Текст книги "Тайна старой леди (СИ)"

Автор книги: Тамара Шатохина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Давай, пап.

В самолет меня затащили на носилках. А вот внутри устроили в кресло, полулежа. Я почти весь полет то наблюдала за тем, как все развлекают хитрую Славку, то спала, то смотрела в иллюминатор. После посадки опять начали готовить носилки, и я выразила желание попробовать сойти с самолета самостоятельно, но Аркадий Иванович с папой так категорично запротестовали, что я даже удивилась. Вышли из самолета мама, папа с мелкой на руках, потащили меня. Носилки качались, кружилась голова, и я закрыла глаза – они были правы, пока рано храбриться. Возле медицинского автомобиля обвела глазами всех и увидела Ярослава. Сразу вспомнила как орала тогда, как больная, стыдно стало до слез. Сморгнула их и отвернулась– спряталась. Он поздоровался:

– Привет. Я только узнать, как дела. Я вообще женюсь, так что тебе ничего не угрожает, не дергайся.

Я закрыла глаза опять.

– Вот видишь, Ярослав, как я была права, что это у тебя ненадолго? Как хорошо все сложилось. Я рада за тебя. – Пустота в груди угрожала превратиться в Большой каньон.

– Кто бы сомневался? – Он отстал, а потом и вообще ушел куда-то в сторону. Его отец последовал с ним.

Когда носилки устанавливали в машину, ощутимо встряхнули меня, и я выпустила эмоции наружу в виде потока слез. Мужчина, севший рядом со мной, стал готовить шприц.

– Сейчас сделаем обезболивание, так сильно беспокоит?

Я подумала, что эта версия менее позорна для меня и простонала сквозь слезы: – Да. – Пусть колет, а еще лучше и снотворное заодно. И чтобы не просыпаться еще года три.

Ехали довольно долго. Я успокаивалась и старалась опять вернуться в привычное состояние. Это получилось, только мои родные безнадега и апатия отчего-то стали почти невыносимыми. С горькой иронией вспоминала, как подумала, что Ярослав примчится, услышав о моей беде, а оно вон как... А оно ожидаемо. Тут я оказалась молодец, тут я оказалась умной, что предвидела такое. А что паршиво мне из-за того, что сама оттолкнула, так это я переживу, не привыкать, чего уж там… Все равно бы не надолго.

Вытащили меня из машины где-то в лесу. Над головой шумел в сосновых кронах сильный ветер. Почти параллельно земле вытягивал голые ветки берез, растущих у стоящего передо мной дома. Врач шел рядом, кутал меня в плед и докладывал:

– Пришлось колоть обезболивающее. Не знаю… могло открыться кровотечение, я не видел рану. Сейчас проведу осмотр, сделаю перевязку. И историю еще не смотрел. Думал – в машине, но от сотрясения ей стало хуже, так что вам придется немного подождать, чтобы я мог сказать, что думаю о состоянии больной.

Я поискала глазами, кому он докладывал – чуть отстав от нас, шли Аркадий Иванович со скорбным лицом и Ярослав. Врач, очевидно оценив степень заботы обо мне, яростно доказывал свою проф.пригодность, сыпал терминами и лицу придал выражение совершенно не похожее на то, что имел в машине – мрачное и озабоченное. Папа и мама с мелкой на руках шли чуть поодаль за нами. Мира что-то радостно верещала, увидев то ли птичку, то ли белку. Я была спокойна за них.

Дом я толком не смогла рассмотреть, только заметила кремовые стены, белые фигурные углы да слишком большие окна. Меня протащили вверх по лестнице, внесли в просторный вестибюль, сняли плед и потащили снова куда-то наверх. В глазах прыгало, и я их закрыла. Врач забеспокоился:

– Вы отец больной? Медик, как я понял? Помогите раздеть ее для осмотра. Где мы можем вымыть руки? – Они отошли, а меня занесли в комнату.

