355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Такеши (Такэси) Китано » Мальчик » Текст книги (страница 3)
Мальчик
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 21:13

Текст книги "Мальчик"


Автор книги: Такеши (Такэси) Китано



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Синити, Синити, Синити! – скандировали мы с мамой. – Давай, Синити!

До финиша оставалось восемь метров. Пять метров…

Мой брат никогда так не бегал, и поэтому зрелище, надо сказать, было достойно восхищения. Никогда он не развивал такую скорость. Его ноги при беге расползались чуть ли не на ширину плеч, но он все равно, не теряя равновесия, отталкивался и бежал, бежал. И наконец он бросился всем телом на линию финиша. Финиш!

Мама глухо вскрикнула. Это был клекот раненой птицы.

Синити упал, исцарапав лицо о покрытие беговой дорожки, вместо того чтобы пересечь финишную линию. Он не дотянул до нее тридцать сантиметров. Всего лишь тридцать сантиметров не хватило ему до победы.

Пятерка оправившихся после падения участников пробежала мимо моего лежавшего ничком брата. Не шевелясь, он лежал жалкий, испачканный грязью, уткнувшись лицом в гравий. В конце концов он поднялся через силу и медленно шагнул через линию разметки с поникшей головой.

– Победа была так близко, правда же, мама? – чуть не рыдая, пробубнил я, но мама, глубоко вздохнув, промолчала.

Я никак не мог уразуметь, что все-таки произошло. Зачем он мчался на бешеной скорости и в последний момент… Ведь он самый первый прибежал к финишу и должен был победить, а оказался снова последним. Все эти вопросы вертелись у меня в голове, не давая покоя, но ответа на них не находилось. Я не стал тратить время на рассуждения, потому что настала очередь Пустоголового блеснуть мастерством и обойти на поворотах всех своих соперников.

Даже на стартовой линии Болван красовался в накинутом на плечи кимоно, напоминающем одеяние борца Рикидодзана, [3]3
  Известный в Японии профессиональный борец.


[Закрыть]
в котором тот всегда выходил на ринг. Фактически только после того, как судья пригласил участников на исходную позицию, он наконец снял свой пафосный наряд.

Все же издалека можно было заметить, что он стоял пошатываясь. Кровь отхлынула от его лица, он побледнел как полотно. При этом меня точила мысль, способен ли он покрыть расстояние в восемьдесят метров в таком состоянии.

Как потом оказалось, все мои страхи и треволнения имели под собой основательную почву. Хотя Болван и стартовал так же ярко, как в прошлом году, уже на двадцатом метре дистанции ноги перестали слушаться его, и это напомнило мне вихляющую походку моего пьяного отца. Затем Болван неожиданно сошел с дистанции, вильнув в сторону. И что бы вы думали произошло дальше? Он угодил прямо в палатку с администрацией и распластался непосредственно перед высокими лицами.

Он с таким грохотом рухнул на землю, что я услышал этот гулкий звук с того места, где сидел. Воцарилось тягостное молчание. В течение некоторого времени Болван не шевелился. Потом поле огласил рев толпы, врачи выскочили из своего укрытия и помчались к нашему невезучему герою с носилками. За всеобщей суматохой, царящей на трибунах, я не заметил, как ко мне сзади подкрался Кэндзи.

– Может быть, он умер? – спросил он таким голосом, который не смог скрыть переполнявшее его чувство скорби.

– Какой же он мужественный человек, этот Болван! – заключил я.

Слезы восхищения силой духа всеобщего любимца захлестнули меня, когда я увидел, как он тщетно пытался подняться, несмотря на то что его тело била лихорадка. Я дал себе слово, что поступлю точно так же, в случае простуды или даже диареи, если на кону будет стоять победа в кроссе. Мое сердце сжалось при этой мысли.

– Мамору, посмотри на себя, ты плачешь, – попенял мне Кэндзи, у которого глаза тоже покраснели от слез.

* * *

– Мамору, Синити, идите, – поторапливала нас мама. – Давайте, пора обедать. Вы сегодня потрудились на славу.

Я все никак не мог решить, куда положить свою грамоту. Так и не придумав ничего стоящего, я сидел за столом и нервно теребил награду.

