355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Тамара Перова » Жёлтый бриллиант » Текст книги (страница 8)
Жёлтый бриллиант
  • Текст добавлен: 1 июня 2017, 22:00

Текст книги "Жёлтый бриллиант"


Автор книги: Тамара Перова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Смех прекратился. Петр покачнулся и стал падать со стула, Марианна подхватила мужа, стащила его на пол. Петр не дышал. Пульс остановился. Марианна долго сидела на коленках перед мужем, ее слезы капали на его лицо. Потом Марианна закрыла глаза Петра, тело накрыла чистой скатертью из ящика в кухне и вызвала соответствующие службы.

На похоронах генерала Петра Даниловича Задрыги были: жена Марианна Гавриловна, дочь Татьяна, зять Николай. От почетных генеральских похорон отказались. Слишком тяжело было бы слышать лживые формальные речи. На скромной траурной церемонии присутствовали несколько пожилых мужчин из Совета ветеранов МВД России, Семен Семенович Заболотский и его жена. В мир иной он ушел в генеральском мундире, со спокойным, удивительно добрым лицом.

Внук Василий провел целый день у своего соседа по подъезду, одноклассника Витальки, чему оба очень радовались.

Марианна десять дней отпуска «по особым обстоятельствам» прожила у дочери и зятя. Ей предоставили отдельную комнату, кабинет Тани. Васька не отходил от бабушки, гулял с ней по парку, даже пару дней пропустил школу. Марианна немного успокоилась, давление стабилизировалось. Таня предложила маме окончательно переехать к ним – и возраст пенсионный, и Васька на глазах у родной бабушки, а не соседки. Но Марианна именно за эти десять дней поняла, что дочь, зять, внук – это совсем другая семья, в которой ей нет места. Ее все любили, и она всех любила, но жить вместе постоянно и навсегда – это совсем другое. Таня предложила поменять квартиру на Белорусской на новостройку, вблизи от их дома. Марианна обещала подумать.

Возвращаться домой Марианне было страшно. Больше всего, она боялась сейфа за холодильником. Особенно вечерами ей казалось, что холодильник на колесиках отъедет от стены, дверь сейфа откроется и оттуда выйдет Петр. По совету нянечки из своей поликлиники Марианна на холодильник поставила икону. Но ужас ее не покидал. «Дух» Петра не собирался расставаться ни с квартирой на Белорусской, ни с Марианной. Залу и спальню Марианна привела в порядок, забрала необходимые вещи и комнаты закрыла на замок. Жила в маминой комнате, только поменяла кровать. Но мама тоже нередко «навещала» дочку. Ночью Марианне слышался строгий тембр голоса Ольги Михайловны, ее преследовал запах валерьянки. Она уходила в комнату Тани, засыпала на ее кровати и среди ночи вскакивала от истошных криков Тани: «Мамочка, спаси, мне больно!» И Марианна бросалась на Петра, чтобы спасти дочь от страшных побоев.

Марианна превратилась почти в старуху. Она давно не красила губы, волосы, надевала самые скромные платья, незаметные под белым халатом. Ее спасала только работа. «Маленькие ангелы», как называла она своих пациентов, спасали ее душу, не давали сойти с ума.

Заканчивался учебный год. Таня уговаривала маму поехать с Васькой в пансионат. Марианна оказалась под предлогом работы. Она понимала, что в таком состоянии она не справится с девятилетним сорванцом, как бы она его ни любила.

Как-то вечером, довольно поздно, раздался отрывистый телефонный звонок. Звонила родственница Гаврила Тимофеевича, отца Марианны, из Саратова. Марианна ее хорошо знала, бывала в гостях. Глафира Мелентьевна, или по-семейному тетя Глаша, была постарше Марианны, на пенсии, в прошлом учительница химии и биологии. Дети выросли, уехали в другие города, муж, секретарь Саратовского обкома КПСС, рано умер. Тетя Глаша жила одна, на тихой зеленой окраине города, в добротном кирпичном доме с газовым отоплением и всеми удобствами. Яблоневый сад, огород, цветы под окнами. Тете Глаше приснилась Марианна «в воде по колено» и она решила узнать, как дела у родственницы. Они проговорили больше часа по межгороду. На следующий день Марианна оформила неотгулянные отпуска за предыдущие три года и уехала в Саратов.

