Текст книги "Горизонты нового (СИ)"

Автор книги: Тамара Квитко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

проскальзывает пока ещё тщательно скрываемое даже от

себя самого равнодушие, по его интонации – жёсткой, с

ноткой металла: сказал -и как отрезал, забывая при этом,

что мужчина создан исключительно для выполнения же-

ланий женщины, имеющей контакт с космосом, и её не-

довольство отрицательно сказывается как на семье в це-

лом, так и на каждом её члене в отдельности. Более всего

этой сверхъестественной чуткости подвержены женщины

в преклонном возрасте: их опыт, ослабленная нервная

система, мысли об ушедшей молодости, ранее дающей

возможность магически воздействовать одним только

своим присутствием на сильную половину, а теперь за-

меняющейся привязанностью, привычкой, общими забо-

тами, оборачиваются если не ревностью, то усилившейся

придирчивостью взгляда, способного обнаруживать не-

видимые признаки возможных нежелательных перемен в

налаженном гладком, спокойном движении совместного

проживания, подготовке к предстоящей старости и вечно-

му покою.

Ещё одна из причин невозможности управлять собы-

тиями – быть в подчинении у начальника, находиться в

полной и безусловной зависимости от него.

Смаков стоял навытяжку перед начальником, который

распекал его, как говорится, под орех, по всем статьям,

а скорее всего начальник отводил душу – спускал пары.

Дома у него лежала больная жена, дочь, что называется,

совсем отбилась от рук. К тому же любимую собаку утром

сбила машина. Короче – одно к одному. А тут ещё новая

неприятность: исчез лучший ученик, сдающий экзамен в

зоне Z-4, и его никак не могут обнаружить. И начальник

выговаривал:

– В наше время человек не может потеряться, как

иголка в стоге сена. В век глобальной информированнос-

ти, в век развитых сверхтехнологий возможно ли предста-

вить, чтобы исчез сверхсекретный без пяти минут специа-

лист из сверхсекретного подразделения?

– Возможно, он мёртв, – решился высказать предпо-

ложение Смаков.

– Тело! Вы мне представьте тело, а не пакет со спецов-

кой, – гремел главный.

– Есть! – щёлкнул каблуками Смаков, – тело, а не

пакет.

– Живого! Слышите? Живого! Он мне нужен живой!

Неожиданно у Виктора Арнольдовича Смакова поп-

лыли круги перед глазами, а тело напряглось под неви-

димыми вибрациями. Его бросило в жар, он почувство-

вал, что кровь, приливая к лицу, окрасила его щёки в

пунцовый цвет, и явственно услышал слова, проникаю-

щие в его сознание. Кто-то невидимый шептал: "Ниче-

го не ясно. И Свет Единым предстаёт – Его Любовью

и ко всему, а жалкий разум ищет различенья в борьбе с

такими же, как он. Разлита сущность вечного начала по

вселенной. И это – право понимать другого. И в этом

суть Любви!"

Между тем его начальник Глунов Александр Евгенье-

вич с нескрываемым удивлением смотрел на своего под-

чинённого, щурясь, будто что-то яркое резануло по его

зрачкам. Неприсущим ему высоким голосом, готовым сор-

ваться на фальцет выкрикнул:

– Вы заблокировали его банковский счет?

Смаков поперхнулся от неожиданного вопроса. Как же

он мог прошляпить? От нервного спазма он закашлялся,

вспотел, ещё больше покраснел, и вдобавок, к невероятно-

му стыду, из глаз его побежали слёзы. В то же время он ду-

мал о словах, которые успел запомнить, и его не покидало

странное ощущение звенящих вибраций, бегущих сквозь

его тело.

– Вольно! – взвизгнул главный. Его голос всё же сор-

вался на фальцет. И тихо добавил: – Садитесь, Виктор

Арнольдович. Не надо так нервничать. Этот неожиданный

случай не должен выводить нас из колеи. Я вас знаю давно

и уважаю за ваше серьёзное, профессиональное отноше-

ние к работе.

– Есть вольно. – Смаков достал салфетку, вытер слё-

зы, отсморкался и, заметив мелькнувшее в глазах Глунова

неодобрение, к своему ужасу, звучно икнул. Глаза его ок-

руглились и беспомощно смотрели поверх головы главно-

го, а в голове всё время крутилось: прошляпил, прошля-

пил, прошляпил... Сесть он не решался и усилием воли,

задерживая дыхание, старался сдерживать икоту, которая

с невероятной силой прорвалась и заставила его полно-

стью подчиниться физиологической реакции.

