Текст книги "Разгадай меня"
Автор книги: Тахира Мафи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Глава 8
Касл в одну секунду обмяк.
Челюсть у него отвисла, руки безвольно висят по бокам, как плети, глаза широко раскрыты и полны удивления и озабоченности, и еще в его поведении сквозит робость, вернее, намек на нее, и хотя он шевелит губами, из его горла не доносится ни единого звука.
Я чувствую себя так, словно пробил час спрыгнуть вниз со скалы.
Кенджи дотрагивается до моей руки, и я поворачиваюсь к нему. Вот тут-то я и сознаю, что полностью оцепенела. Я всегда надеюсь на то, что и он, и Касл, и Адам поймут, что быть со мной излишне добрым и мягким – жестокая ошибка, что все кончится очень плохо, что я этого не достойна, что я всего-навсего инструмент, оружие, скрытый убийца, в конце концов.
Но он аккуратно, с большой осторожностью берет в свои ладони кулак моей правой руки. Соблюдая определенную осторожность, чтобы не коснуться случайно моей кожи, он снимает порванную перчатку и в ужасе шумно втягивает в себя воздух при виде моих изуродованных костяшек. Кожа с них содрана, вся рука в крови, и я не могу шевелить пальцами.
Я понимаю, что сейчас начнется предсмертная агония.
Я моргаю, и тут взрываются все звезды, и новая мучительная боль пронзает мои конечности, причем так стремительно, что я больше не могу произнести ни слова.
Я хватаю ртом воздух
и
весь
мир
исчезает
Глава 9
У меня во рту привкус смерти.
Я с трудом разлепляю глаза, и тут же острая боль пронзает мою правую руку. Моя кисть забинтована, да так туго, что я не могу пошевелить ни одним пальцем, за что я благодарна своим лекарям. Я так слаба, что у меня нет сил ни кричать, ни плакать.
Я начинаю часто моргать.
Пытаюсь оглядеться, но шея у меня затекла и не поворачивается.
Чьи-то пальцы касаются моего плеча, и мне хочется выдохнуть. Я опять моргаю. Еще и еще раз. Передо мной вырисовывается мутное пятно, которое вскоре фокусируется и превращается в лицо, но потом снова расплывается. Мне приходится чуть повернуть голову, чтобы лучше все видеть и снова моргать и моргать.
– Как ты себя чувствуешь? – шепчет она.
– Я в порядке, – говорю я пятну, но при этом понимаю, что вру. – А вы кто?
– Это я, – мягко произносит она. Даже не видя четкого лица, я узнаю эту доброту в голосе.
– Соня.
Разумеется.
Сара, наверное, тоже где-то рядом. Я скорее всего нахожусь в медицинском отсеке.
– Что случилось? – спрашиваю я. – Сколько же я лежала в отключке?
Она не отвечает, и я начинаю думать, что она меня не слышит.
– Соня, – я пытаюсь поймать ее взгляд, – сколько я проспала?
– Ты была серьезно больна, – говорит она. – И организму потребовалось время…
– Сколько? – Я перехожу на шепот.
– Три дня.
Вообразите себе поезд, который мчится со скоростью сто миллионов километров в час.
А теперь представьте, что он врезался в вас, причем прямо в лицо.
Я сажусь на кровати, хотя понимаю, что сейчас мне будет очень плохо.
К счастью, Соня предвидела мои проблемы. Передо мной в один миг возникает ведерко, куда я выворачиваю жалкое содержимое своего желудка. Я тяжело дышу, лежа не в своем привычном костюме, а в какой-то больничной сорочке, и кто-то протирает мне лицо теплой влажной тканью. Она такая мягкая и приятная, что на мгновение я забываю о боли и не скоро сознаю, что с нами в этой палате присутствует еще один человек.
Соня и Сара склонились надо мной, в их руках теплые тряпочки. Они протирают мои обнаженные конечности, бормоча что-то успокаивающее и обнадеживающее. Они твердят мне, что все будет хорошо, что просто надо отдохнуть, а вот теперь я проснулась и мне нужно покушать, а беспокоиться не надо, потому что беспокоиться не о чем, и они будут ухаживать за мной, и все пройдет.
