Текст книги "Разгадай меня"
Автор книги: Тахира Мафи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Глава 6
Кенджи успевает только тихо присвистнуть.
Касл зовет Адама по имени, просит его вернуться, чтобы спокойно поговорить. Но Адам даже не оборачивается.
– Я же говорил тебе, что он угрюмый, – бормочет Кенджи.
– Никакой он не угрюмый, – слышу я свой голос, но слова кажутся какими-то отдаленными, и они при этом как будто никак не связаны с моими губами. Я как будто онемела, словно из меня вынули все то, что находилось внутри, и единственное, что прижимает меня к земле, – это мозг, который еще полон материи, потому что все то, что очень важно, материально, и все оно находится у меня в голове.
Но куда подевался мой голос я не могу отыскать свой голос я не могу отыскать свой
– Итак, ты сказала мне «угу». – Кенджи радостно хлопает в ладоши. – Так ты готова получать по попке за непослушание?
– Кенджи.
Вот он где. Оказывается, этот глупый голос прятался за страхом и паранойей и отрицанием и болью и болью и
– Да?
– Я хочу, чтобы ты отвел меня туда, куда ушли они.
Кенджи смотрит на меня так, будто я попросила его сейчас ударить самого себя по физиономии, да посильнее.
– Ну… как насчет того, чтобы ласково послать тебя с этим предложением? Так до тебя дойдет? До меня, как правило, доходит сразу.
– Мне нужно знать, что тут происходит. – Я в отчаянии поворачиваюсь к нему, чувствуя себя ужасно глупой. – Ты же сам все знаешь, да? Ты знаешь, что тут не так…
– Конечно, я все знаю. – Он хмурится и складывает руки на груди. Смотрит на меня. – Я живу в одной комнате с этим бедолагой, и я практически руковожу всем этим подземельем. Я знаю все.
– Тогда почему бы тебе не рассказать все мне? Кенджи, пожалуйста…
– Да, м-м-м… с этим придется что-то делать, но знаешь, наверное, как я поступлю? В первую очередь я помогу тебе выйти поскорее из этой столовой, где сейчас все только и заняты тем, что прислушиваются к каждому нашему слову. – Окончание фразы он произносит особенно громко, оглядывая зал и укоризненно покачивая головой. – Друзья, вернитесь к завтраку. Тут нет ничего интересного, и хватит глазеть.
Только теперь до меня доходит, какой спектакль мы с ним тут устроили. Все присутствующие смотрят на меня и оценивают, оценивают, оценивают, размышляя про себя о том, что же тут все-таки происходит. Я пытаюсь изобразить на лице намек на улыбку и робко машу рукой перед тем, как Кенджи решительно подводит меня к выходу.
– Нет никакой необходимости махать толпе, принцесса. Это же не церемония коронации. – Он увлекает меня в один из слабо освещенных длинных коридоров.
– Расскажи мне, что тут происходит. – Мне приходится несколько раз моргнуть, прежде чем мои глаза привыкают к полутьме. – Это нечестно – всем все известно, кроме меня.
Он пожимает плечами и прислоняется боком к стене.
– Я и не должен ничего рассказывать, у меня другая роль. То есть я люблю подкалывать Адама, но при этом я же не последний идиот, и коли он сказал мне молчать, то я и буду молчать и ничего тебе рассказывать не стану.
– Но… то есть мне надо узнать, все ли с ним в порядке. Ты можешь мне хотя бы это сказать или нет?
Кенджи проводит рукой по глазам и выдыхает. Что-то его тревожит. Он долго изучает мое лицо, потом снова делает глубокий вдох. Буквально стреляет в меня глазами, после чего говорит:
– Ну ладно. Ты когда-нибудь видела крушение поезда? – Он даже не ждет моего ответа. – Я как-то раз видел, когда был еще совсем маленький. Это был большой поезд с огромным количеством вагонов, сумасшедший поезд, и вот все эти сцепленные вагоны оказались как будто вмяты один в другой, причем все они сошли с рельсов, а часть их даже взорвалась. Все вокруг полыхало, все те, кто остался в живых, суетились и что-то выкрикивали, ну, вроде того, какой кошмар, какой ужас творится. Ты сам при этом прекрасно понимаешь, что пассажиры в основном уже погибли или лежат и умирают и смотреть тебе туда совершенно не хочется, но и отвернуться ты уже не в силах. Понимаешь? – Он прикусил губу и добавил: – Вот что-то вроде того. Твой парень сейчас – это поезд, сошедший с рельсов.