За эти месяцы она вернулась к жизни. Марианна, сидя на скамеечке, полола грядки, подвязывала к колышкам мощные кусты знаменитых саратовских помидоров. А цветы, а яблони, малина, смородина – все требовало ухода и внимания. А варенье варить, банки с огурчиками, перчиками, прочими и прочими садово-огородными дарами закатывать. Счет банкам и баночкам пошел на сотни. За бабушкой Марой в Саратов приехали все втроем и прожили две недели, почти до 1 сентября. Так хорошо не отдыхали очень давно, а может быть, даже никогда. Ящики с банками носильщики везли на двух тележках. Незадолго до отъезда тетя Глаша, Марианна и Таня сидели в саду, в тени яблонь и беседовали:

– Марианна, я серьезно говорю, у тебя один выход – переехать жить ко мне. Посмотри на себя, человеком стала, женщиной. А то, как приведение была. Таня понимала, тетя Глаша права, и она не должна удерживать маму в Москве, она там долго не протянет. Дочь не должна быть эгоисткой.

Осенью Марианна продала квартиру на Белорусской брокеру московской Товарно-сырьевой биржи, молодому шустрому парню, три года назад приехавшему из Иркутской области покорять Москву. Он купил все оптом: квартиру, мебель, посуду, люстры. В Саратов уехала небольшая грузовая машина. Сделка была выгодная и юридически чистая. Об этом позаботился зять. Таня из квартиры своего детства взяла лишь несколько вещиц, вазочек, чашечек. Книги давно уже были в Конькове. Марианна отдала Тане большую шкатулку с ювелирными украшениями. Коробочка с медалями и орденом предназначалась Василию, в память о дедушке, которого он так ни разу и не видел. Марианна часть денег оставила себе, на старость, остальное отдала детям.

Сложилась одна забавная ситуация. На фоне денежных реформ, когда деньги обесценились и люди теряли последние невосполнимые сбережения, долг за кооперативную квартиру, на выплату которого Таня собиралась работать всю жизнь, обесценился и был выплачен на деньги, оставшиеся в кошельке после покупки молока, кефира, пакета безвкусных «резиновых» вафель.

Таня всегда мечтала о своей даче. Но, эта мечта сидела глубоко в подсознании. Реальных возможностей для ее реализации не наблюдалось.

ДАЧА

Шло время, неумолимое, безжалостное. Оно ломало судьбы людей, открывало новые возможности для тех, кто был тверд, настойчив, умел во время отказываться от старых принципов, чувствовать конъюнктуру. Честь, достоинство, деликатность остались в прошлом. Побеждали беспринципные, самоуверенные профессионалы. В новой России шел активный процесс захвата, раздела и передела собственности, имущественная и социальная дифференциация приобретала угрожающие размеры. «Бюджетники» бедствовали, врачи, учителя, преподаватели государственных вузов получали гроши. «Новые русские» строили немыслимые особняки, скупали дорогую недвижимость в Европе. Слетать на недельку в Куршавель или позагорать на собственной яхте на Лазурном берегу, все равно, что на электричке – в подмосковную деревню съездить, посадить картошку. Формировались новая элита, новый средний класс, новый люмпенизированный слой общества. Приватизация ничего не дала народу, лишь создала благодатную почву для мошенничества, откровенного криминала, «узаконила» невероятные по своим масштабам новые формы растаскивания и присвоения государственной собственности, национального богатства неисчерпаемой России.

Николай Александрович Большаков, ректор Высшего технического училища, по-новому Университета, теперь не воспринимал свою работу адом. Он стал хорошим управленцем. Учебное заведение удалось сохранить, теперь предстояло развивать. В Университете, по инициативе ректора открылся новый коммерческий факультет, где студенты обучались модным и востребованным на тот период экономического развития специальностям: бизнес-менеджмент, маркетинг, юриспруденция.

