Текст книги "Чудеса не понарошку"

ТАМ Мите сразу понравилось, потому что он оказался на лесной поляне. Со всех сторон поляну окружал светлый березовый лес. Белые деревца тянулись к небу, как будто состязались, кто из них стройнее и выше. Солнце путалось в их кудрях, и от этого они казались еще наряднее и праздничнее. Митя огляделся: ни Авоси, ни Мефодия рядом не было. Настроение у Мити сразу испортилось.

"Ни души, – печально подумал он. – Хотя бы какая-нибудь букашка или козявочка была".

И вдруг, как по команде, со всех сторон стали слетаться жучки, козявочки, букашки и божьи коровки. Поляна ожила, и знойный летний полдень наполнился жужжанием и стрекотом.

"Чего это они все сюда слетаются? Может быть, у них здесь слет?" – подумал Митя и, представьте себе, оказался прав. Вся эта мелюзга стала спешно рассаживаться по листкам.

Мошкара, которая прилетела раньше других, заняла самые лучшие места на лепестках цветов, а прилетевшим следом жучкам и букашкам ничего не оставалось, как довольствоваться местами попроще на листочках и травинках.

Вокруг цветов началась такая толкотня и перебранка, что неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не Майский Жук, который, судя по всему, был здесь главным.

Выглядел Жук очень представительно. Его толстое брюшко было обтянуто мохнатой жилеткой, а коричневые крылышки блестели на солнце, словно атласный пиджак. Он взгромоздился на огромный лист лопуха, рядом с которым рос крупный лиловый колокольчик, громко кашлянул и сказал:

– Попрошу тишины!

Все разом примолкли и уселись кто где был. На одной ромашке оказалось так много сидящих, что стебель не выдержал, она склонилась до самой земли, и букашки роем взвились над цветком. Ромашка спружинила и поднялась опять. Майский Жук строго посмотрел на нарушителей порядка, и жучки поспешили усесться. На сей раз счастливыми обладателями мест на цветке оказались те, кто был побольше и посильнее, а раздосадованная мошкара облепила листки.

– Разрешите считать наш слет открытым! – торжественно произнес Майский Жук.

Все приветственно захлопали крылышками, застрекотали, зажужжали, загудели и загалдели, и поднялся такой шум, что Майскому Жуку пришлось дернуть за серебристую паутинку, привязанную к колокольчику, где в это время дремал старый Паук. Его не пригласили на слет, ведь он не умел летать да к тому же от старости был глуховат и все равно мало что услышал бы.

Может быть, кто-нибудь подумает, что колокольчик не самое подходящее место для сна, но Пауку оно нравилось, потому что, когда в паутину попадала какая-нибудь мошка, колокольчик начинал дребезжать, как будильник, над самым его ухом, и старичок-паучок бросался за добычей.

Так все случилось и на этот раз. Как только Майский Жук дернул за паутинку, колокольчик зазвенел, все присутствующие затихли, а из колокольчика выскочил заспанный Паук. Он протер глаза спросонья, прошелся по паутине вдоль и поперек и озадаченно почесал затылок: с чего бы колокольчику звонить, если в его сетку-ловушку никто не попался?

"Наверное, померещилось", – вздохнул Паук и вернулся в свое укрытие досыпать. Бедняжка к старости был не только туг на ухо, но еще и подслеповат и даже не заметил, что возле его дома полным-полно народа.

Все это было так забавно, что Митя чуть не рассмеялся, но как раз в это время Майский Жук сказал:

– Сегодня на повозке для у нас три вопроса.

– На повозке для чего? – спросил Митя.

Никто не удивился ни его вопросу, ни тому, что он попал на слет, как будто это было самым обычным делом.

– Конечно, для трех вопросов, – ответил Майский Жук и продолжал: – Первые два вопроса целиком посвящаются божьим коровкам, поэтому мы рассмотрим их с разных кочек зрения.

