Текст книги "Тайна старой леди (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
ГЛАВА 11
Ярослав пришел через три дня. На этот раз один, без девушки. Было воскресенье, все мои были дома. Мама варила в летней кухне зеленый борщ со щавлем, и, судя по запаху разваренной свинины, он скоро должен был быть готов. Мы с папой собирались после обеда ехать на дальний пляж. Затаскивали в машину коврики, полотенца, большой складной зонт для мамы и Миры. С бутылкой воды я вышла в очередной раз из дома и увидела, как папа здоровается с гостем за руку. Вот сейчас все и прояснится – что и как. Я сбежала по деревянным ступенькам веранды и подошла к ним. Поздоровалась. Папа обернулся ко мне.
– Ришка, так получилось, что Ярослав не знал, что дом занят и теперь не может найти место в гостинице. Придется потесниться, раз прибыл хозяин.
Ярослав чуть поморщился, но не сказал ничего.
– А куда? – поддержала я вежливо игру.
– Мне нужно просто место для ночлега. В летней кухне есть койка, она вполне меня устроит.
– Ярослав, там узкая коечка с продавленной металлической сеткой вместо ортопедического матраса. Вы там, как кильки в банке друг на друге будете спать. Придется потесниться нам. Папа, в гостиной, если убрать…
– Я один, меня вполне устроит и коечка, – он смотрел мне в глаза.
– О как! А как же любимая?
– Это не… Я в тот же день вернулся с ней в Питер, оставил там.
Я посмотрела на папу, он на меня. Ну, его-то я не стесняюсь. После всех тех наших разговоров… Будем говорить прямо.
– Ярослав, если ты приехал затем, чтобы опять… чтобы снова…Ты бы поискал место в гостинице, пожалуйста, я очень тебя прошу. Или папа спросит у своих сослуживцев, тебе с радостью…
Он молча развернулся и пошел к калитке. Я с облегчением выдохнула, посмотрела на папу, улыбнулась торжествующе. Он тоже улыбался, только как-то не так.
За забором что-то стукнуло, грохнуло, потом хлопнуло, пикнуло, и в калитку вошел Ярослав с большой сумкой и кейсом. Прошел по дорожке к дому, поставил вещи у моих ног и спокойно сказал:
– Это будет дорого. Я сэкономлю. В конце концов, имею право.
Я опять посмотрела на папу с укором, я же говорила – нужно мотать отсюда. Если не на Урал, то домой. Мы здесь не хозяева, даже не имеем права выставить его за порог. От летней кухни подходила мама, вытирая руки фартуком. Отмахнулась от моего движения к ней:
– Я все слышала. Здравствуйте, Ярослав. Мы все устроим. На койку положим щит из ДСП, на него пару ватных матрасов. Вот только ваши вещи… не в кухне же их держать. Пропахнет все готовкой. Я, конечно, могу готовить, как зимой, но в доме и так жарко…
– Нет-нет, Виктория Львовна. Ни в коем случае. Я оставлю вещи в гостиной. Целый день буду на пляже или в городе. Так что не беспокойтесь об этом. И я очень прошу вас обращаться ко мне на «ты». Ваш жизненный опыт дает вам такое право. Виктор Александрович?
О как! Мама расцветала улыбкой, папа протягивал руку. А я стояла, как дура. Обвела их всех взглядом и поняла, что сейчас образовалась дружная и сплоченная коалиция – против меня. Он обаял их в минуту. И еще я надоела им на их плечах. А Мира они просто забыли, он никогда не был им нужен, мама этого тогда и не скрывала. Он им всегда был по боку! А я… слезы навернулись на глаза, я крутанулась и пошла в дом. Сзади послышалось печальное папино:
– Ничего, Ярослав, это… уже нормально.
Я поднимала Миру после первого дневного сна, одевала ее и заливала слезами. Было обидно, так обидно... У меня были только они, и они сейчас собирались действовать против меня. Зачем они так со мной? Он же не изменился ни капли. Как был кобель, так и остался. Ничего, я продержусь эти дни, все равно ему ничего не светит. После того, как явился сюда с девицей, как он собирается ездить мне по ушам, интересно? Я что, похожа на полную идиотку? Ведь все так же, как и тогда. Почему они так со мной?