Я не чувствую под собой ног.
– То есть я не могу ничего определенного тебе сказать, – спохватывается Кенджи. – Но мое личное мнение – он слишком уж близко принимает все к сердцу. Бывали деньки и похуже, верно же? Ну вот разве сейчас мы не потонули по уши в дерьме, а? Но нет, мистеру Кенту, похоже, сие неведомо. Более того, мне иногда кажется, что он просто спятил. По-моему, он вообще спать перестал. И знаешь еще что, – добавляет он, – он начинает понемногу срываться и на Джеймса тоже, а это уже и меня самого бесит, потому что парнишка слишком уж славный. Клевый малый, и он не виноват в личных драмах Адама…
Но я уже его не слушаю.
Я воображаю наихудшие сценарии, все самое страшное, что может случиться в ближайшем будущем. И весь этот кошмар всякий раз кончается мучительной смертью Адама. То он болен, то с ним происходит какое-то несчастье, одним словом, происходит нечто такое, вследствие чего он уже не может контролировать себя. Боже, нет, нет, только не это, нет.
– Ты должен рассказать мне.
Я не узнаю своего собственного голоса. Кенджи смотрит на меня широко раскрытыми от удивления глазами. На его лице читается самый настоящий страх, и только теперь до меня доходит, что я буквально пригвоздила его к стене. Всеми десятью пальцами я вцепилась в его рубашку, сжимая ткань в кулаках, и теперь мне остается только представить себе, каким кошмаром я кажусь ему в эту минуту.
Но самое отвратительное – это то, что мне на это наплевать.
– Ты обязательно мне все расскажешь, Кенджи. Тебе придется это сделать, потому что я должна это узнать.
– Ты… – Он нервно посмеивается, облизывает пересохшие губы и беспомощно оглядывается по сторонам: – Может быть, ты для начала меня отпустишь?
– А ты мне поможешь?
Он чешет за ухом, чуть заметно морщится:
– А если нет?
Я еще плотнее впечатываю его в стену и чувствую знакомый безумный приток адреналина в кровь. Странно, но сейчас мне кажется, что я способна разорвать всю планету на клочки голыми руками.
И при этом мне это не составит особого труда. Это же так просто.
– Ладно… хорошо, черт! – Кенджи поднимает обе руки, дыхание его учащается. – Только… как насчет того, чтобы отпустить меня, и тогда я отведу тебя в исследовательские лаборатории.
– В исследовательские лаборатории?
– Да, именно там и проводится тестирование. Там проводятся все тестирования, которые нам предстоит выполнить.
– Но ты обещаешь проводить меня туда, если я тебя отпущу?
– А ты, что же, собралась вышибить из меня мозги, если я откажусь?
– Возможно, – тут же нагло вру я.
– Тогда да. Я тебя туда провожу. Вот черт!
Я отпускаю его и, пошатываясь, отступаю на шаг назад. Теперь мне нужно собраться с мыслями. Теперь, когда он больше не находится в моей власти, я чувствую себя несколько неловко. Что-то внутри подсказывает мне, что я слишком остро среагировала на происходящее.
– Ты прости меня за все это. Но тем не менее спасибо тебе. Я оценила твое желание помочь мне. – И я гордо поднимаю голову с чувством собственного достоинства.
Кенджи фыркает. Он смотрит на меня так, будто и понятия не имеет, кто я такая, и теперь ему непонятно, как он обязан реагировать – то ли смеяться, то ли аплодировать. А может быть, нестись отсюда сломя голову, куда глаза глядят. Он потирает шею у затылка и внимательно смотрит на меня и не собирается отводить глаза в сторону.
– Что еще? – спрашиваю я.
– Ты сколько весишь?
– Вот это вопросик! Ты что же, всех девушек об этом спрашиваешь при встрече? Тогда мне многое становится понятным.
– Я вешу где-то под восемьдесят, – говорит он. – И это сплошные мышцы.