– А почему с кочек? – не понял Митя.

– Потому что с кочек лучше видно, чем с ровного места. Стыдно не знать таких простых вещей, – сказал Жук, назидательно подняв лапку. – Итак, вопрос первый: божьи коровки отчитаются о своих умунепостижениях. Второе: жук-коровед выступит с докладом «Слово о коровках божьих». И, наконец, третье: мы опять опустим вопрос о запрещении охоты на жука-оленя.

– А почему вы опять опустите его? Обычно вопросы поднимают, – прервал Жука Митя.

– Легкие вопросы поднимают. А это очень тяжелый вопрос. Нам его все равно не поднять, поэтому мы его все время опускаем. Удивительно, до чего же некоторые глупы и невоспитанны. Мало того, что пристают с вопросами, да еще и перебивают на каждом шагу, – фыркнул Жук и многозначительно глянул на Митю. Митя собрался обидеться, но не успел, потому что необычный слет продолжался, а если обижаться, можно пропустить самое интересное.

– Попрошу первого оратора, – крикнул Майский Жук.

Первым оратором оказалась Божья-Коровка-С-Семью-Точечками-На-Кры лышках. Она забралась на лист лопуха и заорала:

– Как известно, коровки бывают двух видов, а именно: коровки божьи и коровки обыкновенные; оБЫКновенные коровки называются так, потому что среди них есть не только коровки, но еще и быки.

– Ничего подобного, – прервал ее Митя. – Обыкновенными могут быть и божьи коровки.

– Сейчас вы слышали самую глупую мысль из всех глупых мыслей, – проорал оратор.

Это было уж слишком! Никто на свете не стерпел, если бы его все время одергивали и называли глупым. И Митя больше молчать не стал.

– Сами вы глупые! – с достоинством сказал он.

Что тут началось! Все зажужжали, загудели, защелкали, зацикали, захлопали, затопали, застрекотали и заверещали так, что даже глухой паучок-старичок заворочался во сне. А когда Майский Жук дернул за паутинку и зазвонил в колокольчик, Паук проснулся окончательно. Вытаращив глаза, он выскочил из колокольчика. Паутина была пуста. Паучок-старичок заглянул в каждый уголочек, обследовал каждую паутинку, но все напрасно. Добычи не было. Паук с досады крякнул, топнул и скрылся в колокольчике.

Букашки угомонились, а Майский Жук строго обратился к Мите:

– Пререкания еще не начались, и тебе слова никто не давал.

– Но... – начал было Митя.

– Никаких "но", а если ты еще посмеешь прервать наш слет, то будешь иметь дело с осами, они наведут порядок. Просим оратора продолжать.

Оратор продолжил.

– Путем многочисленных скучных преследований и оспориментов, которые еще никто не оспорил, нами доказано, что корова обыкновенная является тем простейшим, бескрылым, земным существом, от которого произошло существо высшее – божья коровка.

Мите тут же захотелось оспорить эти "оспорименты", но он вспомнил, что один раз уже имел дело с осой, и спорить ему почему-то расхотелось.

– Сейчас группа слепней работает над приручением и дрессировкой обыкновенных коров, – продолжал орать оратор. – Слепни добились больших успехов, и сейчас вы сами в этом...

Голос у выступающего сорвался, и последнее слово было произнесено шепотом, так что его никто не расслышал. Митя понял, что оратор свою речь закончил.

На лист лопуха между тем взобрался Слепень, храбрец-молодец. Он не стал тратить времени на слова, а раскланялся и полетел прочь. Все взоры устремились за ним. Зрители перебрались на веточки повыше.

Мите мешал развесистый куст клюквы, он раздвинул ветки и увидел зеленую лужайку. Из травы то там, то здесь выглядывали розовые и лиловые головки клевера. Невдалеке паслась самая обыкновенная корова. Она мирно пощипывала траву и долго и старательно пережевывала ее.