Аркадий Иванович скомандовал: – Подносите к кровати. Нужно перенести максимально осторожно. Я сейчас сниму пальто, минуту, Арина, потерпи. Кровать очень удобная.

Его, суетливо запутавшегося в рукавах пальто, молча отстранил Ярослав. Поднял меня и почти на вытянутых руках понес к кровати.

– Почему постель не разобрана? Выйдите с носилками. Я сейчас. Ярослав, кто из прислуги в доме? Их что – не предупредили? – говорил он, быстро разбирая постель. Ярослав осторожно согнул руки, прижимая меня к груди. Очевидно, держать на вытянутых руках было тяжело. Я закрыла глаза. Опять хотелось плакать. Доктор заговорил с порога: – Кладите. И выйдите, пожалуйста, все. Виктор Александрович, снимайте с нее одежду. До пояса. Перевязочный со мной. Обезболивание еще действует. Пока вы раздеваете, я прочитаю историю.

Я офигевала от всей этой суеты. Когда меня только привезли с ножевым ранением, отупевшую от боли и истекающую кровью, всем было почти по фигу. Спокойный врач, спокойные медсестры. Они говорили о чем-то своем, даже посмеивались. Не особо старались щадить мою рану, делали то, что необходимо было сделать в первую очередь. А здесь… Это сила денег или необыкновенная по силе отзывчивость и душевная теплота врача? Хотелось надеяться на второе.

Но, по всему, скорее первое. Это я поняла, когда увидела, как он выкладывает на поднос снятые бинты – максимально кровью наверх. Или я и правда – истекала? Скоро все вышли, папа тоже ушел устраиваться в своей комнате. Зашла мама с мелкой и сразу унесла ее. Я почти уснула, устав за день от всей этой суеты. Открыла глаза, услышав, что опять скрипнула дверь. Аркадий Иванович с Ярославом заглянули, чтобы попрощаться со мной. Я сонно кивнула. И устало подумала – и зачем тогда ты здесь?

ГЛАВА 13

В этом загородном доме мы жили уже неделю. Я вставала и понемногу ходила самостоятельно. Врач приезжал еще пару раз и дал добро на передвижения. Весь дом, оба этажа я уже осмотрела. На первом мы все собирались на завтраки, обеды и ужины. Готовила женщина – профессиональный повар. Все мы узнали много нового о еде. Иногда названия блюд, которые озвучивались нам с утра, ни о чем не говорили, и я смотрела в нэте, что  мы будем кушать на обед или ужин? В самом начале  повар поинтересовалась что нам нравится из еды, а что нет.  И иногда готовила из привычных  продуктов совершенно новые для нас блюда. Первые дни это казалось интересной игрой, потом мы привыкли. А вот мама чувствовала себя неудобно. Кроме меня, никто никогда не готовил для нее.

Пока у меня был постельный режим, она занималась исключительно Мирой. И когда я присоединилась к ним, повела меня показать детскую и игровую комнаты. Детская, с маленькой кроваткой и большой – для няни или мамы, находилась в южной, светлой части дома. Никаких острых углов, вазонов и изобилия ткани. Хорошая и милая, абрикосового цвета комната, одна из стен в которой – дремучие джунгли на обоях, с макаками, слониками, тигрятами и другой живностью. Рядом, через стенку, устроена игровая, и я весело хмыкала, осматривая ее. Дело в том, что стены были обиты толстой простеганной тканью, разрисованной разноцветными мячиками и зонтиками. Мягкие стены были немного похожи на отделку изолятора в дурдоме.

Непривычно – очень просторно. Палас с коротким ворсом, манеж почти в половину комнаты и куча игрушек для ребенка ясельного возраста. Наша хитрая Славка могла часами сидеть в манеже, перекладывая кубики из-за одной ноги за другую. Но иногда детская энергия рвалась наружу, и тогда эти кубики летали, отскакивая от мягких стен, а по всему дому разносились радостные вопли. Мы оценили разумно оборудованную комнату. Здесь можно было спокойно оставить ребенка одного, не беспокоясь о его безопасности. И услышать, если заплачет, потому, что, кроме двери, имелась деревянная прорезная калитка. Так что дверь можно было оставлять открытой.

