Текст книги "Жёлтый бриллиант"
Автор книги: Тамара Перова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Николя, как Ваши дела, Вы давно не звонили, я общаюсь только с Вашими статьями в журналах. Они бесспорно, талантливы.
Николай сразу забыл про свою «записку». Голос мадам Жако, даже по телефону, издавал аромат чарующих духов, тонких сигарет, которые она иногда позволяла себе, Парижа и… напоминал о первом юношеском безумии влюбленности.
– Все отлично, заканчиваю работу над докторской диссертацией. Пришлю Вам свою новую книгу.
– О чем?
– Это – открытая тема: утилизация и вторичное использование ядерных отходов.
– Вы думаете – это актуально?
Луиза усмехнулась и посмотрела на тему своего доклада в Правительстве Франции.
– Николя, это очень важно! – Луиза чувствовала, Николя о чем-то недоговаривает.
– Мадам Луиза, недавно, я женился… на самой лучшей девушке в мире!
– Как ее зовут?
– Таня, Татьяна.
– Та-ть-йа-нна, – почти пропела Луиза. – это Пушкин?
– Да.
Как Николаю не приходило в голову раньше, ведь его Юшка – пушкинская Татьяна!
Мадам Жако оставалась сама собой – мудрой и прозорливой.
– Я, как будет возможно, пришлю свадебный подарок. Желаю любви.
Раздался голос русской телефонистки:
– Разговор с Парижем окончен.
Николай долго не мог сосредоточиться над «запиской» для Президента Академии наук СССР.
Через месяц Николай и Таня получили из Парижа свадебный подарок – роскошную фарфоровую статуэтку. Юноша и девушка стояли в обнимку. Это был лиможский фарфор.
С середины XV века во французском городке Лимож изготовляли лиможскую эмаль. Медные пластинки или изделия: церковные складни, сосуды, реликвии, портреты – покрывали непрозрачной эмалью. Позже, когда секрет изготовления фарфора стал известен европейцам, В Лиможе начали производить один из лучших в мире фарфор. Таня была в восторге, она любила фарфор и неплохо в нем разбиралась.
– Это же – целое состояние! А кто такая – Мадам Жако?
Николай, глядя в окно, в общих чертах рассказал Тане о профессоре Сорбонны, старушке, жене миллионера. Вроде бы у нее – русские предки.
– Вот бы съездить в Париж! – мечтательно, почти шепотом, сказала Юшка.
Николай «заглотнул крючок».
Телефонный звонок к друзьям и коллегам в город Тулузу – французский центр научных исследований в области техники и новых технологий. Французы называют этот город розовым, потому что он построен из розового туфа. Ура! Через месяц пришло «приглашение» на два лица. Затем долгое, нудное оформление выездных документов. Наконец, визы и билеты – в кармане. Летняя сессия почти закончилась, ректор не возражал, аргумент – «свадебное путешествие» растрогал академика.
Тулуза встретила солнцем и совсем летним теплом. Николай бывал в этом городе на Международных конференциях, как сопредседатель советско-французской космической программы, работал полгода в аэрокосмической компании «Aerospatiale». Это было интересное, незабываемое время. Николай и Таня разместились в уютном отеле в центре города. Тане все нравилось. Она, как ребенок, крутилась по комнате. Плавно размахивала руками, «подлетая» к Николаю с поцелуем, «отлетая» и опять «подлетая». Наконец, Николай поймал свою «птицу счастья», зажал в объятьях, и оба упали на огромную кровать.
К семи вечера их ждали друзья Николая. Большая просторная квартира, мебели немного, в основном встроенные шкафы, удобные кресла, несколько диванов, стол небольшой, круглый, был сервирован «для фуршета». По квартире бегали дети, на них никто, казалось, не обращал внимания. Но дети ничего не «тащили, не сметали» на своем пути, они были очаровательны!