Когда вышла из дома с дочкой на руках, на подъездной дорожке стояли уже две машины. И наша – ближе к дому. Значит, на море не поедем. Будем ублажать и развлекать гостя. Настроение упало ниже некуда.
Мама позвала обедать, и все уселись за столом в саду. Аппетит никуда не пропал и я нормально поела. Ярослав хвалил мамин борщ, компот. Сказал, что у него всего неделя на отдых и долго он нас не стеснит. Я подняла на него глаза. Правда? Он спросил, познакомлю ли я его с дочкой.
– Мирослава, можно Мира.
– Славка. Мне так больше нравится и ей больше идет. У нее толстая попа и хитрые глаза. Немного подрастет, и будете вы все бедные.
– Мы и так не богатые, – промямлила я.
– Я не в этом смысле. Ты же поняла.
– Куда уж мне… Папа, мы поедем на пляж, или уже нет?
– Ярослав, мы собирались на пляж в дальнюю бухту. Я не сообразил сразу. Выгонишь машину?
– Я сейчас в город, хочу встретиться с давними друзьями. Раньше я все лето проводил у бабушки, еще когда учился в школе. Так что тут осталось много знакомых... А почему на дальний? У вас же под боком вполне обустроенный пляж и дно тут хорошее, пологое.
Папа замялся, посмотрел на меня, я скривилась. Объяснять еще ему... Но он и сам понял причину.
– Что, совсем не ходишь? Пошли со мной, я буду отгонять, если что.
– Замучишься, – выдохнула я. Достал...
Мама докормила Миру, подала мне. Я встала из-за стола, за мной все.
Ярослав уехал сразу, получив ключи от дома. На пляж мы все же попали. Пробыли там до вечера, накупались до одури. Вернулись поздно. Я отнесла спящую дочку в кроватку и подсела к ним за стол. На пляже как-то настроение было не то, а тут я решила объяснить им, как в моих глазах выглядят эти их действия. Но первой запустить процесс выяснения отношений не успела. Мама вынесла холодную вареную картошку, помидоры, хлеб. Поставила сковороду с яичницей на подставку посреди стола, села и, подперев рукой щеку, сказала:
– Ну... давай уже, я же вижу – тебя целый день распирает.
– А вы сами не понимаете? – завелась я с пол оборота, – я вас так сильно обременяю с Мирой, что вы готовы сбагрить меня первому попавшемуся кобелю? Чтобы я всю жизнь чужую помаду с его рубашек отстирывала? Что вообще изменилось в нем, что вы так его привечаете? Он же сюда со своей очередной девицей приходил. Чего я не понимаю по своей врожденной тупости? Это что – мой последний шанс в жизни? Или что? Я понимаю, что Мир был вам чужим, это и правда так. И кроме моей беды и приплода вам на шею, знакомство с ним вам ничего не принесло. Но это же не значит, что мне нужно так откровенно демонстрировать объединение в коалицию с этим! Ваша цель – отделаться от меня? А обо мне вы подумали – нужен мне этот вечный бабник, эта бл…
– Хватит, Арина, я понял, – раздалось за спиной. Я дернулась и медленно обернулась. Он ходил совершенно бесшумно, и я даже не слышала, как машина подъехала к дому. Посмотрела на его ноги – легкие кроссовки известного бренда.
– Машину я оставил у друга в гараже, чтобы не перестраиваться без конца. Здесь все рядом, а пешком ходить полезно. Виктория Львовна, а что у нас на ужин? О, все свое? А помидоры тоже свои? И картошка? Когда же вы все успеваете? Бабушка тоже всегда сажала огород, а яйца покупала у соседей – домашние вкуснее. Тоже от них? Ухм-м. Вкуснятина.
Он сидел и спокойно жрал нашу еду. Даже буханки хлеба не принес с собой, гад. Папа тоже вышел из ступора и ел, мама ела, а я сидела и соображала, что же я нагородила в своей речи, почему так хотелось задеть их побольнее? Под каждым словом о нем я бы подписалась, но вот родители… Мирочку они обожают, со мной носятся, как с писаной торбой – те же поездки на дальний пляж, да все, что угодно. И его они, скорее всего, принимали так радушно просто из благодарности, как хозяина дома. Да они и не обиделись на меня совсем, видно же по их лицам, что они понимают обо мне больше, чем я сама.
