Текст книги "Прикосновение греха"

Автор книги: Сьюзен Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

– Беатрикс.

Занятый пробкой, он на миг прервал свое занятие.

– Вы не похожи на Беатрикс.

– Как раз именно так и выглядит Беатрикс, – возразила она с улыбкой. – Но меня в семье зовут Трикси.

– Ясно. Я так и знал, что у вас должно быть другое имя Трикси вам идеально подходит.

– А Паша – вам.

Это было ее первое личное замечание в его адрес. Он почувствовал воодушевление.

– Мои дедушка и бабушка по материнской линии были русскими.

– Как экзотично! Моя семья родом из Кента. Была, – поправилась Трикси тихо. Она никак не могла свыкнуться с мыслью, что их больше нет на свете. Это случалось в такие моменты, когда ей приходилось решать множество проблем и когда она находилась вдали от дома, где все напоминало об их уходе.

– А мои родные живут в настоящее время в Париже. Сегодня вы видели моего отца. – Паша протянул ей бокал. – За дальнейший успех всех ваших предприятий, – провозгласил он тост.

– Я предпочла бы отказаться от своих предприятий, – заметила Трикси с печальной улыбкой. – Жду не дождусь возможности вернуться домой, к сыну.

Разговор постепенно перешел на детей. Паша сообщил, что у него четверо младших братьев и сестер, самому меньшему – пятнадцать лет. Трикси сказала, что ее сыну недавно исполнилось четыре года. Рассказывало нем, о его любимых занятиях, о его пони, она улыбалась. Потом они поделились воспоминаниями о тех пони, которые были в детстве у каждого из них, и он получил отдаленное представление о ее прошлом. Единственный ребенок в семье сельского дворянина, благородная Беатрикс Гросвенор провела идиллическое детство в Кенте. Однако ни мужа, ни отца ребенка она ни разу не упомянула, и расспрашивать ее о них он не собирался. Когда разговор коснулся денег, необходимых ей для возвращения в Англию, она извинилась, что обманула его.

– Оставьте деньги себе, – сказал он. – Купите что-нибудь для Криса.

– Вы слишком добры.

Тепло огня, вино и веселая благожелательность хозяина отогрели ее. Но главным оставалось счастливое избавление от Ланжелье. Что касается денег, то об этом она подумает позже.

Когда какая-то его фраза заставила Трикси рассмеяться, Паша был очарован. Откинувшись в кресле, она улыбалась теплой и щедрой улыбкой. Ее искрящиеся радостью глаза на секунду встретились с его глазами.

Ощутив внезапный прилив желания, Трикси подумала, что это вино оказало на нее столь возбуждающее действие.

«Сначала я расстегну на ее строгом воротничке перламутровые пуговки, – подумал Паша, глядя на ее разрумянившееся лицо. – Очень медленно, а потом…»

– Как чудесно сидеть у огня, – произнесла она вдруг, потрясенная неожиданными ощущениями, спровоцированными темным горячим взглядом Паши Дюра. – Холодным вечером. Мне это напоминает о доме… Не сама комната, конечно, – продолжала она нервно, – с печатью стиля Ришелье «не жалеть никаких средств», но тишина и тепло, и… Где, интересно, можно раздобыть в центре города яблоневые дрова?

– Затрудняюсь ответить. Не знаю. Хотите, я спрошу у Жюля.

– О нет… на самом деле это совсем не важно. Я только хотела… что… Зачем вы на меня так смотрите?

– Вы очень красивая, – улыбнулся он. – Я пленен.

Неужели она и впрямь столь целомудренна? Или шикарная затворница Ланжелье, как никто другой, умела играть роль юной невинности? Столь зрелая женственность и полная безыскусность казались несовместимыми.

– Вы сказали, что мы только поужинаем. Конечно же, он рассчитывал не только на это, однако постарался не проговориться.

– Еду скоро подадут. – Неужели она и вправду дрожит? – Позвольте подлить вам еще шампанского, – предложил Паша, стараясь придать голосу больше нежности.

– Нет. – Ее голос дрогнул.

Но когда он подался вперед, чтобы вновь наполнить ее бокал, Трикси не остановила его.

– Шампанское во всех случаях хорошо помогает, – обронил он.

Она стиснула пальцы, чтобы не поддаться соблазну прикоснуться к нему. Его близость ее волновала, мужское начало подавляло; ее повергали в трепет его широкие плечи под тонким шелком рубашки, гибкие мышцы его ног, когда он поднялся с кресла; ее пугала первобытная сила его рук, взявших бутылку, а затем ее бокал.

– Вам лучше сесть, – едва слышно произнесла Трикси. Паша скользнул по ней взглядом, поставил ее бокал на стол и опустился в кресло.

Вдруг ей почудилось, будто они остались вдвоем на всем белом свете. Воздух звенел безмолвным ожиданием. Откровенно сексуальный, смуглый, черноволосый, как дьявол, греховно красивый, он источал грубую силу и первобытную похоть. Его глаза из-под полуопущенных век горели неукротимым огнем желания. Все это пробудило в ней давно забытые воспоминания о чувственном наслаждении.

Его ноздри затрепетали, словно он уловил, что она готова.

– Сколько нам ждать? – спросила Трикси. – Когда принесут еду? – Голос ее вибрировал.

– Уже недолго, – пробормотал он.

Поддавшись неодолимому желанию бежать, Беатрикс резко выпрямилась и вскочила с кресла, задев бокал. Шампанское выплеснулось на ковер сверкающими искрами золотистого огня, окрашенного отблесками пламени, полыхавшего в камине.

Паша подобрал бокал и поставил на стол. Но его взгляд следовал за женщиной, мерившей шагами комнату. Наконец она вернулась к своему креслу и остановилась позади него, словно хотела отгородиться от соблазна. Ухватившись за спинку, она сжала зеленый гарус вышивки, украшавшей чехол, с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

– Вы мне не нужны, – проговорила она, с трудом сдерживая бушующую в ней страсть. – Надеюсь, вы поняли?

– Разумеется.

– Вот и хорошо.

«Очень хорошо», – подумал он, почти физически ощущая ее желание.

– Я позову Жюля, чтобы узнать, почему задерживается ужин.

Он дернул за шнур колокольчика. Ее мысли блуждали в смятении, вытесняемые всепоглощающим чувством стыда. Как могла она пожелать его с такой силой, потеряв всякий стыд, когда они едва знакомы и встретились при весьма странных обстоятельствах? Неужели она до такой степени порочна, что в состоянии думать о подобных вещах спустя всего несколько часов после жестокого убийства, свидетельницей которого стала?

Повернувшись к ней, Паша вежливо предложил:

– Пожалуйста… сядьте. Может, вы будете чувствовать себя комфортнее, если Жюль останется в комнате, когда возвратится?

«Какой же он любезный», – подумала Беатрикс. Видимо, не замечает ее смятения и тревоги.

– Меня устроит любое ваше решение, – продолжал Паша, так и не дождавшись ответа.

– Ланжелье сильно поколебал мое доверие к мужчинам, – произнесла она наконец, не в состоянии облечь в словесную форму нагромождение мыслей, роившихся в голове.

– Я понимаю. – Паша подлил себе еще шампанского. – Вот наискорейший способ забыть печальные воспоминания. – Он поднял бокал, и в этот момент негромко постучали. Быстро осушив бокал, Паша велел войти.

Пришел Жюль и принес еду. За ним проследовала целая процессия слуг, которые принялись накрывать на стол. Расстелили скатерть, разложили столовое серебро, хрусталь и цветы. Стоявший по соседству буфет вскоре был уставлен разнообразными ароматными закусками, заказанными дамой, а также набором соблазнительных деликатесов, без которых, как полагал шеф-повар Паши, не может обойтись поздний ужин вдвоем: устрицы, шоколадный крем, потрясающий пирог, омлет с измельченной спаржей, грушевый пудинг, взбитые сливки с вином и сахаром – для дамы и кюрасо со льдом – для Паши, а также десяток других закусок и деликатесов.

Беатрикс уже забыла, когда в последний раз видела такое великолепие яств, и у нее потекли слюнки. Как жаль, что Криса здесь нет. Уже много лет ей приходилось экономить буквально на всем, так что о подобных лакомствах они и мечтать не смели.

– Пожалуйста, мадам, – произнес Паша. Он стоял рядом, протягивая ей руку.

– Простите, – извинилась она, подавая ему свою. Этот неотразимый мужчина подверг ее еще одному искусу. – Еда просто превосходна.

– Мишель будет счастлив, – ответил Паша, провожая ее к столу. – Жюль, передай шеф-повару благодарность от дамы.

Усадив ее на стул, Паша кивком подал знак слугам и сам сел напротив.

Поочередно ей подносили каждое блюдо, и в зависимости от ее реакции Паша либо оставлял его на столе, либо велел вернуть на буфет. Лишенная столько длительное время элементарной радости, она вдруг оказалась в плену простых человеческих потребностей: пищи, дружбы, доброты. Но на двадцатом блюде, покоренная количеством и многообразием, сдалась:

– Прошу вас, хватит. Это уже слишком.

Паша бросил взгляд на Жюля. Тот понял хозяина без слов и тотчас выпроводил прислугу из столовой.

Воцарилась тишина. Беатрикс оторвала взгляд от поставленного перед ней омара, красиво разложенного на гарнире из сдобренного шафраном риса с трюфелями, и ее глаза наполнились страхом. Паше захотелось спросить даму, нуждается ли она по-прежнему в присутствии третьего лица, но это желание мгновенно исчезло. Он не был склонен к самопожертвованию.

Улыбаясь, Паша заметил:

– Омар – одно из фирменных блюд Мишеля. Он родом из Марселя. Вам нравится?

Простые слова помогли ей расслабиться, и страх исчез из ее глаз.

– Да, очень. Спасибо.

– Мишель гордится своими соусами. Отличительная особенность настоящего шеф-повара, должен заметить.

– Мой отец тоже так считал. – Беатрикс почувствовала, как спало напряжение. Паша был очаровательно дружелюбен. Не уставая дивиться его безграничному обаянию, она оставила свои последние страхи. – Отец сам занялся готовкой, когда из-за финансовых трудностей мы не могли держать много слуг. У меня сохранились восхитительные воспоминания о нашей кухне в Берли.

– А вы сами тоже готовите?

Ему никогда прежде не приходилось задавать дамам подобный вопрос.

– Изредка, когда у миссис Орд приступы артрита. Вы улыбаетесь. Неужели это так необычно?

Он попытался представить себе с черпаком в руках какую-нибудь из благородных дам, с которыми имел интимные отношения. Его воображение нарисовало ему графиню Дре с ее склонностью к театральности, и он с трудом сдержал улыбку.

– В моем холостяцком мире поле деятельности для этого весьма узкое, – промолвил он. – Вам, должно быть, нравится отсутствие церемоний в вашей жизни.

– А вы вообще чем-нибудь занимаетесь? – спросила Беатрикс, посерьезнев.

– У моей матери золотые прииски, а отец владеет судовой линией. Я тоже имею определенное отношение к этим предприятиям. – По правде говоря, он имел к этим делам самое непосредственное отношение, и их доходность в значительной степени зависела от его усилий. – Это вас больше устраивает? – пошутил он.

– Естественно. Мужчины без цели в жизни – сущий бич для общества, – добавила Трикси с налетом горечи, вспомнив о беспробудном пьянстве мужа.

– Вы знаете это по собственному опыту?

– Да. Не передадите ли мне картофельный пирог? «Тема, по-видимому, закрыта», – решил он, передавая ей блюдо с картофельным пирогом, покрытым золотистой корочкой.

– Приберегите место для клубничного суфле, – предупредил он, галантно меняя тему разговора на менее личную, – или Мишель несколько дней будет дуться.

– С радостью. Вижу, здесь есть еще крем Шантильи, – добавила она с улыбкой, прогнав печальные воспоминания о муже. – А вы тоже будете есть клубничное суфле, или оно только для дам?

– Я ем почти все.

– Но не сегодня, – произнесла она, взглянув на его пустую тарелку.

– Последние несколько дней я мало спал, из-за усталости пропал аппетит.

– В таком случае я бы не хотела вас задерживать.

Но в данный момент не она, а его либидо его не отпускало, разжигая голод другого свойства.

– Я обычно мало сплю. К тому же мне нравится ваше общество.

Она поставила свою тарелку на стол, и Паша спохватился, не сказал ли чего лишнего. Откинувшись на стуле, Трикси заметила:

– Хочу поблагодарить вас. Впервые за последний месяц я не чувствую ни страха, ни голода. Вы очень добры.

– Мне жаль, что никто не узнал о вашем бедственном положении раньше.

– А мне жаль, что я в силу своей наивности приняла предложение Ланжелье о помощи. – Она снова вооружилась ножом и вилкой. – Но ничего подобного больше не случится.

– Вам ужасно не повезло, что, приехав в Париж, вы встретили Ланжелье. Могу ли я предложить вам помощь моей семьи в вашем деле с наследством?

Трикси покачала головой:

– У меня было более чем достаточно времени для размышлений, пока я находилась в плену у Ланжелье. Я пришла к выводу, что совершила большую ошибку, когда решила ходатайствовать о наследстве сына. Кристофер вполне удовлетворен нашей жизнью в Кенте. Я в этом убеждена. Мы жили без этих денег в прошлом, проживем и в будущем. А Кло… – Она вовремя спохватилась. – А семейство отца Кристофера может успокоиться.

– Я мог бы проводить вас до побережья, – неожиданно предложил Паша и удивился собственной поспешности.

– Спасибо, но в этом нет нужды. – Она улыбнулась. Он испытал облегчение, смешанное с чувством вины, поскольку обрадовался ее отказу.

– Позвольте тогда хотя бы собрать для вас кое-какие денежные средства. – Она вопросительно посмотрела на него. – Чтобы загладить вину Ланжелье.

– Вы что, его родственник? Вам ни к чему за него расплачиваться. Двух тысяч франков вполне достаточно. По крайней мере я смогу вернуть эту сумму.

– Поскольку денег у меня в избытке, чего не скажешь о вас, почему бы вам не взять у меня взаймы небольшую сумму?

– Которую я никогда не смогу вернуть?

Все же в нем жива была совесть. Он знал превосходный способ, с помощью которого она могла бы с ним рассчитаться, но не посмел его упомянуть.

– Возможно, вы снова выйдете замуж. Пусть это будет долгосрочный заем.

– Налейте мне еще шампанского, Паша, и покончим с этим. Я не могу занять у вас деньги.

Ему понравилась волнующая теплота, прозвучавшая в ее голосе, когда она назвала его по имени. Ему было приятно, что шампанское пришлось ей по душе. И он чувствовал, что ее нежелание принять от него деньги вполне преодолимо. По опыту Паша знал, что женщины всегда принимают его подарки.

Сам он тоже немного перекусил. Трикси удалось уговорить его попробовать фаршированные грибы Мишеля. Еще она поделилась с ним своим суфле, предложив несколько полных ложек. Чтобы воспользоваться ее предложением, ему потребовалось пересесть, поскольку снять пробу через стол было невозможно. Он придвинул к ней стул, и в игриво-интимной манере они уничтожили воздушное творение Мишеля. Сначала она кормила его, а затем наоборот.

– Я насытилась, – промолвила она наконец и, непринужденно откинувшись на стуле, сделала длинный выдох. – Какое восхитительное ощущение…

«Какое восхитительное зрелище», – подумал он: В мерцании свечей ее волосы, собранные в высокую прическу с ниспадающими локонами, отливали золотом. Бледная кожа порозовела. Роскошная грудь высоко вздымалась, когда она выгнула спину и потянулась.

– Значит, вы больше ничего не хотите? Трикси улыбнулась пленительной улыбкой.

– Как я ни старалась прогнать за прошедший час это непростительное ощущение, – не могу отделаться от желания сказать, что… – ее голос упал до шепота, – осталась еще одна малость.

У него учащенно забилось сердце.

– Я был бы счастлив исполнить любое ваше желание, – тихо произнес он.

Их глаза на мгновение встретились. – Я знаю.

– Я все еще… – ее брови слегка приподнялись, – никак не могу решиться.

– Вижу.

– Может, все дело в шампанском.

– Возможно. Он улыбнулся.

– Вы совсем не хотите мне помочь, – упрекнула она его, не в силах справиться с охватившим ее возбуждением.

– Вы ищете предлог? – Он вытянулся на стуле, глядя на нее из-под длинных ресниц. – В таком случае обратились не по адресу.

Его собственное вожделение полыхало в его глазах.

Каким же он был пьянящим и соблазнительным. В его ленивой позе угадывалась напряженность мышц. Он напоминал сжатую пружину, готовую в любой момент распрямиться. И казался живым воплощением похоти. И она безумно хотела его, забыв всякий стыд. Она жаждала ощутить жар его мужской силы, коснуться его крепкой, мускулистой шеи, погладить торс и скользнуть ниже… туда, где возбуждение натянуло тонкую шерстяную ткань его брюк.

Он перехватил ее взгляд и прочел в нем нескрываемое желание.

– Позволь мне дать тебе то, что ты хочешь. – Голос его звучал глухо.

Беатрикс ощутила, как внизу живота быстро распространился жар, проступив горячей влагой между ног, и не раздумывая выпалила то единственное, что занимало ее мысли вопреки стыду и правилам приличия:

– Только раз, перед тем как я уйду. – Она отвела глаза в полной растерянности, но когда их взгляды снова встретились, уже увереннее добавила: – У меня такое чувство, что я умру, если не смогу к тебе прикоснуться, а ты не прикоснешься ко мне.

– Я буду счастлив трогать тебя всю, где скажешь, – прошептал он.

– Только в меня нельзя кончать, – твердо заявила она. Он вскинул брови, задержав на ней долгий взгляд:

– Это приказ?

Раскрасневшаяся и разгоряченная его откровенной чувственностью, она все же нашла в себе силы ответить:

– Да, приказ.

Он расплылся в широкой улыбке, мальчишеской и вызывающей.

– Меня это устраивает. – Он обвел комнату взглядом. – Предпочитаешь пойти в постель?

Она покачала головой.

– Тогда позволь предложить диванчик у окна. Уже зажглись звезды.

– Как романтично! – Ее голос дрогнул от нетерпения.

– Это действительно так. Вот увидишь. – Заметив ее смущение, он мягко добавил: – Не торопись.

В ее глазах блеснул огонек сомнения. «

– Возможно, мы совершаем ошибку.

Трикси вскочила из-за стола и отошла в сторону.

Он не пошевелился. Она напоминала норовистую кобылу, чувствительную и нервную. Она не сознавала всю силу своей страсти. И это еще больше возбуждало.

– Вообще-то я этим не занимаюсь, – промолвила Трикси, держась поодаль.

– Знаю.

– Я не проститутка.

– Знаю. Ты – Беатрикс Гросвенор из Кента.

– Не понимаю, что на меня нашло. После всего, что мне пришлось сегодня пережить, – сказала она с брезгливостью. Смерть Ланжелье Паша воспринял спокойно и деловито осведомился:

– Сколько времени прошло с тех пор, как ты в последний раз спала с мужчиной?

– Немало. – В ее голосе прозвучали нотки сарказма.

– Я так и подумал. И все же, как давно это было?

– Два года назад.

Зов плоти заставил его выпрямиться на стуле.

– Да, многовато, – ошеломленно проговорил он, не в силах себе представить, как можно прожить два года с неудовлетворенным желанием.

– Мне тоже так кажется.

– Ничего, это дело поправимое.

– Значит, мне не следует беспокоиться по поводу…

– Чего бы то ни было, – договорил он за нее. – Это всего лишь сладострастие.

– А если я не смогу не тревожиться?

– Не стоит. Это всего лишь физическое удовольствие.

– Как легко ты об этом говоришь!

– Все на самом деле легко, милая. Забудь о приличиях. Побалуй себя.

– Значит, я просто должна поддаться плотскому влечению? – Смущенная, она задумалась над возможностью совершить столь безнравственный поступок с этим совершенно посторонним для нее мужчиной. Безнаказанно ей это не пройдет.

– Почему бы и нет? Я предлагаю тебе удовлетворение, и не нужно ни о чем беспокоиться, – заметил он мягко. – Ничего дурного не случится. Уверяю тебя. – Человек трезвого ума, он знал, что глупо бояться мистического возмездия. Неприятностей можно ждать только от людей. Но даже с этим он мог с легкостью справиться.

– Но где гарантии, что я смогу оставаться спокойной? Не мучиться угрызениями совести?

«Неужели она не поняла, что, задав этот вопрос, сдала свои позиции?» – удивился он. Однако торопить события не собирался.

– Ты беспокоишься о сыне? – Да.

– Это всего лишь одна ночь. – Он сдвинул брови. – Или тот другой…

– Нет, нет, конечно, нет.

– В любом случае на меня можно положиться. Возникла короткая пауза, и в тишине стало слышно, как снаружи завывает ветер.

– Прошу прощения, – наконец произнесла она. Никогда еще она не оказывалась в столь щекотливой ситуации, слепо повинуясь плотскому желанию. Она искала и не находила никакого оправдания, никакого логического обоснования, никаких смягчающих обстоятельств. – Тебя, должно быть, это раздражает?

– Отнюдь. – Паша догадался, что она нуждается в поддержке, чтобы снять моральные ограничения, терзавшие ее совесть. – Позволь мне по крайней мере показать тебе звезды, – предложил он, вставая со стула. – В этом нет ничего опасного.

Он взял из ведерка со льдом бутылку шампанского.

– Все это довольно странно.

– Ничего. Не обращай внимания. – Его голос прозвучал тепло и искренне. – Идем! – Он протянул ей руку. – Посидим, посмотрим, виден ли сегодня Орион.

Она сознавала, что должна отказаться; этого требовали светские условности и правила приличия. Как-никак она порядочная женщина. Но близость Паши ее искушала, а незнакомая мощная пульсация внутри заставляла презреть привычные ограничения. Как женщина, познавшая в своей жизни всего двух мужчин – первый был чудовищем, а второй – другом, – она усомнилась в своем душевном здоровье, с новой силой ощутив желание, когда Паша протянул ей руку.

Ее рука взмыла вверх, ему навстречу. Их пальцы соприкоснулись, и его ладонь нежно сомкнулась вокруг ее ладони, согрев ее своим теплом. Волшебное, волнующее ощущение разлилось по ее телу.

– Какая маленькая у тебя ладошка.

Он наклонился и легонько провел губами по костяшкам ее пальцев. Потом заглянул в ее фиалковые глаза и он прочел в них всю силу ее желания.

– Я не причиню тебе боли, – ласково произнес он. – Моя страсть будет нежной.

От этих слов у нее подогнулись колени и закружилась голова. Паша на лету подхватил ее.

– Это невозможно.

Ее поразила необычность собственной реакции. Она чувствовала себя как пьяная. Он держал ее, крепко прижав к своему могучему телу, и его физическое возбуждение больше не было для нее тайной.

– Поцелуй меня, – прошептал он.

Ей стоило огромных усилий ответить «нет».

Но в глазах ее отразилась страсть, которую он уже видел бессчетное множество раз.

Он прильнул губами к ее губам. Сгорая от нетерпения, Паша начал обратный отсчет от сотни, потому что столь нерешительная дама вынуждала его соблюсти ритуал ухаживания. Это, в свою очередь, требовало от него невероятной выдержки и самоконтроля. Но он успел досчитать только до восьмидесяти восьми, когда Трикси ответила на его поцелуй. Он потянул ее к диванчику, опустился на него и усадил ее к себе на колени.

– Сегодня звезды светят для тебя. – Обведя небо взглядом, он поставил бутылку с шампанским на подоконник. – И Орион тоже вышел на вахту, – добавил он, обдав ее теплым дыханием.

– Он поможет мне утолить мои непристойные желания?

– Если захочешь, – ответил Паша ласково.

Она посмотрела в окно на мерцающее бриллиантовым блеском небо. Затем перевела взгляд на Пашу и улыбнулась:

– Наверное, я со своей неуверенностью кажусь тебе маленькой девочкой.

– Скорее добродетельной, только не маленькой, . – заметил он мягко.

Ее полная грудь и крутые бедра не имели ничего общего с незрелыми формами юной девочки, а жаркая реакция скорее была присуща пленительной женщине.

– Я даже не знаю, как вести себя в подобной ситуации, и очень боюсь тебя разочаровать, – произнесла она виноватым тоном.

Паша довольно хмыкнул.

– Не надо ничего передо мной разыгрывать. Я просто хочу получить удовольствие. Будь сама собой.

– Это хорошо, учитывая мою неопытность.

Паша недоумевал. Вдова с ребенком, прижитым в любви, едва ли может оказаться неопытной. Он провел пальцем по кружевной отделке ее платья.

– Давай снимем одежду. Я давно об этом мечтаю.

– А я давно нахожу тебя неотразимым, – вздохнула она. – Как тебе это удается?

– Что именно? – Его улыбка была ангельской, а в голосе звучало сладострастие.

– Вызывать у меня такие чувства, – прошептала она, когда он с трепетом принялся расстегивать пуговицы ее лифа.

– Сегодня светят звезды, – пошутил он. – Я здесь ни при чем.

– Значит, это звезды лишают меня покоя? А не это? – Сидя у него на коленях, она выпрямилась и пробежала пальцами по выпуклости его брюк. Ее ладонь обжег жар его возбуждения.

Паша снова начал считать и уже не знал, кто из них в данный момент более неопытен. Он потерял над собой контроль, словно зеленый юнец, чего с ним практически не случалось. Он затаил дыхание, как в тот первый раз, когда его, четырнадцатилетнего, заманила в свою постель горничная матери.

– Вероятно, звезды нас обоих лишают покоя. На твоем месте я не стал бы этого делать, – пробормотал он чуть дыша, в то время как ее ладонь легла поверх его восставшей плоти, отделенной тонким сукном.

– Делать это?

Ее пальцы плотно сомкнулись.

Оттолкнув ее руку, он судорожно вдохнул.

– Не надо.

Сексуальной игры без эмоций сегодня не получится. Подняв вверх юбку, сминая на бедрах шелк, она прошептала:

– Пожалуйста… – До этого момента она никогда не просила о сексе. – Пожалуйста…

Он уже расстегивал брюки, прогнав прочь мысли об ухаживании. Эта роскошная женщина разогрелась до такой степени, что готова была кончить и без его помощи.

Это открытие заставило его вспомнить о ее целомудрии с известной долей цинизма.

Скоро он получит возможность это проверить, подумал Паша, справляясь с последней пуговицей. Освободив своего взбудораженного зверя, он произнес:

– Можно приступать. – Внезапно ощутив раздражение, что попался на крючок искушенной актрисы, Паша выставил вперед свое оружие: – Он всецело в твоем распоряжении.

Даже в призрачном свете он заметил, как зарделись ее щеки. Прикусив нижнюю губу, она съежилась, и на глазах у нее блеснули слезы. Он вытер их манжетами рубашки.

– Господи, не плачь.

– Прости, – чуть слышно произнесла она. – Я не знаю, что делать.

– Посмотри на меня. – Он слегка коснулся ее подбородка и, когда их взгляды встретились, сказал: – Это я должен просить прощения. А тебе не нужно ничего делать. Вот… иди сюда, – прошептал он, похлопав себя по плечу. – Полежи со мной.

– Я не знаю, смогу ли.

– Хватит ли терпения? Ты это имеешь в виду.?

Она кивнула. Ее золотые кудри рассыпались по плечам. В просвете расстегнутого лифа виднелась ее пышная грудь, поднимавшаяся над краем глубокого выреза нижней сорочки. Ее обнаженные ноги жгли его огнем.

– Может, снимешь платье?

Она чувствовала, что его возбуждение достигло предела. Казалось, он взорвется, стоит ей пошевелиться.

– Давай спустим твою юбку.

Снимая с нее юбку, он чувствовал под пальцами шелк ее кожи, жар ее плоти, опалявший его ладони. Она вздрагивала от каждого его прикосновения.

Он погладил светлые волоски на ее лобке, его ладонь скользнула вниз, к увлажненной расселине, ион ввел палец в ее лоно, но в этот миг она судорожно всхлипнула в экстазе и разрыдалась. Слезы потоком заструились по ее щекам.

Он прижал ее к себе, дождался, когда она успокоится, а учащенное дыхание придет в норму, и со всей нежностью, на какую был способен, пробормотал:

– Два года – это очень большой срок.

С подобным проявлением мужской доброты она еще не сталкивалась.

Его слова погасили ее стыд, а терзания по поводу скромности и нравственности показались незначительными, поскольку речь шла лишь о физической стороне отношений.

Взглянув на него, она коснулась его щеки.

– Ты бесконечно добр.

– Удовольствие есть удовольствие, – заметил он ласково. – Это не обязанность, не долг.

– Что ты обо мне думаешь? – прошептала Беатрикс. – Ведь я тебя практически не знаю.

– В таком случае мне не терпится скорее с тобой познакомиться.

Ее тело, словно жившее собственной жизнью, инстинктивно ответило на намек, прозвучавший в его словах, возобновившейся пульсацией между ног.

– Не знаю, что на меня нашло. Но мне кажется, будто я вдруг отбросила прочь какие бы то ни было условности.

– Ты слишком болезненно на все реагируешь, – промолвил Паша, лениво поглаживая ей спину.

– В то время как мне следует просто получать удовольствие, – заметила она.

Лежа на его согнутой руке, она коснулась его возбужденной плоти, горячей и твердой.

– Вот об этом и думай, – промурлыкал он.

– Кто об этом узнает?

– Действительно, кто? В другой раз, когда получишь удовольствие, обещаю, тебе будет еще лучше.

– Ты это обещаешь?

– Конечно.

– Потому что переспал с половиной Парижа?

– Почему только с половиной? – возмутился Паша шутливо.

– В таком случае мне стоит сполна воспользоваться твоими талантами.

– Несомненно. Тебе понравится.

– Ты так самонадеян.

В ее глазах засверкали игривые огоньки. Паша улыбнулся и провел пальцем по увлажненному преддверию ее пещеры наслаждения.

– Не думаю, что у меня не получится довести тебя до состояния оргазма сегодня еще с десяток раз.

Она села в постели. В ее глазах застыло выражение наивного удивления.

– Десять раз? – переспросила она. Ее голос дрогнул.

– Может, начнем? – На его озаренном лунным светом лице появилась обольстительная, игривая улыбка. – Или займемся чем-нибудь другим, пока ты в Париже?

Она не ответила. Не могла ответить на столь дерзкий вопрос.

Паша лежал перед ней, искуситель в белой рубашке и расстегнутых брюках, положив под голову руки. Его могучее тело было всецело в ее распоряжении.

– Хочу, чтобы ты разделся, – сказала Трикси нетерпеливо. – Оказывается, я нахожусь в плену твоих сексуальных чар. – Она произнесла это таким тоном, словно выражала восхищение шляпкой или чайником.

Он едва сдержал улыбку.

– В таком случае ты знаешь, как я себя чувствую. Позволь, я помогу тебе. – Он отстранил ее руку от галстучного узла, который она затянула еще туже. – Смотри и учись… для другого раза.

Его замечание повергло Трикси в нервный трепет, хотя она знала, что будущее для них не существует. Но в тот момент доводы разума для нее ничего не значили. В тот момент ее вообще ничто не интересовало, кроме утоления низменного, ненасытного голода.

Он раздел ее, блеснув сноровкой, выдававшей многолетний опыт; она проделала с ним то же самое, но только без того совершенства, что дает опыт, заставив его немало удивиться неискушенности или эгоизму ее любовников, вселивших в нее такую неуверенность в себе.

Поскольку Трикси никак не могла преодолеть свои моральные запреты, он решил для начала заняться с ней любовью самым традиционным способом. Он боялся ее отпугнуть. Он хотел приложить максимум усилий, чтобы ее оргазм достиг заоблачных высот.

Уложив ее на кушетку, озаренную лунным и звездным светом, он раздвинул ей ноги и лег на нее. Потом начал ее целовать, сначала долго и страстно в губы, затем в нежное углубление за ушком, потом в теплую пульсирующую жилку на шее, покрыл поцелуями ее брови и ресницы, голые плечи, медленно опускаясь ниже, где начинается грудь. Когда ее томные вздохи переросли в тяжелое, прерывистое дыхание, он начал целовать ее затвердевшие соски.

Она закричала. Ее захлестнула волна изысканного наслаждения, горячим потоком расплавленной магмы прихлынувшая к пылающему ядру ее тела. Вцепившись в него, она молила о продолжении.

– Потерпи еще немного, – прошептал он, взяв в рот ее сосок.