Текст книги "Счастье в подарок ( Мой граф де Бюсси) (СИ)"
Автор книги: Светлана Дениженко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Конь подо мной оказался хороший, неноровистый. Главное – крепко держаться в седле и не сбиться с пути. Дорога в Ле-Ман вела одна и была довольно протоптанной, так что шансов затеряться не имелось, к тому же попадались указатели. Мне повезло, что в последнее время не случались дожди, по сухой дороге, пусть и пыльной – ехать значительно легче.
Два дня пути: шесть часов до Шартра (там мы сытно покушали, сменили коня и запаслись водой) и столько же от него до трактира в Ле-Мане, отдых на ночь и путь назад – выбили меня из сил почти полностью. Никогда не была заядлой наездницей. Все тело болело так, словно меня переехал автомобиль, причем несколько раз – и вдоль, и поперек. Укладываясь на ночлег, боялась, что утром не смогу подняться вообще. Но, тем не менее, проснулась с первыми лучами солнца. Путь 'домой' лежал неблизкий, и нам с Роки следовало хорошенечко подкрепиться, да взять провиант в дорогу. Кроме всего прочего, на этот раз хотелось поскорее закончить утомительные скачки, поэтому выбрала еще одного скакуна на смену моему жеребцу. Мне думалось, что так будет намного быстрее, не нужно делать дополнительную остановку в Шартре. Во время пути, я часто останавливалась на отдых, чтобы не загнать коня, да и нам с Роки необходимо было разминаться. Мягкое место у меня болело так, что на стуле сидела с очень большим трудом.
Раньше, читая в книгах о конных путешественниках, никогда не задумывалась о том, каково это на самом деле. Редко кто описывает, как воняет от всадника конским потом – до тошноты. Даже в трактир не пускают, пока не окатишь себя ведром воды у входа в него, чтобы хоть как-то сбить неприятный запах. Думала ли я об этом, когда пускалась в свою авантюру? Конечно – нет!
Вот поэтому теперь и приходилось терпеть все, оставленные в книгах за кадром, неприятности.
Я торопилась назад, в Лувр. Боялась, что скажется моя неопытность и время улизнет, а стало быть, деньги и место работы – тоже. Очень хотелось в глазах своего господина получить одобрение, словно награду за мучения, встреченные на пути. Не знала, что быть посыльным – это тяжкий труд, особенно для избалованной цивилизацией москвички.
Вернулась так быстро, насколько смогла. Скачка изрядно утомила. Спешившись у ворот Лувра, назвала свое имя страже и меня пропустили без задержки, видимо, им уже были даны распоряжения на мой счет. На трясущихся ногах вошла во дворец. Теперь мне самой предстояло путешествие по его коридорам. Не запутаться бы!
Стараясь ровно держаться и идти не шатаясь, прошла несколько коридоров и свернула в нужном направлении. Навстречу шел, нет, почти летел мой господин.
– Антуан! Ну, наконец-то! – воскликнул он в нетерпении, – Ответ есть?
– Да.
Я протянула ему серый конверт и прислонилась к стене, обрела опору, чтобы не упасть от усталости.
Сложно было не привлекать к себе внимание окружающих и удерживаться от того, чтобы не пялится на лепнину стен и узоры потолка – давалось сие с большим трудом, поскольку ни разу в жизни не посещала эту достопримечательность, к счастью, сохранившуюся и до наших дней. Хотя Лувр много раз менял внешний облик, все же не терял своего великолепия, из века в век оставался внушительных размеров – дворец всем дворцам. Короли не всегда жили в его стенах, но это не мешало им влиять на внутреннее убранство Лувра. Каждый из "Величеств" привносил с собой что-то новое в его облик.
Мой господин изрядно удивил меня тем обстоятельством, что не только имел еще одно имя, но и был не просто состоятельным вельможей (как я представляла себе вначале нашего знакомства), а еще являлся самой приближенной персоной к королю. Настоящее имя в Лувре у него было забыто, и он носил неброское звание – шут Шико – придворный любимец Генриха Валуа. Но, не смотря на этот титул, господин шут никогда не давал уронить свое достоинство в грязь. Я часто слышала, как в словесных перебранках с миньонами, он неустанно повторял им, что тоже дворянин и вызов на дуэль может быть чреватым для многих неприятными последствиями – приводящими к летальному исходу. Что я знала о господине де Шико из книг Дюма? Да ничего особенного – гордый, честолюбивый и очень умный человек, в чем мне пришлось убедиться самой и не раз.