Таня основательно подготовилась к поездке. В самолет, в качестве «ручной клади» она несла целую сумку сувениров. Матрешки, гжельские фигурки и штофы, хохломские ладьи и деревянные двигающиеся игрушки. Самым большим успехом у хозяев пользовались «курочки, клюющие пшено». Курочки стояли на фанерной подставке с палочкой-ручкой. Хитрость заключалась в том, что головки курочек крепились на движущихся деревянных палочках. К головкам курочек привязаны тонкие веревочки и продернуты сквозь незаметные отверстия в фанерной основе. Веревочки завязывались в узелок и крепились к деревянному шарику под фанеркой. Шарик от малейшего движения колебался, курочки стучали клювами по фанерке, выдающиеся космические инженеры Франции смеялись и просили «еще покормить курочек», дети хохотали до слез. Таня всех очаровала простотой, хорошими манерами и, наконец, особой красотой. Она быстро заговорила на французском языке – учила на курсах, но до этого разговорной практики не было. В гостях просидели заполночь. Тане не было так интересно даже в Гарварде. Николай сиял как «медный самовар». Он был счастлив.
Весь следующий день ходили по городу. Обошли десяток исторических памятников, музеев, даже поклонились Мощам св. Фомы Аквинского. Таня ответственно, как к экзамену, подготовила интеллектуальную часть путешествия. Обедали в ресторане, на десерт подали пирожное с засахаренными фиалками. Фиалка – символ Тулузы. Таня восхищалась, фиалку есть не стала – жалко цветочек, и сунула его в рот Николаю. Розовый город навсегда остался в Таниной душе. Ночным экспрессом отправились в Париж.
Ранним утром экспресс прибыл на вокзал Монпарнас.
Париж встретил их моросящим дождем и пронизывающим ветром. На такси доехали до отеля в самом центре города – около Оперного театра Гарнье. Номер заранее забронирован друзьями из Тулузы. Вход в отель был не с улицы, а из длинного перехода под стеклянным куполом, соединяющего две улицы. По архитектуре – классический «Пассаж», времен застройки Барона Османа, огромных размеров, где размещалось еще несколько отелей и множество магазинчиков.
Описывать Париж бесполезно. Написано столько, что хорошей библиотеки не хватит. Париж надо почувствовать или не почувствовать, такое тоже бывает. Париж для каждого свой. Для Николая это – Сорбонна, залы Международных конференций по ядерной физике и… мадам Жако – легкий ужин в незаметном ресторане, дорогой номер в отеле. Для Тани Париж – пока загадка.
В Москве у ее несколько полок большого книжного шкафа с книгами по искусству, в основном огромные и очень дорогие. Половина из них о французском искусстве и парижских музеях. И, конечно, выставки в Пушкинском музее, на которые она стояла в огромных очередях целыми днями – под ледяным ветром и снегом, палящим солнцем и проливным дождем.
Николай предложил взять напрокат машину, Таня возмутилась, глаза стали холодного серого цвета.
– Город надо прочувствовать пятками.
– Это как, ходить босиком? – засмеялся Николай и понял, что сказал глупость.
.– Ладно, раз идет дождь – это хорошая примета. Пойдем в Лувр!
– Юшка, ты в курсе, что на осмотр Лувра требуется неделя, и это – бегом.
– Меня интересуют две вещи – «Джоконда» и египетские кошки.
– А кошки причем?
Надевая плащ, Таня объяснила, что в Древнем Египте кошка была культовым животным, объектом всеобщего поклонения, из некоторых кошек после их смерти делали мумии, как из фараонов. Существовали кладбища кошек. А все дело в том, что кошки охраняли от мышей несметные запасы пшеницы, которую египтяне продавали по всему Арабскому Востоку. Кошки являлись, таким образом, «гарантом национальной безопасности». Но это было давно.
Двадцать залов Египетской коллекции, конечно, не обошли, но главное видели. Древние статуэтки котов и кошек донесли до современного человека облик гордого независимого зверя. Незаметные и привычные в городской повседневной жизни обитатели теплых подвалов многоэтажных домов, обязательные котята на фотографиях в календарях любой бухгалтерии – это все, что осталось от древности. В галереях Лувра египетские кошки выглядели величественно и грациозно. В их каменных глазах отражалась Вечность.