Татьяна Петровна Видова возглавляла сначала кафедру менеджмента, позже была назначена деканом нового факультета менеджмента и маркетинга. В Министерстве образования РФ возражений не было, новый КЗОТ позволял близким родственникам занимать соподчиненные должности, тем более факультет был коммерческий, по сути, частный. Главное – обеспечить достойный уровень образования и финансовую самоокупаемость.

Василий рос, взрослел. Родители следили за воспитанием и развитием единственного сына. Сын быстро понял, что у него «крутые предки», и не утруждал себя учебой, саморазвитием. Ведь в жизни оказалось так много куда более интересных и приятных вещей. А необходимое и неприятное – сделают за него «предки». Когда его уж очень сильно доставали, можно было смотаться в Саратов, к бабушке Маре, она всегда поймет и пожалеет «ненаглядного Васеньку». Василию родители многое прощали: детские шалости, несдержанность, грубость, упрямство. Они всегда находили оправдание – ребенок, мальчик взрослеет. А какое внешнее влияние: телевидение, кинофильмы, а что они смотрят по видео, когда родителей нет дома, а друзья? Один Виталька с 5-го этажа – чего стоит! Отец – топ-менеджер в крупной нефтяной компании. Особняк уже построили, приглашали на шашлыки. Генеральская государственная дача дедушки Гаврила Тимофеевича, где Таня проводила самое счастливое время в своем счастливом детстве, теперь воспринималась, как сарай. Нет, не завидно, но как-то грустно.

Впрочем, Василий неплохо учился, был вполне самостоятельным подростком. Яичницу жарить умел. Он упорно изучал иностранные языки – английский и немецкий. Он понимал, без этого – никуда. А то, что родители волнуются, так на то они и родители! На лето Василий ездил к бабушке Марианне в Саратов. Один раз, лет в тринадцать, поехал вместе с Виталькой – соседом, одноклассником и другом. Того «предки» отпустили на месяц в июле – на малину и помидоры. Виталька потом заявил родителям:

– Ваш Лазурный берег – отстой. Я теперь только в Саратов, куплю дом на берегу Волги и буду выращивать помидоры.

Родители оскорбились, неделю не здоровались с Большаковыми.

Таня и Николай много и эффективно работали. Деньги Марианны, полученные от продажи квартиры, тогда сразу же обменяли на доллары США. В 1998 году, летом, в конце августа, курс доллара неожиданно для населения увеличился сразу в четыре раза, с шести до двадцати четырех рублей за один доллар. Основную часть населения, которая жила «на рубли», очередной раз «затрясла» инфляция. Но строить дачу на рубли тем, у кого была валюта, стало очень выгодно.

Встал вопрос – где строить? Таня и Николай объехали почти все ближнее Подмосковье. Встречались заманчивые предложения в новых коттеджных поселках, но слишком дорогие. Садовые товарищества, созданные в 60-х годах, представляли собой убогое зрелище.

У Валентины Ивановны Большаковой, матери Николая, был маленький развалившийся домик в деревне Соколики, в 20-ти километрах от Москвы, на востоке области. Валентин Ивановна была совсем старенькая, но шустрая, все еще продолжала работать в своем «Гастрономе». Брата Николая, Саши два года, как не стало, Валя жила одна, по своим правилам: ничего не трогать, ничего не менять. О Соколиках все как-то забыли. Николай смутно помнил, как в детстве они всей семьей ездили сажать картошку. В домике было сыро и холодно. Печка дымила и не растапливалась. Затею с картошкой вскоре оставили.

Таня и Николай решили посмотреть на родную деревню.

