Текст книги "Красный свет"

Автор книги: Т. Паркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Глава 15

На следующее утро, в субботу, в гавани Дана-Пойнт Мерси взяла напрокат лодку с подвесным мотором и направила тарахтящее суденышко в бездонный простор Тихого океана. Когда вышла в открытое море, ее слегка замутило.

Мерси посмотрела на юг. Утро было холодным, ясным, и она видела громадные утесы, откуда на торговые суда сбрасывали бычьи кожи всего сто недолгих лет назад. На лбу у нее выступил холодный пот.

Зыбь подбрасывала маленькую лодку, и когда Мерси прибавила газу, скамья начала подскакивать под ней. Мерси смерила скорость относительно встречной зыби, и она показалась большой; уточнила относительно волноломов, и она показалась ничтожной.

Под рев мотора в голове у нее спорил сонм голосов.

Майк– хороший человек, но ты не понимаешь его.

Майк слаб и способен на ошибки.

Ты должна ему помочь.

Ты должна его подозревать.

Ты должна с ним расстаться.

Ты должна любить его.

Мерси посмотрела на высокие белые облака на западе, увидела чаек, кружащих над зарослями водорослей. Она пыталась увеличить скорость, но маленький двухтактный мотор работал на полную мощность, и Мерси ощущала запах масла, сгорающего вместе с бензином.

Ее едва не рвало от выхлопных газов, от тошноты, то и дело подступающей к горлу.

Мерси держалась ближе к берегу, на расстоянии, которое можно преодолеть вплавь. Она всегда недолюбливала океан. Он был ненадежен, склонен к насилию. Природный злодей, думала она.

Мерси едва не утонула в океане вместе с Тимом-младшим. По причинам, никак не связанным с ее желанием, океан отверг их и сохранил им жизнь.

Но Хесс любил океан, и Мерси решила, что Хесс оказал здесь влияние, какое-то остаточное расположение наверняка перешло от него к ней. Как к любовнице Хесса.

Мерси задумалась о нем и задалась вопросом, почему память должна быть мучением.

Щурясь, она посмотрела на юг, увидела пирс Сан-Клемента и осознала, что находится всего в миле-другой от Уэйв-стрит, 23, от того крохотного участка океана, где лежит ключ к раскрытию убийства Обри Уиттакер.

Через полчаса Мерси была прямо напротив этого дома. Попыталась проследить траекторию пули исходя из того, что та летела по прямой сквозь сердце Обри, через тонкое стекло раздвижной двери, в безграничное море.

Она посмотрела на воду вокруг качавшейся лодки: сине-фиолетовая, с серебристыми гранями волн, сверкающими как зеркала в бесконечных, никогда не повторяющихся вариациях.

Мерси понимала, что площадь предмета, который она надеется найти, около половины квадратного дюйма, возможно, он немного сплющен, но примерно этого размера. И он погрузился на дно.

Она посмотрела на пляжную сумку, скользнувшую с кормовой скамьи и теперь лежавшую мокрой от брызг. Сквозь отверстие были видны красные ласты, розовая маска и накрашенная трубка акваланга.

Мерси толкнула сумку носком ноги. Съежилась от холода и прошептала, что может надеть акваланг и нырять. Сделать сотню погружений сегодня. Сотню завтра и по сотне ежедневно до конца дней, но так и не найдет пулю. Даже ни разу не достанет дна.

Эта истина противоречила вере в то, что упорный труд оправдывает себя, надежде и всему ее существу.

Майк любил эту девицу.

Майк думал, что любит ее.

Ему можно доверить свою жизнь.

Ему нельзя ничего доверять.

Мерси долго сидела, глядя в воду и твердя, что чудеса происходят только с теми, кто готов к этому. Она – готова.