– Папа, мама, простите меня, пожалуйста, это я что-то…наверное, слишком. Я…
– Да ладно, Ариша, ничего страшного. Ты сорвалась первый раз за три года. Может, это тебе нужно было – выговориться. Так что все в порядке. Не думай об этом,– совершенно спокойно ответила мама.
Я встала и направилась к дому. Ярослав позвал меня: – Аринка, нам нужно поговорить.
Я обернулась.
– А под каждым словом о тебе я готова подписаться, Ярослав. Так что любые разговоры лишние. Только дурак не пойм… Блин! Ты что делаешь, идиот? Отпусти меня немедленно, придурок! Я тебя ненавижу! Ты мне на фиг не нужен, что не понятно?
– Не ори, ребенка разбудишь. – Он опять нес меня на плече на выход с участка. Я лупила по спине не понарошку, а изо всех сил. Он повел широкими плечами.
– Про темперамент не обманули.
Я повисла на нем.
– Отпусти, придурок, сама пойду! Отпусти, сказала! Папа, мама, мы к морю, а то матюками разбужу всех соседей.
Мама кротко ответила: – Хорошо, дочечка.
Ярослав опустил меня на землю. От злости темнело в глазах, или это кровь прилила к голове в таком положении? Я вышагивала возле него, не глядя. Он молча шел рядом. На что он рассчитывает, вообще? Мужику двадцать шесть лет, а ведет себя, как прыщавый придурок...
Мы вышли на пляж. Странно – он был практически пустым, почти никаких отдыхающих. Метрах в ста от нас на камнях сидела компания. Вели себя тихо, не орали и не включали музыку, дальше еще два человека шли по кромке прибоя. Больше вблизи никого не было, время позднее, завтра рабочий день. Но я вела его дальше, к гряде камней, выступающих из песка у кромки воды. Там прибой шумит особенно сильно и нас точно никто не услышит. Подошла, села на камень.
– Давай. Говори.
Он прошелся передо мной, очевидно нервничая, постоял немного, отвернувшись, а потом заговорил решительным, сдавленным каким-то голосом:
– Арина, для меня ничего не изменилось – я люблю тебя, и эти слова не передают даже…
– Пожалуйста, давай по существу, что ты хотел?
– А еще я хочу тебя, хочу так, как не хотел никого в жизни. Никого и никогда.
Меня передернуло. Они все так говорят? В глухом предчувствии и опасении чаще забилось сердце.
– Ничем не могу помочь. Сейчас я знаю как это – когда любят.
– Я знал, что придется этим оперировать. И знаю суть твоих претензий ко мне.
– Чем оперировать? И никаких претензий! Мне от тебя ничего не нужно.
– Ты меня тогда послала из-за Яны, – он словно поперхнулся воздухом… замер, шумно выдохнул и продолжил, – ты думаешь что он, пока ходил за тобой, изнывая от желания, мужественно терпел? Или, как пацан, работал кулаком, представляя тебя? Отнюдь, дорогая. Вот съемка – там стоит число. Это вестибюль их туристической фирмы. Эта девочка к нему. Не веришь? Смотри дальше – они садятся в машину, обрати внимание на время – машина все еще стоит. А вот она вышла – что-то не в порядке с одеждой, да? Вот, уже все поправила. Что они там делали на задних сиденьях? Он же целовал ее, говорил что-то… Си-ди! Это же правда, ты чего? Ты же у нас за правду.
– Он тогда еще не любил меня! Любовь пришла после поцелуя! – Увидеть, просто увидеть Мира было больно. Или не только поэтому?
– Так и я же тогда еще не любил, наверное, и она тоже пришла после поцелуя. И после этого я хранил тебе верность, хотя мозги на хрен сносило. Что ты тогда сделала со мной в машине, а, инопланетянка? Что я на стенку лез? А вот ты мне верность не хранила, Арина.
– Я тебе ничего не обещала.
– Так и я тебе тогда еще ничего не обещал – ты меня и не помнила вообще (это я про Яну). И про спор я все тебе объяснил. У меня в глазах темнело от бешенства, когда я слушал из-за какой твоей дури я тебя потерял, – прошипел он.