Париж, 1578 год. Во Франции идет борьба за власть между Генрихом III и его братом герцогом Анжуйским. Мой господин, как фигаро – успевает везде и повсюду. А мне приходится по долгу службы сопровождать его и днем, и ночью, не оглядываясь на погоду и самочувствие. Здоровье подводило не часто, в основном раз в месяц по известным для женщин неприятным дням. Иногда мне удавалось задержаться в Лувре на эти дни, но далеко не всегда.
Два месяца в виде посыльного пролетели довольно быстро. Возможно, они тянулись бы, если мне не пришлось бы мотаться с одного конца страны на другой.
Козни, интриги, все то, чем кишел дворец в то время, мало меня задевали. Я четко выполняла свою работу, за которую хорошо платили. Была почти тенью своего господина: ни во что не вмешивалась, никого не задевала. А вот меня старались задеть довольно часто друзья короля. Которым было любопытно, где шут раздобыл такого быстрого, ответственного, но молчаливого парнишку. Поскольку ни на один из выпадов и колкостей господ, я ни разу не ответила, они считали, что у меня нет языка. И однажды решили проверить свою догадку на этот счет.
– Эй, ты! Как там тебя... Антуан что ли? – раздался за моей спиной вальяжно– ленивый голос Келюса, любимчика короля.
Я внутренне собралась, готовая в любую минуту выбежать за дверь залы, где находилась в ожидании господина де Шико, который почему-то задерживался.
– Он молчит! Сударь, да вы дурно воспитаны... – пробасил Шонберг. Вразвалочку приближаясь ко мне. Сердце сжалось в плохом предчувствии, я развернулась к выходу, но его мне перегородил Можерон.
– Клянусь, честью! Он нем, как рыба!
– Да еще и глух!
– А ну хватай его! – воскликнул Келюс, и первым бросился ко мне, – Сейчас мы тебя проучим, господин молчун!
Заметалась по зале в поиске спасения и поняла, что рассчитывать могу только на чудо. Бегала я быстро и в первый момент мне повезло, ужом проскочила под ногами Келюса и увернулась из лапищ Шонберга, но Можерон поймал за руку и сжал запястье железными тисками.
Взвыла от страха, словно раненый зверь и укусила обидчика за палец. Он боли и непривычно-оказанного сопротивления, тот разжал хватку, и я кинулась к проему двери.
Господин де Шико вошел в момент освобождения, и мы чудом не столкнулись с ним.
– В чем дело, господа? – закрыл он меня своей спиной, без объяснения уловив, что я нуждаюсь в защите и тихо шепнул, – Жди за дверью!
– Господин де Шико, выдайте нам своего посыльного, у нас есть к нему небольшой счет... – выдавил запыхавшийся Шомберг.
– Господа! – развел д"Анжлер (он все еще оставался для меня под этим именем) руки в стороны, давая мне возможность незаметно выскочить за дверь. – Какие у вас могут быть счеты с моим слугой. О чем вы, господа?! Если мой посыльный вам задолжал, я могу оплатить его долг. Назовите сумму, которая вас устроит в полной мере.
– Дело не в сумме, господин шут, вы что издеваетесь? – взревел Келюс.
– Нет, дорогой мой, Келюс. Просто пытаюсь понять, что за сведение счетов у столь славных господ с каким-то мальчишкой посыльным.
– Он укусил меня за палец! – голосом маменькиного сынка, возвестил Можерон.
– Вас не учили в детстве, не совать пальцы куда попало, дорогой Можерон? Обещаю вам, я всыплю парнишке десять плетей за ваш укушенный орган и давайте на этом забудем этот, право слово, не имеющий глубокого подтекста инцидент.
Десять плетей! О, Боже! Меня пугала эта цифра. Я не согласна, господин де Шико! Чтобы не разреветься от несправедливости, отошла от двери к окну. Синее глубокое, словно озеро, вышедшее из берегов, небо смотрело на меня без сожаления. Сама виновата. Сама выбрала себе такую участь. К чему теперь слезы...
Во внутреннем дворе Лувра спешивался наездник. Когда он посмотрел вверх, я узнала в нем Бюсси. Сердечко трепетно забилось в груди. За все время, что я жила во дворце, мы ни разу с ним не встречались. Я часто думала о том вечере, который изменил мою судьбу и развел нас с Люком по разные стороны жизни. Бюсси был отчасти виновен в моих бедах и теперешнем положении. Проще обвинить кого-то, чем признать свои собственные ошибки. Я обвиняла сеньора д'Амбуаза.