– Сейчас же прекратите икать, – отдал бессмыслен-

ное приказание Глунов.

– Слу... ша... юсь, – проговорил Смаков, цедя слова

между короткими паузами.

– Прекратите наконец икать!

– Слу... ша... юсь!

– Нет! Это невозможно! Вы свободны.

– Слу... ша... юсь! – Смаков повернулся и быстро вы-

шел. Не удалось главному поговорить дружески и вроде

бы запросто со своим подчинённым, которого уважал и

которому готовил повышение по службе.

А Смаков так и не ответил на вопрос о банковском сче-

те. Выручила икота.

12

Профессор Наев сидел за столом в своём уютном за-

городном домике и с аппетитом поедал салат из зелёно-

го лука, любовно приготовленный его женой Светланой

Ивановной. Салат с картошечкой, свежие огурчики и по-

мидорчики. Что может быть лучше? Свежезаваренный чай

с домашними булочками завершил его трапезу. Вальяжно

откинувшись на спинку стула, он вытер губы салфеткой,

довольно улыбаясь.

Светлана Ивановна, сияющая от присутствия мужа,

сидела напротив, ловила взглядом каждое движение Вале-

рия Степановича, старательно проникая в самую сущность

его настроения, скрытого за вежливой улыбкой хорошо

воспитанного человека, умеющего быть приятным всегда

и в любой ситуации, особенно в присутствии женщины.

Для того чтобы подарить супруге ещё больше счастья -

кто, как не он, знал важность положительных эмоций для

поддержания здоровья в целом и для поднятия духа в час-

тности, – Наев, блаженно потянувшись, изрёк:

– Что может быть лучше, чем ужин дома с любимой

женой?

– Ничего не может быть лучше, чем видеть за ужином

любимого мужа и кормить его овощами, выращенными

своими руками, без пестицидов, без генетически модифи-

цированной пищи и другой неблагоприятно действующей

на организм химии, созданной для оберегания урожая от

насекомых и различных вредоносных пожирателей, тем

самым оставляя последних без средств поддержания сво-

ей жизнедеятельности, – собирая посуду на поднос, ска-

зала Светлана Ивановна.

– Умница, моя! Но этим ты только отсрочишь неиз-

бежность перестройки своего организма на повсеместно

используемое питание.

– Ничего не поделаешь. Но буду противостоять до

последнего! – с улыбкой произнесла Светлана Ивановна.

– Как ты себя чувствуешь, дорогая? Ты что-то сегод-

ня бледненькая. Тебе нездоровится? – участливо спросил

Наев, с некоторой тревогой заглядывая в зелёные глаза

жены.

– Нет-нет. Не волнуйся.

– Ты не ответила, – продолжал настаивать Валерий

Степанович.

– Ничего, – поторопилась успокоить его жена.

– Ничего и есть ничего. Ничего – это там, где ничего

нет, ничего не положено. Где ничего не положено, там не-

чего взять. Ничего – это за пределом чего-то. Ничего -

это отсутствие. Чего? Отсутствие всего. Говоря "ничего",

есть опасность приблизиться к ничему, то есть к ничто.

– Я чувствую себя нормально, – успела вставить

Светлана.

– Нормально. Хм. Это на грани. На пограничной зоне

от нормы и не нормы.

– Хорошо. Я чувствую себя, как всегда, хорошо, – быс-

тро проговорила Светлана Ивановна, опасаясь дальнейше-

го словесного излияния мужа, любившего поговорить -

хлебом не корми, дай только повод. Вот повода она и не

хотела давать, не желая расстраивать своего любимого

до обожания спутника жизни. Да и по деликатности сво-

ей утонченной натуры она не хотела своими страданиями

отягощать другого человека, пусть даже и родного мужа.

– Возьмем слово «есть». Говорят: «Идите есть».

Есть – значит, кушать, питаться тем, что есть. Если ниче-

го нет, то и нечем питаться. Едят то, что есть. Богатейший

язык, если вдуматься. Воистину богатейший! Нам некогда

вдумываться. Мы говорим, не думая, не используя всего

богатства нашего великого и могучего.

– Хана сегодня приезжала, – тихо произнесла Светла-

на. Справившись с посудой, которую уложила в посудомоеч-

ную машину, она теперь села напротив мужа, опустив глаза,

не решаясь помешать ходу его мыслей, разглаживая скла-

дочки маленькой ладошкой на лёгкой юбке голубого цвета с

узорчатой каймой по подолу, доходящей до щиколотки.

– Хана? Это хорошо. И что?

– Ничего. Приезжала, и я была рада видеть её.

Профессор Наев был сосредоточен на какой-то мысли,

которую обрабатывало его сознание. По всей видимости,

идея его сильно захватила, и он не сразу среагировал на

имя любимой внучки. Большим и средним пальцами он

провёл несколько раз по верхним векам, как бы сбрасывая

напряжение, и, тряхнув головой проговорил.

– Надеюсь, она не сбежала на этот раз с занятий? Ос-

талось учиться чуть больше двух недель.

– На этот раз она совсем немного опоздала, и ей при-

шлось после дисциплинарного наставления приехать ко

мне, чему я была очень рада. Но не это важно. Понимаешь,

она увлечена, – Светлана Ивановна произнесла тихим,

умиротворяющим голосом, довольная тем, что ей удалось

сбить с мужа погружённость в себя, к которой она так и

смогла привыкнуть за долгие годы совместной жизни.

– Что значит увлечена? И чем, собственно, увлечена?

Математикой? Литературой? Медициной? Кстати, я пред-

ложил ей продолжить практику в клинике. И, ты знаешь,

она согласилась. Согласилась без нажима с моей стороны.

– Нет, нет. Совсем не то. Понимаешь... Увлечена – в

смысле влюблена.

– Этого ещё не хватало! Она же совсем ребёнок. У неё

блестящие способности, которые следует развивать, а не

заниматься ерундой. Увлечена! Кем она может быть увле-

чена? Кругом одни поглотители электронных игр и забав

подобного рода.

Светлана Ивановна вздохнула и беспомощно развела

руками.

– Возраст? Да она как раз в том возрасте...

– Ты уверена?

– Девочки раньше развиваются. И я себя помню. Как

раз в этом самом возрасте.

– Что ты хочешь сказать? – профессор Наев слегка

повысил голос, выражая тем самым недовольство услы-

шанным.

– Ты же знаешь про мою первую любовь. Это случи-

лось со мной как раз в этом самом возрасте. В её возрасте.

В возрасте Ханы. Именно тогда я пережила свою первую

любовь, – улыбнулась мечтательно Светлана Ивановна,

довольная вниманием мужа, говорящим о неувядаемых

чувствах к ней.

– Только потому, что меня не оказалось в то время ря-

дом, – с шутливой угрозой в голосе произнёс Наев, обни-

мая жену.

– Ну если бы ты оказался рядом, то и речи быть не могло.

– Так кто же этот шалопай? Этот, извините, сопляк?

– Нет, нет. Мне ничего не известно. Ровным счетом

ничего. Она мне ничего не говорила. Я так... догадываюсь,

чувствую, и только.

– Ты не ошибаешься? Поверить не могу. Совсем

ребёнок.

– Не думаю, не думаю, – сказала Светлана Ивановна,

похлопав мужа по руке.

– Хана тебе доверяет. Неужели больше ничего не рас-

сказала? Не могла же она увлечься сверстником? Товари-

щем по колледжу?

– А почему, собственно?

– В этих молодых людях, с позволения сказать, нет

тайны. Девушки в этом возрасте влюбляются исключи-

тельно в ореол таинственности, а не в конкретный объект,

мелькающий каждый день перед глазами.

– Возможно, ты и прав, – Светлана Ивановна встала

и, ойкнув, припала на правую ногу.

– Это ещё что? А говорила – ничего.

– Ногу отсидела, только и всего, – стараясь гримасу

боли скрасить улыбкой, сказала жена, поглаживая правой

рукой поясницу.

– Все болезни от позвоночника. Пойдём, я тебе мас-

саж сделаю с обезболивающей мазью. И пока запрещаю

работу на грядках, Дней пять-семь покой, тепло, обезбо-

ливающее, а там посмотрим. И успокоительное. Понерв-

ничала небось из-за Ханы.

Их образ мыслей и особенности психического склада не

вызывают сильного отчуждения, и всё же их часто называ-

ют людьми не от мира сего.

Профессор Наев очень хорошо знал об одном из важ-

ных свойств, присущем талантам и в особенности гени-

ям, -их непоколебимой вере в собственную избранность,

что и является огромным стимулом в работе над собой,

обрекая на изолированность, отчуждённость от других.

По всей видимости, 232-й чувствовал эту отчуждён-

ность необычайно остро.

Нельзя отрицать того, что каждый человек уникален,

неповторим. Это давно определили ученые.

Уникален? Неповторим? Абсолютно верно. Тем и ценен.

Уникальны также понятия "природа", "жизнь", "смерть",

"сознание". Об этом написаны замечательные трактаты

древних философов-учёных – Пифагора, Платона, Арис-

тотеля. Он же старается найти свой, ни на что не похожий

подход к любой проблеме. Пусть не столь блестящий, но

свой. Хотя своим в полной мере он не может его считать.

По причине невозможности очистить свой мозг от ин-

формации, воспринятой и воспринимаемой каждое мгно-

вение и запечатлеваемой в его мозгу, в этих миллиардах

неутомимых, невидимых мельчайших нейронов, соверша-

ющих колоссальную работу для своего хозяина. А скорее

всего, для самих себя, ибо живут они своей, недоступной

нашему разумению жизнью. Нам же только кажется, что

мы свободны от них, наших магических друзей, мы ду-

маем о себе как о существах, обладающих определенным

набором рефлексов, чувств, привязанностей, соотносим

себя с формой нашей телесной оболочки. Иными словами,

мозг постоянно находится в работе, усваивая полученные

извне и изнутри сигналы, перерабатывая их и отдавая со-

ответствующие команды, которые сам и воспринимает.

Требуя пищи, он даёт сигнал: хочу есть – и мы ищем, чем

бы нам утолить голод, то есть выполняем команду нашего

главнокомандующего. Получая определённые знания, мы

производим всевозможные манипуляции со своим телом:

голодаем, лезем в прорубь, выполняем самые разные уп-

ражнения и тому подобное. Все наши убеждения, зависи-

мости, увлечения формируются исключительно средой,

образованием, всем комплексом информации, поступа-

ющей извне. Основа же – генетической код, переданный

нам нашими родителями.

Мысли, образы, воспринимаемые и выражаемые при

помощи второй сигнальной системы, приобретают ту сте-

пень осознанной яркости и силы, при которой слово, вы-

ражающее то или иное чувство, начинает действовать так,

как если бы чувство действительно было пережито нами

при условии развитой ответной реакции на слово, выра-

жающее образ, предметно обусловленный предыдущим

наполнением наших эмоций. Расширение чувственного

познания действительности неизбежно приводит к рас-

ширению сознания, утончению психических реакций, спо-

собствующих наклонности к состраданию, сочувствию и

другим благородным порывам.

Профессор глубже и глубже уходил в свои размышле-

ния. В такие минуты он забывал, где находится, и переста-

вал слышать даже самые громкие звуки.

Индивидуальность, блуждая в сфере "чистого разу-

ма", способна со всей присущей ей страстностью отдаться

идее, служить ей, предаваться самопожертвованию, ус-

матривая в этом некий высший промысел. Индивидуаль-

ность возрастает до личности. Личность же непременно

оказывает влияние на окружающих не только находясь в

непосредственной связи с ними, но и через столетия, эпо-

хи, тысячелетия.

Наев ценил в людях прежде всего незаурядность, а лю-

бое столкновение с личностью расценивал как подарок

судьбы. Ему было близко метафизическое ощущение мира

и природы, что для него означало присутствие Бога. Кому,

как не ему, было известно о единстве того и другого на кле-

точном уровне, уровне метаболизма; природы, на которую

ни одно столетие пытается посягнуть человек, природы,

на первый взгляд, поддающейся, как воск, но каждый раз

дающей непредсказуемый ответ: палкой с другого конца

по голове после активного вмешательства человека в свя-

тая святых: гены животных, растений, человека. Только

тот, другой конец не торопится с ответным ударом, тем

более что этот удар всегда является неожиданно и бывает

непонятным новым поколениям, не умеющим проследить

следствие, проистекающее из причины, коренящейся в да-

леком прошлом.