– И теперь ты хочешь за это получить достойную награду? – удивляюсь я.
– Ну-ну, полегче. – Он наклоняет голову вбок, и я замечаю некое подобие улыбки на его лице. – Посмотрим сейчас, кто из нас тут самый умный.
– Что ты мне голову морочишь?
Но Кенджи больше не улыбается.
– Послушай-ка, – продолжает он, – я не собираюсь ничем хвастаться, но я мог бы отшвырнуть тебя в дальний угол одним мизинцем. Ты весишь всего ничего, пушинка. У меня масса раза в два больше твоей. – Он делает короткую паузу и продолжает: – Так каким образом, черт побери, тебе удалось пригвоздить меня к стене, да еще и удерживать в таком положении столько времени?
– Что? – Я начинаю хмуриться. – О чем это ты?
– Я о тебе. – И он указывает на меня пальцем для наглядности. – Ты прижала к стенке меня. – Он переводит палец на себя.
– То есть ты при этом на самом деле не мог даже пошевелиться? – Я часто моргаю. – Я подумала, что ты просто боишься дотронуться до меня.
– Нет. Должен подтвердить официально, что я не мог двинуться с места. Да я чуть не задохнулся.
Я широко раскрываю глаза. Очень широко.
– Ты шутишь.
– Ты когда-нибудь делала что-то подобное?
– Нет. – Я мотаю головой. – То есть я не думаю, что… – Я сама начинаю задыхаться, вспомнив Уорнера и его камеру пыток. Мне приходится закрыть глаза, слишком уж много образов вырисовывается у меня перед мысленным взором. От одного только воспоминания об этом мне становится плохо. Я уже чувствую, как на моей коже выступил холодный пот. Уорнер проводил тестирование. Он создал такие условия, чтобы я была вынуждена проявить свою силу на годовалом малыше. Мне было так страшно, я настолько разбушевалась, что проломила бетонную стену, только чтобы добраться до Уорнера, который наблюдал за всем происходящим с другой ее стороны. И я точно так же пригвоздила его к стене. Только тогда я тоже не поняла, насколько он был поражен моей силой. Я была уверена, что он струсил, поскольку оказался в непосредственной близости от меня, от смертельной опасности, ведь я могла коснуться его.
Наверное, я ошибалась.
– Да, – кивает Кенджи, словно отвечая на мои сомнения, написанные у меня на лице. – Все именно так и есть. Ну, нам с тобой, разумеется, надо поскорее забыть об этом любопытном факте, посчитав его ненужной пикантной деталью, как только мы перейдем к настоящим тренировкам вместе с тобой. – Он многозначительно смотрит на меня. – Если, конечно, они наступят.
Я согласно киваю, не слишком вдаваясь в смысл сказанного им.
– Конечно. Разумеется. Все отлично. Но только сначала отведи меня в зону научных исследований.
Кенджи вздыхает. Затем, отвесив мне низкий поклон, бодро салютует:
– Только после вас, принцесса.
Глава 7
Мы петляем по бесконечным коридорам, о существовании которых я раньше и не подозревала.
Мы проходим мимо ставших привычными залов, минуем очередной спальный отсек, затем хорошо знакомую мне комнату для тренировок, в которой я обычно занимаюсь, и впервые со дня моего прибытия сюда я начинаю более внимательно разглядывать территорию «Омеги пойнт». Неожиданно все мои чувства обостряются, становятся тоньше и как будто яснее. Все мое существо гудит, наполняясь какой-то новой энергией.
Я словно наэлектризована.
Все убежище было вырыто под землей. Это не что иное, как сеть похожих на пещеры тоннелей и соединяющих их проходов. Все они снабжаются электричеством и продуктами, которые воруются непосредственно с засекреченных складов, принадлежащих Оздоровлению. Эта территория бесценна. Как-то раз Касл сказал нам, что ему потребовалось лет десять, чтобы тщательным образом все разработать и рассчитать, а потом столько же еще ушло и на строительство. К тому времени он уже успел набрать себе всех остальных членов этого подземного мира. Можно понять, почему он так ревностно относится к безопасности своего детища. Конечно, ему очень не хочется, чтобы с ним произошло что-нибудь плохое. Наверное, на его месте я вела бы себя точно так же.
Кенджи останавливается.