Кто жил в этих комнатах раньше? Я даже не знала – есть у Ярослава брат или сестра?

Не думаю, что родители чувствовали себя здесь уютно.  Еще соблюдая постельный режим, я днями думала об этом. Мучилась из-за того, что поставила их в такое дурацкое положение – мы зависели от чьей-то щедрости, пользовались ею. Почему-то я думала. что папа должен чувствовать себя униженным.  Из-за того, что не богат, что не может сам защитить нас и из-за этого вынужден принимать помощь более успешного человека. Мне было обидно и больно за него. И понимала, что делает он это для меня. Снова все было из-за меня. И я судорожно пыталась что-то придумать, найти какой-то выход.

Папа часто уезжал из дому. Это были его дела с Аркадием Ивановичем, и если он не рассказывал о причине сегодняшней встречи, то мы и не спрашивали. Папа подтвердил, что я уже вполне могу сама ходить и моему здоровью ничего не угрожает, если не нагружать плечо, и я собрала вечером семейный совет. Я придумала что делать. Теперь была моя очередь сделать что-то для них.

– Папа, мама, вчера Аркадий Иванович озвучил дату помолвки – через две недели. Мы с вами приглашены.

К этой дате я намерена съехать из этого дома. Просто примите это к сведению. Я в любом случае отсюда уйду хоть ползком, если к тому времени сломаю себе ногу… не дай Бог. Поэтому я настаиваю, чтобы ты, папа, заказал билеты в наш родной город на дату не позже десяти дней считая от сегодняшнего. Просто пожалейте меня и сделайте так, как я прошу. Объяснять причины этого своего заявления я не намерена и просто прошу не лезть ко мне в душу.

Если вы станете тайно или явно чинить мне препоны, то я просто уйду из дома, оставив у вас на время дочку. Я знаю, что с вами она в безопасности и заберу ее к себе, как только устроюсь. А я устроюсь, обещаю вам. Вплоть до того, что выберу себе мужа по расчету – по достатку и хотя бы минимальной симпатии. Мне уже по фигу все! С любовью мне не везет категорически и влачить жизнь в нищете, обрекая и вас на каторжный труд до конца дней, чтобы дать нам…чтобы было что пожрать, короче.

Дальше – в ближайшее время я собираюсь выйти замуж за нормального мужика. Выбирать буду умом. Обещаю кандидатуру будущего мужа обсудить с вами, перед тем, как ответить  согласием на его предложение. В том, что оно последует, можете не сомневаться. В конце концов, пора уже воспользоваться теми преимуществами, которые у меня есть благодаря вам. Негатива в связи с этим я нахлебалась выше крыши, пора получить хоть какие-нибудь девиденты.

Сейчас я прошу вас выделить мне некоторую сумму денег, чтобы обновить гардероб. На дорогие вещи денег у нас нет, но это и не главное. Главное, чтобы костюмчик сидел. Я изучу список мероприятий, посещаемых людьми обеспеченными и солидными и стану там появляться. Вот свяжусь с Лизкой, она всяко в курсе, в смысле… А, может, вообще – пробежаться по русскому Форбсу, черт побери? Легко! Вот сейчас и посмотрю в компе, кто из этого списка находится в доступной близости. Хотя это… возможно, что я и слишком самонадеянна.

Но сначала мне нужно привести себя в соответствие – маникюр, педикюр, прическа, эпиляция, косметика. Ну, и одежда, соответственно.

