Текст книги "Годы прострации"

Автор книги: Сьюзан Таунсенд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Воскресенье, 19 августа

Поездка в четыре мили по идиллическому деревенскому ландшафту – я на велосипеде тащил за собой Грейси в маленьком прицепе, Георгина катила налегке, – мимо полей, где сборщики урожая обращали кукурузу в силосные снопы. Направлялись мы в Биби-на-Уолде, к отцу Георгины, мистеру Крокусу, везли ему в подарок «дюжину носких белых носовых платков», которые он потребовал на свой день рождения. Я не видел его несколько месяцев, и меня неприятно поразило то, как он изменился за это время. Крокус вдруг постарел. Похоже, неудача с «Оргосвеклой» сильно его подкосила.

А ведь Георгина говорила ему, что не надо вкладывать последние деньги в аппараты для переработки свеклы, но он, как всегда, из высокомерия не слушал ничьих советов.

Когда он пошел в «Логово драконов» и попросил 250 000 фунтов под 10 процентов годовых на развитие бизнеса, теле-«драконы» предложили ему минимизировать убытки, вылив свекольный сок в сточную канаву. Крокус наорал на них, обозвав близорукими дураками, и предрек, что они еще увидят его имя в списке богачей «Санди таймс». Запись этой передачи так и не показали, но не из-за нашего свекловода, а потому, что шотландский «дракон» Дункан Баннатайн, владелец клубов здоровья, набросился на Крокуса чуть ли не с кулаками.

Отец Георгины сидел в своем кабинете и ворковал по телефону с бывшей женой Неттой. Рядом стоял стакан с «Оргосвеклой». Крокус, казалось, накрасил губы пунцовой помадой – зрелище не для слабонервных. Один из недостатков «Оргосвеклы» заключается в том, что напиток окрашивает рот. Грейси отказалась сесть к Крокусу на колени:

– Дедушка похож на тетю с бородой.

В доме моего тестя неуютно – слишком просторно и слишком темно, поскольку Крокус пользуется исключительно тусклыми энергосберегающими лампочками. И не пользуется центральным отоплением, утверждая, что оно крадет у матушки-земли драгоценные ресурсы. Мы сидели на кухне, прижавшись к дровяному обогревателю, и смотрели на дождь за окном в ожидании, пока Крокус закончит разговаривать по телефону и нальет нам чаю в честь своего дня рождения. Георгина испекла для отца торт, разрешив Грейси украсить его надписью «С днем рождения – 62!».

Ему шестьдесят два?! И он все еще собирает волосы в хвостик?!

Я притворился, будто интересуюсь его запасами «Оргосвеклы», и Крокус отвел меня в гараж, где рядами стояли бидоны.

– У меня осталась одна надежда – на поджигателя, – сказал мой тесть. – Хорошо бы он спалил этот гараж.

Приподняв седую лохматую бровь, он в упор посмотрел на меня. Я спросил, застраховал ли он своей бизнес.

– Я что, похож на идиота? – ощерился Крокус. – Разве в этом мерзостном современном мире можно что-нибудь сделать без страховки? И разве страховые компании не держат нас за яйца? Но когда я потребовал компенсации за украденную видеокамеру, то эти сволочи отказались платить.

– Так ведь у вас никогда не было видеокамеры, и в магазине вам не дали документа, подтверждающего покупку, для предоставления страховщикам.

– В былые времена джентльмену верили на слово, – прогудел Крокус.

– Но вы же врали служащим в магазине, – напомнил я.

– Они должны былимне поверить, – скрипнул зубами тесть.

Невозможный человек.

Мы побрели обратно в дом, и он спросил, разобрался ли я со своими налоговыми проблемами. Снова написал Гордону Брауну и ожидаю ответа со дня на день, отчитался я.

– Надеюсь, ты не упомянул в письме, кто твой тесть, – пробормотал Крокус.

Неожиданно нагрянула Маргаритка, сестра Георгины, со своим мужем Умником Хендерсоном, и настроение у меня стало еще хуже. Я до сих пор с дрожью вспоминаю то время, когда я был помолвлен с Маргариткой. Спасся я чудом. Хендерсоны, оба, не любят детей, предпочитая проводить свободное время в фан-клубе «Звездного пути». Супруги – активные члены клуба, бойко говорят по-клингонски и переходят на этот язык, когда им удобно, а потом весело смеются (сострив на чей-нибудь счет, надо полагать?), что, на мой взгляд, является верхом неприличия.

Чаепитие протекало тягостно.

– Папа, тебе осталось всего три года до пенсии, – сказала Георгина.

Крокус презрительно рассмеялся:

– Если доживу.

– Ты болен, папа? При смерти? – всполошилась Георгина.

– Мы все умираем,доченька. Бессмертных среди нас нет.

– А ты скоро умрешь? – спросила его Грейси.

– Кто знает, – ответил Крокус и уставился в окно.

После чая Грейси развлекала компанию импровизированным концертом – песнями из «Классного мюзикла». Она «пела» с жутким американским акцентом в розовый пластиковый микрофон, немилосердно усиливавший ее голос. Когда кто-нибудь отвлекался, Грейси кричала:

–  Смотритена меня! Смотритена меня!

Моя дочь скакала в проеме эркера, задергивая пыльные бархатные занавески между «номерами», и я завидовал ее уверенности в себе. Помнится, в ее возрасте я сбегал из дома, когда на семейных сборищах родители настоятельно просили меня прочесть стихотворение.

По дороге домой сказал жене, что впредь в гости к отцу она будет ездить одна.

– Это нечестно, – возмутилась Георгина, – я терплю твоих родителей каждый день без выходных!

Забравшись в нашу холодную супружескую постель поздно вечером, мы, не проронив ни слова, отвернулись друг от друга.

Понедельник, 20 августа

Выходя из магазина после работы, я столкнулся с доктором Пирс. Она с трудом тащила большую коробку с односпальным одеялом на гусином пуху (зимний вариант), и я вызвался докатить покупку до ее машины. Мой взгляд невольно упал на грудь моей спутницы, круглившуюся под летним платьем с низким вырезом, и я представил доктор Пирс нагой под пуховым одеялом. У меня пересохло во рту, и я ощутил дрожь в руке, той, что прижимала коробку с одеялом к седлу велосипеда. Когда мы добрались до фургона доктора, я помог ей засунуть коробку в багажник. Далее я несколько раз порывался уйти, но она удерживала меня, рассказывая, какое это счастье – долгие летние каникулы. Разоткровенничавшись, она сообщила, что у нее четверо детей и ее младшенький только-только сменил детскую кроватку на настоящую кровать.

В моем воображении возник иной образ доктора Пирс – осунувшейся, измотанной. Вот она из последних сил встает с постели, чтобы утихомирить орду вопящих детей. Я попрощался, сел на велосипед и уехал.

Вернувшись домой, я застал Георгину, Грейси, мать и отца во дворе, они грелись на вечернем солнышке. Наведался в квартиру родителей в поисках еще одного шезлонга и невольно заметил, что из сумки моей матери, брошенной на столике в прихожей, торчит рукопись ее книги.

ГЛАВА 6

Побег

Вечером в мой двенадцатый день рождения меня подвергли жестокой порке, родители стегали меня по очереди пряжкой отцовского кожаного ремня. Лежа во тьме в шкафу под лестницей, где я обычно спала на куче мешков, я замысливала побег. От родителей я слыхала о Сполдинге и, судя по тому, как они отзывались об этом городе, пришла к выводу, что Сполдинг – ворота в открытый мир. Я решила податься туда, как только трещины на ребрах заживут.

У меня не было никакой иной одежды, кроме картофельных мешков с прорезями для головы и рук, и никакой иной обуви, кроме сандалий, выкроенных из старых автомобильных покрышек и скрепленных грубой веревкой. Почему никто не замечал, какой оборванкой я выгляжу? Разве учительница не должна была осведомиться, почему я единственная в классе, кто не носит школьной формы? И неужто соцработник ни разу не проезжал мимо нашего дома, когда я, впрягшись в телегу, груженную картофелем, волокла ее на своих хрупких плечах?

Пятница, 24 августа

Днем в магазин зашло семейство. Судя по цветастой одежде, спортивным штанам и низким лбам, я бы отнес их к социально-экономической группе приобретателей дисков, но никак не книг.

Дети, все, кроме одного, страдали синдромом дефицита внимания. Мать, у которой во рту не хватало нескольких зубов, спросила единственного нормального ребенка, высокого мальчика с серьезным лицом:

– Зачем ты притащил нас в этотмагазин? – Она подозрительно огляделась.

– Хочу купить книгу, – объяснил мальчик.

– У тя чё, книжки нету? – не унималась мать.

– Хочу еще одну, – твердо ответил сын.

Тут вмешался я и повел мальчика в отдел детской классики. Мать нетерпеливо барабанила пальцами по прилавку. Отец, мрачно вздохнув, вышел наружу и закурил.

Я показал мальчику, как нужно обращаться с книгами в твердом переплете, и спросил, интересуют ли его пираты.

– Да-а, я видал их в кино, – ответил он.

Я снял с полки «Остров сокровищ». Мальчик открыл книгу, полистал, прочел несколько строк, шевеля губами.

– Местами эту книгу нелегко читать, но, поверь, она стоит усилий, – сказал я.

Он глянул на цветную иллюстрацию: здоровенный Джон Сильвер нависал над сундуком с сокровищами. Мой клиент вынул из кармана 10 фунтов. Книга стоила 15, но я вовремя прикусил язык и не стал указывать моему клиенту на цену.

Когда я клал деньги в кассу, мамаша пристала ко мне:

– А сдача с десятки?

– Извините, не полагается.

Выходя из магазина, мать воскликнула:

– Да ты, сынок, совсем рехнулся! Спустить дареные деньги на какую-то книжку! День рождения раз в год бывает!

Суббота, 25 августа

Утром сказал Георгине, что вернусь поздно, потому что должен наведаться в ночной клуб «Лох» и попытаться найти там Малыша Кертиса.

– Давай я тоже туда подъеду, – оживилась Георгина, – мы с тобой тыщу лет не танцевали.

– Я туда не развлекаться иду, но лишь для того, чтобы выполнить поручение Гленна.

Георгина обняла меня, поцеловала:

– Помнишь, как мы когда-то танцевали, до того, как поженились?

– Помню, голышом, и мне не хотелось тебя отпускать. Я думал о тебе днем и ночью. Похудел на десять килограммов, и краски тогда были намного ярче, и все, что я видел и слышал, напоминало о тебе.

Втиснувшись между нами, Грейси растащила нас в стороны:

– Хватит целоваться.

Не встрянь она, мы могли бы заняться любовью. Из-за такого стоило опоздать на работу.

Воскресенье, 26 августа

1 час ночи

Не имея опыта клубной жизни, я не сообразил, что «Лох» откроется в половине двенадцатого, не раньше.

Центр Лестера казался Диким Западом. Я пытался найти тихий паб, где бы можно спокойно почитать книжку, но тщетно. В конце концов я отправился к Уэйну Вонгу, где мне подали «фирменный ужин на одного». Попросил Уэйна заменить курицу в кисло-сладком соусе говядиной с черными бобами, но, к моему изумлению (я знаком с этим человеком тридцать лет!), он отказался:

– Если я сделаю это для тебя, Моули, мне придется делать то же самое для других, и тогда нам грозит хаос. Хаос!

Возраст не украсил Уэйна, он почти облысел и раздался вширь и теперь очень похож на надувного человечка с утиной физиономией из путеводителя «Мишлен».

Когда он принес мне еду, я полюбопытствовал:

– Так ты достиг своей великой цели – купить «ламборгини»?

– Нет, – буркнул Уэйн, – но спасибо, что напомнил.

Тогда я спросил, знает ли он, когда открывается «Лох».

– Я что, похож на человека, который интересуется подобной фигней? Я кручусь здесь по двадцать четыре часа в сутки без выходных. Вкалываю как заведенный.

– Деньги – это еще не все, Уэйн.

Смахнув со скатерти макаронину, он ответил:

– Деньги – это все, Моули. У меня двое детей, оба учатся в частной школе, родители в доме для престарелых, и недавно я запустил в аквариум новых золотых карпов, за которых с меня слупили пять сотен.

В одиннадцать я уже был у дверей «Лоха». Они еще не открывались. За мной начала выстраиваться очередь.

Парень в сетчатой майке скептически оглядел меня и сказал:

– В таком прикиде, братан, тебя туда не пустят, это против правил.

Рядом взвизгнула девушка:

– Долой «Барбери»!

Я снял шарф от «Барбери», купленный в «Марксе и Спенсере», и запихнул его в карман.

Ровно в 11.30 двери отворились и на нас пахнуло застоявшимся воздухом. Чернокожий красавец-великан вынес столбики и перегородил дверь бархатным шнуром. Я подошел к нему.

– Полегче, профессор, – вытянул он руку, – мы еще не открылись.

Я спросил, не знает ли он Малыша Кертиса.

– Это я и есть, – ответил он.

– У меня для вас сообщение из Афганистана, – продолжил я. Великан расхохотался. – Я – отец Гленна.

–  Того самогоГленна? – уточнил Малыш.

– Да, я – мистер Моул, папа Гленна.

Девушка из начала очереди крикнула:

– Впусти нас, Кертис. Здесь холод собачий.

– Он просит, чтобы девушка, с которой он был здесь в последний раз, написала или позвонила ему в Афганистан, – объяснил я.

Великан взял клочок бумаги с войсковым адресом и номером мобильника Гленна:

– Это, наверное, Финли-Роуз. Я дам ей знать. Я ценю то, что ваш сын делает там для нас, мистер Моул.

Пожелав ему доброй ночи, я забрал велосипед из книжного магазина и двинул домой.

Георгина дожидаться не стала. Уснула.

Понедельник, 27 августа

Мать получила письмо из «Шоу Джереми Кайла» с приглашением принять участие в передаче, «дабы раз и навсегда прояснить вопрос об отцовстве вашей дочери Рози». Отцу мать ничего не сказала, опасаясь, что это его убьет, а с нас с Георгиной взяла клятву молчать. Если мать согласится пойти на «Шоу Джереми Кайла», я буду вынужден покинуть деревню, страну и Европу.

Вроде бы мистер Лукас – давнишний и случайный любовник моей матери – связался с этой передачей и наплел им, что он – настоящий отец Рози. Посреди рабочего совещания в книжном магазине я получил сообщение от Рози:

Алан Лукас? Что это за хрен?

Не успел я ответить, как пришло другое сообщение – от Георгины:

Приезжай скорее. Мама не в себе.

Мистеру Карлтон-Хейесу, должно быть, передалось мое волнение. Прекратив рассказывать о новых поступлениях, он спросил:

– Адриан, вам по телефону поступили плохие новости?

– «Шоу Джереми Кайла» связалось с моей матерью.

Хайтиш, наш практикант, шумно выдохнул. Этого парня мистер Карлтон-Хейес взял в магазин в минуту слабости, когда меня не было на месте. Хайтиш отлично понимал, что значит попасть на «Шоу Джереми Кайла». Однако у босса телевизора нет, и о текущих событиях он узнает из «Арчеров» [25]25
  «Арчеры» – еженедельный британский радиосериал о повседневной жизни провинциального семейства. Выходит в эфир на Канале-4 на протяжении многих лет.


[Закрыть]. В мире мистера Карлтон-Хейеса «Кольцо Нибелунгов» Вагнера считается массовой культурой.

Я объяснил боссу, что «Шоу Джереми Кайла» – это такая телевизионная передача, на которой не очень умные люди обвиняют других не очень умных людей в своих несчастьях. Наличие супружеской измены и биологическое отцовство негодяи-телевизионщики определяют в основном с помощью детектора лжи и ДНК-тестов. Люди плачут и рыдают, когда на них набрасываются рассвирепевшие бывшие возлюбленные, и науськивает их лично Джереми Кайл.

У мистера Карлтон-Хейеса был ошарашенный вид.

– Но почему, – недоумевал он, – человек соглашается на столь неприглядное публичное обнажение? – Его искренне занимал этот вопрос.

Вторник, 28 августа

Письмо по электронной почте от Рози:

Привет, братец,

Слушай, какой-то мужик позвонил мне по обычному телефону и сказал, что он мой настоящий отец. Зовут его Алан Лукас. Говорит, у него с мамой в восьмидесятых была любовь. А еще он говорит, что в то время вы с ним были друганами не разлей вода, он возил тебя на каникулы в Шотландию и подарил швейцарский армейский нож с семнадцатью лезвиями. Это правда? Он хочет встретиться со мной, чтобы «возобновить отношения с дочерью». Говорит, ему одиноко и никого-то у него нет в жизни. Ему всегда не везло с женщинами. Все они оказывались злобными, расчетливыми тварями, которые забирали деньги, дома, машины, оставляя его ни с чем. Меня просто бесят «Британские телефонные линии». Я специально убрала свое имя из телефонного справочника, чтобы мне не звонили всякие уроды. Месяцами висела на телефоне, добиваясь удаления моих контактов, и, выходит, на хрен зря потратила время. Как думаешь, я смогу получить какую-нибудь компенсацию? Из-за звонка этого Лукаса я не пошла сегодня устраиваться на работу.

Люблю,

Рози.

Я немедленно ответил:

Дорогая Рози,

Как обычно, у тебя не получается с ходу сообразить, что важно, а что нет. Ты должна была встревожиться, узнав, что проныра Лукас навязывается тебе в отцы. (Да, я хорошо его помню. И у швейцарского армейского ножа действительно было семнадцать приспособлений. Ножницы пришлись очень кстати, когда я защемил молнией волосы на лобке всего за пару минут до моего второго бракосочетания.)

То, что Лукас каким-то образом раздобыл номер твоего стационарного телефона, в данной ситуации далеко не самое главное. Ты ведь не можешь этого не понимать, верно? Лично меня более всего удручают претензии Лукаса называться твоим отцом. Это убьет папу (Джорджа Моула). Ты всегда была его любимицей. Как бы то ни было, Рози, пожалуйста, не рассказывай маме и (тем более) папе о звонке Лукаса.

Ади.

Среда, 29 августа

Опять письмо от Рози:

Ади, братан мой дорогой,

Ладно, согласна, претензии Алана Лукаса называть меня «дочкой» – полная жуть. Но если ты думаешь, что выдавать информацию о клиентах не является со стороны БТЛ нарушением этики, то мне тебя очень жаль. Мы живем в сталинистском государстве, Адриан, за нами следят и шпионят круглыми сутками. Если начистоту, Ади, в конечном счете не так уж важно, чья сперма оплодотворила мамино яйцо. Мой любимый художник Ризла говорит, что ты и твои электронные сообщения на него плохо действуют. Ему кажется, что Лукас – прикольный чувак. Женщины Ризлы его предали, поэтому он не может работать. Они отняли у него всякую уверенность в себе.

По-моему, папе надо рассказать, Адриан. Мы с Ризлой убеждены в необходимости тотальной честности.

Я ответил:

Рози, я буду тотально честен с тобой. Ризла – ленивый позер средних лет, который курит так много травки, что в голове у него уже не мозги, но густое месиво из паранойи и жалости к себе.

Умоляю, ничего не предпринимай, пока я не поговорю с тобой с глазу на глаз. Где ты будешь сегодня вечером?

Ади.

Ади,

Ризла говорит, что ты – типичный буржуа и материалист, который живет во лжи и вступает в сговор с обществом, чтобы «затоптать мир мечты». Он спрашивает, не мог бы ты прислать ему немного денег, ему нужно купить сотню рулонов туалетной бумаги. Он делает инсталляцию. Хочет обмотать туалетной бумагой «бумер» для декабрьской выставки. Он обращался к разным художникам и в «Тейт Модерн», но все его послали. Ему предлагали всякие дешевые марки, но ему требуется «Андрекс». Двух сотен хватило бы.

Люблю,

Рози.

P. S. Если у тебя найдутся знакомые с «бумером», которые захотят спонсировать гениального художника, пожалуйста, сообщи.

P. P. S. А что касается личности моего настоящего отца, Ризла говорит, что сперма – штука вселенская и, по сути, у нас на всех одна мать и один отец. Говорит, что с удовольствием пойдет на «Шоу Джереми Кайла», чтобы довести до сведения всей страны свою жизненную и художественную программу.

Последнее письмо я показал жене.

– Он отстал на десять лет, – фыркнула Георгина. – Галерея «Черный ящик» из Северного Лондона выставляла трехколесную машинку «робин рилайнт», обмотанную фирменной бумагой «Асда»! [26]26
  «Асда» – британская сеть супермаркетов.


[Закрыть]

– Художественная инсталляция, – возразил я, – не самая важная деталь в бессвязном письме Рози. Это и вправду может убить отца.

– Все мы когда-нибудь умрем, – ответила Георгина.

Позвонил матери на мобильник и договорился встретиться с ней в «Медведе». Я особо подчеркнул, что хотел бы пообщаться наедине. В паб мы шагали под пронизывающим ветром, и на нас непрестанно падали золотистые, коричневые и красные листья. Мать жаловалась, мол, вот опять осень, а лета опять как не бывало.

Полночь

Вечер мы в основном провели на холоде. Мать заявила, что не в состоянии обсуждать проблему Лукаса, Рози и Джереми Кайла «без сигареты в зубах». Мы сели перед пабом за страшно неудобный шаткий столик под никому не нужным зонтом с рекламой пива «Карлинг Блэк Лейбл». Побеседовать толком практически не удалось. К нам постоянно подсаживались курильщики, включая достопочтенного Хьюго Фэрфакс-Лисетта из Фэрфаксхолла, он похвалил «леопардовый» плащ матери и шляпку в тон.

– Чертовски утомительно, – блеял он, – выходить каждые пять минут, чтобы затянуться. Мы хотим поддержать местный паб, но что за выпивка без пачки курева и «ронсона» на столике?

Мать принялась гневно обличать непревзойденное умение новых лейбористов «портить нам удовольствие».

Фэрфакс-Лисетт припомнил властям охоту на лис, запрет на игру в каштанчики на школьном дворе [27]27
  Охота на лис, традиционная английская забава для взрослых, была официально запрещена в 2006 г. под давлением защитников прав животных. Однако неофициально, что называется «по тайному сговору», и в основном на частных землях охота на лис продолжается. Каштанчики – также традиционная забава, но для детей. Двое игроков, вооружившись каждый каштаном, привязанным к толстой нитке или бечевке, наносят удары по каштану соперника, пока один из каштанов не расколется. На территории многих британских школ игру запретили из опасения несчастных случаев среди детей и аллергических реакций на каштаны.


[Закрыть]и политическую корректность. Обычно подобные речи действуют на мать как красная тряпка на быка, и я опасался ее реакции. Однако, к моему удивлению, она кивала и охала, не сводя глаз с обветренного, но все же аристократического лица Фэрфакс-Лисетта. Когда он протянул ей пачку «Данхилла», я заметил, как их руки соприкоснулись, а когда он поднес матери зажигалку («ронсон», разумеется), они обменялись взглядом. Я уже видел раньше этот взгляд – он всегда предрекает катастрофу.

По дороге домой, пока мы старательно огибали лужи, я внушал матери простую мысль: ни под каким видом ей нельзя появляться на «Шоу Джереми Кайла». Я заставил ее поклясться жизнью Грейси, что она даже не станет разговаривать ни с кем из команды Кайла, когда они снова с ней свяжутся.

– Хотя это была бы хорошая возможность впустить свежий воздух в их затхлую реальность, – задумчиво произнесла мать.

– Если тебе хочется свежего воздуха, купи вентилятор. Но ни в коем случае не полощи наше семейное белье на публике.

– Адриан, если честно, я никогда не была уверена в том, кто отец Рози. Понимаешь, она лишена неуклюжести Моулов. Этой бестолковости, этой криворукости, неспособности пройти по посудному отделу в универмаге без того, чтобы не задеть рукавом или полой пальто какую-нибудь ценную вещь…

Мать определенно намекала на эпизод в лестерском магазине, когда я, восьмилетний, задел рукавом зимнего пальто, купленного на вырост, дорогущую супницу.

– Есть более веские доказательства, мама. Рози – вылитая проныра Лукас: смуглая кожа, черные волосы, карие глаза. Она всегда была кукушонком в нашем гнезде.

Дальше мы шли молча до самого дома. За дверью родительского жилья звучала музыкальная заставка к реалити-шоу «Большой брат», сквозь щель под моей входной дверью просачивалась заунывная мелодия «Аллилуйи».

Когда Георгина включает Леонарда Коэна, это сигнал для меня: жди беды.