– Стоять! – на лету скомандовал Слепень корове, как будто та собиралась убегать.

Мите показалось, что корова не обратила на него никакого внимания. Она как и раньше долго и старательно пережевывала траву, выискивая клевер послаще.

– Только посмотрите, она слушается! Стоит! – пронеслось среди восхищенных зрителей.

Бравый Слепень глянул на зрителей так, что все поняли, что он может еще и не такое. Потом он сделал над коровой круг и сел ей прямо на рог.

– Ах, какой смельчак! Он схватил ее за рога! Сейчас я упаду в обморок! – воскликнула Стрекоза и шлепнулась без чувств.

– Скорее воды... Скорее воды... – подталкивали друг друга жучки, не двигаясь при этом с места: кому же охота пропустить такое захватывающее зрелище? Когда Стрекоза поняла, что воды ей придется ждать еще долго, любопытство взяло верх над ее слабыми нервами, и она подскочила посмотреть, что будет дальше.

Слепень сел на траву перед коровой.

– Очень опасный трюк, – провозгласил Майский Жук. – Видите, он кормит корову из рук. Какая дрессировка!

– Ох, это так опасно, ведь корова может покусать! – воскликнула Стрекоза и хотела опять упасть в обморок, но передумала.

Между тем дрессировщик сел корове на спину.

– Он ее оседлал! – восхитились зрители.

Корова терпела, терпела, но ей это надоело, она лениво махнула хвостом и смахнула храбреца прочь. Тут любой бы растерялся, но не бравый Слепень!

Дрессировщик полетел назад и, подлетая к зрителям, победоносно крикнул:

– Видали, как я ее пришпорил?

– Браво! Браво! Браво! Храбрецу слава! Слава! Слава! – слышалось со всех сторон.

Героя осыпали цветочной пыльцой и усадили в первый ряд самых почетных гостей.

Шум и аплодисменты так долго не затихали, что Майский Жук потянул за паутинку. Колокольчик зазвонил. Паук, которому теперь сон был не в сон, как ошпаренный выскочил из колокольчика и ринулся на поиски добычи. Когда и на этот раз паутина оказалась пуста, он с негодованием затопал и стал в ярости рвать тонкие нити.

А колокольчик звонил,

звонил,

звонил,

звонил очень долго.

Наконец старичок-паучок уморился и остановился. Он устало прислонился к стеблю колокольчика, поднял голову и только тут увидел Майского Жука, который нарушал его покой. В приливе нового приступа ярости старикашка бросился на обидчика, но сослепу оступился и провалился в дырку, которую сам только что прорвал. Хорошо еще, что ему удалось вовремя ухватиться за паутинку-веревочку. Вскарабкавшись по ней, старичок-паучок в сердцах плюнул, погрозил Майскому Жуку и гордо удалился.

Майский Жук продолжал:

– Переходим к пререканиям. Кто хочет выступить?

– Можно я? – сказала Божья Коровка с кокетливо закрученными усиками, которая сидела рядом с Жуком-Рогачем. Она расправила крылышки и полетела к листу лопуха. Божья Коровка была такая хорошенькая, и ее крылышки так блестели на солнце, что жучки с нескрываемым восхищением провожали ее взглядами, а Вредная Черепашка проворчала: "Прилететь на слет с такими коротенькими крылышками. Позор! И что они все в ней находят? Ничего особенного!"

Между тем Божья Коровка была уже на листе лопуха. Она стрельнула глазками по сторонам, чтобы посмотреть, какое производит впечатление, и сказала:

– Предлагаю переименовать конфеты "Коровка" в конфеты "Божья коровка". У меня все, – хихикнула она и под восторженные рукоплескания полетела на свое место. Когда она пролетала мимо отважного Слепня, тот бросил ей облако цветочной пыльцы. Хорошо еще, что Жук-Рогач ничего не заметил. Надо сказать, что он вообще ничего вокруг не замечал, то ли оттого, что был очень стар, то ли оттого, что тяжелые рога все время тянули его голову к земле.