Папа к нашему приходу, как всегда, уже набрался. Его немного развезло, и речь была путаная.

– Папа, я занял первое место. Вот моя грамота, – я искал признания у родного человека.

– Да я уже видел это много раз, хотя все равно ты проявил себя. А теперь ешь, ешь давай.

– Ты мог бы похвалить меня, – не знаю почему, но меня задела холодность отца.

– Хорошо. Ты, Мамору, молодец. Я горжусь тобой.

В тот день после моего замечания папа даже в сильном подпитии оставался необыкновенно милым.

– Синити, отложи, наконец, свою книжку и ступай поешь.

Синити не промолвил ни слова с тех пор, как пришел домой. Он с большой неохотой сел за стол и тихо стал возить палочками по плошке.

– Синити, как прошел твой кросс? – поинтересовался отец, но Синити упорно молчал.

– Ну, так как ты его пробежал, Синити? – настойчиво вопрошал отец.

– Синити первый приблизился к финишу, – вставил я, не в силах терпеть вид надутого брата с его мрачным выражением лица.

– Заткнись, Мамору! – оборвал меня Синити, не поднимая глаз.

– Понимаю… Так значит, ты пришел почти первым, вот оно что.

– Все остальные упали в лужи, но когда Синити вот-вот должен был пересечь финишную линию, он… – взахлеб рассказывал я, но Синити снова рыкнул на меня:

– Я сказал тебе – заткнись!

Хотя Синити грубо перебил меня, он все еще не мог от стыда глаз поднять.

– Я знаю, что ты тоже хотел победить, – тут я вспомнил шоколад Пучеглазой Гран.

– Мамору, успокойся и ешь, – сказала мама, напустив на себя суровый вид, но в ее глазах при этом прыгали смешинки.

Папа тоже улыбнулся, поднеся ко рту чашку сакэ.

– Но, Синити, ты ведь был так близок к финишу, – смягчилась мама.

– Очень, очень близко, – согласился я.

Синити почесал затылок и застенчиво улыбнулся. Судя по его виду, мы решили, что он немного оттаял.

– В следующем году, Синити, ты обязательно победишь, – ободряющим тоном сказал наш отец, а Синити продолжал чесать голову, залившись от смущения румянцем.

Я предполагал, что он сильно сожалеет о том, что не дотянул до финиша. Думаю, его выводил из равновесия вопрос о том, почему остальные бегуны один за другим завалились на дистанции. Моему брату было невдомек, что, может быть, где-то там, в небесной канцелярии, ему дали шанс проявить себя на этом поприще, но он им не воспользовался в полной мере. Я представил себе, как его гложет совесть от этого ужасного промаха при столь удачно сложившихся для него обстоятельствах, приведшего к плачевному, но логическому завершению дня.

– Синити, еще бы чуть-чуть, и ты бы победил, – неустанно твердил я.

– Да, да, еще бы чуть-чуть, – вторил он мне.

* * *

– Синити, ты помнишь свой последний день спорта в начальной школе? Тот злосчастный кросс? Ну помнишь, когда ты почти пересек финиш? – напрямик спросил я брата.

Надо отметить, что я нисколько не сожалел о своей предполагаемой бестактности, потому что хотел освободиться от сомнений, много лет бередивших мою память.

– Ну и вредный же ты! Ну что ты ворошишь прошлое? Думаю, пора забыть обо всем, – вспылил Синити.

Его разрумянившееся от алкоголя лицо теперь уже приобрело свекольный оттенок. Очевидно, он вспомнил тот день во всех подробностях так же живо, как и я.

Каюсь, возможно, на некоторые детали моей памяти и не хватило.

– Интересно, а что сейчас поделывает наш Болван, Синити? Ты знаешь что-нибудь о его дальнейшей судьбе? – Мое любопытство шло рука об руку с щемящей душу ностальгией по ушедшему детству. – Помнишь, он тогда нас так напугал. Знаешь, Синити, когда я вспоминаю наши спортивные праздники, первое, что приходит мне в голову, – это Болван в кимоно с подбоем.

– Неужели ты ничего не знаешь про него? – удивленно изогнул брови домиком мой брат. – К твоему сведению, Болван теперь не кто-нибудь, а президент строительной компании. У них такой представительный офис в четыре этажа прямо у станции Кита-Сэндзю, и судя по всему, фирма идет в гору.

