Текст книги "Номер 10"

Автор книги: Сьюзан Таунсенд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Донна скатала пленку в комок и ловко швырнула через всю комнату в мусорную корзину с надписью «Би-би-си».

– Во как! – воскликнул премьер-министр. – Вам бы в крикет за Англию играть!

Его помощники и шишки с Би-би-си, сгрудившиеся в комнате, смеялись дольше, чем шутка того заслуживала.

– Я стояла в воротах в первой женской команде Кембриджа, – сообщила Донна.

– Вы и теперь первая, – улыбнулся премьер-министр.

Донна вручила ему тарелку с салфеткой и предложила блюдо. Эдвард взял два бутерброда с копченым лососем. Ему хотелось посидеть где-нибудь в уголке и спокойно пожевать, но вокруг собралась целая толпа.

Александр передал ему список вопросов и возможные варианты ответов.

– Причин для беспокойства нет, – добавил он. Александр знал всех журналистов в зрительном зале, всех, кроме некой Мэри Мерфи. В справке говорилось, что она из «Нортантс войс». Двадцать пять лет, разведена, дочке три года, голосует за Социалистический альянс.

В студии, забитой звездами, в первом ряду сидела Ульрика Джонсон рядом со Стивеном Хокингом и Гэри Линекером[23]23
  Ульрика Джонсом – популярная британская телеведущая шведского происхождения, известная своими скандальными мемуарами и романом с тренером сборной Англии по футболу. Стивен Хокинг (р. 1942) – выдающийся астрофизик, с детства прикованный к инвалидному креслу. Гэри Линекер (р. I960) – звезда английского футбола 80-х годов, сейчас спортивный комментатор.


[Закрыть]. Когда премьер-министр вышел в студию, раздались громкие аплодисменты. Он запрыгнул на высокий табурет, скрестил ноги, расплел их, наконец пристроил одну ногу на перекладине табурета, а другую оставил болтаться в воздухе.

После быстрой проверки микрофона, когда премьер-министр рассказал, что ел на завтрак – «яичница, апельсиновый сок, мюсли, тосты с отрубями и… гм…» – посыпались вопросы о введении евро.

– Я очевидно дал понять, что референдум состоится, когда…

Об Африке.

– Очевидно, перед Африкой стоят огромные проблемы…

И о Малкольме Блэке.

– Я думаю, всем очевидно, что Малкольм – прекрасный министр финансов…

И все шло гладко, пока Мэри Мерфи не спросила, знает ли он, сколько стоит пинта молока. Эдвард улыбнулся и сказал:

– Мы же европейцы, Мэри, вы, очевидно, имеете в виду литр.

Публика рассмеялась. А Мэри Мерфи – нет.

– Ну так сколько? – требовательно спросила она.

Премьер-министр снова улыбнулся и, чтобы выиграть время, уточнил:

– Пастеризованное или из-под коровки? Звездная аудитория засмеялась, на сей раз более нервно. Мало кто из присутствовавших знал цены на молоко.

– Любое, – неумолимо потребовала Мэри Мерфи. Грэм Нортон, сидевший между Адель и Беном Элтоном, крикнул:

– Да бросьте вы это молоко, сколько стоит бутылка «Боллинджера»?[24]24
  Дорогая марка шампанского.


[Закрыть]

Когда смех утих, колумнист из «Индепендент» спросил:

– Господин премьер-министр, в прессе много разнотолков, и недавние опросы подтверждают, что вы оторвались от реальностей ежедневной жизни. Разве вы можете и дальше называться народным премьером?

Премьер-министр ответил через три долгие секунды. Он улыбнулся, помигал и сказал:

– Слушайте, пару дней назад я беседовал с простым парнем о его пожилой матери, которая стала жертвой ужасного уличного преступления.

Джек сказал Норме:

– Это он о тебе, мам.

– Что ты мелешь, – ответила она. – Я не пожилая.

«А я не простой», – подумал Джек.

В 10.15 на следующее утро Джек позвонил с шоссе в дом матери. Трубку снял Джеймс. В трубке слышался вой пылесоса. Джеймс бодро сообщил Джеку, что повезет Норму в город к парикмахеру.

– А как же колледж? – спросил Джек.

– У лектора бронхит, так что… – ответил Джеймс.

Джек услышал, как на заднем плане мать на кухне беседует с Питером, интересуясь у птицы, что ей надеть в город.

Глава четвертая

Прежде чем заступить на пост в два часа, Джек прошел в комнату персонала в доме Номер Десять и приготовил себе эспрессо. В комнате Венди и Су Ло, няня Поппи, беседовали о ноге Барри.

– Почему бы вам не попробовать китайскую медицину, Венди, – предложила Су Ло, – мне вот вылечили бородавки в промежности.

– Так то же бородавки, – вздохнула Венди, – а гангрена ноги – совсем другое дело.

Моя кружку, Джек слушал, как Венди рассказывает, что в два часа ночи вызывали доктора к Адель, у которой был острый приступ звона в ушах.

– Шум в голове? – спросила Су Ло.

– Что-то в этом роде, – зло ответила Венди.

Джек надел шлем и застегнул ремешок под подбородком. Стоял теплый апрельский день – шинель вряд ли понадобится.

Шагая по коридорам к входной двери, он ощущал в воздухе напряжение и возбуждение, как всегда в этот час – перед «Вопросами к премьер-министру»[25]25
  Каждую среду в 15.00 премьер-министр в течение получаса отвечает на вопросы палаты общин.


[Закрыть].

Прежде чем сесть в автомобиль, премьер-министр задержался на крыльце и спросил Джека:

– Как ваша мать?

Джек удовольствовался кратким:

– В порядке, сэр, благодарю за заботу.

– Прекрасно, – ответил премьер-министр. Потом спросил: – Джек, а по-вашему, что больше всего заботит народ в нашей стране?

– Преступность, сэр, – ответил Джек. – На улицах нужно больше полицейских.

«Вопросы к премьер-министру» начались неудачно, потому что премьер-министр неправильно прочел тезисы и в ответ на запрос о проблеме запасов трески по ошибке заявил, что в Северном море осталось только восемьдесят девять рыб.

Издевательский смех утих не сразу, и премьер-министр пришел в себя настолько, что сумел поправиться и сообщить почтенной аудитории, что, хотя запасы истощены, рыбы все еще остается 89 100 тонн и она преспокойно плавает себе в британских водах.

Лидер оппозиции, Тим Патрик Джонс, встал и с презрением высказался:

– Известно ли мистеру премьер-министру, что вчера утром железнодорожная сеть на юго-востоке страны была полностью парализована и что буквально миллионы – миллионы! – многострадальных пассажиров не попали на работу – нет, не опоздали, а именно не попали!

Накануне вечером Эдвард смотрел новости по телевидению и был шокирован сценами анархии на станции Ватерлоо, где взбешенные пассажиры ломали кассы-автоматы и приступом брали магазины, бесстыдно похищая газеты и кондитерские изделия.

Премьер-министр встал под шквальные крики «Позор! Позор!». Он взглянул на свои записи, потом поднял с вызовом голову и увидел, что министр финансов Малкольм Блэк сдвинул свое огромное тело чуть влево, из-за чего другие на передней скамье еще теснее скучились.

Вставая, Эдвард услышал, как Малкольм со своим чудным шотландским акцентом буркнул: «Руби, Эдди». На миг Эдвард подумал, не подходит ли к концу его пятнадцатилетняя политическая дружба с Малкольмом.

Он не мог сосредоточиться и потому объяснял хаос на железной дороге многословно и сбивчиво. По лбу тек пот. Он услышал, как Малкольм Блэк за его спиной издал тихий, но долгий вздох.

Тим Патрик Джонс уколол:

– Не сообщит ли нам премьер-министр, когда он в последний раз ездил на поезде?

Эдвард мгновенно выдал ответ, о котором тут же пожалел и который изменил его жизнь навсегда:

– Я рад сообщить достопочтенному джентльмену, что в последний раз ехал в поезде три дня назад с женой и тремя детьми.

Лейбористы-заднескамеечники взревели от удовольствия. Эдварду захотелось схватить свои слова и запихать обратно в рот, но предательский ответ уже записали в стенограмму и занесли в блокноты сатирики и зубоскалы на галерке прессы.

Фразе «В последний раз я ехал в поезде три дня назад с женой и тремя детьми» суждено было стать не менее печально известной, чем «В моей руке бумага» Невилла Чемберлена[26]26
  Печально известное высказывание премьер-министра Великобритании Чемберлена (1869-19-10), сделанное им на трапе самолета после переговоров с Гитлером в 1938 г.: "В моей руке бумага, которая гарантирует мир нашему поколению».


[Закрыть].

Тем временем в доме на две семьи в пригороде Ковентри энтузиаст-фотолюбитель Дерек Фишер, слушая «Вопросы к премьер-министру» по Радио-5 в прямом эфире, как раз отсылал по электронной почте фотографии премьер-министра с семьей в газету «Дейли мейл». Бильд-редактор вмиг отправил смс-сообщение репортеру газеты на галерку прессы, пока премьер-министр отвечал на вопрос о британском гражданине, которого признали виновным в пивоварении в Саудовской Аравии и приговорили к смертной казни через побивание камнями.

Лидер оппозиции, еще не успевший сесть, получил записку: «Спросите премьер-министра, вовремя ли отправился и прибыл поезд, которым он ехал в воскресенье, и каков был маршрут».

Лидер оппозиции решил пропустить очередной плановый вопрос о недавнем фиаско диспетчерских служб воздушных сообщений и спросил о поезде.

Премьер-министр медленно ответил:

– Весьма рад сообщить достопочтенному джентльмену, что поезд отправился и прибыл вовремя.

– Полагаю, маршрут был кольцевой, – сказал Тим Патрик Джонс.

В галерее прессы цинично пустили распечатанное фото по рукам. Никто не помнил, чтобы когда-нибудь еще так громко хохотали, как при виде премьер-министра в бейсбольной кепке и джинсовой куртке, который, задрав колени до ушей, сидел на игрушечном поезде «Чу-чу».

Адель и Поппи, обе тоже в бейсбольных кепках, сидели позади Эдварда в первом вагончике, а старшие дети Клэров с надутым видом ехали в вагончике караульной службы в хвосте поезда, который чух-чухал по кольцу. Нос Адель соперничал с козырьком кепки, так что парламентский художник заметил:

– Боже, вот это шнобель! Чистый авианосец: самолет сядет, и еще останется место для пяти!

Весгь о снимке с галерки прессы уже донеслась до скамей оппозиции.

Смех стал истерическим, пока восторженные политики анализировали картинку.

Тем временем Тим Патрик Джонс требовал от премьер-министра назвать поезд. Назвать поезд!

Премьер-министр отказался отвечать «из соображений безопасности».

Консерваторы-заднескамеечники взорвались, и спикер палаты тщетно старался быть услышанным за всеми этими издевательскими «чу-чу» и «ту-ту», захлестнувшими палату, а депутат с Юго-Востока, у которого партийной эмблемой был поезд «Ройал Скот», покидающий станцию Уэверли, чуть не умер от радости, решив, что наконец-то его оценили по заслугам.

Когда Эдвард сел, на скамьи за его спиной опустилась жуткая тишина. Малкольм Блэк участливо прошептал:

– Не волнуйся, Эд, переживешь.

Выходя из палаты, Эдвард услышал, как кто-то пропел: «Поезд шел под откос и дымил…»

Глава пятая

Адель раздраженно отняла у Поппи свой разбухший сосок и сунула ей другой.

– Ради всего святого, поторопись, – обратилась она к младенцу. – Мне же совещание проводить, черт возьми!

Поппи взглянула на мать, на ее недовольное лицо и продолжила неторопливо цедить молоко из груди с голубыми прожилками. Адель ненавидела всю эту неопрятную и неудобную процедуру, по она шефствовала над общественной кампанией «Грудь», которую поддерживали Министерство здравоохранения и многие модные педиатры. Поэтому она не имела права сдаваться, приходилось просто ждать, когда вернут груди в ее личное пользование и не надо будет делиться ими с хрюкающим от жадности младенцем. Боже, ну что за варварство!

Зато посмотрите, какой переполох она учинила в рядах мощного лобби за искусственное кормление, с их главной оппозиционной организацией «Грудничкам – бутылочку», или, сокращенно, ГБ. В ответ гэбэшники коварно атаковали ее с тылу, обвинив в фаворитизме, а к ним присоединилась целая толпа – недавно родившие жены и подруги автогонщиков. Все эти гады сбились в группу под названием «С бутылочкой – в чемпионы». Команда "Феррари» пригрозила выйти из гонок «Силверстоун»[27]27
  Английский этап гонок «Формула-1».


[Закрыть], а в палате общин уже задавали вопросы, что это там творится.

Адель включила радио и услышала сбивчивый голос мужа, с запинками объяснявшего что-то насчет поезда, а потом его голос потонул в невероятном шуме. Две с лишним сотни мужских голосов кричали: «Чу-чу! Чу-чу!»

Внизу, в малой приемной, где стены были увешаны значительными произведениями новейшего британского искусства, Адель ожидали три властные и пугающие женщины. Они надеялись заручиться поддержкой в издании благотворительной антологии «Ропот», которая должна была помочь непопулярной пока акции «Синдром кишечного недержания». Они уже заполучили рассказ от Мартина Эмиса и рецепт с высоким содержанием клетчатки от Джейми Оливера[28]28
  Мартин Эмис (р. 1949) – современный английский писатель. Джейми Оливер – повар и ведущий кулинарных телепрограмм.


[Закрыть].

Леди Лиэнн Бейкер воспользовалась паузой, вызванной кормлением ребенка, и послала смс-сообщение сыну-подростку, напомнив, что ему следует вынуть футболку из стиральной машины и повесить на сушилку. Напротив нее, через стол, увлеченно сплетничали Розмари Умбаго, слепая редакторша «Дейли войс», и баронесса Холлиоукс, всклокоченный мозг либеральных демократов, – еще час назад она выглядела аккуратно и почти презентабельно, но сейчас ее волосы стояли дыбом, а одежда, похоже, принадлежала женщине совсем другого размера. Баронесса Холлиоукс, чьи груди никогда не утешили ни мужчину, ни женщину, ни дитя, закончила рассказывать не совсем приличную историю о Рое Хэттерсли[29]29
  Рой Хэттерсли (р. 1932) – политик-лейборист, писатель и журналист, критик новых лейбористов.


[Закрыть] и заметила:

– По-моему, вы великолепно справляетесь с расстройством зрения, Розмари.

Розмари рявкнула в ответ:

– Пожалуйста, называйте это просто слепотой. Терпеть не могу всех этих политкорректных лицемерных словечек. Я слепая, черт возьми. С рождения. Я не из этих ранимых новых слепых, кто постоянно скулит о своем милом утраченном зрении.

Сообразив, что Розмари не любит политически корректный жаргон, баронесса Холлиоукс светским тоном спросила:

– Так вы, Розмари, вроде как второй раз замужем, за южноафриканцем. Он что, черножопый?

Когда машина премьер-министра вернулась из палаты общин, Джек с удивлением заметил, что премьер-министр выглядит больным, а от его вечной улыбки, ставшей почти такой же частью лица, как нос или рот, не осталось и следа.

По распоряжению Александра Макферсона перед домом Номер Десять фотографов не было. Поймав взгляд премьер-министра, Джек спросил:

– У вас все в порядке, сэр?

Премьер-министр жестом загнал личного секретаря в здание.

– Меня только что выпороли в палате, Джек.

Джек с тревогой отметил, что глаза у премьер-министра блестят чем-то, подозрительно похожим на непролитые слезы.

– Весьма сожалею, сэр, – резко сказал он.

Вместо того чтобы пройти в здание, премьер-министр задержался на крыльце и принялся рассказывать о фарсе с поездом. Джек слушал, сложив руки на груди. Когда премьер-министр наконец замолчал, Джек сказал:

– Сегодня первое апреля, сэр. Может, ваш ответ на вопрос о поезде – шутка?

Эдвард помотал головой:

– Нет, я просто глупо соврал. А если честно, я уже много лет не ездил на общественном транспорте, не покупал молока и не сидел в очередях в заведениях национальной системы здравоохранения. Я совершенно потерял связь с тем, как живет большинство людей.

– Но разве ваши советники не обеспечивают такую связь, сэр? – спросил Джек.

Эдвард выпалил:

– Они живут в том же стерильном пузыре, что и я, Джек! Я уже много лет не ел рыбу и жареную картошку из газеты[30]30
  Одна из английских традиций, почти сошедших на нет: жареную рыбу с картошкой продавали на улицах, заворачивая их в газетные листы.


[Закрыть].

– Все уже много лет ничего такого не ели, – возразил Джек. – Это противоречит Закону о здравоохранении от 1971 года. – Впрочем, он не получил удовольствия от того, что подтвердил изолированность премьера от парода, которым тот управляет. Чей-то голос шепнул Джеку на ухо, чтобы тот передал премьер-министру, что звонит полковник Каддафи и желает срочно с ним поговорить. Джек передал сообщение, но премьер-министр, похоже, не собирался входить в дом.

– А как вы отдыхаете, Джек?

– Беру пакет чипсов с сыром и луком, бутылочку «Кроненбурга» и сажусь смотреть «Полдень»[31]31
  Классический голливудский вестерн (1952) с участием звезд американского кино Гэри Купера и Грейс Келли.


[Закрыть], сэр.

– «Полдень»! – восхищенно повторил премьер-министр и запел: – «Не покидай меня, любимая…»

– Оно самое, – сказал Джек. – Я уже раз двадцать видел, если не больше.

Зайдя наконец в здание, премьер-министр переговорил с личным секретарем. Если Каддафи очень надо, пускай перезвонит. Затем он отменил очередную плановую встречу – с начальником штабов НАТО. Потом позвонил Венди, попросил достать пиво «Кроненбург», чипсы и кассету с «Полднем» и принести все это наверх в его личную гостиную.

После чего премьер-министр позвонил Александру Макферсону и попросил устроить интервью с Эндрю Марром с Би-би-си по поводу его искусной первоапрельской шутки. Он хотел было пригласить к себе Джека, но понял, что слишком поздно перетасовывать график дежурств лондонской полиции. Поэтому сел смотреть фильм в одиночестве.

Малкольм Блэк сидел за столом, в хаосе своего кабинета, и ел яйцо-пашот на пригорелом тосте. Он сам его приготовил. Жена ушла, а тревожить персонал он не любил.

Александр Макферсон сказал:

– Не понимаю, как ты можешь работать в таком бардаке, Малк.

Малкольм огляделся, словно впервые видя беспорядок.

– Я-то вроде бы очень хорошо работаю, и опросы это подтверждают. И психическое расстройство мне не грозит.

Дэвид Самуэльсон сидел обхватив голову руками.

– «Полдень», – с отвращением произнес он. – Он же деградирует. Сюжет примитивный, сплошные метафоры, а у Гэри Купера деревянная манера исполнения.

– Если мне будет нужен совет какого-нибудь долбаного кинокритика, я пошлю за Барри Норманом, – прорычал Александр.

Малкольм тихо сказал:

– Биржевой индекс «Файненшл таймс» при закрытии был на два процента ниже. Банк Англии опасается скачка инфляции. Бедняга Эдди малость становится обузой.

– Малкольм, у тебя на галстуке яичница, – сообщил Самуэльсон.

Малкольм ткнул в тонкий ручеек из желтка и облизал палец.

– С Эдом нее в порядке, – заявил Александр. – Просто человеку нужен отпуск. Господи, если бы мне его работу, я бы уже сидел в очереди к психиатру.

Малкольм поставил пустую тарелку на шаткую кипу финансовых документов.

– По-моему, я бы с его работой справился. Самуэльсон напомнил:

– Мы же договорились, Малкольм, что ты подождешь еще пять лет. Или ты на попятный?

Малкольм удивленно посмотрел на него:

– Обстоятельства, Дэвид, обстоятельства.

– Дай ему недельку, – сказал Александр. – Прессу я беру на себя.

– Его вряд ли увидишь на песочке в Тоскане со стаканом кампари в руке, – посетовал Самуэльсон.

Малкольм рассмеялся:

– Можем послать его в Африку.

– Эти гады из прессы его всюду достанут, – буркнул Александр. – Надо его спрятать в подполье.

Как раз когда Гэри Купер и Грейс Келли уносились из города, в комнату вломился Александр.

– Вот как надо города обчищать, Эд. Каждому по стволу, и пускай отстреливают гадов.

На экране пошли титры, Эдвард нажал кнопку перемотки пленки и сказал на манер Гэри Купера:

– Давай честно, Алекс. Я еще справляюсь? Алекс ответил:

– Тебе нужно отдохнуть, Эд.

– А ты считаешь, что я оторвался от реальности?

– Сегодня утром Мори провел для нас телефонный опрос. После вчерашнего провала «Лицом к прессе» твой личный рейтинг рухнул ниже, чем если бы ты спрыгнул с обрыва, обвязав ногу лианой. Восемьдесят пять процентов британской публики уверены, что ты не знаешь жизни обычных людей сегодняшней Великобритании.

Эдвард постоял у окна, потом обернулся, как бы собравшись произнести шекспировский монолог перед аудиторией первокурсников.

– Я утратил связь с народом. – Он воздел руки, словно ища на них следы крови, и прошептал: – Восемьдесят пять процентов. А кто же те пятнадцать, которые считают, что я не оторвался от народа?

Александр ответил:

– Такие, как мы, Эд. Те, у кого рычаги в руках.

– Но это же очевидно смешно – я же не потерял связь с народом. Я беседую с Венди, с Джеком у дверей.

– Что это за Джек у дверей? – удивился Александр.

– Полицейский констебль Джек Шпрот. Он смотрел «Полдень» больше двадцати раз, и это он подкинул идею насчет первоапрельской шутки, и это его мать избили.

Через час у Джека в ухе раздалось приглашение зайти наверх в гостиную премьер-министра, как только появится сменщик. Сменщиком оказалась констебль Харрис, молодая чернокожая женщина, с которой Джек как-то пересекался на стрельбах.

Коротко пошутив насчет возможной причины вызова, Джек снял шлем, и его провели наверх,

Премьер-министр вышел ему навстречу и представил Александру Макферсону.

– Поздравляю вас, констебль Шпрот, вы только что выиграли недельную поездку, – объявил тот.

– Куда?

– По Великобритании.

– Я один еду? – уточнил Джек. Интересно, есть ли выбор, подумал он.

– Нет, – сказал премьер-министр. – Меня прихватите, отъезд сегодня вечером.

За прошедший час навели справки о надежности Джека. Он оказался во всех отношениях идеалом: ни жены, ни детей, ни иждивенцев, кроме пожилой матери, которая живет в далеком Лестере. Никто среди гражданских лиц его не хватится.

Александр бросил Джеку экземпляр доклада отдела безопасности. Доклад был исчерпывающий.

Джек проштудировал его и подумал: «По нему выходит, я до тошноты приличный зануда».

– Кстати, – ненароком спросил Александр, – политика вас интересует?

– Могу начать день коммунистом, пообедать социалистом и лечь спать консерватором, сэр, – ответил Джек.

Эдвард рассмеялся:

– А наоборот?

– Ну нет, сэр, – покачал головой Джек. – Консерватором я день ни за что не начну.

– Я всегда завидовал Иисусу с его экскурсией в пустыню, – вздохнул Эдвард, – там принимались важные решения.

Александр рявкнул:

– Ага, только кто ж тебе даст сорок дней и сорок ночей. В твоем распоряжении максимум педеля.

– Если всего неделя, – вмешался Джек, – придется смотреть Великобританию на бегу, сэр. Особенно если на общественном транспорте.

– На общественном? – поразился Эдвард. – А разве не проще вертолетом?

– Типа как простые люди, с чьим мнением ты жаждешь познакомиться? – съязвил Александр.

– Какова ваша цель, сэр? – спросил Джек. – Чего вы хотите достичь?

Эдвард моргнул.

– Не знаю, Джек. Хочу ознакомиться с заботами британских масс.

– А маршрут у нас есть? – Никто не ответил, Джек продолжил: – Ладно, я должен заехать домой, собраться.

– Мне нужно съездить в Эдинбург, – возбужденно сказал премьер-министр.

С раннего детства и по сей день каждый час Эдварда Клэра был жестко расписан. Даже в самые беззаботные времена, когда он отрастил гриву и играл на гитаре в рок-группе, приходилось планировать время, чтобы репетировать. А теперь, когда беззаботность осталась далеко позади, его так называемый досуг был рассчитан до секунды. Он часто произносил речи о свободе. Теперь ему выпал шанс испытать ее на себе.

Высокопоставленный чиновник помог быстро все спланировать. Отсутствие премьер-министра, конечно, не пройдет незамеченным. Придумали официальную версию, будто он проводит учения по управлению страной после атомной войны – в секретном бункере на глубине сотни метров в сельской глуши Уилтшира.

Заместитель премьера, Рон Филлпот, был отозван из пятизвездочного отеля в Белизе, где участвовал в конференции по выплате долгов третьего мира.

Александр вызвался сообщить новость Адель и заверить, что Эдвард любит ее больше жизни.

– Каковы конкретно мои обязанности? – спросил Джек. – И как надолго?

– Будете сопровождать, – ответил Александр. Эдвард быстро добавил:

– И заниматься деньгами и билетами, пока я взаимодействую с общественностью.

Джек чуть не рассмеялся вслух над детским энтузиазмом премьер-министра. По мнению Джека, общественность опасно испортилась с тех пор, как он надел полицейскую форму. В прежние годы большинство пар были женаты, а партнером называли совладельца в маленьком бизнесе, пожилые люди ходили по улицам беззаботно и дети не вопили «Дорогу мусору!», завидев тебя в форме.

Трое – Джек, Эдвард и Александр – прошли в главную спальню и распахнули гардеробы и шкафы Адель. Лицо у премьер-министра было хоть и неприметное, но моментально узнаваемое от Хаддерсфилда до Соуэто, поэтому его требовалось замаскировать.

Преображение Эдварда в Эдвину удалось на удивление легко. Помогло то, что они с Адель примерно одного роста и сложения и оба носят обувь сорокового размера. И еще то, что иногда, в те дни, когда с волосами творилось черт-те что, Адель надевала парик.

Адель часто хвасталась своим подругам-феминисткам: «Эдди – просто девочка».

Превращение Эдварда в Эдвину заняло всего тридцать пять минут (включая бритье и выщипывание бровей); уложились бы и быстрее, если бы Эдвард поначалу не настаивал на том, чтобы надеть пояс с подвязками и чулки. Никто из мужчин не мог решить, как Адель носит кружевной пурпурно-черный пояс с висячими резиновыми подвязками – поверх панталон или под ними.

Именно Джек убедил сопротивляющегося премьер-министра вместо чулок и высоких каблуков надеть колготки и мокасины, заметив, что чулки и шпильки хороши на обеде при свечах в День влюбленных, по вовсе не годятся для того, чтобы мотаться в них по всей Великобритании.

Джеку пришлось вмешаться и когда выбирали верхнюю одежду: он убедил Эдварда, что милые пляжные платьица, которые были сшиты для последнего визита Адель на вилле в Тоскане, выдают слишком много мужской плоти, а кроме того, мягко напомнил он премьер-министру, в апреле в Великобритании снег – нормальное явление. Выбор остановили на скромном гардеробе: расклешенный костюм от Николь Фари, пара кашемировых водолазок – розовая и голубая, пара спортивных брюк DKNY и длинный свитер, чтобы прикрыть премьер-министру пах.

На взгляд Джека, премьер-министр все еще смотрелся как мужик в одежде своей жены. Впрочем, парик оказался настоящим триумфом черных кудряшек и завитков, и после того, как его нахлобучили на голову, а Эдвард прошелся по лицу тенями, помадой и тушью, он мог бы почти впритирку разминуться с собственной женой на лестнице, и та его не узнала бы.

Прежде чем выйти из дома Номер Десять, оговорили основные правила. Мобильный телефон будет только у Джека, а связь между ними и домом Номер Десять разрешена лишь в чрезвычайных обстоятельствах. Александр все берет на себя: Адель сообщат, что муж в бункере, а Рону Филлпоту не позволят принимать важных решений в отсутствие премьер-министра.

Полицейский констебль Харрис, пожелав Джеку Шпроту и его приятельнице доброй ночи, смотрела, как они вышли из ворот и скрылись в легкой мороси. Она не могла подавить ревности. Это ее должен был вести под руку Джек Шпрот.

Шагая с Джеком к Трафальгарской площади, премьер-министр чувствовал себя удивительно легко, словно государственное бремя действительно свалилось с его плеч и укатилось себе на Даунинг-стрит.

– От Черинг-Кросс поедем на метро, сэр.

– Слушайте, Джек, я человек простой, так что, так сказать, бросьте эти церемонии, чтобы без «сэров», идет?

Джек кивнул и спросил, как премьер-министр хочет, чтобы его называли.

– Друзья зовут меня Эд, – сказал премьер-министр.

– Ну а мне-то как вас называть? – спросил Джек.

Он понял, что задел премьер-министра, поскольку тот ослабил захват на его руке, но извиняться не стал. «Какой я ему, на фиг, друг, – подумал Джек. – Я за него даже не голосовал, а тут запрягли таскать сумку типу, который выглядит как Джоан Коллинз из бедняков, да еще на целых семь дней».

– Вы полагаете, за нами следят, Джек? Хвост? – спросил премьер-министр.

Джек угрюмо кивнул, а в комнате с видом на Темзу агенты Кларк и Палмер загоготали. Агент Палмер сказал:

– Само собой, следят! Агент Кларк добавил:

– И увидим, как будешь в кровати ворочаться!

Оба хохотали до тошноты, глядя, как премьер-министр покидает дом Номер Десять в женском прикиде. Агент Палмер тогда сказал:

– Спорю, часа не пройдет, как какой-нибудь орел на него глаз положит.

Агент Кларк ответил со всхлипом:

– Джек, похоже, на взводе.

Он нажал кнопку увеличения кадра спутниковой связи и увидел кислую улыбку Джека.

– Думаешь, Джек в курсе, что мы за ним следим? Они снова покатились со смеху, потому что Джек глянул мимо колонны с адмиралом Нельсоном в темное небо, туда, где по орбите движутся спутники слежения, и беззвучно проговорил:

– Здорово, мужики.