Текст книги "Педагогика абсурда (СИ)"

Автор книги: Светлана Амелина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Ваш ребенок особенный, или прокрустово ложе школы

Так уж сложилось в нашем восприятии, что слова «Ваш ребенок особенный» имеют множество скрытых смыслов, большинство из которых негативные. Мы говорим это родителям неуправляемых детей, детей со сложностями в освоении содержания образования и даже с определенными отклонениями в развитии. Про успешного ученика мы скорее скажем, что он умница, молодец, очень способный, талантливый и вообще не доставляет никаких хлопот. Особенные дети – это те дети, которые не соответствуют лекалам школы, что подразумевает наличие сохранного интеллекта среднего уровня, большой усидчивости и развитого самоконтроля. Как видите, быть очень умным для хорошей учебы не обязательно, но обязательно нужно сидеть вместе со всеми на уроках, осваивать программу в одном темпе с классом и учителем, заставлять себя выполнять все задания и не хулиганить. В силу семейных проблем, особенностей воспитания и/или не долеченных синдромов ряд детей не попадает в эту счастливую группу успешных учеников, и школа пытается как-то справиться с ними, действуя как прокрустово ложе из древней мифологии и отсекая все лишнее. Дети естественно сопротивляются, что ведет к бесконечному круговороту конфликтов, сопровождающих их учебу на удовлетворительные и неудовлетворительные оценки. Казалось бы, все ясно и объяснимо, но вот только за каждым из этих детей стоит своя история, и иногда, забираясь глубже, вы начинаете понимать, что эти дети достойны большего.

Расскажу вам одну историю про одного из самых своих любимых, но уже бывших учеников. Этот ребенок попал ко мне по той причине, что его успеваемость по английскому языку находилась под большим вопросом, и целью моих занятий было обеспечить выполнение домашних заданий и освоение школьной программы на минимально допустимом уровне. Как вы понимаете, такая установка сразу предполагает, что легко с таким ребенком не будет. Когда мы начали заниматься, стало ясно, что основной причиной низкой успеваемости был вовсе не низкий уровень интеллекта, а проблемное поведение ребенка. Он отказывался выполнять задания, на уроках раздражал учительницу разными выходками и открыто саботировал ее предмет. Из-за того, что учительнице приходилось постоянно на него отвлекаться, она не успевала идти с группой по установленному плану, что доставляло ей еще больший дискомфорт. Так как никакого усердия ученик не проявлял, приходил неготовым, самостоятельные работы делал наобум и неимоверно небрежным почерком, четвертную оценку в общем-то ставить было не из чего, но постоянные уговоры мамы не давали учительнице сделать решительный шаг и поставить ему два в четверти. Примерно в один из таких моментов этот ученик и появился в моей жизни, когда его мама решила сделать ставку на репетитора. Сама она ничего не могла изменить в поведении ребенка, хотя и пыталась придумать приемы воздействия на него, а также прибегала время от времени к помощи психолога. Следует сказать, что ситуация в семье была сложная уже на протяжении долгого времени. Если верить неофициальным данным, при разводе родителей отец пытался выкрасть этого мальчика и его старшего брата. Когда их нашли и вернули матери, отец поджег ее дом, и какое-то время дети жили в очень неблагоприятных условиях, пока не был восстановлен хотя бы какой-то порядок. Иногда детей отдавали дедушке, но дисциплинирующего воздействия он не оказывал. Отношения между братьями тоже были не вполне мирными, так как старший бил младшего и загонял его под диван. Издевался он иногда и над их кошкой, беря ее за хвост и раскручивая у себя над головой. Интересная история, правда? Но это все присказка, а сказка – впереди.

Итак, я стала заниматься с этим ребенком, когда он учился в середине четвертого класса. В его голове не было абсолютно никакой системы знаний по английскому языку. Он не понимал грамматику, не знал слов, читал с большим количеством фонетических ошибок. Когда ему задавали подготовиться к диктанту, он ничего не мог выучить, потому что ему не хватало терпения и желания. Он делал небольшую попытку подготовиться в свои лучшие дни, когда его бунтарский дух немного утихал, но все равно ничего не помнил в день проверки. Грамматику он выполнял на три только тогда, когда я следила за каждым шагом в его рассуждении, в противном случае он срывался в свой привычный темп выполнения упражнений не глядя и делал ошибки там, где для него уже не было сложностей. Но ведь чтобы что-то выполнить правильно нужно хотя бы дочитать до конца предложения, а этого ему делать не хотелось. Когда мы выполняли домашние задания и сталкивались с необходимостью выполнить что-то письменно, я неизменно наблюдала следующую картину: он говорил, что не хочет и не будет писать, и падал головой на стол. Поднять его стоило мне титанических усилий, ведь каждый раз уговоры занимали очень много времени. Зачастую он сдавался, только когда я угрожала, что он останется со мной до тех пор, пока не напишет, даже если это чудо произойдет лишь на следующие сутки. А потом я нашла ключ.

В этом ребенке не все было так просто, как кажется на первый взгляд. Если прочитать всю предыдущую его характеристику, можно представить себе маленького вредителя, общение с которым просто невыносимо, но такое представление будет неверным. С самого начала мне было удивительно, что у этого ребенка была хорошо поставленная развитая речь, что явно не сочеталось с его трудностями в английском. Кроме того, у него был вполне осознанный взгляд, и, если он начинал хулиганить, этот взгляд по сути все равно не менялся. Потом я увидела, что он всегда приходит ко мне с книжкой в руках. Иногда он использовал книгу как инструмент, чтобы помучить меня и испытать мою прочность. Он мог сесть за стол и продолжить чтение, хотя отлично знал, что я жду от него домашнего задания и активной работы. Он мог посмотреть на обложку с рисунком ведьмы, посмотреть потом на меня и произнести: "А можно я вам кое-что скажу?" После моего кивка он довольно улыбался, показывал на картинку и говорил: "Это Вы". Нужно сказать, что такие приемы на меня обычно не действуют, поэтому я смотрела на него и отвечала: "И что я теперь по-твоему должна сделать? Упасть в обморок? Начать кричать громким голосом? Не-а. Доставай домашнее задание, посмотрим, что там у тебя". Следует отдать ему должное, на мой сарказм он тоже не обижался, а скорее даже радовался, что со мной можно было шутить в любом ключе, даже нетактично. Когда я стала спрашивать у него про книги, я узнала, что читал он очень много и с удовольствием. Чтение же из учебника английского и перевод всегда вызывали у него отторжение. И вот однажды, устав бороться с его упрямством и "не хочу", я перевела его домашний текст прямо с листа выразительным голосом и тут же без остановки спросила, неужели это так сложно и нудно. Чуда тут не произошло, сразу вас разочарую, но зато я получила отличный способ стимулировать его работу. Ему так понравилось мое художественное чтение, что он попросил рассказать ему другой рассказ из учебника. Я согласилась сделать это только после того, как он выполнит домашнее задание. Потом мы перешли на небольшие сказки, разделенные на микроглавы, и каждый его этап работы вознаграждался небольшим отрывком текста в моем исполнении. Несмотря на то, что я действительно старалась читать так, чтобы это было интересно, основным моментом здесь было даже не содержание. Он получал неимоверное удовольствие, когда читали адресно для него, ну и конечно воспринимал чтение как возможность расслабиться.

Со временем я узнала про этого ученика еще больше. Оказывается, он ходил в школьную секцию по шахматам и ему нравилось играть. Он не скучал, когда ему рассказывали о различных линиях игры, что тоже свидетельствовало в его пользу. Когда он увидел у меня на подоконнике незаконченное вязание, он заинтересовался и этим. Его предлогом было то, что вязание входит в их программу по технологии, но на самом деле ему просто было любопытно все вокруг. Тогда я научила его вязать цепочку из воздушных петель, и вскоре он с гордостью мне продемонстрировал шнурок на несколько метров, из которого он планировал по новой сплести шнурок тем же способом, но уже толще. Согласитесь, что глупо называть такого ребенка ограниченным и неспособным к учебе. Просто его обстоятельства взросления были не самыми благоприятными и переломить весь его предшествующий жизненный опыт было нелегко. Когда мы выполняли задание, которое нужно было дома переписать на чистовик, он не делал этого и иногда даже сдавал сочинения, написанные моей рукой в те дни, когда любые уговоры начать работать были бесполезными. Когда он переписывал на чистовик при мне, он не сдавал его учительнице. Он постоянно куда-то прятал свои тетради таким образом, что ко мне в руки не попадали его двойки, а к учительнице – выполненные задания. Когда я просила его прийти на дополнительные и отработать двойку, он заходил, говорил что-то невнятное и тут же уходил, так как группа выполняла другое задание, а попросить учительницу еще раз об отработке ему не позволяла гордость и неприязнь. Хотя система работы учителя была весьма эффективной, в межличностном взаимодействии они вряд ли подходили друг другу. Этому ученику в принципе нравилось заводить взрослых с пол-оборота, и если взрослый заводился один раз, то остановить ребенка уже было нельзя. Так, он продолжал отвратительно вести себя на уроках, чтобы позлить преподавателя, и не сдавал ей работы, потому что просто не хотел ей ничего сдавать.

Тем временем ситуация накалялась. Учительница уже не могла терпеть ни поведение, ни низкую успеваемость этого ребенка. Начальная школа закончилась довольно мирно, к концу учебного года мы наладили какое-то подобие сотрудничества, результаты стали улучшаться, но с началом пятого класса все снова стало разваливаться. Учебная мотивация вернулась на самый низкий уровень, что можно объяснить переходом в новую возрастную категорию, но были здесь и другие моменты. Сколько бы мы ни старались, каких бы шагов ни делали, в плане оценок это отражалось недостаточно ярко. В наши лучшие месяцы работы я надеялась, что мы вот-вот выйдем на четыре в четверти, но при строгой системе оценивания мы неизменно приходили к тройке, которую сопровождали слова "Хорошо, что уже не два". К пятому классу первоначальный запал прошел, результаты ухудшились, встал вопрос о двойке. Учитывая постоянную чехарду с тетрадями и неистребимую нелюбовь ребенка к диктантам и пересказам, то есть ко всему, что требовалось учить, я понимала, что причины для двойки есть, но смириться с этим не могла, ведь я знала и о наших внутренних успехах, пусть в школе он их и не демонстрировал. В конце концов вопрос стал ребром. Мама ученика снова запаниковала и бросилась на защиту ребенка, что привело к еще большей решимости учительницы. Должна сказать, что меня уже давно уговаривали бросить этого ребенка и не мешать естественному развитию событий: без репетитора он вообще ни с чем не справится, получит два и уйдет из школы. Зная его с разных сторон, я не хотела этого допускать и оказалась под перекрестным огнем мамы, учителя и администрации. Сказать ребенку напрямую, что его судьба определяется его подготовкой по английскому я не могла, так как это было бы неэтично с профессиональной точки зрения и ставило бы под удар учителя, поэтому я уговаривала его всеми другими возможными способами, эффективность которых была не выше обычного. В итоге я решила отступить от своего максимализма и, побегав еще некоторое время за администрацией школы, позвонила маме ученика и сказала, что я не буду с ним больше заниматься, так как наши занятия перестали быть хоть сколько-нибудь эффективными. Разговор был долгим, но наших внутри школьных разногласий я не раскрыла. Когда мама попросила найти кого-то мне на смену, мои поиски весьма удачно закончились одной из пенсионерок, раньше преподававших в нашей школе. Подумав, что на нее никаких сторонних рычагов воздействия не будет и ученик останется под присмотром репетитора, я успокоилась. Эта история еще долгое время причиняла мне дискомфорт, и было очень неудобно встречаться с этим учеником в коридорах школы, но должна сказать, что из школы он никуда не делся и двойки в четверти так и не получил. Как и в подавляющем большинстве подобных случаев, ребенок как ни в чем не бывало продолжил обучение в нашей школе. Я иногда пересекаюсь с его старшим братом и судя по тому, как тот последнее время рад меня видеть, не исключено, что однажды я снова налажу более тесные отношения и со своим бывшим учеником. Я не хочу кого-то обвинять в том, что жизнь этого ребенка не была более гладкой. Только в утопии можно представить, как каждый ученик получит в школе индивидуальный подход и полную психологическую поддержку. И все же если бы этот ребенок был глупее, но спокойнее, школа приняла бы его более благожелательно, так как он бы лучше сочетался с ее моделью среднего ученика.

Не каждому из таких "неформатных" детей я действительно сочувствую. Частично это объясняется личной приязнью или неприязнью, которую никуда не денешь, даже если внешне ее не демонстрируешь. Однако в основном это связано с тем, что в некоторых детях стремление двигаться вопреки школе появилось из-за избалованности и некорректного поведения родителей, бабушек и других старших родственников. Рассмотрим с вами другой пример "проблемного" ученика. В начале изучения английского языка, а это по программе происходит во втором классе, бабушка одного ребенка решила, что упускать такой важный момент нельзя и стоит сразу же нанять репетитора, чтобы не накапливать "хвосты" и разрешать все проблемы по предмету оперативно и своевременно. До этого английский язык ребенок не изучал, а в нашу школу его отправили именно ради английского, поэтому намерения бабушки и родителей казались самыми что ни на есть серьезными. Когда я провела первое занятие, мне показалось, что ребенок имеет достаточное количество задатков для изучения английского языка, но отсутствие передних зубов ему явно мешает (да, так со второклассниками бывает нередко). Когда мы встретились еще несколько раз и его стеснение прошло, я поняла, что сидеть на одном месте этот молодой человек не может вообще, ибо каждые три минуты его положение тела менялось, при этом иногда он перемещался со стула на пол, потом под стол, потом опять на стул, но уже стоя. При этом перемещение доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие, что проявлялось в счастливом и беззаботном смехе. Это поведение не очень сильно меня смущало, так как гиперактивных детей сейчас достаточно много, но работать с ними один на один с минимумом отвлекающих факторов можно вполне неплохо. Способности к языку у ребенка несомненно были, особенно легко ему было понимать на слух. По нашей программе, как и по любой другой современной программе изучения английского в начальной школе, мы начинаем по принципу устного опережения, то есть сначала изучаем ряд слов и фраз со слуха, опираясь на аудиозаписи, а затем переходим к изучению букв, правил чтения и написанию уже знакомых нам со слуха слов. Для этого ребенка переход к письму и чтению стал очень проблематичным, причем скорее в силу его избалованности и лени, чем в силу реальных барьеров в овладении графикой. Как только нужно было заняться упражнением на чтение, он сразу же начинал говорить, какой оно огромное, даже если в нем было четыре строчки. То, что ему не нравилось, он делал всегда очень небрежно и долго, со множеством ошибок, что приводило его к повторному выполнению упражнения до тех пор, пока мы не добивались более менее терпимого результата. Когда он понимал, что придется читать снова, он неизменно спрашивал, обязательно ли этого. Такой же вопрос он задавал мне каждый раз, когда надо было выполнить что-то письменно или когда я давала ему свое дополнительное задание на отработку текущего материала. Разговоры с бабушкой, которая "курировала" учебу внука, давали непродолжительный положительный эффект, который затем сменялся традиционной апатией к учебе, нежеланием работать, жалобами об усталости и постоянными перемещениями на стуле. Второй класс прошел с переменным успехом, однако учить и доучивать самостоятельно после моих занятий ребенок и его взрослые родственники так и не научились. Слыша от ребенка английские песни из душа, бабушка наивно полагала, что английский внуку как родной и проблем на самом деле особых нет. А проблема была в безответственном отношении и спускании на тормозах небольших недоучиваний и недоделок, что в итоге привело к тройке по устному зачету в конце второго класса. Оценка, хоть она и неофициальная, а скорее ориентировочная на будущий год, произвела неизгладимый эффект на семью, но основной реакцией было недоумение, так как тревожные сигналы от школьного преподавателя и от меня воспринимались до этого вполуха. С началом нового учебного года бабушка меня клятвенно заверила, что они все осознали, серьезную воспитательную работу провели и будут теперь заниматься по-настоящему. К сожалению, они все равно не понимали, каково будет учиться в третьем классе с официальными оценками, четвертными письменными административными работами и большим объемом лексического и грамматического материала.

Новый учебный год не принес никаких кардинальных изменений, но при этом сколько бы мне ни обещали усилить контроль за ребенком и взять его в ежовые рукавицы, в реальности попустительство сохранялось. Если ребенок выходил из бассейна и говорил, что он устал, то его могли не привезти ко мне на занятие. Если он делал печальное выражение лица, то бабушка безоговорочно верила во все его недомогания, хотя потом знакомые дети рассказывали, как он веселился и бегал всего час спустя. Домашнее задание выполнялось только при постоянных моих понуканиях, которые вызывали у него теперь одну и ту же ответную реакцию: он поднимал взгляд наверх, закатывал глаза, с цоканьем бросал нижнюю челюсть и выдыхал "Оооо" с мученическим выражением лица. В результате мое терпение стало подходить к концу. К тому же март закончился тем, что он якобы устроил истерику из-за очередной тройки в четверти. Если верить бабушке, то, узнав об оценке, ребенок убежал неизвестно куда из кабинета английского, поэтому ей пришлось мчаться в школу и быстрее его забирать, чтобы он никуда не делся в стрессовом состоянии (видимо, никуда он и не делся, если она его так быстро нашла и забрала). Если верить одноклассникам, то он смеялся весь день и просто побежал куда-то по своим делам, но в школе его не потеряли и никаких проблем особых с ним не было. Слез его никто из детей и учителей не видел, зато бабушка поверила в них безоговорочно и незамедлительно. Таким образом, получилось, что несмотря на свою слабую работу в четверти, пострадавшим опять оказался ученик. Сколько бы я ни вела переговоры с бабушкой, положение дел не менялось, поэтому я предупредила ее, что без отдачи больше работать не буду. Я назначила испытательный срок в одну неделю в начале апреля и предупредила об окончании занятий в случае отсутствия изменений. Как вы уже, наверное, догадываетесь, чуда не произошло, поэтому я позвонила бабушке снова спустя установленный срок и предупредила, что следующее занятие последнее. Нужно сказать, что она пыталась удержать меня разными способами, например, платила вперед за несколько занятий, а потом вдруг предупреждала об отмене занятия за 15 минут до его начала, и оплата переносилась на более поздний срок. Я понимала, что тянуть уже нет сил, поэтому, когда они наконец явились на последнее занятие, я снова озвучила, что больше работать с ними не буду. Ответ бабушки заключался в том, что я не имею права принимать таких решений и что я вообще не педагог, если бросаю ребенка под конец учебного года, поэтому они будут пользоваться моими услугами еще полтора месяца, а уже на следующий год будут думать. Проведя занятие, я вернула ей ребенка, рассказала о том, как пользоваться нашими последними материалами и наработками, и, когда она молча и недовольно побежала к лифту, заметила ей вслед, что больше я их все равно не жду. Нужно сказать, что даже после очередного моего сообщения об окончательной отмене занятий у меня оставались сомнения насчет того, не явятся ли они у меня под дверью, но этого все-таки не произошло. Как я потом узнала от коллеги, эта бабушка посчитала мое поведение внезапным и необъяснимым, хотя я вела долгую подготовительную работу перед этим разрывом. Что касается моих коллег, то их эта история неизменно удивляет и приводит к мысли о необычных психических свойствах наших детей и их родственников.

Как вы видите, этот ребенок тоже был не вполне обычным. Надо сказать, что и в рамки урока он обычно не вписывался из-за своего расфокусированного поведения, смеха и хулиганства. Из всей классной работы он приносил в тетради пару разрозненных недописанных строк. Стоит ли здесь обижаться на школу и говорить о непонятой гениальности? Вряд ли. Несмотря на убежденность родственников, что конфликт был вызван школой и преподавателями, в данном случае предъявляемые к ученику требования были разумными и естественными, и следование этим требованиям пошло бы ребенку только на пользу. Этим примером я хочу показать, что вовсе не призываю к изменениям школьной системы, ведь она остается эффективной вопреки всем несовершенствам. Более того, очень важно выработать в детях привычку встраиваться в систему, иначе каждый из них так и останется центром вселенной в собственных глазах и вместо самореализации в имеющихся условиях будет мечтать о несбыточном идеальном будущем, в котором все вдруг поймут его, оценят и начнут восхвалять. Подчинение вышестоящим – это один из ключевых навыков, необходимых нам в будущей жизни, и предпосылки к его формированию закладываются именно в школе. школа дает представление об иерархии в коллективе, компании и всем обществе. Умение уравновесить желание сделать все по-своему и объективную необходимость сделать то, что говорят, является залогом успешной взрослой жизни. Когда родители, бабушки и дедушки встают на защиту интересов ребенка, они зачастую переступают грань равновесия и начинают просто попустительствовать ребенку, в результате чего он так и не учится подчиняться. С переходом в подростковый возраст он становится и вовсе неуправляемым, в студенческие годы учится спустя рукава, а затем на рабочем месте почти не работает, а лишь сетует о своей неоцененности. От этого не становится лучше ни ему самому, ни всему обществу. Он не реализует себя, так как он не привык работать в имеющихся социальных рамках, да и вообще работать он не привык, ведь все детство его лишь жалели и говорили, что все вокруг слишком жестко и несправедливо. Школа вовсе не причина для подобных трагических высказываний, за исключением совсем уж из ряда вон выходящих случаев. Именно поэтому я еще раз оговариваю, что, анализируя рамки школы, я не призываю к их кардинальной ломке, так как они выполняют и множество положительных функций. Однако, при работе с каждым конкретным учеником мы должны сохранять гибкость, что позволит нам узнать детей лучше и помочь им раскрыться и снять зажимы, появившиеся в ходе школьного обучения.

Я сейчас объясню это положение более предметно. Существует довольно много творческих и интересных детей, которые в силу своей необычности не смогли полностью реализовать себя в школе. Они не пользуются большой популярностью среди одноклассников, так как кажутся им какими-то уж слишком своеобразными, хотя это и не абсолютные аутсайдеры. В свою очередь они и не стремятся к тесному контакту с классом, но находят себе определенное число единомышленников и общаются с теми на интересующие их темы. Учителя воспринимают этих детей как не проблемных, тихих и бесперспективных, ведь они не демонстрируют блестящих ответов и просто выполняют задания на среднем, вполне приемлемом уровне. Когда мне попадаются такие ученики, как правило уже в старших классах, мне всегда хочется вытащить из них все то интересное, что оказалось запрятанным внутри. Как правило, эти дети могут и учиться более успешно, если пойти им навстречу, войти в их круг доверия, выслушать их мнения. В одной из моих групп учится девочка, которая пришла ко мне с неофициальной успеваемостью по языку "три пишем, два в уме". По внешнему виду было ясно, что она придерживается альтернативного взгляда на вещи, однако девочка была довольно тихая, на уроке старался говорить минимум слов, так как знала об огромном количестве допускаемых ею ошибок. Письменные работы она действительно выполняла не лучшим образом, но все ее развернутые высказывания (монологи, эссе, рассказы) были очень необычными и сразу же привлекали внимание после монотонного ряда однообразных работ. Она доказывала свою позицию аргументами из очень необычных книг, да и сама мыслила весьма неординарно. Когда она поняла, что я ее слушаю, она стала больше работать на уроках, меньше обращать внимание на свои ошибки и к концу года вышла на четыре с натяжкой. Как правило, учителя привыкают к своей авторитарной позиции, не глядя отметают все непривычные им мысли и настаивают исключительно на своем. Однако это тормозит и самих учителей и сужает их горизонты.