Но я вглядываюсь в них более пристально.
Я замечаю, что их руки предусмотрительно затянуты в перчатки из латекса. Еще я замечаю рядом капельницу. И еще то, как осторожно они подходят ко мне.
Целительницы не могут дотрагиваться до меня.
Глава 10
Им еще не приходилось иметь дело с такими пациентами, как я.
Травмами здесь всегда занимаются целительницы. Они умеют сращивать сломанные кости, штопать пулевые ранения, оживлять отказывающие функционировать легкие и даже чинить самые страшные порезы. Я знаю все это, потому что, когда мы приехали в «Омегу пойнт», Адама несли на носилках. Он пострадал от рук Уорнера и его помощников после того, как мы сбежали с военной базы. Тогда я думала, что на его теле страшные шрамы останутся на всю жизнь. Но у него все отлично. Он стал как новенький. Им потребовался целый день, чтобы собрать его воедино по кусочкам, но всего один. Это было больше похоже на какое-то волшебство.
Но для меня волшебных лекарств не существует.
И чудес тоже.
Соня и Сара объясняют мне, что я, судя по всему, испытала сильное потрясение. Они добавляют, что мое тело было перегружено способностями и это вообще чудо, что я осталась жива. И еще они считают, что мое тело отключилось так надолго, чтобы самостоятельно вылечить психологическую травму, и это у него почти что получилось, хотя в это мне не очень верится. Мне кажется, такое вылечить непросто, и на это уйдет еще много времени. Я получала психологические травмы тоже слишком долго.Но на данном этапе хотя бы физическая боль немного улеглась. Теперь она выражается в ровном пульсировании, которое я в состоянии игнорировать какое-то время.
Кое-что я помню.
– Еще раньше, – говорю я им, – в камере пыток у Уорнера, а потом еще с Адамом и той стальной дверью… я никогда бы… этого раньше не случалось… я никогда не наносила вреда самой себе…
– Касл говорил нам об этом, – сообщает мне Соня. – Но пробить стену или дверь – это одно дело, а вот попытаться расколоть землю надвое – совсем другое. – Она пытается улыбнуться. – Мы абсолютно уверены в том, что это даже сравниться не может со всем тем, что тебе удавалось сделать раньше. На этот раз у тебя получилось все гораздо сильнее. Мы все успели почувствовать. Мы на самом деле подумали, что где-то сдетонировал целый склад взрывчатки. Туннели, – добавляет она, – чуть было не обвалились все сразу.
– Нет. – Внутри у меня все холодеет.
– Все в порядке, – успокаивает меня Сара. – Ты вовремя пошла на попятную.
Я не могу успокоить дыхание.
– Ты же не знала…
– Я почти… я почти что убила вас всех…
Соня отрицательно мотает головой:
– Просто в тебе заложен громадный запас энергии. И твоей вины в том нет. Ты сама не знала, на что ты способна.
– Но я могла убить вас. Я могла убить Адама… Я могла бы… – Я верчу головой во все стороны. – Он здесь? Адам здесь?
Девушки смотрят на меня. Потом обмениваются взглядами.
Я слышу, как рядом кто-то прокашливается, и поворачиваюсь на этот звук.
Из угла комнаты выходит Кенджи. Он неловко машет мне рукой, как-то криво улыбается, хотя эта полуулыбка все равно не касается его глаз.
– Прости, – говорит он, – но мы не должны пускать его сюда.
– Почему? – спрашиваю я, но мне страшно оттого, что я, кажется, уже догадываюсь, какой будет ответ.
Кенджи убирает с глаз прядь волос. Задумывается над моим вопросом.
– Ну, с чего же мне начать? – Он принимается как будто считать по пальцам. – После того как он узнал о том, что случилось, он попытался убить меня, он пришел в ярость и набросился на Касла, он отказался уходить из медицинского отсека, также отказался есть и спать, и вдобавок еще он…
– Пожалуйста, не надо. – Я прошу его остановиться и крепко зажмуриваюсь. – Не надо. Хватит.
– Сама просила.