Мы подходим к такому месту, которое на первый взгляд кажется обычным тупиком. Может быть, тут действительно расположен конец «Омеги пойнт».
Кенджи достает откуда-то карточку-ключ, о которой я ничего раньше не знала, и рукой нащупывает какую-то скрытую в камнях панель. Он отодвигает ее в сторону. Возится с ней так, что мне не видно. Проводит карточку. Поворачивает выключатель.
И вся стена словно оживает.
Камни начинают расходиться в стороны, пока в центре стены не образуется отверстие, достаточно широкое, чтобы туда можно было протиснуться. Кенджи жестом приглашает меня следовать за ним, и я пробираюсь через этот своеобразный вход по другую сторону стены, которая за мной тут же полностью закрывается, приобретая свой первоначальный вид монолита.
Я стою уже с ее внутренней стороны.
Похоже, я очутилась в какой-то пещере. Огромной, широкой и разделенной на три продольные секции. Средняя – самая узкая и служит проходом, направо и налево расположены квадратные стеклянные двери комнат, стены у них тоже стеклянные, и все просматривается насквозь. Все помещение будто пропитано наэлектризованной аурой. В каждой ярко освещенной белым светом комнате-кубе расставлено множество всевозможных аппаратов и машин. Все здесь пульсирует, гудит, сигналит, мигают лампочки, жужжат приборы.
И таких комнат здесь десятка два, не меньше.
Примерно по десять с каждой стороны, и все хорошо просматриваются. Я замечаю знакомые лица. Некоторые люди привязаны ремнями к машинам, в их тела воткнуты иглы, от которых идут провода. На мониторах возникают какие-то линии, слышатся характерные звуки, подтверждающие передачу информации, но только какой, я не понимаю. Прозрачные двери то и дело открываются и закрываются снова, открываются и закрываются, слышны слова, шепот и шаги, жесты и мысли – и все это заполняет воздушное пространство.
Вот оно что.
Значит, здесь и происходит все самое важное.
Касл еще две недели назад – на следующий день после моего приезда сюда – сказал мне, что у него есть интересная мысль по поводу того, почему мы именно такие, какие есть. Он еще добавил, что исследования на эту тему ведутся уже несколько лет.
Исследования.
Я вижу людей, задыхающихся на беговых дорожках, которые мчатся с невероятной скоростью. Вот женщина, перезаряжающая винтовку в комнате с оружием, какой-то мужчина держит в руках что-то такое, откуда вырывается яркое голубое пламя. Я вижу еще одного испытуемого, он стоит в комнате, наполненной водой, и больше тут ничего нет, кроме веревок, подвешенных к потолку. И везде полно всевозможных жидкостей, химикатов и неизвестных мне хитроумных штуковин. Мой мозг готов взорваться, легкие как будто подожгли – так они горят. Слишком много тут всего-слишком много-слишком много
Слишком много аппаратуры, слишком много света, в огромном количестве комнат слишком много людей, они что-то записывают, разговаривают между собой, каждую секунду смотрят на часы, а я, пошатываясь, иду вперед, смотрю на все это очень внимательно и не очень и, наконец, слышу вот это. Я очень не хочу слышать этот звук, но даже толстые стеклянные стены не смогли скрыть его, и вот он повторяется снова.
Это низкий гортанный звук, который может исходить от человека, находящегося в предсмертной агонии.
Он бьет меня прямо в лицо. Потом наносит жестокий удар в живот. И осознание происходящего прыгает мне на спину, разрывается на коже и впивается когтями мне в шею. Я начинаю задыхаться. Но это невозможно!
Это Адам.
Я вижу его. Он уже здесь, в одной из стеклянных комнат. Без рубашки. Привязан к больничной каталке, руки и ноги его надежно зафиксированы, к вискам, лбу и под ключицей подсоединены провода от рядом стоящего аппарата. Глаза его крепко закрыты, кулаки сжаты, подбородок напряжен, и по лицу видно, что он едва сдерживается, чтобы не закричать.
Я не понимаю, что они с ним вытворяют.
Я не знаю, что тут происходит, я не понимаю, почему это происходит, или зачем нужен этот аппарат, и зачем он постоянно жужжит и пищит, и, похоже, я не могу ни дышать, ни шевелиться, и я пытаюсь вспомнить, где у меня руки, ноги и голова и куда девался мой голос, и вдруг он
дергается.
Адама сотрясают судороги, но ремни прочно удерживают его на каталке. Он напрягается еще сильнее, чтобы выдержать эту боль, пока не начинает отчаянно бить кулаками по каталке, и я слышу, как он кричит в исступлении, и на какой-то миг мир застывает, все движения замедляются, звуки кажутся приглушенными, краски размыты, а пол как будто сдвинулся под углом вбок, и я думаю: вот оно как, оказывается, умирают, и сейчас я умру. Я упаду прямо здесь замертво или же
я убью того, кто отвечает за все это.
Или то или другое.
И в этот момент я вижу Касла. Касл стоит в углу той комнаты, где находится Адам, и молча наблюдает за тем, как восемнадцатилетний парень извивается в агонии. И сам он при этом никак ни на что не реагирует. Он просто наблюдает, да еще делает время от времени какие-то записи в своем блокнотике, сложив губы трубочкой и склонив голову набок. Чтобы было удобней видеть картинку на мониторе своей пищащей машины.
А мысль такая простая, потому она сразу и приходит мне в голову. Легко и спокойно.
Очень легко.
Я его убью.
– Джульетта… нет, не надо…
Кенджи хватает меня за талию, его руки крепкие, как будто сделаны из железа, и я, кажется, даже начинаю кричать в этот момент. Может быть, я еще вдобавок говорю какие-то слова, но я при этом себя не слышу, а только слышу, как Кенджи пытается успокоить меня. Он говорит:
– Вот именно поэтому я и не хотел приводить тебя сюда… ты ничего не понимаешь… все совсем не так, как это выглядит со стороны…
Тогда я решаю заодно убить еще и Кенджи. Просто потому, что он полный идиот.
– ОТПУСТИ МЕНЯ!..
– Перестань лягаться!..
– Я его убью…
– Да, только не надо говорить это вслух, да еще так громко, ладно? Этим ты все равно ничего хорошего не добьешься…
– ОТПУСТИ МЕНЯ, КЕНДЖИ! КЛЯНУСЬ БОГОМ, Я…
– Мисс Феррарс!
В конце прохода стоит Касл, всего в нескольких метрах от комнаты, где лежит Адам. Дверь туда открыта. Адам больше не дергается, но, похоже, он сейчас находится без сознания.
Раскаленная добела ярость.
Это все, что мне сейчас известно. Я могу чувствовать сейчас только ярость и больше ничего, и никто не в состоянии убедить меня спуститься с того места, где я сейчас нахожусь. Отсюда весь мир кажется черно-белым, его так просто разрушить и завоевать. Такого гнева прежде мне не доводилось еще испытывать. И этот гнев настолько мощный и всепоглощающий, что он даже успокаивает, как будто это чувство после долгих безуспешных поисков наконец-то обрело свое достойное место, устроившись в моем организме.
Я становлюсь формой для жидкого металла. Густой разрывающий жар растекается по всему моему телу, а его излишек выплескивается из моих рук, выковывая кулаки такой силы, что захватывает дух, с такой энергией, что она начинает переполнять мое существо. От ее прилива у меня начинает кружиться голова.
Я сейчас могу сделать все, что угодно.
Абсолютно все.
Кенджи отпускает меня. Мне не надо даже смотреть на него, я знаю, что сейчас он пятится назад. В страхе. Он смущен. И возможно, взволнован.
Мне наплевать на него.
– Так вот вы где были все это время, – говорю я Каслу, удивляясь собственному хладнокровию и плавному голосу. – Вот чем вы занимаетесь.
Касл делает шаг вперед, о чем сразу же пожалеет. Он чем-то удивлен, озадачен, что-то необычное он видит на моем лице. Он хочет что-то сказать, но я прерываю его:
– Что вы с ним сделали? – требую я объяснений. – Что вы делали с ним…
– Мисс Феррарс, прошу вас…
– Он не объект для ваших экспериментов! – взрываюсь я, и выдержка меня покидает. Твердость в голосе пропала без следа, и я снова не в состоянии себя контролировать, я едва сдерживаю сильную дрожь в руках. – Вы полагаете, что можете вот так запросто использовать его в своих опытах…
– Мисс Феррарс, прошу вас, вы должны успокоиться…
– Не надо мне говорить, что я должна делать! – Я и представить себе не могу, что они делают здесь с ним, какие тесты они устраивают и за что обращаются с ним как с неодушевленным предметом.
