Текст книги "Номер 10"

Автор книги: Сьюзан Таунсенд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Глава пятнадцатая

У Нормы опять был полон дом гостей.

– У нас просто Объединенные Нации, – сказала она Джеймсу, рассматривая парией и девушек, которые сидели в гостиной и ели чипсы с белых пластиковых тарелок.

Норма просила Джеймса найти ей трески, но Джеймс вернулся с расплющенным куском форели и сказал, что треска теперь рыба дефицитная и ее едят одни богачи.

– Этот мир, на фиг, рехнулся! – удивилась она.

Норма намазала маслом ломтики хлеба, аккуратно порезала их и сложила половинки на обеденное блюдо, украшенное серебристой салфеточкой. Она носила блюдо по кругу, а гости хватали сандвичи с рыбой. Они все говорили «пожалуйста» и «спасибо», и большинство умело пользоваться кухонным полотенцем, которое она давала вместо салфеток.

Джеймс над ней подтрунивал, что, мол, его молодые друзья – дурно воспитанные бестолочи и не оценят такой изысканности, однако Норма видела, что ему и самому нравится.

Кое-что в этих вечеринках Норме было не по душе, в частности, вся эта ругань. Без конца одно на хер, другое на хер, вообще все на хер. Одна девушка при Норме сказала «… твою мать», а Норма подскочила к пей и стала орать:

– Поганка грязная! Мать – слово особенное, мать этому миру жизнь дает!

Джеймс заставил девушку извиниться. Норма им гордилась: все ребята и девчата, похоже, чуток его побаивались и более-менее слушались. Он был прирожденный лидер. Джеймс объяснил Норме, что в районе прикрыли молодежный клуб и местной молодежи теперь некуда деться по вечерам. Куда лучше для всех, если они придут к Норме и покурят травку, вместо того чтобы шастать по улицам и нарываться на неприятности.

Еще Норме не нравилась музыка. Начать с того, что она ничего музыкального не находила в этом бум-бум-бум. С ее точки зрения, все это звучало как вопли толпы злых мужиков, каждый из которых грозит прибить свою сучку. Но после пары косячков слушать становилось полегче – вообще все становилось полегче. Норма переставала вспоминать о Стюарте, волноваться за Ивонну и переживать, что Джек такой одинокий. Даже артрит ее меньше беспокоил, а ночью она видела прекрасные сны.

Когда гости ушли, а Джеймс с Нормой прибирались на кухне, Джеймс сказал:

– Как бы вам поправилось заняться социальной работой, Норма, по выходным? Для вас это сотня.

– Старовата я переться куда-то на работу! – ответила Норма.

– В том-то и прелесть, что никуда не надо ходить. Я бы вам сюда приводил бедняжек, с вечера пятницы по вечер субботы.

– А что с ними такое? – спросила Норма.

Ей вспомнился микроавтобус, который раньше забирал того монгольского парня с конца улицы.

– Они пристрастились к незаконным веществам, – объяснил Джеймс. – И им нужна как бы мать, которая о них позаботится, пока у них зависимость. Им нужно безопасное место, Норма, где они не причинят вреда ни себе, ни другим.

– А мне чего надо делать?

– Не много, – ответил он. – Просто покормить и постирать. Иногда они не могут за собой уследить, с заднего конца, если я понятно выражаюсь.

– Ты о крэке, Джеймс?

Норма читала о крэке в руководстве по наркотикам на вкладке «Родителям» газеты «Миррор». Один из признаков потребления зелья – бесконтрольный понос. Любители крэка смешивают наркотик с двууглекислой содой, а потом сидят и обсираются.

– Ну вы просто гений, Норма, – восхитился Джеймс. – То есть, ведь у вас же нет предрассудков? Вы же для Стюарта делали все, что могли, правда? Ведь вам бы хотелось, чтобы за Стюартом тогда присматривал кто-то вроде вас, правда, Норма?

– И ты один из этих несчастных, Джеймс?

– Честно говоря, мать, да.

– И давно? – спросила Норма.

– Буквально пару недель, – ответил Джеймс. – Но с самого первого приема, с первой ходки ни о чем другом и думать не могу.

Норма пыталась вспомнить, что еще читала в "Миррор». Кажется, это от крэка теряют рассудок? Становятся агрессивными? Или от экстази? Она не помнила.

Она не смогла выдержать пристального взгляда:

– Если мне придется стирать засранные штаны, Джеймс, то мне нужно больше сотни.

– Заметано, – сказал Джеймс.

Он поцеловал ее на прощанье и отправился спать.

Когда хлопнула дверь в комнату с осликами, Норма сбросила туфли и распустила несколько крючков на корсете, который надела под вечернее платье. Одна из девушек даже сделала ей комплимент насчет фигуры и добавила, что она не выглядит на свои семьдесят один.

– Не говори Джеку, Пит, а то у него могут быть большие неприятности, – сказала Норма Питеру, который раскачивался на трапеции.

Питер спорхнул с качелей и прыгнул к поилке, надеясь, что Норма не забыла налить воды. Но там было по-прежнему пусто.

Когда на следующий день премьер-министр и Джек спустились в кухню на завтрак, Бостоки ссорились. Глэйд и Сисси Клугберг у раковины что-то мыли, – кажется, кастрюли, оставшиеся с вечера.

Восток говорил жене:

– Придется тебе сесть на телефон и поискать новых иностранцев, Дафна. Этих ты сама выгнала.

Дафна повернулась к Джеку и премьер-министру, пытаясь вызвать сочувствие:

– Я всего-то и сказала этим иностранцам, что не мешает иногда улыбаться, тем более что мы к ним так добры. Я знаю, они многое пережили, всякие разные страдания, бежали из родных мест. Только ведь мы с Клайвом с ними очень хорошо обходились. Мы же им дали идеальную общую спальню и еду. Ладно, не такую, как сами едим, но ведь еда же. И у них были деньги на карманные расходы, а если бы они побольше улыбались, то гости давали бы им на чай. Они благодарить пас должны.

Клайв толкнул и сторону Джека и премьер-министра недоеденную вчерашнюю булку и липкую банку джема. Он пояснил:

– Сегодня с утра у нас тут небольшой кавардак, потому что иностранцы ночью сбежали. А сегодня у нас конференция – вы ведь поможете нам перетаскать стулья?

Прежде чем премьер-министр открыл рот, Джек ответил:

– Извините, но у нас обоих болит спина, и мы уезжаем в Глостер, как только за нами приедет машина.

– Мы с Глэйдом будем счастливы помочь, – сказала Сисси.

Конференцию проводили в старом спортзале, где некогда сумасшедшие танцевали с персоналом на ежегодных рождественских вечеринках. На степах висели фотографии людей со счастливыми лицами, в бумажных шляпах. Невозможно было отличить надзирателей от заключенных.

Джек с премьер-министром, встав в дверном проходе, смотрели, как Глэйд и Сисси вытаскивают из груды стулья и выстраивают их рядами перед маленькой сценой.

Позади сцены висел плакат: «Личная карта[50]50
  Программа поголовной паспортизации и создания единой базы данных о населении Великобритании.


[Закрыть] – общий шанс».

– Может, и не Большой Брат, но большая сестра и все чертово семейство, – сказал Джек.

Премьер-министр рявкнул:

– У вас просто истерия от паранойи! Джек посмотрел на него:

– Эд, вы же наверняка иногда видите преимущества анонимности, когда просто можно смыться, пока никто не знает, кто вы и чем занимаетесь?

Премьер-министр произнес как заклинание:

– Чего же бояться, если нечего прятать? Джек сказал:

– А мне есть что прятать. Мой уровень кредитоспособности, читательские вкусы в библиотеке, политическую принадлежность, судимости моего отчима, то, как умер мой брат, сколько бухла в неделю я покупаю, мой генетический код… Зачем какой-то страховой компании все это обо мне знать?

Премьер-министр задумался. Узнает ли программа «Личная карта» о туалетной бумаге «Бронко»? Он был совершенно уверен, что Адель единственная знает, как именно он ей пользуется. Но он бы умер, просто умер, если бы об этой его идиосинкразии пронюхала «Дейли мейл».

Пока премьер-министр собирал вещи, Джек вышел на улицу, чтобы позвонить Али и узнать, скоро ли тот подъедет. Ему не терпелось отсюда убраться. У гостиницы выстроилась вереница микроавтобусов, набитых мужчинами и женщинами в темных костюмах. Он смотрел, как делегаты вылезают из автобусов и толпятся у входа. Навстречу им выплыл Клайв Восток.

Адель то проваливалась в счастливый сон, то приходила в себя. Постель была восхитительно мягкой и теплой, и она чувствовала себя невесомой, будто ее завернули в сказочные покрывала – из гусиного пуха, лебединых перьев и тонких нитей, скрученных светлячками.

Три лебедя держали в клювах шелковые веревочки и влекли ее bateau lit по розово-золотому небу, а над средневековым пейзажем садилось солнце.

Ее везли в Страну Сказок, в Утопию, где ландшафты спроектировала Вита Сэквил-Уэст[51]51
  Вита Сэквил-Уэст (1892-1962) – популярная писательница, прославившаяся также как дизайнер ландшафтов и автор книг на эту тему.


[Закрыть], где се друзья-феи будут пить утреннюю росу с цветов и есть ягоды и где природа дает все необходимое.

Адель села в постели и обратилась к запряжному лебедю:

– По-моему, вы взяли не то направление, разве не надо было на Млечном Пути свернуть направо?

– Прошу прощения, – ответил лебедь, – но я тысячи лет совершаю рейсы в Страну Сказок, не учите меня.

Тогда Адель спросила:

– А когда я получу крылья из паутинки?

– Выдадут по прибытии, – раздраженно отозвался лебедь. – Постарайся расслабиться.

Но Адель не терпелось.

– А что я буду делать в Стране Сказок?

– То же, что и все другие феи: спать в гамаке из паутинок, подвешенном меж двух травинок; просыпаться поутру и омывать лицо в умывальнике из скорлупки желудя; завтракать нектаром и ягодами, а там сама решишь, как провести остаток дня.

Адель закинула удочку:

– А нормально, если я просто буду сидеть и ничего не делать?

– Совершенно нормально, – сказал лебедь. – В Стране Сказок праздность весьма почитают.

– А невежество боготворят, – добавил другой лебедь.

И покуда лебединые крылья несли Адель к горизонту, она планировала свою будущую жизнь. Она станет носить на голове перевернутый колокольчик и закажет фее-портнихе платье из розовых лепестков. Самой ей ни за что не сшить себе платье феи – как портниха она была безнадежна.

Люсинда сидела в кресле в ногах кровати Адель и читала статью в номере «Спектейтор» за эту неделю, где восхвалялась мужественная позиция Адель по одному из наиболее злободневных вопросов – «Нога Барри». Люсинда с интересом узнала, что Папа Римский на нескольких языках изрек «Бог дал Барри ногу, Бог ее взял, Бог же и должен от нее избавиться».

Адель свесилась с кровати и посмотрела вниз. Под ней мерцала Страна Сказок, и Адель невольно забеспокоилась: насколько она понимала, социально-экономическая система в Стране Сказок могла оказаться подобной системе того мира, который она покидает. Существует ли там классовое расслоение? Живут ли одни феи в больших грибах, в эксклюзивных районах престижной застройки, а другие ютятся в мелких поганках на краю болота?

– А книги там есть? – спросила Адель.

– Нет, в Стране Сказок книг нет, – ответил лебедь.

– Придется мне тогда самой книги писать, – вздохнула Адель.

– Тогда тебя вышвырнут, – сказал лебедь. – От книг одни неприятности.

– Но надо же мне что-нибудь читать! – воскликнула Адель.

– А к чему привели все твои книги, журналы, изобретения, философские школы и политические системы? – вопросил лебедь.

Они пошли на снижение. Адель услышала хрустальный смех и увидела, как тысячи фей смотрят на нее с земли и улыбаются. И у всех носы в точности как у нес.

Люсинда отметила, что первым делом после пробуждения Адель прикрыла свой огромный нос.

– Мне приснилось, что я живу в стране фей, – сонно сказала Адель.

– И какая она? – спросила Люсинда с профессиональным интересом.

– Божественная. Совершенно ничего не надо делать.

– А феи какие? – напирала Люсинда.

– Просто чудо, – сказала Адель.

Однако чутье подсказывало Люсинде, что Адель что-то утаивает.

– А Эд там был? – спросила она.

– Нет, но все равно хорошо, – ответила Адель.

– Но все же что-то плохо? – не отставала Люсинда.

– Ничего.

– Бросьте, Адель, я не первый день ваш мозгоправ и знаю, когда вы о чем-то умалчиваете.

Адель потрогала нос. Люсинда рискнула:

– Адель, только одну вещь мы с вами ни разу не обсуждали, хотя она так же очевидна, как ваш нос, – собственно говоря, это и есть ваш нос.

Адель натянула простыню по самые глаза.

– Адель, эту штуку надо убрать с вашего лица! Я знаю пластического хирурга, который…

– Это телесный фашизм! – в ярости закричала Адель. – Почему я должна подстраиваться под идеалы красоты, которые навязывает глянцевая пресса?

– Признайте же, ваш нос – огромная проблема, – упорствовала Люсинда. – Из-за него у вас психологическая травма.

Через час они листали каталог пластической хирургии и выбирали новый нос для Адель. Там имелись носы всех мыслимых размеров и форм.

Глава шестнадцатая

Когда Норма и Джеймс вернулись из магазина с провизией для гостей, дом преобразился. Входную дверь укрепили стальным листом, а на окна первого этажа навесили решетки.

– Чисто тюрьма, – сказала Норма. – А куда почтовый ящик делся?

– Да на кой черт вам почтовый ящик? – отозвался Джеймс. – Вы же никакой почты не получаете.

Они перенесли коробки с провизией из машины в кухню и обнаружили трех приятелей Джеймса, которые собирались и заднюю дверь укрепить стальным листом.

Норма предложила им чаю, но один из молодых людей сказал:

– Мы уже налили себе кофейку, Норма, надеюсь, вы не против. И еще Питеру воды подлили и все такое.

– Так вы что, ребята, в муниципальном совете работаете? – удивилась Норма.

Джеймс рассмеялся:

– Не-а, они у меня работают. Я хочу, чтобы моя мать в своем доме чувствовала себя в безопасности. Чтобы всякая шваль не лезла.

Когда на кухонное окно вешали решетку, позвонил Джек. Он сказал, что, возможно, заскочит на досуге.

– В какой день? – спросила Норма. – В пятницу, субботу или в воскресенье?

Джек не был уверен насчет графика и поинтересовался, насколько это важно.

Джеймс, слушавший разговор, покачал головой и изобразил губами:

– Только не в эти выходные.

– В эти выходные не приезжай. Я буду занята. – И не зная, что еще сказать, добавила «пока» и повесила трубку.

Норма и Джеймс распаковали коробки и выставили на стол банки с пивом, замороженные пиццы, гамбургеры с говядиной и пакеты чипсов.

Джеймс принес достаточно еды и выпивки на восьмерых, включая себя и Норму.

– Когда раскрутимся, купим хороший холодильник и новую стиральную машину, – сказал он.

Норма кивнула, но ей не совсем понравилось, что пришлось отказать Джеку. Временами ей казалось, что Джеймс узурпировал ее жизнь, по говорить ему она ничего не хотела. Ей не улыбалось, чтобы вернулись те времена, когда она день-деньской сидела сама по себе и не с кем было словом переброситься, кроме Пита. Ее расстраивало, что Джеймс прекратил прибираться в доме, по он очень доступно все объяснил: «Норма, в вашем возрасте необходима физическая нагрузка – это лучшее средство от всяких там сердечных приступов».

Покинув отель в Гримшо, премьер-министр предложил выбрать живописный маршрут и по пути в Бортон-на-Водах проехаться по району Пик На заправке они купили карту, и премьер-министр вызвался на роль лоцмана. Одако буквально через несколько минут он завел их в сельскую глушь, и Али пришлось разворачивать машину во дворе какой-то фермы в присутствии испуганного фермера и его жены. Сделав еще несколько фальстартов, премьер-министр вручил карту Джеку и по-девчоночьи пискнул:

– Лучше вы, Джек, всем известно, что мы, женщины, ничего не понимаем в картах.

– Моя мадам блестяще разбирается в картах, – улыбнулся Али. – Она вела нас из Исламабада до Карачи, а это же целых девятьсот миль, и ни одного лишнего поворота, иннит.

Премьер-министр угрюмо смотрел на чудесный вересковый пейзаж, чувствуя себя посрамленным познаниями жены Али.

Джек неохотно взял карту. Было так приятно просто сидеть и смотреть в окно. Ему нравились мелькавшие мимо виды – было в них что-то первозданное и дикое, и он благодарил Бога за то, что до сих пор не увидел ни одного буколического домика с соломенной крышей.

Зато для Али дорога от Лика до Бакстона – лучшее шоссе Англии – стала испытанием. То ярко светило солнце, то через минуту они ехали в густом тумане. Впереди, под порывами неугомонного ветра, плелась колонна автоприцепов, а как раз перед ними тащился пенсионер на «Робине»[52]52
  Популярный трехколесный мини-автомобиль фирмы «Релайант».


[Закрыть]. У водителя в какой-то момент, похоже, сдали нервы, потому что он упорно держался скорости в двадцать пять километров в час. Али не мог обогнать его из-за непрерывного потока машин, проносившихся мимо во встречном направлении, поэтому впал в уныние и впервые за все время их знакомства вышел из себя и стал ругаться и грозить кулаком старику в маленьком трехколесном автомобильчике.

Увидев на подъезде к Бейквеллу щит с рекламой традиционного чая с молоком, Джек попросил Али свернуть на парковку. Премьер-министр и Джек вышли, по Али остался сидеть за баранкой.

Джек наклонился к окошку с его стороны:

– Али, пошли с нами, никто здесь вашу машину не уведет.

– Не, мне туда нельзя. – Али с испугом посмотрел на увитый глициниями коттедж из серого камня, словно это был штаб КГБ.

– Но почему? – удивился Джек.

– Это место не для таких, как я, иннит, – ответил Али. – Это для англичан.

– Но ведь вы – британец, Али, – сказал премьер-министр. – Вы имеете право пить чай с молоком, как любой британский гражданин.

Али безрадостно рассмеялся.

– Мы с шурином как-то раз зашли в сельский паб. Шумно было, все разговаривали, а когда мы вошли, все замолчали. Мы еще и заказать не успели, а хозяин говорит: «А я думал, вы не пьете». Я говорю: «Пьем апельсиновый сок». Мы там пробыли буквально минут пять, иннит, тут входит женщина и говорит: «Блин, Эрик, они уже полезли сюда из городов».

– А вы сообщили о ней в Управление по проблемам расовых отношений? – спросил премьер-министр.

Али с Джеком только улыбнулись. Джек сказал:

– Вы очень трогательно верите в учреждения, Эд. Али ответил премьер-министру:

– Если ходить в Управление по проблемам расовых отношений каждый раз, когда меня называют сраным пакистанцем, придется у них на пороге разбить палатку. Нет, просто когда я не на работе, то не выхожу с наших улиц. Жаль, конечно, моя мадам любит деревню, коров всяких… – Али замолчал.

– Я настаиваю, чтобы вы составили нам компанию, Али, – сказал премьер-министр. – Чай со сливками – это британский обычай, и он должен быть доступен любому, у кого есть действующий британский паспорт.

– Или личная карта, – пробормотал Джек.

Али нехотя вылез из машины и позволил отвести себя в чайный зал коттеджа. Гости за столиками вытаращились, только не на Али, а на премьер-министра. В районе Пик трансвеститы попадаются реже пакистанцев. Троица устроилась за свободным столиком. Али печально уставился на розовую клетчатую скатерть. Мало того, что он тут единственный темнокожий, так еще и с кем! Он уже через несколько часов понял, что эта блондинка на самом деле мужчина, и все вокруг это видят, иннит. Он свою мадам предупредил: если Джек еще раз позвонит, то я на заказе. Стоит своим узнать, что он мотается с извращенцем, в мечети на него станут косо смотреть. На него уже и так давят, чтобы заставил свою мадам носить чадру. Когда он ей об этом сказал, она процитировала Коран, то место, где написано, что женщины не хуже мужчин, а потом говорит: «Ты же знаешь, терпеть не могу, если у меня перед глазами что-нибудь болтается, мне даже челка действует на нервы».

Али хотелось, чтобы сейчас рядом оказалась жена – она бы знала, что выбрать из меню. Она лучше него читает по-английски. Ведь она сдала экзамены на аттестат о среднем образовании и, пока не вышла за пего замуж, работала в банке.

Премьер-министр спросил Али, не хочет ли он заказать что-нибудь из меню. Али отмахнулся:

– Спасибо, мне ничего не надо.

Это была неправда, но не мог же он им сказать, что всяких этих слов в меню не понимает, верно? Даже пускай и проголодался.

– Давайте наберем разных блюд и поделимся, – предложил Джек.

К столику подошла долговязая школьница с покатыми плечами и отбарабанила как робот:

– Здравствуйте, меня зовут Эмма, я сегодня ваша официантка, чем могу быть полезна?

– Здравствуйте, Эмма, – сказал Джек, – я сегодня наш клиент и хотел бы сделать заказ.

Он посмотрел в меню, напечатанное староанглийским шрифтом.

– Блюдо свежего салата в ломтиках запеченного хлеба, традиционные сельские ячменные лепешки с порцией превосходных сливок и с садовыми фруктами, консервы и большая кружка чая.

После того как заказ повторили несколько раз, девушка наконец-то поняла.

– Я хотела бы поговорить с вами, Али, – начал премьер-министр, – о вашем опыте жизни в нашей стране, о расизме, интеграции и этнических проблемах.

– Давайте лучше о крикете побалакаем, Эдвина, – предложил Али.

Но премьер-министр помнил предупреждение Александра Макферсона: «Держись подальше от долбаного крикета и заставь себя следить за футболом. Новые Лейбористы – это Новый Футбол».

Мужчины посидели в неловком молчании. Джек сделал вид, что читает меню. Али водил пальцем по узору на скатерти, а премьер-министр отчаянно пытался припомнить, когда ему в последний раз докладывали о крикете. Наконец он сказал:

– Английское управление крикета обратилось к нам за инструкциями, не провести ли очередной отборочный матч между Индией и Пакистаном на нейтральной территории, в Англии.

– На нейтральной! – захохотал Али. – На поле в Хедингли прольется кровь, это я вам говорю, иннит. Поймите меня правильно, у меня нет предрассудков, некоторые мои лучшие друзья – индийцы.

Когда принесли угощение, оно мало походило на идеальный чай со сливками, который рисовался Джеку в воображении. Все сандвичи были липкими от майонеза, лепешки неумело разогреты в микроволновке и шипели на тарелке, сливки подали в банке, а варенье – в маленьких пластиковых корытцах, которые приходилось протыкать вилкой.

Джек подозвал Эмму и сообщил:

– Сандвичи пропитаны майонезом.

– Их и привезли с майонезом, – пробормотала Эмма.

– Откуда привезли? – пожелал знать Джек.

– С комбината в Бакстоне.

– Это же миль десять отсюда. Али профессионально уточнил:

– Почти пятнадцать.

– А кто печет лепешки? – спросил Джек. Девушка, похоже, не поняла:

– Печет? Они из Исландии.

– Из Исландии? – удивился премьер-министр, недавно побывавший в Рейкьявике. – Но это же очевидный абсурд!

Али объяснил, что в Исландии есть национальная оптовая компания, специализирующаяся на замороженных продуктах.

– Ну так чего, прибирать со стола-то? – поинтересовалась Эмма.

– Чай оставьте, – велел Джек.

Когда Эмма принесла счет, Джек оплатил все; ему не хотелось спорить с этой нервной девицей, которая не знает настоящего значения слов «свежий», «традиционный» или «садовый».

Когда они выходили из чайной, Эмма мрачно сказала им вслед:

– Я буду по вам скучать. Джек обернулся:

– Простите? Эмма повторила:

– Я буду по вам скучать. Джек сказал:

– Эмма, вы же не американка, и здесь не Америка. Тот, кто велел вам повторять эту фразу, круглый дурак.

Девушка пожала плечами:

– Как хотите.

Тренькнула микроволновка, и Эмма отвернулась.

Проехав по дороге милю, они остановились на станции техобслуживания и купили конфет, хрустящего картофеля, лимонад в бутылках и номер «Дейли мейл». Али никогда не пропускал свой гороскоп – эти детские забавы так поднимают настроение. Он вставил в магнитофон кассету с подборкой «Лучший соул всех времен», и, подъезжая к Стаффорду и ужасам шоссе М6, все трое вслед за Эдди Флойдом[53]53
  Эдди Флойд (р. 1935) – американский певец в стиле соул.


[Закрыть] распевали «Постучи по дереву».

Через четыре развязки они уже успели спеть «Под дощатым тротуаром», «Дождливый вечер в Джорджии», «Сестра Соул», «Коричневый сахар» и «Когда мужчина в женщину влюблен», но на шоссе их подхватил поток машин, они попали в пробку и оказались в сандвиче между цистерной с черепом и костями на заднем борту и грузовиком с тремя ярусами блеющих овец.

– Почему мы остановились? – спросил премьер-министр.

– Дорога перегружена, иннит, – ответил Али. – В Уолсолле всегда так. Я тут последний раз ехал – три с половиной часа проторчал. Газету почитал, покемарил, а когда проснулся, народ уже вышел из машин, ходит по дороге, друг с другом разговаривает. Вообще-то прямо неплохо, – мечтательно вздохнул он. – Один тип в красной «астре» дал мне банку «Лилта», когда я сказал, что пить хочется. Но вот что я вам доложу: если бы этот мудак Эдвард Клэр там появился, его бы сожрали с потрохами.

Премьер-министр оглядел соседние машины и нервно возразил:

– Премьер-министр не отвечает за пробки, министр транспорта – Рон Филлпот.

– Рон Филлпот – алкаш, иннит, – сказал Али.

– Само собой, все знают, что алкаш. Его назначение заместителем премьера – просто уступка левым, – пояснил премьер-министр.

Джек спросил:

– А разве правительство не строит где-то здесь Северную объездную дорогу?

– Это совместное предприятие общественного и частного капитала. Дорога будет платная, – сообщил премьер-министр.

– А чего ради я должен выкладывать десятку? – удивился Али. – Я ведь уже плачу дорожный налог, подоходный, местный и еще налог на топливо, иннит.

– Это разбой на большой дороге, Али, – согласился Джек. – Двести лет назад Дик Терпин[54]54
  Легендарный грабитель XVII иска, действовал на дороге между Лондоном и Йорком.


[Закрыть] занимался тем же самым.

Следующие пару часов они плелись со скоростью пешехода, слушая в прямом эфире неистовые дебаты о роли супруги премьер-министра. Надо ли, чтобы Адель видели, но не слышали, или она имеет право выражать мнение по вопросам национальной важности?

Когда Питер, слушатель из Труро, позвонил в студию и сказал, что у Адель Флорэ-Клэр яйца круче, чем у ее мужа, премьер-министр тайком поправил яички в трусах своей жены и согласно кивнул.

Хассин из Кеттеринга утверждал, что Адель заняла правильную позицию в вопросе о ноге Барри, хотя и полагал, что похороны бородавок – это чересчур.

Дозвонилась некая Сандра из Кардиффа и предложила компромиссный вариант: хоронить бородавки коллективно. Она не могла точно сказать, сколько бородавок войдет в среднего размера гроб, но была абсолютно уверена, что сотни, если не тысячи.

Когда доктор Сингх, лектор математики из Брунейского университета, сообщил, что в средний гроб войдет приблизительно 51842 бородавки, Али выключил радио и снова поставил кассету «Лучший соул всех времен».

Пока движение было парализовано, все трое разучили слова песни «Постучи по дереву» и даже отработали в салоне машины танцевальный помер, включавший синхронное постукивание по голове соседа.

Премьер-министр пережил миг прозрения. Никогда в жизни он не был так счастлив. Всякий раз, когда заканчивалась «Постучи по дереву», он просил ее снова проиграть.

Наконец Али сказал:

– Нет уж, у меня уже на голове шишка, иннит. Джек, почитайте мне мой гороскоп, я Козерог.

Джек прочел вслух:

– «Над вашей жизнью нависли грозовые тучи. Человек противоположного пола на вас обижается – давно ли вы говорили о своей любви? Промедление может повлечь за собой серьезные перемены в жизни, о которых вам придется пожалеть».

Али взял мобильник, позвонил домой и настойчиво поговорил с женой на урду. Когда Али опять повел машину двумя руками, премьер-министр спросил:

– А что звезды сулят Рыбам?

– Я думал, у вас в мае день рождения, – удивился Джек.

– У меня-то да, – сказал премьер-министр, – а вот Малкольм Блэк – Рыба.

Джек прочел:

– «На этой неделе не упустите возможность реализовать себя. У вас есть и мужество, и талант, так что дерзайте, вперед, возьмите то, что принадлежит вам по праву. Если вы собрались переезжать на этой педеле, возможно, придется ненадолго отложить переезд – не отчаивайтесь».

– Вот скотина, – прошептал премьер-министр, – стоит только отвернуться.

Он кивнул в ответ на вопрос Джека, читать ли прогноз для Тельцов – знак премьер-министра.

– «Вас по-прежнему преследует знакомое чувство надвигающейся опасности. Не прекращайте поисков. Возможно, теперь пора почивать на лаврах. Пусть другие делают грязную работу. Вашего внимания требуют дела семейные».

– Джек, а вы кто по зодиаку? – поинтересовался Али.

Джек ответил:

– Рак, и тут чепуха всякая. – Но все же прочел, чтобы доставить Али удовольствие: – «Роман буквально за углом. Однако если, увидев ее, вы снова спрячетесь в панцирь, можете упустить поистине счастливую возможность. Не истек ли срок страховки на ваше домашнее животное?»

Они остановились у заправки «Фрэнкли Сервисез» на шоссе М5, чтобы сходить в туалет. Джек и Али вместе пошли в мужской, а премьер-министр последовал за дамами в женский.

Помочившись, премьер-министр долго сидел на унитазе. Он не мог смириться с тем, что они едут на юг и что через два дня он снова погрязнет в болоте мирских забот. Казалось, он готов не покидать кабинку вечность, слушая звуки спускаемой воды, жужжание сушилки для рук и веселую болтовню женщин, прихорашивающихся перед зеркалом. Он обхватил голову руками и сидел так, пока не услышал голос Джека:

– Эдвина, где вы там?