Папа, не жалей вложить в это последние средства. Не позже, чем через две недели, ты получишь все назад с космическими процентами. Вы больше не будете пахать, как до этого – я сдохну, но не позволю! Вы будете жить не хуже, а лучше, чем сейчас, здесь. И не будете чувствовать себя  никому обязанными. Я клянусь! И я буду счастлива, обещаю. Это легче сделать, если просто получать от жизни удовольствие, а не зависеть от чувств. И от кобелей. Прости, папа, это не о тебе – ты в курсе. Даже если мой будущий муж будет из этой обоймы, то не любя его, я и страдать не буду из-за этого. Стратегия продуманная, беспроигрышная, выстраданная и обсуждению не подлежит. Хотя хотелось бы одобрения, потому что я вас уважаю и люблю.

Несколько неожиданно прозвучал папин вопрос:

– А зачем тогда билеты на малую Родину?

– А это на случай, если не прокатит здесь. Может случиться так, что все слишком переоценивают мою привлекательность для сильной половины человечества. Тогда элементарно понизим планку. В нашем регионе, я уверена, тоже есть достойные кандидаты в мужья. Тут как вложусь в сроки. Я постараюсь быстрее, но если не успею, то придется отступать в ту сторону. Я же сказала – тут не останусь.

– Аришка, …

– Мама … да, я продаю себя, но только одному мужчине и поэтому это не проституция. И дам немало взамен. Кроме тела, еще и свою верность и ребенка, если захочет, рожу ему или двух.

– Я согласен. Давайте попробуем. Ход неожиданный, конечно. Но, в конце концов, в этом случае выбираешь ты, а не тебя, – совершенно неожиданно выдал папа. Я сначала посмотрела на него с недоверием. Я вообще не ожидала, что он меня поддержит. А тут вдруг так внезапно, так быстро. И я  радостно поспешила закрепить нашу договоренность.

– Да, папа, да! Только дай мне крепкое мужское слово, что будешь молчать об этом с Аркадием Ивановичем и его сыном. Ты не заикнешься им об этом моем плане. И ты, мама.

– Даю честное мужское слово, что никому ничего не расскажу. Виктория?

– Боже мой, Витя… Что за бред ты несешь? Вы оба с ума сошли?  Ты сломаешь себе жизнь, не говоря уже о том, что просто ничего не получится, потому что вот так, с наскоку…  Я вообще соглашаюсь на это только в надежде, что за эти две недели случится что-то такое, что заставит тебя изменить планы. Обещаю, что буду молчать.

– Чудно! Спасибо за понимание и поддержку, родители. Теперь дело за малым – довести красоту до совершенства. И этим мы займемся… дня через два-три. Нужно еще немного окрепнуть. Все-таки я еще слабовата. И руку с перевязи нужно снять. Пока соберу отзывы, сведения о мероприятиях, салонах, магазинах, ну и кандидатах. Постараюсь разумно экономить.

И не расстраивайтесь, пожалуйста. Вы же сами понимаете, что мы здесь непонятно почему и на каких правах.  Нужно как можно скорее съезжать.  Всем нам неудобно пользоваться щедростью чужого человека, зная, что отплатить за нее нечем.  Это моя вина и я постараюсь все исправить.

Обдумывая и готовя свою речь, я даже не надеялась на поддержку родителей, просто собиралась выставить им ультиматум. Мой план и в самом деле выглядел бредово. Но только на первый взгляд. Все окружающие годами убеждали меня, что я очень красивая – и словами, и делами. И я решила поверить им, в конце то концов. И в самом деле, хотя бы попытаться получить от этого моего преимущества хоть какую-то пользу. Для себя и моей исстрадавшейся семьи.

Я не собиралась ложиться на плаху. Просто – найти достойного человека и по мере моих сил постараться сделать его счастливым, если уж они так зацикливаются на внешности. А взамен он обеспечит моей семье нормальную жизнь.

