Текст книги "Влюбленный дьявол"
Автор книги: Сью-Эллен Уэлфондер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Глава 8
Войдя в спальню, Дункан остановился, ошеломленный.
На его постели спал голый мужчина!
Дункан закрыл и открыл глаза, потер их в надежде, что этот раздетый бык, разметавшийся на его кровати, лишь плод его больного воображения, результат чрезмерной усталости.
Он снова посмотрел на кровать, нахал все еще лежал там.
Причем весьма удобно устроился. Сэр Мармадьюк спал на спине, широко раскинув руки и ноги, и громко храпел.
– Проклятие! – воскликнул Дункан. – Немедленно просыпайся и объясни, в чем дело, пока я не стащил на пол твою голую задницу!
Как только Дункан подошел к кровати, Мармадьюк приподнялся на локте и во весь рот зевнул. Дункан едва сдерживал гнев.
– Ты что, так напился, что перепутал спальни, или вы опять сговорились меня разозлить?
Мармадьюк снова зевнул и обалдело посмотрел на Дункана.
– Разве это я ворвался в чужую спальню?
– Придержи язык, англичанин. Я устал от загадок, которыми ты говоришь в последнее время, – сердито продолжал Дункан. – Ты развалился на моей кровати.
– Неужели? – Мармадьюк окончательно проснулся и удивленно приподнял бровь. – Может быть, ты перепил?
– Не смей даже заикаться об этом, сукин сын. Я еще не забыл, как ты подливал мне вино на свадебном пиру. – Дункан подбоченился. – Сегодня я трезв как стеклышко и очень жалею об этом. Пьяному легче созерцать такое зрелище. Я имею в виду тебя на моей кровати.
– Посмотрел бы на себя! Только я уснул, как вдруг врывается какой-то дикарь с бешеными глазами, в окровавленном пледе и разорванных штанах. – Мармадьюк сел на кровати и прикрыл нижнюю часть тела покрывалом. – Поверь, мой друг, привлекательным тебя не назовешь.
Дункан растерянно пригладил волосы.
– Весь мир сошел с ума? Я прихожу в свою спальню, мечтаю умыться и поспать. А тут ты. – Он помолчал. – И вместо того чтобы поскорее убраться, несешь какую-то ерунду.
– Перестань психовать, и я тебе кое-что напомню.
– Говори же скорее!
– Все очень просто, – спокойно произнес Мармадьюк. – Во время свадьбы ты предоставил мне право пользоваться твоей спальней, поскольку с большой выгодой для себя обзавелся другой комнатой. Неужели не помнишь?
– Не помню! – разъярился Дункан. – К тому же причем тут выгода, что ты себе вообразил?
– Пойди спроси у жены, она тебе объяснит.
– О Господи! – Дункан стащил Мармадьюка с кровати. – Вы все словно с ума посходили с тех пор, как эта девка из семейства Макдоннелов переступила порог нашего дома!
– Тсс, – Мармадьюк с упреком покачал головой, – тебе следовало бы вспомнить уроки Роберта Брюса, который рассказывал, каким образом можно очаровать женщину. Никогда не добьешься расположения своей супруги, если будешь плохо о ней отзываться.
– На кой черт мне ее расположение! – Дункан был вне себя от злости. – Я хочу спать! Убирайся в свою комнату, пока я не взвалил тебя на плечо и не оттащил туда сам.
– Ты же знаешь, я не сплю в своей комнате с тех пор, как умерла Арабелла. Там хранится мое оружие, и мы используем ее для тренировок твоего сы… э-э… мальчишки, я имею в виду Робби. Иначе я бы там и вовсе не появлялся. – Он помолчал. – Неужели ты и об этом забыл?
– Я ничего не забыл. Но скоро забуду, что называл тебя лучшим другом, – взорвался Дункан. – Ну не упрямься, я всего лишь предлагаю тебе присоединиться к спящим внизу в общей комнате, где ты всегда спишь. Здесь ты не останешься. – Терпение Дункана лопнуло, и он начал подталкивать Мармадьюка к двери. – А еще лучше забудь о призраках и переселяйся в свою прежнюю спальню. Отличная комната. А ведь до сих пор пустует.
– Но я не могу этого сделать.
– Почему?
– Я предложил ее Фергусу.
– Что я слышу? Вы же с Фергусом не терпите друг друга. Как кошка с собакой.
Мармадьюк пожал плечами.
– Да, ты прав. Но этот старый козел с годами не становится моложе. И ему тяжело спать на лавке в общей комнате. После того как я поселил его в своей комнате, надеюсь, мы наладим наши отношения.
– Как это благородно с твоей стороны! Но я все равно не отдам тебе свою комнату. И хочу спать здесь один. – Дункан сложил руки на груди. – Но если бы даже я согласился жить вместе с тобой, не знаю, как бы ты спал под этим леденящим взглядом.
Мармадьюк скосил глаз на висящее над камином изображение красивой черноволосой женщины, которая улыбалась им неотразимой улыбкой. Она была необыкновенно хороша, природа наградила первую жену Дункана неземным очарованием, которому могли бы позавидовать даже ангелы.
Это было прекрасное произведение искусства, исполненное знаменитым ирландским мастером, который несколько лет назад приезжал сюда, чтобы расписать ликами святых стены часовни. Но изображенный им образ этой дьяволицы был выше всяких похвал.
Дункан с горечью вспомнил, как она вешалась на шею художнику. Всем было ясно, каким образом она уговорила художника нарисовать ее портрет.
– Ты просто ополоумел, – продолжил Дункан. – Ее портрет не даст тебе спокойно спать.
– Ошибаешься, дружище. – Тихий голос Мармадьюка, холодный, как зимние воды залива, замер под сводчатым потолком. – Именно из-за этого портрета я благодарен тебе за то, что ты предоставил мне эту комнату.
– Как это? – не понял Дункан.
– У меня те же причины не выбрасывать этот портрет, что и у тебя. Он напоминает мне о моей мести. – Пальцы Мармадьюка пробежались по шраму, обезобразившему его некогда прекрасное лицо. – Но не в пример тебе я не клялся отказаться от всех женщин в мире только потому, что одна из них оказалась стервой.
Мармадьюк расправил могучие плечи, подошел к камину и вгляделся в портрет красавицы.
– Ты должен забыть о прошлом. О прежних страданиях. Должен смотреть в будущее. А мне еще надо отомстить за смерть Арабеллы. И если каждое утро и каждый вечер я буду видеть ее убийцу, то не успокоюсь, пока не восторжествует справедливость и Кеннет не последует в ад за своей проклятой любовницей.
Дункан смотрел, как играют мускулы на широкой спине Мармадьюка. И понял, что проиграл эту схватку. А с нею вместе и свою кровать.
– Ты блестящий оратор, Стронгбоу. Разве я могу тебе отказать?
– Я просто высказал то, что накипело на сердце, – ответил Мармадьюк. – Последуй моему примеру.
– У меня нет сердца, или слухи об этом еще не достигли твоих английских ушей? – не удержался Дункан от язвительного замечания. – Меня называют дьяволом.
– Зато у тебя есть ангел, и этот ангел спит в холодной постели на другом конце замка. Готов биться об заклад, что она с огромным удовольствием разогнала бы всех твоих демонов, если бы только ты ей это позволил. Или тебе хочется, чтобы в придачу к дьяволу тебя называли еще и дураком?
Как обычно, метко нацеленные мудрые слова Мармадьюка легко нашли щель в непробиваемой броне Дункана и проскользнули в самое сердце.
– Твои словесные выверты ничего для меня не значат, – проворчал Дункан, понимая, что его друг прав.
– Тогда постарайся добиться ее расположения хотя бы ради себя самого. Клянусь, обладай я таким сокровищем, она не спала бы одна.
Память услужливо подсунула Дункану целый перечень бесспорных достоинств его жены. Ее губы, теплые и мягкие, какими они были, когда он целовал ее у супружеского камня. Блеск волос в пламени свечи. Пушистые завитки между бедрами наверняка будут сиять еще ярче.
Всего этого более чем достаточно, чтобы рухнуть перед ней на колени и покрыть тысячей поцелуев эти пышные заросли, где скрывается ее ароматная, нежная, такая желанная плоть! Будь проклято это наваждение!
«Вот и послушай свое сердце, как советует Мармадьюк. Ха!» Дункана сейчас больше всего беспокоит то, что не имеет никакого отношения к сердцу. Он поправил складки своего пледа, надеясь, что Мармадьюк ничего не увидит, и вспомнил, с каким обожанием жена на него смотрела, когда он вернулся после кровавой стычки.
Стоит ему прислушаться к своему сердцу, как советует Мармадьюк, и он забудет обо всем на свете. Только бы жена еще хоть раз одарила его страстным взглядом. Увы! Он не сомневался, что это была лишь минутная слабость. Увидев его в пледе со следами крови, она на миг забыла о своей неприязни к нему.
Слава Господу, он вовремя остановился, вспомнив, что любовь к женщине таит в себе опасность и может принести много бед.
Что бы ни говорил Мармадьюк, Дункан никогда больше не бросится с головой в этот омут.
– Не надо давать мне советы в сердечных делах, англичанин. Умные люди не выставляют своих чувств напоказ. Ты просто начитался французских романов и наслушался бардов. Оставь свои романтические бредни для таких мальчишек, как Локлан, – он кивнул на своего оруженосца, спавшего у камина, – а меня избавь от этой чепухи. Я по опыту знаю, что бывает, когда отдаешь свое сердце.
– Да ничего ты не знаешь, милый мой. – Мармадьюк печально покачал головой. – Мужчина должен с радостью отдавать свое сердце. Потому что он ничего не теряет при этом, а только находит. Находит свое счастье. Но ты прав, у тебя есть опыт, и ты слишком устал и привык к удобствам, чтобы проводить ночь, закутавшись в тонкий шерстяной плед. Не хочешь идти к леди Линнет, оставайся здесь. Я лягу на полу рядом с Локланом.
Как ни странно юношу не разбудила их перепалка.
Дункан заколебался, но тут взглянул на портрет своей жены и почувствовал отвращение. Он готов был прямо сейчас сорвать этот проклятый портрет со стены и швырнуть в холодные темные воды залива.
Мысль о том, что образ Кассандры покоится под слоем ила на дне залива, согрела бы его душу. Причем непременно лицом вниз. Чтобы ее прекрасное лицо навечно оставалось в грязи.
Хоть так он отомстил бы ей за ее вероломство. Но Мармадьюку этот портрет нужен. Он питает его ненависть и напоминает о мести. Дункан направился к двери, но, прежде чем выйти, с улыбкой обернулся:
– Можешь оставить себе и эту кровать, и всю спальню. Хотя я до сих пор не припомню, когда обещал тебе это.
Мармадьюк выглядел виноватым. Он хотел что-то сказать, но Дункан жестом остановил его.
– Молчи. Одному Богу известно, чего вы все добиваетесь, сговорившись против меня. Хотелось бы верить, что это из лучших побуждений. – Он открыл дверь. – Только ничего у вас не получится.
– Подожди немного, – попытался остановить его Мармадьюк. – Во имя любви… Во имя любви.
Эти три слова заставили Дункана поторопиться и плотно закрыть за собой дверь. Он не хотел слушать Мармадьюка. Не хотел говорить о любви.
Ни о любви к Господу и всем святым, ни о какой-либо другой. И особенно о любви к женщине.
И о любви к сыну тоже.
Дункан, стиснув челюсти, ускорил шаг. Ему вдруг захотелось оказаться подальше от своего слишком мудрого английского друга. Иногда у него возникало странное чувство, что одноглазый видит его насквозь. Черт побери, надо было жениться на Мармадьюке, чтобы узнать, кто настоящий отец Робби! Жена пока ничего не может сказать, хоть и обладает даром провидения.
В конце коридора, перед лестницей, ведущей в зал, Дункан остановился и прижался лбом к прохладной влажной стене. Щека не переставала дергаться.
После похода Дункан успел облиться холодной водой, но от него все еще разило потом, и он остановился, не зная, что с этим делать.
Он чувствовал себя совершенно разбитым.
Разразившись проклятиями, Дункан отошел от стены и стал спускаться по лестнице в зал. Придется провести остаток ночи на скамье, а может быть, и на полу, как большинство его людей. Но на полпути он остановился. В прежние годы он от души посмеялся бы над забавным положением, в котором оказался. Он решил сделать предложение Линнет Макдоннел. Привез ее к себе, в надежде избавиться от гложущих его душу сомнений, ожидая, что она окажется по меньшей мере полезной, а может быть и больше – женой.
Вместо этого она перевернула весь его мир, и с того момента, как прошла в ворота замка, в его доме воцарился хаос. Он, хозяин замка, крался в одиночестве по темному ночному дому, продрогший до костей, немытый, лишенный собственной постели.
А она преспокойно спала в одной из лучших комнат замка, некогда принадлежавшей его родителям. И ей снились сны об отважных рыцарях, прекрасных дамах и детишках с ангельскими личиками. А он в это время чувствовал себя в доме настоящим изгоем.
Это было несправедливо, он невольно сжал кулаки, поджал губы.
Снизу доносились приглушенные звуки храпа, повизгивание собак, делящих остатки пищи. Потрескивание дров в трех больших каминах и шум волн залива.
Обычная ночь для всех, кто считает Айлин-Крейг своим домом.
Для всех, кроме его хозяина и господина.
Дункан снова сжал кулаки с такой силой, что ногти впились в кожу. Это лучше, чем в бессилии колотить кулаками о стену. Все спали, он один бодрствовал. Мармадьюк сладко храпел в его бывшей спальне, его люди, как обычно, дремали внизу, даже старый Фергус наслаждался роскошью вновь обретенной кровати.
Дункан не знал только, где спит эта наседка, служанка его жены, но и она наверняка устроилась намного лучше, чем он.
Чувствуя себя полным дураком и все еще злясь, Дункан спустился еще на две ступеньки и снова остановился. Нет, он не может переночевать в общем зале. Дать пищу для сплетен и пересудов. Все будут строить догадки, почему он покинул спальню жены.
Дункан повернул назад. Спальня жены была на другом конце замка, и, чтобы добраться до нее, нужно было пройти через весь зал и подняться по второй лестнице. Но Дункан знал здесь все ходы и выходы.
Узкие проходы соединяли несколько комнат в замке и вели к потайной пещере в скалистом берегу. Уголки его рта приподнялись в едва заметной улыбке. Мысль о том, что он хозяин положения, доставила ему несомненное удовольствие.
В конце концов, он здесь господин. И ниже его достоинства ползать по замку среди ночи, ища место, где приклонить усталую голову.
Он осуществит свое право нынешнего хозяина Кинтайла и вернет себе комнату, в которой спал его отец, а до него – и все вожди клана.
И кровать тоже вернет.
– Боже, как вы меня напугали! – Жена сидела на кровати, прижав к груди одеяло. – Я не видела, как вы вошли.
Линнет смотрела на мужа округлившимися глазами, словно на привидение.
– А ты и не могла видеть, потому что я вошел не через дверь!
Он лукаво улыбнулся. Как не улыбался уже много лет, и это доставило ему огромное удовольствие, не говоря уже о волнении, которое он испытал, пробираясь в ее спальню через потайной ход.
Линнет глазам своим не верила. Великий Маккензи, лорд Кинтайл, улыбался.
– Почему вы вернулись? – спросила она наконец.
– Уж конечно, не для того, чтобы поболтать с вами, милая леди.
– Я нужна внизу? Что-нибудь случилось с Робби или с кем-то из Мерчинсонов?
«Ты очень нужна, девочка. Мне нужна» – отозвалось в груди его сердце, но Дункан не стал его слушать, вопреки советам Мармадьюка.
– С мальчиком все в порядке, и семейство Мерчинсонов спит крепким сном. По крайней мере, мне так докладывали, – ответил он, расстегивая пряжку, удерживающую на плече плед и наслаждаясь произведенным впечатлением. Тонкое шерстяное одеяло, которое натянула на себя жена, подчеркивало округлые выпуклости ее грудей и их пышные формы.
– Что вы делаете? – К ее щекам прилила кровь.
– А разве не ясно?
– Вы готовитесь лечь в постель, милорд.
– Дункан.
– Вы готовитесь лечь в постель, Дункан, сэр. – Ее тихие слова проникали сквозь воздвигнутую вокруг его сердца стену с легкостью.
– Так оно и есть, – подтвердил он уже более серьезным тоном. Все его чувства обострились при виде распущенных шелковистых волос, отливавших золотом в лунном свете. – Обычно я не сплю одетым.
– Но я думала… вы говорили…
– Я хорошо помню, что говорил, – прервал ее Дункан. – Но мне пришлось изменить место ночлега. И не надо так волноваться. Мне негде спать, вот я и пришел.
– О, конечно. – Румянец на ее щеках стал еще ярче. – Я не переживаю, просто немного смутилась. Мне казалось, вы предпочитаете вашу комнату…
– Миледи, моя спальня конфискована неким известным вам одноглазым мошенником.
От удивления, или от излишних переживаний, или потому, что высшие силы помогли ей лишить его рассудка, она завела за ухо прядь волос, при этом край одеяла опустился, и, прежде чем она подняла его, Дункан успел заметить очаровательный сосок. Его плоть отреагировала немедленно. Дункан шагнул вперед, готовый отринуть все свои монашеские клятвы и предъявить права на эти соски и остальные прелести жены.
Уж на этот раз он ничего не забудет.
Но выражение панического ужаса на ее лице остановило его. Черт побери, пусть он взорвется от желания, но никто не заставит его подойти к женщине, которая боится даже его прикосновения.
Желание его разом угасло, и, как назло, именно в этот момент взгляд ее остановился на его мужском достоинстве. Конечно, нет на земле мужчины, которому не нужно было бы временами удовлетворять свою похоть, но ее муж никогда не станет искать близости с женщиной благородного происхождения, и уж тем более с женой.
Настроение Дункана окончательно испортилось. Откуда взялась в его голове дурацкая мысль, что так заманчиво показавшийся сосок возбужден благодаря его присутствию? Это всего лишь прохладный воздух в комнате. Она просто замерзла, и эта отрезвляющая мысль так же быстро умерила его легко вспыхнувшее желание.
Но как ему самому хотелось бы стать причиной этого.
Чтоб ему провалиться, но он страстно захотел пробудить в ней куда большее желание. Он мечтал видеть, как она извивается и стонет под ним, принимая его в свои объятия… и не только в объятия.
Но сможет ли она когда-нибудь увидеть под маской равнодушия тлеющую искру надежды, которую он хранит в самом дальнем уголке своего сердца?
Сможет ли его понять?
И если сможет, то согласится ли выполнить его желания?
И нужно ли ему это? Разве не страсть сделала его в свое время рабом Кассандры? Дункан поднял глаза на Линнет и замер, словно пронзенный ее взглядом. С каждым вдохом таял его страх перед угрозой, которую неминуемо несла в себе его возрождающаяся страсть. Боже, неужели он вновь ступил на эту опасную стезю? Ангельские широко распахнутые невинные глаза, светившееся чистотой лицо, золотистые волосы делали ее необычайно соблазнительной.
Что-то сломалось в его тщательно выстроенной защите. Появилась еще одна брешь в стене. Но вопреки всем опасениям ему хотелось, чтобы за грубой внешностью и резкими словами она разглядела в нем человека, чтобы защитила его от самого себя и вытащила из ада, который он создал собственными руками. Но он не мог допустить ее к своему сердцу, как сильно ни желал этого.
Не успев взять себя в руки, Дункан разразился проклятиями. Гневные слова, которыми он мог бы нагнать ужас на целые полчища врагов, срывались с его губ, никак не желая подчиняться его воле. Это были самые отвратительные эпитеты. Его жену охватил не меньший ужас. Забившись в дальний угол кровати, она забыла даже о своем одеяле, только бы оказаться подальше от него.
Ее груди так зазывно колыхались, что даже монах, распевающий псалмы, не удержался бы, чтобы не попробовать их на вкус! Дункан вновь начал терять самообладание. Проклятия слились в непрерывный стон, и, ослепленный вспышкой страсти, он отбросил пряжку, удерживающую на его бедрах плед и позволил ему соскользнуть на пол. Быстро стянул забрызганные дорожной грязью чулки и отшвырнул в сторону.
Его жена замерла, и выражение невинности и смущения в ее прекрасных глазах мгновенно сменилось испугом. А может быть, это не тревога, а отвращение?
Дункан отошел к камину и уставился на тлеющие угли.
– Сэр? – раздался ее голос. – Я вас чем-то обидела?
– Нет, дорогая, – ответил он, едва сдерживая гнев. – Ты не сделала ничего, что могло бы вызвать мое недовольство. Просто я очень устал.
– Но вы…
– Я очень хочу спать, – резко ответил он, сжав кулаки.
Пусть оставит его в покое.
– Сэр, но я слышала, что…
– Все в порядке, – твердо сказал Дункан со свирепой улыбкой.
О Господи! Она все еще сидела с обнаженными грудями! Другой на его месте забыл бы обо всем, бросился к ней и зарылся в них лицом, взял бы в рот один сосок, потом другой, упиваясь вкусом ее тела.
Ему до боли хотелось испробовать ее всю, и он сделал бы это прямо сейчас, если бы не терзающие его боль и гнев, настолько сильные, что даже любовь прекрасной женщины не могла отогнать мучивших его демонов. Она с любопытством продолжала смотреть на него, не делая попыток прикрыть грудь. Дункан с трудом удержался. Он боялся, что, если двинется с места, она сразу потянется за покрывалом. Учитывая всю необычность их брака, неизвестно, когда еще ему доведется насладиться таким великолепным зрелищем.
– Вы сказали, что хотите спать, – обратилась к нему Линнет, склонив голову, отчего полушария ее грудей качнулись.
Дункана снова охватила страсть, он не мог оторвать глаз от направленных в его сторону маленьких плотных сосков, явно требующих внимания. Да она настоящая колдунья, наславшая на него темное заклятие и затуманившая его разум!
– Вы будете спать здесь, на этой кровати? Со мной?
От этого невинного вопроса его плоть снова восстала.
Да, он хочет спать с ней, но не так, как она это понимает. Он хочет раздвинуть ее бедра и смотреть, как входит в нее, доводя до безумия своими ласками, как она будет изнемогать от страсти, хочет погружаться в нее снова и снова.
Но призрак вероломной Кассандры все еще бродил где-то рядом.
– Вы снова собираетесь положить здесь плед?
Дункан не сразу понял, а когда до него дошел смысл ее слов, сердито огрызнулся:
– Ты что, не видишь, что сегодня я не представляю для тебя никакой опасности?
Глаза ее округлились, и она попыталась отодвинуться еще дальше, но запуталась в простынях, и он увидел между ее бедер треугольник пышных медно-золотых волос.
В лучах серебристого лунного света ее женское естество было отчетливо видно, поражая его каждым изгибом.
Казалось, эта нежная плоть жаждет мужского прикосновения.
Его прикосновения.
Нужно было всего лишь протянуть руку. Боже, ведь он уже обладал ею однажды! Внезапно кустик пламенных завитков прямо на глазах почернел, и кровь застыла в жилах Дункана. Святой Иисус, он представил, как длинные тонкие пальцы Кассандры ласкают эти прелести, она часто делала так, доводя его до исступления.
Дункан смотрел на прелести жены, но видел лишь черные клочья волчьей шерсти. Из каких закоулков ада извлекло его сознание эти ужасные образы?
Линнет пошевелилась, и кошмар исчез. Отвернувшись, чтобы она не увидела его искаженного ужасом лица, Дункан прошел к высокому окну. Ему редко приходилось испытывать подобные потрясения. Он вдохнул прохладный ночной воздух.
– Пожалуйста, поправь постель, я хочу поспать. Мне ничего от тебя не нужно. – Он чувствовал себя стариком, более древним и немощным, чем Фергус.
Вряд ли Линнет решилась бы повторить вслух то, что подсказывало ей сердце. Она готова была кричать об этом, но видела, что глаза его затуманены тревогой, что на него обрушилась волна страданий и мучений. Поэтому она предпочла промолчать, просто сделала все, о чем он просил.
Пусть ей пришлось отступить этой ночью, но сдаваться она не собирается. Ни уже знакомым ей демонам, ни тем, о существовании которых она только-только начала догадываться. Она чувствовала их присутствие по плотному облаку тьмы, оно окружало Дункана и распространялось на всю спальню, закрывая светлый лик луны и отравляя все вокруг.
Оно было неосязаемо, неуловимо, но вполне реально. Она должна разобраться в этом. Единственное, что она знала, что враг жесток и силен и справиться с ним будет нелегко.
Она заметила, как съежился его мужской орган. Ей было жаль себя. На нее давил груз унижения, не давая дышать.
Неудивительно, что он воспользовался ее состоянием и овладел ею во время одного из ее видений.
Она все еще не верила в это, потому что не помнила боли, о которой ей говорили замужние сестры. Не чувствовала ни радости, ни страсти, воспеваемых бардами. С ней вообще не произошло ничего особенного.
Иначе не смотрел бы муж на ее грудь с такой яростью, после чего даже не прикоснулся к ней.
При всей своей неопытности в такого рода делах она догадалась, что произошло с ним. И почему.
Он не скрывал, что считает ее непривлекательной, но почему же она трепетала всякий раз, как он оказывался рядом?
Она отвернулась, пока Дункан укладывался, чтобы он не заметил ее смущение и обиду. Ей было плохо оттого, что он отверг ее как женщину.
Линнет тихо лежала в темноте, пока не услышала ровное глубокое дыхание Дункана. Убедившись, что муж крепко спит, она повернулась к нему лицом и ощутила исходящее от него тепло. Запах мужского тела пробудил в ней желания, которые она лишь сейчас начала понимать. Его близость волновала и тревожила ее, это было приятно, но непривычно. Ей захотелось разобраться в своих чувствах, несомненно связанных с ее новой жизнью, в которой он многому мог ее научить. Но как сказать Дункану, какую он обрел над ней власть?
Сможет ли он когда-нибудь избавиться от мучающих его образов и стать любящим супругом? Подозревает ли, как страстно она мечтает об этом?
Догадывается ли, что она почти влюблена в него?
При мысли об этом сердце ее болезненно сжалось. Он не умеет быть нежным, не умеет любить. Зато теперь Линнет не сомневается, что у него есть сердце. Просто оно наглухо закрыто. Она легко коснулась кончиками пальцев его подбородка, погладила спутанные волосы. Она касалась его нежно и осторожно, потому что знала, что именно этого ему не хватает. Он растянулся на кровати во всем своем великолепии, словно огромное укрощенное животное, на лице его лежала печать страдания. Казалось, он молит о помощи.
Сейчас он не был похож на грозного воина с насмешливым взглядом. Гнев не искажал его черт. Линнет не удержалась и тихонько поцеловала несколько раз его распрямившуюся бровь. Затем с легким вздохом перевернулась на спину и закрыла глаза. Но никак не могла заснуть. Слишком много забот принес ей сегодняшний день.
Забот и проблем, с которыми она не знала, что делать.
Только теперь, увидев могущественного Маккензи, лорда Кинтайла, Черного Оленя, таким беззащитным, она начала понимать, почему боится его все меньше, а любит все больше.
Продолжая украдкой поглядывать на его красивое почти мальчишеское лицо, она дала волю своим чувствам. В этом могучем теле непостижимым образом сочетались уязвимость и ранимость с грубой природной силой, мощью и энергией.
Закрыв глаза, Линнет тяжело вздохнула. Ее влекло к этому мужчине с непреодолимой силой.
Она никогда не могла устоять перед соблазном приручить дикое животное. Ей всегда хотелось облегчить страдания больных и раненых существ, вылечить их, а потом отпустить на волю.
Но Дункана Маккензи она вряд ли сможет когда-нибудь приручить. Хотя сделает для этого все, что в ее силах.
И если Божественное провидение поможет ей излечить сердце мужа, ее собственное сердце в этот миг будет разбито.