– Неужели? – я на мгновение оцепенел. – А я-то грешным делом подумал, что Болван не мог даже написать свое имя.

Эта новость обескуражила меня. Болван – парень из нашей школы с великолепными спортивными задатками, ставивший рекорды быстрыми ногами и, по мнению всех, не обладавший хоть какими-нибудь способностями к наукам, стал президентом процветающей компании. Кто бы мог подумать!

Мой брат громко рассмеялся:

– Жизнь не измеряется уроками, пройденными в школе. И ты знаешь это лучше, чем кто-либо, Мамору.

– Да, ты прав, – я и не думал опровергать эту истину.

Закрыв глаза в безмятежной полудреме, я улыбнулся. На меня снизошло редко возникающее ныне чувство блаженства, и я тут же представил себе Пустоголового в сегодняшней ипостаси. Помню, ноги его в тот день провала тряслись как желе, но ничто не могло сломить его победный дух и заставить отказаться от участия в гонке. Он рвался в чемпионы. Он просто бежал, бежал и бежал…

Мне пришло в голову, что может быть, я слишком много выпил.

Звездное гнездо

Я старался не отставать от своего брата, который ехал на велосипеде. И несмотря на все усилия, еле переставлял ноги, а чтобы не упасть, уцепился покрепче за седло и тут же услышал грохот металлических частей телескопа. Я всегда заканчивал восхождение на холм в том состоянии, когда мое внутреннее «я» говорило: «Дальше ты не сможешь ступить и шага». Но в тот день мне легко далась эта задача. Я старался регулировать вдох и выдох во время бега, хотя, как правило, при столь интенсивной нагрузке моя грудь просто ходила ходуном от сбившегося дыхания.

– Взгляни вон туда, – сказал мой брат Хидэо, указывая на горизонт.

– Это Большая Медведица, – угадал я.

– Верно. Растешь на глазах, – с удовлетворением кивнул брат.

В том районе, куда мы так торопились, располагалась наша личная обсерватория. Хидэо ею руководил, а я являлся его заместителем. С тех пор как мы переехали в Осаку, мы приходили сюда почти каждую ночь, богатую на звезды, когда небо не застилалось пеленой облаков.

В конце августа умер отец, и после его смерти мы с мамой и старшим братом вполне сносно устроились в Осаке. Небесный простор, открывавшийся нашему взору из новой квартиры в этом городе, где вечерние огни напоминали свет далеких звезд, казался нам не таким, как в Токио.

– Ночь в Осаке ослепляет, – каждый раз жаловалась мама, укладываясь спать.

По этой самой причине я мысленно сравнил огни ночной Осаки с блестками губной помады, увиденной однажды у подружки моей мамы.

С другой стороны холма ночное небо видно как на ладони, и оно кажется живым организмом. Большая Медведица, которую показал мне мой брат в первое же наше ночное бдение, снизу была видна так отчетливо, будто бы ее отштамповали на северном полушарии небосклона.

Хидэо принялся разгружать и монтировать наш телескоп с зеркалом пять сантиметров в диаметре, который мы для сохранности перевозили в багажнике велосипеда. Это был подарок отца брату на день рождения, но именинник не уставал повторять, что он принадлежит нам обоим.

Впервые я увидел звезды в телескоп летом, еще на первом году обучения в начальной школе. Папа с братом нашли хорошую смотровую площадку, и вот однажды мы пошли туда. Они несли новый фирменный телескоп, а я, лишенный возможности помочь родным, просто следовал за ними по пятам, как собачонка.

– Ну-ка взгляни, Тосио, – сказал отец, подняв меня на уровень окуляра.

Помнится, мне было не совсем удобно, поскольку он держал меня на весу, и к тому же от него сильно пахло табаком. Мои детские впечатления от яркой желтизны огромного шара Луны, увиденной в круглом поле обзора, до сих пор свежи в памяти. Телескоп полностью изменил мое прежнее представление о спутнике Земли. Мне странно было видеть маленькие впадины на его поверхности, так похожие на дырки в рисовом крекере.

– Вот это да! – пронзительно закричал я.

