Текст книги "Красный свет"

Автор книги: Т. Паркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Глава 2

В семь часов Мерси встретилась с Майком за завтраком в кафетерии в здании суда. Спала она всего три часа и теперь с трудом соображала. Тим-младший проснулся, когда она вошла в его комнату. Пришлось держать его на руках, пока он не заснул снова. Ему было только полтора года, ее маленькому мужчине, смыслу ее жизни.

Голодная, как всегда по утрам, Мерси заказала бифштекс. Майк поставил на стол свой поднос с йогуртом, фруктами и кофе. Под мышкой у него была папка, он протянул ее Мерси:

– Копия досье Уиттакер. Я подумал, что сэкономлю тебе немного времени.

Мерси пробежала глазами верхнюю страницу: судимость за вождение машины в нетрезвом виде два года назад; арест за марихуану, дело прекращено, поскольку она стала заниматься по программе отказа от наркотиков; одно нерассмотренное обвинение в приставании к мужчинам – снято за сотрудничество в расследовании вызовов проституток по телефону.

У Майка было приятное лицо, твердый характер. В последние месяцы ставший как будто еще более твердым. Но они эпизодически вступали в любовную связь уже больше года. Майк нравился Мерси, она доверяла ему, и он позволял ей сохранять между ними небольшую дистанцию. Вступление в брак: нет, не сейчас. Совместная жизнь: нет. Самые сокровенные чувства и тайные признания: пока нет. Будущее: потом. Обособленность, казалось, являлась неотъемлемой частью ее натуры. Майк это понимал, хотя она сама временами не понимала.

– Мы в конце концов уговорили Обри помочь нам разоблачить эту контору, – произнес он негромко. – Это произошло всего два дня назад.

– Какую контору?

– «Эпикур».

– Которой заправляет итальянский принц?

– Он жучок из ЮСАХ.

ЮСАХ представлял собой новый термин у полицейских, новую угрозу для девушек. Он означал «Югославские сербы-албанцы-хорваты», которые хоть и загромождали коридоры истории трупами друг друга, но объединились по земляческим соображениям. Осели они главным образом на Восточном побережье, но южная Калифорния тоже получила свою долю.

– Я думала, ЮСАХ грабят магазины и грузовики, – сказала Мерси.

– Ну а этот торгует женским телом и называет себя итальянским принцем.

Майк очистил банан и без охоты начал его есть. Мерси подумала, что это символично: он всегда жил по принципу «нужно», а не «хочу». Эта черта делала его Майком, добрым, иногда поистине благородным. Его двести двадцать фунтов костей и мышц, мальчишескую улыбку и ясные, голубые, как небо над пустыней, глаза Мерси ценила очень высоко, но порой воспринимала равнодушно.

– А раньше?

– В США сводничество, сутенерство, несколько оскорблений действием. Женщин, само собой. В Югославии – кто знает?

– Надеюсь, ты отправишь его под суд.

Майк медленно покачал головой:

– Она... Обри Уиттакер сначала пыталась выгораживать этого типа. Говорила: «Если вам нужно кого-нибудь арестовать, забирайте меня, и дело с концом». Не признавалась, что он отбирал почти всю ее выручку за вызовы, требовал всячески угождать клиентам, чего бы это ни стоило. Что работала за чаевые. Он подонок, продающий девятнадцатилетних богатым старым хрычам и мерзавцам, у которых есть компании, стоящие миллионы долларов, но нет никакой морали. Поступать так с девушкой – значит губить ее душу. Я отправлю его под суд. А ты найдешь того гада, который ее убил.

Майк носил на шее серебряный крестик. Мерси видела цепочку под расстегнутым воротником его голубой рубашки. Носить его он стал несколько месяцев назад, когда увлекся религией. Мерси была на богослужении всего два раза: она не хотела посещать церковь, где прихожан заставляют вставать и приветствовать соседей.

– Желаю тебе удачи в поисках ее ближайших родственников, – произнес Майк. – Обри обращалась в суд, чтобы сменить фамилию, назвать мне настоящую не захотела.

– Где она провела детство?