Они же пытают его.
– Я не мог ожидать, что у вас сложится такое неблагоприятное отношение к нашей лаборатории, – говорит Касл. Он старается разговорить меня. Действовать разумно. И даже харизматично. Мне даже интересно, как я сейчас выгляжу со стороны. И боится ли он меня. – Я думал, что вы поняли важность исследований, которые мы проводим в «Омеге пойнт», – добавляет он. – Но без этого как мы могли бы понять источник нашего происхождения?
– Вы мучаете его… вы убиваете его! Что вы сделали…
– Ничего такого, на что бы он сам не согласился. – Касл отчеканивает каждое слово, его губы напряжены, и я понимаю, что он начинает терять терпение. – Мисс Феррарс, если вы намекаете на то, что я намеренно использую его в каких-то своих корыстных целях, я бы посоветовал вам пристальнее рассмотреть данную ситуацию. – Последние слова он произносит особенно отчетливо, вкладывая в них слишком много эмоций, и я осознаю то, что раньше никогда не видела его таким рассерженным.
– Я знаю, что вы сейчас ведете самую настоящую борьбу, – продолжает Касл. – Известно мне и то, что вы не привыкли считать себя членом одной команды, и я уже предпринял попытку узнать, откуда появились ваши удивительные способности. Кроме того, я искренне пытался помочь вам адаптироваться. Но вы должны трезво оглядеться по сторонам и принять действительность. – Он указывает на стеклянные стены и людей за ними. – Мы все здесь равны. Мы работаем в одной команде! Я не подвергаю Адама ничему такому, что не прошел бы сам. Мы просто проводим тесты, чтобы узнать, где может находиться его сверхъестественный талант. Мы не сможем узнать, на что он способен, если полностью не протестируем его. – Тут он понижает голос на октаву или даже на две. – И у нас нет такой возможности, чтобы выжидать годами, пока он сам совершенно случайно не обнаружит, что может быть очень полезен нам для достижения конечной цели.
Очень странно.
Потому что этот гнев кажется мне чем-то материальным.
Я чувствую, как он оборачивается вокруг моих пальцев, так, как будто я могу стряхнуть его прямо в лицо Каслу. Вот он скручивается и спиралью ползет вверх по позвоночнику, устраиваясь поудобней в животе и вдруг выбрасывает ветви в руки, ноги и даже в шею. Он начинает душить меня. Душить, потому что ему требуется выход, ему надо высвободиться. Именно сейчас.
– Вы, – говорю я, будто выплевывая каждое слово, – вы считаете, что вы будете лучше Оздоровления, если сможете использовать нас – ставя на нас эксперименты, которые заходят дальше, чем ваша конечная цель…
– МИСС ФЕРРАРС! – орет Касл. Его глаза сверкают слишком уж ярко, и я понимаю, что сейчас все в этом подземелье внимательно смотрят на нас. Его руки, сжатые в кулаки, вытянуты по бокам, все мышцы лица напряжены, и я чувствую руку Кенджи у себя на спине и только потом ощущаю, как почва у меня под ногами буквально вибрирует. Стеклянные двери начинают тревожно дребезжать, и посреди всего этого стоит Касл, решительный и непреклонный, он взбешен, он полон гнева и негодования, и тут я вспоминаю, что он очень силен в телекинезе.
Он может передвигать предметы силой мысли.
Он поднимает правую руку, выставив ладонь с растопыренными пальцами, и стеклянная панель в нескольких метрах от нас начинает дрожать, сотрясаться, будто вот-вот стекло разлетится вдребезги, и я понимаю, что стою рядом, и уже затаила дыхание.
– Вы же не хотите расстраивать меня. – Голос Касла кажется слишком спокойным по сравнению с выражением его глаз. – Если вы не согласны с моими методами, я с удовольствием приглашу вас к себе и выслушаю ваши доводы, если только они разумны. Но я не потерплю, чтобы вы говорили со мной в таком тоне. Моя забота о будущем мира, может быть, гораздо больше и выходит за рамки вашего понимания, но вам не следует обвинять меня только благодаря собственному невежеству! – Он опускает руку, и стекло перестает дрожать, и как раз вовремя, как мне кажется.