Деревня Соколики заметно разрослась, превратилась в симпатичный, вполне респектабельный поселок. Почти все дома старой деревни были ухожены, отремонтированы. И только в самом центре стояло три или четыре дома в своем первозданном виде. Крыши из шифера покосились, заросли мхом. Яблони, кусты, грядки, заросли травой. Хуже всех выглядел домик № 32, принадлежащий Валентине Ивановне. Построенный из старых железнодорожных шпал сразу после войны, под ржавой железной крышей и с завалившимся забором, он никогда не знал ни любви, ни заботы. Сада не было, следы огородных грядок превратились в поле одуванчиков, полыни и крапивы. Рядом такой же дом и участок, на котором росли древние, полузасохшие яблони. Николаю и Тане хватило одного взгляда, чтобы понять: вот – то, что надо! Энергетика места притянула их к этой земле.

Все втроем приехали в Бескудниково на переговоры с Валей, матерью Николая. Валентина Ивановна упорно называла себя Валей. Василий был у бабушки Вали один или два раза, в раннем детстве. То, что он увидел сейчас, поразило его. Квартира Вали – это другой затерянный мир. Ваське было даже интересно. Но он не мог понять одного, как отсюда, имея маму-уборщицу, можно было стать выдающимся ученым, членом-корреспондентом Российской академии наук. Недавно «Секция физико-математических наук» РАН почти единогласно проголосовала «за», за кандидатуру профессора Большакова. Васька не только любил отца, он гордился им как личностью. Может быть, именно поездки в Бескудниково и общение с Валей привели Василия к мысли, что все зависит от самого себя. Родители, окружение и даже деньги тут ни причём.

Валентина Ивановна с трудом вспомнила о Соколиках. Долго копалась в старом серванте, наконец, нашла пожелтевшие бумаги «на дом» и телефон соседки с «яблонями». Николай предложил матери деньги за дачу, но она отказалась.

– Это Ваське вашему, моему внучку – память от Вали будет.

Предстояла долгая кропотливая работа по оформлению документов на землю, на дом, переговоры с соседкой и выкуп ее земли и дома. Всем этим бесконечным бюрократическим потоком бумаг, доверенностей и справок занимался специально приглашенный юрист. Его услуги стоили очень дорого. На оформление всех документов ушло больше года.

Дом из оцилиндрованного бревна в разобранном виде везли из Финляндии несколько огромных трайлеров и собирали, как конструктор. В итоге получилось строение в стиле русского терема, где все было продумано до мелочей. Конечно, прораб – мошенник, обманывал и приворовывал, как только мог. Таня, как профессиональный экономист, успокоила семью.

– Это необходимые издержки производства, закон экономики.

За год дом был полностью готов, все документы на собственность соответствовали требованиям. Николай стал собственником новой дачи.

Новый, 2000 год, встретили дома. Миллениум. Конец первого тысячелетия. Счет новому, второму тысячелетию пойдет через 365 дней. Этот год получается между прошлым и будущим. Когда Таня наряжала искусственную елку, рубить живые деревья вся семья считала дикостью, языческим варварством, она уронила на пол и разбила несколько самых красивых игрушек. Миллениум, разбитые игрушки… Тане было не по себе. Да еще Васька и Николай сразу после Нового года улетели в Австрию, кататься на горных лыжах. Она и смотреть-то на эти лыжи боялась.

Таня устроилась в кресле с компьютером на коленках. Главный редактор давно требовал ее главу в новую монографию. В принципе все материалы подобраны, но глава «не шла». Она надеялась, что за каникулы, пока ее мужчин нет дома, она все сделает. Зазвонил городской телефон, он звонил редко, все общались по мобильному телефону. Кто бы это? Было уже поздно, а ее свекровь, если и звонила, то с утра пораньше. Вчера ее все поздравили с Новым годом. Старушка Валя была не назойливой. Таня забеспокоилась, звонки были странные, длиннее обычного. Новое оборудование на АТС, успокоила себя Таня, но кто звонит в такое время. Она, наконец, взяла трубку. Звонила тетя Глаша, она всегда очень поздно звонила. Два дня назад, 31 декабря, Таня поздравляла маму и тетю Глашу с Новым годом. Тот разговор ей не понравился, мама еле говорила, простудилась, Глаша ограничилась дежурными фразами. На сей раз, она стала интересоваться здоровьем Тани, Васенькой. Голос был озабоченный, чужой. Таня ответила, что у них все хорошо, и отчетливо поняла, что будет все совсем не хорошо.

