнаказанно быть грубым с человеком? – прошипел он. – А не забыл, что даже это возможно только по милости человека? Что вы вообще своим жалким существованием обязаны человеку?

Дан с удовольствием дал ему в зубы, даже костяшки пальцев ободрал, успел прижать его горло сапогом и объяснил:

– Люди довели эльфов до жалкого существования, это факт. Но ты существуешь и вовсе по моеймилости. Когда-то очень давно властитель разрешил мне делать с придворными Фрики все, что я захочу, так что заткнись и помни, что своего разрешения он не отменял.

И хозяин явно все это слышал, только никак не отреагировал, словно не стояла нога Дана на горле барона Люма. Он обращался только к Квадре.

– Собирайтесь, важное и срочное задание. Дальняя дорога, полное вооружение. Живо. – И прошествовал мимо, так и не удостоив взгляда распластанного Люма, Умница он, знает, чуть надави Дан – и долго-долго в себя приходить надо будет.

Квадра лениво поднялась.

– Да плюнь ты на него, Дан, – посоветовал Аль, – обращать внимания на всякую шваль еще…

Дан убрал ногу, подумал, не последовать ли совету, но плевать не стал. Все-таки Люм был мужественным человеком. Пусть лучше с лютой ненавистью смотрит, никуда ты не денешься, сам выбрал, и ведь знал, с кем встретишься…

Они собрались за полчаса, выслушали задачу и тронулись в путь. Нравилось Дану ехать по влажной дороге, выплывающей из озера. Ну что за чудеса техники, хоть бы скрипнуло, хоть бы вообще каким-то звуком сопровождалось… Нет ведь, только копыта цокают, разбрызгивая воду. Магия, точно, иначе бы где-то ворот заскрипел, мотор заурчал, застряло бы что-нибудь, винтик выпал…

Аль и Лара ехали впереди, оживленно обсуждая прочитанный роман. Дан его тоже читал, ну чисто «Наследник из Калькутты», наворочено бог знает сколько всего, увлекательно до утомительности, прочитать можно, но вот обсуждать точно нечего. Как пацаны, выйдя из кино, с восторгом обсуждают боевик: а он ему каак даст, а тот ему каак врежет, а этот ногой – рраз! Под шляпой Гая плавала снисходительная полуулыбка.

– А ведь ты отдаешь Люму должное, – вдруг сказал Гай. – Он там из всех выделялся.

– Отдаю. Только нефиг моих друзей оскорблять.

– Даже если твои друзья первыми начинают?

– Даже, – отрезал Дан. – С друзьями я потом могу поговорить, но хочу, чтоб все знали… Помнишь я тебе о книге рассказывал: Один за всех…

– И все за одного, – закончил Гай. – Не будь таким, Дан. Не становись похожим на нас, пожалуйста. Лучше бы я Люму объяснил, что он неправильно себя ведет.

– Всегда вы…

– Погоди, – сбил его с мысли Гай. – Люм прав. Мы становимся боевой машиной. Может, властитель об этом и мечтал, но разве мечтал ты?

Дан заткнулся и начал думать. Гай не мешал. Шарик ускакал в лесок, проголодался, наверное. Не думалось. Ну, конечно, Люм прав. И виноват в этом превращении как раз Дан, его настроение передалось Квадре. Аль был хоть вспыльчив, да отходчив, и взорвавшись, он остыл, или властитель нашел способ его остудить, или воспользовался старым и проверенным, но властитель, бесспорно, умел уболтать эльфа. А Дана – не умел. Дан давил эмоции, а они сопротивлялись, трансформируясь в злость. И злость передавалась всей Квадре, даже милейшей Ларе. Даже образцово уравновешенному Гаю.

– Прости.

– Что? – удивился вампир. – Глупостей не говори. И расслабься. Дай себе волю, сейчас уже можно. Тем более здесь, когда никто, кроме нас, ничего не увидит. Если хочешь говорить – поговори, хотя бы со мной. Хочешь плакать – мы не удивимся и поймем. Хватит злости. Это не твое чувство.

– Не хочу я плакать. Даже не потому, что в моем мире считается, что мужчина не должен плакать… Здесь ведь, кажется, тоже. Уже не хочу. Гай, ну не могу же я ее любить? Я знал ее всего пару дней. Я поцеловал ее всего один раз. Может, это просто ущемленное самолюбие? Может, все дело в том, что меня приковали к стене и вынудили смотреть на то, как другой ложится с ней в постель?

– Нельзя же до такой степени себя не знать, – покачал головой Гай. – Или в себе сомневаться. Почему не можешь любить? Разве это временем ограничивается? Бывает и с первого взгляда, и со сто двадцать первого. Тебя гложет другое: ощущение собственного бессилия. Ты уже не тот беспомощный парень, растерявшийся в чужом мире, ты воин, ты знаешь себе цену, но сделать ничего не можешь.

– Почему не могу? А если я сейчас сверну…

– Не свернешь, – перебил Гай. – Туда дороги не один месяц, за это время властитель нас сто раз найдет, и, как ты сам же выражаешься, мало нам не покажется.

– Нам?

– Ты же не думал, что мы тебя одного отпустим. Дан, это бессмысленно. Мы даже не знаем, жива ли она… хотя по закону заложников должны оберегать, следить за их здоровьем.

– Почему Аль смирился?

– Потому что сестра – это не любимая. Это память детства. Единственное приятное воспоминание, но всего лишь воспоминание. К тому же он эльф, он воспитан в том, что люди – враги, но сделать с этим ничего нельзя, потому что от необдуманных действий пострадают как раз заложники, и это может быть именно Кайя.

– Значит, я больше о себе страдаю? О своем унижении?

– Скорее всего. Но мне кажется, что ты ее любишь.

Дан долго молчал. Примчался Шарик с симпатичным кабанчиком в зубах. Ну что оставалось делать? Они устроили привал, наелись жареной свинины и накормили дракона – зря охотился, что ли, потом снова двинулись в путь. Им предстояло миновать два портала, в Гильдии были предупреждены, но спешить следовало умеренно, потому что там как раз проводились профилактические работы и портал пока был закрыт.

Шарик пристроился рядом. Дан свесился с седла, чтобы похлопать его по загривку. Дракон взвизгнул так ликующе, что лошадь с перепугу едва не сбросила Дана. То-то веселья было.

Ночевали они в лесу, решив не торопиться и по темноте не ехать. Шарик с успехом заменял охранную систему. Дикие звери и близко к дракону не подойдут, а дикие люди… ну, долго ли вскочить и за меч взяться. Дану не спалось. Посапывала Лара, бормотал что-то во сне Аль, Гай задумчиво смотрел на огонь. Везет же, спит вдвое меньше и практически не устает. Дан пытался быть умным, то есть брал у Гая книжки посерьезнее последнего романа, даже читал их. Недели по три каждую, потому что после полуночи начинал клевать носом и плохо различать буквы, а вставать привык не позднее семи, чтоб не позориться перед Квадрой. А Гай благополучно читал часов до трех, а потом столь же благополучно высыпался до семи.

– Иди сюда, – позвал он, – все равно не заснешь. Посидим. Знаешь, я, кажется, досрочно стал взрослым. То есть развитие практически завершено. Если что-то и будет еще, то уже дополнительное. Ты помнишь, как я тебе показывал трансформацию?

– Выпендривался.

– Конечно. Очень хотелось произвести на тебя впечатление. Меня никогда не спасал человек, никогда человек не пожалел бы вампира… И вообще ты мне понравился.

– Произвел, – признался Дан. – Я был потрясен и все такое.

– Испугался?

– Нет. Хотя ты так не похож на Гая, когда с крыльями…

– Сейчас похож, – удивился Гай, – разве ты не заметил? То есть гораздо больше похож, чем тогда. А мама вообще меняется мало. Только уши… ну, и челюсти. Я почему говорю об этом: помнишь, я как-то упоминал, что не обладаю никакими особенными отличиями или талантами? Высший вампир, один из многих… нет, немногих, но не уникальный.

– Уникальный?

– Что-то вроде. То есть просто сильнее и быстрее других вампиров. Это твоя кровь. Не смейся. Мама тоже так считает. Это кровь одного человека, которую я получал регулярно в течение нескольких лет. И мне хватает того, что даешь ты. Понимаешь? Вообще нет не то что потребности, но и желания присосаться… к тому же Люму. Получается, я на тебе паразитирую.

Он улыбался. Дан улыбнулся в ответ – паразитируй на здоровье. Может, это и есть высшая форма развития вампира. А может, все еще проще: если человек дает постоянно немного крови одному вампиру, тот просто перестает в ней особенно нуждаться. Чем черт не шутит, может, еще через десять лет у Гая не будет потребности в крови, а так, привычка. Вкусно же. И пьянит больше любого вина. И кстати, неделя кончается… Он поддернул рукав и протянул Гаю руку:

– Угощайся.

Стандартная шутка. Гай благодарно улыбнулся, угостился и тут же скомандовал:

– Немедленно поешь меду.

Мед тащил за собой сластена Аль, впрочем, так охотно делившийся с друзьями, что ему самому доставалось не так уж много. Дан послушно проглотил несколько ложек меда, запил остывшим чаем. Хорошо. Ночь, костер и друзья. А впереди – дело.

Вот семьи не будет никогда. То есть в самом простом понимании, чтоб жена, дети и собака. Как мечталось когда-то: любимая жена, пара ребятишек (на большее он не размахивался) и непременно большая собака. Очень большая. Овчарка или ротвейлер. Уж точно не вампир, эльф, демон и дракон.

– Почему я приношу несчастья женщинам? – спросил он у огня, и тот ответил голосом Гая:

– Судьба.

Хоть спорить не стал и убеждать в том, что Дане несчастье принес не он, что Тика сама виновата, что в случае с Кайей сделать ничего нельзя… Прежний Дан был бы уверен, что можно. Взбунтоваться против властителя: хотите, чтоб служил верой и правдой, доставьте мне Кайю, а о своей репутации потом заботиться начнете, не жена Цезаря, чтоб выше подозрений быть, или самому броситься на другой конец планеты, верхом да пешком, да на паруснике через океан, с полгода на путешествие уйдет, деньги, слава богу, так в вампирских банках и лежат, пароль доступа к счету… а какой пароль-то? Смех и грех – забыл. Неважно, на левую руку посмотрят, фамилию спросят и так отдадут.

Прежний. А нынешний не то что осторожный стал, не то что разумный, не то что равнодушный… Но не бросил все, потому что бросить Квадру немыслимо, а тащить за собой – тем более немыслимо. А вот на репутацию властителя по-прежнему наплевать. Нормальное российское воспитание: не бывает у политиков незапятнанной репутации, плюнь в глаза – божья роса, все одно сволочи, даже если поначалу мечтают что-то сделать для народа, а не для себя, любимого…

И роскошный дом у озера так и будет тюрьмой для эльфийки Кайи Риенис. Неужели никто из них не ропщет, не пытается бунтовать? Или действительно за попытку бунта караются остальные? Странно, раз заложники, должно быть наоборот: карают их при попытках бунта в эльфийских поселениях. Нелогично. Потому что не заложники они давно, а пленники, игрушки для людей, сексуальные рабыни.

Как оказалось, и рабы. Представился случай встретиться. После второго портала их встретил тамошний агент властителя, судя по домику, к которому их привезли в роскошной карете, очень не бедный человек. Дан старался не хихикать, когда на него смотрел, потому что агент был вылитый Спартак Мишулин в роли Карлсона, даже говорил с такими же интонациями, даже штаны на нем были клетчатые умопомрачительной расцветки: красно-фиолетово-оранжевые. Наверное, когда его предок получил титул и прилагающиеся к нему цвета, над ним основательно пошутили в геральдической палате. Что хуже: клетчатые штаны при всем остальном фиолетовом или штаны красные, камзол оранжевый, а рубашка фиолетовая? Не позавидуешь благородным. Вот один был красный, желтый и зеленый, и не только Квадра, но даже властитель с легкой руки Дана звали его Светофором.

Их накормили превосходным ужином без особенных затей, дали пообщаться с семьей (женой устрашающих размеров и парой дочек, тоже в модели не годящихся), потом доложили обстановку и позвали свидетеля. На сей раз Дан догадался: большие ясные серые глаза, тонкое лицо жемчужные волосы, скорее всего, принадлежат эльфу. «Ваш заложник?» – небрежно спросил он и получил небрежный ответ: «Ну да, разве иначе я пустил бы эльфа в дом?»

Аль скривил губы в непередаваемо оскорбительной усмешке, но клетчатоштанный и не заметил. Не то чтоб не захотел заметить, а просто не увидел, потому что смотрел либо на Дана (реже), либо на Лару (чаще), наивно полагая ее человеком.

Благородный удалился, предоставив свидетеля допросчикам. Эльф привычно стоял почти неподвижно, не поднимая глаз, ничего не говоря.

– Да сядь ты, не маячь, – поморщился Дан, – мы нормальные, как видишь, даже я.

Аль сказал что-то по-эльфийски, и парень сел. Молодой. Моложе вовсе не старого и даже не так чтоб взрослого Алира. Взгляд… ясно, людей мы ненавидим устало, привычно подчиняемся и даже не мечтаем нож в спину… Свидетель…

А свидетель оказался очень толковый. Мягким и музыкальным голосом очень четко описал виденное. Аборигены переглянулись и пожали плечами.

– Не слыхал, – перевел для Дана Гай. – Что-то новое. Бывают времена, когда нечисть начинает не просто плодиться, но и видоизменяться. Как-то связано с солнцем, может быть. Ну что ж, нечисть так нечисть.

– Не ходите, – сказал эльф, обращаясь к Алю. – Вы погибнете, потому что это не нечисть и не нежить. Это даже не порождения магии, это сама магия. Я знаю, я учился… Расскажите властителю, это дело великих магов.

– А как же ты сумел выбраться? – удивился Дан. Эльф демонстрировать ничего не стал, повернулся к нему и пожал плечами:

– Я учился, сударь. Учился магии. Конечно, дар мой невелик, но прятаться я умею.

– Ты давно здесь? – спросил Гай. – Как оно?

– А ты догадайся, – кривовато усмехнулся эльф. Ну да. Дан – сударь, а Гай – свой. Всего лишь потому, что не человек. – Посмотри на его жену – и все поймешь.

Дан емко выразился. В прежней жизни он матом никогда не злоупотреблял, даже не употреблял практически, предпочитая эвфемизмы, но здесь порой допускал откровенный ненорматив. Все равно никто не понимал. Лара хихикнула. Черт. Она же…

– Ругаетесь, сударь? – без всякой насмешки поинтересовался эльф. – А что ж так?

– Я пришелец, – пояснил Дан. – Перемещенное лицо. Поэтому имею право удивляться и задавать совершенно глупые вопросы. Что будет, если ты сбежишь, например?

– Будут искать, – пожал плечами эльф, – и обязательно найдут, потому что бежать некуда. Нас не принимают даже разбойники. Хозяина зарезать? Я не знаю, чем это обернется для моего народа, но уверен, что ничего хорошего не будет. Мой-то еще ничего, а вот его дружок – нормальный извращенец, не от постели удовольствие получает, а от издевательств.

– А как его жена на это смотрит? – спросила Лара. Эльф засмеялся:

– Нормально смотрит. Я же вроде домашней игрушки. Словно он, как мальчик, ручками удовлетворяется. Вот если он на тебя посмотрит лишний раз, ему крепко достанется.

– А потом он отыграется на тебе?

– Нет. Мне даже лучше. Пока он от гнева супруги лечится, я отдыхаю.

– Ну так он на меня даже не раз посмотрит, – зловеще пообещала Лара. Эльф прыснул.

– Спасибо, красавица. А вы и правда настоящая Квадра? Мой учитель рассказывал… Меч, магия, ум и сила? Так и есть?

– Почти, – буркнул Аль, – магия у меня… спит крепким сном.

– Дотянуться не можешь? Это пройдет, – легко и уверенно сказал эльф. – У меня то же самое было. Я до того, как здесь оказался, всего-то и умел, что огонь зажигать да мелкие предметы двигать. А как… в общем, я к мужчинам склонности не питал никогда, но вот пришлось. Первое время мне было так плохо, что я научился отводить ему глаза, например. Не злоупотребляю, конечно, но изредка позволяю себе. Ты не выдашь меня, человек?

– Меч Квадры, – представил Аль. – Он не выдаст. Он мой брат. А это Гай – Ум Квадры. И Лара – Сила Квадры. Проблемы пока с магией, то есть со мной. Я так понял, что ты научился изолировать помещение? Нас не слышит даже тот, что прижался ухом к двери?