Она снова посмотрела на двадцать третий дом, потом в западную сторону, на Каталину, видневшуюся низким пригорком на далеком горизонте. Поднялся предполуденный ветер, и она почувствовала, как он пронизывает ее суставы. Мерси завела подвесной мотор, развернулась и пустилась в обратный путь.

Через два часа Мерси стояла в спальне Обри Уиттакер, перед дверью шкафа, разглядывая себя в зеркале. Красное кожаное платье сидело на ней в обтяжку. Мерси понимала, что она полнее, чем Обри, и ниже ростом. Чуть менее красивая, подумала она.

Мерси повернулась. На золотых пряжках засверкал свет. Кожа хорошо пахла, слегка холодила, была, пожалуй, тугой, но она должна прилегать к телу, так ведь?

Мерси приподняла одной рукой волосы, затем другой. Поставила обе руки на бедра и опустила левую. Повернулась снова. Но что бы ни делала, Мерси не видела в своем отражении ничего привлекательного, соблазнительного, сексуального. Она выглядела большой женщиной с заплаканным лицом в маленьком платье.

Что получилось не так? Причина заключалась в том, что Майк сделал или не сделал.

Да, потому что ты ключ к нему.

Нет, Майк такой, какой есть.

Тебе нужно было любить Майка, изгнать из него все порочное, нездоровое, наносное.

Я не источник опасности. У меня есть сердце. Большое.

Большое и холодное. Большое и холодное.

Глава 16

Рассвет, утро понедельника, последние звезды гасли в бледном небе, когда Мерси, проехав мимо дома Майка, ставила машину за дерево, где он ее не увидит. Она выключила фары, и дубовые ветви исчезли из виду. Мерси заглушила мотор, почувствовала, как нервы напряглись, потом успокоились.

Она свесила руку за спинку сиденья, поводила ею в прохладной, утешающей пустоте. Наблюдала, как дым поднимается из труб по всему каньону Модеска, и пыталась заглушить внутренний голос, твердящий ей, что так поступать дурно.

Мерси уже двое суток слушала его. Спорила с ним, соглашалась, пререкалась, скандалила. Теперь, когда все было решено, она могла только велеть ему заткнуться и оставить ее в покое.

В семь часов две минуты Мерси увидела, как фургон Майка выехал из ворот и покатил по дороге. Майк начинал работу в четверть восьмого, и ему легче было бы умереть, чем опоздать.

Ты предаешь Майка, чтобы узнать его получше?

Ты разрабатываешь Майка, чтобы доказать его невиновность?

Через десять минут Мерси подъехала, остановила машину перед домом и вошла под начавшийся лай собак.

В доме, как всегда, пахло кофе и древесным дымом. Дрова в печи догорели, лишь угли мерцали за стеклом заслонки. Животные на фотографиях смотрели на нее. На автоответчике светилось одно сообщение, и Мерси включила его.

Майк, это твой отец, ты там или...

* * *

Кухня была аккуратно прибрана, посуда вымыта, бутылка из-под виски лежала в мусорном ведре.

Мерси заглянула в комнату Дэнни, потом в гостиную и двинулась по узкому коридору в спальню Майка.

Знакомые запахи: лосьон после бритья, дезодорант, влажный букет запахов принимавшего душ мужчины. Комната оказалась большой, темной, с единственным окном, выходящим на крутой склон холма, заслонявшего солнце почти весь день. Мерси включила две лампы.

Постель Майка была неприбрана. Возле одной стены стоял письменный стол – дверь, положенная на картотечные шкафчики, – с компьютером и принтером. Провода тянулись через отверстие для дверной ручки. Фотографии ищеек, справочники по ищейкам, книги об ищейках. На соседней стене индейское одеяло, висящее над коллекцией наконечников для стрел. Возле другой стены книжный шкаф и полки для фотографий, ценных окаменелостей и раковин, небольшие цитаты из Библии, которые мать Майка писала от руки на цветной бумаге и вставляла в маленькие стоячие рамки.

Кто найдет добродетельную жену?