– Так и не призналась. Говорила, что в Орегоне, в Сиэтле, Техасе и Огайо, смотря по тому, с кем разговаривала. Мне сказала, что в Айове.

– И приехала в Калифорнию начать новую жизнь.

– Печальная история. Чем ты располагаешь?

Мерси перечислила все, что знала. Они с Саморрой собирались устроить обход дома позднее, когда появятся первые лабораторные результаты. Тогда они сумеют с уверенностью свести факты воедино. А пока – один стрелок, видимо, пользовавшийся оружием с глушителем; наверное, хороший знакомый Обри, раз она открыла ему дверь; ни изнасилования, ни ограбления. Мотив – неясен. Свидетель – один, слышавший звуки. Подозреваемых нет. Разве что заняться многочисленными клиентами из черной записной книжки Обри.

Майк слушал, водя взглядом по сторонам. Когда его что-то беспокоило, он не мог сосредоточить взгляд на чем бы то ни было.

– Это лишено всякого смысла, – заявил он. – В сумочке у нее пачка денег, ее не изнасиловали, ничего не взяли. Зачем же тогда убивать? Чтобы услышать, какой звук бывает при выстреле с глушителем?

– Майк, я тоже ничего не могу понять.

– Она была... в общем, девятнадцатилетней.

– Думаю, Обри знала убийцу. Линда говорит, в доме полно отпечатков пальцев, как в любом жилье. Теперь нужно отправить их в ДКШ [1]1
  Дактилоскопическая картотека штата. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть] и АСОПОП [2]2
  Автоматизированная система опознавания по отпечаткам пальцев.


[Закрыть], посмотрим, каков будет результат.

– Записи в черной книжке закодированы?

Мерси покачала головой:

– Так, весьма примитивно. Множество инициалов и имен, с которыми придется разбираться.

– Некоторые проститутки придумывают хитроумные коды. Больше для того, чтобы скрыть личности клиентов, чем для безопасности.

– Ее записи на шифр не похожи.

– Тогда, возможно, у тебя есть ключ. И еще гильза, которая послужит уликой, если найдешь подозреваемого и пистолет.

Майк открыл йогурт, взглянул на внутреннюю сторону крышки из фольги. У него были длинные белесые ресницы, и когда он спокойно смотрел на что-нибудь, выглядел наивным, озадаченным. Иногда Мерси хотелось прижать его к себе, как Тима-младшего. Майку была присуща какая-то мягкость – Мерси чаще всего замечала ее, когда он возился с собаками. Майк разводил ищеек для управления. Однажды он признался ей, что к собакам больше расположен, нежели к людям. И всеми силами старался изменить это по причинам, как будто касавшимся не только его самого.

– Мерси, я попрошу Брайтона позволить мне поработать с тобой над расследованием этого убийства.

Брайтон был шерифом, и о сотрудничестве в этом деле вместе с ней не могло быть и речи.

– Нет, – сказала она.

– Но у нас есть большие наработки в той операции, которую проводим. Я могу помочь. Поверь.

– Тогда помоги, Майк, но я не хочу, чтобы кого-нибудь еще назначали на работу с этим делом. Оно мое и Пола.

– Черт возьми, Мерси, ты могла бы подумать над этим побольше двух секунд.

– Зачем? В этом нет нужды.

Несмотря на усталость и нарастающее раздражение, Мерси заметила, что лицо Майка вытянулось от разочарования. Он походил на Тима-младшего, впервые понявшего, что бутылочка пуста: терпел одно неожиданное разочарование за другим.

– Майк, послушай, я буду делиться с тобой результатами, держать тебя в курсе. Но мне сейчас в заварившейся каше не нужен сержант из отдела нравов. Я располагаю всем необходимым.

– Сержант из отдела нравов в заварившейся каше?

– Именно.

– Вечером идем в кино – как, договорились?

– Я уже совершенно измотана. Давай в другой раз?

Майк поднялся и взял поднос. Под взглядом Мерси выбросил еду в мусорный бак, положил поднос на место и вышел.

* * *

Перед столом Мерси встал с пачкой старых папок в руке Мелвин Гландис, помощник шерифа, похожий на громадный треугольник, с широкими плечами, узкими бедрами, короткими ногами, маленькими ступнями. Поговаривали, что он превосходный танцор. Лицо его было розовым, добродушным. Шел девятый час утра.

