Текст книги "Настоящее сокровище"

Автор книги: Сюзанна Симмонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Сюзанна Симмонс
Настоящее сокровище

Глава 1

Ньюпорт, Род-Айленд

Он совершил ошибку. Ужасную ошибку.

Митчелл Сторм стоял у подножия мраморной лестницы и вместе с другими гостями, собравшимися в этот день в Большом зале, смотрел на хозяйку, высокую молодую женщину в переливающемся вечернем платье.

Даже на расстоянии было видно, что женщина отлично сложена; такие фигуры обычно встречаются у француженок, подумал Митчелл. Однако та, на которую он сейчас смотрел, родилась не во Франции – это он знал наверняка.

Длинная лебединая шея, в меру узкие плечи, прямая осанка – даже платье, сшитое по моде времен королевы Виктории, не могло скрыть совершенных пропорций ее тела.

Митчелл залюбовался тонкими чертами лица молодой женщины: высокие скулы, небольшой аристократический нос, прелестные линии подбородка и рта.

Ее гладкая безупречная кожа напоминала прозрачный китайский фарфор; волосы были убраны в викторианском стиле в строгую высокую прическу, и только две волнистые пряди кокетливо спускались вдоль щек.

В руках, обтянутых длинными перчатками, женщина держала веер и маленькую бальную сумочку, расшитую драгоценными камнями. На груди и в ушах красавицы сверкали большие кроваво-красные камни, стоимость которых было трудно даже вообразить.

Митчелл уже минут пятнадцать прогуливался по залу, прислушиваясь к разговорам. Ему удалось узнать, что поместью Стормов уже больше ста лет и что построил его для Эндрю Сторма знаменитый автор «коттеджей» Ричард Моррис Хант.

Называли и сумму, в которую оценивалось поместье: двенадцать миллионов долларов. Само строительство обошлось в четыре миллиона, остальные деньги пошли на внутреннюю отделку и меблировку комнат.

Чего стойл один только мрамор – был здесь и сиенский желтый, и с черными прожилками из итальянской Брешии, и нумидийский с розовыми прожилками, доставленный из западного Алжира. Белый камень для отделки фасада доставляли из предместий Нью-Йорка. Из разговоров Митчелл понял, что специально для разгрузки и хранения строительных материалов Эндрю Сторм построил целую верфь с огромным складом.

По потолку Большого зала, того самого, где они сейчас стояли, на высоте пятидесяти футов от пола парили рубенсовские херувимы. Карнизы блестели позолотой, стены радовали взор великолепной лепниной в стиле рококо.

Кто-то упомянул, что Диккенс, дворецкий, служил еще при старом хозяине.

И конечно же, все шептались о том, что Виктория Сторм, или Тори, как ее называли близкие и друзья, – одна из самых богатых женщин Соединенных Штатов.

Но это было известно Митчеллу еще до того, как он покинул Шотландию.

Молодой человек тихо выругался. Да, он совершил ошибку. Страшную ошибку. Он связал все свои надежды с совсем юной женщиной, которая занимала такое высокое положение в обществе и обладала столь редким богатством, что вряд ли ее когда-нибудь волновало, какой модельер возьмет дешевле за эскиз нового бального платья, не говоря уж о том, будет ли у нее что-нибудь на обед. Но хуже всего было то, что вместе с ним на эту женщину возлагали надежды еще восемьсот человек в далекой горной стране – жители трех деревень и владельцы нескольких десятков овцеводческих ферм.

– Правда Виктория сегодня просто сногсшибательна? – услышал он свистящий шепот справа и повернулся на голос.

Вопрос относился к представительной матроне с замысловатой прической и огромным бюстом. Митчелла ослепило сияние ее бриллиантов. Дама слегка наклонила голову и негромко ответила приятельнице:

– Да, пожалуй.

Ее слова были немедленно расценены как приглашение к продолжению разговора.

– Насколько я понимаю, ее вдохновили на это бальное платье модели Чарльза Уорта, основателя нашей высокой моды. Этот фасон носили в прошлом веке.

– Пожалуй. – Представительная дама умудрялась смотреть свысока даже на женщину, стоявшую на самом верху лестницы и служившую предметом их обсуждения. – Должна тебе признаться, Лола, меня всегда поражало пристрастие рыжих женщин одеваться в розовое. – Она сделала особое ударение на слове «розовое», словно в нем было что-то предосудительное.

Ее приятельница развернула листок с программой вечера и внимательно изучила ее.

– Здесь говорится, что платье Виктории сделано из атласа цвета магнолии и сплошь расшито мелким разноцветным бисером, который придает ткани переливчатый розовый цвет. Ее туфли также сшиты из атласа цвета магнолии, а пряжки сделаны из бриллиантов.

Резко подавшись вперед, так что бюст вздрогнул и заколыхался, усыпанная драгоценностями дама провозгласила громким театральным шепотом, который услышало ползала:

– Но это еще не все! Я вижу, Виктория надела сегодня фамильные рубины Стормов!

Ее приятельницу ошеломило это заявление.

– А разве они не были проданы на аукционе?

– Конечно, нет, Лола. – Взгляд, который сопровождал эти слова, ясно давал понять, что только сумасшедший мог поверить этому слуху. – Чтобы Виктория Сторм продала драгоценности своей прапрабабки? – Матрона фыркнула. – Да ни за что на свете. Ни за какие деньги. Даже для благотворительного фонда. – Она подтянула корсаж своего платья и добавила: – Я готова спорить, что эти рубины лежали в банковском сейфе нетронутыми с тех самых пор, как умерла Мэрилин Сторм.

Лола издала долгий тяжелый вздох.

– Бедняжка Виктория. – Затем покачала головой и снова тяжко вздохнула. – И бедняжка Мэрилин.

– Бедняжка? – Дама снова фыркнула, сумев передать этим звуком больше, чем могли сказать любые слова. – Едва ли.

Робкая Лола поторопилась исправить свою оплошность:

– Я только хотела сказать, что Виктория потеряла обоих родителей… и Мэрилин умерла такой молодой… – Она задохнулась от волнения и начала обмахиваться программкой. Немного погодя, успокоившись, Лола с надеждой проговорила: – Может быть, нам удастся взглянуть на эти рубины поближе.

– Ну разумеется, мы их увидим. – Казалось, матрона в этом нисколько не сомневалась. – Виктория – хозяйка благотворительного бала и прекрасно понимает, что должна предоставить возможность разглядеть их вблизи всем и каждому в этом зале. В конце концов, для того чтобы получить приглашение на сегодняшний бал, мы внесли очень значительную сумму на ее благотворительный проект.

– Эти деньги пойдут на благое дело, – заметила Лола.

– Надеюсь, что так, – великодушно согласилась важная дама, хотя и с некоторой неохотой, после чего разговор прекратился.

Молодая женщина, бывшая главным предметом разговора двух дам, спустилась по лестнице в Большой зал и подала руку ожидавшему ее внизу красивому мужчине средних лет. Они перешли в смежный, предназначавшийся для танцев зал, залитый светом хрустальных люстр. Царица бала прошествовала всего в нескольких футах от Митчелла. У него вырвался невольный вздох восхищения: Виктория Сторм была действительно красива. И до кончиков пальцев шотландка. Рыжие волосы, зеленовато-голубые глаза и едва заметные веснушки, бесспорно, выдавали ее шотландское происхождение.

Но к несчастью, Митчелл почти наверняка знал, что, несмотря на всю свою ангельскую красоту, при более близком знакомстве она окажется одной из тех надменных красоток, которые вечно задирают нос, смеются ненатуральным смехом и ступают по земле, вместо того чтобы ходить, как все простые смертные. Эти безмозглые существа неплохо разбираются в искусстве и литературе, увлекаются оккультными науками, но ровным счетом ничего не смыслят в реальной жизни, которая течет за стенами их роскошных особняков.

Красивая, но пустая.

– Господи, до чего ж мне это осточертело! – негодующе прошептал кто-то за его спиной.

Митчелл развернулся на каблуках. Перед ним стоял Маккламфа, в больших мясистых руках он сжимал поднос с крупными розовыми креветками. Лицо этого цветущего сорокапятилетнего мужчины пылало от возмущения.

Почти не разжимая губ, Митчелл быстро проговорил:

– Умерь свое негодование и следуй за мной.

Он двинулся сквозь толпу, время от времени оглядываясь и проверяя, не отстал ли от него краснолицый рыжеволосый великан.

За стеклянными дверями, ведущими в сад, они наконец остановились и перевели дух. Митчелл взял у Маккламфы поднос с дарами моря и поставил его на ближайший стол.

– Это безумная затея, парень, – сказал Йен Маккламфа, когда ночная тьма полностью скрыла их от посторонних глаз. От волнения его шотландское «р» стало еще заметнее.

– Пусть так, – согласился Митчелл. Множество поступков, которые он совершил за последний год, были не менее безумны.

С минуту или две был слышен только хруст ракушек под их грубыми башмаками. Наконец они удалились на порядочное расстояние от дома и Йен резко спросил:

– Ты заметил: на ней были тартан11
  Традиционный шотландский клетчатый рисунок, каждый клан имеет свой тартан. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть] клана и суаи-чинтас?

Митчелл заметил. Кроме того, когда она спускалась по лестнице, он успел выхватить взглядом серебряный герб клана, приколотый к шелковому шарфу на плече.

– Господи, – Маккламфа хлопнул себя по ноге широкой ладонью, – до сих пор не могу поверить, что охранники приняли нас за официантов, нанятых для обслуживания бала, который закатила эта девица!

Митчелл чуть не расхохотался. Действительно, сегодня вечером не кто-нибудь, а сотрудники тайной охраны приняли их за наемных работников. Без особых церемоний им велели войти в здание через черный ход и приниматься за работу.

Они не стали возражать. Ведь по большому счету их нельзя было назвать гостями. Митчелл решил, что не стоит объяснять охранникам истинную причину их прихода, – ее он мог сообщить только той, ради встречи с которой он сейчас здесь находился.

Черт, как же трудно будет все это объяснить Виктории Сторм!

– Да еще этот проклятый англичанин всюду сует свой нос.

Он понял, что Йен имеет в виду дворецкого Диккенса.

– Это все из-за килтов, – объяснил Митчелл.

Им казалось, что они отлично придумали: одеться в традиционные шотландские юбки, чтобы поразить воображение своей американской родственницы. Правда, Маккламфа почти всегда ходил в юбке, но для Митчелла эта одежда была непривычной.

Они и представить себе не могли, что весь обслуживающий персонал тоже будет одет в национальные шотландские костюмы. Так же, как не знали о том, что прямиком попадут на благотворительный костюмированный бал, который Виктория Сторм устраивала ежегодно.

Однако напарник Митчелла не видел в этом совпадении ничего забавного и не скрывал своего недовольства.

– Теперь нужно придумать другой способ произвести на нее впечатление, – сказал Митчелл. – Наша атака, вернее, наша встреча, – быстро поправился он, – должна запомниться кузине.

Ветвь Йена Маккламфы вела свое происхождение от незаконнорожденного сына третьего графа. И хотя с тех пор сменилось уже несколько поколений, все по-прежнему помнили, какая ветвь клана являлась законной, а какая – нет.

Голос этого большого человека напоминал глухую барабанную дробь.

– Я не претендую на родство с этой девицей. Митчелл с радостью сказал бы то же самое, но не мог.

Виктория Сторм приходилась ему дальней родственницей, и как раз это обстоятельство он собирался использовать для того, чтобы встретиться и объясниться с ней.

На него была возложена чрезвычайно трудная миссия, и ради ее выполнения Митчелл приготовился даже к тому, чтобы стерпеть со стороны этой красавицы пренебрежение, тем более что ему предстояло выступить перед ней в роли просителя.

– Наверное, переодевание в национальные костюмы было не такой уж хорошей идеей, – признал Митчелл, потерев ладонями усталые глаза.

Йен Маккламфа покачал головой.

– Что толку теперь говорить об этом. Но если не возражаешь, я напомню тебе, что представители вашей ветви всегда уверяли, будто владеют да-шеаладх.

– Да-шеаладх? – Гэльское слово прозвучало в устах Митчелла неуклюже.

– Второе зрение.

Митчелл с интересом посмотрел на Маккламфу.

– Способность предсказывать события?

– Да. Видение приходит внезапно независимо от места, времени и твоего желания. Жаль, что в твоей семье этим даром никто не обладает. Сейчас это могло бы здорово нам пригодиться. – Он помолчал и философски добавил: – Хотя, конечно, некоторые скажут, что это не дар, а скорее тяжкое бремя.

«У меня бремя совсем другого рода», – подумал Митчелл, вспоминая разрушенные стены замка, высокие угрюмые горы и дикий, открытый всем ветрам остров в океане.

За прошедшие месяцы он научился доверять мнению Йена Маккламфы, хотя выражалось оно, как правило, в довольно резкой форме. Однако сегодня разочарование и усталость – он не спал со вчерашнего дня, с тех пор как они выехали из Глазго, – сделали Митчелла раздражительным.

– Черт, нас преследует какой-то рок! – выругался он.

Его спутник неожиданно развеселился и хлопнул Митчелла ладонью по спине:

– У Бернса есть строчки на этот счет.

– Да?

Йен Маккламфа обожал цитировать любимого сына и поэта Шотландии Роберта Бернса. О чем бы ни шла речь, Маккламфа всегда находил у него что-нибудь подходящее к случаю. Вот и сейчас Маккламфа тряхнул своей косматой гривой и изрек:

– Робби Берне писал, что он «не одинок».

– Кто, Берне?

– Да нет, зверек.

На лице Митчелла изобразилось недоумение.

– Какой зверек?

Шотландец улыбнулся, и его лицо совершенно преобразилось.

– О Господи, полевая мышь22
  Имеется в виду стихотворение Р. Бернса «Полевой мыши, гнездо которой разорено моим плугом».


[Закрыть], конечно. Помнишь:

Ах, милый, ты не одинок, И нас обманывает рок…

Оба рассмеялись.

– Ну а теперь, может быть, ты мне все-таки объяснишь, для чего мы здесь? – спросил Йен, продолжая улыбаться.

Митчелл уклонился от прямого ответа:

– Мы здесь для того, чтобы встретиться с хозяйкой бала.

Шотландец поправил свою короткую курточку и в тон ей жилет, после чего издал странный звук – не то смешок, не то всхлип.

– Милорд, вы, может быть, забыли о том, что говорите с Маккламфой?

Когда Йен хотел подчеркнуть важность своих слов, он всегда переходил на официальный тон.

Митчелл подумал и ответил все так же неопределенно:

– Мы здесь для того, чтобы узнать врага.

Густые светло-рыжие брови Йена сдвинулись в одну сплошную линию.

– Этот урок ты выучил, играя на коленях у деда? Митчелл отошел немного в сторону и сказал:

– Нет, в лондонской школе экономики после Джакарты и Техасского университета.

Они пошли по тропинке обратно, обогнули террасу и вышли к дому, перед которым раскинулась холмистая зеленая лужайка. Глазам их предстал впечатляющий ряд французских окон, распахнутых навстречу летней ночи: стеклянные панели сверкали как ограненные алмазы, медные ручки и защелки блестели как золотые. Сквозь окна и двери струился свет и лились звуки вальса.

Митчелл Сторм с удовольствием подставил лицо легкому ночному ветерку. Он отчетливо различил в воздухе привкус соли и моря. Должно быть, где-то совсем рядом океан. Сквозь размеренный шум набегающих на берег волн послышался одинокий крик чайки.

Он закрыл глаза и представил себя на острове Сторм. Шотландия казалась такой близкой… и такой далекой.

– Ты считаешь ее врагом? Митчелл очнулся:

– Кого?

– Эту девушку.

– Всякий человек – враг до тех пор, пока не докажет обратное, – уклончиво заметил Митчелл.

Йен Маккламфа кусал губы.

– Это высказывание прозвучало бы более уместно в устах кого-нибудь из членов клана лет двести пятьдесят назад. Во времена восстания33
  Имеется в виду якобинское восстание в Шотландии в 1746 году.


[Закрыть].

– Полагаю, мы тогда им здорово всыпали.

– Мы старались соблюдать нейтралитет. История говорит, что твой прапрапрапрапрапрадед по очереди принимал у себя перед самой Каллоденской битвой и красавца принца Чарли, и Камберлендского мясника.

Нужно будет подучить шотландскую историю, отметил про себя Митчелл.

– Мясника Камберлендского? – спросил он вслух.

– Ну, герцога Камберлендского, который возглавлял армию англичан. Их силы насчитывали девять тысяч человек и вдвое превосходили силы повстанцев. Битва продолжалась всего час, но кровопролитие на этом не закончилось: и тот пасмурный день, и последовавший за ним унесли многие-многие жизни. Каллоденские болота обагрились кровью лучших воинов Шотландии.

– Какое счастье, что мы тогда соблюдали нейтралитет! – сардонически заметил Митчелл.

– Каждый делает то, что ему приходится делать. Митчелл иронически изогнул бровь:

– Опять Берне?

Могучий шотландец покачал головой:

– Нет, отец. – Маккламфа использовал малейшую возможность, чтобы преподать небольшой урок родной истории. – Строго говоря, жители Сторма всегда держались особняком. Мы не относимся ни к южной равнинной Шотландии, ни к северной горной.

– Как жаль, что нейтралитет и дипломатия не помогли нам оплатить счета иотстроить заново разрушенные стены замка.

– Сейчас наступили трудные времена для жителей западных островов, – услышал он в ответ.

Митчелл осознавал, что теперь ответственность за восстановление родовых владений легла на его плечи. Он должен был обеспечить островитянам если не процветание, то хотя бы нормальное существование.

Но, намереваясь обратиться к Виктории Сторм за помощью, Митчелл мало рассчитывал на ее сочувствие. Он понимал, что она едва ли способна проникнуться бедами жителей маленького острова по другую сторону океана. И не исключал того, что вся затея с американской родственницей окажется напрасной.

– А почему бы нам не подождать и не зайти к твоей кузине завтра? – предложил его друг.

– Утром после бала? – Митчелл покачал головой. – Более неподходящее время трудно представить. И вообще, я не собираюсь просить свою дорогую кузину назначить мне аудиенцию. Я сам выберу время для разговора.

Йен Маккламфа отступил на шаг и задумчиво посмотрел на роскошную четырехэтажную виллу.

– Чертовски большой дом.

– Да.

Йен отступил еще на шаг.

– Полагаю, у них это считается загородной дачей.

– Видимо, так.

– Это какие же деньги надо иметь, чтобы содержать такую громадину.

– Да уж не маленькие. – Митчелл решил поделиться с Йеном полученной информацией. – Наша кузина унаследовала не только этот дом, но еще и роскошные апартаменты в Нью-Йорк-Сити, виллу на Средиземном море и коттедж на лыжном курорте в швейцарских Альпах.

Йен присвистнул:

– Клянусь костями святого Колумба!

Это было для него проявлением высшей степени изумления.

– Да, у Виктории Сторм действительного много денег. Эндрю неплохо позаботился о себе.

– Это уж точно.

Митчелл чувствовал, что Йен потрясен до глубины души.

– А ты знаешь, как называли здесь таких, как Эндрю Сторм, в прошлом веке?

– Н-ну, – Маккламфа скорчил гримасу.

– Бароны-разбойники.

– Что ж, определение верное, – одобрил Йен.

– Да.

Они пошли к дому. Митчелл прошел вслед за приятелем через черный ход на кухню: здесь повсюду блестели начищенная медь и нержавеющая сталь; огромное пространство заполняли мраморные разделочные столы, шкафы, буфеты, огромные плиты и жаровни, морозильные камеры и холодильники. Друзья какое-то время следили за безостановочной работой поваров в высоких белых колпаках, служанок в черных платьях и белоснежных фартуках и официантов в шотландских костюмах.

Почти не разжимая губ, Митчелл отдал приказание:

– Хватай поднос с бутербродами и неси его в зал. Он видел, что Йена страшит вся эта авантюра.

– И что дальше? – угрюмо спросил Йен.

– Держи глаза и уши открытыми.

Йен Маккламфа взял первый попавшийся поднос.

– Что именно я должен искать?

– «Виктории». И учти, что они могут быть любой формы и размера, особенно мраморные. В списке, который у меня есть, ясно указано, что на аукционе 1879 года было выставлено как минимум шесть разных «Викторий».

– И если я найду одну из них?

– Тогда я отправлюсь к своей дорогой кузине и предложу ей сделку, от которой она не сможет отказаться.

– Думаешь, она поедет?

– Я сделаю так, что она будет вынуждена поехать, – убежденно заявил Митчелл, поднимая огромный поднос, уставленный вазочками с черной икрой и тончайшими розовыми ломтиками лососины.

– Надеюсь, ты не прибегнешь к обольщению?

– Ты же сам говорил: каждый делает то, что ему приходится делать.

Воцарилось недолгое молчание.

– Почему бы тебе не начать обход с террасы и садов, азатем переместиться в бильярдную и Большой зал? – предложил Митчелл, давая вспыльчивому шотландцу время, чтобы остыть.

Йен радостно поставил поднос на место.

– А ты куда?

– А я пока понаблюдаю за нашей дорогой кузиной.

– Прошу тебя, будь осторожен, приятель.

– Положись на меня, – успокоил Йена Митчелл Сторм, протискиваясь в вертушку, соединявшую кухню с коридором. Какофония музыки, смеха и голосов слегка оглушила его. – Я не подведу.

Он не мог позволить себе ни единого промаха. Слишком многое было поставлено на карту.

Глава 2

Кто-то следил за ней.

Она чувствовала это всем своим существом. Что за странное ощущение! По рукам ее, несмотря на теплую июльскую ночь, бегали мурашки, а в груди били крылышками сотни крошечных бабочек.

Вряд ли причиной тому были ее расстроенные нервы. У Тори не было абсолютно никаких поводов для беспокойства: находиться в центре внимания множества людей она привыкла с самого детства. И то, что именно от нее зависело, сколько средств будет собрано в этот день на благотворительные цели, тоже не вызывало у нее особой тревоги. Эту почетную обязанность она выполняла вот уже десять лет, с тех пор как умерла ее мать Мэрилин.

Нет, воображение и разыгравшиеся нервы здесь ни при чем.

Кто-то следит за ней.

Дважды она почти перехватывала его взгляд боковым зрением (почему-то она была уверена, что это мужчина), но к тому моменту, когда ей удавалось вежливо закончить беседу с очередным гостем и оглянуться, человек исчезал.

Растворялся в толпе.

Тори взяла бокал шампанского, предложенного ей официантом в национальном шотландском костюме, и стала прогуливаться по залу. Она отпила всего один глоток, ни больше ни меньше. Сегодня бокал искристого вина был для нее лишь предметом бутафории. Ей хотелось сохранить ясную голову.

– Добрый вечер, Виктория. Прекрасный бал, – промурлыкала какая-то блондинка, безвольно повисшая на руке своего кавалера. Некоторым гостям было недостаточно видеть хозяйку, им хотелось, чтобы она их тоже заметила.

Тори кивнула и улыбнулась дежурной улыбкой. Заметив напротив Беатрис Ван Аллен и Лолу Олбрайт, без устали работавших языками и веерами, она распространила свою улыбку и на них.

Миссис Ван Аллен в этот день превзошла самое себя. Густая масса ее серебристых волос была искусно уложена на затылке, а впечатляющую фигуру облегало черное шелковое платье из тех, что носили гранд-дамы викторианской эпохи. В ушах, на груди и на запястьях сверкали знаменитые бриллианты Ван Алленов. На голове красовалась тиара, о которой ходили слухи, что ее выкупили из сокровищницы русских царей.

Лола Олбрайт, значительно ниже своей приятельницы ростом и положением, надела в этот день бледно-желтое атласное платье. Виктория удивилась ее выбору: в желтом она казалась еще невзрачнее, чем обычно. Однако можно было не сомневаться, что Беатрис уже указала подруге на ошибку и прочитала ей длинную лекцию об искусстве одеваться.

Беатрис Ван Аллен и Лола Олбрайт приехали на бал в числе первых гостей. Они появились у парадного входа ровно в девять часов. В Ньюпорте вдовы титулованных особ не признавали современной моды опаздывать и всегда приходили вовремя.

Наблюдая за танцующими, Тори пыталась представить, как выглядела эта зала сто лет назад.

Однажды, разглядывая фотографии Эндрю и Энн Сторм и вспоминая рассказы о великолепных приемах Золотого века, она подумала, что было бы неплохо возобновить традицию ежегодных костюмированных балов.

В Золотом веке на такие балы порой уходили целые состояния, но Энн деньги не волновали. Она скромно называла эти торжества маленькими праздниками, хотя их удостаивали посещением члены всех королевских фамилий Европы. К назначенной дате Энн заказывала необыкновенные костюмы и декорации, выписывала экзотических животных, приглашала лучших специалистов развлекательной индустрии.

Принц Уэльский, в кругу семьи и друзей просто Берти, посетил один из таких приемов в 1871 году. На костюмированном балу он появился в костюме шотландского горца – в килте, с кожаной сумкой на меху и прочей национальной атрибутикой.

Доказательством этого посещения служил хранившийся в доме старый, немного смазанный дагерротип, на котором рядом с ее родителями был запечатлен будущий король Англии Эдуард VII.

Девушка тихо вздохнула, с трудом удерживаясь от желания подтянуть вверх слишком откровенный вырез платья. Оказалось, что носить старинную одежду – целое искусство. Когда Тори после долгих мучений научилась наконец управляться с нижними юбками и турнюром, с многочисленными воланами и корсетом, с длинным шлейфом и широкими буфами на рукавах, не говоря уже о декольте, то прониклась невольным уважением к женщинам, которым приходилось носить все это каждый день.

Девушка посмотрела на шелковый шарф, по диагонали пересекавший ее платье и приколотый у плеча серебряной брошью в виде веточки клюквы. Шарф был не просто данью моде, его расцветка повторяла цвета ее клана.

Сегодня, во время последней примерки, портниха жалобно простонала:

– Но это же клетчатый шарф, мисс Сторм.

– Да, клетчатый, ну и что из того?

Портниха скрестила руки на груди в ожидании объяснений.

– Я являюсь представительницей клана Стормов, – сказала Тори.

Портниха никак не откликнулась на эти слова и только слегка выгнула искусно подведенную бровь. Тори попыталась выразиться яснее:

– Сегодняшний бал посвящен викторианской Шотландии.

– Это мне известно, мисс Сторм.

– Мы вместе с мисс Фрэйзер сами выбрали эту тему. Маленький точеный подбородок задрался еще выше.

– Ну конечно.

– Я надену этот шарф в любом случае, – решительно заявила Тори, предупреждая дальнейшие возражения.

Тори гордилась своим шотландским происхождением. Конечно, она не собиралась переселяться на родину – далекий остров в районе западного побережья Шотландии, – но была рада случаю напомнить о ней своим американским друзьям. И благотворительный бал подходил для этой цели как нельзя лучше.

Появление хозяйки поместья в элегантном платье, являвшем собой чудо портновского искусства, стало главным событием вечера. На протяжении всего бала между гостями шел безмолвный торг за это платье, средства от продажи которого должны были пойти в различные благотворительные учреждения. Традиция ежегодных благотворительных балов появилась между первой и второй мировыми войнами и с тех пор передавалась из поколения в поколение. В течение последнего десятилетия обязанности хозяйки поместья Сторм лежали на плечах Виктории.

Она отпила еще один глоток шампанского и, медленно пробираясь через зал, нашла наконец место, где могла побыть немного одна.

Временами ей безумно хотелось забыть обо всех делах, забыть об этом благотворительном бале, о работе в различных филантропических организациях, какими бы значительными и нужными эти организации ни были, а они действительно были очень нужны; забыть о своем положении в обществе и о тысяче других обязанностей, которые достались ей в наследство вместе с фамилией Сторм.

Положение Тори усугублялось тем, что она была последней из рода Стормов. Девушка тяжело вздохнула. Жить с фамилией Сторм всегда было нелегко. В детстве Тори находилась под бдительной опекой отца и матери, позже она носила траур по своим дорогим родителям, а теперь должна вести тот же образ жизни, какой вели в свое время и они.

Значит, таково ее предназначение…

Даже Питер Николсон – славный, милый и такой надежный Питер – тоже был частью наследства, оставленного ей родителями. Он считался ее женихом почти с колыбели. Как и предполагалось, став взрослыми, они составили отличную пару. Это было общее мнение. Они принадлежали к одному кругу, оба владели большим состоянием и получили образование в элитарных учебных заведениях. Они были как две горошины из одного стручка… правда, слишком хорошо знакомые и слишком предсказуемые друг для друга.

За всю историю их знакомства Питер совершил только один неожиданный поступок: в минувший уик-энд он срочно отправился в Даллас по какому-то совершенно неотложному делу. Это был первый и единственный случай, когда он пропустил ежегодный благотворительный бал.

Тори вздохнула еще тяжелее, но внезапно замерла: где-то под правой грудью в тело ей впилась булавка. Должно быть, портниха оставила ее. Девушка незаметно поправила платье, чтобы булавка не кололась, и снова отдалась размышлениям.

Монте-Карло. С каким бы удовольствием она бросила все и сбежала на лето в Монте-Карло!

Нет, лучше в другое место, подальше от ярких огней и чопорного светского общества.

Тогда в провинцию. Или в Портофино. Или на Карибские острова… как ее лучшая подруга Джейн Беннет. Теперь, правда, Джейн Холлистер.

Тори была вынуждена признать, что завидовала своей бывшей соседке по комнате, и не только потому, что та вышла за красавца Джейка Холлистера, но и потому, что новобрачные купили себе остров в Карибском море, где могли в любой момент спрятаться ото всех.

Ей тоже хотелось иметь место, куда можно было бы убежать, и возлюбленного, с которым хотелось бы убежать.

Странно, но она никогда не представляла в этой роли Питера Николсона.

Тори очнулась от своих мыслей и распрямила плечи. Молодая женщина, получившая хорошее воспитание, должна тщательно следить за своей осанкой – это было первое правило, которое Тори усвоила в школе юных леди мисс Портер, где проучилась с девяти до четырнадцати лет.

Отчего-то ей вдруг стало холодно.

Опять это ощущение, что за ней наблюдают.

Виктория подняла глаза и увидела свое отражение в огромном зеркале на противоположной стене. И одновременно с этим – отражение мужчины, расположившегося в дверях между бальным залом и комнатой для гостей. Вот он! Интуиция подсказала ей, что именно этот человек был источником ее тревоги.

Заметив движение ее головы, он быстро отвел глаза и притворился, будто рассматривает картину – признанный шедевр начала века кисти Джона Сарджента. На портрете были изображены ее родная и двоюродная прапрародительницы в девичестве – две рыжеволосые красавицы в пору расцветающей женственности. Художник запечатлел их в белых муслиновых платьях, с голубыми атласными лентами в волосах. Из всего собрания картин, находившихся в доме, эту Тори любила больше всего.

Итак, пока незнакомец делал вид, что разглядывает картину, Тори разглядывала его.

На нем была традиционная шотландская юбка, расцветка которой показалась ей знакомой. Но она тут же забыла об этом, ибо ее внимание привлекла благородная внешность незнакомца, выдававшая его высокое происхождение.

Откуда-то из глубин ее сознания в памяти всплыла старинная народная шотландская песня:

 
Быстрый красивый корабль летит как птица.
«Вперед!» – кричат матросы,
И он несет того, кто родился, чтобы стать королем,
По волнам к острову Скай.
 

Тори не удивилась бы, узнав, что в жилах этого человека течет королевская кровь. И несмотря на угрозу, исходившую от него, Виктория невольно подумала, что более красивого мужчины еще не встречала.