Цена ее выше жемчугов.

Уверено в ней сердце мужа ее,

И он не останется без прибытка.

«Боже милостивый, – подумала Мерси, – может, Тебе сразить меня сейчас насмерть и покончить с этим? Мой внутренний голос будет согласен с тобой. Уничтожь меня. Уничтожь».

Но он не уничтожил ее, и Мерси принялась за то, что лучше всего умела делать.

Меньше чем за минуту она нашла в шкафу черный свитер. В нем Майк ездил на ужин к Обри Уиттакер. С вырезом лодочкой, туго облегавший тело, и Майк надевал его, когда хотел хорошо выглядеть. Свитер оттенял его белокурые волосы, светлую кожу и подчеркивал рельефность мускулатуры.

«Смесь черной шерсти с орлоном, явно не из ее платья. Возможно, из свитера или какой-то верхней одежды...»

Мерси прочла надпись на ярлыке: 65 процентов овечьей шерсти, 35 процентов орлона. Чистый, аккуратно сложенный, без крови.

Она сказала себе, что это ни о чем не говорит, совершенно ни о чем – кроме желания выглядеть наилучшим образом перед Обри. В душе у нее шевельнулась досада.

Это означало немногим больше, чем бежевый ковер в его спальне. Ковер, на котором она стояла.

«Предаешь Майка потому, что любишь его? Или потому, что он унизил тебя?»

Чулан был старым, полозья скверными, и Мерси пришлось налечь на раздвижную дверь, чтобы открыть ее. В дальнем конце у стены лежали вещи, которые она оставила здесь: халат, чистые джинсы, блузка, легкая куртка.

Мерси опустилась на колени и стала разглядывать обувь. У Майка было ее в избытке – около двадцати пар двенадцатого размера. Она стала вынимать их одну за другой и смотреть на узор подошвы. Ничего похожего на след у Эвана О'Брайена. В дальнем углу, за длинной сапожной щеткой, она отыскала старую, пыльную байковую сумку, где лежали поношенная пара мокасин, пара кроссовок с засохшей грязью, пара сапожков «чакка».

Узор подошв «чакки» был тем же, что на отпечатке в лаборатории. Вдоль одного выступа в форме обращенной острием назад запятой была темная, липкая масса. И в центральном круге на правом каблуке тоже.

Мерси прокляла Майка. И себя. И Бога – как творца всех вещей.

Она сложила обувь в сумку и поставила ее обратно за щетку. Встала и снова налегла на дверь, чтобы закрыть ее.

Мерси твердила, что существует какое-то объяснение. Существует. Должно существовать.

Теперь уже потная, с часто и сильно колотящимся сердцем, она стала обыскивать шкаф, книжные полки, картотечные шкафчики, ящики стола. Если Майк писал Обри Уиттакер, то она могла отвечать ему. Послать письма с выражениями привязанности. Любви. С угрозами.

Под белыми гольфами Мерси увидела коробочку, которую Майк предлагал ей накануне вечером, и раскрыла ее. Простой золотой солитер с бриллиантом величиной с ластик на конце карандаша и гораздо более красивый. Она поспешно закрыла коробочку, надеясь, что это поможет ей не чувствовать себя столь гадко. Нет. Ей представилось пятно, расходящееся от ее сердца до края Вселенной и дальше.

«Успокойся. Успокойся же. Существуют объяснения».

Мерси нашла небольшую связку писем под кроватью, в оружейном сейфе, где Майк хранил для самозащиты «Магнум-357». Он заставил ее заучить комбинацию цифр на тот случай, если ей потребуется пистолет, когда его не будет дома. Заставлял повторять снова и снова: четыре-четыре-пять-семь, четыре-четыре-пять-семь, и теперь она воспользовалась этой комбинацией, чтобы найти любовные письма от проститутки.