– А теперь мы заслушаем нашего Жука-Короведа, – объявил Майский Жук.

– Короеда, – поправил Митя.

– Вот именно, короведа, лучшего знатока божьих коровок, – сказал Майский Жук и так посмотрел на Митю, что тот решил промолчать.

Жук-Короед совсем не был оратором, потому что орать он, наверное, не умел и вообще говорил очень тихо:

– Сегодня я хотел бы остановиться на достоинствах...

– Не надо останавливаться. Чего на них стоять? – возразил Майский Жук, который забеспокоился, что если Жук-Короед на чем-нибудь остановится, то они никогда не дойдут до конца заседания.

– Сегодня я хотел бы пройтись по достоинствам всемирно известного произведения "Слово о коровках божьих", – покорно исправился жучок.

Майский Жук с удовлетворением кивнул.

– Трудно сказать, когда это великолепное творение появилось впервые, – продолжал Короед. – Есть мнение, что это случилось еще по появления нашей лиственности. Это предполагает, но совсем не исключает, а даже наоборот... Но может быть и иначе... Есть мысль, что...

Солнце стояло высоко. Над поляной разлился полуденный покой. Казалось, все замерло. Тягучий воздух был напоен зноем. Тихий, заунывный голос жучка навевал дремоту. Глаза у Мити стали слипаться, голова его упала на грудь, и от этого он встрепенулся. Все вокруг спали. Во сне Майский Жук все ниже и ниже клонился к стеблю колокольчика, и, как раз когда он готов был навалиться на него, Короед подхватил его, усадил ровно и, не прерывая своего доклада, назидательно сказал:

– Послушайте, это интересно.

– Да, да, – в полудреме пробормотал Майский Жук и стал досматривать свой сон.

Короед невозмутимо продолжал:

– Кто из нас с детства не знает этих строк:

Божья коровка,

Улети на небо,

Принеси нам хлеба:

Черного и белого,

Только не горелого.

Вдумайтесь в этот образ божьей коровки-труженицы, которая приносит нам хлеб, причем не просто хлеб, но хлеб разных сортов. Именно это и хотелось бы подчеркнуть.

Подчеркнуть Жук-Короед не успел, потому что в это время Майский Жук опять низко склонился к стеблю колокольчика, и докладчик едва успел поддержать его.

– Послушайте, это ведь интересно, – сказал Короед.

Жаль только, что кроме Мити никто его слышать не мог. Все спали.

– Есть еще и другие варианты этой бессмертной поэмы, – продолжил Короед,-

Божья коровка,

Улети на небко,

Там твои детки

Кушают конфетки.

Из этих строк мы узнаем, как живут, то есть что жуют божьи коровки. Как говорится, не хлебом единым...

Муха, которая сидела прямо над паутиной, во сне не удержалась на листе и нечаянно свалилась вниз прямо перед входом в убежище Паука. Колокольчик звякнул, Муха завопила, паутина задрожала, Майский Жук спросонья все-таки ударился головой о стебель, колокольчик трезвонил как на пожар!!!

Все проснулись и подались кто куда. Через мгновение на поляне никого не было. Улетела даже Муха, которую, как и полагается, освободил удалец-комар. А Паук так и не вылез из своего укрытия – ему надоели эти глупые шутки.

Митя с тоской оглядел опустевшую поляну и увидел, что остался не один: на листе лопуха сиротливо сидел Короед.

– Куда же вы? Это ведь интересно! Вернитесь... – растерянно бормотал он.

Одинокий жучок был таким жалким, что Мите захотелось его немножко подбодрить.

– Все было правда очень интересно, – сказал Митя.

– Я всегда знал, что в толпе найдется хотя бы один умный человек, – сказал Короед, и Митя подумал, что Короед не такой уж глупый, как могло показаться на первый взгляд. Во всяком случае он гораздо умнее Майского Жука.