– Вот тебе рождественский подарок. Заверши дело к Новому году, получишь копченой ветчины.

– Дело давай. Ветчину оставь себе.

Гландис положил папку на стол.

– Патти Бейли, застрелена в шестьдесят девятом году. Добавь его к своему списку дел об убитых проститутках. Может, тебе с ним повезет больше, чем нам.

Мерси знала, что это за дело. В конце каждого года шериф Брайтон поручал работу над нераскрытыми убийствами каждому из членов их группы. Это был способ исправить былые огрехи, и время от времени детективы добивались результатов.

Об этих результатах оповещали прессу и общественность, управление представало в розовом свете, как в тех случаях, когда полицейский спасал кому-нибудь жизнь или принимал роды у женщины, не поспевшей вовремя в больницу. Это помогало гражданам верить, что даже дела сорокалетней давности не отложены в долгий ящик и забыты. Детективы любили или ненавидели подобные висяки в зависимости от того, нужны им были сверхурочные или нет.

Мерси считала, что это пустая трата времени и денег. Если детективы не сумели раскрыть преступления по горячим следам, то как сделать это теперь?

– У тебя усталый вид, – заметил Гландис.

– У тебя тоже.

– Всю ночь не спала из-за этой проститутки?

– Почти всю.

– Пистолет с глушителем. Черт возьми!

Мерси давно перестала удивляться тому, с какой быстротой распространяются в управлении слухи. Атмосфера в окружных учреждениях полнилась ими.

Гландис пожал плечами:

– Дай мне знать, если смогу быть полезен. Я тогда служил первый год в группе расследования грабежей и поджогов, но в памяти кое-что сохранилось.

– Спасибо, Мелвин. В деле о частях тела мальчика что-нибудь сдвинулось?

В районе, где жил Гландис, обнаружили обезглавленный и расчлененный труп восьмилетнего мальчика, части тела были завернуты в пластиковые мешки для мусора и зарыты. Пока не было ни арестованных, ни подозреваемых. Это дело причиняло Мерси мучительную душевную боль. Занимались им Уилер и Тиг, хорошие детективы, но Мерси жалела, что оно не досталось ей. В нем не было ничего личного, и вместе с тем она воспринимала его как личное.

– Мы выяснили, что на соседней улице живет насильник малолетних, бывший пациент психушки. Его пока не нашли.

Мерси покачала головой и на мгновение представила подобную смерть своего сына. В душе у нее забурлила мрачная ожесточенность.

– Как Тим-младший? – уточнил Гландис.

– Да.

Гландис постучал большими костяшками по ее столешнице и шагнул к пустому столу Саморры. Положил на него другое нераскрытое дело и вышел.

* * *

В девять часов, как всегда, Мерси позвонила домой. Отец сообщил, что Тим-младший проснулся вовремя, с аппетитом позавтракал и теперь разбрасывает кубики по комнате. Мерси услышала в отдалении радостные вскрики. В сознании у нее всплыли слова «части тела в пластиковых мешках», и она прогнала их усилием воли.

– Руки у Тима сильные, – сказал Кларк.

«Руки в пластике». Прогнала и эти.

– Когда он успокоится, измерь у него температуру, я...

– Уже измерил, дорогая. Девяносто восемь и шесть [3]3
  По шкале Фаренгейта. По Цельсию это 37 градусов.


[Закрыть].

– После обеда...

– Непременно.

Мерси тосковала по ребенку. Когда мальчика не было при ней, она ощущала его форму: большую, округлую, теплую часть самой себя. Недостающую. Отделившуюся. Находящуюся в другом месте. Но Мерси никак не могла быть постоянно при сыне, даже если бы хотела этого. Нужно заниматься работой, ведь она придавала целостность маленькой семье и ей самой. Так было всегда.

– Мы покатаемся на велосипеде, если потеплеет. Потом сходим за продуктами. К твоему возвращению будем дома.

Кларк перебрался жить к дочери два года назад, после смерти жены. Мерси видела, как он двигался к пропасти, потом от нее. В этой перемене направления большую роль сыграл Тим-младший. Отец Мерси замечательно управлялся с внуком. Она мысленно называла их Мужчинами.