Ее сердце колотилось неистово, голова кружилась от ярости, чувства вины, боли, и читать их Мерси не могла. Она лишь резко раскрывала письма и бегло просматривала:

ка-ак ми-ило с твоей стороны написать... как необычно полицейскому говорить такие слова девушке вроде меня... я тоже питаю к тебе те же чувства... согласна, что дружба одна из уловок... ты порядочный человек... буду рада встретиться с тобой за кофе или прогуляться по... очень велика разница между нашими образами жизни... искренне, любовно, почтительно твоя, твоя, твоя... О.У., Обри, О. Уиттакер...

«Уничтожь меня, – сказала Мерси, потом повторила. – Эта шлюха была влюблена в него. Теперь помедленней. Читай медленно, узнай, что можно узнать».

Она посмотрела на штемпели и даты. Последнее отпечатанное на машинке письмо было датировано четвертым декабря.

Дорогой Майк, Темная Туча, Детектив, Пижон.

Я все время о тебе думаю, чем бы ни занималась и с кем! Мне кажется, со мной постоянно друг, правда, я довольна, что тебя на самом деле нет рядом, девушке иногда нужно уединяться, так ведь? Полностью согласна с тобой: мне нужен более пристойный способ зарабатывать на жизнь. Та часть души, которой я ненавижу себя, твердит мне, чтобы я продолжала делать то, что делаю, но я понимаю, слушать ее не стоит. Это... слишком уж просто. Полезно напоминать себе, какие мужчины свиньи, но, знаешь, мне хочется верить, что я ошибаюсь. Теперь, когда познакомилась с тобой, думаю, что, может быть, это не так.

Знаешь, я задаюсь вопросом, когда ты сделаешь доброе дело: дашь мне то, чего я заслуживаю. Я отдавала, отдавала тебе– не требуя ни цента, ха-ха – но когда ты собираешься мне отплатить?

Сознаю, ты стыдишься меня. Я всего-навсего проститутка. Понимаю, ты не можешь показываться со мной – что скажет твоя мамочка? Мне известно, в твоей жизни есть другая цыпочка. Но, Майк, если ты счастлив с ней, то почему все время у тебя такой жалкий вид? Я сделаю тебя счастливым. Вижу это по твоему, Т. Т., лицу! Думаю, пора тебе признать, что я на самом деле представляю собой, признать, что ты сделал. Пора расплатиться со мной. Вернуть долг! Я многого не прошу. Уверена, никто не может знать обо мне, особенно люди, с которыми ты работаешь, но думаю, не будет ли для тебя лучше всего сообщить им, что ты думаешь обо мне, делаешь со мной, что мы собой представляем? Возможно, признаться– самое лучшее, что я сумею сделать для тебя. Как мне измениться, если ты не позволяешь? Неужели я всегда останусь просто Обри, твоей профессиональной осведомительницей? Мне это надоело.

Надеюсь, у нас будет тысяча страстных ночей, чтобы разобраться во всем этом.

Обри.

P.S. Сегодня я видела картинку в одной книжке – в мир вошла душа по имени Ида. Таких вульгарных я еще не встречала: женщина, видимо, проститутка, прямо-таки съеденная заживо увяданием, отвратительное, жалкое тело, загубленное временем и мужчинами. Лучше умереть, чем быть такой. При виде этой картинки я расплакалась и осознала, кем ни за что не хочу становиться. Подумать только, ты называешь меня Мудрой Юной Женщиной! Иногда мне хочется умереть, но кто тогда будет выплачивать взносы за мой «кадиллак»? Помоги! Помоги, мистер Большой Сильный Полицейский!

Мерси положила письма обратно в сейф. Захлопнула крышку и услышала, как щелкнул замок. Посидела минуту на неубранной постели Майка, прислушиваясь к шуму проезжавшей мимо дома машины.

Какое странное чувство. Изумление. Потрясение. Мерси словно впервые видела себя в окружающем мире, признавала, что не такая, какой считала себя, и никогда не была такой. Она никогда не чувствовала себя такой одураченной с того утра, когда села в машину и ощутила руки изверга, которого искала, у себя на лице. Неужели ее глупости нет предела? Казалось, нет.

Мерси сказала себе, что должно существовать какое-то объяснение, и вспомнила слова Майка: Купил глушитель. Поужинал с ней, потом застрелил ее. Арестуй меня.

«Объясни это, сержант!»

* * *

Гараж представлял собой небольшое строение с двумя отделениями для машин, большой мастерской и складом наверху.

Мерси стояла возле верстака, глядя на ящики с инструментами и шкафчики, орудия для уборки двора, аккуратно повешенные на скобы в деревянных стенах, канистры с бензином и машинным маслом, вместительные пакеты с кормом для собак, который Полли, Молли и Долли с жадностью поедали, старый холодильник.

Она видела пар от своего дыхания, запотелость в углах окон, паутину на кусте остролиста снаружи, все еще усеянную капельками влаги.

В дальнем конце верстака лежали инструменты Майка для набивки патронов. Мерси сняла пластиковые крышки. Майк набивал пистолетные гильзы сорок пятого калибра для своего «кольта», триста семьдесят пятого для «смит-вессона», ружейные двадцатого калибра для своего «ремингтона», тридцатого для винтовки. Мерси посмотрела на красное приспособление для набивки. Рядом с ним стояла открытая банка из-под кофе с гильзами сорок пятого калибра, капсюли все еще лежавшие в длинной трубке, казались ей подходящими к этим гильзам.

Жаль, невозможно узнать, какие из этих гильз были выстрелены из «кольта» Майка. Она взяла бы одну, в лаборатории ее сравнили бы с той, которую Линда Койнер обнаружила в цветочной вазе Обри, и вся эта несуразица кончилась бы.

Тем или иным образом.

Мерси помнила, что в пистолете, из которого убили Обри, скорость пули должна быть невысокой, чтобы сработал глушитель. Тяжелая пуля, легкий пороховой заряд. Пули она нашла в зеленой картонной коробке: весом 255 гран [6]6
  Приблизительно 16,5 грамма.


[Закрыть], с закругленным концом, в оболочке. В кольцевой канавке банки с порохом было несколько порошинок, и Мерси записала это в синюю книжку. Она не представляла, большие заряды пороха делал Майк, легкие или средние. Это мог знать Тиммерман, инструктор с шерифского стрельбища.

На другом конце верстака были привинчены точило с ременным приводом и ленточная пила, ряд тисков, стояли еще несколько ящиков с инструментами. На углу прикреплено двое маленьких тисков. Удочки Майка лежали на скобах в стене, аккуратно расположенные по длине. Там находились три коробки с катушками для спиннинга, еще три коробки со снастями, коробки с искусственными мушками. Мерси вынимала их одну за другой и разглядывала.

Внимание ее привлек старый сосновый ящик, потому что раньше он стоял в спальне. Майк сделал его в столярной мастерской, когда учился в седьмом классе, и это изделие до сих пор сохранилось. Перед тем как покрыть ящик лаком, Майк нанес на крышку переводную картинку, сине-белый овал с надписью «Попалась!» и под ней силуэт рыбака с красноречиво согнутым удилищем. Мерси знала, что Майк хранил там искусственных мушек и блесны, большей частью изготовленные собственноручно; они накапливались свыше двух десятилетий его увлечения рыбной ловлей. Теперь ящик стоял в задней части верстака, между двумя большими пластиковыми ящиками со снастями. Сверху лежала рыболовная сеть, почти скрывая его от глаз. Переводную картинку Мерси разглядела сквозь нее.

Неожиданно у Мерси подступил ком к горлу, пробудились стыд и чувство вины, внутренний голос снова горячо заговорил: «Подлая, подозрительная, нечистоплотная стерва, оставь его в покое, пока не поздно...»