– А как мама?

Глаша долго молчала, Таня даже подумала, что прервалась связь. Наконец она услышала.

– Таня, маме совсем плохо, приезжай, не тяни время.

И опять – длинные гудки. Таня все поняла. Она еще не знала, что конкретно, но с мамой – беда! Через день она была в Саратове. Тетя Глаша встретила Таню на пороге дома, без пальто, в одном большом пуховом платке и сразу провела на кухню.

– Понимаешь, девочка, Марианна от меня все долго скрывала, когда я стала замечать неладное, она придумывала всякие отговорки, она же – сама врач. До последнего ходила по вызовам к больным детям. Я ее отговаривала, все хотела тебе звонить, но Марианна так умоляла! Наши врачи сказали, что она очень поздно обратилась. И то, не за лечением, а когда уже боль стала невыносимой, за обезболивающим лекарством, которое только по специальным рецептам дают.

– Где она?

– У себя в спальне, она уже не встает.

Таня на ходу сбросила шубу, сапоги, и, шагая через две ступеньки, поднялась на второй этаж. Мама лежала на высоко поднятых подушках. Ее лицо, вернее кости лица, были обтянуты тонкой желтой кожей. На голове – клочья седых безжизненных волос. Она увидела дочку.

– Танечка, родная, прости меня!

Таня села рядом с мамой на низенькую табуреточку.

– Мама, почему ты ничего не говорила, мы бы тебя сразу в Москву перевезли. Там врачи хорошие.

– Я сама врач хороший.

Марианна прикрыла глаза.

Таня взяла ее худые, желтые руки и закрыла ими свое лицо.

– Мамочка, ведь еще все можно исправить, мы тебя вылечим.

Слез почему-то не было. Марианна с трудом подняла лицо дочери.

– Танечка, доченька, я свое прожила, я это чувствую, понимаю. У меня больше нет сил, она сипло, тяжело вздохнула, жить дальше. Зачем мучить вас и мучиться самой. Это бесполезно, поверь. Мне немного… осталось. Я тебя попрошу, мой прах отвезите в Москву и похороните рядом… с моими родителями. Обещаешь?

Марианна замолчала. Таня сидела, смотрела на маму и не могла пошелохнуться. Ей хотелось заплакать, но она не могла. Марианна с трудом чуть приподняла голову и тихо сказала:

– А теперь уезжай, мне так будет легче.

– Нет, я останусь с тобой, мамочка моя, я никуда не уеду. Я пойду к врачу, Николай привезет лучших специалистов… из Москвы. Мама!

– Уезжай домой, это моя последняя воля. Я не хочу, чтобы ты видела…, как я умираю, я же люблю тебя. Я останусь в твоей памяти живой. Уходи, умоляю.

Марианна опять закрыла глаза. Через минуту она начала стонать, все громче и громче. Прибежала тетя Глаша, делать укол.

– Таня, уйди!

Таня встала и, шатаясь, вышла из комнаты. Она еле спустилась по лестнице, вошла в гостиную и легла на диван, лицом в подушку: «Почему они такие жестокие, я хочу быть с мамой, до конца». Таня лежала без слез, ее тело вздрагивало.

Спустилась тетя Глаша. Она погладила Таню по спине.

– Ты поплачь.

– Не могу, нет слез.

– Плохо, поплачешь, будет легче. Она подошла к старинному резному буфету, достала графин с каким-то напитком малиново-красного цвета. Налила полстакана и протянула Тане.

– Выпей, это наливка из смородины и малины. Мы с твоей мамой делали. Поможет.

Таня выпила, было очень вкусно, она протянула стакан и, виновато, попросила:

– Налейте еще!

Тетя Глаша взяла стакан из руки Тани и еще налила в стакан чудесный напиток. Таня выпила и… заплакала. Плакала она тихо, попискивая, как котенок. Потом заснула до утра.

Ее разбудила тетя Глаша.

– Мама без сознания, позвони Николаю.

Таня только сейчас вспомнила о сыне и о муже. Она долго звонила в Австрию, там долго не брали трубку, видимо, были на горнолыжной трассе. Только к вечеру ей перезвонил Николай.

– Я все понял, вылетаем первым рейсом и сразу к тебе.

Николай и Вася приехали через два дня. Марианны уже не было. Она умирала на руках у дочери. Тихо, незаметно она ушла из этой жизни.

Отпевали Марианну Гавриловну Видову в Кафедральном соборе города Саратова. На отпевании было очень много людей. Марианна до последнего лечила и спасала «маленьких ангелов». Денег она не брала. Таня почти не плакала, Вася всхлипывал и причитал: «Бабуля, бабуля, как я без тебя теперь жить буду». У Николая на глазах блестели слезы, он их не скрывал.

На девятый день прах Марианны упокоился рядом с ее родителями на старом московском кладбище. Таня была очень плохая, она ничего не понимала, тут же забывала услышанное, Николай повторял, а она опять забывала. Ее сознание отказывалось принять реальность и заблокировало память. Так объяснили врачи-психотерапевты. Средство одно – дождаться, пока организм сам восстановит утраченные на время связи.

Прошло сорок дней. Ночью Тане приснился сон. Мама, в воздушном белом балахоне, сотканном из небесных нитей, идет по облакам. Она очень молодая и очень красивая. По ее лицу скользит нежная улыбка. Она отходит все дальше, вглубь облаков и совсем исчезает из вида. Больше Марианна никогда не снилась дочери. Видимо, ее душа не хотела беспокоить Таню. Ведь она ее так сильно любила.

Утром Таня встала свежая, бодрая. На щеках появился легкий румянец. За завтраком Николаю и Васе она сказала:

– Мама в раю, я видела во сне.

Память у Тани восстановилась полностью.

Пришла весна.

Соколики становились новым «смыслом жизни» Тани и Николая. Василий чувствовал себя на даче вольной птицей. Новые друзья, велосипед и даже легкий скутер и теннисный стол – что еще надо подростку для счастья? В центре деревни, на лугу со стихийными клумбами люпинов невероятной красоты и оттенков – небольшой спортивный комплекс, построенный и профинансированный домом № 32. Очень быстро спорткомплекс превратился в территорию главной тусовки молодежи, где юноши демонстрировали свою силу и ловкость, а девушки – наряды и хитрость. Таня радовалась: ребенок на глазах!

Начиналась самая интересная часть программы – обустройство внутренних интерьеров дома и закладка английского парка на месте картофельных грядок. Таня руководила всем. Ее энергия, фантазия, здравый смысл и экономический расчет удивляли и восхищали Николая. До этого он считал, что хорошо знает и понимает жену. Но Таня опять была новой, неузнаваемой и еще более любимой. Тяжелые садовые работы выполняли «гости из южных республик». Один из них, Абдурахман, действительно, стал хорошим помощником, которому хозяева доверяли. Абдурахману было лет тридцать, он приехал на заработки из древней Бухары. Татьяне Петровне он представился, как Филя. Она поправила – Филипп. Абдурахман надул губы: «Не хочу быть Киркоровым!»

Филю поселился в бытовке, оставленной строителями. Бытовку облагородили, покрасили, покрыли крышу такой же, как на доме, металлочерепицей. Архитектурный шедевр был назван «Домик садовника».

Татьяна Петровна обращалась к своему помощнику: «Филечка!» Иногда хозяева сердились на Филечку. Он мог полдня просидеть на корточках под яблоней и покрасить побелкой всего один ствол дерева. Татьяна Петровна делала эту работу за пятнадцать минут.

Дачное хозяйство постепенно разрасталось и совершенствовалось. Дом становился уютным и пригодным для комфортного отдыха. Хотя отдыхали все, держа в уставших руках газонокосилки, лейки, лопатки, поливальные шланги или электропилу для стрижки кустов.