Волнение перекрыло мне кислород. Я стоял и судорожно ловил воздух ртом как пойманная рыба. Я долго не мог поверить, что можно увидеть Луну так близко. Более того, я ведь прекрасно осознавал, что это ночное светило находится от Земли довольно далеко. Поначалу я подумал, что это все сродни фокусу, ну, например, клочок картона, заткнутый внутрь с другого конца телескопа. Не поверив своим глазам, я обратился к Хидэо за разъяснением.

– Представь себе, что это как картинка в моей книге, – сумбурно объяснил он с очень довольным видом.

И я поверил ему. Затем я выбрал наугад одну звезду и сказал своему отцу:

– Я хочу посмотреть на эту.

Он рассмеялся и навел резкость изображения в окуляре телескопа.

– Вот эту? – переспросил он. Припав глазом к линзе, я не смог увидеть пламенеющий шар или окутанную туманностью звезду, как воображал себе до этого. Звезда при сильном увеличении не отличалась от той, на которую смотришь невооруженным глазом. Придя в некоторое замешательство, я повернулся к отцу с вопросом и заметил, что брат от смеха просто держится за живот.

В тот вечер я узнал от отца, насколько далеки от Земли звезды, и какие они огромные. Он поведал мне, что некоторые из них находятся в нескольких тысячах световых лет от Земли, а световой год равен расстоянию, которое свет проходит за год. Мое представление о пучке света, движущемся в течение многих тысяч лет, породило слово «бесконечный», значение которого я недавно узнал. Но это было не одно и то же, если применять слово «бесконечный» к другим вещам. Например, было бы совсем неплохо иметь бесконечное количество картофельных чипсов. Но размышления о бесконечности звездного неба вызвали у меня легкое головокружение. Все это скорее напугало меня, чем обрадовало, поэтому я от страха крепко обнял отца за шею.

Так произошло мое знакомство со звездами.

Конечно же, сейчас дела обстоят по-другому. Я узнал названия многих созвездий от отца и брата, и теперь я в курсе, насколько велика галактика. По правде говоря, я уже и сам мог бы установить телескоп, если бы поблизости не оказалось брата.

В тот день мы притащили телескоп на вершину холма, чтобы понаблюдать метеоритный дождь в созвездии Тельца. Во время восхождения к ногам липли влажные от прошедшего накануне дождя листья мускатного ореха, а носки мои насквозь промокли от прохладной росы.

Благополучно добравшись до самого верха, мой брат собрал телескоп и захотел потренироваться на Стеропе – одной из ярчайших звезд на небосклоне. Включив фонарик, я открыл астрономический календарь, где было четко прописано, какое созвездие можно увидеть в то или иное время года. Узнав, что Стеропа находится в плече Тельца, который хорошо виден в восточном полушарии неба в это время года, я приступил к поискам информации о Тельце. Пролистав нужные страницы, я нашел это созвездие без особого труда, но приложил немало усилий на поиски звезды, символизирующей рог, поскольку большая часть созвездия лежала в полосе Млечного Пути. Я пытался мысленно провести линию на небе, мучаясь вопросом, почему древние люди воображали себе, что видят над своей головой коров и змей. Лично для меня небосвод никогда не представал в таком конкретном виде. Даже когда я соединил линиями звезды, все равно никакой целостной картинки не получилось. Если мне не удастся найти рог Тельца, возможно, мы тогда провозимся с этой несчастной «коровой» всю ночь.

– Я нашел его! – радостно воскликнул мой брат, посторонившись, чтобы я мог лучше его рассмотреть.

– Сколько ты насчитал звезд?

– Вообще говоря, около пятнадцати. Невооруженным глазом я мог увидеть примерно шесть звезд в созвездии Тельца, а уж с телескопом я узрел все двадцать.

– Ух ты! – я завизжал от восторга, не отрываясь от окуляра.

Потом я увидел падающую звезду. Лежа на земле, Хидэо молча созерцал небесную картину. Ее венчала царица всех созвездий – Кассиопея. Охватив взглядом необъятный простор поднебесья, я уставился на созвездие и смотрел не мигая до тех пор, пока выстроенная из звезд буква «W» не превратилась в «М». После я ощутил, как она навалилась на меня всей своей космической тяжестью, и мною стало овладевать чувство, что мы с братом – единственные оставшиеся во Вселенной люди.