Но Мерси все же придвинула ящик к себе. В верхнем лотке лежало несколько коробок с мушками и футляры – два алюминиевых, два кожаных, два пластиковых. Она вынула его и поставила на верстак, где он встал неровно.

Внизу были большие коробки, наполненные мушками. Мерси помнила, как Майк показывал их ей и называл: комары и майские мухи, звонцы и ручейники, серые мушки и черные комары.

Больше, чем она могла запомнить, плюс собственные изобретения. Одно он назвал в ее честь – Унылая Мерси, – потому что она оплакивала утрату Хесса и постоянно ощущала себя несчастной. На эту мушку Майк поймал форель «более чем средней величины» и считал ее приносящей удачу.

«Убери их, убирайся отсюда, забудь, что это делала...»

Мерси положила их обратно, поставила лоток на место и вдруг заметила прикрепленный снизу небольшой рулон ткани, из-за которого лоток неровно стоял на верстаке. Она подняла его и посмотрела: белая, туго скрученная хлопчатобумажная ткань, перехваченная клейкой лентой, толщиной с кассету для фотопленки. Майк прикрепил рулон к дну лотка куском эластичной ленты и четырьмя канцелярскими кнопками.

Кнопки с трудом вынимались из густо покрытой лаком древесины. Мерси вытащила две с одного конца, и рулон упал ей в руки. Лента снялась со скрипучим звуком. Белая ткань развернулась, и на верстак упало что-то холодное, увесистое. Мерси узнала обертку – это были ее трусики, она позволила Майку оставить их у себя несколько месяцев назад, после проведенной в постели ночи, которой он был очень доволен. Позволила нехотя. С каким-то странным чувством, словно то была улика, которую никто не должен видеть, кроме нее. Майк пообещал, что никто не увидит.

Но это было ничто по сравнению с тем, что лежало внутри. Мерси уставилась на массивный сварной цилиндр, сплошь покрытый дырочками с чем-то, похожим на тонкую стальную стружку под ними. Внутренняя поверхность гладкая, с более крупными отверстиями. Один конец плоский, с отверстием посередине, диаметром со ствол пистолета сорок пятого калибра. К другому концу приварена прямоугольная насадка с прокладочным материалом. Была толстая лента, которую можно сжимать и ослаблять поворотом винта. На выходном конце – легкие черные следы нагара.

Мерси разглядывала эту вещь во всем ее грузном безобразии, низкой цели, непостижимости. Стальной предмет, сделанный для какой-то цели, и только.

Она знала, что существует объяснение, пусть даже весьма нежелательное для нее.

Дрожащими руками Мерси завернула глушитель и прикрепила на прежнее место, но внутренний голос ее молчал.

* * *

Когда Мерси выходила из дома Майка, ей пришлось вступить в разговор с миссис Хит, соседкой, румяной и чрезмерно общительной. Мерси считала ее доброй, но навязчивой. Ей нравилось жить рядом с детективом. В одной руке она держала конверт, в другой поводок Реджи, йоркширского терьера, оживленно запрыгавшего у ног Мерси.

Мерси не хотелось беседовать с миссис Хит, поскольку она еще не оправилась от потрясения, вызванного находкой в гараже.

– У меня письмо Майку, – сказала соседка, протягивая конверт. – Я как раз собиралась бросить его в ящик.

– Я опущу.

Почтовый ящик находился на перилах крыльца, почтальон мог дотянуться до него, не вылезая из своего фургона.

Миссис Хит посмотрела на Мерси, потом на дом:

– Майка нет?

– Только что уехал.

Мерси следила, не станет ли она искать взглядом ее машину, которой нигде не было видно. Нет. Если миссис Хит видела, как она подходила к дому, все пропало. В любом случае вероятность, что Майку станет известно о визите Мерси, составляла восемьдесят к двадцати.

– Я всегда долго бегаю по утрам в понедельник, – произнесла Мерси.