В финансовом аспекте – хорошая дача представляла собой бездну, «бермудский треугольник», в котором бесследно, как корабли и самолеты, исчезали деньги. Ведь такими необходимыми были: лавочка в тени, лавочка на солнышке, столик под яблоней, шезлонги для спокойной беседы среди цветов… Список был бесконечен, он пополнялся ежегодно. Если перед Татьяной Петровной стоял выбор – новая блузка к заседанию ученого совета или дюжина луковиц белой королевской лилии, то побеждали лилии.

Резко и неожиданно встал вопрос о машине для Николая. Персональная машина, ректорский «Фольксваген Пассат», решала городские проблемы и использовалась Николаем Александровичем исключительно в служебных целях. Для дачи нужен был большой надежный семейный автомобиль. Танин «Фольксваген Поло» не справлялся с новыми задачами.

Но хороший автомобиль, как известно, стоит больших денег. Тем более, определились с выбором марки. На семейном совете решили, что будут брать шведский автомобиль «Вольво» ХС-70, кроссовер с полным приводом и полным пакетом зимних опций. Наличие кожаного салона не обсуждалось.

За последние два года членкор РАН, почетный Академик Сорбонны, профессор Большаков неоднократно читал курсы лекций и проводил семинары, так называемые тренинги, в Сорбонне, Техническом университете города Тулузы, в Бернском Университете в Швейцарии. Гонорары по российским меркам сумасшедшие, но шведский автомобиль стоил еще дороже.

Таня решила продать часть ювелирных изделий, оставленных и завещанных дочери Марианной. Ей не было жалко расставаться с этими драгоценностями. Мама их не любила, надевала только по приказу отца. Петр считал, что жена генерала «должна выглядеть достойно». В представлении покойного генерала, «достоинство» исчислялось в каратах бриллиантовых украшений и дорогих мехах.

Но разве это – не так? На драгоценные камни и качественные меха спрос не падает, а цены растут. И не только в России. А «достоинство» – категория относительная.

На мысль о продаже драгоценностей Таню натолкнула Виталькина мамаша, соседка с 5-го этажа. Она вместе с мужем, топ-менеджером «Ойл-группы», уже давно жила в особняке на Рублевке. Мамаша иногда приезжала в «этот кошмарный дом», «проверить» сына. На помощь Витальке наняли домработницу, рыхлую глупую тетку. Виталька называл ее «Фрекенбок» и тыкал указательным пальцем в толстые бока. Но откуда мать Витальки узнала о бриллиантах и топазах? Даже Ваське ничего не говорили и не показывали. Видимо, мамаша вычислила сама. Большаковы были заметной семьей в подъезде. Виталька наверняка говорил, что у Васьки дед был генералом милиции, а прадед – генералом артиллерии.

«Новые русские жены», как правило, из бывших «девушек легкого поведения», домработниц или бездарных, но расчетливых актрис или певичек.

– Клавдия, – представилась Виталькина мамаша Тане. – Вы слышали мои «сольники» в ДК Горбунова? Ради семьи я бросила сцену, загубила талант!

«Сольников» Клавдии Татьяна Петровна, признаться, не слышала.

Сделка состоялась в присутствии опытного ювелира-оценщика и юриста, который составил акт купли-продажи с указанием стоимости каждого изделия. Валеркина мамаша просила еще в брюликах покопаться, она все возьмет! Но Таня не хотела отдавать все в одни руки. Тем более, эти руки были на редкость некрасивые. Это были не женские руки, а лапки неизвестного природе зверька. Дорогой маникюр только подчеркивал их уродство.

Ювелирные рынки Милана и Парижа российские дамы высшего света осваивали еще с опаской, боялись ошибиться, попасть впросак. А свои, российские украшения были привычнее, лучше сидели. Русская ювелирная школа несла в себе традиции уральских мастеров и великого Фаберже. У Татьяны Петровны на левом безымянном пальце скромно сиял небольшой изумруд в оправе из бриллиантовой крошки. От Картье. Из ювелирного салона в центре Парижа. Подарок мужа. Татьяна Петровна была не дамой высшего света, а всего лишь женой выдающегося ученого.