– Где он? – Я открываю глаза. – С ним все в порядке?
Кенджи потирает шею у затылка. Отворачивается.
– С ним все будет хорошо.
– Можно мне увидеть его?
Кенджи вздыхает. Поворачивается к девушкам.
– Можно нам на пару секунд остаться вдвоем? – интересуется он, и обе целительницы тут же торопятся к выходу.
– Конечно, – говорит Сара.
– Без проблем, – вторит Соня.
– Мы оставим вас наедине, – одновременно произносят они.
И уходят.
Кенджи хватает один из стульев, придвинутых к стене, и несет его поближе к моей кровати. Садится. Кладет ногу на ногу, вернее, лодыжку одной ноги на колено другой и откидывается на спинку стула. Переплетает пальцы рук за головой. Смотрит на меня.
Я немного суечусь на своем матрасе, чтобы устроиться удобнее и лучше видеть его.
– Ну, так что же?
– Вам с Кентом необходимо поговорить.
– Да? – Я нервно сглатываю. – Да, я это знаю.
– Правда?
– Конечно.
– Хорошо. – Он кивает. Отворачивается. Выстукивает на полу ногой какой-то быстрый ритм.
– Ну что? – спрашиваю я через несколько секунд. – Что ты мне недоговариваешь?
Его нога замирает, но в глаза мне он по-прежнему не смотрит. Закрывает рот левой рукой, потом опускает ее.
– Ты там такого дерьма натворила.
Я чувствую, как мне стыдно за себя.
– Прости, Кенджи. Мне очень жаль… Я не думала… Я же не знала…
Он поворачивается ко мне лицом, и его взгляд заставляет меня замолчать. Он пытается разгадать меня. Прочитать мои мысли. Размышляет, как мне кажется, над тем, можно ли мне доверять или нет. И может быть, правдивы ли все эти разговоры о том, какое я чудовище.
– Я ничего подобного раньше не делала, – слышу я свой собственный шепот. – Клянусь… я не хотела, чтобы все это произошло…
– Точно?
– Что?
– Это вопрос, Джульетта. Очень важный вопрос. – Я не видела его еще таким серьезным. – Я привез тебя сюда, потому что так хотел Касл. Потому что мы думали, что сможем помочь тебе… Он посчитал, что сумеет обеспечить тебя безопасным жильем. Чтобы убрать тебя от тех болванов, которые хотели использовать тебя исключительно ради своей выгоды. И вот ты здесь, но ты и не собираешься стать частью всех нас. Ты ни с кем не разговариваешь. У тебя нет успехов в тренировках, ты так и не сдвинулась с мертвой точки. В общем, ты не делаешь ровным счетом ничего.
– Прости. Я действительно…
– И я верю Каслу, когда он говорит, что ты его сильно беспокоишь. Он говорит мне, что ты никак не можешь адаптироваться, что тебе это трудно. Что люди наслышались о тебе много плохого, а потому не так приветливы, как нам бы того хотелось. Мне на это наплевать, конечно, но мне почему-то тебя жаль. Вот поэтому я и сказал ему, что готов помочь. Мне потребовалось, черт возьми, пересмотреть все свое обычное расписание, чтобы выделить время на тебя и начать действительно помогать тебе справиться со всеми возникшими проблемами. И все потому, что ты мне кажешься нормальной симпатичной девчонкой, которую просто мало кто понимает. И еще потому, что Касл – самый достойный человек, которого я только знаю, и я хочу помочь ему выпутаться из создавшейся ситуации.
Мое сердце так бешено колотится, я удивляюсь, как оно еще не разорвалось на части.
– Вот поэтому я сейчас и раздумываю, – обращается он снова ко мне. Он снимает ногу с колена и ставит ее на пол. Наклоняется вперед. Устраивает локти на бедрах. – Я раздумываю над тем, а было ли это все просто совпадением? То есть, может быть, все так случайно совпало, и в результате вышло так, что теперь я буду работать вместе с тобой? Именно я. Ведь я один из немногих, у кого есть доступ в ту комнату. Или по какому-то чудовищному совпадению получилось так, что ты запугала меня и заставила отвести тебя в исследовательские лаборатории? А потом ты каким-то образом, случайно, благодаря невероятному совпадению, сама того не зная и не ведая, стукнула кулаком по земле так, что всю нашу территорию тряхануло так, что мы подумали одно: сейчас тут все рухнет и все тоннели завалит камнями. – Он пристально смотрит на меня. – И еще одно совпадение. Ведь если бы ты не убрала руку еще пару секунд, мы все точно были бы погребены заживо.