– Что ты мог слышать? Что ты несешь вообще? Ярослав, стой, ты куда?
– Не топиться, не бойся… умоюсь. Нужно успокоиться, а то я тебя придушу сейчас… Когда твой отец пришел к моему за помощью, тот записал разговор на диктофон. Он всегда так делает, если предстоит беседа с незнакомыми людьми, всякое бывает, знаешь ли. А потом не стал уничтожать запись, потому что понимал – мне когда-нибудь нужно будет это услышать. Так что я знаю все о том, что с тобой случилось.
– И что теперь? – отвернулась я.
– И теперь я хочу спросить – а с чего ты взяла, что только ОНИ умеют любить? Что только у них сносит крышу от твоего запаха? Знаешь, как ты пахнешь? Ты пахнешь прохладой, свежестью и южными фруктами…
– Дурак! Мы у моря и я ела персики.
– Дурочка. Ты всегда так пахнешь. А целовать тебя, как будто умирать. Понимаешь, что все годы без тебя – коту под хвост, потому что тебя в них не было. Мне крышу снесло, блин. Я не соображал ничего, трясло… колотило. Испугать боялся, набросившись. Ты же тоже… я же видел, как ты смотрела…
Он мягко стряхнул капли воды с рук. Перепрыгнул с камня на камень, нет – ПЕРЕТЕК с камня на камень, повернулся ко мне, плавно и стремительно. Я оцепенела... Он двигался так же, так же… Где были мои глаза? И запах… и поцелуй…
– Ярик, сядь, пожалуйста, – мой голос дрожал.
– Сяду… Я хочу тебе сказать, что у меня теперь есть цель в жизни – вышвырнуть их на хрен из нашего мира. Следили за своей королевой? Ладно – уважительная причина. Сейчас ее уже нет, так что и им делать здесь больше нечего, – его голос подрагивал от волнения, он сжимал и разжимал кулаки.
– Иди… умойся. Не дергайся. Я настроена на серьезный разговор.
– Давай, Арина. Давай поговорим серьезно.
– Я совсем ничего не знаю о тебе, о твоей семье. Только знаю, что твоя мама умерла. А дедушки и бабушки, Ярослав? Кто они?
– Никого уже нет в живых.
– Но ты их знал? Мне нужно знать, Ярослав, что у тебя за семья.
– Лестно, хотя и странно... Нормальная семья, без вредных привычек, кроме одной старой карги – маминой матери. Она испоганила ей даже последние дни жизни. Прискакала из-за границы и выносила ей мозг. Ее уже нет. Почти три года. Мы с отцом даже не пошли на похороны. Это был единственный урод в семье.
– А…как ее звали?
– О-о, у нее знаменитое имя, как в повести Лермонтова. А почему ты спрашиваешь?
– Мэри? Бэлла?
– Бэлла. Зачем тебе это?
– Да вроде и незачем. Пошли домой, что-то прохладно стало.
– Арина, я должен знать… Мне нужно это знать – ты разрешишь мне приезжать к тебе, мы можем попробовать начать все с нуля?
– Ярик, а твоя девушка? Как же она?
Он неожиданно рассмеялся. Горько так и совсем не весело.
– Ты неподражаема. Пропала… В университете мне сообщили, что ты выскочила замуж за иностранного миллионера и уехала. Лиза подтвердила. Как ты думаешь, что я тогда чувствовал? Ты была с другим мужиком, у тебя от него ребенок и ты ставишь мне в укор эту интрижку? Это уже наглость, Арина. Пресловутые двойные стандарты, дорогая.
Но я жду ответа. Мне он необходим. Я не смогу без тебя. Я опять схожу от тебя с ума, от твоего запаха, от ненормальной твоей красоты. Неужели ты и правда думаешь, что этим можно будет насытиться когда-нибудь, променять на другую? Просто будь со мной – моей женой, моей жизнью, просто дай мне то, что навсегда сделает ненужными всех остальных женщин. Дай мне хоть поцеловать тебя сейчас, Арина! Просто поцеловать, как тогда.
