Текст книги "Искатель. 1987. Выпуск №6"

Автор книги: Святослав Логинов

Соавторы: Юрий Пахомов,Андрей Столяров,Андерс Бодельсен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Я усмехнулся. Подобная логика вполне приемлема для шайки мафиози, но не для гачига, живущих своими представлениями о мире.

Высоко над нами прошел «боинг», волоча за собой громоподобный звук. Трудно представить, что всего несколько дней назад я сидел в кресле такого же лайнера и вел светскую беседу с католическим священником из Найроби, потягивал джин с тоником.

Один этнограф из Дар-эс-Салама убеждал меня в том, что кочевники-масаи не верят, что самолеты – неживые существа. И что нередко в фюзеляже и крыльях легких спортивных самолетов находят наконечники отравленных стрел.

Через сорок минут лодка, спугнув стаю фламинго, мягко приткнулась к берегу в самом, казалось бы, неудачном месте – даже намека нет на тропинку.

Анугу жестом приказал следовать за ним. Он как бы весь подобрался, движения его стали пружинистыми, эластичными. Анугу взял только копье, ему и в голову, наверное, не пришло помочь Юсуфу. Я подхватил свой врачебный чемоданчик, взял было коробку с продуктами, но Юсуф укоризненно покачал головой: белый господин не может нести поклажу.

В сплошной стене тростника было пробито что-то вроде просеки. Щель в метр шириной. Идти пришлось по щиколотку в клейкой болотной жиже. Такого количества комаров и мошек я даже в тайге не видел. Облепили физиономию, лезли за воротник, в рот. Струя репеллента, что я выпустил из баллончика, эту кусачую тварь только ожесточила.

От духоты и усталости притупилось чувство опасности. Хорошо, Торото надоумил меня надеть высокие резиновые сапоги, Хоть и жарко, зато змея не цапнет. Ну а крокодилы нынче сторонятся людей – своя шкура дороже.

Мы выбрались на глинистый берег. Тропа стала приметнее. Сзади тяжело, с надрывом дышал Юсуф – ему приходилось тяжелее всех.

Наконец я не выдержал:

– Послушайте, долго нам еще тащиться?

Анугу ответил, не оборачиваясь:

– Мало, мало.

Я насторожился: выходит, он понимает по-английски? Или понимает, но не может говорить?

Озеро открылось неожиданно. Темное, неподвижное, точно подернутое пленкой. Справа по склону холма ярусами поднимались делянки маниока и сизаля, виднелись круглые, похожие на пчелиные ульи хижины, крытые камышом.

Анугу повернул ко мне улыбающееся лицо.

– Кабахингу.

Значит, это и есть деревня Кабахингу – самое крупное поселение гачига. Вид у деревни был нежилой: ни звука, ни дымка. И чем ближе мы подходили, тем настороженнее, мрачнее выглядели покинутые хижины. Горечью беды веяло от опустевшего загона для скота, разросшихся кустов живой изгороди – единственной защиты от хищников. Горьковато пахло погасшим костром. Гачига либо ушли, оставив деревню, либо лихорадка уже сделала свое черное дело.

Анугу остановился у крайней хижины и жестом приказал подождать. Юсуф с облегчением опустил на траву свою поклажу, лицо его лоснилось от пота.

– Ты ведь знаешь язык гачига, Юсуф? – спросил я его.

– Да, бвана.

– Будешь переводить.

– Нет, бвана. Я буду переводить с суахили. Зачем им знать, что мне известен язык гачига?

Ну, что ж, резонно. Может при случае пригодиться.

Я обратил внимание, что хижина, у которой мы остановились, отличается от всех остальных: она выше, просторнее. И круглый лаз в ней пошире. Жилища остальных гачига лепились поодаль, образуя круг, в центре которого был загон для скота, и в лучшем случае напоминали курятники. Гачига в отличие от масаев невысоки ростом. И потолки их хижин соответствующие. Мне при моем росте в такой «избушке» пришлось бы перемещаться на четвереньках.

Анугу приблизился к темному лазу и, почтительно поклонившись, несколько раз однообразно, как заклинание, повторил одну и ту же фразу, где среди незнакомых слов было и знакомое – Амабага.

Ага, значит, мы у жилища местного колдуна

Анугу в выжидательной позе застыл около «двери в апартаменты». Сценка мне почему-то напоминала процедуру отлова «черной вдовы» – самки тарантула. Делается это так: к длинной нитке прикрепляют шарик из клейкой смолы и опускают его в круглую норку паучихи. «Черная вдова» – особа нервная, с ходу всаживает свои хелицеры в вязкую массу и приклеивается. Остается ее только вытащить на свет божий. Ассоциацию с ловлей тарантулов, по-видимому, вызвала круглая дырка в хижине и лоснящаяся, черная спина Анугу.

Амабага появился минут через пять. Роста он был небольшого, но отлично сложен. Широкоплечий, с выпуклой грудью, с мощными ногами. Несмотря на устрашающую раскраску и, условно говоря, одежду: набедренная повязка, шкура леопарда, наброшенная на плечи, – в нем угадывался горожанин. И не только по дорогим японским часам на руке.

Так выглядят африканцы на фотографиях в рекламных буклетах.

Темные глаза колдуна смотрели насмешливо, даже высокомерно. С точки зрения африканской эстетики он был не только красив, но и величествен.

Амабага произнес длинную фразу. Анугу тут же почтительно перевел ее на суахили.

– Давай, Юсуф, подключайся.

– Слушаюсь, бвана… Великий из величайших сказал, что дух Бакама обучил его языку вазунгу, для него не существует непонятного, он знает все.

Я учтиво поклонился.

– Рад познакомиться с таким интересным человеком. – И не удержавшись, добавил, что впервые встречаю собеседника, который все знает.

Юсуф старательно перевел, надо полагать, отредактировав мой ответ. Анугу то же самое воспроизвел подобострастным голосом. Ирония в общении с колдуном тут была не принята.

Несмотря на уроки бога Бакама, Амабага вновь затараторил на языке гачига. Через Анугу и Юсуфа я узнал следующее:

– Великий Амабага приветствует великого колдуна вазунгу и просит его пройти в священную хижину.

Я улыбнулся и постарался изобразить на лице удовольствие. Во всяком случае, все не так уж плохо началось. Если не считать ощущения, что этот колдун меня дурачит.

Протиснувшись в узкий лаз, я с удивлением огляделся: в хижине было светло, свет падал из двух окон, прорезанных в кровле и затянутых полиэтиленовой пленкой. Хижина ничем не напоминала обиталище колдуна и скорее походила на палатку солдата или геолога. Походная койка под зеленым противомоскитным пологом армейского образца. На стене два костюма – светлый и темный, самого элегантного покроя, рядом короткоствольный итальянский автомат «баретта», каскетка из маскировочной ткани.

На раскладном металлическом столе японский транзистор «Нэшнл панасоник», аккумуляторный фонарь, бутылка виски и два высоких стакана. К интерьеру очень бы подошла фотография хорошенькой японки в бикини.

– Вы что, действительно говорите по-английски? – спросил я Амабагу.

– Да, конечно, – он улыбнулся.

– Тогда зачем вам понадобилось устраивать представление?

– Тут не Женева, мистер Эрмин. И даже не Найроби. А вы, насколько я знаю, не новичок в Африке. Присаживайтесь. Виски? Льда, правда, нет.

– Удивительно, что у вас нет льда.

– Дорога была утомительна, не правда ли?

– Ну, что вы, одно удовольствие. Но нельзя ли ближе к делу, мистер Амабага? – Я отпил глоток виски и подумал, что никогда еще не пил этот напиток в столь подогретом виде. – Чем быстрее мы начнем работу, тем лучше. Мои помощники застряли в Нторо. А пока мы не разберемся, что к чему, приступать к ликвидации очага бессмысленно. Дайте распоряжение Анугу, чтобы сюда доставили моих помощников. Это парни из столицы. Гачига их знать не могут. К вакцинации, если она понадобится, мы сможем приступить в лучшем случае завтра к полудню. К тому же вакцину еще нужно доставить… и то отдельными партиями. При такой жаре даже в термоконтейнере она быстро испортится.

Амабага работал в аптеке, поэтому то, что я ему сказал, для него не новость. Мы ведь, в сущности, почти коллеги.

Взгляд мой упал на ритуальное одеяние, аккуратно висевшее на стене в метре от японского транзистора. Чего там только не было: хвост обезьяны, когтистая лапа леопарда, ожерелье из скорлупы яиц страуса, какие-то мелкие кости, зубы, разрисованные калебасы, монеты. Парочка серег, выкованных из темного металла. Облачение в общей сложности весило не меньше двадцати килограммов. В сочетании с «бареттой» все это выглядела забавно.

Амабага молча протянул мне пачку «Уинстона», щелкнул зажигалкой, закурил сам, пустив облако ароматного дыма.

Его невозмутимость вывела меня из себя.

– Послушайте, что вы молчите? Ведь я здесь по вашей просьбе. Я спрашиваю, когда мы сможем осмотреть больных, вообще разобраться в ситуации?

Амабага посмотрел на меня с явным сожалением, словно имел дело с идиотом. – Осмотреть больных? Вот так сразу? Сейчас?

– Конечно. Что вас удивляет?

– Мы в Африке, мистер Эрмин. Простите, вынужден повторить. А в Африке свои законы. Если вы сейчас появитесь в деревне, вас просто убьют. Все уверены, что болезнь послана вазунгу с летающего дьявола. Умерла рыба, крокодилы. Теперь погибает скот, люди. Хорошо, что вы не прилетели на вертолете.

– Что же делать?

– Старейшины знают, что вы здесь… Нужно принести жертву богу Бакама.

Вот как, жертвоприношение все-таки состоится. Любопытно, кто же намечен в качестве жертвы?

Я внимательно взглянул на Амабагу, но он выдержал взгляд. Крепкий малый. И похоже, весьма неглуп. Такие «князьки» принесли своему народу горя не меньше, чем белые завоеватели. Кто торговал рабами, обменивал людей на побрякушки? А современные авантюристы вроде Амабаги еще опаснее. Они образованны, переняли опыт белых и потому могут еще изощреннее влиять на свой народ. Ведь африканцы в своей сути добры…

– Когда совершится обряд жертвоприношения? – В полдень.

– А когда можно осмотреть больных?

– Не раньше завтрашнего утра.

– Но ведь мы потеряем почти сутки!

– Это лучше, чем потерять жизнь, мистер Эрмин.

– После жертвоприношения мы с Юсуфом можем вернуться на базу в Гуверу?

– Нет, старейшины будут недовольны. Вы должны жить здесь. Для вас уже приготовлен дом.

– Но друзья подумают, что с нами случилась беда.

– О, не беспокойтесь. Анугу отправится в Нторо, где вы оставили моторную лодку, и успокоит ваших друзей. Вы передадите с ним записку. Скажите, у вас есть что-нибудь, что можно принести в жертву богу Бакама?

– Что именно? Что предпочитает бог Бакама?

– Какой-нибудь пустяк. Коробку из-под медикаментов, например…

– Зачем ему коробка?

Амабага мой вопрос пропустил мимо ушей.

– Старейшины согласятся на то, чтобы их лечил колдун вазунгу. Но при одном условии.

– Каком?

– Бакама должен одобрить лекарство.

– А он одобрит?

– Конечно, – Амабага усмехнулся. – Это моя забота. Так найдется у вас коробка?

– Из-под фансидара[10]10
  Фансидар – средство для лечения малярии.


[Закрыть] подойдет?

– Вполне. А сейчас отдохните. Анугу проводит вас. Слуга будет жить в соседней хижине. Пустых хижин много. Когда пал скот, люди покинули деревню, ушли на острова.

– А вы не боитесь?

– Я переболел лихорадкой. К счастью, в легкой форме. К тому же колдуны не болеют.

Он улыбнулся.

– Что, помогает? – Я не без злорадства кивнул на его шаманское облачение, висевшее на стене хижины.

– Вы напрасно иронизируете, мистер Эрмин. Гачига располагают средствами, о которых белые и понятия не имеют. Отец меня многому научил. Я знаю лекарства от укуса змей и могу лечить многие тропические болезни.

– Конечно. Ведь Анугу поставляет вам медикаменты фирмы «Бауэр».

– Ну и что? – Глаза у Амабаги сузились. – Может, вы назовете мне врачей-вазунгу, которые бы охотно поселились в здешних местах?

– Насколько я знаю, недавно гачига напали на вертолет с врачами.

– Верно. Но ведь именно с таких вертолетов опыляли ручьи и реки. А потом стали дохнуть рыба, птицы. Как должны были поступить гачига?

– А как же ваше влияние, великий Амабага? Амабага остро глянул на меня, но сдержался.

– Если бы я мог покончить с лихорадкой, вы бы здесь не сидели, мистер Эрмин.

– Ладно, не будем спорить. Сколько сейчас больных? И вообще, какова обстановка? Имейте в виду, мне нужны точные данные.

Амабага коротко, но довольно квалифицированно доложил. От его бесстрастного голоса у меня мурашки бегали по спине. И то, что он говорил спокойно, на хорошем английском, странным образом усиливало впечатление. А правда была жуткой: скот погиб. Племя удалось расселить на двух больших островах среди болот. Переселиться на острова, уйти из опасного места предложил он, Амабага, но болезнь не прекратилась. Теперь болеют в основном дети и женщины. Старейшины кланов недовольны Амабагой, доверенные люди предупредили, что его собираются убить. К сожалению, враги и завистники есть и здесь. Он, Амабага, неплохо стреляет из автомата, воевал в Конго, но разве спасешься от ядовитой стрелы, пущенной тебе в спину?

Я перебил его.

– Скажите, Амабага, существует ли гарантия безопасности для моих людей?

Великий колдун посмотрел на меня с недоумением.

– Я и есть гарантия вашей безопасности. Гачига не посмеют напасть… Убить колдуна вазунгу – значит лишиться покровительства бога Бакама. Убедить их в этом – тоже моя забота. Потому и нужен обряд жертвоприношения. Ну а мне убивать вас вообще не имеет смысла. Удачное проведение операции по спасению гачига в какой-то мере реабилитирует меня перед властями. Я не собираюсь торчать среди этих болот вечно.

Амабага помолчал, налил себе виски, выпил.

– Нападение на вертолет – моя оплошность. Я решил, что прилетели полицейские… Пишите записку, мистер Эрмин, Анугу должен успеть вернуться к началу жертвоприношения. И пожалуйста, не предпринимайте без меня никаких шагов. И слугу предупредите. До тех пор, пока вам не поверят, за вами будут следить воины гачига.

– Ну и когда вы собираетесь разыграть спектакль с жертвоприношением?

Амабага посмотрел на часы, сдержанно сказал:

– Часа через два. Ваша хижина стоит сразу за моей. Прикажите слуге, чтобы он сам подготовил ее. Так надежнее. И отдохните. Путь предстоит неблизкий.

Путь действительно оказался неблизкий. Сначала шли на лодке – греб Анугу. Он успел отвезти мою записку в Нторо и вернуться. Амабага сидел неподвижный, величественный в ритуальном одеянии.

Потом мы довольно долго – так по крайней мере мне показалось – шли по едва приметной тропинке. Впереди великий колдун, за ним я, шествие замыкал Анугу. С того момента, как мы ступили на землю гачига, я не видел больше ни одного человека.

Спина Амабаги, обтянутая шкурой леопарда, раскачивалась передо мной. Ритуальные погремушки издавали на ходу сухой дребезжащий звук.

У меня появилось неприятное ощущение, словно я принимаю участие в каком-то дурацком розыгрыше. В сущности, так оно и есть. Самозваный белый колдун идет к Дереву духов, чтобы участвовать в жертвоприношении великому богу Бакама. Как вам это нравится? Утешает мысль, что участвую я в спектакле из гуманных соображений.

Тропинка вывела к подножию высокого холма. Когда, перемазанные клейкой глиной, мы поднялись по раскисшему склону, выяснилось, что это не холм, а остров, со всех сторон окруженный зарослями камыша и папируса. В центре острова вытоптанная до блеска поляна, посреди поляны – дерево. Его можно было принять за молодой баобаб, если бы не яркие цветы, словно нанизанные на нити. Гирлянды цветов, сверху донизу прошивающие редкую крону, рождали ощущение праздничности, словно новогодняя елка. Нижние ветви дерева касались земли, но чем выше, тем упрямее они, точно молитвенно заломленные руки, тянулись вверх.

На фоне серого неба казалось, что от дерева исходит золотистое сияние. По обе стороны от дерева развернутым каре стояли воины с длинными копьями и квадратными щитами. Металлические наконечники копий отсвечивали на солнце. Лица воинов были раскрашены красной и белой краской.

Все это я уже не раз видел в кинофильмах: и жертвенные костры, и пестро раскрашенных воинов. В одном из фильмов белого миссионера сажали на кол, а потом тщательно обжаривали на костре, чтобы придать ему гастрономический вид.

Амабага повернулся ко мне, тихо сказал:

– Это и есть священное Дерево духов. От вас потребуется немногое – передать мне коробку из-под лекарств во время ритуала. Надеюсь, у вас крепкие нервы.

– Делайте свое дело, коллега.

– О’кэй!

Анугу коснулся моей руки и поощрительно улыбнулся: мол, все в порядке.

Мы остановились метрах в тридцати от Дерева духов. Казалось, толстый ствол обтянут кожей какого-то животного, между нижними ветвями, поросшими мхом, зияли темные дупла В дуплах, надо полагать, обитали духи, а возможно, и сам бог Бакама.

Дерево духов я видел впервые, хотя культ священных деревьев, под которыми совершается обряд жертвоприношения, широко распространен в Африке. Но туристам и вообще вазунгу дорога к ним закрыта. А может, я и есть та самая жертва, которую привели на заклание? Интересно, испытывает ли подвижник чувство удовлетворения, когда его пронзает копье?

…Мое появление вызвало среди воинов гачига движение, круг замкнулся. В центре площадки, метрах в трех от Дерева духов, виднелось что-то вроде небольшой трибуны, сложенной из камней. Амабага взобрался на нее, сел и, слегка раскачиваясь, принялся что-то выкрикивать. Однообразные, режущие слух вопли ударяли по нервам, темп возрастал, тело Амабаги содрогалось в конвульсиях. Облик колдуна менялся на глазах: лицо оплыло, расслабилось, челюсть отвисла, глаза остекленели – он или действительно входил в транс, или имитировал это состояние с артистическим блеском.

Вот он приподнялся и, приплясывая на полусогнутых ногах, подражая какому-то животному, возможно, горилле, пустился по кругу. Воины в такт выкрикиваемым словам тоже приседали, раскачивались, наконечники копий вспыхивали и гасли на солнце. Лица воинов выражали то восторг, то удивление, иногда словно судорога пробегала по тесным рядам, рождая вскрик ужаса.

К крикам Амабаги присоединился глухой рокот тамтама. Казалось, барабан звучит в самой глубине дерева.

Амабага вдруг оборвал танец, выхватил из моих рук коробку из-под фансидара, поднял ее над головой – так, чтобы все видели, маленькими шажками приблизился к дереву и положил коробку в дупло.

Наступила настораживающая, ломкая тишина. Колдун замер, изображая внимание. Примет ли бог жертву?

Воины напряженно следили за Амабагой. Тот стоял, тяжело переводя дыхание, видно было, что его бьет озноб. Но вот он поднял голову, выпрямился и стремительным движением швырнул на землю какие-то кости. К нему приблизились два пожилых гачига, по-видимому, старейшины кланов, глянули на кости и молча подняли над головой копья.

Анугу сильно сжал мое плечо: это означало, что Бакама отнесся ко мне одобрительно и теперь все будет хорошо

Вновь зарокотал тамтам. Воины пошли по кругу, через шаг высоко подпрыгивая. Я вытер платком лицо.

В деревню возвращались на большой пироге другим путем. Гребли два молодых воина. Шел мелкий дождь. Над султанами папируса струилась, текла голубая дымка – болота парили, словно здесь, на экваторе, в гигантском котле варилось колдовское зелье.

В темной неподвижной воде отражалось небо. Оптический эффект поразительный: казалось, пирога скользит по воздуху, подгоняемая ритмичными гребками весел.

Амабага сидел, опустив плечи. По расслабленному, с безвольно опущенными углами рта лицу стекали капли дождя. Он устал. Непросто, видно, дались ему колдовские танцы. А может, он вводил себя в транс с помощью какого-нибудь средства? И сейчас действие препарата прекратилось?

На берегу меня ждал возбужденный Юсуф. Около хижины полыхал костер. Дымки костров тянулись и от соседних хижин – люди гачига возвращались в деревню.

– О, бвана! Я так беспокоился! – Лицо Юсуфа светилось от радости. Он что-то пришептывал, даже потрогал меня, наверное, чтобы убедиться, не являюсь ли я духом. – Скоро будет готов ужин. Бвана останется доволен. Редкое блюдо, сюрприз! – Юсуф прикрыл глаза, показывая тем самым, какое удовольствие меня ожидает.

Нужно было вымыться, тело словно покрылось слизистой пленкой. Я взял мыло, полотенце и спустился к озеру. Дождь перестал. Небо было еще светлым, а вода уже вобрала в себя ночную тьму. Противоположный берег заволокло дымкой, казалось, я стою на берегу моря – черные, с проседью волны уходили к горизонту, смешиваясь с бугристыми, набухшими тучами.

Тихо было. И в мертвенной тишине накапливалось напряжение. Казалось, еще мгновение, и произойдет непоправимое. Дикое одиночество охватило меня. Подумалось, что вот так будет чувствовать себя последний человек, оставшийся на планете. Я стоял, боясь пошевелиться. Не покидало ощущение, что кто-то недобрый смотрит на меня с темнеющего неба.

В тропиках в короткие промежутки между светом и тьмой что-то происходит с психикой, ужас обволакивает душу, и порой требуется усилие воли, чтобы не закричать, не броситься бежать…

Наскоро сполоснувшись, я пошел в деревню, стараясь не оглядываться, чувствуя спиной влажное дыхание озера.

Костер шипел, выстреливая дымные искры. Юсуф приволок откуда-то пень – получился стол. На него он торжественно поставил большую сковородку, накрытую чистой тряпицей. Булькала в походном чайнике вода. Я присел у костра, протянул к огню руки. Меня бил нервный озноб.

– Может, нам пригласить на ужин Амабагу?

– Его нет, бвана. Он уплыл с воинами на лодке.

– Тогда Анугу.

– Анугу не посмеет приблизиться к костру вазунгу. Садитесь ужинать, бвана.

Юсуф снял с блюда тряпицу и восхищенно поцокал языком.

– О, бвана останется доволен.

– Что это?

На глиняной сковороде ровными рядами лежала крупная саранча. В пляшущем свете костра казалось, что саранча еще шевелится. Судя по сияющей физиономии Юсуфа, в это аппетитное блюдо он вложил не только все свое кулинарное искусство, но и душу

Меня едва не стошнило Так и надо дураку. Нечего строить из себя тропического гурмана. Подавайте ему блинчики «по-сайгонски»! Потребовалось немало сил, чтобы непринужденным голосом пояснить Юсуфу, что наш закон запрещает есть саранчу после захода солнца. Не бог весть какая удачная выдумка. А что, если он мне поджарит саранчу после восхода? И, чтобы укрепить свои позиции, я сказал великому кулинару, что в походе никогда не балую себя такими изысканными блюдами. Расслабляет. Не лучше ли подождать, когда мы вернемся в Омо?

– Хорошо, бвана, – покорно согласился Юсуф, – но как быть с едой? – он указал своей клешней на глиняную сковородку.

– Если тебе нравится, съешь, пожалуйста. Кстати, где ты раздобыл этих милых кузнечиков?

– Пока вы ходили с Амабагой, прилетела целая туча… Я наловил полный мешок.

У меня снова ком подкатил к горлу. И я жалобно попросил:

– Может, мы лучше выпьем кофе?

– Как прикажете, бвана.

Звезды висели над головой. Дымный след прочертил Млечный Путь. Золотые точки созвездия Плеяды зависли у самого горизонта – верный признак скорого окончания сезона дождей.

Юсуф вздохнул.

– Мадам Кристина рассказывала, что на небе светятся другие земли. Но почему же тогда они падают? Разве может падать земля с неба? Нет, это глаза бога Ньябинги. У него много глаз. И когда человек умирает, Ньябинги плачет, и мы видим, как падают слезы. Ньябинги много плакал, когда умер молодой бвана Руди. Я очень любил Руди, он был мне, как сын, – Юсуф опустил голову. – Я научил его всему, что знает мой народ. Зачем он поехал в страну, где, говорят, в холодный сезон вода становится тверже дерева и идет сухой дождь? Кому нужен сухой дождь? И разве нельзя учиться на большого бвану в Найроби или Дар-эс-Саламе? Если бы Руди остался жив, я не был бы теперь одинок, как старый слон…

Ночь заполнена звуками и шорохами. Где-то совсем рядом возится, взвизгивает и постанывает обезьяна, равномерно гудит лес, точно работает таинственный механизм. Но вот гул нарушается мощным рыком. Леопард? Ночные птицы и цикады объединены страстным желанием перекричать друг друга.

В тростниковой хижине стоит одуряющая духота, пропитанная сладким запахом тростника. Под накомарником дышать совсем нечем. Рядом со мной на ложе единственное оружие – мощный аккумуляторный фонарь. Когда станет совсем невмоготу, можно нажать на кнопку, и голубоватый луч вспорет спрессованную темноту

В детстве, помню, меня потрясла книга «Янки при дворе короля Артура», где герой вдруг проваливается в средневековье Мои ощущения похожи на чувства человека, вдруг оказавшегося в каменном веке.

Общество проделало путь от нейлона до искусственного меха, который трудно отличить от натурального, а здесь люди носят набедренные повязки и накидки, сплетенные из волокон сизаля. Здесь деньги не имеют цены, и популярностью пользуются не доллары, а монетки с дыркой. Во времена изящных зажигалок «рансон» огонь добывают трутом…

Нужно отдать должное Амабаге, он превосходный режиссер – сцена у Дерева духов поставлена профессионально. Пустая коробка из-под фансидара сыграла роль тотема.

Неплохой ход. Мне стало жаль гачига. Их бог демократично живет в дупле, ему не нужен Руанский собор. И вековые предрассудки гачига выглядят, думается мне, естественней, чем суеверие интеллектуалов.

У меня в Москве есть знакомый физик, кандидат наук, который серьезно занимается спиритизмом Да что там спирит-любитель! В Англии функционирует официальное общество спиритов.

А знахарство, черная магия и прочая галиматья? Волны интереса к оккультным наукам периодически захлестывают человечество. Расщепили ядро, заглянули в ген, а к бабкам-ворожеям и всякого рода знахарям и по сей день паломничество. Отчасти это объясняется извечной верой человека в сказку. Но согласитесь, одно дело знахарь-туземец, другое – кудесник, который лечил все болезни настоем из требухи. Причем никаких ритуалов, все, как в винном магазине: платишь деньги, получаешь бутылку зелья.

В первобытном знахарстве, по крайней мере, есть нечто поэтическое. Однажды в небольшой деревушке на берегу Красного моря я наблюдал, как священнодействует знахарь-бедуин. Меня, неверного, укрыли за занавеской в палатке знахаря, чтобы я в щелку мог ознакомиться с его методами работы. Бог мой, если бы у нашего задерганного поликлинического врача была хоть треть времени, которое знахарь тратит на прием больного!

Это не прием, а настоящее ритуальное действо В нем и пение сур из Корана, и письменное обращение к аллаху. Причем записка с просьбой закладывается в раковину моллюска, а раковину кладут на тлеющие угли.

Чтобы слова прошения точно попали к адресату, больной должен вдыхать дым и читать молитвы. После чего знахарь несколько раз ударяет страдальца по голове куриным яйцом, воплями изгоняя злой дух…

Перед глазами вновь замелькали картины из сегодняшнего шоу. Шоу для меня и Амабаги, но люди, дергающиеся в конвульсиях под Деревом духов, верили и в бога Бакама, и в мое божественное предназначение. Верили искренне и готовы были умереть за веру.

Среди писка и шелеста джунглей возник вдруг чужеродный звук. Я с удивлением прислушался. Так и есть, пианист на другом континенте исполнял мелодию Джорджа Гершвина. Ясно. Великий колдун Амабага включил транзистор. Батарейки, что я привез, пригодились.

Утром меня разбудил крик Юсуфа.

– Бвана, проснитесь! Бвана!

Влажная темнота хижины насквозь прошита упругим пучком света – свет падает из круглого отверстия. Любопытно, как я вчера пролез в эту дырку?

– Заходи, Юсуф.

Я с трудом выпутался из накомарника, он отяжелел, набряк от влаги.

– Как дела, Юсуф?

– Все очень хорошо, бвана. Надеюсь, вы хорошо спали?

– Отлично.

– Я принес вам воды умыться. Через несколько минут будет подан завтрак. Я не знаю, нужна ли горячая вода для бритья? – Он с восторгом и завистью смотрит на мои усы.

– Юсуф, ты хочешь, чтобы я их сбрил? – Я намотал на палец колечко жестких волос.

– О, нет, бвана. – Юсуф говорит с таким испугом, словно я собрался сам себе удалить ногу.

Когда бог Бакама создавал воду, он знал, что делал. Даже отдающая болотной гнилью вода – источник бодрости.

В тропиках неплохо знать, кто вас посещает ночью. С фонарем обследую хижину. По противомоскитному пологу прогуливаются комарики. Не нужно быть большим специалистом по медицинской энтомологии, чтобы определить, что они относятся к роду мансония: характерные усики, пятна на крыльях. В ярком свете фонаря они дружелюбно демонстрировали свои отличительные знаки. Комарики эти переносят геморрагическую лихорадку. Факт немаловажный.

Под своей койкой обнаружил рубчатый след змеи. Теперь буду знать, что, прежде чем опустить ноги, надо посветить фонарем.

В круглое отверстие моего улья протиснулся Юсуф с деревянным подносом.

– А вот и завтрак, бвана.

Юсуф поставил поднос на обрубок дерева, заменявший стол. Кофе, поджаренный хлеб, банка рыбных консервов. Любопытно, как ему удалось поджарить хлеб? Насколько я помню, тостера у нас с собой нет. А может, использовал ту глиняную сковородку, на которой вчера жарил саранчу?

Итак, если все пойдет по плану, Анугу скоро доставит моих помощников. Дальше – осмотр больных, забор материала на исследование, вакцинация, если, конечно, не будет сомнений, что мы имеем дело с Рифт Валли.

Хорошо бы все обставить в ритуальном духе: так привычнее для гачига. Для массовой вакцинации необходим поток. Хижина отпадает. Тесно, темно. Нужно соорудить навес. И под тамтам! Идеальный вариант. Детали обговорю с Амабагой. Великий колдун, как я вчера убедился, неплохой постановщик всякого рода таинств.

Деревня даже утром, в дождь, выглядит праздничной и умытой. Над несколькими хижинами струится дымок. Гачига вернулись в деревню. Значит, мне удалось подавить у них страх.

Амабага встретил меня приветливо. На нем вылинявшие армейские брюки, рубашка цвета хаки. Трудно представить, что это он вчера в ритуальном облачении скакал у священного дерева.

– Не угодно ли присесть, мистер Эрмин? – Он пододвинул мне грубо сколоченный табурет. – Все хорошо. Старейшины соберутся у моей хижины через полчаса. Тогда и наметим конкретный план действий. Должен сказать, вы произвели на них сильное впечатление.

– Весьма польщен. А когда появятся мои помощники?

– Через час, не раньше, Анугу пошел за ними на большой лодке.

– Похоже, что люди гачига вернулись в деревню?

– Только здоровые, мистер Эрмин. Больные остались на острове. Что бы вы хотели сказать старейшинам? Они, наверное, уже собрались.

Я коротко пересказал Амабаге свои соображения по поводу навеса, процедуры подворных обходов и массовой иммунизации. Не забыл упомянуть о пользе ритуалов.

– Ну теперь вы большой друг бога Бакама, – Амабага усмехнулся. – Думаю, особых сложностей не будет. Скажите, мистер Эрмин, вы встречались с доктором Торото?

– Конечно. Он организует работу по ликвидации эпидемии. Насколько мне известно, Торото – ваш одноклассник.

Амабага кивнул.

– К сожалению, наши пути разошлись… Но мне бы хотелось, чтобы Торото знал, что я все делаю для пользы гачига.

– Разумеется… Президент лично следит за ситуацией в этом районе. Я думаю, для вас это лучший способ разрешить недоразумения.

– Пожалуй. Ну, что ж, давайте выйдем к старейшинам.

Старейшины сидели на обрубке ствола пальмового дерева, молча курили трубки, сплевывая на землю. Изможденные лица, жидкие бородки в редкой проседи. У самого старшего бельмо на правом глазу. Речная слепота.