Я широко раскрываю глаза, полные ужаса.
Он откидывается на спинку стула. Смотрит куда-то вниз. Прижимает два пальца к губам.
– А тебе действительно хочется оставаться здесь? – спрашивает он. – Или ты вознамерилась уничтожить нас, так сказать, изнутри?
– Что? – Я начинаю задыхаться. – Нет…
– Потому что либо ты наверняка знаешь, что делаешь – ты ведь намного хитрее, чем притворяешься, – или же ты и в самом деле не имеешь ни малейшего понятия о том, что творишь, и на этот раз всем нам здорово посчастливилось. Это я пока не решил.
– Кенджи, я клянусь, я бы никогда, никогда в жизни… – Мне приходится замолчать и закусить губу, чтобы справиться со слезами, внезапно нахлынувшими на глаза и грозящими затопить все вокруг. Это отвратительное чувство, когда ты не знаешь, что сделать или сказать, чтобы доказать свою полную невиновность. Вся моя жизнь повторяется снова и снова, ведь я постоянно пытаюсь всех убедить в том, что я не опасна, что я никогда не хотела никому причинить боль, и я, конечно, не хотела, чтобы все вышло именно так, как получилось в итоге. И что я, по сути, совсем не плохой человек.
Но у меня, похоже, из этого никогда ничего не получится.
– Мне очень жаль, что все так вышло, – задыхаюсь я, а слезы уже неконтролируемо текут по щекам, и нет никакого смысла сдерживать их. Я ненавижу саму себя. Я очень хотела стать другой, стать лучше, стать хорошей, но постоянно выходило так, что я все только портила и теряла снова и снова, но я не знаю, как объяснить ему, что он не прав.
Потому что, возможно, он как раз прав.
Я знала, что очень сильно злилась. Знала, что хочу сделать Каслу больно, и мне было наплевать на все остальное. Тогда я действительно этого хотела. В гневе я на самом деле очень хотела что-то сделать ему. Я не знаю, что бы случилось, если бы Кенджи не сдержал меня. Я понятия об этом не имею. Я даже не понимаю сама, на что я могу быть способна.
«Сколько раз, – слышу я голос, который шепчет мне, – сколько еще раз ты будешь извиняться за то, что ты такая, какая есть?»
Я слышу, как вздыхает Кенджи. Ерзает на своем стуле. Я не осмеливаюсь поднять на него взгляд, но начинаю яростно тереть щеки, умоляя свои глаза перестать плакать.
– Я должен был спросить об этом, Джульетта, – говорит Кенджи, но по его голосу я понимаю, что он чувствует себя как-то неуютно. – Мне жаль, что ты плачешь, и прости за то, что я спросил. Это моя работа – постоянно думать о нашей безопасности. А это значит, что я должен рассматривать все ситуации под каждым возможным углом. Никто до сих пор не знает, на что ты способна. Даже ты сама. Но ты продолжаешь себя вести так, как будто то, на что ты способна, не очень важное дело, а это никак тебе не помогает. Ты должна перестать притворяться, будто ты не представляешь собой никакой опасности.
Я быстро поднимаю на него взгляд:
– Но я не… Я не пытаюсь никому причинить боль…
– Это не важно, – говорит он, поднимаясь со своего места. – Благие намерения – это здорово, но они не меняют факты. Ты опасна. Черт, ты предельно опасна. Больше, чем я и все остальные, вместе взятые. Так что не заставляй меня вести себя так, будто сама по себе такая информация уже не является угрозой. Если ты намерена оставаться здесь с нами, – говорит он, – ты должна научиться управлять своими поступками, сдерживаться. Тебе придется разобраться в том, кто ты такая и как дальше с этим жить. Так же, как это сделали все остальные.