– Я соскучилась по своим Мужчинам.

– А мы по тебе. Не перетруждайся.

* * *

Наступил полдень, но Пол Саморра не появился. Не позвонил, не передал сообщения на пейджер, не дал о себе знать. Мерси работала вместе с ним всего три месяца, и он впервые вел себя так непрофессионально и невежливо.

В час дня Мерси позвонила ему домой, там включился автоответчик. В больнице, подумала она. Отыскала телефонный номер палаты в медицинском центре, где лежала жена Пола, но передумала звонить. Она сознавала себя бессильной перед болезнями и боялась того, перед чем была бессильна.

Навела справки о прошлом Александра Коутса: судимостей нет.

Проверила количество нераскрытых дел об убийствах проституток за последние два года: три.

Позвонила начальнику службы безопасности телефонной компании, попросила список телефонов, по которым звонили Обри Уиттакер. Без ордера, без повестки, безо всякой ерунды, побыстрее. Он ответил, что перезвонит.

Просмотрела календарь – адресную книгу Обри Уиттакер и задумалась над некоторыми обнаруженными там записями. Имен с фамилиями было немного, большей частью только фамилии с инициалами. Возле некоторых были даже, судя по всему, номера кредитных карточек. «Черт возьми, – подумала Мерси, – человек расплачивается с проституткой кредитной карточкой, а когда жена оплачивает счета, говорит ей, будто выложил деньги за нарушение правил уличного движения. За нарушение супружеской верности».

Возле многих фамилий номера отсутствовали. Клиенты со стороны, предположила Мерси, чтобы не делиться доходами с посредниками из ЮСАХ? Две фамилии показались ей знакомыми, и она позвонила в окружную газету «Джорнал» знакомому, который мог собрать данные об этих людях. Со своей стороны пообещала сообщить ему первому все сведения, если информация будет заслуживать освещения в печати. Добавила еще двадцать фамилий людей, занимавших видное положение, которые быстро разговорятся, если нажать на них.

В день своей смерти Обри Уиттакер встречалась с «др.» без четверти четыре и «уж.» с «Т.Т.» в половине девятого. Накануне по календарю у нее значилось четыре встречи.

К удивлению Мерси, воскресные утра были помечены «8.30», видимо, это было связано с проповедями и мнением Обри о них.

Ставить Христа превыше всего– Кен X., хорошо, но подчас нереалистично.

«Маловероятно, – подумала Мерси. – Должно быть, эти слова означают нечто иное».

Сделав шесть телефонных звонков, она выяснила, что преподобный Кен Холли стоит во главе ньюпортской маранатской церкви и действительно три недели назад произносил проповедь на эту тему.

* * *

Да, он был знаком Обри. Нет, не знал, что она убита. Голос его звучал печально.

Известно ему о ней очень мало. Обри пришла в его церковь несколько недель назад. Была хорошо одетой, необщительной, явно незамужней. Примкнула к группе «Бессемейные христиане». Чем зарабатывала на жизнь, Холли не имел понятия.

Он попросил Мерси не упоминать газетчикам название его церкви, если это возможно. Она пообещала. Холли согласился сообщить ей фамилии и адреса нескольких «бессемейных христиан», знавших Обри. Мерси поблагодарила его и попросила подготовить список завтра к этому времени.

Мерси пошла в туалет, вымыла руки и задалась вопросом, каково это – зарабатывать на жизнь таким способом, как Обри Уиттакер. В зеркале она видела женщину, не созданную для подобного дела, темноволосую, ширококостную, с простодушным выражением лица. Если вглядеться пристальнее, в нем можно было обнаружить даже немного нежности. Но главным образом в лице сквозило желание произвести арест.

Мерси просмотрела сделанные сотрудниками коронера фотографии и рентгеновские снимки тела Обри Уиттакер. Насколько она могла видеть, внутри не осталось пули или кусочков свинца. В центре правого желудочка сердца было темное пятно: очевидно, пулевое отверстие, сказал заместитель коронера.

Мерси удивило входное отверстие раневого канала. Разрыв зазубренный, маленький, но края его задраны и опалены. Кожа в радиусе полудюйма вокруг отверстия почернела. Это темное отверстие находилось в окружении полудюйма покрасневшей плоти. За ним начиналось нетронутое совершенство юного тела.

– Дуло пистолета было приставлено к платью, – сообщил заместитель коронера. – Вспышка опалила шелк и кожу.

Выходное отверстие было вдвое больше, но изменения цвета почти не наблюдалось. Оторван маленький лоскуток кожи. Находилось оно девятью дюймами выше входного. Мерси представила жилье и угол, под которым был произведен выстрел, потом линию от сердца Обри до верхней части застекленной раздвижной двери, где эксперты обнаружили дырку от пули.

– Похоже, пуля беспрепятственно прошла навылет, – заметил заместитель коронера. – Не задела кости или задела только по касательной. По-моему, она находилась в твердой оболочке. При мягком кончике она бы к выходу сплющилась сильнее.

Вскрытие тела было намечено на конец дня.

В криминалистической лаборатории Мерси смотрела через плечо Эвана О'Брайена, как он готовит дактилоскопические карты к отправке в ДКШ и АСОПОП. Были собраны два комплекта, один принадлежал покойной. О'Брайен являлся лучшим дактилоскопистом из всех, кого знала Мерси. Его познания о точках сравнения не уступали запутанной системе картотечных хранилищ, которую он помогал кодировать, работая в ДКШ в Сакраменто.

Мерси наблюдала, как Линда Койнер готовит гильзу от «кольта» сорок пятого калибра для федеральной регистратуры Бюро по борьбе с наркотиками на тот случай, если данное оружие применялось в связанных с ними преступлениях. Мерси казалось, что в этом деле наркотики ни при чем, но устроить проверку имело смысл.

Она помогла лаборанту проявить и высушить последние фотографии места преступления, которые потребуются ей при обходе дома. Один комплект для себя, другой для Саморры. Слава Богу, Мерси прошла курс фотодела в колледже. Стоя в полумраке темной комнаты с шумящей сушильной машиной, она смотрела, как на фотобумаге медленно, постепенно, словно по волшебству, появляется изображение тела Обри Уиттакер.

«Обри Уиттакер, – подумала она, – утеха мужчин, критикесса проповедей, гостеприимная хозяйка, бессемейная христианка. Изменила имя, покинула родной дом, начав с нуля. Кто ты?»

Мерси взяла по две копии отчета заместителя коронера, лабораторных данных, заключений экспертов. Она не читала их, потому что хотела ознакомиться с ними в доме Обри Уиттакер, когда будет находиться там только со своим напарником. При дневном свете место преступления всегда выглядит иначе.

Мерси побеседовала несколько минут с Айком Сумичем, молодым лаборантом, которого считала многообещающим. Подобно Эвану, он был одним из ее людей. Ей нравилась идея племени. И она создавала свое племя, подбирала членов, которые были ей симпатичны и могли оказаться полезными.

Иногда Мерси смотрела на них и думала, как они будут выглядеть через тридцать лет. Сумич в ее представлении выглядел хорошо, но у него был животик, от которого требовалось избавляться в спортзале.

Два года назад Айк помог ей в деле, которое сводило ее с ума. Нерешенных проблем между ними не было; Мерси просто хотела поболтать с ним, напомнить, что в группе расследования убийств у него есть друг.

Когда Саморра наконец появился в сыскном отделе, было уже почти три часа. Он был свежевыбритым, волосы еще не высохли после душа, но глаза – пустые, покрасневшие.

– Мы готовы к обходу? – спросил он.

– Да.

– Машину поведу я.

Глава 3

Мерси толкнула дверь и сказала:

– Коутс услышал шум и позвонил без четверти одиннадцать. Констебли Бернс и Сангейла приехали через десять минут. Свет над крыльцом горел, дверь была приоткрыта примерно на четыре дюйма. Все трое видели кровь.

Мерси снова толкнула дверь и смотрела, как она закрывается. Остановилась дверь опять в четырех дюймах от порога. Стоя в тени здания, Мерси поежилась на холодном декабрьском воздухе. Взяла заключения экспертов, пробежала взглядом машинописный текст.

– Эксперты искали на крыльце следы обуви, но поскольку краска там старая и прошло много людей, ничего полезного не нашли. Так говорит Линда Койнер. Если верить Александру Коутсу, у первого гостя обувь была на жесткой подошве, у второго – на мягкой. Пол, как ты оцениваешь слуховые данные Коутса?

– Шестьдесят процентов, что он был прав.

– Думаю, нам нужно иметь в виду двух людей. Работали они сообща или нет, это вопрос. Над чем работали – другой.

Саморра молча указал на маленькую выбоину в форме полумесяца на серой краске. Довольно глубокую, обнажавшую древесину, чуть правее кровавого пятна на уровне сердца. И посмотрел в свою копию текста.

– О'Брайен утверждает, что гильза отскочила отсюда и отлетела к обеденному столу. Койнер нашла ее в вазе с цветами. Хорошая работа.

– Обри отпрянула от убийцы.

Саморра медленно покачал головой:

– Он выстрелил в нее прямо отсюда, даже не входя в дверь. Обри открыла ее и сразу же получила пулю.

Его голос звучал как-то механически, отдаленно. Мерси подумала: «Он все еще с женой, в больнице».

Они вошли в дом. Парадная дверь снова почти закрылась. В застекленную раздвижную дверь и окна лился яркий солнечный свет. День был ясный, холодный, и солнце уже низко висело над океаном. Мерси почувствовала проходящее сквозь стекла тепло. Увидела пулевое отверстие в верхнем левом углу раздвижной двери, которого не заметила прошлой ночью.

Никто не безупречен, подумала она, однако надеялась стать безупречной. Как говорил Хесс? «Мерси, будь к себе снисходительной. Тебе еще предстоит провести с собой пятьдесят лет». Верно подмечено.

Прежде чем убрать труп, эксперты очертили его темным мелом. Мерси подняла голову от папки с документами и обратилась к напарнику:

– Я вот чего не понимаю. Койнер и О'Брайен считают, что Обри втащили на три фута в столовую. Судя по кровавому следу на ковре.

– Чтобы убийца мог закрыть за собой дверь, – предположил Саморра. – Ее ступни мешали.

– Пол, но зачем? Что ему было здесь делать? Сексуально он ее не использовал, по крайней мере как известно нам. И не взял ничего, насколько можно судить. Оставил наличные деньги, кредитные карточки, дорогие лекарства в аптечке. Он очень рисковал, входя сюда. И тратил время. С какой стати?

– Например, онанировал, глядя на нее, потом ушел.

Мерси вспомнила недавние нераскрытые убийства уличных проституток: две были обнаружены в мотелях в разных концах округа, одна лежала на Харбор-бульваре, возле автомагазина. Одну задушили, другую забили дубинкой, третью застрелили в голову.

– Спермы нет.

– Он мог воспользоваться презервативом. У нее их полно.

Мерси попыталась представить такое, но не смогла. Это казалось очень расчетливым, холодным, лишенным чувственности. И не было улик, свидетельствующих, что убийца хотя бы касался Обри, если не считать того, что оттащил ее от двери.

Они остановились у противоположных концов обеденного стола. Мерси рассматривала блюда, салфетки возле них о тем же рисунком, невысокую хрустальную вазу, где Линда Койнер нашла гильзу. На одном месте стоял почти пустой стакан воды, на другом полная чашка кофе. На кромке стакана краснел продолговатый мазок губной помады. Оба сосуда покрывал черный дактилоскопический порошок. Мерси видела, где со стакана снимали пленку. Она пригнулась, чтобы изменить угол зрения, и стала разглядывать порошок на стекле, которым засыпали стол. Отпечатков там было множество.

Мерси направилась в кухню, где стояли немытая сковородка на столике, столовые приборы, салатные миски и тарелки в раковине. В сковородке лежали крылышко и бедро. Ни рюмок, ни бутылок из-под спиртного. Стоя у раковины, через правое окно можно было видеть океан.

– Хорошо, Пол. Значит, она готовит для кого-то ужин. В ее календаре написано «Т.Т.». Предположим, человек пришел в половине девятого, это слышал Коутс. Гость – крупный мужчина, с легкой походкой, знакомый с окрестностями. Он стучит, Обри открывает. Ни шумных разговоров, ни громкой музыки, ни борьбы, ни выстрелов, ничего. Они едят салат и цыпленка. Спиртного нет. В десять минут одиннадцатого гость уходит. Мы знаем это, поскольку Александр Коутс находится в ванной комнате со своим надежным секундомером.

Саморра перешел в гостиную. Он стоял в солнечном свете, глядя на туфли Обри с высокими каблуками. Его голос звучал глухо.

– Потом поднимается по лестнице знакомый номер два, идет по дорожке, и он поменьше, обувь у него на мягкой подошве. Не стучит, но Обри все-таки открывает дверь.

Мерси полистала заключения экспертов, чтобы выяснить, была ли посыпана порошком кнопка звонка. Эван посыпал и ничего не обнаружил.

– Может быть, он вытер кнопку, – предположил Саморра, или негромко постучал. А Коутс в это время умывался, зевал, кашлял – и не услышал стука.

Мерси задумалась.

– Обри слышит стук или звонок, подходит к двери, открывает ее. Но сначала включает свет над крыльцом и смотрит в глазок. Это существенно. Очевидно, она его узнала. Если нет, то почему открыла дверь? Она девушка по вызову. Навидалась всякого. Доверчивость не в ее натуре. Но дверь она открывает.

– Она знала его, – произнес Саморра. – Думала, что знала. Если отбросить предположения Коутса, основанные на звуках, перед нами один и тот же человек. Самое простое объяснение. Гость, который ужинал. Т.Т. Вот почему Коутс не слышал стука. Стук был негромким, потому что Т.Т. только что вышел. Этот человек знал: Обри решит, будто вернулся он. Негромкий стук, она подходит к двери, спрашивает, кто там, он отвечает: «Я, знакомый номер один. Забыл куртку». Или сотовый телефон. Или очки.

Мерси вошла в столовую и посмотрела на обведенное мелом место, где недавно лежал труп.

– Значит, он приехал на ужин с намерением убить ее.

– Совершенно верно. Поэтому вышел и вернулся.

– Сходил за пистолетом, поскольку не мог незаметно пронести его в дом.

– Я так представляю это, Мерси. И притом пистолет с глушителем. Вчера ночью четверо соседей были дома, но никто не слышал выстрела. Ничего похожего на выстрел. Ты знаешь, какого шума наделал бы сорокапятикалиберный. Крыльцо с навесом, полуоткрытая дверь. Глушитель был наверняка.

Мерси подумала, что Саморра прав. Стрелок приехал сюда, чтобы убить Обри. Потом попыталась взглянуть на это по-другому: знакомый приезжает на ужин и выходит в гневе. Когда направляется к своей машине, он уже вне себя, хватает пистолет и возвращается. Очень часто клиенты в ярости убивают проституток. Но в данном случае Мерси не видела логики. Обри вряд ли работала в ту ночь. Проститутки не готовят ужин клиентам. Кровать была застелена. И никто не возит с собой пистолет с глушителем, если не собирается пустить его в ход в скором времени.

– Хорошо, – сказала Мерси. Она работала с Саморрой недолго, не знала, как он рассуждает, поэтому хотела рассмотреть все возможные варианты развития событий. – Однако вернемся к первой версии. А если здесь были два человека?

– Тогда между ними либо есть связь, либо нет.

– Если есть, значит, много беготни и привлеченных к работе людей.

– И много секретов, – добавил Саморра. – По-моему, это был один человек, независимо оттого, что слышал Александр Коутс.

Мерси тоже склонялась к такому выводу.

– Этим можно объяснить, почему он вошел в дом после того, как убил Обри.

– Вот именно. Стереть отпечатки пальцев со всего, к чему прикасался за ужином.

– И теперь, когда я думаю об этом, мне кажется, не только.

Саморра взглянул на нее.

– Он хотел забрать гильзу. Полуавтоматический пистолет выбрасывает ее вправо. Когда Обри упала, он входит в дом, смотрит в правую сторону в поисках гильзы. Как она ударилась о дверь, он не слышал из-за выстрела. Пистолет даже с глушителем издает какой-то звук. Выбоины в краске он не заметил. Тут нам повезло. Он не находит гильзы сразу, поэтому оттаскивает девушку с дороги, закрывает дверь и снова ищет. Но не находит, поскольку ищет не в той части дома. Даже если бы он подумал о рикошете, какова вероятность, что заглянул бы в цветочную вазу? Она слева от него.

Саморра закивал.

– Недостаток этого рассуждения в том, что оно подходит и к знакомому номер два. Если он связан со знакомым номер один, то стирает отпечатки пальцев и ищет гильзу. Если нет, то радуется всем отпечаткам, какие должен был оставить знакомый номер один, но гильзу ищет.

– Откуда ему знать, чего касался напарник?

– Он исходит из очевидного.

Мерси проследила эту мысль, насколько смогла. Одна дорога, много развилок – от одной развилки к другой.

– Никто не планирует убийства и при этом оставляет отпечатки пальцев на столовых приборах. Если мы находим много хороших отпечатков, значит, их было двое и они не работали вместе. Две походки. Два человека. Как и предположил Коутс.

Саморра посмотрел на контур тела так, словно видел его впервые. Наклонил голову, словно ищейка Майка.

– Что? – спросила Мерси.

– Я убираю стены, вставляю окна...

Мерси промолчала, решив, что он, подобно Хессу, видит то, чего нет.

– Понимаешь, – продолжил Саморра, – пытаюсь избавиться от своих дурных мыслей.

– Понимаю.

– «Два человека. Как и предположил Коутс», – повторил Саморра ее слова.

Что-то в его тоне подсказало Мерси, что он поверил показаниям свидетеля, хотя тот и курил марихуану.

– Но зачем? – спросил Саморра. – Зачем ее убивать?

– Я думаю об этом с тех пор, как увидела деньги у нее в кошельке. Собственно говоря, задаюсь вопросом, не может ли это быть частью ответа.

– Не понимаю.

– Он знает, что мы будем обыскивать дом. И оставляет деньги, желая заморочить нам голову.

– Это натяжка.

Саморра усмехнулся и отвернулся.

Мерси ощутила прилив ярости. Она ничего не сказала, но подумала: «Мой напарник погиб из-за того, что я сочла, будто психопат слишком глуп, чтобы идти за мной. Это натяжка. Тот гад убил Хесса из моего пистолета. Я тоже чуть не погибла и до сих пор иногда хочу поменяться с ним местами».

Не поворачиваясь к ней, Саморра покачал головой и пробормотал что-то. Мерси не расслышала. Она попыталась не выдать голосом ярости, обычно у нее это получалось плохо.

– Пол, мы не должны работать вместе, если не можем разговаривать.

– Я был не прав, – мягко промолвил он. – Ничто нельзя назвать натяжкой, если речь идет о человеке, который взял и выстрелил девушке в сердце.

Мерси видела Саморру в профиль на фоне окна, его налитый кровью глаз.

– Извини, – сказала она. – Я безутешна.

– Извинение принято. Я тоже.

– Я безутешнее.

– Нет, гораздо, гораздо безутешнее я.

Мерси почувствовала облегчение оттого, что он принял ее шутку. Она улыбнулась и со вздохом произнесла:

– Иногда мне кажется, что у меня есть проблемы, пока не вспоминаю о делах, над которыми работаю.

– Мне тоже. Тогда я вспоминаю о Джанин.

Джанин звали его жену.

* * *

Они стояли между кухней и столовой. Мерси читала свои записи разговора с Коутсом.

– Меня вот что смущает, – призналась она. – По словам Коутса, здесь происходила какая-то борьба. Сначала удар по полу, затем другие, продолжительные, через минуту-другую. Насколько я понимаю, первым было падение Обри на пол. Если последовала борьба, то между кем и кем?

– Коутс считает, будто двигали мебель.

Шкафчик под раковиной был распахнут, шурупы дверной ручки наполовину выдернуты из дерева. Второй выдвижной ящик стола открыт до отказа, полозки изогнуты так сильно, что он не закрывался.