По непонятной причине мне в голову забрела мысль о школе, к которой я никак не мог приспособиться после переезда. Язык, на котором мы говорили в Токио, сильно отличался от здешнего диалекта. Слова, произносимые мною, вызывали недоумение, а чаще смех. Всех забавляло то, что я делал и говорил, и за это меня прозвали «Токио». Для ребят из моей новой школы я, казалось, являлся самой большой занозой.

– Тосио, ты подружился с кем-нибудь в школе? – прервал мои размышления Хидэо.

Я хотел было ответить утвердительно, но вдруг испугался. Слова застряли у меня в горле, а на глаза навернулись слезы.

– Они достают тебя? Да? – У Хидэо любая беседа со мной превращалась в разговор по душам.

Я захлюпал носом, но кое-как все же выдавил из себя:

– Да, да, – слезы градом полились у меня по лицу.

– Не переживай. Очень скоро ты заведешь себе друзей. Ты должен учиться приспосабливаться к сложившимся обстоятельствам. Неужели нет никого, с кем бы ты мог поладить? Есть ли в классе ребята, которым нравится смотреть на звезды? Ты мог бы принести телескоп в школу и показать его своим новым друзьям. Расскажи им все, что ты знаешь о звездах, – посоветовал мне брат. – Вот меня, к примеру, ребята из старших классов попросили стать председателем школьного астрономического клуба, – добавил он с усмешкой.

– Председателем астрономического клуба? Это так здорово! – Я открыл рот от изумления. Мои слезы тут же высохли, а настроение изменилось.

– А теперь, я думаю, настало время смотреть на Сириус.

– Ну да, Сириус! – хитро подмигнул я старшему брату.

Могу с гордостью сказать, что о Сириусе я знаю все. Эта ярчайшая звезда ночного неба в созвездии Большого Пса появляется в восточном полушарии. Арабы в пустыне называли его «звездой тысячи цветов», потому что Сириус меняет свой цвет прямо на глазах, переливаясь то голубым, то белым, то зеленым и даже пурпурным, прямо как в калейдоскопе.

– Правду говорят, что Сириус – самая яркая звезда? – уточнил я.

– Совершенно верно, – подтвердил брат. – Диаметр Сириуса в два раза больше Солнца, и он удален от Земли на восемь и шесть десятых световых лет. Это самая ближайшая из всех звезд, видимых на территории Японии. Вот почему она считается самой яркой. – Погрузившись в научный экскурс, брат копировал властную манеру речи отца.

– Говоришь, восемь и шесть десятых световых лет, да? – Воспоминания унесли меня в далекое прошлое.

Восемь лет тому назад мой папа был еще жив, поэтому свет, отброшенный Сириусом тогда, только собирался достичь Земли. Позволяя нам увидеть свет из прошлого, космос становился как бы неким гигантским фотоальбомом. Эта мысль заставила меня почувствовать, что нас все-таки не бросили забытыми на краешке Вселенной, и помогла возродиться моему мужеству.

* * *

Мы дождались времени, когда можно было увидеть холодный яркий свет, излучаемый Сириусом. В Осаке тоже было холодно. Я ждал своего брата после школы в мини-маркете Лоусана, где продавали все понемножку, начиная от напитков и пакетиков со съестным и кончая товарами для дома. Прошло уже пятнадцать минут после назначенного времени, а Хидэо так и не появился. Мы всегда встречались в этом месте, когда мама задерживалась на работе. Обычно мы покупали здесь обед и съедали его дома с маминым фирменным салатом. После переезда в Осаку времени на стряпню у нее не хватало, но если она выкраивала минутку, то любое блюдо, сделанное ее руками, мы воспринимали как редкостную удачу. Еще бы, отведать еды домашнего приготовления!

Мама работала дизайнером и частенько возвращалась домой заполночь, когда мы уже спали. Временами я слышал, как она плачет по ночам, а остальное время она в основном тратила на разговоры по телефону. Я знал, что она плакала и тогда, когда еще был жив наш отец, поэтому сделал вывод, что причина ее эмоциональных всплесков заключалась не в его смерти. Сотни раз я задавался вопросом, чем вызваны ее слезы? Возможно, ее травили на работе так же, как меня в школе. Но ее ночные разговоры пришлись мне не по душе, потому что я остро чувствовал чужого мужчину на другом конце провода.