У меня от ужаса шевелились волосы. Внук Бэллы... Так вот какие планы у нее были на меня. Она королева, которая умерла три года назад. За которой присматривали Мир и его друзья. Он тоже один из них. И опять поцелуй, вызывающий чувственное безумие, снова страх потери, ужас знания, что не выживу без него? А если опять все то, что я пережила? Нет, я больше не смогу, ни за что! Лучше сейчас сдохнуть! Только не один из них!
От накатившей паники онемели руки и ноги. Зачем я тут, как я могла пойти сюда с ним? Он медленно приближался ко мне, а я отходила спиной вперед на ватных ногах. Глаза у него бешеные и я знаю, чего не будет после этого поцелуя – дороги назад. Я вскрикнула и повернулась бежать. Он успел схватить за руку, дернуть на себя. Я закричала – страшно, громко, как будто меня убивали. Я и чувствовала себя так. Он пытался прижать к себе – успокоить или поцеловать?
Животный ужас убил всякий здравый смысл. Я отбивалась так, как будто от этого зависела моя жизнь. Он что-то говорил, кричал. Я тоже кричала – тонко, отчаянно. И вырывалась, отворачивала голову, чуть не ломая себе шею, рыдая. Как оказалась в воде – не помню. Она мигом отрезвила, погасила истерику. Он держал на руках в воде, успокаивал, качал. Меня трясло, я тянулась, стараясь как можно дальше убрать от него свои губы. Постепенно вернулась способность воспринимать звуки. Он тоже рыдал или просто голос дрожал от усилия:
– Я не поцелую тебя, не поцелую, успокойся. Неужели так противен, Арина? Любимая, так отвратителен? Я же не смогу опять пройти через это, я же пропаду....
А потом сознание покинуло меня.
ГЛАВА 12
Когда я пришла в себя утром, он уже уехал. Принес меня домой, сидел и молчал, пока папа возился со мной. Когда папа сказал, что обморок перешел в просто сон, встал устало. Мама тихо плакала, а он ушел прямо ночью со своей большой сумкой и кейсом, выбросив на Мирин песок пару красивых мячиков, набор пасочек. Не попрощался даже с родителями, как будто не замечал никого и ничего вокруг.
Меня никто ни о чем не спрашивал. И как у них хватало терпения? Или уже так боялись моих проблем, что предпочитали не знать о них? Это у меня проснулась, наконец, совесть. И когда поняла, что уже могу говорить, не устраивая истерик, я все рассказала. Что Бэлла, оказывается, была той самой беглой королевой – подругой моей бабушки. И не понятно было, почему такое разное мнение было у нас с Ярославом о ней. Я помнила ее совсем не такой, как рассказал он.
И что она жила все годы где-то за границей, а когда приехала сюда, то у нее случился конфликт с дочерью. И они не примирились, даже когда его мама умирала. Что там могло быть? Аркадий Иванович и Ярослав даже не пошли на похороны Бэллы. А он тоже такой, как все они, и тоже чувствует мой запах и он его привлекает. И что снова я этого просто не переживу. И даже если все будет хорошо, ожидание того ужаса убьет меня. Я боюсь и не хочу всего этого – на грани. Любви, страсти, страха. Не выживу. Слишком плохо потом было, слишком тяжело, слишком долго.
Папа выслушал и сказал так, что точнее не скажешь:
– Это все похоже на какой-то ужасный, бесконечный, извращенный конвейер. Я тоже не переживу еще раз все это. И не смогу всю жизнь ждать не просто неприятностей, а очередной катастрофы. Мама тем более. Я только не знаю – стоит ли знать Ярославу о том, что он, надо же – наследный принц государства в ином мире. Продолжатель свергнутой династии. Я тоже за то, чтобы вы окончательно расстались. Этой своей борьбой с ними он привлечет к себе внимание, а законных претендентов на трон убирают. Я, наверное, должен предупредить его об опасности. Он должен знать. Но говорить буду с отцом.
Я старалась гнать из мыслей то, что случилось. Было во всем этом, кроме страшного, и что-то немыслимо притягательное, романтичное, что очень хотелось продолжить. Все девочки мечтают о таких страстях, о таких признаниях на берегу моря. Каким восхитительным мог быть тот поцелуй, когда я была уже не наивной девочкой, а женщиной, тоскующей по ласке, теплу, мужской силе. Но то, чем все это могло закончиться, было настолько страшно, что ну его, все это. Это из той самой серии – если у вас нет собаки, то вам ее не потерять и т.д. Пусть лучше ее не будет, как ни глупо это звучит.
И я, правда, была немного странной, и это мягко сказано. Осознавала это и все же…я была такой, иначе это была бы не я. Те кадры с камер видеонаблюдения, которые показал мне Ярослав, просто должны были дать мне понять, что я создала утопическую, слишком идеальную модель поведения для своего будущего мужчины. Я условно определила для него нормы и границы, а потом отслеживала нарушения, не понимая ни тонкости отношений между полами, ни мужской природы.
Я была идеалисткой и максималисткой. И даже сейчас, понимая и осознавая это, я чувствовала, что образ моего мужа уже не воспринимался, как идеальный. Я ощущала то – в машине, как измену. Я не перестала любить его, не чувствовала обиды. Но появился отголосок непонимания и неприятия того его поступка.И из-за этого я пустила в свою душу намек на возможность новых отношений. Отношений без возможности тех страшных последствий, которые я пережила. Ярослав был бесконечно притягателен и убедителен с этими его признаниями, но не вписывался в мое будущее потому, что не отвечал моим требованиям всего по одной причине – был оттуда.
Папа договорился о встрече и ездил в Питер к отцу Ярослава. Когда вернулся, я спросила только: – Рассказал?
– Рассказал. Все, что узнал. Теперь пусть сами думают.
Некоторое время у нас было тихо и спокойно. Летняя жара сменилась сентябрьской прохладой. Потом потянул осенним сквознячком, заканчиваясь, октябрь. Это тоже был хороший месяц – урожай собран, грядки вскопаны. Листья в саду постепенно сгребали и складывали в компостную кучу, оставляя на виду все еще зеленую траву.
Времени стало больше. Готовку перенесли в дом. Когда похолодало, подсох погреб, и мы опустили туда овощи. Дела по дому, конечно, были. Они занимали какое-то время, но мне хотелось заняться чем-то более интересным и нужным. Я стала искать работу. Для начала пошла в ту строительную контору. Меня не взяли исключительно потому, что не сезон. Строительный малоэтажный бум приходится на другую половину года, а с теми заказами, что идут сейчас, они справляются и сами. В школе к началу учебного года тоже заполнили вакансии. Я приуныла. Папа пообещал узнать о должности секретаря в больнице, что-то он там слышал.
Как-то мы сидели дома с мамой и кушали виноград. Продолговатые полупрозрачные «дамские пальчики» были с маленькими косточками, и выбрав их, мы давали половинки ягод дочке. Она спокойно сидела в своем углу и муслякала ягоды, выплевывая шкурки на слюнявчик – спокойная разумная девочка, никакая не хитрая Славка. Подумала это и, очевидно по ассоциации, как-то особенно живо вспомнился Ярослав. Красивый сильный парень, умный, взрослый, влекущий… Что-то сжалось в груди, тоской зеленой расползлось по телу, делая руки слабыми и выжимая слезы. Мама сказала:
– Ты же любишь его, Ариша. Еще с тех пор он тебе не безразличен. Ты надумала себе тогда, напутала. И он тебя любит. Позови ты его.
– Не могу, боюсь, – почему-то не отрицала я наличия любви. Ни его, ни своей.
– Как же глупо у вас все получилось. Ты так и просидишь тут всю жизнь, выращивая помидоры? Девочка, которая боится выйти из дому, потому что очень красива? Нелепость какая-то.
– Мам, зато я жива.
– Если всю жизнь так жить… Хотя да, оно конечно, согласна.
А потом объявили конкурс на проект небольшой пристройки к санаторию. Я прочитала об этом в местной газете. И решила рискнуть. Даже если не выиграю, то повышу свой уровень, хоть немного буду занята тем, что мне нравится. Для того, чтобы узнать особенности этой работы, нужно было идти к заказчику. Я оставила маму с Мирой и пошла, договорившись предварительно о встрече. Мне просто не повезло или это невезение было уже закономерным? Двое молодых мужчин выдали мне уже распечатанными все требуемые параметры заказа. А дальше все пошло предсказуемо.
Если бы еще он был один, а то включился момент состязательности, или что еще? Меня буквально не отпускали домой. Вежливые, потом твердые и уверенные отговорки не принимались во внимание. Ребята были, скорее всего, с тем самым лихим прошлым – лексикон, раскованность, то как они обращались ко мне… Я поняла, что влипла, испугалась и сорвалась – откровенно нахамила, послала. Дверь заперли, и я запаниковала по-настоящему. Когда один из них подошел ко мне, рванулась из его рук, схватила каменный письменный прибор, стоявший на столе, и бросила в окно, закричав и призывая на помощь.
Там много чего потом было, в том числе и разбитый нос мой и свидетельские показания в полицейском участке. Того, кто хватал меня, задержали, потом выпустили и мне начали поступать угрозы. Требовали, чтобы я забрала заявление, а когда я просто не успела этого сделать, на пустом повороте улицы по пути к магазину в плечо мне вогнали нож.
Я почти не помнила, как это случилось. Тихие шаги сзади, уже за спиной, рывок, потом как будто вспышка перед глазами от боли… Все обставили, как ограбление – исчез кошелек. В нем было тысяча двести тридцать рублей.
Когда я пришла в себя после операции, со мной сидел папа. Я смотрела на него и с жалостью думала, сколько же им пришлось пережить из-за меня, из-за красоты этой проклятой. Почему я не могу жить как человек, просто пройти по улице, чтобы не приставали? Учиться в университете, чтобы не ненавидели. Просто жить, чтобы про меня все забыли...
Папа увидел, что я очнулась, и дал попить воды из стакана через трубочку. Спокойно сказал:
– Пей, не экономь – у тебя катетер. Наркоз паршивый, долго ты не выходила… как бы не было последствий. Арина, можешь проклинать, можешь ругать – я не справляюсь. Чтобы дать тебе возможность нормально жить, к тебе нужно приставить охранное агентство. Иначе так и просидишь всю жизнь за забором. Я испугался, дочка. Мать сейчас с мелкой, страшно оставлять их, а мне нужно работать. Ухода нормального за тобой не будет, даже если заплатить – люди здесь очень любят деньги, большие деньги… привыкли к ним – курортный город, что ты хочешь? Хороший катетер и тот пришлось самому искать по аптекам. Я звонил Аркадию Ивановичу. Уедем мы отсюда. Просил его помочь нам уехать, прикрыть от братков этих. Домой поедем. Я сказал ему, что тот счет не трогал, пусть закроет. Деньги на переезд есть, немного, но хватит. Просто боюсь, что тебя не выпустят, сделают что-то кому-то из семьи. И тебе бы охрану. Ты понимаешь меня? Или еще наркоз действует? Подождать надо было?
– Понимаю, – прошептала я тихонько. Громко говорить, напрягая грудную клетку, было больно.
– Вот так как-то. Думаю, что на днях кто-то приедет. Я просил у него охранника, лучше женщину, в идеале с медицинским образованием. Это пока все, что нам нужно. Сейчас взял дни за свой счет, посижу с тобой, а потом с мамой – соберемся потихоньку. Спи, глаза слипаются – вижу. Синяк не сошел у тебя... Попьешь еще? Наркоз сушит, – тихо говорил он, гладя меня по голове.
Я не осуждала и не проклинала его, просто не пришло такое в голову. Сколько еще бедному папе, да и маме тоже, тащить на своем горбу мои не проходящие проблемы? Пусть им помогут хоть немного. Это вполне посильная помощь для Аркадия Ивановича. Просто отдать распоряжение. Даже какие-то деньги, потраченные на такую помощь, будут для него мизерными.
Мелькнула мысль, что может примчаться Ярослав, но я тогда так обидела его – вряд ли. Да и отец его вряд ли скажет ему, тоже должен щадить своего ребенка. Сколько можно тянуться этой истории? Да и орала я тогда, как умалишенная, припадочная... Сейчас вспоминала и становилось невыносимо стыдно из-за этого.
Когда полностью отошла от наркоза, то поняла, что не так уж мне и плохо. Плечо, конечно, болело, но не так уж смертельно. Я даже встать хотела, но папа сказал, что нельзя пока и нужно лежать – может закружиться голова. И руку теперь долго придется носить на перевязи.
Мы оба понимали, что убивать меня не хотели, а хотели только запугать, сделать послушной. У меня было сейчас время подумать обо всем – об этом случае и вообще… Вся история моей жизни, за редкими исключениями, была какой-то в общем плане безрадостной, что ли? Или мало радостной… Казалось бы – любящие родители, относительный достаток в семье, мозги есть – училась неплохо, специальность выбрала по душе, внешность не подкачала, а вот как-то через одно место все получается.
И родители из-за меня мотаются по свету и страдают, и учебу я бросила, и личная жизнь в глубокой… депрессии, ребенок растет без отца. Я несчастна вопреки всему и это как-то странно. Казалось бы – люди бывают счастливыми вопреки всему, а тут совсем все наоборот. Порча на мне, что ли? Или проклятие того мира...?
Нападение случилось около двенадцати дня. Потом шла операция. Потом я отходила от нее. Разговор с папой был ближе к вечеру, я долго не спала, обдумывая все, а под утро меня разбудили голоса. Я не выспалась и медленно возвращалась к реальности, не понимая – то ли еще сплю, то ли нет.
Папа разговаривал с Аркадием Ивановичем. Они сидели на соседней койке, где папа спал до этого и тихо бубнили. Я мутными глазами смотрела на них, пытаясь быстрее очухаться и понять, о чем у них идет разговор. Они увидели, что я проснулась. Посетитель обратился ко мне:
– Здравствуй, Арина Лескаева. Что-то у тебя все не слава Богу, девочка. Что так-то, а?
– Да вот только сама думала об этом почти всю ночь, – хрипло прокаркала я и осторожно прокашлялась.
– Я взял на себя смелость и принял решение за вас всех, Арина. Мои люди сейчас помогают твоей маме собрать самые необходимые вещи. Сейчас твой отец напишет заявление об увольнении с работы. Я дождусь прихода лечащего врача и выясню, разрешена ли транспортировка тебя самолетом. Виктор вот говорит, что нужно написать отказ от госпитализации. Вопрос с полицией я тоже решу, когда начнется рабочий день. Думаю, что за полдня мы управимся. Потом уложим тебя на носилки и отправим вместе со всей семьей в Санкт-Петербург на частном самолете.
– У вас и самолет есть?
– У моего хорошего знакомого. И самолет хороший, не переживай за безопасность. Как ты относишься ко всему этому?
– Нормально отношусь. Папа хоть отдохнет немного от всего этого дурдома. Он уже с ног валится и от моих проблем, и от своей работы.
Папа пытался возражать. Получалось неубедительно.
– Только я не поняла, или вы не сказали – а куда мы потом? Когда прилетим?
– А потом вы в мой дом в пригороде. Там нет никого, мы зимой живем в городской квартире. Сейчас там включили отопление по полной, делают уборку, готовят вам комнаты и еду. За тобой будет ухаживать отец, делать перевязки и что необходимо. Хирург тоже будет приезжать. Познакомитесь с ним в аэропорту, он проедет с нами и уже в доме осмотрит тебя. Виктор Александрович говорит, что ранение не очень опасное.
И у него, в свою очередь, будет время помочь мне. Это наши мужские дела, Арина. А ты выздоровеешь, потом уже решите всей семьей, куда наступать дальше. Рядом большой город, проблем с трудоустройством для твоего отца не будет. А пока устроишь себе небольшой отпуск, да, Виктор? Как будто все объяснил, тебе все ясно, Арина?
– Вы просто разжевали все, Аркадий Иванович – тупой поймет.
– Ну и отлично. Я сейчас проеду к дому, посмотрю что там и как. К тому времени, когда появится лечащий врач, буду уже здесь.
Он ушел, а мы с папой смотрели молча друг на друга.
– Пап, а это не слишком?
– По нашим меркам слишком, Аришка, а по его… кто знает, что для таких, как он – слишком. Просто по человеческим меркам – достойно. Человек пришел на помощь в ответ на просьбу. И помощь предоставил не только согласно просьбе, но и своим возможностям. Я рад, если честно. Мне и правда нужна передышка. И я говорил тебе, что он понравился мне еще тогда – хороший мужик, настоящий. И интерес сейчас у нас общий в связи со всеми этими угрозами, так что давай пока просто плыть по течению.