Я хотела не бояться выходить на улицу – у меня будет охрана. Я хотела увидеть мир – это не будет проблемой. Я хотела, чтобы папа и мама не вкалывали за копейки – навкалывались уже. Если  для этого придется  продать себя – продам. Мне надоело быть жертвой и не хотелось прожить всю свою жизнь за забором, выращивая помидоры. А если выйду за него, получать нож в тело.

Чтобы отрезать себе все пути назад, я впервые за эти годы сняла с шеи ожерелье, подаренное Миром. Я хотела жить, желательно бы с ним, но если это невозможно… Это был серьезный шаг с моей стороны. Все-таки я считала себя его женой, и его любила. Но я родила его ребенка и хотела для дочки хотя бы защиту на будущее. А желательно и безбедную жизнь.

Ярослав… я подозревала, что именно он и есть тот самый другой возможный вариант, о котором мы говорили с Веллимиром. Не зря же меня так тянуло к нему, он нравился мне. И тот наш поцелуй – я же влюбилась, я тоже тогда была, как в бреду и не видела ничего и никого, кроме него и его губ. Я согласилась быть с ним и если бы не то потрясение от известия о споре и не Яна, то и речи не шло бы о Веллимире. А второй поцелуй и дареное ожерелье стерли первую любовь. И именно потому, что я была почти уверена, я боялась того страшного, что мне угрожало от него – его гибели, которая убьет меня физически, а также его предательства, которое убьет меня морально. А он предаст, он уже предал – женится, хотя убеждал, что любит. Значит – врал. Так быстро разлюбить нельзя, даже если не сложилось. Он всегда возникал с очередной девицей, когда бы мы ни встретились, это его образ жизни, его суть – кобель, одним словом.

Я искала Лизку. В «Одноклассниках», в «Контакте» и не находила. Это было немыслимо, но так и было. Времени на поиски особо не было, и я бросила это гиблое дело до лучших времен. Возможно, ей некогда сидеть в сети и она воспитывает, как и планировала, ребенка, а то и двух.

Мероприятия, где можно было встретить богатых и успешных людей, составили небольшой список. Мне и не нужно было много для начала. Возглавляла этот список выставка произведений известного итальянского художника, в первый день которой сам автор давал интервью и автографы. Вход был исключительно по приглашениям, и билеты стоили немало. Ну, это я постараюсь решить на месте. Так что по мероприятию я определилась, что и объявила родителям, озвучив название выставки на ужине.

Далее необходимо было выбрать хороший салон, куда я собиралась пойти за красотой. Варианты были, но окончательно определиться я не успела. К нам пожаловали гости, вернее – хозяева.

Аркадий Иванович позвонил и предупредил о приезде вечером, и мы ждали его. И нужно было видеть мою физиономию, когда он вошел не один, а с Бешеной Ираидой.

Мама ж моя! Как она выглядела! Этот лоск, эта элегантная небрежность, с которой она несла на себе дорогую одежду и украшения, эти руки, эти волосы!

Слов не было, и я молчала. А Аркадий Иванович уже представлял ее нам, как свою невесту. Когда, как? И очевидно, увидев мое изумление, она объяснила, что они тогда и познакомились, когда она сопровождала студентов в его фирму на практику.

Мы сидели  за столом, ужинали, разговаривали. Ираида ни о чем не расспрашивала меня, и я даже не знала, в курсе ли она, как невеста, всех происшедших мистических событий или нет? Потом все перешли в гостиную, и как-то так удачно получилось, что девочки отделились от мужского общества, и моя мама сделала комплемент Ираиде, похвалив то, как она выглядит. А я в тему поинтересовалась, где можно так отполировать свою внешность? Конечно, в других выражениях.

– Арина, я даже дам вам визитку. Нет, я сделаю вам бесплатное посещение. Рекламное посещение для подруги. Там очень хорошие мастера, не сомневаюсь, что вам понравится.

Еще бы не понравилось. Она была ходячей рекламой этого заведения. Купон она долго искала и, наконец, вырыла из сумки. В любое время, в любой день. Сказка! Расстались довольно поздно. Они уехали, а я планировала уже все эти штуки. Влезла опять же в нэт и узнала, что именно предлагает этот салон. Много чего, но я не собиралась сидеть там весь день. Да и все эти обертывания и массажи мне нельзя было делать из-за не совсем зажившей раны. Поэтому я составила для себя список самых необходимых процедур и только.

Папа осмотрел мое плечо и обещал, что довезет меня на такси туда и заберет по звонку обратно, поскольку ездить на общественном транспорте утомительно и небезопасно в моем еще не совсем здоровом состоянии. А нашу недорогую машину он продал за полдня перед полетом сюда. Повязку все еще не заменили на наклейку из пластыря, поэтому рану нужно было беречь. Я согласилась с этим.

В этом салоне мне, и правда – понравилось. И действительно все было бесплатно. Смысл, конечно, был в том, что это все впечатлит будущую клиентку, и она будет посещать салон в дальнейшем. Будь у меня эти деньги, я бы оттуда неделю не вылезла и маму не выпустила.

Единственным неприятным, но необходимым моментом была эпиляция. Мы с Лизкой в свое время практиковали ее, и я знала, что это дело болезненное, но была готова терпеть. Все остальное было необыкновенно приятно, полезно и в результате дало изумительный эффект. Повсеместно гладкая кожа сияла, волосы блестели, отливая каштаном. Кожа на руках и ступнях была, как шелк, ногти… В общем – я побывала в сказке. И мечтала когда-нибудь отвести сюда маму. В салоне такого класса она точно еще не была ни разу.

Папа забрал меня домой, и я почти весь вечер пролежала в гостиной на диване. Все-таки я еще не была совсем здорова. А завтра необходимо будет купить что-нибудь из одежды. Мелькнула мысль позвонить Ираиде и спросить где она одевается, но я понимала, что у нас разные возможности. Поэтому назавтра папа повез меня в магазины, которые я знала еще в те годы. Цены на красивые и качественные вещи ужасали, поэтому я решила купить одну, но действительно беспроигрышную. Возможно, что этим одним походом я и ограничусь, решив вопрос за один раз.

Выставка это не бал, так что я решила взять платье не в пол. Такое и искала. И нашла. Жемчужно-серое, с легким голубоватым оттенком платье из тонкого трикотажа с длинными рукавами, мягко обнимало фигуру, не особенно обтягивая ее. Прямая юбка доставала до колен. Грубоватое редкое кружево обтягивало одну руку и доходило до шеи, приоткрывая грудь на лифе совсем скромно. Наклейку телесного цвета на ране прикрою перекинутыми через плечо волосами. Это было красивое платье и не пафосное, а уж сидело на мне… Туфли под него нашлись легко, как и белье без швов.

Выставка была завтра, открытие в одиннадцать часов утра. Я успевала сделать прическу и макияж в салоне. Мамино короткое черное пальто и маленькая сумочка-клатч завершали ансамбль.

Как я попаду на выставку, пока не знала. К назначенному часу папа отвез меня к выставочному залу и остался ждать в соседнем кафе. Я подошла ко входу. Там к этому времени собралась довольно большая толпа.

Художника звали Антонио, фамилия – непроизносимая. Но в основном его называли Маэстро. Я внимательно прочитала все источники, которые нашла в интернете, рассказывающие о его творчестве, семейном положении, даже о пристрастиях. Изучила картины и нашла его фотографию. Нужно знать, на чью выставку идешь, чтобы достойно поддержать разговор.

Когда прибыл художник, почти все гости уже прошли внутрь. Маэстро вышел из машины и сразу был атакован журналистами. Это был высокий худой черноволосый мужчина лет шестидесяти. Приятное лицо с хищным профилем было высокомерным. Или так он выдерживал мину, как говорили раньше. Сухо улыбался для съемки, что-то отвечал журналистам…

Я стояла у входа, с нервной улыбкой наблюдая за ним и ожидая, когда он пройдет мимо. Он заметил меня еще на подходе. Улыбнувшись, я ему кивнула. Мужчина, не отрывая от меня взгляда, подошел и предложил мне локоть. Я положила на него руку, и мы вошли в здание. Молча поднялись по широкой мраморной лестнице.

Я уже не волновалась, а ликовала. И неожиданно со всей полнотой почувствовала эту пресловутую  женскую власть. Буквально. Я понимала, что в любой момент  могла остановить его и увести отсюда, могла требовать что угодно, даже не знаю… Он не отрывал взгляда от меня. Как художник, он умел ценить красоту. А я уже верила, что все, в чем меня убеждали – правда.

В зале он помог мне снять пальто и опять замер, охватывая взглядом меня всю. Припал поцелуем к руке, поклонившись, и представился: – Антонио.

Он не называл свою фамилию, титул, а он был у него. Не называл профессию, место жительства – то, что принято говорить при знакомстве и первой встрече. А я представилась своим родовым именем, сама не знаю почему: – Арианна.

Он не ухаживал за мной, как мужчина, не стремился лишний раз прикоснуться, или что-то узнать обо мне. Переводчик ходил за нами по пятам, а он, опять предложив мне локоть, водил меня от картины к картине и рассказывал, как они создавались, что связано с тем или иным полотном. Что там изображено, какое памятное место, человек или предмет. Я кое-что уже знала о его работах, поэтому слышать дополнения было по-настоящему интересно.

Потом нам подали шампанское, и я взяла с подноса фужер, протянув за ним руку. Он, как зачарованный, провожал взглядом этот простой жест. Смотрел, как я подношу фужер к губам и у него вырвалось с благоговением: – Бэллиссима.

Я благодарно улыбнулась. С ума сойти... Ну, это итальянец, художник... Они вообще не от мира сего. А нормальные русские мужики, от них стоит ожидать такой же реакции? Это вряд ли, мы крепкий народ. Я впервые за все время обвела взглядом находившихся в зале людей, все так же продолжая улыбаться восторгу Антонио, и наткнулась на взгляд Ярослава.

Он был, очевидно, со своей невестой. Очень высокая девушка в красивом брючном костюме держала его под руку. Блондинка, у него всегда, очевидно, были блондинки в подругах. Красивое лицо, умный взгляд. Я уделила внимание и ей и ему. Потом опять повернулась к художнику.

Он слегка поклонился гостям и через переводчика извинился перед всеми. Предложил мне руку и провел к подиуму. Кто-то по его просьбе поставил туда кресло. Он жестом предложил мне сесть в него. Я села, откинувшись на спинку и скрестив лодыжки. Одну руку положила себе на ногу, другую – на ручку кресла, расслабив кисть. Вопросительно взглянула на него, слегка наклонив голову. Он серьезно кивнул и стал рисовать, убрав с моей шеи локон.

Я только сейчас услышала, какая тишина стояла в зале. Как будто присутствующие боялись помешать ему, спугнуть вдохновение. Его движения были резковатыми. Я удивлялась – что же там можно нарисовать такими штрихами, он же не кубист? Сверкали вспышки фотокамер, потихоньку тишина сменилась тихим гомоном. Посетители  ходили по залу, смотрели картины.

А меня зачаровал этот человек, я смотрела на него так же внимательно, как и он на меня. Это было что-то – как он творил. Там была такая мимика! То он хмурился, то улыбался, то закусывал губу, и на лице отражалось настоящее страдание. То качал разочарованно головой, поглядывая то на меня, то на рисунок, хватал рукой волосы, отпускал, ерошил. Целое представление, такая экспрессия… Я поняла вдруг, что было не так, почему он нервничал. Он спешил… просто судорожно спешил, отчаянно.

Через некоторое время почувствовала, что начинаю уставать, сидя в одной позе. Онемели ноги, кисть уже не провисала расслабленно, а была напряжена, затекла шея, заболело раненное плечо – закончилось действие таблеток. Я шевельнулась, а он вдруг застонал с отчаяньем и разочарованием. Я замерла от неожиданности, а в зале опять упала тишина. Накатило раздражение. Всему есть предел, моей выдержке тоже. Я, в конце концов, не нанималась, и папа уже давно ждет. Мне пора было уходить.

Я подняла голову и примирительно улыбнулась, прекращая сеанс. Хватит с меня. А он поклонился и предложил руку. Это было не лишним. Я постояла, пока ноги привыкли. Он ждал, очевидно отлично понимая, что чувствует натурщица после длительного позирования. Я жестом показала, что помощь уже не нужна и сошла с подиума, кивнув ему. Он не пошел за мной, только склонив голову, прошептал что-то по-итальянски.

Я медленно шла к выходу – ноги еще плохо слушались, и не хотелось навернуться на потеху всему залу. Достала на ходу телефон из сумочки, дождалась, когда папа ответит и сказала:

– Папа, я жду у входа.

Прозвучало почему-то очень громко. Я удивленно оглянулась – опять все молчали, глядя на меня и на него. Антонио стоял там же – у подиума. Я послала ему воздушный поцелуй, взяла протянутое мне пальто и вышла из зала. Пока сошла по лестнице, такси уже стояло у входа. Молча села рядом с папой, и мы уехали. Он что-то спрашивал, но я только молча крутила головой – не могла сейчас говорить.

Удивительный человек... Очень интересный! Я хотела увидеть этот рисунок и понять, что же его так поразило во мне? Как он это передал? Может, я там какой-то кубик или овальчик, кто их знает, эти творческие личности? Но что этот человек личность и неординарная, было понятно.

Мне понравились его работы, там слава была заслуженной, если они очаровали даже почти не разбирающуюся в живописи меня. Понравилось его отношение к жизненным ситуациям и людям, которое обозначилось в процессе рассказа о картинах. Знакомство с ним хотелось продолжить, но не все бывает, как нам хочется. Тут оставалось только жалеть. Я жалела…

Молчали мы с папой до самого дома. А вот когда вышли из машины, вошли в вестибюль, разулись и сняли верхнюю одежду, меня прорвало. Я взахлеб рассказывала им с мамой, как там все было, как все прошло. Про то, как он выглядел, про его мимику и жесты, показывала, как он дергал свои волосы, смеялась. Показала позу, в которой просидела… сколько, папа? Почти два часа? С ума сойти!

– Мама, я просто влюбилась. Вот это мужик! Аристократ… порода… манеры... Как он руку целовал! Сердце останавливалось. Это что-то, вы бы его видели. Это был гипноз, он меня точно ввел в транс…

Я рассказывала долго, и им было интересно, я это видела. А потом папа спросил: – А как же женихи? Есть успехи?

Я увяла.

– Я совсем забыла, блин. Я тупо забыла, верите? Там реально было интересно, очень. Если бы не повышенное внимание ко мне из-за его внимания, и ты меня не ждал, то я оттуда до вечера не выползла бы. Слушала бы и смотрела… А где наш огузок, как она себя вела, уже спит или сидит в загоне?

Мы еще поболтали с мамой, пока я переодевалась. Пообедали прямо на кухне – повар уже ушла. Потом я поднялась на второй этаж и прилегла в детской, ожидая, когда проснется мелкая. Долго ворочалась и вспоминала … Ярослава там. И его невесту. И ступор мой… и чувство это, как будто удар под дых... И почти невозможно держать лицо... Но мне это удалось, я точно знаю. Что ж больно-то так? Я же знала, что он уже чужой. И это мое решение. Он предлагал себя мне, а я шарахнулась, как от чумы. Правильно, в общем, шарахнулась, как оказалось. Нужно быстрей решать что-то с женихами. Время уходит. Папа взял билеты домой. Нужно решать…