Наев давно уже сидел на веранде, оставив Светлану

Ивановну разомлевшей, улыбающейся во сне в спальне

наверху. А он думал о том, что люди рождаются, чтобы де-

лать друг друга счастливыми, для чего нужно всю жизнь

учиться понимать себя и другого, думать больше о другом,

доставлять ему всяческую радость и в малом, и в большом,

не дожидаясь того же. Почему не дожидаясь? Да потому,

что если начинаешь ждать, то превращаешься в торговца:

ты – мне, я – тебе. Тогда теряется искренность отдачи

своего сердечного горения, своего дарения тепла, заботы,

любви.

Была на редкость ясная звёздная ночь. Наев вгляды-

вался в небо с детским восторженным трепетом, как будто

видел впервые раскрывшуюся перед ним панораму горя-

щих, мерцающих алмазами далёких созвездий. Тишину на-

рушали поздние машины и гул от пригородных поездов, да

издали время от времени слышался лай собак.

Он смотрел в небо и с содроганием думал о возмож-

ном полёте внучки на Марс. Это как же далеко она может

оказаться от его любящего сердца. Дожил и он до полётов

на чужую планету. Мечтал сам полететь, и ведь не боялся,

но не случилось. Пусть и для Ханы не случится. Ему будет

тяжело пережить разлуку с ней.

«Открылась бездна звезд полна...» Всплывшие строч-

ки оказались как нельзя более кстати, усугубляя чувство

его незначительности, малости, конечности перед величи-

ем космоса, хотя он и мог мыслью проницать вселенную,

никогда не достигая конца этой холодной, тёмной, мерца-

ющей, непостижимой, жуткой бездонности. Эта бездон-

ность была заманчивой и притягательной своей бесстрас-

тной таинственностью. Здесь, на маленькой, прекрасной

планете, словно созданной для счастья человека – несом-

ненно созданной! – живут разумные существа. Разумные?

История повествует об обратном. Чего не хватает людям?

Почему постоянно происходят конфликты? Кто виноват и

что делать? Человек живёт, не осознавая свою конечность,

движимый жизненным инстинктом. Но все, раньше или

позже, уходят в царство теней. И число ушедших всегда бу-

дет превышать число живущих. И живущие до самого по-

следнего мгновения не верят в завершение, законченность

своего пребывания на этой чудной планете.

Конец первой части

Вторая часть

ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ

Знать, что на свете есть вещи,

сокрытые от человека, но кото-

рые скрывают в себе высшую муд-

рость и высшую красоту,  – вот

что такое верить в Бога.

Альберт Эйнштейн

1

На следующий день, когда Хана вернулась из колледжа,

она застала Хумова лежащим на своём матрасе. Он сразу

встал и с улыбкой поинтересовался, как сегодня прошли

занятия. Хана ответила, что всё хорошо, и пригласила его

вниз отобедать. Хумов с большим трудом проглотил не-

привычный для него омлет и сказал:

– Мне нужно сходить в аптеку. Где у вас тут ближай-

шая?

– Ты что, заболел? – забеспокоилась Хана.

– Нет-нет, что ты. Мне нужно купить кое-какие пре-

параты для приготовления еды. Ну... витамины, микроэле-

менты, биологические добавки.

– А, тогда понятно. Но тебе нельзя выходить из дома.

Что же делать? Для начала я дам тебе имя. Как тебе – Ан-

тон? Нравится?

– Пусть будет Антон.

– Отлично! А  сейчас мы из тебя сделаем Антонину.

Иди за мной!

– Что? Это ещё зачем?

– Для маскировки. Я всё обдумала. Ты превратишься

в Антонину и сможешь со мной бывать везде. Родителям

я представлю тебя своей подругой. Это даст возможность

не прятаться, а свободно гостить у нас в доме. Есть воп-

росы?

Вопросов не оказалось. Хумов не хотел расставаться с

этой девушкой. Она здорово придумала. А  войти в роль

подруги для него не составит труда. Он был неплохим ак-

тёром в их учебном театре, не только на курсе, но и на всём

потоке. Сценическое мастерство им преподавали профес-

сора театрального вуза.

Они спустились по лестнице в подвальное помещение.

В  большой комнате, отделанной под дерево, стояли не-

сколько кресел, удобный диван с множеством подушечек,

круглый стол. Справа, в углу, находилось устройство для

трёхмерной печати.

– Садись сюда, на этот стул, и смотри в камеру. Сей-

час мы изготовим тебе лёгкую маску. Она совсем не будет

мешать мимике, лишь чуть-чуть скорректирует твоё лицо.

Какого цвета ты желаешь иметь волосы? Я считаю – тебе

лучше подойдёт тёмно каштановый. Нет, лучше фиоле-

товый. Сейчас модно. Так. Покажи мне твои руки. Паль-

цы длинные. Приклеим ногти, и будет хорошо, – весело

приговаривала Хана, полностью включившись в игру. Ей

доставляло большое удовольствие командовать, проявляя

творческую инициативу.

Через два с половиной часа перед ней сидела молодая,

весьма привлекательная девушка в белом комбинезоне, с

очаровательной улыбкой. Поработав над её голосом, Хана

потребовала запомнить тембр, наиболее подходящий к

облику Антонины, и следующие два часа неутомимо отра-

батывала манеры своей новоиспечённой подруги, оказав-

шейся на редкость способной и старательной.

Хана находилась в радостном возбуждении. Они с Ан-

тониной шутили, смеялись, вели себя, как разыгравшиеся

дети. Хумов вовлёкся в игру превращения его в девушку,

найдя в этом временный выход, но скорее всего потому,

что ему до невозможности хотелось продлить своё пребы-

вание рядом с Ханой. Он решил хоть немного расслабить-

ся и сбросить напряжение, сопутствующее ему с раннего

детства. Ему так не хватало не то что любви, а простого

человеческого тепла. Он на время постарался забыть о

своём предназначении. На время. Между тем Хана, став

серьёзной, сказала:

– Тебе нужно время, дорогая Антонина. Ты пока недо-

статочно вжилась в свою роль. Пока рано знакомить тебя с

моими родителями. Для начала ты покажешься моим дру-

зьям. Антонина! Ты согласна?

– Полностью подчиняюсь своему режиссёру,  – не-

сколько жеманно произнесла Антонина, улыбнувшись и

склонив головку набок.

– Нет, моя дорогая. Ты ведёшь себя несколько манер-

но. Держись проще, естественней. Наблюдай за моим по-

ведением. Не завышай слишком голос. Чуть спокойнее и

возьми чуть ниже.

– Хорошо. Спасибо за замечания.

– Пожалуйста. Для тренировки хорошо бы почитать

стихи.

– УАдама была первая жена Лилит, но слишком зем-

ным был для неё Адам. Лилит его отвергла и вернулась

на небеса. Адаму её заменила земная  – Ева. Ну это так.

Вспомнилось. Не бери в голову.

– Браво! Замечательно! Говори что-нибудь ещё.

– Счастье – простое, каждодневное действие во бла-

го другого.

– Интересная мысль. Я так не думала. Продолжай, по-

жалуйста, Антонина.

– Нет ничего заманчивее жизни и ничего – трагичнее

жизни.

– Глубокомысленно. И  голос звучит лучше. Продол-

жай, пожалуйста.

– Бывает, и скорлупа от яйца приносит немалую

пользу, так и разбитые надежды в определённых обсто-

ятельствах становятся неиссякаемым источником вдох-

новения.

– Одним словом – не будем падать духом! – конста-

тировала довольная Хана.

– Мы все учились понемногу...

– А ты образованная и начитанная, Антонина.

– Да нет. Я  только учусь. Сложившаяся система  -

устойчивее складывающейся, что даёт способность проти-

востояния внешним угрозам. Попытка найти взаимопони-

мание не смешна ли настолько, насколько нелепа? Только

ставя перед собой сложные цели и задачи, загружая себя

работой и в первую очередь работая над собой, есть воз-

можность избежать одиночества и снизить ощущение бес-

конечной трагичности происходящего.

– Ты, что умные мысли наизусть заучиваешь? – удив-

лённо и с большим интересом посмотрела на Антонину

Хана, словно увидела её впервые.

– Зачем? Они у меня в голове. Я сочиняю для тебя.

– И стихи сразу можешь сочинить?

– Ничего нет проще.

– Вот это да! Антонина, ты – большой талант!

– Да нет. Тренировка.

– Продолжай держать голос. Звучание голоса стано-

вится более убедительным. Слушаю твои стихи, – тоном

приказа произнесла Хана.

– Хорошо. Попробую... О творчестве будет как нельзя

более кстати:

От безликости ряда причин -

В единичку самосознанья,

Из далёкости стынь-величин

Неопознанности мирозданья -

Чудо голоса – внутренний слух

Звуком тянущим, грудью морскою,

Бестелесностью – нежности пух -

Еле слышен, влечёт за собою;

Ниспадающей дымкою с гор

И ползучим туманом в низине -

Воркованья незлобный укор.

Истекают истоком причины,

Проявляя желанный узор -

Домотканый невинен ковёр.

– Здорово! Браво! А  можешь ещё?  – потребовала

Хана, не веря своим ушам.

– Это, как ты поняла, о творчестве, – повторила Ан-

тонина.

– Красиво о творческом процессе. Так машина не со-

чинит.

– Машины почище сочиняют и быстрее.

– А  мне не нравятся, как они сочиняют. Сложно, но

бездушно.

– Согласен. Здорово выпендриваются эти машины.

– Что ты сказала? Антонина! Почему ты перешла на

мужской род? В  наказание  – сочиняй ещё и не забывай

про тембр голоса.

– Прости, сбилась с роли.

– Не забывай. Это очень для тебя важно. Будем трени-

роваться дальше. Слушаю.

– Один момент. Сейчас, сейчас... Вот это:

Назойливо, тягуче и плакуче,

Предчувствуя иное бытиё

Всплывает не оформлено, зыбуче

Творимое тобою – не твоё.

И резкостью наводки, как в бинокле,

Предстанет Афродитою нагой

Иль дамою прекрасною в пролётке...

Увидишь – ходишь сам не свой.

Живительность картин сетчатку глаза,

Как краски по холсту, пьянит красой.

Слова и глаз – точней от раза к разу,

Берись за кисть, перо и жизнь воспой!

К творцу приходит свыше вдохновенье.

Поэт – слагает стих. О радость воспаренья!

Хана была более чем удивлена – потрясена! Однако в

её душу закрался элемент недоверия: она заподозрила, что

эти стихи были сочинены ранее и сейчас только воспроиз-

водятся по памяти. Ей захотелось проверить, и она сказа-

ла прямо, о чём втайне подумала. Антонина нисколько не

обиделась и, сделав небольшую паузу, прочитала:

Немея, создать тишину

Противу – немого закона.

Любимице рифме войну -

Дерев засыхающих крона...

Невнятно и робко – гул строф.

Освоенность духа – паренье

Снимает легчайший покров,

Вострится ушное уменье.

Прогалиной, талым снежком,

По кромке ледка – недоверье,

Но буквы – наклонно рядком

В порыве встают вдохновенья.

Так мастера кисть завершает мазок,

Так издали слышен пастуший рожок.

И сразу, без перерыва:

Трудно выстоять в выверте дней,

Не унять от раздумий тоски.

Тёмных красок палитра видней.

Злости выверт. Безумны мазки.

Замирает душа. Неказист?

Бег куда? От другого – к себе?

Припадает к земле жухлый лист -

Не мятежность, но верность судьбе.

И раздумий – тягчайше кольцо.

Выбор сделан. Сомнения – прочь.

Ветер осени. Краска – в лицо.

Бесконечною кажется ночь.

Хана завороженно слушала. Антонина продолжала:

Оно ещё не сказано. В пластах,

Спелёнатое... Странно и плакуче

Торопит появиться на устах,

Как солнце озаряет из-за тучи.

Из глуби, уголочков естества

Всплывает, как в шампанском пузырьки,

Наитие чудесного родства -

Снующие у берега мальки.

И тянет, как цепочку из воды,

Нанизывая бусинки понятий

На буквы строчек – стройные ряды

В испуге от корректорских изъятий.

Так прорывается подземное теченье -

Глубинных вод с надземными смешенье.

– Сеанс стихосложения окончен! Спасибо за внима-

ние, – раскланялась Антонина. – Не слышу бурных ап-

лодисментов.

– Браво! Браво! Просто изумительно. Твои стихи за-

мечательны. Я бы никогда не смогла так, – зааплодирова-

ла Хана.

– Тебе понравилось? Думаю, и ты любишь сочинять

стихи. Прочти, пожалуйста, что-нибудь.

– Мне с тобой не сравниться.

– Прошу, прошу! Мы не на турнире поэтов, – прогово-

рила Антонина с очаровательной улыбкой. – Смелее! Ну!

– Хорошо. Вот это, пожалуй.

Упоительна синь небес.

Облака потеряли вес

И плывут, истончая тлен, -

Белизны невесомый плен.

– Отлично, Хана! Почитай, пожалуйста, ещё.

– Пожалуйста.

В тиши трудов уединенья,

В стремленье истину познать

Сердца находят утешенье

И грусти лёгкой благодать.

– Здорово! Я так не могу.

– Шутишь?

– Нисколько. Чувствуются непосредственность, ин-

дивидуальность и, конечно, несомненный талант.

Было похоже, что Антонина свыклась со своей ролью,

и Хана смотрела на неё, как на давнюю подружку, с кото-

рой хотелось поговорить по душам после долгой разлуки.

– Антонина! Ты меня захвалила. У меня совсем другое

представление о моих попытках что-либо сочинить. Но

мне приятно слышать твою похвалу. Раз так, то слушай.

На что откликнется усталая душа?

На мысль? На музыку? На вздох?

И действий видимых, спеша -

Нашепчет, воплотившись в стих.

На миг забывшись о своём,

С крыла тоску стряхнёт...

Всего на миг.

На миг -

Потом -

Сто порций доберёт.

Не мрамор, а живая плоть -

Её удел, среда.

Живая плоть.

Живая плоть

Дана нам – на года.

– А как же бессмертие? – с укоризной в голосе сказа-

ла Антонина.

– Трудясь и день и ночь, спеша,

Оставит след в строке душа.

– Только и всего? Неужели так мало?

– А ты желаешь жить вечно? – засмеялась Хана. Ан-

тонина присоединилась к её веселому смеху. Отсмеяв-

шись, вытирая слёзы, она ответила:

– Для того чтобы не бояться смерти, приходится вы-

бирать веру, обещающую загробную жизнь, а выбрав, сле-

довать неукоснительно Писанию. В оцепенении одиночес-

тва, скрашиваемого занятиями различного рода, и в том

числе философией, происходит достижение той полноты,

при которой появляется мысль о некотором постоян-

стве – хрупкой конструкции, удерживаемой на время на-

шим сознанием. И не только это дает нам надежду на бу-

дущее, в котором, возможно, продлится настоящее, наше

настоящее, самое существенное и дорогое, хотя бы потому,

что мы о нём имеем некоторое мыслительное и чув-

ственное представление. Словно чайная роза в стакане, ты

грустна, вяловата, любя. И письмо ты носила в кармане, и

себя в безразличье губя. Вот настоящее. Эти строки мож-

но сочинить, можно припомнить. При сочинении может

пройти больше времени, чем при воспоминании. Но и то

и другое будет происходить в настоящем. Если ты любишь

сочинять или произносить сочинённое, то в это время

ты получаешь удовольствие. Из маленьких удовольствий

складывается время нашего проживания. И в этом смысл:

удержать как можно больше удовольствия в течение еди-

ницы проживаемого времени, которое, что бы там ни гово-

рили о том, что время – категория, придуманная челове-

ком, все же для нас является измерением наших действий.

В этом его ценность. А какими действиями и мыслями мы

его наполним, такое ощущение и получим.

– Антонина! Ты переходишь в своих рассуждениях

к смыслу жизни. Встанет в полдень в полный рост рас-

творённый светом день, немые крылья опуская к ночи.

У нас ещё есть время быть в нашем настоящем, ускольза-

ющем, но доставляющем удовольствие. Жду не дождусь,

когда исполнится моя заветная мечта.

– Интересно, интересно. Какая у тебя мечта? – улыб-

нулась своей неотразимой улыбкой Антонина.

– Ничего особенного. Сейчас каждый мечтает увидеть

планету Марс своими глазами, – и с огорчением в голосе

продолжила: – Иногда теряются цели из-за необходимос-

ти долго ждать, уговаривая себя: подожди, подожди, по-

терпи ну хоть ещё немного. И тогда уподобляешься лисе и

винограду, от которого, как лисонька, уговариваешь себя

отказаться. Но если ты ничего не стоишь, ты и не будешь

ничего желать. Как-то так.

– С Марсом точно подожди. Нужны для этого силы, и

немалые. Да и профессия какая-нибудь. Лететь на эту пла-