В этот момент раздается стук в дверь. Ровно три удара.
Кенджи продолжает смотреть на меня. Он ждет.
– Хорошо, – шепчу я.
– И вы с Кентом должны разобраться со своей драмой как можно быстрее, – добавляет он, пока Соня и Сара заходят в комнату. – У меня нет ни времени, ни сил, ни интереса разбираться в ваших проблемах. Мне нравится время от времени иметь с тобой дело, потому что – давай уж говорить начистоту, – он пожимает плечами, – мир там, наверху, летит ко всем чертям, и если предположить, что мне суждено быть застреленным до достижения возраста двадцати пяти лет, то я хочу хотя бы помнить, что значит от души нахохотаться с кем-нибудь до этого момента. Но это не значит, что я должен становиться твоим персональным клоуном или сиделкой. В конце дня мне уже будет наплевать на то, как там у вас с Кентом идут дела. У нас тут есть миллион более важных дел, которыми следует заниматься, и ни одно из них не затрагивает ваш любовный роман. – Пауза. – Это ясно?
Я киваю, опасаясь заговорить, чтобы не ляпнуть лишнего.
– Так ты с нами? – спрашивает он.
Я снова киваю.
– Я хочу, чтобы ты произнесла это вслух. Если ты с нами, то ты с нами целиком и полностью. И никакой больше жалости к самой себе. И никакой бессмысленной траты времени в тренировочной комнате, когда ты просто сидишь и ничего больше не делаешь, а только рыдаешь по поводу того, что тебе снова не удалось сломать очередную металлическую штуковину.
– Откуда тебе извес…
– Так ты с нами?
– Я с вами, – говорю я. – Я с вами. Обещаю.
Он набирает в легкие побольше воздуха и медленно выдыхает. Проводит пятерней по волосам.
– Хорошо. Завтра в шесть утра встречаемся возле столовой.
– Но моя рука…
Он только отмахивается:
– Это ерунда. Все будет в порядке. Ты тогда даже ничего не сломала. Ты повредила костяшки пальцев и немного сдвинулась мозгами, но после этого уже выспалась в течение трех дней. Поэтому травмой все это назвать сложно. Я бы назвал это отпуском, черт побери. – Он останавливается, будто что-то вспоминая. – Ты имеешь хоть какое-нибудь представление о том, сколько времени я работаю без отпуска?..
– Но мы же собираемся тренироваться, – перебиваю я его размышления. – Я же ничего не смогу сделать с перебинтованной рукой, верно же?
– Доверься мне. – Он наклоняет голову вбок. – Все будет в порядке. На этот раз… все будет чуточку по-другому.
Я внимательно смотрю на него. И выжидаю.
– Можешь считать это своим официальным вступлением в «Омегу пойнт», – говорит он.
– Но…
– Завтра. В шесть ноль-ноль.
Я открываю рот, чтобы спросить его еще кое о чем, но он прижимает палец к губам, потом салютует мне двумя пальцами и направляется к выходу, а надо мной тут же склоняются Соня и Сара.
Я смотрю, как он кивком прощается с ними и решительно выходит из комнаты.
Шесть утра.
Глава 11
Я бросаю взгляд на настенные часы и отмечаю, что сейчас всего два часа дня.
А это означает, что шесть утра наступит через шестнадцать часов.
А это означает, что у меня впереди еще много часов, которые надо как-то заполнить.
А это означает, что мне надо одеться.
Потому что мне надо выбираться отсюда.
И еще очень нужно поговорить с Адамом.
– Джульетта!
В один миг я выбираюсь из своих подсчетов и рассуждений и возвращаюсь к действительности. Соня и Сара внимательно смотрят на меня.
– Мы чем-нибудь можем быть тебе полезны? – спрашивают они. – Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы встать с кровати?
А я смотрю то на одни глаза, то на другие, потом снова перевожу взгляд, и вместо того чтобы ответить на вопрос, я чувствую, как стыд вгрызается мне прямо в душу и я ничего не могу поделать с собой и возвращаюсь к еще одной версии самой себя. Теперь я перепуганная маленькая девочка, которой хочется сложиться пополам, чтобы никто не смог ее отыскать.