–И тут Мите в голову пришла мысль. Было бы очень хорошо, если бы Короед прочитал свою речь маме. Тогда бы она точно поверила в чудеса!

– Скажите, пожалуйста, а вы не могли бы прочитать свою речь моей маме? – вежливо спросил Митя.

– А ее интересует литература? – спросил Короед.

– Еще как интересует! – с жаром заверил Митя.

– Тогда летим хоть сейчас, – согласился жучок, но вдруг попятился, пролепетал: "Ой-ой-ой, я, пожалуй, пойду" – и скрылся в траве.

– Эй, а как же доклад? – спросил Митя, шаря руками по траве, но жучка и след простыл.

Вдруг Митя услышал за спиной странное покашливание. Он оглянулся.

Глава 11. Потерянный человек

– Что это жучок так быстро сбежал? – задумался Митя.

– Крра-крра, – послышалось у Мити за спиной чье-то покашливание. Митя обернулся. Перед ним сидела Сорока. Митя не знал, как надо обращаться с сороками в Шутландии, поэтому на всякий случай сказал:

– Здрассте.

Это было вполне подходящее слово, потому что если Сорока умеет разговаривать, то оно означает, что с ней поздоровались, а если не умеет, тогда получится, что он сказал "здрассте" просто так.

По правде говоря, он не очень удивился, когда Сорока ответила:

– Прривет!

– Как ты здесь оказалась? – спросил Митя.

– Стрранный вопррос. Живу я здесь. Это ты как здесь оказался?

– Я оказался из кладовки, – сказал Митя. – Мы с Авосей и Мефодием нашли там клад.

– Врррешь! – не поверила Сорока.

– Честное-пречестное слово, – поклялся Митя.

– Ну и где же твой клад?

– Потерялся, – развел руками Митя.

– Ррразиня, пррростофиля! Как ты мог потеррять целый клад?

– Очень просто. Сначала мы клад нашли, а потом он потерялся вместе с Авосей и Мефодием.

– Сперррли они твой клад, – сказала Сорока.

– Кто?

– Эти самые Авося и Мефодий. Сперррли и деррру дали.

– И вовсе не они, а я сам на сапогах-скороходах. И вот оказался здесь.

– Тогда это не они потерррялись, а ты потеррялся, – уточнила Сорока.

– Нет. Как же я мог потеряться, когда я – вот он? А их нету. Значит, это они потерялись, – уверенно сказал Митя.

– Ну Авося и Мефодий – невелика потерря. Но проворронить целый клад?! Нет, после этого ты – точно человек потеррянный.

– Ничего я не потерянный, – сказал Митя, но уже без особой уверенности в голосе, потому что вдруг вспомнил, как мама разговаривала с одной знакомой тетей, у которой муж тоже был человек потерянный. К своему ужасу, Митя понял, что все признаки сходились. Тот дядя тоже:

"вечно искал чего-то необыкновенного" – это раз,

"порастерял всех друзей" – это два,

"шатался неизвестно где" – это три

и, "наконец, дошел до ручки".

Что это была за ручка, Митя толком не знал, потому что это была как раз такая ручка, про которую "узнаешь, когда вырастешь". Но, судя по всему, дойти до нее было нехорошо, потому что эта тетя ругалась на этого дядю так, как можно ругаться только на человека, который разорвал свои праздничные штаны или залез в новых сандалиях и белых гольфах в самую большую лужу. Митя еще тогда подумал, что на месте того дяди он бы лучше оставался потерянным и не торопился искаться, пока тетя так сердится.

– Я до ручки не дошел, а значит, я не потерянный, – сказал Митя Сороке.

– Ничего, дойдешь, – успокоила она его. – Надо же, целый клад проворронил. Ты что, так-таки ничего оттуда и не взял?