«Джоконда» Леонардо да Винчи потрясла воображение Тани. В прекрасном лице с неразгаданной улыбкой Таня отчетливо увидела портрет совсем молодого юноши – возлюбленного великого Леонардо. По Лувру ходили до закрытия музея. Снаружи весь дворец великих королей был в лесах. Проводилась грандиозная реставрация и реконструкция. Николай вышел из Лувра, пошатываясь, перед глазами плыли «импрессионистские» круги. Таня порхала и щебетала, как синица в апреле.
Вкусный ужин в отеле, горячий душ восстановили его. Кровать оказалась чрезвычайно удобной. Чтобы провести «такую ночь», стоило еще раз сходить в Лувр ради египетских кошек!
На следующий день сияло по-летнему жаркое солнце. Весь день гуляли по набережным Сены, дошли до Собора Парижской Богоматери. Очень повезло – услышали часть вечерней Мессы. Звуки органа проникали в самую глубину души, все естество замирало. Таня восхищалась общей архитектурой древнего сооружения, музыкальностью и гармоничностью пропорций, но больше всего умилялась «прелестным» горгульям, установленным для маскировки водосточных желобов Собора. Заодно эти чудища, с хвостами, рогами, жадным оскалом страшных мордочек, отпугивали злых духов.
Тане очень хотелось посмотреть Сорбонну. Николай гордо согласился. Основной кампус – целый современный городок – находился на окраине Парижа, но само сердце Сорбонны началось биться в 1200 году на левом берегу Сены, недалеко от острова Соте, волей короля Филиппа П Августа. Николай много и вдохновенно рассказывал о величайшем учебном заведении. Обошли старинное здание, где иногда в большом лекционном зале – «амфитеатре Ришелье» с прекрасными старинными фресками – собирался Верховный совет и администрация университета.
Ужинали в кафе, в районе Сорбонны, на одной из древних кривых улочек, самой старой части Парижа. В отель возвратились на метро. Таня принципиально отказалась от такси.
– Дома, что ли не наездились. А потом, парижское метро – исторический артефакт!
С таким аргументом просто нельзя было не согласиться. Николай все остальные дни ездил на отвратительном, с его точки зрения, виде транспорта. Что не сделаешь ради любимой! Третий день в Париже – это бесконечная очередь на Эйфелеву башню и пьянящий восторг от панорамы великого города. Сегодня – ужин в кафе напротив башни. Столики стояли прямо на асфальте тротуара, мимо неслись вереницы машин, совсем других, нежели в Москве. У Тани захватывало дух, ведь она любила и понимала машины.
Когда официант, похожий на английского лорда, так показалось Тане, принес меню, она отказалась от устриц, лягушачьих лапок, улиток.
– Это – несерьезная кухня. А знаешь, любимый, – Таня все еще привыкала к этому волшебному слову, – в древнем Китае Императору подавали на обед паштет из сердечек соловья.
– Но лягушки, не соловьи!
– Они скользкие и квакают!
Таня умела приводить аргументы. Николай любил устрицы, вернее, его «научили» их любить. Все остальное, действительно, чепуха. Официант принес два абсолютно не прожаренных, просто сырых, бифштекса, зелень, два бокала лучшего «Бордо». Таня сделала пару небольших глотков, пожевала листочек зелени, еще пару глотков и сморщила нос.
– Наша грузинская «Хванчквара» несравненно лучше!
Николай попросил официанта дожарить мясо «по-русски», с корочкой, и заказал еще «сырную тарелку». Лучшие французские сыры Тане понравились, она с видом знатока оценивала каждый сорт. Впрочем, она и была знатоком, мало кого так изысканно и дорого кормили в хлебосольной Москве, как Танечку Видову. У Николая оставалась последняя надежда реабилитировать высокую французскую кухню – блюдом «фуа-гра».
