Текст книги "Годы прострации"

Автор книги: Сьюзан Таунсенд

Позвонил мистер Карлтон-Хейес и сказал, что сегодня он «недееспособен». Не люблю, когда его нет в магазине. Правда, в последнее время толку от босса не много, но рядом с ним мне как-то спокойнее.

Он по-настоящему любит книги – в ущерб бизнесу. На днях приходила женщина средних лет, в очках как у Джона Леннона и с непомерно большой грудью, хотела купить второе издание «Мельницы на Флоссе» [17]17
  Роман классика английской литературы Мэри Энн Эванс (1819–1880), издававшейся под мужским псевдонимом Джордж Элиот.


[Закрыть]стоимостью 150 фунтов. Женщина назвалась доктором Пирс и сказала, что в Университете де Монфора провожают на пенсию декана факультета английской филологии и она ищет для него подарок. Мистер Карлтон-Хейес отпер застекленный шкаф, где хранятся антикварные издания, и снял с полки старинный двухтомник. Подал один том покупательнице, а затем наблюдал, как она листает страницы. После чего отнял у нее книгу, вернул оба тома на полку и запер шкаф. Когда доктор Пирс удалилась с пустыми руками и в полном изумлении, мистер Карлтон-Хейес пояснил:

– Мне показалось, что клиентка обращалась с этой редкостью слишком бессердечно.

Словно доктор Пирс не книжку собиралась купить, но взять щенка из приюта для бездомных животных.

Неудивительно, что бухгалтеры советуют мистеру Карлтон-Хейесу продать помещение магазина компании «Теско». Когда босс рассказывал мне об этом предложении, его лицо на миг вспыхнуло гневом, что с ним не часто бывает. Воздев руки к полкам и стопкам книг, мистер Карлтон-Хейес воскликнул:

– А им куда прикажете деваться?

Словно речь шла о несчастных беженцах.

Воспользовавшись отсутствием босса, я позвонил в Университет де Монфора и попросил передать доктору Пирс, что она может приходить за «Мельницей на Флоссе». Доктор явилась буквально перед самым закрытием. Мы поговорили о Джордж Элиот, и, похоже, доктор Пирс обрадовалась, обнаружив, что я разделяю ее пристрастие к этому автору. Я и не заметил, как полчаса пролетели. Однако надо было отправляться домой. Доктор Пирс ждала снаружи, пока я запирал магазин, а потом мы вместе зашагали по Хай-стрит, я толкал велосипед, а она держала зонтик над нашими головами. Мы шли и говорили не умолкая. Расстались мы через полчаса у парковки гостиницы «Холидей Инн».

Когда Георгина поинтересовалась, почему я вернулся позже обычного, я ответил, что у велосипеда цепь соскочила. И не спрашивай, дневник, почему я так сказал.

Мистер К.-Х. вернулся.

Я подписался на получение сообщений о стихийных бедствиях и катастрофах. Когда мы перекусывали бутербродами в подсобке, на моем мобильнике высветилась трагическая новость: двадцать пять человек погибли и тридцать три ранены в результате взрыва в караоке-баре китайского города Тяньшифу.

– Ужас, правда? – обратился я к мистеру Карлтон-Хейесу.

– Действительно, ужас, – вздохнул босс. – Караоке в Поднебесной – плачь, Конфуций, плачь!

Утром меня разбудил телефон. Звонила мать.

– Ты сегодня смотрел в окно? – вопила она.

Не выпуская трубки из рук, я раздвинул шторы.

Поля исчезли, вместо них, куда ни бросишь взгляд, сверкала водная гладь.

– У тебя есть мешки с песком? – спросила мать.

–  Откуда?Кто же станет забивать дом мешками с песком?

Позвонил мистеру Карлтон-Хейесу сообщить, что не приду на работу.

– Понимаю, – сказал он, – ехать по воде – настоящая авантюра. Мой «ровер» утопал по самые крылья.

Почти весь день противостоял потопу, как король Кнут [18]18
  Датский король Кнут I правил Англией с 1014 по 1035 г. Согласно легенде, король решил проучить льстивых придворных, величавших его «всемогущим», и на их глазах попытался остановить прилив властным повелением. Волны, разумеется, короля не послушались.


[Закрыть], собирая воду у нашего порога.

Когда вода немного схлынула, мы с Грейси уселись смотреть телевизор. Почтальона Пата повысили по службе, теперь ему придется расстаться и с деревушкой Гриндейл, и с красным фургоном и перебраться в Главное управление на должность менеджера средней руки [19]19
  «Почтальон Пат» – британский мультсериал, существующий с 1981 г. и ориентированный на дошкольников.


[Закрыть]. Какой-то идиот на Би-би-си заявил:

– Мы помещаем почтальона Пата в новое динамичное окружение. Зрителей ждут захватывающие сюжеты!

Итак, даже почтальона Пата принесли в жертву на алтарь прогресса. Без униформы и красного фургона Пат ничего из себя не представляет. Ровным счетом НИЧЕГО!

Вот к чему приводят корыстные происки коммерческого отдела Би-би-си. И конечно же, они навыпускают новых игрушек под маркой «Почтальон Пат». А я буду вынужден покупать Грейси «монтегоровер» для Пата, костюм и кейсы.

Сегодня у меня выходной. В планах было нанести цветовые коды на все мои диски без исключения и поработать над комедией о серийном убийце под названием «Белый фургон». Ночью, лежа без сна, я размышлял о моей комедии. Разумеется, Полин Кверк и Гарри Эндфилд уже слегка староваты, чтобы сыграть серийного убийцу и его жену, однако Рассел Брэнд и Эми Уайнхаус [20]20
  Эми Уайнхаус (1983–2011) – в описываемый период и вплоть до своей трагической смерти звезда британской рок-музыки.


[Закрыть]успешно их заменят.

А еще я собирался перегладить половину белья, но на меня что-то вдруг нашло, и я так ничего и не сделал, только смотрел телевизор. В 4 часа дня я с трудом оторвался от экрана (показывали «Впариваем!», и мне было страшно интересно, почем уйдет на аукционе подставка для яйца, расписанная Клариссой Клифф), обул резиновые сапоги и по убывающей воде пошлепал на почту отправить по просьбе жены открытку «С днем рождения!» и посылку моей свояченице Маргаритке. Георгина успела продать на е-Bay свою спортивную сумку от Луи Витона и оплатить наши счета за воду, прежде чем нам отключили Интернет. Почтовые служащие Тони и Венди Уэллбек, сидя за стойкой, спорили меж собой, сколько марок надо наклеить на почтовое отправление в Тимбукту. Подписав петицию «Не закрывайте нашу почту!», я терпеливо ждал. Заметив меня наконец, они вежливо заулыбались.

– И кто же в Мангольд-Парве пишет в Тимбукту? – полюбопытствовал я.

Венди огляделась по сторонам, а затем, понизив голос и почти не шевеля губами, произнесла:

– Я не вправе говорить – конфиденциальность, защита базы данных и все такое, – но если вы высунете нос на улицу и глянете, кто там идет по Гиббет-лейн…

Я вышел и увидел старую миссис Льюис-Мастерс, поднимавшуюся в горку на ходунках. Тимбукту? Глядя на миссис Льюис-Мастерс, я ни за что бы не подумал, что она переписывается с кем-нибудь, кроме дальних родственников из глухой английской провинции, обмениваясь с ними образцами для вязания и сочувствуя мукам, которые они претерпевают, связываясь с банком через колл-центр в Калькутте.

Взвесив мою посылку, миссис Уэллбек добавила:

– Она пишет в Тимбукту раз в две недели, посылает открытки на Рождество и Пасху, а в начале июля поздравляет адресата с днем рождения.

Почта Мангольд-Парвы похожа на иллюстрацию к детской книжке Грейси, разве что мистер и миссис Уэллбек не белки, одетые по моде позапрошлого века. Каждый квадратный дюйм помещения занят полками со всякой продукцией, хотя, сдается, Уэллбеки давно оставили попытки разобраться в своих товарных запасах. Банки с фасолью соседствуют с пачками конвертов. Ручки и карандаши делят полку с консервами для кошек и собак. Поздравительные открытки свалены как попало в коробку из-под обуви: за «Счастливого первого дня рождения!» следует «Соболезнуем вашей недавней утрате».

Полки с канцтоварами заманивали меня роскошными блокнотами на спирали с девственно белой бумагой, черными линейками и полями, отчерченными красным. Меня влекло к ним, как других мужчин влечет к игрушкам для взрослых в сексшопах.

– Опять блокнот? – удивилась миссис Уэллбек. – Что вы с ними делаете, едите их?

– Ведь мистер Моул у нас писатель, – сказал мистер Уэллбек. В его голосе мне почудилась насмешка, словно он потешался про себя.

– Я тожемогла бы написать книгу, – заявила миссис Уэллбек. – На этой работе мы столько всего навидались и наслушались, вы не поверите.

Я считаю своим долгом не спускать людям вроде миссис Уэллбек пустое литературное бахвальство.

– Тогда почему бы вам не взяться за книгу? – спросил я.

– Взялась бы, будь у меня время, – взгрустнула миссис Уэллбек.

– Венди – блестящая писательница, – встрял ее муж. – Вся родня восхищается ее письмами.

– Но книга – несколько иное дело, верно? – гнул я свою линию. – Книге необходима композиция, сюжет, характеры.

– А в пунктуации ей просто нет равных, – продолжал Уэллбек. – Уж она точно знает, когда нужно поставить точку.

– Тогда вперед, пусть пишет книгу.

– Говорю же, у меня времени нет, – сказала Венди с неуместным, на мой взгляд, раздражением – ведь она беседовала с клиентом.

– Но почему? Что вы делаете в те часы, когда не работаете? – Меня искренне интересовал этот вопрос.

– Восемь из них я сплю, – ответила миссис Уэллбек.

– А остальные? – Я не мог остановиться, хотя и понимал, что, по сути, уличаю ее во вкусах и пристрастиях, неподобающих истинному творцу.

– Стряпаю, убираю, стираю, глажу, решаю судоку по одному в день, копаюсь в саду… – перечисляла Венди.

Но я-то знаю, что миссис Уэллбек – пылкая поклонница телесериалов. Я часто слыхал, как она по-свойски обсуждает персонажей из «Обитателей Ист-Энда», «Улицы Коронации» и «Эммердейла».

– А телевизор? – перебил я. – Разве он не отнимает у вас то время, которое вы могли бы использовать для творчества?

Супруги переглянулись. Крепко я их прищучил! Крыть им было нечем – то-то и оно! Однако упоения победой я не испытывал и, желая выразить сочувствие миссис Уэллбек, купил еще один блокнот в пополнение моей коллекции.

По пути домой я легко нагнал миссис Льюис-Мастерс, она все еще ковыляла вверх по склону под проливным дождем. Я пошел рядом с ней похоронным шагом, раскрыв над нами зонт. Мой маневр слегка напугал старушку, и она торопливо перевесила сумочку на другую, дальнюю от меня, сторону ходунков. Я развеял ее опасения, заговорив на спорную тему о цветочных корзинках, висевших на каждом доме и фонарном столбе.

Миссис Льюис-Мастерс поглядела на корзинки с отвращением.

– Будь я помоложе, – выговор у старушки был такой, что даже королева позавидовала бы, – прокралась бы ночью и уничтожила эту ужасную безвкусицу.

Она остановилась и вперила взор в ярко-оранжевые цветы, буйно разросшиеся в зеленом пластиковом горшке, висевшем на скобе рядом с салоном «Побалуй себя».

– Это что за цветы? – спросил я.

– Бегония, – процедила миссис Льюис-Мастерс. – Совершенное позорище. В растительном мире они как Маргарет Тэтчер: аляповатые, назойливые, и спасу от них нет.

Я взглянул на старуху иными глазами. Исходя из возраста, внешнего облика, манеры говорить, я бы не колеблясь причислил ее к поклонницам Тэтчер.

Мы почти одолели подъем, но, прежде чем распрощаться с миссис Льюис-Мастерс, мне очень хотелось выяснить, кому она регулярно пишет в Тимбукту.

– Вам еще далеко идти? – спросил я.

– Нет, вон мой дом. – Она указала на оштукатуренный кирпичный особняк, стоявший на самой вершине холма.

– Словом, ближе, чем до Тимбукту? – сказал я как бы в шутку.

– Тимбукту? – Старуха подняла голову и уставилась на меня. – С чего вы вдруг приплели Тимбукту?

– Ни с чего, просто мой отец обычно так выражается, когда хочет определить расстояние.

Пожелав моей спутнице всего хорошего, я поспешил прочь.

Дома я погуглил Тимбукту и узнал, что это столица африканского государства Мали, расположенного на южной окраине Сахары, там пустыня граничит с рекой. Арабские племена привозят золото с юга и соль с севера, и когда-то Тимбукту называли местом, «где верблюд встречается с каноэ».

Утром Грейси закатила жуткий скандал. Она требовала, чтобы ей разрешили пойти в школу в костюме Русалочки. Мы с Георгиной чувствовали себя совершенно беспомощными перед лицом нашего беснующегося ребенка. Я попытался объяснить дочке, что костюм ограничит ее в движениях, а из-за хвоста, намокшего в лужах, она не сможет добраться до школы. И напомнил, что в сказке Русалочку всюду носили на руках или сажали на скалы.

– Я – рыба! До школы я доплыву! – визжала Грейси, наряженная в костюм то ли рыбы, то ли девицы легкого поведения. Я торопливо сел на велосипед, оставив разбушевавшуюся дочь на жену. Дождь лил как из ведра, ну и пусть.

Я бы и тайфуна не испугался, лишь бы убраться подальше от этого визга.

Мистер Карлтон-Хейес опять отсутствовал. Молодой человек в черных квадратных очках спросил, нет ли у нас чего-нибудь по тропическим болезням. Вид у него был не очень здоровый, и я решил держаться от него подальше, отправив посетителя к полкам с медицинской литературой. Парень открыл книгу Рэйчел Исбы «Скоротечные инфекционные заболевания и тропическая медицина», полистал ее минут двадцать, причем его беспокойство неуклонно нарастало, а затем рванул прочь из магазина, так ничего и не купив.

Когда он ушел, я опрыскал торговый зал магазина «Деттолом», дезинфицирующим антисептиком, – на всякий случай. Я не могу позволить себе заболеть.

Найджел позвонил мне на работу и объявил, что он влюбился «в такого же слепца, как я сам»! И когда же мой друг поумнеет? Было бы куда лучше для всех, если бы он запал на человека с нормальным зрением. А теперь Найджел и его новый партнер Ланс Ловетт в обнимку станут бродить на ощупь, натыкаясь на мебель, проливая напитки, и так же, не размыкая объятий, попадут под машину!

Я указал Найджелу, что он роет себе яму.

– Но у меня есть надежный помощник – Грэм, – возразил он.

– Грэм – собака, Найджел! Он с одним хозяином с лап сбивается, и несправедливо навязывать ему сразу двухслепых. Пес не обязан работать сверхурочно.

– Да не волнуйся ты так за Грэма, – рассердился Найджел. – Он обленился как черт знает что. Вчера я попросил его принести чистое полотенце из сушильного шкафа, а он даже ухом не повел.

Позвонил Найджел. В истерике.

Грэм умер. Явившийся по вызову ветеринар сказал, что пес мертв уже по меньшей мере половину суток.

– И ты не сообразил, что несчастная псина перестала дышать? – с издевкой спросил я. – Я-то думал, что у слепых обостренный слух.

– Ты путаешь меня с Суперменом, – сквозь рыдания ответил Найджел. – Ладно, Моули, я прошу тебя приехать и похоронить Грэма в саду.

– Почему я? – посетовал я, положив трубку и поворачиваясь к Георгине. – Почему менявсегда просят хоронить дохлых псов?

– И сколько же псов ты похоронил? – осведомилась Георгина.

– Двух. Собаку Берта Бакстера, Штыка, и того, что долго жил в нашей семье.

– Как его звали?

– Псом, – пожал я плечами. – У него не было клички.

– Значит, две мертвые собаки… За сколько лет?

– Двадцать без малого.

– Ну, вряд ли можно утверждать, что ты только и делаешь, что зарываешь дохлых псов.

10 часов вечера

Из-за этих собачьих похорон все на меня ополчились.

Мать обвинила меня в жестокосердии:

– Ты разбиваешь сердца двум слепым людям.

В ответ я указал, что Найджел и Ланс собираются в поход на байдарках по норвежским фьордам, так что, наверное, они способны выкопать небольшую ямку для золотистого лабрадора.

Отец, подкатив поближе на инвалидном кресле, ткнул меня кулаком:

– Я бы сам выкопал ему яму, если бы Господь не послал мне инсульт!

– Это был не Господь, Джордж, – поморщилась мать. – Это было свиное сало и две пачки сигарет в день.

Позвонил Найджелу узнать, есть ли у него лопата.

– У меня не было лопаты, даже когда я мог видеть, блин. И зачем мне ее сейчас заводить? – ответил он.

Я услыхал, как где-то на заднем плане всхлипывает Ланс под музыкальные позывные Вечерних новостей.

Бросил мистера Карлтон-Хейеса одного управляться в магазине, а сам вызвал такси из дома. Георгина, которая раньше ни капли не интересовалась Грэмом, вызвалась сопровождать меня на похороны:

– А то мы никуда вместе не ходим.

– С каких это пор собачьи похороны считаются развлечением? – удивился я.

– Там наверняка соберется компания симпатичных геев, – предположила Георгина, – а они – ребята забавные.

Она оделась в черное с головы до пят и даже ногти покрасила черным лаком. Я сказал ей, что зря она вырядилась в траур, Найджел и Ланс, главные скорбящие, не оценят этого жеста, ведь на двоих у них всего два процента зрения.

– Я в черном, потому что скорблю по моей долбаной жизни! – ответила Георгина.

Я заметил, что таксист поглядывает на нее в зеркало заднего вида. Он явно не одобрял поведения моей жены, да и мне самому было за нее немного стыдно.

Однако в ее голосе звучало неподдельное отчаяние.

Мне захотелось ее как-то развеселить. Взяв Георгину, я предложил после похорон отправиться в китайский ресторан Уэйна Вонга. Она сжала мою ладонь и улыбнулась. И это было как яркий луч солнца, прорвавший низкие грозовые облака.

В половине десятого мы подъехали к дому Найджела. На входной двери висел траурный венок. Я и представить не мог, что погребение Грэма будет обставлено столь помпезно.

Найджел позвал гостей. В углу большой комнаты он устроил нечто вроде раки Грэма: цветная фотография в рамке – Грэм улыбается, свесив язык, – а на бархатной подушке ошейник покойного пса, бирка с именем и адресом его хозяина и собачье печенье, обрызганное серебряной краской. Ланс выглядит лет на десять старше Найджела, и он бреет голову, хотя и не очень аккуратно – его череп пестрит как зажившими, так и свежими порезами. Ланс был в темном костюме, а в ухе у него сверкала золотая сережка, – похоже, он думает, что сережка добавляет ему необычности.

В черном подсвечнике горела свеча.

– Я не дам этому пламени угаснуть, – всхлипнул Найджел.

– Ты должен задуть ее перед тем, как лечь спать, – посоветовал я. – По статистике число пожаров в частных домах взлетело до небес с тех пор, как свечи стали обязательным предметом интерьера.

Усопший Грэм лежал в коробке из мебельного магазина среди сушеных цветов и трав. Пасть у пса была полуоткрыта, и видневшиеся зубы придавали ему, даже после смерти, агрессивный вид, и я, как всегда, не чувствовал себя в его присутствии комфортно.

Оставив гостей поедать бутерброды с рыбой и потягивать розовое шампанское, я отправился в маленький садик за домом и приступил к трудоемкому занятию – выкапыванию могилы в сырой глине. Я часто останавливался передохнуть, утирал пот со лба и оглядывался на окно гостиной, откуда кто-нибудь из друзей Найджела ободряюще махал мне рукой. Я видел Георгину, окруженную толпой мужчин, они болтали и то и дело заливались громким смехом. Издалека Георгина казалась худее, чем вблизи. И удивительно напоминала Найджеллу Лоусон [21]21
  Найджелла Лоусон – британская кулинарка, пишет о стряпне в прессе и ведет передачу на телевидении.


[Закрыть].

Никто не предложил помощи. Хотя должен отметить, что, когда начался дождь, приятель Ланса, тоже гей, – который представился мне так: «Я – Джейсон, я сумасшедший и одно время ходил с зелеными волосами» – вынес мне зонт и тут же убежал обратно в дом, боясь промокнуть.

Интересно, Джейсон или кто-нибудь еще из гостей пробовал когда-нибудь копать могилу одной рукой, держа в другой зонт?

Принимать участие в церемонии погребения у меня не было ни малейшего желания. На мой взгляд, песня Элвиса Пресли «Старый овчар», звучавшая из проигрывателя, и траурная процессия с магазинной коробкой и ее содержимым демонстрировали полную утрату чувства меры.

Когда настало время опускать коробку в могилу, случилась безобразно эмоциональная сцена. На заплаканного Найджела было жалко смотреть, слушать его рыдания тоже. В какой-то момент он едва не свалился в яму. К моей великой досаде, коробка оказалась шире ямы и мне пришлось опять взяться за лопату. Я не гомофоб, но когда копаешь собачью могилу, а за тобой критически наблюдает дюжина геев, – через такое я не хотел бы пройти еще раз.

В конце концов коробку накрыли крышкой и Грэм обрел вечный покой. Я был единственным из присутствующих, у кого глаза остались сухими.

Скажи, дневник, должен ли я озаботиться проблемой моей эмоциональной холодности? Или же мне стоит поздравить себя с отменным самоконтролем?

Найджел прочел стихи, сочиненные Лансом.

«ГРЭМ»

 
Чу, лай я слышу. Пес, ты ли это?
А вот рычанье – милый, где ты?
Грэм, ты с нами всегда, днем и в ночи?
Ответь, дружок, прошу, не молчи.
Лаял ты грозно, да, это так,
Но не кусался, ты ведь был не дурак.
Глаза твои зоркие, мех золотой
Нам с другом облегчили бремя,
Во тьме ты светил нам яркой звездой.
Ах, зачем ты ушел прежде времени,
Наш молодой герой?!
 

Ланс Ловетт

Здесь было все, что я ненавижу в любительской поэзии. Сентиментальные, неуклюжие вирши, напрочь лишенные глубины, сплошь расхожие мысли и штампы. Но все присутствующие восторгались и наперебой хвалили Ланса.

К Уэйну Вонгу мы не поехали. Георгина выпила слишком много розового шампанского и принялась цепляться к моему кардигану, поэтому я побыстрее увез ее домой, пока она совсем не распоясалась.

Посещение туалета: двенадцать раз.

Полграфства под водой. Вместо проезжих дорог бурные потоки, в теленовостях показывают, как по этим «рекам» плывут машины и стволы деревьев. Я пошел взглянуть на наш ручей – из журчащей прозрачной струи он превратился в пенящийся ад и теперь подбирается к дому.

Гордон Браун взял на себя руководство по борьбе с наводнением. Он проводит одно чрезвычайное совещание за другим. Газеты прямо-таки захлебываются заголовками вроде «Гордон спасает затопленных бриттов». Можно подумать, он таскает мешки с песком или собственноручно откачивает воду.