– Антуан, идемте! – позвал меня мэтр Шико. Повинуясь своему господину, почти бегом припустила за его быстрым шагом. Заметила такую особенность, когда он нервничал или находился в гневе – его шаг приобретал скорость «сапогов-скороходов».
Он резко притормозил напротив своих апартаментов и, пропустив меня перед собой, плотно затворил за нами дверь.
– Антуан! Черт возьми! Во что вы вляпались, негодный мальчишка?!
– Я... я тут ни при чем. Миньоны сами начали...
– Не оправдывайтесь! Детский лепет! "Сами начали" – передразнил он меня и сплюнул в сердцах под ноги. – Вы мужчина, черт возьми, или избалованная барышня?!
В этот момент мэтр был слишком близок к истине. Но я предпочла – молча выслушать его гневную тираду, не опровергая и не подтверждая возможные домыслы. Судя по тому, как его взбесили миньоны, мое наказание отменяется – и это не могло не радовать. Поэтому выбирая из двух зол меньшее, я чуть ли не улыбалась его разъяренным справедливым гневом словам.
– Господин де Шико, но что я мог сделать... они – друзья короля...
– А вы – дворянин! Или ваше имя ничего не стоит?! Как можно бесчестить себя? Да я бы каждого из них вызвал на дуэль и бился бы насмерть, но никогда. Слышите – НИКОГДА бы не позволил, вытирать о мое имя ноги!
О, этими словами он задел меня за живое и надо сказать – сильно.
– Вам легко говорить, господин д"Анжлер! Вы умеете постоять за себя. Я довольно плохо владею шпагой, но свою честь тоже не позволю попирать никому!
Он с прищуром посмотрел на меня и расхохотался в голос. Да так заразительно, что спустя мгновение мы смеялись вместе:
– Да, мой друг! Не перебью, так перекусаю! Ату их всех, ату! – вытирая слезы от смеха, сказал господин Шико, и я поняла, что буря прошла мимо.
– Я научу вас защищаться более достойным методом, – сказал он и вновь увлек меня по коридорам Лувра. Покинув дворец, мы верхом проскакали несколько лье, пока не оказались в удивительно уединенном местечке: за тенистыми елями, растущими вкруг, открылась просторная поляна.
– Тут нам никто не помешает проводить уроки фехтования, – сказал мэтр, спешившись.
Я последовала его примеру.
Глава 19
– Ну что же, друг мой, вам придется изрядно потрудиться! Зато после – вы станете грозой не только для миньонов. Я вам это обещаю. Или я не Шико! – сказал мой господин, сбрасывая плащ и камзол на землю.
Боже! Словно принц, сошедший со страниц романтической сказки, Жан-Антуан приковал к себе мое внимание. В белоснежной рубашке, с расстегнутым воротом на груди – сильный, мужественный, с горящим взглядом... Он всколыхнул спрятанные глубоко (как казалось) чувства и вызвал восхищение женского "Я", которое готово было вот-вот выдать меня с потрохами.
"Катька! Возьми себя в руки, нельзя так пялиться! Ты – мужчина! По крайней мере – сейчас!" – попыталась привести себя в сознание от нахлынувших эмоций. Хорошо, что мой учитель не видел полный обожания взгляд своего ученика. На тот момент он стоял ко мне боком, выбирая более удобное положение для тренировки.
Шико встал в позицию и удивленно приподнял брови:
– Антуан, а вы не хотите освободить себя от лишней одежды?
Хороший вопрос. Конечно – хочу, предполагая, что мне придется крутиться, словно белке в колесе, но... тогда мой господин точно увидит, кто перед ним.
– Сударь, я сниму только плащ. Сегодня слишком прохладно, – повела плечами, давая понять, что продрогла до костей.
– Воля ваша, но боюсь, что скоро вам станет слишком жарко, – усмехнулся он в усы. – Вы готовы?
– Да, господин де Шико.
– Приступим! Я покажу вам, как блокировать удар противника. И как обезоруживать его, при этом оставаясь неуязвимым. Это, пожалуй, самое важное в состязании за жизнь, мой мальчик!