На следующий, четвертый день их «парижских каникул» в дорогом ресторане на Вандомской площади подали паштет из гусиной печени (это и есть фуа-гра). Таня ковырнула вилочкой коричневую массу, тихо почмокала губами, чтобы лучше почувствовать вкус.
– Салат из фаланг королевского краба с тертым антоновским яблочком – благороднее, здесь тяжеловатый вкус, необходимо много белого вина выпить, – задумчиво рассуждала Таня.
Паштет, впрочем, съела до последней крошечки. Что действительно покорило привереду и гурманку, это – парижские бисквиты.
– Как у бабушки, – восхищенно констатировала она с набитым бисквитом ртом.
Помимо гастрономической программы, еще музей Родена. В Танинной библиотеке были две прекрасные книги о Гюставе Родене, альбом в дорогом издании и еще мечта – увидеть все своими глазами. Мечта сбылась. Глядя на скульптуры, не имеющие подобия, ее сердце то замирало, то начинало бешено колотиться, она бледнела и краснела, только глаза оставались неизменно изумрудного цвета, излучающего волшебное свечение, может быть, такое, как скульптуры Родена. Николай был счастлив только потому, что была счастлива его любимая. Нет, он не был равнодушен к искусству, просто мужские эмоции выражаются совсем по-другому, нежели женские. Вечером – классическое парижское развлечение, перед которым не устоял ни один турист мира – прогулка на речном трамвайчике по реке Сене. Высокие каменные набережные подсвечены мощными прожекторами. Легкий ветерок с реки приятно освежает путешественников после знойного летнего дня. Где-то высоко, значительно выше уровня глаз – огромные дома эпохи Барона Османа. Реконструкция центра города началась примерно в 50-е годы XIX века по приказу Наполеона Ш, племянника великого Императора Наполеона. Барон Осман возглавлял реконструкцию Парижа.
На кораблике по радио и в наушники играет французская музыка – Шарль Азнавур, Далида, Мирей Матье, Джо Дассен. Можно заказать шампанское. Николай отдыхал, Таня говорила себе: «Это называется "счастье"». Наверное, она была права. На следующий день отправились на Монмартр. Холм высокий. Энергетика места, насыщенного духом и количеством великих имен художников, писателей, композиторов, поражает воображение. Таня рассказывала чуть ли ни о каждом доме и его обитателе или шла по улочке, ведущей к единственному в Париже винограднику. Откуда она все знала? Читала.
На этом счастливое путешествие заканчивалось. Таня собрала в отдельный пакет сувениры, упаковала несколько новых нарядов себе и Кольке. Уезжать было грустно. Она столько еще не увидела, она лишь «прикоснулась» к «великому городу» и успела его полюбить, но не понять, не узнать его характер. А любовь бывает обманчивой.
Прошло два года. Таня и Николай почти одновременно защитили диссертации. Тане присвоили ученую степень кандидата экономических наук, Николаю – доктора физико-математических наук.
Таня и Николай любили друг друга. Эта любовь возникла мгновенно, с первого взгляда, как грандиозное предчувствие будущего счастья. И Таня, и Николай ни в начале знакомства и никогда потом, в течение всей жизни, которая была очень разной – счастливой, печальной, трагической, не задумывались о правильности своего выбора. Да они и не выбирали – просто в Космосе столкнулись две кометы. Они не пытались «просчитать», обосновать «выгоду» своего выбора. Они любили первый и единственный раз в жизни. Полюбить второй раз, как дважды войти в одну реку, невозможно. Это будет другое состояние души, ума, сердца, другое чувство, возможно, прекрасное, но не любовь. Оба были уверены в неизменной вечности своих чувств.
Таня из девочки-подростка превратилась в обворожительную женщину. Ни один мужской взгляд не проскользнул мимо. Зачастили гости – коллеги Николая, Таня принимала всех радушно, накрывала вкусный стол, но глаза ее были холодно-серого цвета, количество гостей заметно убавилось.
Николай все замечал, про себя веселился и еще больше любил свою Юшку.