Как бы там ни было, вернемся к моему брату, который сильно опаздывал. Во время томительного ожидания я воображал, как закажу себе на обед мое любимое блюдо одэн– смесь из морепродуктов с добавлением яиц, дайкона, [4]4
  Японская редька.


[Закрыть]
кусочков дикорастущего картофеля конняку, вываренных в бульоне и сдобренных соевым соусом. А может быть, после этого постараюсь выпросить последнее издание журнала комиксов «Джамп Комик». Я направился к газетному киоску, как вдруг увидел того, кого ни за что не хотел бы встретить на своем пути, а именно Жирдяя Кэна. Он всегда брал с собой мегафон, когда отправлялся на бейсбольный матч своей любимой команды «Хансинские Тигры». [5]5
  Хансинские Тигры(Hanshin Tigers) – известная бейсбольная команда, входящая в Центральную лигу. Хансин – городская агломерация, включающая в себя Осаку и Кобэ. – Прим. mtvietnam


[Закрыть]
Обязательным атрибутом его преданности этой команде являлся воздушный змей под названием «Маюми». Это фамилия его обожаемого игрока, но написана она была по-английски сзади на его куртке и звучала как девчачье имя. К тому же Жирдяй Кэн постоянно носил еще и девчачьи джинсы.

В этот день он уже неоднократно привязывался ко мне в школе, поэтому я спрятался за витрину киоска, чтобы избежать неприятной встречи. У Жирдяя Кэна имелось несколько прихлебателей, включая парня по имени Хитоси. В основном эти ребята постоянно льстили ему, подогревая его самолюбие и тем самым одновременно повышали рейтинг своего вожака. Дружки трещали без умолку, с пеной у рта восхваляя Жирдяя Кэна, когда тот хвастался, что его папа построил семь казино в городе. А еще эти гнусные моллюски, заглядывая Жирдяю в рот, дружно кивали ему в ответ на любое замечание, которое тот произносил, важно выпятив нижнюю губу.

Этот день, как я думал, сулил мне долгожданное признание в классе. Я все сделал так, как велел мне брат. Чтобы показать свою крутизну, мне надлежало сразить всех познаниями в астрономии. Я решил сделать это сразу же после перерыва на завтрак, когда Жирдяю Кэну случилось затронуть звездную тему.

– Эй, Токио! – крикнул он мне. – Я слышал, ты все свое свободное время тратишь пялясь на звезды?

Кто-то, должно быть, донес моему недругу о наших ежедневных восхождениях на вершину холма. Я не стушевался, потому что, по моему мнению, это упрощало задачу. Фактически у меня появился великолепный шанс проявить себя, которого я так долго ждал, поэтому я на одном дыхании выложил им все, что рассказал мне мой брат о Сириусе.

Закончив повествование, я твердо посмотрел Жирдяю Кэну в глаза. Пребывая в хорошем настроении, я спросил:

– А что ты знаешь об этом?

– Ха! Все знаю! А то, что ты рассказал, это всем известно, – выпалил он и самодовольно ухмыльнулся. – Ты вот хотя бы знаешь, что Сириус – двойная звезда?

– Двойная звезда? – повторил я как попугай. – Я никогда не слышал про такое.

– Потому что ты ничего не знаешь про двойные звезды. Глупый Токио! А я-то думал у тебя есть телескоп.

– Может, он смотрит на звезды через увеличительное стекло? – сострил один подлиза из его компании.

– Конечно же у меня есть телескоп! – закричал я, не в силах сдержаться.

– И какого он размера? – учинил мне допрос Жирдяй Кэн.

– Пять сантиметров в диаметре! – заорал я в запале.

– Пять сантиметров? Да это просто игрушка! – возвестил о моем провале Жирдяй Кэн.

– Он говорит – пять сантиметров. Всего пять сантиметров, – вторили своему предводителю подпевалы, пытаясь подвергнуть меня всеобщему осмеянию.

