Текст книги "Только не Эбигейл!"
Автор книги: Сюзанна Форстер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
– Это значит, что я собираюсь искать ему жену, – ответила Эбигейл. – И должна найти ее. Это моя работа.
– Твоя работа? Прошу прощения? Покажи-ка мне, где в твоем контракте содержится пункт об исполнении обязанностей свахи?
– Там ничего не сказано и об «одноглазой» матери, но я же исполняю ее обязанности, и, быть может, чересчур хорошо.
– Одноглазой матери? Ты вовсе не обязана этого делать, – настаивала Мейвис. – Иди к нему и скажи, что ты этого делать не будешь. И объясни почему.
– А почему?
– Потому что ты в него влюблена.
Эбигейл вскрикнула и задохнулась; пол снова стал уходить из-под ног.
– Ничего более ужасного ты не могла мне сказать, Мейвис Свон! И это последнее, что я хотела услышать сегодня утром. Ты понятия не имеешь, через что мне пришлось пройти вчера вечером, когда Макс рассказывал, как благодарен мне и что без меня ни за что не сможет найти себе идеальную жену. Я не виновата, что не так красива, искрометна и совершенна, как Марсия Уолтерс.
– Кто такая Марсия Уолтерс?
– Девка, которая постоянно приглашает его к себе домой на ужин. – Эбигейл не поверила своим ушам: неужели она действительно произнесла слово «девка»? – Я глаз не сомкнула и есть не могла.
– Да, дела-а-а.
– То, что я всю свою жизнь посвятила одному мужчине, еще не означает, что я в него влюблена.
– Означает.
Эбигейл обхватила себя за плечи, глаза ее наполнились слезами.
– Ладно, пусть так. Влюблена, согласна. Ну и что? Я его помощница и для него всегда ею останусь. Вчера вечером Макс ясно дал мне это понять.
Секретарша с отсутствующим видом замурлыкала популярный мотивчик.
– Мейвис, что ты делаешь?
– Думаю; так мне легче думается…
– Но ты напеваешь «Слезы одиночества».
Мейвис подняла руку, давая понять, что ее осенило вдохновение:
– Может быть, он ждет, чтобы преданная помощница сама призналась ему в своих чувствах?
Эбигейл не стала скрывать раздражения:
– Если бы он представлял меня в роли идеальной жены, то не стал бы просить найти ее, не так ли? А?
– Ты не узнаешь этого, пока не спросишь.
– Ни за что! У меня достаточно гордости.
– Тогда я спро…
– Не смей! Если ты это сделаешь, можешь попрощаться со мной навсегда, со мной и со своим Уэстоном. На следующий же день мы полетим на самолете в Бейрут. Я слышала, что там сказочная погода и нас ждут не дождутся обратно в качестве туристов.
Мейвис снова начала напевать, а через минуту и прищелкивать пальцами, составляя стратегические планы и что-то подсчитывая.
– Мейвис, что там варится у тебя в голове?
– Ничего, ничего! – отмахнулась та довольно бесцеремонно и тут же поинтересовалась: – Ты пойдешь со мной сегодня в танцкласс?
– А разве у меня есть выбор?
– Нет, если ты хочешь сохранить в тайне свою тайную любовь.
Эбигейл мрачно взглянула на нее:
– Ладно, только вылезай из моего кресла. Нужно работать. Мне надлежит явиться пред светлые очи мистера Ми-даса со списком претенденток на роль идеальной жены и пожеланиями счастливого будущего, а потом я уберусь отсюда, вероятно, до конца дня, а может быть, навсегда.
Она обогнула стол и выдернула кресло из-под секретарши.
– Ну так мы договорились? – настаивала Мейвис.
– Разумеется. Я приду в твой танцкласс, – пробормотала Эбигейл. – Никогда не знаешь, где какое умение может девушке пригодиться.
– Брук Стюарт? – Макс развернулся во вращающемся кресле и посмотрел на Эбигейл. – Я с ней знаком?
Он пока не вспомнил ни одного имени, включенного Эбигейл в список, и каждый раз, когда референт освежала его память, отвергал кандидаток по соображениям, казавшимся ей весьма тривиальными.
Такой реакции она не ожидала, но была рада.
– Брук – дочь Джи Би Стюарта, текстильного магната из Нью-Йорка, – напомнила Эбигейл. – Вы познакомились в прошлом году в Белом доме, а потом, насколько я знаю, встречались в Лос-Анджелесе на выставке Дэвида Хокни. Ей чуть-чуть за тридцать, и она унаследует дело отца, когда тот уйдет на покой.
– Точно, это та, которая носит исключительно зеленое! Кажется, активистка движения за спасение тропических лесов?
Эбигейл сверилась со своими записями и кивнула утвердительно:
– И за права животных тоже. Она даже провела некоторое время в тюрьме.
– Это мне нравится… – Макс потер подбородок, потом пожал плечами. – Значит, никакой химии.
– Элис Фицуотер, наследница кондитерского магната. Занимается благотворительностью, большей частью связанной с конезаводом. Вы совершали с ней конную прогулку прошлой осенью в Глэдстоне.
– Ну конечно, Элис! Милая девушка. Обожает этих своих меринов.
Он провел по горлу ребром ладони и с усмешкой взглянул на Эбигейл:
– Думаете, я слишком разборчив?
«Я думаю, что вы до невозможности испорчены», – подумала Эбигейл, надеясь, что босс прочтет ее мысль по взгляду.
– Признайтесь, думаете? – повторил он. – Это весь ваш список?
– Ну… еще Марсия Уолтерс, разумеется.
– Разумеется… – Задумавшись, Макс уставился в окно. – Вчерашний ужин был недурен. Семга в белом вине, салат из спаржи и, конечно, десерт.
На его лице заиграла улыбка, и Эбигейл похолодела. Застыла. Ему нравится Марсия Уолтерс. Он хочет ее. Быть может, уже и овладел ею.
– Да, да, да, – пробормотал Макс.
– Здесь может быть лишь одна маленькая проблема, – сказала Эбигейл, с отвращением ощутив, как ее захлестывает отчаяние.
Она ненавидела себя за то, что собиралась сделать.
– Проблема с Марсией?
Эбигейл кивнула и, спрятав руку в складках юбки, скрестила пальцы.
– Поговаривают… – Она запнулась и молчала так долго, что Макс с удивлением оторвался от разглядывания пейзажа за окном. – О социальной болезни, – прошептала Эбигейл.
Глава 4
Увидев название танцевальной студии – если, конечно, это действительно была танцевальная студия, – Эбигейл поняла, что влипла. Одноэтажное здание без окон напоминало бункер.
Припарковывая машину, она повернулась к Мейвис:
– «Кобылкин кабачок»? И здесь обучают импровизационным танцам?
Мейвис ободряюще похлопала ее по руке:
– Да, милая, каждый четверг по вечерам. Это лучше, чем в твоей обычной студии, потому что здесь есть сцена и специальное освещение, колоссальная стереосистема и ди-джей – все, что тебе нужно. Девушки ведь это обожают.
– А разве не нужно было взять с собой трико и балетные туфли?
– Расслабься, там все есть. Да брось ты машину! Для парковки у них есть специальный мальчик.
«Мальчик», который принял малолитражку, выглядел так, словно съел на завтрак «хонду-прелюд». Это была гора мускулов. Эбигейл не сомневалась, что он служил вышибалой. А студия, конечно же, представляла собой ночной клуб.
В полумраке зала подсвечивалась лишь огороженная сцена, на которой собрались девушки, внимательно слушавшие женщину – судя по всему, инструктора. Она была одета как кинодива сороковых годов: длинное, до пола, облегающее платье искрилось блестками. На руках – перчатки по локоть, а длинные светлые волосы закрывали половину лица.
Что поразило Эбигейл, так это доверчивость, с которой внимали ей ученицы. Очень уверенно инструктор объясняла им то или иное движение и тут же демонстрировала его, всем своим видом говоря: «Я прекрасна, чувственна, до умопомрачения желанна».
Интересно, подумала Эбигейл, каково это – ощущать себя столь уверенной и так владеть собой? Преподавательница танцев откинула с лица прядь волос, и Эбигейл увидела, что на самом деле женщина вовсе не красива. Просто энергия, которую та излучала, шла изнутри и была очень мощной.
– Все дело в коленках, дамы. Когда вы делаете наклон, тело должно сгибаться от колена. Смотрите, – сказала она, покачивая бедрами и одновременно выполняя глубокое приседание. – Даже когда вы проделываете перчаточную работу, тело должно оставаться свободным и гибким.
Перчаточную работу? Эбигейл вопросительно посмотрела на Мейвис, но та была так же поглощена объяснениями, как и остальные женщины.
– А теперь показываю всю последовательность движений, – сообщила учительница. – Музыка!
Музыкальное сопровождение волшебным образом моментально наполнило зал. Но лишь когда уровень звука достиг максимума, Эбигейл узнала этот сексуальный ритм «Стриптизерши», от которого содрогались стены. Женщина очень грациозно заскользила по направлению к рампе. Останавливаясь на каждом шагу, она вращала бедрами и при этом палец за пальцем стягивала перчатку. А сняв одну, раскрутила ее, как лассо, и небрежно отбросила.
– Что она делает? – прошептала Эбигейл. – Это похоже на стриптиз.
– Это бурлеск, – объяснила Мейвис. – Старомодный стиль. Все шикарные клубы включают теперь в программу бурлескные номера. Это сейчас очень модно.
– Не сомневаюсь. Если это называется импровизационными танцами, значит, всю свою жизнь я посещала не те представления.
– Каждая женщина – богиня любви, – сообщила преподавательница, избавившись от второй перчатки. – Просто она должна это знать и уметь продемонстрировать. В этом весь секрет, дамы. Знать и уметь продемонстрировать!
Снова зазвучала музыка, и теперь дива стала подпрыгивать и вертеть тазом. Когда она поднимала то одно, то другое плечо, шелковые бретельки соблазнительно соскальзывали вниз. Ученицы, прихлопывая, пританцовывали в такт музыке. Эбигейл поймала себя на том, что тоже не может устоять на месте.
Наконец наставница стряхнула с себя платье, словно змея, меняющая кожу. Это было весьма впечатляющее зрелище, и когда платье упало к ее ногам, стриптизерша непринужденно переступила через него и склонилась в поклоне перед аплодирующей публикой. Эбигейл с облегчением отметила, что под платьем у нее белое блестящее трико.
– А теперь самое важное. Всегда надевайте удобную обувь. Это единственное, чего вы не снимаете, когда танцуете всерьез.
Последняя реплика вызвала новый взрыв аплодисментов и смешки.
– Это Божественная Джастин! – восхищенно пояснила Мейвис. – Для краткости мы зовем ее просто Богиня. Она – самая знаменитая в стране стриптизерша и обучала саму Деми Мур.
– Но мне послышалось, что ты назвала это бурлеском?
– Ну разумеется. Девушки, которые здесь работают, одеваются только в белое, не сгибаются то и дело и касаются пола лишь ступнями. Таковы правила. Это классные танцовщицы.
Не сгибаются то и дело? Что это значит?
– Мейвис, я хочу домой.
– Невозможно! Крутой Халк уже увез твою машину.
– Но всего этого я все равно проделать не смогу, – сквозь сжатые зубы твердо заявила Эбигейл. – Раздетая, я не похожа на Деми Мур.
– А кто похож? Оглянись вокруг, детка. Ты думаешь, кто-нибудь из этих дам похож на нее? Деми Мур и сама на Деми Мур вовсе не похожа.
Это лишь отчасти могло успокоить Эбигейл. Но она все же осмотрелась вокруг и… поразилась. В зале присутствовало несколько дам весьма зрелого возраста, причем одна, как показалось Эбигейл, была беременна, а другая сидела в инвалидном кресле. Казалось, все без исключения были охвачены веселым возбуждением от музыки и запретного искусства, которое, как полагают некоторые, скорее воспевает женскую плоть, чем эксплуатирует ее. «Все зависит от того, кто танцует и кто является зрителем», – подумала Эбигейл.
Большинство учениц уже рылись в кипах шелковых, обильно украшенных перьями одежд, выбирая платье себе по вкусу. Эбигейл заметила в этих охапках костюмы для исполнения ролей кошек, кукол, мужские смокинги, дамские корсеты и расшитые блестками бюстгальтеры.
– Пошли, – потянула ее Мейвис. – А то все разберут!
Она схватила Эбигейл за руку и потащила к сваленным в кучу костюмам.
– Для малодушных за кулисами есть уборные для переодевания и костюмы, закрывающие фигуру от шеи до пят, – успокоила она. – Сама Богиня носит такой, так что ты не будешь чувствовать себя неловко.
Но Эбигейл все равно чувствовала себя неловко. Чудовищно неловко.
– Я не могу танцевать раздетой. Я вообще не могу танцевать.
– Поэтому ты сюда и пришла – чтобы научиться.
– Нет, ты только посмотри! – Мейвис выхватила из кучи тряпок костюм, который состоял лишь из перчаток, розового страусового боа и чулок на резинке.
Приложив все это к своей пышной фигуре, она тяжело вздохнула:
– Эх, если бы я могла в это втиснуться! Будь я такая же худенькая, как ты, уж я бы…
– Итак, дамы, заканчиваем выбирать костюмы, – призвала всех Богиня. – Теперь ваша очередь блистать.
Мейвис подмигнула Эбигейл и вручила ей то, что держала в руках.
– Ну-ка надень эти перышки и попробуй.
Эбигейл машинально взяла костюм, ощутила мягкую шелковую ткань и поняла, что это не для нее: от перьев она тут же начнет чихать, а бюстгальтер был сделан из той же фольги, в какую она заворачивала свои сандвичи.
– Ни за что на свете! – твердо отвергла она предложение подруги. – Ни за какие блага! Мейвис Свон, тебе ни за что не удастся втравить меня в эту авантюру. Я не поддамся, даже если разверзнутся небеса и голос свыше велит мне это сделать. С равным успехом я могла бы раздеться догола.
* * *
«Та-ра-ра-рам па-пам… эй, птенчик, па-па пам», – напевала Эбигейл следующим утром, приводя в порядок свои папки. Чертов мотивчик, который она услышала накануне в танцклассе, был страшно прилипчив. Девушка весь вечер не могла от него отделаться. А ночью ей снилось, будто она величественно вышагивает, выполняя «работу с перьями».
По наущению Мейвис все ученицы накинулись на нее и заставили присоединиться к общему веселью. И надо сказать, Эбигейл не пожалела. Она обожала старые добрые песенки. Богиня учила свой класс двигаться в танце под разные мелодии, а раздеваться они учились под «Спи, мой бэби» и «Одинокую набедренную повязку». Но Эбигейл больше нравилась традиционная музыка. «Стриптизерша» не шла у нее из головы.
Мейвис своим выступлением вызвала бурный восторг публики. Она исполнила номер из знаменитого шоу, где стриптизерша в финале бьется на сцене, как рыба без воды. Для пущего эффекта она попросила окутать ее восходящим по бедрам химическим дымом и, вскидывая волнами вверх красные ленты, изобразила пылающий факел, после чего с достоинством приняла бурную овацию.
Первая попытка Эбигейл окончилась тем, что она упала со сцены. Случилось это из-за того, что Богиня стала слишком пристально к ней присматриваться, взяла ее, фигурально выражаясь, под свое крылышко. Однако к концу занятий и Эбигейл уже делала некоторые успехи. Ей тоже поаплодировали.
Сейчас, вспоминая наставления Богини, она посмеивалась.
«Вращайте плечами, вертите бедрами, это должен быть твист и шимми одновременно».
– Раскачиваемся, раскачиваемся, вращаем бедрами, вращаем, – бормотала Эбигейл. – А теперь твист и шимми одновременно…
– Мисс Гастингс? С вами что-то не так?
Эбигейл похолодела. Видимо, Макс решил пройти к себе через ее кабинет. Сейчас босс стоял у нее за спиной, но ей ничего не стоило представить себе выражение его лица. И почему он обратился к ней «мисс Гастингс», она не знала. Разве что снова забыл ее имя. Должно быть, увиденное шокировало Макса.
– С вами все в порядке?
Эбигейл неловко кивнула, пробормотав:
– Да.
– Что-нибудь с одеждой?
– Нет, все в порядке.
– Это точно? – не отступал Макс.
Ну как объяснить ему, что она танцевала шимми? Господи, сейчас придется обернуться и как-то объяснить ему все.
– Спина… у меня зачесалась спина, – осенило ее. – Знаете, так бывает, когда не можешь достать до того места, которое чешется.
– Конечно, знаю.
Подобная глупость показалась ей безобидной, но Эбигейл уловила в голосе Макса что-то необычное: он звучал более низко и хрипло, чем всегда.
У девушки участился пульс, когда она представила себе, что может взбрести в голову мужчине при виде женщины, вытворяющей то, чему ее научили накануне вечером. Это может выглядеть весьма возбуждающе. Весьма.
– Где… где у вас чешется? – смущенно спросил Макс.
– Не могу даже точно определить. – Эбигейл свела лопатки. – Где-то там.
Макс откашлялся, и в следующий момент Эбигейл почувствовала, что он подошел очень-очень близко.
– Давайте я вам помогу. Мне совсем не трудно.
Эбигейл не произнесла ни звука, что можно было истолковать как приглашение. Коему Макс и последовал. И как! Девушку порой посещали некие фантазии, связанные с ее сексуальным рассеянным шефом, но чтобы он чесал ей спину!.. Она и представить себе не могла, каково это, когда он слегка проводит ногтями между лопаток от самой шеи до талии.
Господи помилуй! Откуда ей было знать, как мурашки бегают по коже и как они исчезают, когда мужчина медленно гладит ладонью твою спину. Чешет и гладит. Чешет и гладит. Эбигейл чувствовала себя словно котенок, которого ласкают и почесывают за ушком.
Что за чувственные, медленные движения – вверх-вниз. Какое обволакивающее тепло. Когда он начал проделывать то же самое в горизонтальном направлении, Эбигейл чуть не начала вращать бедрами, как учили в танцклассе. Нет, этого она не могла себе позволить. Что Макс подумает? Нужно стоять смирно.
– Так лучше? – спросил он; его движения становились все медленнее.
– О… намного. – Казалось, она вот-вот упадет.
– Тогда, может быть, начнем?
– Начнем?..
– Записывать поручения на сегодня.
– О… разумеется.
– Жду вас. – Его голос звучал по-прежнему волнующе хрипловато.
Убедившись, что Макс вышел, она наконец повернулась и уставилась на дверь кабинета: нет никаких сомнений, что ей нужно сделать нечто большее, чем просто поправить белье. Ей требовалось сменить его! Даже если бы Эбигейл достало храбрости появиться перед боссом сейчас, когда расслабленные мышцы, казалось, струились, как ручейки, ноги все равно не удержали бы ее в вертикальном положении!
Что делать? Макс Галлахер – ее начальник. От этого никуда не денешься. Как не спрячешься и от боли, сжимающей сердце, и тоски, которую выдавал ее взгляд. Нет никаких сил сейчас идти к нему в кабинет и сидеть там как ни в чем не бывало, записывая распоряжения.
Ее сумочка и портфель лежали в кресле, куда она бросила их, придя на работу. Эбигейл тихо закрыла ящик с папками и поддалась вдруг безумному порыву, какому, быть может, следовало поддаться гораздо раньше. «Быстрее, – подстегнула она себя, – пока ты не передумала».
В следующую минуту девушка уже вихрем мчалась мимо стойки Мейвис, надеясь, что секретарша, говорившая по телефону, не заметит ее. Эбигейл знала: если остановится – разрыдается. Она и не остановилась, даже когда Мейвис окликнула ее.
– Куда это ты мчишься с такой прытью, ласточка?
«Не знаю, – ответила себе Эбигейл. – Я не знаю, куда бегу, да в конце концов это и не имеет значения. Хуже, чем здесь, не будет нигде».
Глава 5
Макс услышал стук в дверь и поднял голову. Он ожидал Эбигейл, но на пороге стояла Мейвис – руки в боки, глаза горят. Дурной знак.
– Я бы хотела поговорить, мистер Галлахер!
– Входите.
Он было поднялся, но секретарша стремительно и с такой непреклонной решимостью подлетела к его столу, что едва не опрокинула Макса обратно в кресло. Теперь он понял, почему ураганам присваивают женские имена. Сегодня с его сотрудницами определенно происходило нечто странное. И Эбигейл, и Мейвис вели себя необычно. Может быть, он забыл о каком-нибудь торжественном дне вроде Дня секретарш или чьего-то рождения?
– Вы ни о чем не хотите спросить меня насчет Эбигейл? – задала вопрос Мейвис.
Макс ничего не понимал, словно она попросила коротко объяснить ей теорию относительности.
– Спросить насчет Эбигейл? А что? С ней что-то случилось?
– Вопрос неверный.
– То есть это значит, что с ней ничего не случилось? Я только что был в ее кабинете, чесал ей спину… – Черт, не то. – Сегодня что, День секретарш?
– Вопрос неверный.
Секретарша явно пыталась натолкнуть его на какую-то мысль. Макс никогда не был силен в играх, требующих отгадывания, но вступать в пререкания с мисс Свон ему не хотелось, потому что она была из тех женщин, которые в критические дни при малейшем раздражении начинают бить посуду. Может быть, в этом вся проблема?
– У Эбигейл какие-то женские проблемы? – спросил он, все же втянувшись в игру с гаданием. – Она себя неважно чувствует?
– Не то, не то, не то! Спросите меня об этом ее «приятеле».
– А что с этим ее приятелем? – «Чертовски хороший вопрос, – добавил он про себя. – Давно хотел разузнать об этом типе».
– Никакого приятеля нет! – объявила Мейвис.
– В самом деле? Они расстались?
Секретарша не сводила с него пристального взгляда.
– Никакого приятеля никогда и не было, простофиля вы эдакий! А теперь спросите меня, что произойдет, если вы будете заставлять бедную девушку искать вам идеальную жену.
– Что произойдет?
– Она уйдет от вас! – Сделав, этот выстрел ему прямо в сердце, Мейвис Свой резко развернулась и решительно, так же как вошла, зашагала прочь из кабинета, а на пороге, обернувшись, бросила: – И я тоже.
Макс почувствовал себя так, словно ему срочно необходимо искусственное дыхание. Это был бунт на корабле, но он понятия не имел, чем мог его спровоцировать. Мейвис ворвалась, будто разъяренная фурия, и это имело какое-то отношение к приятелю Эбигейл, которого, как выяснилось, не существовало в природе.
В подобной ситуации вполне естественно пройти в кабинет Эбигейл и спросить, как она себя чувствует. Быть может, он смутил помощницу тем, что почесал ей спину? А если признаться честно, то в его теле полыхал настоящий пожар, но Макс не знал, что чувствовала при этом Эбигейл. Он вообще никогда не мог сказать о мисс Гастингс ничего определенного.
Открыв дверь, Макс увидел, что ее нет в кабинете. Это казалось невероятным. Эбигейл всегда была на месте. Он не мог припомнить случая, чтобы девушка отсутствовала на рабочем месте, и понятия не имел, что теперь делать. Вызывать полицию – это, пожалуй, чересчур; будет совсем глупо, если она скоро вернется. Вероятно, просто вышла в дамскую комнату. Макс смутно припоминал, что в расстроенных чувствах женщины, кажется, именно так и поступают.
Он стоял в ее кабинете и размышлял о загадочности женщин и об Эбигейл Гастингс в частности. Ничего определенного в голову не приходило, потому что в висках стучал один и тот же вопрос: «Значит, никакого приятеля вовсе не было?»
* * *
Вечером, поднявшись к себе в пентхаус, Макс действительно был готов обратиться в полицию. Пройдя в гостиную, он бросил пиджак на первый попавшийся предмет мебели – странного вида антикварное канапе, купленное Эбигейл, – сорвал с себя галстук и направился к бару. Сегодня была потеряна довольно большая сумма, но дело было не в этом. Завтра опытный бизнесмен вернет эти деньги. Но он не знал, как вернуть Эбигейл, не представлял себе даже, где может находиться его референт.
Она так и не появилась до вечера, а ведь за все годы работы в его фирме Эбигейл не пропустила ни единого рабочего дня. В этом он был уверен, потому что непременно запомнил бы такой случай. Если бы когда-нибудь ему пришлось пережить такой день, как сегодня, мистер Галлахер его никогда бы не забыл.
Сегодня он поранил себе руку машинкой для оттачивания карандашей, неправильно установил таймер на часах, призванный напоминать о делах, куда-то исчезла папка с необходимыми срочно документами, а на все его телефонные звонки отвечали лишь механические голоса, перечислявшие бесконечные списки предложений. Макса пугало то, что никто не отбирал для него наиболее подходящих опционов и не ограждал от ненужных звонков. Обычно Эбигейл сама отвечала на них.
Виски, который Макс налил себе, имел привкус отработанного автомобильного топлива. Он сделал еще глоток, снова ощутил неприятный запах и поставил стакан на мокрую стойку бара. Ему не сиделось на месте, ему нужно было все время двигаться, даже если это было бессмысленное кружение по собственной квартире. Так он не чувствовал себя еще никогда в жизни. Мейвис отговорила его от необдуманных действий и убедила в том, что Эбигейл нужно на время оставить в покое, но не объяснила почему, однако взглядом дала понять, что босс сам должен догадаться.
Он не догадывался. Он ничего не понимал.
Зачем женщины придумывают себе несуществующих приятелей? Разве что затем, чтобы отделаться от других мужчин? Если Эбигейл хотела отшить его, а это очевидно, тогда почему ее так расстроило то, что он решил наконец жениться? Может быть, не следовало просить именно ее найти ему жену? Ну хорошо, пусть дело именно в этом, но, черт возьми, ведь Эбигейл знает его лучше, чем кто бы то ни было другой, даже лучше, чем он сам себя знает.
Несколько раз он просил ее сопровождать его на разного рода мероприятия в качестве помощницы. Речь шла об официальных приемах, ей вовсе не нужно было переодеваться, так как это не имело ничего общего со свиданием. Однако девушка всегда находила предлог, чтобы отказаться, и он поверил, что ее сердце занято.
Макс повертел головой, прислушиваясь к хрусту шейных позвонков. Он испытывал жуткое напряжение и, что гораздо хуже, не знал, как расслабиться. Разумеется, и прежде случалось переутомление, но он никогда так не нервничал. Раздражался Макс, лишь когда не понимал, что происходит. В настоящий момент он как раз ничего не мог понять.
Конечно, Эбигейл могла бы за секунду все ему объяснить, но ее нет. Нет? Да ведь она незримо присутствовала здесь повсюду. Вот почему Макс столь остро ощущал, как ему недостает ее.
Рухнув на широкий мягкий диван, он вдруг подумал о том, как это Эбигейл умудрилась выбрать именно такой диван, какой выбрал бы он сам? Большинство людей серый цвет угнетает. Очень мало кто любит его. Каким-то образом референт догадалась, что ему нравится именно такой оттенок.
Откинувшись на спинку дивана, Макс закрыл глаза, но все равно не смог расслабиться. Он снова вскочил и стал мерить шагами гостиную, замечая то, чего не замечал прежде, и напоминая человека, очнувшегося от глубокого сна – сна, в котором пребывал всю свою взрослую жизнь.
На каминной полке стояла скульптура, точнее, пара скульптур – по одной на каждом конце. Они не были тождественны, но между ними, несомненно, существовала связь: та, на которой задержался взгляд Макса, изображала две фигуры, одна из которых представляла собой, как ему показалось, акробата. Макс видел руки, ноги, обнаженные тела… Что это они делают?
Чем дольше он вглядывался, тем больше убеждался, что скульптура изображала мужчину и женщину, охваченных животной страстью. Неужели Эбигейл любит эротическое искусство? Его Эбигейл? Чего еще он не знает о своей помощнице?
Снова вглядевшись в скульптуру, Макс заметил обнаженную и изогнувшуюся женщину, восторженно задыхающуюся оттого, что сильное тело партнера склонилось над ней. Ее высоко поднятая нога покоилась на его мощном плече. Мужчина всем своим великолепным торсом опускался на ее зовущее тело под невероятным углом, словно искусный гимнаст, но восхищение вызывала именно женщина. Она пребывала в экстазе, вызвавшем у Макса зависть: да кто он, дьявол его побери, этот голый парень?
Любопытно, что в этот момент мысленному взору Макса представилась мизансцена, героиней которой была Эбигейл, хотя прежде она никогда не являлась ему в подобных фантазиях. Она не принадлежала к тому типу женщин, которые мгновенно сводят мужчин с ума. Скорее представляла собой персону, на которую мужчина полагается настолько, что без нее не может сделать ни шагу.
К тому времени, когда Макс дошел до кухни, ему уже казалось, что он задыхается. Здесь присутствие Эбигейл ощущалось особенно сильно. В микроволновке пусто, и пилюли не лежали на розеточках. Макс не был голоден, но отсутствие лекарств, его обеспокоило: он принимал их каждый вечер, правда, понятия не имея, для чего они предназначены. А что, если он смертельно болен и даже не подозревает об этом?
– Ради Бога, женщина, – сказал он, обращаясь в пустоту, – неужели ты дашь мне умереть?
Его взгляд упал на телефонный аппарат.
– Я мог бы ей позвонить, – вслух подумал Макс, чувствуя себя мальчишкой, замышляющим шалость. – Спросить ее, как она… где мои пилюли. Да, я могу это сделать, ведь никакого приятеля нет.
Он ходил по кухне взад-вперед, убеждая себя снять трубку, но так и не посмел. «Это будет вторжением в ее личную жизнь, которую я должен уважать. Мейвис ведь сказала, что ее надо на время оставить в покое».
Суть состояла в том, черт возьми, что Макс не знал, как поступить. Единственное, в чем он был силен, – это в делании денег. Во всем остальном сильна была Эбигейл.
Господи, как он ненавидел все эти неприятности и душевные муки! Может быть, к завтрашнему дню все уладится? Эбигейл вернется, и все снова пойдет так, как шло всегда. Начнется рабочий день с составления списка дел, и она приготовит ему одежду и нужные таблетки.
Завтра все будет прекрасно. Если он доживет до завтра.