– Моему невежеству?! – Я снова тяжело дышу. – Вы считаете, что если я не понимаю, зачем вы подвергаете людей… вот этому… – Я обвожу рукой комнату. – И вы считаете, что только поэтому меня можно назвать невежественной?..
– Джульетта, послушай, все в порядке… – пытается вставить Кенджи.
– Убери ее отсюда, – говорит Касл. – Уведи ее в комнату для тренировок. – Он бросает на Кенджи крайне недовольный взгляд. – Потом ты и я… обсудим все это. О чем ты только думал, когда вел ее сюда? Она еще не готова все это увидеть… Да она сейчас вряд ли способна управлять собой…
Здесь он прав.
Я ничего не соображаю. Я уже ничего не слышу, только писк аппаратуры начинает заползать мне в мозг и скрежетать уже там. Я ничего не вижу, только Адама, беспомощного и лежащего на тоненьком матрасе на этой ужасной каталке. Я не перестаю представлять себе, что он должен был вынести, какие мучения достались на его долю лишь для того, чтобы можно было узнать, на что он способен. В итоге я понимаю, что во всем виновата только я сама.
Я виновата в том, что он оказался здесь, я виновата в том, что он в опасности, я виновата в том, что Уорнер хочет его убить, а Касл – протестировать, и если бы не я, он сейчас по-прежнему жил бы вместе с Джеймсом в доме, который не был разрушен. Он был бы в безопасности, жил себе в мире и комфорте и ничего бы не знал о том хаосе, в который я сама его вовлекла.
Но ведь я сама втравила его во все это. Если бы он не дотронулся до меня, ничего этого бы не случилось. Он был бы жив и здоров, и не пришлось бы ему страдать, прятаться, а потом оказаться пленником в подземелье. И никто не стал бы его прикручивать ремнями к каталке.
Я во всем виновата я во всем виновата я во всем виновата я во всем виновата я во всем виновата
Я начинаю разламываться.
Это как будто бы в меня натолкали до отказа прутиков, и теперь я состою из них, поэтому стоит мне напрячь мышцы и согнуть конечности, и все мое тело сломается. Чувство вины, гнев, крушение надежд, едва сдерживаемая агрессия внутри меня – все это одновременно нашло выход, и теперь я не в состоянии ничего контролировать. Энергия путешествует во мне с новой силой, которую я раньше никогда не испытывала в себе, и я даже не успеваю ничего подумать, потому что мне надо срочно что-то сделать, мне надо дотронуться до чего-нибудь, и я сгибаю пальцы, сгибаю колени и отвожу руку назад, и
ударяю
кулаком
прямо
в
пол.
Земля раскалывается от моего удара и начинает вибрировать, рокот как будто проходит через все мое существо и отдается рикошетом сквозь кости, пока голова у меня не начинает идти кругом, а сердце словно превратилось в маятник, отчаянно раскачивающийся в моей грудной клетке. Перед глазами все меркнет, потом вспыхивает, потом снова гаснет и снова возвращается, и мне нужно проморгаться долго-долго, но все, что я вижу, – это только трещина у меня под ногами, как тонкая линия от треснувшей земли. Потом все вокруг словно потеряло равновесие. Камни стонут под нашим весом, стеклянные стены дребезжат, аппаратура куда-то перемещается, вода выплескивается из резервуаров, а люди…
Люди.
Люди замерли в страхе, кошмаре и ужасе, и все это разрывает меня на части.
Я падаю назад, прижимая кулак правой руки к груди, но я все равно пытаюсь напомнить себе о том, что я не чудовище. Я не должна быть чудовищем, я не хочу причинять боль людям, я не хочу причинять боль людям, я не хочу причинять боль людям,
но это не срабатывает.
Потому что это ложь.
Потому что это была я, когда хотела прийти на помощь.
Я оглядываюсь.
Я смотрю на землю.
На то, что я натворила.
И понимаю впервые в жизни, что я обладаю силой разрушить весь мир.