Нужно сказать, меня сильно уязвило то, что они выставили на посмешище не только меня, но и моего брата.

– Попроси своего отца купить тебе телескоп побольше! – добавили они, разразившись дружным смехом.

В это самое время в наш разговор вмешалась Сатоми Судзуки.

– Нельзя так говорить. Это подло. Вы же знаете, что его отец умер. – Ее синяя мини-юбка колыхалась на ветру.

Все ребята умолкли, и наступила мучительная пауза. Ее нарушил Жирдяй Кэн. Он сложил руки рупором и начал глумиться надо мной как ни в чем не бывало, скандируя:

– Пять сан-ти-мет-ров! Пять сан-ти-мет-ров!

Тогда я мысленно пожелал ему сдохнуть без покаяния, и, пока он издевался, у меня так и чесались руки устроить ему хорошую взбучку, но я не смог. Хотел, очень хотел, но не смог даже сдвинуться с места, только лишь сильно сжал кулаки. И с того самого момента и до последнего урока всякий раз, встречаясь со мной на переменах, группа Жирдяя Кэна принималась дразнить меня:

– Пять сан-ти-мет-ров! Пять сан-ти-мет-ров!

Я же в свою очередь изо всех сил старался не замечать их и ходил всюду с опущенной головой.

* * *

Жирдяй Кэн купил парочку комиксов и отошел от киоска. И в тот самый момент, когда я начал подумывать о том, как бы улизнуть отсюда незамеченным, подошел мой брат. Увидев родное лицо, я чуть было не заревел, но сдержался, не знаю, каким чудом, и сделал вид, что внимательно разглядываю обложку журнала «Джамп Комик».

Прогулка до дома показалась мне намного длиннее, чем обычно. Мы как всегда пообедали, умудрившись обменяться только лишь парой фраз, что было совсем на нас не похоже. Обычно брат досконально расспрашивал меня о моих делах, если чувствовал, что я чем-то удручен, но в тот вечер он сам не блистал красноречием. Вероятно, у него тоже день прошел не лучшим образом, догадался я. Покончив с обедом, я сложил тарелки в раковину и сбрызнул их моющим средством. Потом вывалил салат в целлофановый пакет, лежавший в углу раковины. Листочек сельдерея, выскользнув из пакета, упал на ее поверхность. Заметив, что оба кончика аккуратно обрезаны, я быстро достал закуску и съел все до последнего кусочка как прожорливый грызун, не только ради своей мамы, которая любовно мне ее приготовила, но и ради папы тоже.

После этого я направился в «звездное гнездо». Это своеобразное название я придумал для нашей с Хидэо комнаты. Мой брат уже лежал на краю кровати и таращил глаза на потолок, где с помощью кнопок, покрытых флуоресцентной краской, мы смастерили макеты созвездий. Когда свет в комнате погашен, кнопки начинают светиться, создавая иллюзию микрокосмоса с созвездиями Кассиопеи, Большой Медведицы и Малой Медведицы.

Брат приподнялся на локте и спросил меня:

– Ну и как? Как прошла беседа с друзьями о звездах? Ты им что-нибудь рассказал о них?

Я решил не лгать.

– Объявился парень, у которого есть телескоп больше нашего на три сантиметpa в диаметре.

– Понимаю. Значит, говоришь, больше нашего, да? – Хидэо озадаченно взъерошил волосы и предался размышлениям.

Сначала брат дернул за шнур дневного освещения, и комната озарилась ярким светом. Затем он дернул его снова, и наше «гнездо» погрузилось во мрак. И такая сигнализация длилась минут пять. В конце концов, когда ослепительный свет снова залил комнату, я понял, что брат пришел к определенному умозаключению.

– А что бы они сказали, узнав, что у нас есть телескоп с зеркалом диаметром десять сантиметров, а? – загадочно произнес Хидэо. – Тогда бы мы смогли наблюдать спутник Сириуса. Такой телескоп гораздо мощнее, чем у твоего одноклассника. Да. Мы так и сделаем, брат. Мы с тобой сами купим новый телескоп. Сначала сделаем фотографии спутника Сириуса, а уж затем посмотрим, что тогда запоют эти воображалы.