– Почему не взял? Вот драгоценный камень. – Митя достал из кармана свой красный камешек.

– А ну-ка, дай я его потрогаю, а то ведь я его все равно не увижу. Я ведь слепая, – сказала Сорока.

– Неужели слепая? – удивился Митя. До сих пор ему казалось, что Сорока очень даже зрячая, но ведь никогда нельзя знать наверняка, тем более что до сих пор ему ни разу не приходилось разговаривать ни с одной сорокой.

– Да, совсем слепая. Ничего не вижу, хоть глаз коли. Вот ты, например, букашку во-он на том кусте видишь? – спросила Сорока, указывая на куст на другом конце поляны.

– Нет, не вижу, – сказал Митя.

– Ну как же не видишь? Крылышки у нее такие красные, заметные.

– Нет, – сказал Митя, глядя во все глаза на куст.

– Ну, еще на каждом крылышке по две черные точечки, – пояснила Сорока.

– Не вижу, – помахал головой Митя.

– Вот и я не вижу, – вздохнула Сорока и повертела хвостом. – А хвост мой видишь?

– Хвост вижу, – сказал Митя.

– Ну вот, а я его не вижу. Я же тебе говорю, что я совсем слепая. Так что ты мне лучше свой камушек пощупать дай.

Митя доверчиво протянул ладошку. Сорока слетела с ветки, схватила в клюв камешек и взмыла вверх, унося Митино сокровище.

– Эй, куда же ты? Верни камень! – крикнул ей Митя вдогонку. Но Сорока, видно, оказалась не только слепая, но еще и глухая, потому что она даже не обернулась.

Митя побежал было за ней, но вскоре она скрылась за деревьями. Митя с досадой остановился, но тут увидел нечто такое, отчего сразу же позабыл и о сороке-воровке, и о потерянном камне. Перед ним висела РУЧКА. Да, это была самая обыкновенная ручка, какие бывают на дверях в каждой квартире, если только самые обыкновенные ручки могут висеть сами по себе.

При виде ручки потерянный человек Митя невольно отступил. По правде говоря, он испугался: шутка ли, дойти до ручки! Но вскоре Митя взял себя в руки.

– Подумаешь, если я даже и дошел до ручки, то точно так же могу от нее и уйти, – подбадривающе сказал Митя сам себе. – Вот прямо сейчас возьму и уйду.

И он непременно ушел бы. Вот прямо сейчас взял бы да ушел. Но было все-таки интересно узнать, как же она висит?

Митя сделал шаг... к ручке. Ручка не шелохнулась. Еще один шаг – ручка висела как ни в чем не бывало на прежнем месте.

Митя немножко осмелел:

– Я же не собираюсь доходить до ручки навсегда. Вот только посмотрю, как она висит, и сразу же уйду.

С этими словами он решительно подошел к ручке, обошел ее с разных сторон и убедился, что ручка действительно висит ни на чем.

"Интересно, а она упадет, если ее дернуть?" – подумал Митя.

Он обошел ручку еще раз.

"Наверное, упадет, – размышлял он, – а может быть, и не упадет".

– Ладно, я только один разочек дерну ее на спор – "упадет или не упадет" – и сразу же уйду, – решил он.

Сказано – сделано. Митя дернул за ручку, послышался скрип дверных петель, и Митя понял, что перед ним открылась какая-то невидимая и невиданная дверца, потому что через нее он увидел совсем другое место, а не ту поляну, где стоял. Но самым удивительным было то, что там, вдалеке на бревнышке, сидели Авося и Мефодий.

– Авося, Мефодий! – крикнул Митя и, не задумываясь, шагнул за невидимую дверцу. Услышав стук захлопывающейся двери, он оглянулся и увидел, что ручка и прежняя поляна куда-то исчезли, а он стоял в совершенно незнакомом месте. Зато теперь он был человек ничуточки не потерянный, потому что к нему со всех ног бежали Авося и Мефодий...