Летом, в конце июля, поехали в Крым. Между горой Кара-Даг и поселком Планерское, бывшим Коктебелем, находился чудесный совсем небольшой Дом отдыха. С балкона – вид на море, трехразовое питание, большая, правда, чертовски скрипучая кровать. Что еще нужно для счастья! Вставали рано – и на море. Утром, в мелкой гальке можно было найти крохотные сердолики, полудрагоценные камни – подарок древнего, давно уснувшего вулкана.
– Юшка, зачем тебе эти крохи?
– Я сделаю панно и повешу на стену, драгоценные камни – посланники Вечности, они содержат в себе энергию Космоса, а мы все оттуда. Она подняла правую руку и указательным пальцем, важно показала на небо. Николай не спорил. В действительности, он не знал, откуда «мы все».
После обеда – отдыхали. Это только так называлось. Таня стала женщиной, прекрасной, страстной, бесконечно нежной и темпераментной, изобретательной и послушной. Николай, из мужчины-эгоиста, который только получал удовольствие, превратился в мужчину любящего. Он отдавал всего себя на благо этой женщины. Он знал и предвосхищал каждое ее желание, о котором она сама, возможно, не догадывалась. Ее тело было для него местом священного поклонения, проведения великого «Обряда Любви». Каждый ее вздох или нежный, томительный стон пробуждал в нем такие чувства и ощущения, о которых он не представлял, не мыслил и не догадывался прежде.
К 1 сентября вернулись в Москву. Таню перевели на должность «старшего преподавателя». Она ответственно готовилась к лекциям, как будто раньше она что-то делала безответственно! На работе проводила почти целые дни. Николай уезжал утром и возвращался к ужину. Но ведь, как известно, сутки состоят не только из рабочего дня, но еще из ночи, которую каждый житель планеты проводит по своему личному усмотрению. У Кольки и Юшки ночные планы были незатейливы: любовь и сон. Без первой нельзя ни жить, ни дышать, а второй необходим, чтобы жить и дышать.
У Николая планировалась ответственная научная командировка в США, он серьезно готовился. Из США Николай привез невиданный в Советском Союзе портативный персональный компьютер-ноутбук, размером с портативную печатную машинку. До начала 90-х программное обеспечение ПК было на английском языке, но это не имело значения, оба хорошо знали английский язык. Восторг Юшки был безграничен.
Значит, можно убрать огромный монитор, похожий на телевизор, и клавиатуру размером со стиральную доску. А, главное, избавиться от здорового, в полтумбочки, процессора с жестким диском. И он перестанет гудеть, и, вообще, действовать на нервы. Но до конца ни Колька, ни Юшка еще не знали об «истинной ценности» этого очередного чуда технического прогресса – ценности свободного квадратного метра в маленькой квартире.
Ноябрь. Мало кто скажет, что это лучшее из времен года. И все же, бывают иногда ясные, чуть морозные дни, воздух и земля еще не промерзли окончательно, дышится легко. Рваные темно-синие облака несутся по небу, растерзанные последними, почти беспомощными лучами солнца. В саду, чудом сохранившимся в Беляево, все листья с яблонь давно опали. Они лежат черно-коричневыми круглыми коврами вокруг древних, кряжистых крон. Толстые, криво закрученные и причудливо изогнутые ветви простираются к небу, как старческие руки, прося «милости».
В последнее время Таня спала долго, «до упора», до последней возможной минуточки. Николай готовил завтрак. В доставленном Марианной, тайком от Петра, очередном пакете с продуктами было несколько тоненьких баночек рижских шпрот. Немыслимый деликатес детства! Кофе готов, белый хлеб нарезан, две маленькие золотистые рыбки расположились на мягкой хлебной подстилке.
Юшка вошла в кухню, где стоял обворожительный шпротный запах и капризно заныла:
– Колька, как ты это можешь есть?
Юшка посидела за столом, сходила в ванную, ее даже затошнило. А когда-то она сама обожала шпроты, брала рыбку за хвостик, запихивала в рот, по тонким пальчикам растекалось оливковое масло.
Позавтракали, почти молча, каждый спешил, учебный год в разгаре.
Когда вечером Николай вошел в квартиру, в нос ему ударил едкий запах уксуса и лаврового листа. На кухне, на табуретке, расставив ноги, как наездник на коне, в светлом пальто, сапогах на высоких каблуках сидела Таня. На полу перед ней стояла огромная пятилитровая банка с огурцами и помидорами. Похрустев огурцом, она сунула правую руку в банку, достала помидор, левую ладонь лодочкой держала под помидором, видимо, чтобы не закапать новое пальто.
Таня не встала и не подлетела, как обычно, к мужу, чтобы расцеловать его «после долгой разлуки». Она гордо посмотрела на Николая и сообщила с помидором во рту:
– Купила в «Балатоне» (популярный в советское время магазин продуктов, недорого вина, народных промыслов и одежды из дружественной Венгрии) целых три банки, еле дотащила до машины!
На следующий вечер Николая ждал еще более «суровый» сюрприз. Он с опаской открыл входную дверь. Да! Уже в прихожей стоял знакомый до боли запах детства. Таня, стоя над кухонной тумбой, из наполовину развороченной консервной банки ела «Кильку в томате». Она возмущенно посмотрела на Николая, допила из баночки с острыми железными краями томатную жижу и с пафосом произнесла:
– Люди в космос летают, компьютер придумали, а консервные банки открываем, как в средние века! Я купила пять баночек.
Николай молчал, в голову лезли странные, противоречивые мысли.
Дальше вечер прошел, как обычно: вкусный ужин.
– Юшка, я тебя очень люблю!
– Нет, Колька, а я тебя еще больше люблю.
Потом была любовь.
На следующее утро Таня встала довольно рано, очень бледная и прямиком в ванную: ее сильно тошнило. Николай был уверен, что это – результат огурцов и кильки в томате. Заваривая кофе, она уронила на плиту новомодную «джезву» и потеряла сознание. Хорошо, что Николай стоял рядом. Через минуту Таня пришла в себя, но ей было плоховато.
Приехала «скорая», врач долго разговаривал с Татьяной Петровной, в коридоре на вопрос мужа равнодушно пожал плечами и уехал. Таня ответила, что все нормально, чмокнула Кольку в нос, быстро оделась и уехала.
Николай провел вес день и вечер в ректорате. Вопросы, проблемы, совещания – все как обычно.
Наконец, дома. Юшка стояла в центре комнаты в белом махровом халате, глаза светились крупными изумрудами. Руки в боки, как буква «Ф». Таня никогда так не делала, эта скандальная, бабская поза была ей абсолютно не присуща. Она не переставала удивлять мужа.
– Николай Александрович, а как Вы отнесетесь к тому, что станете отцом своего ребенка? – протяжно, нараспев, спросила Юшка.
Николая бросило в жар. Соленые огурцы и килька – к беременности, знает каждый школьник. Как он не сообразил – физик, одним словом.
– Я умру от счастья.
– Тогда Ваш ребенок станет безотцовщиной, а его мамочка – матерью-одиночкой, – и без паузы продолжала, – я была у врача – восемь недель, надо сдать кучу анализов, есть творог и яблоки зеленого цвета.
Николай как самую драгоценную в мире ношу взял Юшку на руки, положил на диван, встал перед ней на колени и долго, нежно целовал. Потом, дрожащей рукой дотронулся до халата и тихо спросил:
– Он там?
Она шепотом ответила:
– Там. Я думаю, у нас будет мальчик, ведь я ела соленые огурцы, а к девочке – едят торты и мармелад.
В голосе Юшки появилась новая, рассудительная интонация. Интонация матери.
Таня сдала все необходимые анализы – результаты были ужасные: в крови резко повышено содержание лейкоцитов, а самое опасное – катастрофическое содержание белка в моче. В организме шел сильный воспалительный процесс. Марианна подняла на ноги всех знакомых врачей. Таню положили на обследование в Институт гинекологии и акушерства АМН СССР. Врачи разводили руками, какое обследование, рентген почек беременным на таком раннем сроке делать нельзя. Об аппаратах УЗИ слышали как о «заморском чуде», но появились они в России только в начале 90-х. Давать лекарства, тем более, антибиотики означало – искалечить или вовсе убить ребенка. Поили травами, которые тоже могли вызвать аллергию. Улучшения не предвиделось.
Марианна ничего не говорила Петру, а его ничего не интересовало, кроме политики.
Николай ходил как в воду опущенный. Он читал лекции, «вел» аспирантов, проводил заседания кафедры, работал в ректорате, и только выражение глаз было одинаковое: боль и тоска. Неужели его ребенок, сынок, которого он уже так любил, никогда не родится?
На календаре 30 декабря 1980 года. Понедельник. Первая пара лекций на четвертом курсе. Ребята умные, понимают, зачем пришли. После лекции к Николаю Александровичу подошел студент, худенький, в очках, с огромным портфелем. Он робко стал говорить, немного заикаясь и краснея:
– Вот я слышал, в Америке, в смысле в США, фирма МАКИНТОШ, это как ЭППЛ, – пояснил студент. Вдруг доктор физико-математических наук, Николай Большаков этого не знает, – разработала программу…
Профессор Большаков внимательно выслушал студента, крепко пожал его потную от волнения ладошку и почти побежал в ректорат. Срочно связаться с «Макинтош», напроситься в командировку в США, там купить лекарства для Юшки и тогда, тогда у него родится сын. Николай был уверен в своем плане.
Командировочные, виза, билеты были в кармане. Николай пришел в больницу, сразу направился не к Тане, а в кабинет главного врача.
– Да, в США такие лекарства есть. Дорогие, но эффективные, новое поколение, последовали медицинские термины. Но, – заведующий сделал длинную паузу, – мы без лицензии Минздрава СССР не имеем права применять к больным такие препараты. А лицензии на эти лекарства, насколько мне известно, нет. Так что, молодой человек, не трудитесь зря.
Николай секунду молчал, потом схватил заведующего за воротник белого халата и заорал:
– А лицензия на смерть моего ребенка и моей жены у Вас есть?
Он продолжал трясти светило медицины. Врач кое-как вывернулся, налил два стакана воды – себе и бешеному посетителю. Отдышался, и тихо сказал:
– Ладно, везите лекарства, они должны помочь. Но поймите, я сильно рискую и репутацией и местом, – и совсем шепотом, – мой риск дорого стоит.
Через месяц Таню выписали. Анализы были хорошие. У нее уже был виден живот.
Таня ходила по квартире, осматривала каждый уголок, трогала каждую вещицу, дышала воздухом дома. Николай сидел в кресле и смотрел на жену. Она сильно изменилась. От носа до кончиков губ пролегли чуть заметные морщины – свидетельство страдания. Глаза были спокойного синего цвета, как теплое южное море. Она прилегла и задремала. Николай включил компьютер, первый раз за последние три месяца он смог сосредоточиться на работе. К утру была готова статья, ее опубликовали сразу несколько научных журналов в Советском Союзе и за рубежом. Николай понимал: нужны деньги, и он их зарабатывал единственно возможным для себя путем – своим талантом и трудолюбием.
Жизнь в маленькой квартире в Беляево текла тихо и размеренно.
По совету врачей и, прежде всего, мамы Таня отказалась от лекций и семинаров, редко появлялась на кафедре. Она задумала написать книгу и учебное пособие для студентов по материалам Гарвардского университета. До сих пор они так и оставались невостребованными. Составила подробные планы, но оказалось, что за компьютером она больше часа просидеть не может – начинает болеть поясница.
Через месяц поясница стала болеть почти постоянно. Ребеночек рос, набирал вес. Марианна через знакомых врачей «достала» бандаж для поддержки живота, на какое-то время стало легче. Потом боль возобновилась, она нарастала с каждым днем. Таня не могла сидеть, стоять, лежать. Ее положили в ту же больницу и в ту же палату. Врачи недоумевали, угрозы выкидыша нет, откуда такая боль? Все губы были искусаны в кровь, руки истерзаны. От постоянного болевого синдрома у Тани началась серьезная депрессия. Марианна часто плакала, только она догадывалась о причинах дисфункции почек, а теперь, когда ребеночек стал набирать вес, и о причинах боли в пояснице.
Тот страшный вечер, когда Петр избил свою дочь, Марианна помнит до мелочей. Почему она сразу не убила Петра, чтобы спасти дочь, внука или внучку! Работала бы врачом в колонии, подумаешь – нары. А видеть, как страдает дочь и сможет ли родить – это наказание хуже тюрьмы. «А может быть, я ошибаюсь, – спрашивала себя Марианна, – причина в чем-то другом?»
По настоянию Марианны, Таню осмотрел известный профессор из Центрального института травматологии. Он сразу увидел неглубокую, заметную только профессионалу вмятину на пояснице, долго прощупывал и слегка постукивал больную спину и пришел к выводу, что в поясничном отделе позвоночника две или три грыжи, смещение кобчика и, возможно, опущение правой почки. Как доносить ребенка, профессор не знал. Рожать – только кесаревым сечением. А затем, срочно, операция на позвоночнике и операция на почке, или женщине грозит тяжелая инвалидность. Если возможно, привезти из Европы или из США обезболивающее средство для беременных или купить у нас, на «черном рынке». Лучше привезти, у нас могут продать подделку.
Через два дня Николай встречал самолет из Парижа. Незнакомый молодой человек передал ему большой пакет с лекарствами. Пакет был от Мадам Жако.
19 июня 1981 года у Тани и Николая родился сын. Вес – 3 кг 800 г, рост – 54 см. Волосы рыжие с русым оттенком, кудрявые. Глаза голубые. Закричал – сразу. Состояние мамы – удовлетворительное.
В коридоре больницы Марианна рыдала в голос, Николай отвернулся к окну, он закусил до боли нижнюю губу. Через два дня Таню перевели в общую палату, принесли ребеночка. Она сразу решила, это – лучший ребенок на свете! Посещение мамочек и, тем более, новорожденных младенцев, категорически запрещено. Но Николаю в виде исключения, понимая, сколько пережил этот мужчина, и что еще предстоит, разрешили увидеть жену и сына. Медицинская сестра натянула на него белый халат, шапочку, на ботинки надела и туго завязала белые мешки и подтолкнула в спину.
– Не, дрейфь, папаша, 19 палата.
Таня полулежала на спине. Лицо ее, бледное, измученное, сильно похудевшее, выражало абсолютное счастье. На руках она держала маленький, катастрофически маленький кулек, с одной стороны кулька торчал рыже-золотистый пушок. Николай решил, что врачи ошиблись, когда сообщили, что ребенок крупный, здоровенький. Да и Марианна, что она понимает в детях! Таня подняла глаза, Николай прищурился – такой свет исходил из этих глаз. Он подошел к кровати и остановился, он не знал, что делать дальше, можно ли поцеловать Юшку, а если можно, то куда: в руку или в губы? И как? Этот байковый кулек! Николай боялся на него посмотреть, не то, что дотронуться. Юшка неожиданно засмеялась:
– А тебе идет, прямо-таки заведующий родильным отделением. Здравствуй, любимый!
Николай пролепетал:
– Юшка, я, я без тебя чуть не умер.
Таня скорбно улыбнулась.
– Это я чуть не умерла, там, в реанимации, после операции. Видишь, операции, а не родов.
Николай, наконец, пришел в себя. Он, боясь дотронуться до «кулька», целовал Юшкино лицо, руки и все равно натыкался на кулек, то носом, то губами. От «кулька» шел неописуемо нежный, сладковатый запах. «Кулек» вдруг закряхтел и через секунду заплакал.
Юшка улыбнулась:
– Кушать просит, но мне запретили кормить, много «химии» в молоке, да, и молока почти нет – от болевого шока и стресса.
У Николая так сжалось сердце, что на мгновение стало трудно дышать. Он бодро успокоил жену: