Текст книги "И вновь искушение"

Автор книги: Сюзанна Энок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Глава 10

– Вы уверены, что не хотите, чтобы она сопровождала вас, милорд? – спросил Уинтерс.

Коннолл перестал почесывать Электру за ушами.

– Не сегодня, – ответил он, взглянув на дворецкого. – Надеюсь, ты не боишься ее?

– Она способна забраться куда угодно, милорд. Этим утром она едва не до смерти напугала меня, когда выскочила из серебряного шкафа.

– Возможно, я приведу кого-нибудь для беседы с ней. – Надевая пальто, Коннолл погладил подбородок Электры носком сапога. – А ты распорядись, чтобы у всех сегодня был выходной день.

Дворецкий кивнул:

– Останутся только я, Квиллинг и миссис Дули, милорд.

Он не был полностью уверен, насколько ему понадобится камердинер, но своими действиями он уже показал, что речь идет о чем-то тайном.

– И не показывайся до тех пор, пока я не позову тебя. Позаботься о том, чтобы миссис Дули приготовила сандвичи к одиннадцати.

– Непременно, сэр.

Уинтерс открыл входную дверь, и Коннолл спустился по пологим ступенькам к ожидающему его фаэтону. Как только Коннолл уселся на верхнем сиденье, Квиллинг отпустил упряжку и отошел в сторону, после чего фаэтон тут же двинулся по улице.

План, который задумал Коннолл, способен был погубить репутацию Джилли. Но если она уже забеременела прошлой ночью, то в этом случае худшее он уже совершил. И хотя он был намерен жениться на ней независимо ни от чего, он видел изнанку своего плана. Джилли могла иметь иное мнение, и он хотел услышать его.

Упряжке гнедых хотелось быстрого бега, и Коннолл не мог осуждать их за нетерпение. По всей видимости, ему удалось опередить Редмонда на день, но он не исключал, что леди Манроу поспособствует тому, что граф появится на заре вместе с пастором. Виконтесса определенно представляла собой проблему, тем более что он не хотел делать из нее врага с учетом того, что он намеревался с ней породниться.

Породниться. Две недели назад одна лишь мысль о том, что он вдруг решит незамедлительно жениться, могла вызвать у него приступ неудержимого смеха. Он до сих пор не мог до конца поверить, что знает Джилли Манроу всего каких-нибудь восемь дней. В волшебных сказках или в таких опусах, как «Ромео и Джульетта», конечно, можно встретиться взглядом в переполненной людьми комнате и тут же влюбиться друг в друга. Он слышал о подобных вещах и в жизни, но никогда в такое не верил.

Сейчас же он, похоже, был одним из тех немногих, кто мог претендовать на подобную роль. Идея о женитьбе на Эванджелине даже не пугала его – она его возбуждала, но еще никогда ни в одной ситуации он не чувствовал себя настолько уверенно, как сейчас.

К сожалению, несколько вопросов все же оставалось, главным образом относительно того, какие чувства испытывала к нему Эванджелина. И почти столь же важный вопрос – будет ли она следовать своей дорогой или идти по той, которую ей определила мать, очевидно, с самого рождения.

Он выехал на полукруглую подъездную дорожку Манроу-Хауса и свистом подозвал конюха. Тут же из конюшни выбежал слуга в ливрее и принял лошадей, а Коннолл спрыгнул на землю и пешком пошел к входной двери.

– Доброе утро, милорд, – сказал дворецкий, открывая перед ним дверь.

– Доброе утро. Могу я видеть мисс Манроу? – спросил он, отдавая бобровую шляпу и перчатки, но, не снимая пальто. Он не собирался находиться там долго.

– Если вы подождете в утренней комнате, я справлюсь. Кивнув, Коннолл прошел в ближайшую комнату и остановился.

– Миледи, – произнес он, отдав легкий поклон и мысленно чертыхнувшись при виде женщины, сидящей на диване перед камином.

– Лорд Роли. Посидите со мной. – Леди Манроу показала на диван.

– С удовольствием, – сказал он, присаживаясь.

– У меня есть несколько вопросов к вам, милорд, – продолжила виконтесса, слегка повернувшись к нему.

Вопросы, которые в более традиционных домах, скорее всего, задал бы патриарх. Но Коннолл сомневался, что лорд и леди Манроу обмениваются информацией.

– Я к вашим услугам.

– Ваши родители, – без всякой преамбулы начала виконтесса. – Какой у них был брак?

Коннолл сумел скрыть неудовольствие.

– Мои родители умерли. Спрашивайте обо мне.

– Я считаю, что родители оказывают влияние на детей. Я хотела бы знать о них.

Он не мог возразить против такого аргумента, как бы ни был ему неприятен этот разговор.

– У моих родителей был очень прочный и счастливый брак. Настолько прочный, что когда отец умер от инфлюэнцы, мать последовала за ним без всякой видимой физической причины уже через месяц.

– Гм… В то утро, когда Эванджелина впервые встретилась с вами, она охарактеризовала вас как пьяницу. Я не могу позволить, чтобы за моей дочерью ухаживал пьяница.

– Прошу прощения. Но Джилли и я обсуждали этот вопрос, и она вполне удовлетворена моими ответами.

Виконтесса коротко кивнула:

– Очень хорошо. В таком случае я сделаю всего лишь заявление. Я не верю вам, что моя дочь вам подходит, и прошу вас прекратить визиты к ней.

Наступило время забыть о вежливости.

– Я перестану навещать Джилли, когда и если она сама попросит меня об этом.

– Да как вы смеете…

– Доброе утро! – произнесла Эванджелина, впорхнув в комнату. Судя по ее искусственной улыбке, она слышала, по крайней мере, часть разговора, и Коннолл хотел бы знать, насколько далеко она пойдет в своем вызове матери, если пойдет вообще.

Коннолл встал, взял ее руку и поднес к губам. Уже при одном взгляде на нее он ощутил, как забурлила в нем кровь.

– Доброе утро, – ответил он, отступая на шаг, в то время как ему хотелось заключить ее в объятия и жарко расцеловать. – Так мы идем?

– Да. – Она бросила взгляд на мать: – Я вернусь домой через несколько часов, мама.

– Где твоя дуэнья? – строго спросила виконтесса. – Доретта!

– У меня фаэтон, – вмешался Коннолл. – В нем место лишь для двоих.

– Возмутительно!

– Вздор, мама, – сказала Джилли, изобразив еще более широкую улыбку. – Ты же знаешь, что я могу ездить в фаэтоне без сопровождения.

Леди Манроу фыркнула:

– Делай что хочешь. Но помни, что ты должна кое-кого принять в два часа. Не опаздывай.

– Да, мама.

Подойдя к фаэтону, Коннолл помог сесть Эванджелине на верхнее сиденье. Конюх семейства Манроу удерживал в это время беспокойную упряжку. Забравшись наверх следом за Джилли, Коннолл, даже не бросив взгляда назад, тут же пустил лошадей быстрым шагом.

– Знаешь, я пока еще ничего не решила, – внезапно сказала Эванджелина, глядя на дома, мимо которых они проезжали.

Кое-что она решила, если не дала ему от ворот поворот сразу, однако Коннолл воздержался от комментариев на этот счет.

– Я знаю, что не решила. И я знаю также, что человек, с которым ты должна встретиться сегодня в два часа, – это не кто иной, как граф Редмонд, и что он собирается сделать тебе предложение.

– А откуда ты знаешь об этом?

– Мне сказал об этом вчера вечером твой отец. Она недоверчиво посмотрела на него:

– Сказал мой отец? Ты имеешь в виду, что ты выудил это у него?

Пытаясь снять раздражение, вызванное леди Манроу, Коннолл коротко улыбнулся:

– Вообще-то он весьма охотно поделился со мной этой информацией. Думаю, что его не слишком вдохновляет приветствовать в своем доме зятя, который на два года старше его самого.

– Гм… – Эванджелина посмотрела назад и нахмурилась: – Разве нам не надо было повернуть вон туда? Гайд-парк в той стороне.

– Мы не едем в Гайд-парк.

– Не едем? В таком случае, куда же мы едем? Надеюсь, ты не собираешься снова меня похитить?

Впрочем, судя по ее тону, она не казалась расстроенной. На лицо Коннолла снова набежала улыбка.

– Я вовсе не похищаю тебя сейчас, как не похищал и вчера вечером. Я организовал для нас интимную интерлюдию, против которой, насколько я помню, ты не возражала.

Ее щеки заполыхали, отчего Конноллу захотелось провести по ним пальцами.

– Должна признаться, что наша… интимная интерлюдия была весьма приятной.

– В таком случае ты не станешь возражать против повторения экспери…

Послышался громкий треск, и фаэтон бросило вбок и вперед. Коннолл интуитивно схватил Джилли и свободной рукой натянул вожжи. Левый передок фаэтона вонзился в землю, и они едва не были выброшены прямо на лошадей. Затем фаэтон снова дернулся, и они со скрежетом остановились.

– Ты не ушиблась? – крикнул он, поворачивая к себе ее лицо.

– Нет, – нашла в себе силы выговорить Джилли, ухватившись одной рукой за его руку, а другой – за сиденье.

Вокруг фаэтона сразу же стала собираться толпа, послышались громкие голоса, дающие советы – разумеется, совершенно бесполезные. Перепуганные лошади удвоили свои усилия и протащили фаэтон еще несколько ярдов.

– Перелезай через меня и спрыгивай на землю, – распорядился Коннолл. – Сможешь это сделать?

– Конечно. – Держась за его бедра и лацкан сюртука, она перевалилась через него и сумела спрыгнуть на землю.

Оставшись один, он обмотал вожжи покрепче, затормозил движение и спрыгнул вниз.

– Все в порядке, ребятки, – заговорил он как можно более спокойным голосом, подходя к ближайшей паре лошадей. – Молодец, Парис. Умница, Бенволио. Теперь успокойтесь.

Натянув вожжи, он сумел заставить их оттащить фаэтон с середины дороги. Передняя ось оказалась сломанной пополам. Черт побери!

– Подержи лошадей, – сказал он дородному мужчине, стоявшему у дороги, – пока я отвяжу лошадей.

Мужчина натянул посильнее на голову шляпу и шагнул вперед:

– Да, милорд.

Коннолл вернулся к лошадям и стал снимать хомуты. Со стороны Париса к нему присоединился, чтобы помочь, кто-то еще. Повернув голову, он увидел Джилли, которая ответила ему улыбкой и стала освобождать от сбруи беспокойную гнедую.

Сердце у него заколотилось. Само по себе желание помочь ему могло показаться логичным, но для женщины, которая заявляет, что мужчины в ее жизни играют роль не большую, чем слуги, он счел это весьма, знаменательным. Она явно менялась, как менялся и он.

До того как он встретился с Джилли, он никогда не думал, что отношения между мужчинами и женщинами могут быть иными, чем они были. Он знал лишь то, что никогда раньше не встречал женщину, которая могла заставить его задержаться с ней больше чем на одну ночь. До Эванджелины.

Когда у лошадей распустили подпруги, он взял поводья и повернулся к Джилли.

– Мы в двух кварталах от моего дома, – сказал он, залезая в карман, чтобы достать шиллинг и заплатить мужчине за помощь. – Не хочешь ли пройти пешком… – Его пальцы наткнулись на большой и твердый предмет с небольшими выступами.

Наполовину вынув руку из кармана, он посмотрел вниз. Бриллиант. Этот чертов проклятый бриллиант!

– Коннолл? – позвала Джилли, вопросительно глядя на него.

Встряхнувшись, он отпустил бриллиант и отыскал монету. Отдав шиллинг мужчине, он переключил все внимание на Джилли:

– Так мы пойдем?

Она подстроилась под его шаг, и Коннолл повел лошадей по направлению к Гросвенор-стрит.

– Что-нибудь случилось? Помимо поломки экипажа, я имею в виду.

– Проверь, что находится в моем кармане, – сказал он. – Смелей. Посмотри.

Нахмурившись и не спуская с него глаз, словно боясь, как бы из его сюртука не выскочила мышь, она сунула руку ему в карман. Через мгновение глаза у нее широко раскрылись. Она резко отдернула пальцы, словно обожглась.

– Что за…

– Надеюсь, это не ты его положила.

– Нет! Однако…

– Я тоже не клал его сюда. Я удивился, почему твоя мать захотела поговорить со мной перед этим.

– Она не могла положить фамильную ценность, к тому же очень дорогую, в чей-то карман.

– Альтернативой этому может быть лишь то, что я украл его у вас. – Коннолл задержал дыхание, пытаясь успокоиться. – Из того места, где вы его храните.

Джилли взвесила все аргументы и, наконец, сделала глубокий вздох.

– Зачем она сделала это? Ведь он стоит тысячи фунтов.

– Возможно, она рассчитывала на то, что обвинит меня в краже, – предположил Коннолл, пожав плечами. – Не знаю… Что я на самом деле знаю, так это то, что бриллиант действительно проклятый. Думаю, что, и ты это знаешь. Как знает и твоя мать. Если ее целью было обвинить меня в дурном поступке, она могла положить его в мой карман. Она хотела, чтобы со мной случилось несчастье. Но в результате этого ты могла погибнуть. Или мог погибнуть я, что огорчает меня в не меньшей степени.

Некоторое время Эванджелина шла рядом с ним молча. Коннолл не знал, какие мысли могли блуждать в ее голове, но, судя по всему, ей было о чем задуматься. Так же, как и ему. Если в его кармане будет находиться этот проклятый бриллиант, то каждая неуравновешенная лошадь станет для него потенциальной угрозой. И не только для него.

– Коннолл, – сказала Эванджелина, сцепив перед собой руки, – он ведь, в самом деле, проклят, да?

– Это могло бы быть цепью совпадений, но весьма и весьма странных. Посему, как я ни пытаюсь быть здравомыслящим и как ни чувствую себя смешным и глупым, я говорю: да, этот бриллиант проклят.

– Тетя Рейчел сказала, что когда кто-то владеет этим бриллиантом и потом вдруг сумеет от него избавиться, это принесет ему счастье. А если продолжать хранить его у себя, то случится несчастье.

– Я склонен зашвырнуть его в Темзу. – Коннолл споткнулся о кочку и больно ушиб большой палец на ноге. – Проклятие!

Эванджелина дотронулась до его руки, ее пальцы задержались на ней гораздо дольше, чем требовалось для того, чтобы убедиться, что он не упадет.

– Может, лучше я понесу его в течение некоторого времени?

– Это зависит от многих обстоятельств. Что в твоем понимании является несчастьем?

– Я не думаю, что здесь имеет значение мое представление о счастье. Или твое. Это счастье или несчастье для носителя независимо от того, понимает он это или нет.

Ее карие глаза были задумчивы и серьезны.

– Объясни, пожалуйста, – попросил он.

– В первый раз, когда я отложила его в сторону, я врезалась в твою карету. В то время я определенно не считала, что встреча с тобой принесет мне счастье в жизни.

– В то время? – переспросил Коннолл. – Означает ли это, что ты изменила свое мнение обо мне?

– Я знаю, что никак не ожидала, чтобы моя мать попыталась причинить мне несчастье. Я знаю, почему она поддерживает Редмонда, хотя прекрасно понимает, что он не может сделать меня счастливой. И я совсем недавно начала понимать, что я могу быть счастливой, общаясь с мужчинами. С другим сортом мужчин, чем она мне всегда рекомендовала. И что она опустила некоторые вещи, давая мне уроки замужней жизни. – Она бросила на него быстрый взгляд. – Но я еще не решила. Мне нужно подумать.

Пока они подходили к подъездной дорожке Аддисон-Хауса, ведя за собой Париса и Бенволио, Коннолл надеялся, что даст ей еще время для обдумывания. Когда он находился рядом с ней, он испытывал нечто вроде горячки, кровь словно закипала, он испытывал неодолимое желание овладеть ею. Было ясно одно: прежде чем он попытается соблазнить ее второй раз, нужно отделаться от окаянного бриллианта.

Уинтерс открыл входную дверь.

– Милорд, что-то случилось?

– Нет, Уинтерс. Просто я всегда вожу за собой упряжку для фаэтона.

– Прошу прощения, милорд.

– Пошли Квиллинга на Брук-стрит. Там находится мой фаэтон со сломанной осью.

– Слушаюсь, милорд.

Коннолл накинул петли на столб для привязи лошадей и взял Джилли за руку.

– Меня нет, если кто-нибудь придет. Дворецкий отступил от двери, позволяя им войти.

– Понимаю, милорд. Сандвичи в утренней комнате.

– Хорошо. А теперь исчезни.

Кивнув, дворецкий вышел из дома и направился в сторону конюшенного двора. Коннолл закрыл за ним дверь.

– Стало быть, в этом заключался твой план? – спросила Джилли, поставив руки на бедра и демонстрируя присущее ей упрямство.

Он поднял руку:

– Следуй за мной. – Не тратя более слов, он повел ее в свой кабинет, открыл там верхний ящик письменного стола и положил туда ожерелье с бриллиантом, после чего закрыл ящик и запер его. Затем передал ей ключ.

– Я доверяю тебе, – сказала она, переводя взгляд с него на ключ.

– Я не знаю, какое действие может оказать «Соланум», В случае моей смерти ты сможешь объяснить людям причину. Я найду тебе шкатулку, чтобы ты могла забрать его домой.

Он направился в коридор, она осталась в комнате. – Ты собираешься ответить на мой вопрос? – спросила она.

– Да, это был мой план изначально. То есть я не имею и виду поломку своего фаэтона или ушиб пальца ноги, я имею в виду все остальное. Я намеревался привезти тебя сюда и показать мои картины. А еще я собираюсь стащить с тебя всю одежду и снова овладеть тобой.

Она уставилась на него, и было видно по ее лицу, что в ней борются противоречивые чувства. Наконец она фыркнула – совсем не как леди – и сказала:

– Ты непредсказуемый, лорд Роли.

– Я воспринимаю это как комплимент. – Что-то серое пронеслось мимо него, когда Джилли выходила из кабинета. – Твоя подружка помнит тебя.

– Электра! – Эванджелина наклонилась и подняла котенка. – Ты ее сохранил.

– Я же сказал, что сохраню. Она любит выскакивать из-под ног Уинтерса, что делает ее присутствие еще более оправданным.

Эванджелина улыбнулась. Кажется просто невероятным, что всего несколькими неделями раньше она хотела выйти замуж за лорда Редмонда. Все было расписано, предсказуемо и шло в соответствии с планом. То, чего бы ей недоставало в жизни, она начала узнавать только сейчас, в последние восемь дней. И теперь, если примет правильное решение, она может всю жизнь испытывать радость удивления.

Однако ее мать, очевидно, была против ухаживаний Коннолла, вплоть до того, что готова была рискнуть потерей весьма дорогого семейного раритета. Внезапная дрожь пробежала по позвоночнику Джилли. Достаточный ли это срок – восемь дней, чтобы узнать характер мужчины? Может ли она быть уверенной в том, что по прошествии еще восьми дней этот мужчина не превратится в сурового, неуступчивого, кошмарного монстра?

Конечно, с Редмондом или Дэпни намного безопасней. Она может детально предсказать свое будущее в браке с тем или другим. Но слово «безопасный» в последнее время сделалось для нее гораздо менее привлекательным. И она начала пополнять свой словарь новыми словами – такими как «сюрприз», «удивление» или «романтика».

– Так ты хочешь увидеть картины? – спросил Коннолл, приблизившись к ней, чтобы погладить Электру за ушами.

Котенок замурлыкал; поскольку Коннолл находился совсем рядом с ней, у нее было такое ощущение, будто она испытывает то же, что и Электра. Как много могут изменить восемь дней!

Глава 11

– Боже мой! – проговорила Эванджелина, становясь на колени, чтобы лучше рассмотреть находящуюся перед ней картину. – Ведь это Рембрандт, не так ли?

– У тебя хороший глаз.

Многие другие картины она не могла определить, хотя все они имели одну общую черту: были великолепны.

– Коннолл, сколько тебе это стоило? Он присел рядом с ней.

– Чуть более сорока тысяч фунтов, – сказал он деловым тоном. – Если бы я мог провезти их законными каналами, и за мной по пятам не шли исполнители воли Бонапарта, вероятно, они обошлись бы дешевле, но я уже был свидетелем того, как некоторые из них погибли. Я не хотел рисковать.

– Знаешь, некоторые мужчины могли бы заманивать наивных молодых леди домой, заявляя о том, что у них есть одна-две картины.

Коннолл хмыкнул:

– Да, но я бы говорил правду. – Он протянул руку, чтобы убрать ей за ухо прядь волос.

По телу у нее снова пробежала трепетная волна.

– А где слуги?

– Отправлены на день отдохнуть.

– Ты был так уверен, что я приду сюда к тебе?

Коннолл нагнулся, чтобы нежно ее поцеловать. Эванджелина выпустила Электру, чтобы обнять Коннолла за шею. Вопрос, будет ли он тем самым мужчиной, который ей нужен, сделался бессмысленным, как только она ощутила его вздох на своих губах.

На них молча смотрела обнаженная Венера в компании голландского пуританина и французской пастушки со своим стадом. Эванджелина улыбнулась. Ее мать упала бы в обморок, если бы узнала, где находится ее дочь и чем она занимается.

– Не перейти ли нам в другое место, где меньше вероятность того, что я попаду ногой в какую-нибудь картину? – пробормотал Коннолл, снова целуя Эванджелину.

– Это кажется разумным.

Он протянул ей руку и помог подняться. Она знала, зачем он привел ее в свой дом, знала, почему она не высказала возражений, когда поняла, куда они направляются, или когда узнала, что он отослал большую часть своих слуг из дома. Что-то было в Коннолле Спенсере Аддисоне, что вдохновило ее на поцелуй уже в первую их встречу, а сейчас влекло к нему с еще большей силой. Создавалось такое впечатление, что они были как-то связаны еще до того, как она узнала о его существовании.

Переплетя свои пальцы с ее, Коннолл повел Эванджелину по длинному коридору туда, где, очевидно, находилась его спальня. Синие, золотистые и коричневые шторы и стены, а также полог над кроватью, как и его картины, которые он выбрал для того, чтобы украсить эту большую комнату, свидетельствовали о хорошем вкусе хозяина. Здесь были развешаны пасторали изумительного качества, и некоторым из них, вероятно, была не одна сотня лет.

– Ну, как? – спросил он, отпуская Эванджелину, чтобы закрыть и запереть дверь.

– Не знаю, – задумчиво ответила она. – Мне нравится эта комната.

Коннолл улыбнулся, глядя в основном на нее, а не на окружающую обстановку.

– Спасибо. Мне приятно видеть тебя в этой комнате. – Он шагнул к ней, взялся за мантилью и стал одну за другой расстегивать пуговицы. – Все становится гораздо интересней, когда рядом ты, Эванджелина.

Пожалуй, это был самый лестный комплимент, который когда-либо говорился в ее адрес. А с учетом того, что его пальцы играли с лифом ее платья, эти слова настолько приподняли ее, что она едва ощущала пол под ногами. Это было странное состояние, потому что во всех других отношениях она отлично чувствовала свое тело, ощущала тепло, излучаемое мужчиной, стоявшим перед ней, равно как и прохладный ветерок, долетавший из полуоткрытого окна.

Эванджелина прильнула к его груди, чтобы снова поцеловать. Они действовали в такой спешке вчера вечером, что ей не представилось возможности потрогать и ощутить его. Сегодня она все сделает так, как ей захочется. И что захочется. Опустив пальцы с его челюсти к горлу, она подергала за хитрый узел галстука и сняла его.

Отбросив галстук в сторону, она поцеловала ему шею, что, по его словам, ему нравилось. Мышцы Коннолла содрогнулись в ответ, и он судорожно втянул в себя воздух. Ободренная такой реакцией, Эванджелина стащила с его плеч сюртук, и он стряхнул его с себя. Затем она принялась за белоснежный жилет.

– Нам некуда торопиться, – проговорил он, спуская рукав ее платья с плеча.

– А я не тороплюсь, – возразила она, стаскивая с него жилет. – Просто я любопытная. Мне интересно. – «И еще возбуждена», – мог бы добавить он, чувствуя, как дрожат ее пальцы.

– Тогда продолжай. Только не порви что-нибудь. Я не хотел бы, потом объясняться с Ходжесом.

Эванджелина выдернула рубашку из брюк и провела ладонью по его груди. Теплая бархатная кожа, со стальными мускулами под ней. Замечательно. Затем до нее дошел смысл его слов.

– Почему тебя беспокоят объяснения? – спросила она. Он пронзил ее взглядом своих голубых глаз.

– Приношу извинения. Я пытался пошутить, – сказал он тихо, наматывая прядь ее волос на палец. – Мы оба знаем, что твоя репутация под угрозой. Но ты должна знать, что у меня нет намерения, куда-то скрываться.

– Ага. Ты имеешь в виду, что если моя репутация будет испорчена, ты останешься рядом, и будешь танцевать со мной, даже если все остальные отвернутся и станут шептаться обо мне?

Он стащил второй ее рукав не слишком осторожно, обнажив обе груди.

– Да, я имею в виду это, Джилли, – сказал он, легонько касаясь кончиками пальцев ее сосков. – Я намерен просить твоей руки независимо от того, останется ли наша сегодняшняя встреча в тайне или же бриллиант каким-то образом поможет журналисту из «Лондон таймс» представить нашу историю на первой странице в завтрашнем номере газеты. Это тебе ясно?

Она ахнула от его прикосновений к соскам.

– Но ты еще не спросил меня, и я ведь еще не решила. Коннолл приподнял ее за талию и посадил на край очень широкой кровати.

– Влечение, – сказал он, снимая через голову свою рубашку, – это не то, о чем говорят. Это то, что чувствуют.

– Ты снова приказываешь мне замолчать?

– Я призываю тебя попробовать представить себе, что это делает Редмонд. – Он встал перед ней на колени, пробежал языком по правой ее груди, делая круги и постепенно сужая их, пока сосок не оказался у него во рту.

Эванджелина снова ахнула, погрузила пальцы в его волосы и выгнула торс навстречу ему. Боже милостивый! Может ли она представить себе, что к ней прикасается Редмонд? В этот момент она даже не могла вспомнить лицо графа. Она видела перед собой только Коннолла, чувствовала его руки, его прикосновения. Да, он обманывал ее, использовал нечестную тактику, чтобы доказать свою точку зрения, но он был настолько хорош в этом. Она застонала, содрогнувшись, когда он переключил внимание на ее левую грудь.

– Или этого щенка Дэпни, – продолжил Коннолл, укладывая ее спиной на кровать и приподнимая ей бедра, чтобы стащить платье. За этим последовали туфли, которые исчезли где-то за его плечами.

Эванджелина приподняла голову, чтобы понаблюдать за тем, как его рот соскользнул с ее грудей и двинулся вниз по животу, после чего оказался у нее между ног. Она дернулась и инстинктивно сжала бедра.

Коннолл засмеялся, поднял голову и встретился с ее взглядом.

– Смотри, не повреди мне голову, моя любовь, ты выдавишь из нее последний здравый смысл.

Эванджелина кивнула, не имея сил что-то ответить, а он снова вернулся к своему занятию, продолжая лизать и пощипывать волосы на ее самом интимном месте. Дэпни? Вероятно, он… Ой!.. не имеет понятия об этом. Вцепившись пальцами в покрывало, Эванджелина приподняла бедра навстречу Конноллу, который что-то ворковал, зажатый ее коленями. Внезапно она ощутила сладостный спазм и содрогнулась от острых, все нарастающих ощущений.

Когда Эванджелина снова смогла вдохнуть воздух, она приподнялась, опираясь на локти.

– Кон… Коннолл, на тебе все еще одежда.

Он выпрямился и сел на край кровати рядом с ней.

– Я только что собирался сам об этом сказать, – проговорил он, сдергивая с ног ботинки. Когда он стал расстегивать брюки, она села на кровати.

– Позволь мне, – сказала она, подгибая под себя ноги.

– Хорошо, если ты настаиваешь.

Она надеялась, что это даст ей передышку. Позволит восстановить дыхание и прийти в себя, но едва она наклонилась к нему, Коннолл стал вынимать шпильки из ее волос.

– Я не смогу потом привести себя в божеский вид, – запротестовала она, но он отвел ее руку.

– Если я смогу завязать галстук, то определенно смогу и зашпилить тебе волосы, – сказал он, целуя ее, и в это время волосы ее упали на обнаженные плечи.

Эванджелина вдруг почувствовала себя развратной и порочной. Когда она сняла с него брюки и увидела, как на свободу вырвался твердый и готовый к бою мужской ствол, эти ощущения удвоились и утроились.

– Ложись на кровать! – скомандовала она.

Она несколько удивилась, когда он, отшвырнув брюки, повиновался и лег на кровати так, как она просила. Она легла рядом, опираясь на локоть, и провела пальцами по его груди, как до этого делал с ней он.

– Тебе нравится? – спросила она, водя пальцами по светлым волосам, которые ниже темнели и превращались в черные завитки.

– Да.

Когда она пробежала губами по крохотным бусинкам его сосков, он вздрогнул. Раньше, чем она успела спросить, что означает его реакция, он протянул руки и накрыл ладонями ее груди.

– Как ты думаешь, это благодаря бриллианту? – спросила Эванджелина, положив голову ему на грудь и ожидая новых столь сладостных поцелуев. – То, что мы находимся здесь?

– Нет. Мне нравится идея, что он знает, что такое добро и что такое зло, независимо от того, понимаем ли это мы. Если он обладает волшебной силой, то, возможно, именно он побудил наши кареты столкнуться. Но он не вынуждает меня целовать тебя. Я делаю это по собственному желанию. И должен сказать, что это одна из самых замечательных вещей, которые я когда-либо делал.

После этих слов Коннолл снова уложил ее на спину и лег сверху. Он медленно погрузился в ее лоно. На сей раз, боли не было. Было невероятное, неописуемое ощущение наполненности, ощущение того, что она является его частью, и эта мысль буквально пронзила ее.

– Коннолл, – выдохнула она, застонав, когда он толчком погрузился в глубину.

– Джилли, – тихонько откликнулся он. – Моя Джилли. Никто другой не может быть с тобой так, как мы сейчас. Обещай мне.

«Он требует». Это была первая мысль, которая ее посетила. Но в этот момент это не имело значения. Она не хотела никого другого. Никогда.

– Обещаю…

Коннолл критически осмотрел довольно рыхлый клубок янтарно-светлых локонов, после чего передвинул одну из заколок.

– Знаешь, я даже удивлен собой как парикмахером, – сказал он, держа перед Джилли зеркало, чтобы она могла увидеть свой затылок. – Что ты скажешь на это?

Она наклонила голову, затем кивнула.

– Если ты не состоишься как дворянин, ты определенно можешь обеспечить свое будущее в качестве горничной какой-нибудь леди.

– Благодарю тебя.

Натягивая сюртук, Коннолл не спускал взгляда с молодой леди, которая сидела за его письменным столом. Ему было приятно видеть ее здесь, в своем доме. Он испытывал комфорт и одновременно возбуждение, и подобное сочетание чувств было для него весьма редкостным и удивительно приятным.

– Что ты так смотришь на меня? – спросила Эванджелина, наклоняясь, чтобы надеть туфли.

– Выходи за меня замуж. Джилли заморгала:

– Ты… это так неромантично.

Усмехнувшись, он встал перед ней на колени, чтобы помочь надеть вторую туфлю. Для девушки, которая собиралась выйти замуж за старика или за подобие обезьянки, это выглядело несколько странно.

– Я пришлю тебе тысячу роз, если хочешь. – Он положил ладони на ее круглые колени и посмотрел в глаза. – Выходи за меня.

– Я… еще недостаточно знакома с тобой, чтобы узнать твои еще более существенные недостатки, – слегка нахмурившись, медленно проговорила Эванджелина.

Коннолл проигнорировал укол, ущемляющий его гордость. Будет время зализать раны несколько позже.

– А мои более существенные недостатки тебя очень беспокоят?

Она закусила губу.

– Да. Ты можешь считать меня глупой, но я знаю все о лорде Редмонде. Именно по этой причине я решила позволить ему ухаживать за мной: все под контролем, все можно изменить или отбросить.

– Ага. И так же обстоят дела с Дэпни, я полагаю?

– Да.

Коннолл встал, помог ей подняться на ноги.

– Мы знаем, друг друга сравнительно короткое время, – согласился он. – Я не стану упоминать тот факт, что Ромео и Джульетта поженились спустя три дня после встречи, потому что не могу считать их маяками для продолжительной любви.