– Превосходно, после бури, – одобрила миссис Хит.

Терьер перестал прыгать, сел и уставился на Мерси.

– Буря была жуткая, правда?

Мерси лихорадочно искала какое-то объяснение, но быстро соображала она только на работе. Однако ей пришла в голову идея, способная сыграть на романтическом энтузиазме соседки.

– Миссис Хит, поможете мне сохранить кое-что в секрете от Майка? У него через несколько недель день рождения, и пока его нет, я приехала спрятать подарок в доме. Небольшой сюрприз.

– Устраиваете нечто вроде поисков пасхального яйца?

– Вот-вот. И кое-что для Дэнни.

– Замечательно. Я буду помалкивать.

– По крайней мере несколько недель.

– Договорились.

– Ну, пойду опущу письмо в ящик.

На лице миссис Хит появилось недоуменное выражение.

– А почему вы поставили свою машину так далеко?

Мерси покраснела, потом улыбнулась:

– О, Майк бы заметил следы шин на подъездной аллее. Вы же знаете, какой народ детективы!

– Знаю, конечно. Я просто не подумала.

«Если спросишь о следах ног, я застрелю тебя», – подумала Мерси.

– А следов ваших ног он не заметит?

Мерси посмотрела на подъездную аллею. Она была не настолько тяжелой, чтобы оставить четкие следы на укатанной земле, но какие-то отпечатки сохранились.

Миссис Хит посмотрела тоже.

– Детектив Рейборн, а может, сделаем вот как? Я подойду к двери, ступая по вашим следам, и положу письмо в ящик. Тогда он увидит мои следы, не ваши. И следы Реджи. Если Майк спросит, вы сумеете скрыть правду, не прибегая ко лжи. Следы не ваши.

«Черт, – подумала Мерси, – похоже на роман Агаты Кристи».

– Отличная мысль, сержант Хит!

Она смотрела, как старуха шла с письмом, как Реджи прыгал вокруг, когда хозяйка открывала ржавый почтовый ящик, как миссис Хит возвращалась, старательно выбирая, куда ступить.

– Наш маленький секрет, – сказала старуха. – Мы скажем Майку после его дня рождения.

Мерси улыбнулась, помахала рукой и двинулась к своей машине. День рождения у Майка был через месяц с лишним, но как знать, возможно, к тому времени он окажется в тюрьме.

* * *

Перед тем как ехать в управление, Мерси отправилась на шерифское стрельбище в Анахайме. Поговорила с инструктором по оружию, заявила, что хочет взять сорокапятикалиберный пистолет вместо девятимиллиметрового, так как убойная сила у него больше.

Тиммерман объяснил ей, что убойная сила индивидуальна и загадочна, одни специалисты говорят, что она больше зависит от скорости, чем от массы пули. Другие не соглашаются. С удовольствием популярно растолковал ей формулу Энштейна Е = МС2, потом оспорил ее приложимость в данном случае.

Свои взгляды Тиммерман заимствовал из классического исследования Лагарда «Огнестрельные раны», во время которого подвешенные трупы почти не раскачивались при выстрелах из пистолетов тридцать восьмого калибра, однако начинали сильно качаться при выстрелах из сорок пятого. Вот почему, заключил он, Лагард рекомендовал сорок пятый калибр американским правоохранительным органам – еще в девятьсот четвертом году.

– Запомните, – поучал Тиммерман, – нападающее животное останавливает не инерция пули, а воздействие кинетической энергии пули на функционирование живого тела.

– Запомню.

– Тут имеют значение скорость, калибр, форма кончика пули, ее хрупкость, пробивная способность. Множество факторов.

Слушая его, Мерси все время кивала, будто ей было интересно, потом выписала «кольт» сорок пятого калибра для пробных стрельб. Тиммерман был настолько любезен, что дал ей на время наплечную и набедренную кобуры, кроме того, не поскупился на патроны.