– Ты говоришь, что мы купим телескоп, но… – начал я и замялся. Но, увидев в глазах брата, что любого рода возражения неприемлемы, поспешил добавить: – У меня есть пять тысяч иен, которые дедушка дал нам в Нара, и еще четыре тысячи иен я сэкономил из своих карманных денег.

– А у меня триста тысяч иен, так что нам должно хватить.

Такое многообещающее заявление вызвало у меня подозрение. И когда это он сумел накопить такую крупную сумму? Я долго сверлил взглядом своего брата, силясь ему поверить, а он избегал смотреть мне в глаза. Хидэо разглядывал что-то в углу комнаты: телескоп, подаренный нашим отцом. Я тоже обратил свое внимание на него. У меня защемило сердце, будто бы мы предавали память нашего отца, замышляя покупку нового аппарата.

– Я дома! Мальчики! – послышался из прихожей мамин голос, сопровождаемый шлепающим звуком тапочек.

Мама приближалась к нашей комнате.

– Эй, ребята, вы съели салат? – Она всегда это спрашивала, приходя домой. Следующими ее словами обязательно были: – Я ужасно устала. А вам пора ложиться спать.

Мы мысленно прокрутили в головах заученную наизусть фразу еще до того, как она ее произнесла. Потом мама удивила нас.

– В воскресенье мы всей семьей кое-куда пойдем. Согласны? – сказала мама с интонацией учительницы.

Это была неожиданная новость. От маминой помады исходил такой тонкий сладковатый аромат, что я задержал дыхание. Мой брат тоже промолчал. Он просто лежал на кровати, закрыв глаза.

Обычно я задремывал до того, как кнопочные звезды начинали терять свой блеск, но той ночью я не мог заснуть. Кажется, Хидэо также не спалось, потому что я слышал, как он ерзал и вертелся с боку на бок. Я схватил с полки книгу брата под названием «Путешествие созвездий» и, вернувшись в постель, вспомнил о двойных звездах, о которых говорил Жирдяй Кэн. Согласно информации, представленной в книге, двойные звезды также называют еще и бинарными. В разделе Сириуса я прочитал, что, оказывается, Сириус – бинарная звезда, а его спутником является редкая белая карликовая звезда. Белый карлик? Я почуял нечто зловещее в этом названии.

В процессе чтения я обнаружил, что у спутника диаметр в три раза больше, чем у Земли, но зато его масса превосходит земную в двести пятьдесят тысяч раз. По моим подсчетам выходило, что спичечный коробок весил бы на этом космическом чудовище две тонны, а человек – чуть больше двух с половиной тысяч тонн. Я даже присвистнул. Подумать только, две с половиной тысячи тонн! У меня в голове не умещались такие цифры и такой огромный вес. Для проведения эксперимента я поднял руку и расслабился, чтобы каждой клеткой ощутить ее тяжесть. Мое воображение рисовало странных существ, населяющих спутник Сириуса, которым суждено жить в таких жестоких условиях. Я подумал, каких же усилий им стоило бы просто подпрыгнуть на месте, и мне стало не по себе.

* * *

На следующий день, когда я вошел в класс, вокруг Жирдяя Кэна, как всегда, сгрудились ребята. Они о чем-то оживленно беседовали. Я попытался, не привлекая внимания, проскользнуть на свое место, но услышал вдогонку:

– А вот и наши восемь сантиметров. А если диаметр меньше, то на небе вообще ничего не разглядишь.

Я не мог не оглянуться на одноклассника, чей голос выделялся среди оживленной трескотни. В руках у дружков Жирдяя Кэна я увидал блестящую белую толстую трубу. Вот она, эта штука: хваленый восьмисантиметровый телескоп, который он, надрываясь, тащил всю дорогу в школу с одной единственной целью – выпендриться.

– Поразительно! По сравнению с ним пятисантиметровый выглядит как карандаш.

– Нет, это больше похоже на зубочистку! – сострил один из его весельчаков.

Все кивнули в знак согласия и высокомерно посмотрели на меня. Я покинул класс, не проронив ни слова. Их саркастические замечания и ехидный смех догнали меня в холле. Выйдя за школьные ворота, я побежал, все быстрее и быстрее. Ноги несли меня вперед, пока я не взлетел на холм к моей с братом обсерватории.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю