Текст книги "Счастье в подарок ( Мой граф де Бюсси) (СИ)"
Автор книги: Светлана Дениженко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
В действительность на этот раз вернул сеньор ле Одуэн, подсунув мне какой-то бутылек со сногсшибательным запахом.
– Катрин, госпожа Катрин... – позвал он, выводя из темноты на свет мое сознание.
– Что со мной?
– Вы не помните? – озабочено поинтересовался лекарь.
– Помню, но только до того момента, как меня проткнули, – ответила облокачиваясь на любезно подставленную подушку. Реми сам ухаживал за мной, горничной в комнате не было.
– Что ж, я расскажу вам, как и обещал все, что произошло в тот день, при условии, что вы выпьете хотя бы несколько ложек бульона.
– Вы думаете, я смогу? – возразила, вспоминая недавние события с вазой.
– Должны смочь!
После двух ложек бульона, которые мой желудок выдержал с достоинством. Мне разрешено было отдохнуть и выслушать историю от начала и до конца.
По словам господина Реми, в тот злополучный день они вместе с графом вернулись в Париж из Анжу. Причем Бюсси возложил на себя роль посла, дабы примирить враждующие стороны – Генриха Валуа и Франсуа Анжуйского – между собой.
Лекарь после непродолжительного отдыха, хотел было прогуляться, как вернулся граф и, переодевшись, в скором времени ушел по неотложному делу. Но перед этим попросил ле Одуэна, чтобы тот присоединится к нему через полчаса у Турнельского дворца.
"Значит, Бюсси не думал тратить на дуэль много времени, посчитав, что разделается с обидчиком за несколько минут. Да, вы недооценили соперника, мой милый граф!" – подумала я, слушая лекаря.
– Так вот, когда я проходил мимо Лувра (потому вышел пораньше, чтобы еще и прогуляться, подышать воздухом Парижа, почувствовать его жизнь), то столкнулся нос к носу с господином де Шико. Тот проявил интерес и спросил меня, где можно найти господина де Бюсси. Я честно признался в том, где меня будет ожидать граф с минуты на минуту. После моих слов господин де Шико побледнел так, словно увиделся с призраком и побежал быстрее ветра к Турнельскому дворцу, я за ним еле поспевал. Мы обогнули дворец и оказались в кленовой роще. Только потом я понял, в чем дело, когда увидел поединок. Господин де Шико закричал: "Нет! Бюсси, нет!" Но ни вы, ни граф, ничего не услышали, поскольку схватка, как я понял, была в самом разгаре. Мы подбежали в тот момент, когда граф настиг вас ударом шпаги. Вы упали замертво, а потом ваш покорный слуга осмотрел рану, она была не очень глубокой, но слишком опасной. Я тут же предпринял необходимые меры, перебинтовал вас и смог выправить положение, но это было нелегко, потому что в этот раз ничего не взял с собой. Бинтом послужила рубаха господина де Шико, её пришлось разорвать, а на господина де Бюсси было жалко смотреть. Граф очень переживал за вашу жизнь. Потом они по очереди несли вас на руках до этого дома, я же сбегал за своими мазями и бинтами, обещая господам, что вы будете жить. Вот, как видите, сдержал обещание, – закончил свою речь лекарь и напоил меня горьким чаем из каких-то лечебных трав. Да, рассказчик он был неплохой, ему бы книги писать. Но лекарем он являлся тоже отменным. Вытащил меня оттуда, откуда не возвращаются по собственной воле.
Почему, почему же я не оказалась дома? В тот раз, ударившись о телегу, я запросто вернулась, а теперь...
Что помешало? Может быть, скопление свидетелей...в ту ночь я была одна, не считая Роки... а здесь...
Одни догадки, фактов на этот счет – не имелось, а без них сложно вести какие-то размышления.
– Господин Реми, вы сказали, что я у себя дома, но как такое может быть?
– Очень просто, моя госпожа. Граф де Бюсси подарил вам этот дом в благодарность за все, что вы для него сделали. И, наверное, в искупление своей вины перед вами.
– Подарил? Но это слишком дорогой подарок! – я привстала от возмущения и тут де пожалела об этом, рана дала о себе знать новой болью. – М...м...м!
– Тише-тише, госпожа Катрин! Если вы не будете смирно лежать, то боюсь, ваша рана еще долго будет напоминать о себе. Вам нужен покой и хорошее питание. Организм у вас молодой и если будете слушать меня, то очень скоро сможете вставать и даже гулять, – уговаривал он меня, укладывая в постель.
– Как скоро?
– Недели через две или три!
– О, нет! Так долго! А нельзя ли побыстрей?!
– Можно и быстрее, только боюсь не в вашем случае... рана слишком тяжелая, особенно для молодой дамы. Я рад, что вы вообще смогли от нее оправиться...
– Простите, господин Реми! Я очень вам благодарна... Обещаю быть послушной! – он улыбнулся моим словам и весь засиял, словно получил высшую награду в жизни.
Мне стало стыдно за себя. Я этому человеку обязана тем, что все еще живу. А вдруг и правда умерла бы, так и не узнав, что значит быть любимой и так и не испытав на себе счастье материнства. Вот, дурочка! Домой захотела! Да, таким способом, можно вернуться разве что только к Богу. Но он вряд ли похвалил бы меня за столь раннее возвращение. Где-то прочитала, что прежде чем умереть человек обязан выполнить предначертанное ему судьбой. Я же еще ничего толком-то не успела в своей жизни.
Нет, будем жить долго и счастливо, вот только – встану на ноги, а там посмотрим, как и что делать.
В дверь постучали, Реми открыл сам и что-то сказал, затем обернулся ко мне.
– Сударыня, пришел господин граф, он хочет видеть вас.
– Пусть войдет, – сказала, подтянув к себе поближе одеяло. Я не могла отказать графу, хотя чувствовала себя на тот момент очень неважно. Надеясь на то, что Бюсси не пробудет у меня долго, решилась на эту встречу.
Он стремительно вошел и встал в нерешительности у порога. По тому, как граф мял перчатки, я поняла, что он сильно нервничает и эта встреча для него не из легких.
– Вы хотели меня видеть, сударь?
– Да, сударыня, хотел.
Он медленно прошел и придвинул кресло, сел в него и только тогда посмотрел на меня. Наши взгляды встретились. Как на свидании, время остановилось. Мы смотрели друг на друга, не решаясь произнести и слово. К чему они, когда вина графа читалась в каждом жесте, а я... я просто не могла говорить, боясь разреветься о того, что по своей глупости, причинила слишком много страданий его душе.
Так и молчали до того момента, пока вошел лекарь и бесцеремонно выпроводил графа за дверь, напоминая ему, что для скорейшего выздоровления мне нужен отдых и покой.
Не давая воли чувствам и размышлениям, я уснула. Незамедлительно воспользовалась советом ле Одуэна, состоявшим в том, что нужно больше спать.
Теперь мне очень хотелось выздороветь для новой жизни.
Глава 24
Утро выдалось серым и дождливым. Генрих Валуа до омерзения не любил такие дни. Они тянулись, казалось, до бесконечности, заполненные унылостью и тоской. Только Шико мог поднять ему настроения веселыми байками, анекдотами или розыгрышами. От некоторых из них Генрих смеялся до колик в животе. Сегодня же все шло совсем не так, как обычно. Шут был понур, отвечал невпопад и уже битый час сидел на полу его опочивальни в одной и той же позе.
– Шико, друг мой, ты грустишь? – король с любопытством рассматривал задумчивого и как-то странно притихшего друга. Тот, не шелохнувшись, смотрел безотрывно на огонь в камине уже довольно продолжительное время, не обращая никакого внимания на Его Величество, – Уж, не заболел ли ты?
– Нет, что ты, Генрих? Шуты никогда не болеют и не грустят, это всего лишь маска, – возразил вдруг Шико, встрепенувшись. Он лучезарно улыбнулся и состроил уморительную гримасу, вызвав усмешку короля. – Я репетирую, друг мой, новую пьесу для тебя. Только и всего!
– Хорошо, если так. Чем ты меня порадуешь, Шико?
– Тебе будет очень интересно, дорогой мой Генрих, обещаю. Теперь же позволь мне покинуть тебя. Есть одно очень важное дельце, – подскочил шут на ноги и направился к двери, но остановился на возглас Генриха:
– Ну, вот! Дела для тебя важнее, чем король!
– Что ты?! Что ты! Нет ничего важнее тебя, Генрих! Я же стараюсь для нас обоих.
– И для государства!
– Вот именно! – воскликнул Шико, упархивая летящей походкой за дверь, освободившись, наконец, от скучающего короля.
У господина шута все мысли теперь были обращены в одну сторону – Катрин. Только она сейчас заполняла каждую минуту его жизни. Шико не мог простить себе промах. Он опоздал, не успел защитить её от рокового шага. Уже на полпути к Собору, мэтр понял, что его обманули. Не даром гопожа де Шнур так легко сдалась под его натиском. По последнему указу Генриха – дуэли были запрещены, и вряд ли граф являлся настолько безрассудным, чтобы устраивать её прилюдно.
Возле Собора всегда – полно людей... Нет, что-то тут не так! Шико решил пойти на эту встречу вместе с Катрин, поэтому поспешил вернуться. Жаль, что добрая мысль посетила его слишком поздно. Улицы были запружены людьми и протолкнутся сквозь них, едва удавалось. Карманникам сейчас – раздолье! Тут и там, горожане оказывались освобожденными от кошельков. Недовольные возгласы и посылы проклятий в толпу неизвестным адресатам, только больше подогревали азарт воришек. Шико увидел двоих из них, благо, что он не носил деньги на виду. Тем не менее, верхом проехать было бы практически невозможно, если только в карете. Шут очень не любил "сундуки на колесах" и предпочитал совершать путешествия либо верхом, либо на своих двоих, которые никогда его не подводили. Возвращаясь к Лувру, он понял, что выпустил из рук драгоценное время, и наверстать его теперь будет весьма нелегко. Знать бы еще, в какую сторону ушла Катрин. То, что она отправилась на встречу с Бюсси, в этом Шико не сомневался.
К счастью, мэтр увидел господина ле Одуэна, который принадлежал двору графа, уж это шут знал точно. Он тут же поспешил выяснить, где находится в этот момент де Бюсси.
– Мой господин назначил мне встречу у Турнельского дворца. Через четверть часа, я думаю, он будет на месте.
– Что?! Четверть, всего четверть часа... до... – нет, Шико не хотел, не мог поверить в то, что Катрин осталось жить меньше пятнадцати минут. Он летел, не разбирая дороги, и понял, где граф назначил поединок. Ведь и сам мэтр не раз там фехтовал, защищая честь и достоинство.
– Нет! Бюсси, нет! – выкрикнул он на бегу, но слишком поздно...
Его не услышали, Катрин пошатнулась и упала в траву. Шико рванул к ней, оттолкнул Бюсси в сторону, присел рядом с неподвижным телом.
Повернул её к себе, кровь струилась из рваного камзола, орошая в багровые цвета землю. Шут прислушался, девушка дышала. Значит, оставался шанс, призрачная надежда на чудо.
Шико позвал по имени, она открыла глаза и с такой болью посмотрела на него...
"Как я мог опоздать? Как?!" – клял он себя, желая повернуть время вспять. Жаль, что ничего уже не изменить. – "Катрин, девочка, как же так?" Ведь Шико узнал её почти сразу в том мешковатом, смешном костюме. Она играла с ним, а он не возражал, лишь ждал, когда сломается и расскажет правду. Смелая, добрая, наивная – так не похожа на всех жеманниц Лувра. Как она попала в Париж, откуда? Что за странная судьба выпала этой девочке? – он не знал. Де Шнур – смешное имя, которого просто не существовало ни в одной ветке дворянства, значит, снова её выдумка, но зачем, почему? От кого она скрывалась? Что заставляло её бежать по жизни без оглядки или кто? Он не находил ответа на эти вопросы, а сейчас... сердце сдавило болью... не успел.
Бюсси с недоумением смотрел на Катрин, умирающую на руках Шико, едва осознавая, что только что сделал своими руками.
– Реми! Скорее!
Ле Одуэн протиснулся между ними и осмотрел рану:
– Госпожу можно спасти, только...
– Что?! – одновременно проревели граф и шут, с надеждой уставившись на лекаря.
– Нужен бинт...
Шико не раздумывая, снял с себя камзол и сорвал рубаху, разрывая ее на широкие полосы, вместе с Реми, они занялись Катрин, Бюсси стоял в стороне, нервно поглядывая на них.
– Все господин Шико, теперь осталось перенести госпожу Катрин в более подобающее место...
– Но куда?
– В теплую постель.
– Я знаю куда. Недалеко отсюда, в нескольких шагах – мой дом, где я иногда ночую... идемте! – сказал Бюсси и пока Шико одевался, поднял девушку на руки.
По очереди они несли её – бледную и потухшую, без смешных усиков и бородки, парик так же остался там, в траве. Темные волосы, волнами спускались ниже плеч, подчеркивали безжизненность своей хозяйки. Ле Одуэн – убежал за снадобьями и врачебными принадлежностями, а в заплечной мешке, который Шико обнаружил у клена, шумно копошился зверь, по имени Роки – любимец Катрин. Будто бы он чувствовал, что его хозяйка находится между небом и землей. Пока еще, к счастью, между...
Шико не мог больше ждать в тишине, дурные мысли не давали покоя, и поэтому он вышел прогуляться...
Надо надеяться, но и этого шут тоже – не мог... слишком часто она его подводила. Верил Шико давно уже только себе и никогда не думал, что в его сердце сможет вновь поселиться светлое чувство, испытанное когда-то в юности. За него он был жестоко наказан в свое время.
С тех пор как Жан – Антуан для всех стал – Шико, он искал способ, чтобы отомстить за унижение и боль... и больше – не любил. Теперь лишь отдавался страсти, утолял жажду похоти и не задумывался о том, что кто-то из-за него может страдать или любить его по-настоящему, всем сердцем, всей душой.
Шико не верил в любовь. Стал циником и задирой, добился всего сам и если о чем-то и жалел, так только о том, что не был когда-то готовым к жестокости и боли.
Катрин уже три дня не приходила в себя. Он ждал, но не надеялся...
Арвиль, паж Бюсси, подбежал к нему у выхода из Лувра.
– Господин де Шико, граф просил вам передать, – мальчишка вынул из рукава письмо и протянул шуту. Тот пробежал глазами записку и воспрянул духом. Жива! Очнулась!
– Спасибо, юноша, за добрую весть.
Вздохнув глубоко, Шико с благодарностью взглянул на небо.
"А жизнь бывает – чертовски хороша!" – подумал он и поспешил к себе.
Глава 25
Дни тянулись неторопливо и скучно. Господин ле Одуэн скрашивал мое времяпровождение своим присутствием. Порой, читал мне книги, в основном – медицинской и исторической тематики. Но и это являлось хоть каким-то развлечением. Постепенно возвращалось здоровье. И хотя голова еще сильно кружилась, а при ходьбе испытывала небольшой дискомфорт – рана уже затянулась.
Реми разрешил делать ежедневные небольшие прогулки. В основном я ограничивалась тем, что спускалась в садик на заднем дворе и наслаждалась покоем и уединением, вдыхая аромат цветов и слушая шелест листвы над головой. Два куста белых роз и пышный клен, под которым – небольшая скамья – все, что имелось в моем саду, но мне и этого было вполне достаточно, чтобы чувствовать себя счастливой. Жизнь налаживалась.
Я подружилась с горничной. Мари оказалась милой женщиной, трудолюбивой и доброй. Мы быстро нашли с ней общий язык. Она заботливо помогала наряжаться в платья, укладывала мои волосы в пышные прически, иногда рассказывала житейские истории. Без нее мне жилось бы значительно сложнее в эти дни.
Господин де Бюсси больше не навещал меня, и даже казалось, что ему неловко видеться со мною. Я ценила его заботу и была очень признательна за все, что он делал. Граф предоставил мне личного лекаря, снабдил горничной, а сам лишь раз в день, по словам Реми, справлялся у него о моем самочувствии. Это обстоятельство все же немного огорчало. Чувствовала себя виноватой и очень хотелось побеседовать с графом, чтобы хоть как-то наладить наши с ним отношения. Но, видимо, всему свое время. Я искренне надеялась, что у нас с Бюсси еще будет возможность пообщаться и все обсудить, в том числе и по-поводу его подарка.
Дом, мне нравился. Он оказался не очень большим, но его стены, согревали меня, принимая за свою хозяйку. Такое чувство бывает в старых домах, когда словно бы они оживают и это уже не просто стены и крыша, способные оградить от ненастья, а родное существо – доброе и приветливое, куда стремишься попасть, чтобы согреться его миром и теплом. Мне было хорошо здесь, и я каждый раз мысленно благодарила Бюсси за этот щедрый и такой своевременный подарок. Благодаря графу я ни в чем не испытывала недостатка.
Господин Шико пришел навестить своего посыльного на второй день возвращения к жизни. Когда мой внешний вид был чуть лучше, чем в нашу встречу с графом. Во всяком случае, мой лекарь утверждал с самого утра, до прихода посетителя, что выгляжу я – чудесно.
В это утро на мне был длинный теплый, расшитый узорами халат и, теперь можно было не скрываться под одеялом, как во время визита Бюсси.
Я облокачивалась на подушки и, полусидя, приветствовала господина Шико в своем доме.
Он вошел, крадучись, словно кот. С порога осмотрелся и довольно хмыкнув, прошел поближе ко мне, оглядывая комнату пристальным взглядом, будто бы собирался её купить.
– Госпожа Катрин, а вы неплохо расположились! Говорят, это теперь ваш дом? Вот не повезло, я бы и сам приобрел такой!
– Господин д"Анжлер, как же я рада вас видеть!
– И я, дорогая Катрин, признаться, очень рад видеть вас на этом свете. Что же вы так легкомысленно поступаете, заставляя сильно волноваться? И, заметьте, не только меня, – с этими словами Жан-Антуан вытащил из-за пазухи крыса.
– Роки, малыш мой! – воскликнула я, едва сдерживая слезы. Крысенок заводил носиком и бросился ко мне. – Соскучился, глупыш! Спасибо вам, сударь! Вы не забыли о моей просьбе, – благодарила я Жана, тиская крысенка, который почти не сопротивлялся, видимо, действительно, скучал по своей пропавшей хозяйке.
Мой господин сделался очень серьезным и с какой-то не то тоской, не то болью посмотрел мне в глаза:
– Как я мог её не исполнить?
Потом улыбнулся и добавил:
– А ваш малыш весьма прожорлив! Особенно ему понравились мои великолепные кожаные туфли, которыми теперь хорошо муку просеивать!
– О, ужас! – засмеялась я, – Роки, как ты мог?
– По-видимому, с удовольствием, мог! – улыбнулся Жан. – Я очень рад тому, что вы улыбаетесь. Как вы себя чувствуете, сударыня?
– По сравнению с тем днем, намного лучше, – ответила ему, не вдаваясь в подробности. Довольно тяжело ощущала себя на тот момент – постоянная тошнота, рвота и головокружение – упадок сил (как выражался Реми) – за два дня, изрядно утомили.
Он помолчал, а потом спросил:
– Вы хотели – уйти... Но, почему?
'Вот как!? Оказывается, он раскусил мой поступок, догадался, что я не просто так согласилась на эту дуэль. И от этого человека, я хотела скрыться? Да, господин Шико, я вас недооценивала. И как же вы не узнали во мне Катрин в первый же день или узнали?' – мысли пронеслись в голове и заставили сердце стучать быстрее, чем следовало бы. Жан заметил мое волнение и взял мою руку в свою ладонь, нежно поцеловал её, ожидая ответ.
– Сударь, все очень непросто. Я пока не готова к такого рода откровениям. Могу только сказать, что очень заблуждалась...
– А сейчас?
Я пожала плечами, стараясь на него не смотреть. Как можно рассказать ему то, что хотела вернуться на несколько веков вперед и не нашла лучшего способа, но и этот оказался совсем никудышным. И, к счастью, всё, так или иначе, обошлось.
– Но вы можете хоть объяснить: от чего бежите, от кого прячетесь, устраивая из своей жизни бесконечный маскарад?
– Господин д"Анжлер, простите меня за то, что я сейчас вам скажу.... Некоторым секретам лучше оставаться секретами, потому что ни вы, ни я не знаем, какую беду может принести с собой их раскрытие, – ответила, удивляясь себе. "Да, послушать меня со стороны, так прямо светская львица. И когда только научилась изъясняться, словно всю жизнь прожила в Париже в 16 веке и не была еще совсем недавно москвичкой? Видимо, обстановка накладывает свой отпечаток, приходится соответствовать", – думала ожидая ответ мэтра.
– Кхм... Катрин, а вы ведь правы! Действительно, зачем открывать ящик Пандоры?! Но, я могу, хотя бы надеяться, что когда-нибудь узнаю вашу тайну? Я очень любопытен, сударыня, буквально – чрезмерно!
– И, кроме того, вы чрезвычайно – хитры! – улыбнулась в ответ. – Вы тоже ведь совсем не сразу сказали, как вас зовут при дворе.
– Ах, это... считайте, что мы квиты, дорогой мой Антуан! Да и кроме того, мне чрезвычайно приятно слышать из ваших уст мое имя. А то я уже и сам начал его забывать.
– Господин Жан, вы мне еще не рассказали о том, как же вам удалось опознать меня в мужском костюме?
– Легко! По маленьким мелочам, в сущности – пустякам, которые, собственно, отличают мужчину от женщины, – от встал и, прохаживаясь по комнате, усмехался в усы.
– Например?
– Например, – Жан развернулся ко мне, сверкая глазами, в которых плясали смешинки. Мне очень нравилось, когда он был в таком настроении, – походка! Как вы ни старались, моя дорогая Катрин, придать ей мужскую небрежность, она все равно у вас была слишком грациозной. Затем – жесты! Вместо резкости, присущей мужчинам, у вас – женственная пластичность. И потом, вы же почти не пьете вино и, кроме всего прочего, я ни разу не застал вас в обществе дам... Продолжать?
– Спасибо, сударь, этого вполне достаточно. Не ожидала, что так легко окажусь узнанной. Но, почему вы ничего не сказали раньше, не разоблачили?
– Зачем? Вы играли со мной в увлекательную игру, мне было интересно наблюдать за её развитием. Вот только я никак не ожидал, что в неё вмешается Бюсси.
Он снова замолчал, думая о чем-то своем, а потом друг спросил:
– Что вас связывает с графом?
– Ничего, если не считать того, что однажды я ему случайно спасла жизнь.
– Вот как? Ну-ка, ну-ка... Поведайте мне эту расчудеснейшую историю, прошу вас!
Я хотела уже начать свой рассказ и только раздумывала с чего бы начать, как в комнату вихрем влетел Реми.
– Господин де Шико! Имейте совесть, наконец! – возмутился мой лекарь. – Вы обещали не тревожить сударыню более пяти минут, а сами уже полчаса ведете беседы, не задумываясь о здоровье госпожи Катрин!
– О, да, конечно. Простите меня, сударыня! Я, действительно, увлекся... Но, надеюсь, при следующей встрече вы мне расскажете обо всем? – Шико поцеловал мне руку и поспешно вышел, оставляя на попечение взбешенного ле Одуэна. Никогда бы не подумала, что это добряк умеет так громко разговаривать. Ни разу не видела его в гневе, а тут он просто не находил себе места, метался по комнате, словно ошпаренный.
– Это надо же! Так лечение нисколько не поможет! А потом будут сами говорить, что я – плохой врач!
– Прошу вас, успокойтесь, господин Реми. А то ваш бег по комнате, я точно – не переживу!
После моих последних слов ле Одуэн вначале побледнел, потом покраснел, потом приступил к своим прямым обязанностям – врачевателя.
Я все еще не вставала, когда пришла модистка (на третьи сутки после моего пробуждения) и сняла все необходимые мерки, а еще через три дня у меня появилось два великолепных платья, как у настоящей барышни. Одно – темного бархата с длинными рукавами и высоким воротником, другое – шелковое, светло-синего оттенка, с соблазнительным декольте. Оба платья пришлись по душе, к тому же мой гардероб пока был почти пуст. И теперь совсем не мешало его заполнить подобающими для девушки нарядами.
В течение следующей недели никто не посещал. Думаю, что тут не обошлось без Реми. Он оберегал меня, словно зеницу ока. И, наверное, не зря старался. Благодаря его лечению, чувствовала себя значительно лучше. Даже настолько, что уговорила Мари сопроводить меня в церковь, чтобы помолиться.
Никогда не считала себя религиозной, но после всего случившегося, казалось, я просто обязана поблагодарить Творца, за то, что он позволил еще пожить на этом свете.
День выдался солнечным и теплым, Мари помогла мне одеться. Темно-коричневое бархатное платье – было приятным на ощупь, и изящно подчеркивало достоинства моей фигуры. Корсет приподнимал грудь, и она выглядела теперь довольно пышной и притягательной для мужского взора. Но её скрывала тонкая кружевная ткань, которая плавно переходила в высокий воротник и завязывалась на тонкие тесемочки у подбородка. Мне показалось, что для выхода в храм не стоит надевать декольтированное открытое платье. Ведь я собиралась не на бал, хотя на нем оказаться была бы вовсе не против.
Покружив у зеркала, поймала на себе восхищенный взгляд Мари:
– Моя госпожа, вы просто – красавица!
– Спасибо, Мари. Но без вашей помощи, боюсь, я не смогла бы так хорошо выглядеть, – ответила и заметила довольную улыбку своей горничной. Платье дополняли светло-коричневые атласные перчатки, в тон им ажурная накидка – пелерина с глубоким капюшоном и тонкой вуалью и симпатичные туфельки на невысоком каблучке. Все, что было на мне – это подарки господина Бюсси. Не опасалась, что когда-нибудь мне придется за них расплатиться, зная благородство графа, доверяла ему. Сейчас я больше походила на даму из приличного общества, чем на бедную рыбачку.
Старалась не задумываться над тем, что мне придется делать в скором будущем, наслаждалась настоящим. Содержанкой графа не хотела становиться, но пока не могла сама о себе заботиться и решила оставить грустные размышления о судьбе на потом.
Впервые за долгое время, снова оказаться на улицах Парижа – для меня являлось почти равным счастью. Теперь город выглядел по-другому. Не думаю, что он сильно изменился за время моей болезни, скорее я стала воспринимать его иначе. И если раньше казалось, что Париж ко мне враждебен, то теперь он вызывал совсем другие чувства. Я дышала новым воздухом – горьковато-сладким, с привкусом романтики и надежд.
Местом своего паломничества выбрала Сент-Шапель. И хотя от дома до церкви было довольно приличное расстояние, я решила пройтись пешком. Мари шагала рядом, придерживая меня за локоть, и постоянно интересуясь, как я себя чувствую.
– Все хорошо, Мари. Не беспокойтесь.
Перед входом в церковь сердце гулко застучало, дыхание сбилось, от волнения.
Все-таки – Храм господень вызывает трепет в любой душе, будь – то праведник или грешник, в доме Бога – перед Его ликом, все равны.
Но внутри церкви были разграничения. Мари склонилась и шепнула мне:
– Вам сударыня нужно пройти в следующий зал, а я останусь здесь.
Я кивнула, поблагодарив, за предупреждение. Действительно, знатные особы молились отдельно от простого люда. Прошла дальше по залу и опустилась на колени перед ликом Божьим. Не знала ни одной молитвы кроме Отче наш и, прочитав её захотелось поблагодарить Господа еще и от себя. Закончив молитву, почувствовала чей-то пристальный взгляд. Обернулась и увидела молодого мужчину, по виду – дворянина высокого сословия. Он буквально поедал меня глазами. От его внимания стало более чем неловко. Я спряталась за вуаль и постаралась покинуть церковь как можно скорее. Ко мне присоединилась Мари, но мужчина перегородил нам путь:
– Сударыня, куда же вы так спешите? Позвольте еще полюбоваться вами...
– Сударь, простите, я очень тороплюсь, – ответила присев в легком реверансе, но он словно кот, облизывающийся на сметану, подошел еще ближе:
– Позвольте узнать: как зовут прекрасную незнакомку?
Вот только нового "любителя женских юбок" мне и не доставало.
"Как мило, Катя! К тебе мужики слетаются, словно мухи на пастилу. И что же теперь делать?", – я запаниковала, потому что не знала, как ответить любезно и с достоинством. Кроме того, понятия не имела, как улизнуть из вновь расставленных сетей мужского внимания? Пока раздумывала, отступая от любвеобильного сеньора, мне на выручку пришла какая-то дама – очаровательная и немного, на мой взгляд, вульгарная (конечно, можно было, и ошибаться на её счет, но слишком броский макияж, казалось, не шел её прелестному личику), появилась за его спиной и нежным голоском привлекла внимание господина к себе.
– Сударь, простите, что отвлекаю вас от столь важного занятия...
– В чем дело, Габриэль?! – ответил тот, резко обернувшись к красавице. Мне хватило этого, чтобы быстрее ветра умчаться по направлению к выходу.
Вместе с Мари мы скрылись за стенами храма и постарались затеряться среди толпы на рыночной площади. Только там, переведя дух, не торопясь вернулись домой. После прогулки почувствовала недомогание. Меня свалила лихорадка. Скорее всего, если бы имелся градусник под рукой, то он, наверняка, показал бы, что моя температура гораздо выше отметки – 39 градусов.
Ле Одуэн, за которым, по моей просьбе, Мари отправила одного из слуг (их в доме было не меньше пяти), пришел через четверть часа. Застав меня в столь плачевном состоянии, он только всплеснул руками и принялся ухаживать, как родная мать. Благодаря общим усилиям лекаря, чая и микстуры, я почувствовала себя значительно лучше и уже к вечеру решила снова подняться с постели, чтобы немножко погулять по саду.
Не успела спуститься, как меня догнала Мари и сообщила, что в гостиной ожидает господин Бюсси.
– Бюсси?
– Да, сударыня. Что ему передать?
– Скажите графу, что я приму его, – ответила горничной, нехотя возвращаясь в дом.
То, что сеньор д "Амбуаз пришел ко мне без предупреждения, вызвало в душе недоумение, хотя этот дом являлся его собственностью. И он мог приходить сюда, когда ему заблагорассудится. Бюсси подарил дом только на словах. Никаких бумаг на этот счет я не имела, поэтому все еще считала себя гостьей графа.
– Интересно, что привело его в столь поздний час? – думала я, поднимаясь по лестнице.
Сердце сжимало дурное предчувствие и, как оказалось в скором времени, не напрасно.