– Простите меня, – повторяю я снова и снова. – Простите меня, простите за все, за все, что случилось, за все те неприятности, что я вам доставляю, за все то, что я натворила, простите меня, пожалуйста…
Я слышу, как я все это повторяю и повторяю и никак не могу остановиться.
Как будто у меня в мозгу сломалась какая-то кнопочка, как будто во мне развивается какая-то уникальная болезнь, и она заставляет меня извиняться за все вокруг, за то, что я существую, за то, что мне хочется больше, чем то, что мне дают, и остановиться я уже не в состоянии.
Вот чем я занята.
Я постоянно извиняюсь. Бесконечно извиняюсь. За то, что я такая, но я такой никогда не хотела быть, за то, что я родилась в таком теле с такой ДНК, которую я не просила, за то, что я не могу измениться. Все семнадцать лет я пыталась стать другой. Пыталась измениться и быть кем-то другим.
Но это никогда не имело никакого значения.
Но тут до меня доходит, что они разговаривают со мной.
– Тебе не за что извиняться…
– Перестань, все в порядке…
Они обе пытаются поговорить со мной, но Сара оказалась ближе.
Я осмеливаюсь заглянуть ей в глаза и вижу, насколько они добрые. Они полны нежности и заботы, такие зеленые и немного щурятся, потому что она улыбается. Она садится справа на краешек моей кровати. Ободряюще похлопывает меня по обнаженной руке у локтя своей перчаткой, ничего не опасаясь. Она не морщится и не вздрагивает. Соня стоит рядом с ней и озабоченно смотрит на меня, как будто она переживает, печалится обо мне, но я не могу долго рассуждать на эту тему, потому что меня отвлекает запах. Комнату наполняет аромат жасмина точно так же, как это было в тот самый первый день, когда я очутилась здесь. Когда мы приехали в «Омегу пойнт». Когда Адам сильно пострадал. Он умирал.
Он действительно был на волосок от смерти, а они спасли его. Вот эти две девушки, которые сейчас находятся прямо передо мной. Они спасли ему жизнь, я а прожила с ними целые две недели, и только теперь до меня по-настоящему доходит, какая же я эгоистка.
Поэтому я пытаюсь поговорить с ними, но уже другими словами.
– Спасибо, – шепчу я.
Я чувствую, как начинаю краснеть, и я снова только удивляюсь своей полной неспособности владеть не только своими чувствами, но и словами тоже. Это просто поразительно, но я и в самом деле не умею добродушно подшутить над собеседником, говорить «ни о чем», болтать о чем-то неважном, чтобы только заполнить паузу, когда становится неловко дальше молчать. У меня нет в запасе набора всяких там «этот самый», «так сказать», которые сами собой гармонично и плавно вплетаются в речь. Я не знаю, как это – употреблять бесчисленные причастия, деепричастия и прочие обороты. Я сама представляю собой конкретное существительное – от начала и до конца.
В голове у меня сейчас возникает так много образов людей, мест, вещей, и я теперь не знаю даже, как из этого всего выкарабкаться. Как начать разговор.
Я хочу довериться им, но мне становится панически страшно.
Но тут я вспоминаю свое обещание, данное Каслу, и еще то, что я дала Кенджи, да сюда еще примешивается волнение за Адама, и, в общем, я решаю рискнуть. Может быть, действительно стоит найти себе нового друга или даже двух. И тогда мне приходит в голову, что было бы замечательно подружиться с девушкой. Такой же, как я сама.
У меня никогда не было подружки.
Поэтому, как только Соня и Сара улыбаются и начинают говорить мне, что они «рады помочь» и «всегда пожалуйста» и что они всегда будут рядом, если мне «захочется поболтать», я отвечаю, что с удовольствием принимаю все их предложения.
Я говорю, что мне это очень приятно.
Что мне очень хотелось бы иметь подружку, с которой всегда можно поболтать.
Может быть. Когда-нибудь.