Перед Новым, 2003 годом, в дилерском автомобильном салоне «Вольво» на Ленинградском проспекте купили новую машину.

В этом году Василию Большакову исполнялось 18 лет. Он учился на втором курсе Университета нефтяной и газовой промышленности им. Губкина. Выбор будущей профессии определил друг Виталька и географическая близость учебного заведения к дому. Родители не возражали. Василий не был так талантлив, как отец, а управлять пока еще не хотел, даже автомобилем. Васька учился на бюджетном отделении, поступил сам. Витальку приняли на коммерческое отделение по звонку, с обещанием спонсорской помощи учебному заведению.

Начало мая, пятница. Завтра хоть на денек на волю – в Соколики. Филя звонил почти каждый день, ждал указаний, а по телефону всего не объяснишь. Неожиданно зазвонил городской телефон. Николай взял трубку, это звонил Семен Семенович Заболотский. Николай почти забыл о его существовании. Семен Семенович давно уже был на пенсии, на кафедре не появлялся. Да и о самой кафедре ректор Большаков помнил, как о структурной единице огромного учебного заведения. Заведовал кафедрой ученик профессора Большакова – молодой неглупый кандидат наук. О таких людях в народе говорят: «далеко пойдет».

Семен Семенович страдал одышкой, говорил с трудом:

– Коль, узнаешь старика? Ты бы приехал, поговорили, а то по телефону трудно, – одышка. – Давно тебя не видел. Слышишь, Коль, приезжай!

– Хорошо, Семен Семенович, во вторник, после 19-ти, на полчаса. Больше никак не получится.

Николай купил большую коробку конфет и семь вечера был в Бирюлево. Семен Семенович сидел в кресле. На ногах – потертый плед в клетку. Его жена, совсем старенькая, принесла чай, чуть не уронила поднос на журнальный столик.

– Коль, говорят, ты «гребешь» сильно, и Таня тоже не отстает. Особняк огромный построили. Говорят, дом из-за границы везли. Вон, машина – шведская. Коль, остановись! Я знаю, ты – честный, ты – талант, каких больше нет. Но люди злые, завистливые, они все по-своему видят. Сожрут и не подавятся!

Николай был поражен. Такой расклад не приходил ему в голову. Дом – это деньги от продажи квартиры Таниной мамы, его тещи, земля – его, полученная по дарственной от Валентины Ивановны, его матери. Бриллианты и сапфиры отдала дочери Марианна Гавриловна очень давно, лет десять назад. Николай понял, что объяснять бесполезно. Он обещал Заболотскому принять все к сведению.

В выходные, несмотря на чудесную погоду, Николай не выходил из дома, смотрел телевизор. У него внутри что-то надломилось. Таня одна руководила Филечкой. Постепенно Николай успокоился, решил, что старик совсем выжил из ума, и неприятный разговор забыл.

Шло время. Ректор Высшего технического университета принимал активное участие в реформе высшего образования в России. Еще в конце 2001 года была введена в действие подготовленная Минобразования России Концепция модернизации российского образования. Концепция основывалась на Болонской декларации, принятой ведущими европейскими государствами в итальянском городе Болонья. Основная цель Болонского процесса – установить единое Европейское пространство высшего образования. Процесс получения высшего специального образования должен разделялся на два этапа: три года – бакалавриат, где давались самые общие сведения по профессиональному образовательному комплексу, затем, по результатам еще одних вступительных экзаменов, студент мог поступить в магистратуру для получения высшего специального образования. Ректор Большаков прекрасно знал и понимал смысл реформы и ее первые результаты. Для гуманитарных специальностей прикладного характера, таких как управление, экономика, финансы, право, социология, и технических прикладных специальностей – строительство, связь, инженерные дисциплины, Болонский процесс открывал новые возможности. Оптимизировались и сокращались затраты на образование, будущий специалист четко представлял свои возможности и сферу профессионального выбора.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю