Текст книги "Темная королева"

Автор книги: Сьюзен Кэррол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

– Она ушла, господин. И, слава богу, – не удержавшись, с жаром добавил Симон.

Хозяин ответил лишь довольной мечтательной улыбкой.

– Ты слышал, что она сказала, мой юный Симон? Мне предстоит стать большим человеком, Великим инквизитором всей Франции.

– Д-да, господин. Но я не уверен, что следует так уж верить обещаниям королевы.

– Что ты хочешь сказать?

– Ну, я… я… – Симон смущенно поежился под тяжелым взглядом хозяина. – В ней есть что-то странное. Ее взгляд, необычные вещи, которые ей известны о кольцах и прочем. Я подумал, может, она сама ведьма.

Де Виза, словно громом поразило.

– Ты не рехнулся, парень?

– Не один я так думаю, – оправдывался Симон. – Я слышал разговоры на улице. Слухи. Есть люди, которые называют ее Темной Королевой и колдуньей.

– Грязная ложь. К тому же глупая, поскольку касается женщины, которая была супругой великого католического монарха и племянницей папы. Помилуй бог, малый, – прорычал де Виз. – Думаешь, я не распознаю ведьму, если увижу?

– Н-нет, господин. То есть да, господин.

– В таком случае чтобы я никогда больше не слышал от тебя такой изменнической чепухи.

– Да, господин.

Симон низко наклонил голову, чтобы скрыть упрямо поджатые губы. Раньше магистр де Виз обвинил его в том, что его околдовала маленькая Мири Шене, но Симон опасался, что околдован именно хозяин: одурманен холодным повелительным взглядом Екатерины Медичи, заморочен ее льстивыми обещаниями.

Королева откинулась на подушки своей кареты, слегка прижимая к носу платок, словно после посещения жилища охотника на ведьм в носу остался дурной запах. Дом, как она знала, был куплен на деньги, оставшиеся от жертв. Обвинителям полагалась доля имущества осужденных – серьезный стимул для добропорядочных граждан обвинять соседей в колдовстве, а де Виз получал мзду гораздо больше других.

Однако магистр говорил правду, когда утверждал, что накопление богатства не является его главной целью. Богатство лишь давало ему возможность осуществлять крестовый поход против колдовства с одержимостью, в которой сливались воедино безумные религиозные фантазии, отвращение к женщинам и жажда власти. К счастью, в головы таких фанатиков всегда легко подпустить тумана.

Другое дело – этот мальчишка, Симон Аристид. Он видел мир с простотой и ясностью, часто свойственной наивной юности. Екатерину отчасти забавляла острая наблюдательность парня, но одновременно вызывала смутное беспокойство. Она смогла прочесть его мысли, узнать всю трогательную историю, как он в нежном возрасте одиннадцати лет потерял все, чем дорожил, как вся его деревня была уничтожена злодеянием какой-то старой карги.

У парня, конечно, была причина ненавидеть ведьм и стараться их уничтожить. Глядя в темные глаза Симона, Екатерина испытывала странное предчувствие, что если щенок де Виза получит возможность вырасти, то он может представлять угрозу даже ей. Своего рода интуиция подсказывала ей, что от парня надо избавиться, и поскорее.

Но были неприятности и поважнее, чем этот парнишка. Как, например, то, что беглый капитан Реми и Арианн Шене собираются сделать с ее перчатками. Откинув голову на спинку сиденья раскачивающейся кареты, Екатерина благодарила Бога, а пожалуй, лучше сказать, Мари Клэр за то, что та послала шпионить за ней Луизу Лаваль. Самодовольный вид куртизанки и скрытный блеск под ее густыми ресницами предупредили Екатерину о провале магистра. Луиза хорошо умела скрывать свои мысли, но Екатерине все лучше удавалось проникать в мысли девушки.

Хотя… временами она опасалась, что Луиза, прекрасно осознавая подозрительность Екатерины, вела с ней игру, позволяя ей читать по глазам, выдавала только кусочки мыслей, которые приносили лишь расстройство и разочарование.

Она разделается с Луизой, осталось недолго. Главная забота – Хозяйка острова Фэр, пора положить конец вмешательству Арианн Шене в ее планы. По крайней мере, удалось вытянуть хоть одну пикантную новость у этого дурака де Виза и его остроглазого парня.

Значит, крошка Арианн Шене завела любовника, графа де Ренара. Этот человек, должно быть, действительно охмурил Арианн, раз она связана с ним «Кольцами любви». Интересная новость, всегда полезно знать слабые места своих противников.

Испытывая легкие угрызения совести, Екатерина закрыла глаза. Она прекрасно понимала, что посылать де Виза снова на остров Фэр – все равно что спустить с цепи бешеного пса. Униженный своим первым провалом, он наделает много бед, а не только совершит в поисках капитана Реми налет на дом в Бель-Хейвен.

Де Виз сровняет жилище с землей, уничтожит всех обитателей, всех милых дочерей ее дорогой Евангелины.

Екатерина, вздохнув, пробормотала:

– Прости меня, Евангелина. Ты же знаешь, что я этого не хотела. Твоя неразумная дочь не оставила мне выбора.

Магистр охотников на ведьм был не единственным, кто в ту ночь принимал в Париже нежданного посетителя. Мадам Эрмуан Пешар приоткрыла дверь на кухню и поспешно втянула внутрь ожидавшую в тамбуре женщину, прятавшую лицо под капюшоном.

В том, что эта высокая худощавая женщина принимала гостей с черного хода, не было ничего особенного. Ее муж Эмиль был известным врачом и лектором Парижского университета. Но все студенты знали, что в случае серьезного недомогания лучше всего посоветоваться с мадам Пешар.

Нынешняя посетительница, казалось, не жаловалась на плохое здоровье. Когда Луиза Лаваль откинула капюшон, ее веснушчатые щечки горели от возбуждения, а в голубых глазах мерцали проказливые искорки.

Прежде чем быстро захлопнуть дверь, мадам выглянула во двор. По счастью, она уже предусмотрительно отпустила прислугу спать. Запирая дверь на задвижку, она отчитала девушку:

– Серьезно предупреждаю, мадемуазель Лаваль. Нельзя быть такой чертовски безрассудной. Надо было прийти попозже. Что, если за вами от дворца следили?

– Не беспокойтесь, дорогая моя Эрмуан. Сегодня ночью глаза Темной Королевы направлены в другую сторону. А мне нужно воспользоваться одним из ваших маленьких друзей, чтобы послать словечко Мари Клэр.

Луиза кивнула в сторону висевшей в углу клетки с воркующими голубями.

– Надеюсь, вы намерены сообщить ей, что покидаете двор, как она вас предупреждала.

– Зачем? Дела у меня идут хорошо, – невозмутимо улыбалась Луиза. Плюхнув на кухонный стол изящную муфту, достала из меховых глубин полосочку пергамента. – У вас есть перо и чернила? Там составить послание трудно. Даже если занята Екатерина, всегда рядом кто-нибудь подглядывает.

Мадам Пешар нахмурилась, но сходила за нужными принадлежностями. Усевшись за стол, Луиза ловкими умелыми пальцами взяла перо и поразительно тонкими движениями начала тщательно составлять шифрованное послание.

Мадам недовольно следила за работой. Она не одобряла нравы и образ жизни Луизы, ее развязные манеры и беззаботность. А больше всего мадам Пешар не одобряла это опасное мероприятие. Когда она начинала использовать птиц для поддержания связи с Мари Клэр, то делала это лишь ради удовольствия общаться с великолепно осведомленной знахаркой. Мадам совсем не ожидала, что окажется втянутой в интриги, связанные с Темной Королевой.

Пока Луиза заканчивала записку, мадам нервно вышагивала по комнате.

– Вы с Мари Клэр поступили опрометчиво, предприняв попытку шпионить за Темной Королевой, даже ради помощи Хозяйке острова Фэр. Вы, мадемуазель Лаваль, воображаете себя очень умной, однако Темная Королева вас раскусит.

– Знаю. Вообще-то я позволяла ей читать по глазам.

– Вы что! – Мадам Пешар остановилась и, удивленно глядя на девушку, хлопнула ладонями по столу.

– Осторожнее, Эрмуан. Вы чуть не опрокинули чернильницу, – невозмутимо заметила Луиза.

– Перестаньте дерзить, для вас я мадам Пешар. Теперь скажите мне, что вы наделали.

Луиза с самодовольным видом откинулась на спинку стула.

– Просто сыграла в кошки-мышки с нашей дорогой Екатериной. Я дала ей прочесть в глазах достаточно, чтобы она узнала о катастрофическом поражении ее охотников на ведьм. Надо было видеть ее лицо, – фыркнула Луиза. – Темная Королева даже показала, что порой для разнообразия способна на неподдельные чувства. Клянусь, она побледнела.

Мадам Пешар почувствовала, что тоже бледнеет.

– Ты что, тронулась, девушка? Зачем ты это сделала?

– Стратегия, милая Эрмуан. Встревоженные люди чаще ошибаются, потому что теряют осторожность.

– Верно, но они также становятся куда более опасными.

– Не будьте старой трусихой. Мне так забавно иметь дело с Темной Королевой, выдавая ей понемножку информации, частью подлинной, частью ложной. Соблазнять всех этих мужиков при дворе, ей-богу, начинает надоедать. А это возбуждает больше, чем новый любовник.

Пока Луиза спокойно складывала послание до размеров, подходящих к колечку на лапке голубя, мадам Пешар, заламывая руки, без конца повторяла:

– Ты всех нас погубишь.

В глазах Луизы мелькали озорные искорки. Но потом она заговорила с неподдельно виноватой улыбкой:

– Простите, что доставляю вам беспокойство, но если хотя бы немного не рисковать, то ничего не добьешься. Совсем близко день приезда в Париж короля Наварры. – Луиза вдруг, что было ей несвойственно, посерьезнела. Глаза ее потемнели. – Я не так хорошо умею читать по глазам, как Темная Королева, но могу сказать одно: не знаю, что готовит эта зловещая женщина, но ставлю свои лучшие драгоценности, что это будет не просто свадьба.

Глава семнадцатая

Ощущение покоя медленно вернулось на остров Фэр, где жители наслаждались чередой золотых летних дней. На первый взгляд могло показаться, что острову никогда не угрожали ни охотники на ведьм, ни интриги Темной Королевы.

«Почти», – думала Арианн, удаляясь под вечер в уединение своей спальни. Вдали от любопытных глаз она развернула содержавшую последние подробности из Парижа записку Мари Клэр, которую только что принесла Шарбонн.

«Несмотря на все опасности, Луиза по-прежнему упорно держится за место при дворе, чтобы следить за королевой. В данный момент все, кажется, спокойно. Екатерина проводит много времени в личной молельне, хотя Луиза сомневается, что та все это время молится. Она убеждена, что Екатерина готовит какое-то злодейство, и что у нее где-то есть тайная мастерская. Луиза твердо намерена ее обнаружить, хотя опасается, что Екатерина стала относиться к ней подозрительнее. Однако она надеется обратить это обстоятельство нам на пользу, позволяя королеве читать ее мысли и используя ложную информацию, чтобы отвлечь Екатерину от острова Фэр…»

«О, глупая, безрассудная девчонка», – произнесла про себя Арианн. Луиза вела опасную игру, и Арианн надо было как-то положить конец этому безумию, прежде чем молодая куртизанка или кто-нибудь еще разделит участь несчастной королевы Наваррской.

Арианн трудилась в подвале, пока не стало двоиться в глазах, но так и не приблизилась к разгадке тайны этих перчаток, к получению доказательств, которые навсегда лишили бы Темную Королеву возможности причинять вред другим. Она просто не представляла, что еще можно сделать.

Потирая шею, Арианн подошла к окну, глядя на угасающий день. Заходящее солнце бросало мягкие золотые лучи, готовясь набросить покров ночи на Бель-Хейвен, на шелестящие сады, серебристую поверхность пруда, прочное строение стоящей неподалеку конюшни. Обычно, глядя на все эти ласкающие глаз земные блага, Арианн успокаивалась, но в последнее время ей бросались в глаза только недоделки и упущения.

Огород лечебных трав давно нуждался в прополке, а в саду ветви деревьев сгибались под тяжестью созревающих плодов. Надо было организовать домашнюю челядь и проследить за тем, чтобы плоды были собраны до того, как яблоки сгниют и весь урожай пропадет.

По-прежнему приходилось думать о долгах отца, и почти не оставалось времени заглядывать в бухгалтерские книги. Напуганные охотниками на ведьм островитяне понемногу приходили в себя и наведывались снова, умоляя помочь от болезней, и запасы лекарств, к прискорбию Арианн, оскудевали. Надо было не посвящать все время изучению ядов, а готовить свежие лекарства.

И затем, разумеется, Ренар.

Арианн прислонилась лбом к окну. Он никогда не удалялся ни из ее мыслей, ни от Бель-Хейвен. Предпочел остаться на острове, жил на постоялом дворе, его люди непрерывно караулили насыпь между островом и материком.

Время от времени она мельком видела Ренара то ехавшим по городу, то на опушке леса: могучий конный страж, гарантирующий ей безопасность.

Она не хотела быть еще больше обязанной этому человеку хотя бы ради собственного душевного спокойствия. Она желала, чтобы он вернулся к себе в имение, но не собиралась искать его, чтобы сказать ему это. Предпочитала держаться на расстоянии, дабы он не прочитал ее глаза и не увидел там овладевшее ею в последнее время страстное желание, необъяснимую жажду снова воспользоваться кольцом.

Она потрогала платье, ощущая на цепочке под лифом кольцо Ренара. Возможно, ей следовало бы избавиться от него, как требовала Габриэль, особенно теперь, когда узнала, каким опасно могущественным может быть этот талисман. Но, похоже, Арианн была не в состоянии пойти на это.

Оттянув вырез, девушка достала цепочку с кольцом, покрутила им перед глазами, поражаясь, как такой простой металлический кружок может вызывать такое большое искушение. Ведь она не раз испытывала соблазн надеть кольцо на палец и вызвать Ренара, хотя ей ничто не угрожало. Разве что перспектива еще одной бессонной ночи в пустой постели, где ее мучили бы видения той жаркой игры воображения, овладевшей ими при соприкосновении их колец, и возникал бы вопрос, как было бы, если бы их занятие любовью стало реальным.

Арианн глубоко стыдилась своей слабости. В то же время она понимала, что желать мужчину – вещь вполне естественная, извечная, как сама земля, неодолимая потребность быть в ночи рядом с любимым, в объятиях его сильных рук, отвечать на ласки, упиваться его страстью и нежностью.

Об этом мечтают большинство женщин, но положение Хозяйки острова Фэр требовало от Арианн быть сильной, самостоятельной, не зависящей ни от одного мужчины. Кроме того, с грустью напоминала она себе, страсть без любви – пустое дело. Именно этим все закончилось для ее бедной сестренки Габриэль, отдавшей на скотном дворе самый драгоценный дар мужчине, совершенно ее недостойному.

Несмотря на все так называемые предвидения его странной бабушки относительно судьбы, для расцвета настоящей любви между Арианн и Ренаром не могло быть перспектив. Каким бы сердцем ни обладал Ренар, он давно отдал его веселой полногрудой пастушке, которую звали Мартиной. А что до ее сердца, Арианн отдала его жителям своего острова и своим сестрам, их счастью, здоровью и благополучию.

Девушка последний раз украдкой, с сожалением бросила взгляд на кольцо и через силу убрала его.

От упрямого бдения Ренара на острове была, по крайней мере, одна польза: Арианн считала, что его присутствие, возможно, задерживало возвращение де Виза и предоставляло больше времени на поправку Реми.

Скоро капитан Реми будет достаточно здоров, чтобы покинуть остров Фэр, что станет благом для всех. Теперь, когда опасность отступила, Арианн переместила его из подвала в спальню отца, а Габриэль проводила в обществе солдата много времени, читала ему, играла на лютне, чтобы возбудить аппетит, приносила лакомые кусочки.

У Габриэль редко хватало терпения ухаживать за больным. Возможно, теперь она чувствовала себя немного виноватой за непорядки, которые причинила, утащив шпагу Реми. Габриэль определенно не обладала способностью читать по глазам, иначе бы увидела то, что давно заметила Арианн.

Серьезный молодой капитан все отчаяннее влюблялся в нее.

Габриэль тянула Реми за руку, украдкой оглядываясь в сторону Бель-Хейвен. Серый каменный дом с увитыми плющом стенами мирно нежился под полуденным солнцем. Кругом не было ни души. Но в любой момент в одном из окон могло появиться лицо Арианн.

– Быстрее! – крикнула босоногая Габриэль, порываясь побежать. Они подходили к краю заросшего травой луга, за которым начинался лес. Но Реми противился. Он, спотыкаясь, тащился в тяжелых сапогах и, в конце концов, заставил остановиться.

Габриэль еще настойчивее потянула его за руку, но она с таким же успехом могла бы сдвинуть с места каменный столб. Чуть улыбаясь, он покачал головой.

– Габриэль, не надо, – попросил он. – Ты же сказала, что мы только сделаем кружок по саду и так далеко не пойдем. Арианн разрешила мне вставать, но просила не выходить из дома. Или, по крайней мере, не уходить дальше сада.

– Разрешила тебе? С каких это пор Арианн стала твоим командиром? Тебе не обязательно слушать, что она говорит, – с озорной улыбкой добавила Габриэль. – Я, разумеется, никогда не слушаю.

– А, пожалуй, следовало бы, – возразил Реми. – Арианн очень благоразумна. Если бы солдаты Екатерины или этот дьявол де Виз вернулись и нашли меня здесь, то и вы бы поплатились. Я и без того представляю для тебя и твоих сестер достаточную опасность.

– Этот большой болван, ухажер Арианн, прогнал де Виза и его охотников на ведьм. И даже если они вернутся, я тебя защищу.

Ее заявление вызвало не так уж часто слышимый смех Реми. Габриэль подошла ближе, глядя на него сквозь густые ресницы.

– Ну, пожалуйста, Реми. Пойдем со мной, – уговаривала она. – Ты не видел моего любимого места, я хочу тебе показать.

– Хорошо, – согласился Реми. – Но ненадолго. Габриэль повела его по окружавшему Бель-Хейвен лесу. В одной рубашке, легких коричневых брюках и высоких кожаных сапогах, Реми с головы до ног выглядел солдатом.

Девушку не могло не восхищать мужское изящество его стройной фигуры. Реми не был слишком высокого роста, дюжим животным вроде ухажера Арианн, графа де Ренара. Капитан был куда более гибким и ладно скроенным, и Габриэль представляла, каким подвижным, проворным он станет, когда наберется сил. При этих мыслях ее сердце учащенно забилось.

По мере того как они медленно углублялись в лес, Габриэль казалось, что она чувствует, как крепнет, оживает рука Реми. Откинув голову, со светящимися удовольствием глазами он глубоко вдыхал бодрящие запахи земли и деревьев.

Тянущиеся к небу вековые стволы могучих дубов, вязов и платанов походили на стерегущих остров старых, испытанных часовых. Тут и там можно было увидеть танцующие на ветру, будто нежные дриады, белые полоски березовой коры.

Снизу лес до того густо зарос кустарником и папоротником, что пробираться сквозь заросли было довольно сложно. Исключением была Мири, которая, казалось, могла пробираться сквозь самый перепутанный кустарник так же легко, как кролик или лисичка.

Габриэль старалась вести Реми по тропе. Наступая босой ногой на острый сучок, она морщилась – подошвы были не такими затвердевшими, как в дни ее детства. Она всегда страшно не любила возиться с туфлями и носками, лишними вещами, задерживавшими, когда ее ждал целый большой мир, множество чудесных видов и пейзажей, которые надо было успеть запечатлеть на полотне, пока светло.

На повороте она мельком взглянула на ноги и отметила грязные пальцы. Удрученно подумала, сколько весь последний год стоило труда избавиться от мозолей, накладывая примочки и мази, чтобы ноги стали такими же нежными, белыми и гладкими, как и все тело. Столько же трудов, сколько уходило на выщипывание бровей, маникюр, полоскание волос. Глядясь в зеркало, Габриэль училась укладывать волосы в более изощренные прически, готовила себя к тому, чтобы стать, как она решила, утонченной и соблазнительной обольстительницей, женщиной весьма состоятельной и могущественной, куртизанкой.

Вторжение в ее жизнь Николя Реми сократило эту деятельность, хотя Габриэль вряд ли могла объяснить почему. Рядом с Реми она чувствовала себя вполне удобно в самом заношенном платье, с распущенными по спине волосами, с оставленными под кроватью туфлями.

Тропинка стала шире, перешла в прогалину, по которой бежала речка, делившая лес надвое. Вода, перекатываясь по камням, издавала мелодичный звук. В более романтичные дни Габриэль представлялось, что среброкудрая нимфа поет хвалебные песни своему возлюбленному – темному, дикому духу леса.

Когда-то это место было для нее волшебным. В детстве они с маленькой сестренкой Мири любили здесь играть. Позже прогалина стала для нее местом уединения, где она в одиночестве мечтала, приходя сюда с мольбертом и красками.

Но когда волшебство постепенно ушло из ее рук, оно ушло и из леса. Теперь она редко бывала здесь, это место стало лишним печальным напоминанием обо всем, что она утратила. Но, когда Реми пришел в восторг от этой природной красоты, Габриэль почувствовала, как и в ней шевельнулись прежние приятные ощущения. Она подбежала к потоку, окунула пальчик в воду, вздрогнув, когда по ноге плеснула ледяная вода. Но в такой теплый день это было даже приятно.

Габриэль нагнулась и зачерпнула горстью воды, чтобы напиться. Холодная вода приятно остужала горло.

– Капитан Реми, ты должен подойти сюда и напиться. Ты никогда не пробовал такой…

Оглянувшись, она умолкла. Капитан, прижимая руку к ране, еле двигался. Но, поймав ее взгляд, тут же опустил руку.

– В чем дело? Что с тобой? – спросила девушка.

– Н-ничего, все хорошо. – Реми походил на прибежавшего из Марафона и тут же рухнувшего на землю древнего грека. Ко лбу прилипли пряди взмокших темно-золотистых волос.

– Выглядишь совсем нехорошо. – Увидев, что Реми пошатнулся, она поспешила к нему. – Что это? Рана открылась?

– Нет, ничего. Я… – Реми про себя выругался, что в присутствии женщин с ним редко бывало. И, злясь на себя, продолжал: – Вдруг почувствовал слабость, словно какая-то дряхлая старуха.

Габриэль прикусила губу, проклиная себя за то, что вовремя не заметила неладное. Но Реми не жаловался. Вообще-то на протяжении всей прогулки он практически не произнес ни слова, дал ей возможность унестись мыслями, и это ее не насторожило.

Она с раздражением глядела на него, ей хотелось дать ему затрещину за то, что он такой стойкий и такой глупый. Но он-то не глупый, виновато подумала она. Сама глупая.

– Это я виновата, – признала Габриэль, поддерживая его. – Не надо было заводить тебя так далеко.

– Далеко! – морщась от боли, с коротким смешком заметил Реми. – Габриэль, я солдат, я привык к походам. Я мог бы без передышки пересечь весь остров.

– Обопрись о меня, – сказала она, – и пойдем домой.

Но Реми вырвался из ее рук.

– Нет, Габриэль, – задыхаясь, произнес он. – Все нормально. Мне просто нужно присесть, отдохнуть минутку.

Она нахмурилась, глядя на него. Реми в ответ посмотрел на нее и, невзирая на измученный вид, в глазах его мелькнула светлая грусть.

– Как здесь хорошо. Там, в доме, как в клетке, я начинал понемножку сходить с ума. Чувствую, что снова можно дышать.

Тогда почему он выглядит так, что вот-вот перестанет дышать? Она все же подвела его к берегу. Опираясь о ствол стареющего платана, чьи кривые корни, изгибаясь, выпирали в сторону воды, Реми медленно опустился на землю. Для него это оказалось трудным делом. Он разжал стиснутые зубы, только когда сел. Потом, откинувшись к стволу, довольно вздохнул:

– А-а, так лучше.

Габриэль беспомощно смотрела на него, ругая себя за то, что не подумала взять с собой пузырек с лекарством. Арианн, конечно, не забыла бы. Спустившись к воде, Габриэль пошарила в висевшей на поясе сумочке и достала носовой платок. Смочив его, поспешила обратно к Реми.

Встав на колени, она коснулась платком его лба и щек, чуть испугалась, увидев, что он закрыл глаза. Но потом поняла, что это от наслаждения ощущением прохлады.

К ее облегчению, лицо Реми начало розоветь. Она сдвинула с глаз влажные пряди волос. Когда Габриэль впервые увидела в подвале полуживого Реми, ей показалось, что волосы у него тусклого каштанового цвета и жидкие. Но так было до того, как его помыли.

На лице Реми играли проникающие сквозь листву солнечные блики, и теперь Габриэль увидела, что в действительности волосы белокурые с таким множеством оттенков, что трудно представить. Она не устояла от того, чтобы пропустить их между пальцами, любуясь их удивительной шелковистостью, игрой красок.

Она подумала, что, если бы ей когда-нибудь пришлось писать портрет Реми, едва ли хватило бы на ее палитре красок, чтобы схватить эту удивительную смесь света и тени в волосах капитана.

Его бородка была явно светлее, коротко подстриженная, она придавала жесткость подбородку. Щеточка усов служила удивительным контрастом очертаниям рта, подчеркивая нежный изгиб губ. Правда, раньше Габриэль всегда предпочитала гладко выбритых мужчин.

Капитан открыл глаза и поглядел на нее с таким удивлением, что Габриэль замерла, вдруг осознав, что делает. Повернула лицо Реми и принялась разглаживать бородку, разглядывать подбородок. Наклонилась так низко, что ее дыхание смешалось с его дыханием, грудь уперлась в твердую мышцу его плеча.

В удивленном взгляде Реми вспыхнуло такое желание, что оно отозвалось ответным теплом в груди Габриэль. Это ощущение ошеломило ее, и она испуганно отшатнулась, удивляясь, какой черт в нее вселился.

Реми смущенно отвел глаза. Это, пожалуй, больше всего помогло Габриэль прийти в себя.

– Сейчас получше, капитан? – спокойно, сдержанно, как она надеялась, спросила она.

– Д-да, спасибо, мадемуазель, – в тон ей ответил Реми. – У вас действительно дар целительницы.

Габриэль пожала плечами:

– Не у меня. У Арианн. – Заметив, что Реми открыл рот, намереваясь любезно возразить, она торопливо добавила: – Если вы чувствуете, что пошли на поправку, то это, несомненно, скорее благодаря… здешним лесам. Моя младшая сестренка утверждает, что здесь царствует древнее волшебство.

– Да, Мири мне говорила.

Хотя Реми немного поморщился, ему удалось сесть прямее. Габриэль спустилась к ручью и разложила носовой платок сушиться на камне. Скромно обернув ноги складками платья, прижав к груди колени, девушка присела на берегу, глядя поверх ручья.

Она почувствовала, что Реми покинул свое место под деревом. Он медленно передвигался вдоль берега и, подойдя к ней, сел рядом. Габриэль невольно напряглась, пока не увидела, что он постарался держаться на приличном расстоянии. Она непроизвольно расслабилась, вытянула ноги, доставая пальцами до растущих по краю ручья щекочущих тростинок.

Габриэль, чуть удивляясь себе, прикрыла глаза. Обычно она была непоседлива, не могла долго усидеть на месте. Разве что в те далекие дни, когда забывала о времени, полностью отдаваясь живописи или скульптуре. Но в присутствии Реми было просто невозможно не чувствовать себя покойно. В нем было что-то от силы и надежности тех стерегущих лес крепких дубов, которые укрывали от палящего солнца и от самого сильного дождя.

В глазах Реми не видно было и следа душевной усталости, о которой говорила Мири. Он выглядел на удивление умиротворенно, лениво сорвал цветок и бросил в речку. Оба глядели, как медленный поток уносит прочь белые лепестки. Реми негромко произнес:

– Как здесь приятно, как спокойно. Хочется навсегда остаться здесь, на этом острове.

– Неужели? А я почти все время думаю, как бы отсюда вырваться.

Реми повернулся, удивленно глядя на нее.

– Неужели, Габриэль? И куда бы ты подалась?

Когда-то ответ был бы легким. В Италию, чтобы совершенствоваться в искусстве, изучая шедевры, которые, как она слышала, там создавались. Говорили, что один человек из Флоренции, некто Микеланджело, украсил Сикстинскую капеллу картинами такой красоты, что ангелы плакали от зависти к его гению.

Вряд ли это имело значение. Ее страстное желание стать великой художницей всегда оставалось неосуществимым даже для знахарки с острова Фэр. Всего лишь мечтой, исчезнувшей из виду, как тот нежный цветок в ручье.

– О, я хотела бы податься в Париж, нажить там состояние, – беззаботно посмеиваясь, наконец, ответила она на вопрос Реми.

И тут же пожалела, что упомянула Париж, увидев, как помрачнел взгляд Реми. Ведь именно оттуда он был вынужден бежать, преследуемый Темной Королевой. Габриэль не знала точно, чем Реми навлек на себя гнев Екатерины. Она догадывалась, что это могло быть каким-то образом связано со смертью королевы самого Реми, Жанны Наваррской.

Что бы там ни произошло в Париже, Реми, как ни просила Габриэль, отказывался говорить. Он утверждал, что ей лучше оставаться в стороне. Габриэль обижалась.

Чтобы не нарушать гармонии их сегодняшнего общения, девушка изменила ответ на более неопределенный.

– Думаю, что просто хочу посмотреть мир более широкий, чем наш остров Фэр.

– Мир за пределами этого острова зачастую бывает не очень приятным местом, – серьезно заметил Реми.

– Мой мир будет, – твердо заявила Габриэль, стряхивая с лица нагретые солнцем волосы. – Полный прекрасных дворцов, празднеств и маскарадов, роскошных бальных залов с танцами до рассвета.

– И, несомненно, со множеством пылких поклонников, – грустно улыбнулся Реми – Наверное, даже не вспомнишь… – он помедлил, и у Арианн замерло сердце, – э-э… этот островок, – неловко закончил он.

У Габриэль отлегло от сердца. Она очень боялась, что он скажет: «не вспомнишь меня». Пока Реми ограничивался редкими восхищенными взглядами, и она страстно молила, чтобы он не заходил дальше. Тогда ей пришлось бы ответить отказом, и простота их отношений исчезла бы навсегда. А ее вполне устраивала непринужденность, существовавшая между ними большую часть времени. У нее еще никогда не было друзей среди мужчин.

Реми сосредоточенно сорвал еще один цветок. Собирался, было бросить его в ручей, но остановился, до смешного пораженный.

– О господи, забыл. Так не полагается. Мири говорила, что в лесу живут феи. И мне ничто не будет грозить, пока я не причиню вреда лесу.

– Да, именно так сказала бы Мири.

– Она также сообщила мне, что в этих лесах пасется единорог, но поскольку я просто мужчина, то не могу рассчитывать на то, чтобы его увидеть, – добавил Реми.

– О, будто сама она когда-нибудь его видела, – насмешливо заметила Габриэль. – Хотя могу поклясться, что Мири охотится за ним с тех пор, как научилась ходить.

Реми бросил на нее странный косой взгляд:

– Но ты, должно быть, видела единорога.

Габриэль засмеялась:

– Почему ты так думаешь?

– А картина, которую ты написала для Мири?

Улыбка Габриэль увяла. Значит, Мири показала это Реми. Дурочка. Она была готова свернуть ей шею.

– Картина эта – пустяковина на забаву Мири, – сказала она. – Будь моя воля, я бы ее порвала, а полотно и раму пустила бы на растопку.

– Было бы очень обидно, потому что я в жизни не видел такой замечательной картины, – путано принялся объяснять Реми, не привыкший выражать чувства словами. Чуть смутившись, он продолжал по-солдатски настаивать на своем: – Мне казалось, что если я протяну руку, то дотронусь до настоящего загривка единорога и почувствую живую кожу. А пальцы ощутили бы его теплое дыхание. Картина была словно…