И начался настоящий балет: шаг вперед, отступ, разворот, выпад. Все движения точны и быстры – словно молния. Присел, подпрыгнул, увернулся... вперед-назад, вокруг и снова...
Через несколько минут битвы – мне стало не просто жарко. По спине бежали дорожки пота, лоб взмок, рубашка противно прилипла к телу, затрудняя движения.
– Антуан! Вы убиты! – выкрикнул Жан-Антуан. – Давайте, друг мой, еще раз с самого начала! Ну же! От этого зависит ваша жизнь!
И снова ... и снова... и снова.
Шико был неутомим. У меня же от непривычки рука уже еле держала шпагу, а ноги заплетались сами собой. Через некоторое время они отказались меня держать и я свалилась в траву под ироничный смех моего господина.
– О, друг мой! Теперь вы не жалуетесь на холод?! Сколько раз вы убиты?
В ответ подняла левую руку с растопыренными в сторону пальцами, глубоко заглатывая воздух. Расстегнула несколько пуговиц на камзоле, освобождая дыхание и вытирая рукавом пот с мокрого лба, села, обернувшись к шуту.
– Пять? Всего-то! В позицию! В фехтовании имеют значение три вещи: прежде всего – голова, а затем руки и ноги. Используйте голову, Антуан! ГОЛОВУ!
– Понятно, господин Шико. Знать бы еще, как именно её использовать.
Жан рассмеялся моей шутке. Я поднялась, прищурившись на солнце, которое стояло высоко и порой слишком не милосердно слепило, мешая неопытному бойцу в моем лице. Пытка началась заново. В руках Шико шпага танцевала, выделывая невероятные 'па'.
Думала, что до самой ночи придется потеть, как в сауне, увертываясь от натиска моего учителя фехтования.
Неожиданно за спиной раздался удивленно-обрадованный низкий голос, доносившийся, словно из бочки.
– Господин Шико! Вот вы где прячетесь? А я ищу вас повсюду!
Я обернулась и увидела перед собой круглого человека, он и впрямь напоминал бочку, поверх которой натянули монашескую рясу. За пухлыми щеками прятались маленькие бегающие глазки, которые с любопытством уставились на меня.
– Брат Горанфло! – обрадовался господин д"Анжлер, неведомо откуда взявшемуся монаху.
Я же в свою очередь была довольна тем, что можно хоть немного передохнуть.
Шико обнял друга и, похлопав его по пивному животику, представил мне:
– Антуан, знакомьтесь: это самое большое и ненасытное чрево во всем Париже! А его хозяина зовут – брат Горанфло! Самый верный и преданный слуга Господень!
Монах от этих слов зарделся и засмущался, опуская долу глазки, будто застенчивая барышня.
– Ну, что вы! Господин де Шико! Что вы говорите!
– Правду! И только – правду! Ну, и зачем ты меня искал, куманек?
– Я?
– Ну, не я же?
– А, да! Я искал! Искал и наконец-то вас нашел! – заулыбался монах самой искренней улыбкой на свете. Он, правда, был очень рад встрече. Вспоминая его книжный прототип, я подумала, что, скорее всего, этот человек хочет, чтобы его пригласили отобедать. Время как раз немного перевалило за полдень, о чем известил недавний бой городских часов. Да и мне, если уж быть до конца честной, очень хотелось есть.
– Зачем?
– Чтобы сказать... как же я рад вас видеть, дорогой господин Шико!
Монах юлил, никак не осмеливаясь заговорить об истинной причине своих поисков. Нервно поглаживая живот, он то и дело бросал заискивающий взгляд на господина Шико. Тот же делал вид, что ничего не понимает. Видимо он хотел услышать от Горанфло – лично, что тот попросту хочет кушать, а потому и ищет себе возможный кошелек.
– И я рад тебя видеть, друг мой! Вот только мы с господином де Шнур, заняты наиважнейшим делом. И никак не можем сейчас от него отвлекаться.
– Ни... никак?!
– Нет.
Мне стало жаль монаха... и я решила помочь бедняге.
– Господин де Шико!
– Да? – он хитро вскинул взгляд в мою сторону.
Видимо, догадался, что хочу сказать и просто наслаждался моментом игры в благодетеля.
– А вы не думаете, что время обеда уже должно бы наступить. Быть может, прервемся... ненадолго? Совсем чуть-чуть? – улыбнулась краем губ, и Шико понял, что я в игре. Он подмигнул мне, поглядывая в строну удаляющегося Горанфло.
Монах остановился на полпути и весь насторожился, явно прислушиваясь к нашему разговору. Вся его неуклюжая фигура говорила о том, что он собран и очень внимателен.
– Ну что вы, господин де Шнур! Как можно?! Неужели чревоугодие превыше столь важного занятия, которое ...
– Но, – прервала я шута и продолжила, – если мое бренное тело не смогут держать ноги по причине голода, то все усилия напрасны.
– Да-да! Да! – очень шустро вмешался в разговор Горанфло, едва не вызвав у меня истерический смех, – Господин де Шнур сразу видно – умный человек и говорит очень правильно. Голод – это грех!
Я отвернулась, еле сдерживая себя.
– Ну, а как же пост? Это же тоже, своего рода, голод, – возразил Жан-Антуан, усмехаясь.
Монах, опасаясь, что его обед может сорваться, с энтузиазмом продолжил развевать сомнения Шико:
– Пост – это другое!
– Другое?!
– Да! Другое! Нельзя, господин де Шико, злоупотреблять и усердствовать в голоде. Никак нельзя! Это же вред для сосуда души! В писании сказано: всяк приносящий вред сосуду души – грешен и карается гневом Божьим!
– Ладно-ладно, сдаюсь! И где же вы хотите отобедать, мой необъемный сосуд души?
– Господин де Шико! Вот, чем больше сосуд, тем больше душа в нем! – воскликнул довольный монах, похлопывая себя по животу в предвкушении весьма нескромного обеда, не подозревая о нашем сговоре.
– Идемте, куманек! Заполним ваш сосуд обедом! – подмигнув мне, улыбнулся Шико, надевая камзол и подбирая с земли плащ.
– Ну вот! Совсем другое дело! Вы же знаете, как я вас люблю!– залебезил монах.
– Знаю, знаю! Ты же неустанно молишься за спасение моей души, не так ли?
– Так! Так! Господин Шико!
Мне было все равно куда идти, лишь бы перекусить и немного отдохнуть. Упражнения изрядно утомили. С непривычки правая рука, казалось, хотела жить сама по себе.
Пока я отряхивала плащ, друзья уже сговорились о месте, им оказалась таверна недалеко от аббатства Святой Женевьевы.
Отобедав, поспешила удалиться, а монах и шут, продолжили начатое пиршество, но уже без меня.
Вернувшись к себе в комнату, во дворец, я первым делом велела слуге (у меня теперь имелся) принести горячей воды и полотенце с мылом. Очень хотелось освежиться. Запах пота и усталость мышц, после усиленной тренировки, можно было снять только водой. Поблагодарив слугу за расторопность, закрыла за ним дверь на засов и стянула надоевший парик, выпуская спутавшиеся локоны на свободу. Встряхнула головой, отклеила усы, бородку и с наслаждением занялась собственной гигиеной.
Роки с интересом наблюдал за мной, забравшись на тумбу, смешно водил носиком.
Мыло приятно пахло и ему не терпелось попробовать ароматное лакомство. Глупыш не подозревал, что запах может быть обманчив. Я брызнула на него водой, и он забавно чихнул, затем сел приводить мокрую шерстку в порядок.
После умывания, насыпала ему горстку семечек, которую он с удовольствием принялся шелушить, зажмурившись, словно получил лучшее лакомство на свете. Я улыбнулась и плюхнулась на кровать. Вытянулась, словно кошка, и мгновенно провалилась в сон.
Проснулась от писка крысенка. Вначале не поняла, что происходит и откуда он кричит.
Обстановка в комнате небогатая, но кроме кровати имеется массивный коричневый шкаф с резной дверью, тумба под стать ему – громоздкая и в тон по цвету, еще стол, который представлял собой нечто среднее между секретером и буфетом. Сверху на нем крепились ярусами многочисленные ящички, некоторые из них выдвигались, другие – открывались, их дополняла небольшая столешница, для написания фолиантов. Ко всему прочему у стола были вычурные ножки из темного дерева. Такие декоративные вещи я видела только в музее, а теперь они стояли в моей комнате (достаточно темной с одним узким окном, куда проникал дневной свет только в первой половине дня) и были выделены для личного пользования посыльного мэтра Шико.
Я заглянула и под стол, и в шкаф, и под кровать, а зверик оказался за ширмой, приставленной к камину. Когда его обнаружила, чуть не взвыла сама, и было от чего: малыш всеми лапами запутался в моем парике.
Вот зачем он ему понадобился?! Хотел примерить?
– Роки, ну и глупыш ты у меня! – вздохнула я, всплеснув руками, и кинулась в поиске ножниц. Нашла их в верхнем ящике стола и осторожно освободила дружка, выстригая его из цепкого капкана волос.
Я поцеловала проказника, смахивая слезы. Парик теперь носить без шляпы вряд ли рискну. И так имел неказистый вид, а теперь...
– Вот что ты за неугомонное создание?! – обрушилась упреками на крыса, хотя сама была счастлива, что все обошлось благополучно. Роки тоже отошел от страха, беззаботно вгрызаясь в выуженный из кармана моего камзола сухарь.
Знает, что для него!
В дверь предупредительно постучали. Слуга известил о том, что меня разыскивает мэтр. Пришлось срочно собираться и идти выполнять очередное поручение.
Затолкнула крысенка вместе с сухарем в мешок (не рисковала оставлять его после происшествия с париком без присмотра) и поторопилась выйти из комнаты, зная, что господин де Шико, очень не любит ждать.
Новое распоряжение от него я получила почти налету, на этот раз меня срочно посылали в Анжу.
Глава 20
Путь предстоял не столь далекий, но все же – хорошо, что у меня уже имелся приличный опыт за плечами. По моему распоряжению слуга собрал все необходимое в дорогу на несколько дней. Ночью я предпочитала спать где-нибудь на постоялом дворе, а с восходом солнца продолжать путешествие, которое, на этот раз, сопровождалось плохим самочувствием.
Весна. Я ненавидела это время года из-за бурного цветения растительности разных видов. Каждый раз этот период времени у меня сопровождался сильнейшей аллергией на цветение каштанов, одуванчиков, яблонь и всего остального, чем любят восторгаться не болеющие этой заразой поэты.
Единственное, чему радовалась после затяжной зимы – это грозе!
Как у Тютчева: "Люблю грозу в начале мая..."
Вместе с грозой приходит свежесть и запахи цветения пусть ненадолго, но оставляют в покое. Если в Москве мне помогали справиться с недугом лекарства, то здесь пока не имелось средств от данного вида болезни.
За два дня в дороге, измученная почти непрерывающимся чихом, я с красными, как у вампира глазами, добралась-таки до крепости. Надпись 'Angers' на указателе близ ворот, подсказала о завершении путешествия, по крайней мере, в одну сторону. Массивное серо-розовое (в лучах заката) строение с мощными коренастыми башнями, явно предназначалось не только для жизни в крепости, но и для обороны от всех возможных и невозможных врагов.
Неприветливое обращение с посыльным короля, не удивило. Я знала, что иду в логово Франсуа, брата Генриха Валуа и, что тот больше всего на свете мечтает зайти на трон, а мой господин пытался (особенно в последнее время) этому воспротивиться изо всех сил. Любопытным было то, что у Шико везде имелись преданные люди, а стало быть – глаза и уши. Поэтому он знал обо всем происходящем в стране, задолго до того, как об этом станет известно Его Величеству.
Я не переставала восторгаться шутом. Казалось, он состоит только из достоинств, если не считать того, что Жан-Антуан громко храпит во сне. Правда, я очень не завидовала той женщине, что станет его женой еще по одной причине. Этот господин – слишком, на мой взгляд, самоуверен и упрям. Жизнь с таким, точно – не сахар.
Но для любящего сердца нет преград, есть только возможности. Об этом тоже знала не понаслышке. Мои родители являлись самым большим примером в том, как надо любить и заботиться друг о друге. При этом они были слишком разными людьми и отличались во всем, вплоть до того, как взбивали подушку перед сном и как надрезали арбуз. Папа всегда резал вдоль полосок, мама поперек. Но это не мешало им стоять горой друг за друга и быть опорой в жизни. На многие семейные мелочи они закрывали глаза, принимая "свою половинку" такой, как есть: со всеми достоинствами и недостатками, коих, думается, было не мало. Как же я по ним скучала! Не было и дня, чтобы не вспомнила о родителях.
Но путь домой по-прежнему оставался закрыт.
Мне в образе юноши с одной стороны жилось гораздо спокойнее, чем раньше. Больше не велось намеков о замужестве, и я могла не беспокоиться о том, на что теперь жить. С другой же стороны, имелись некоторые неудобства, но на них старалась не обращать внимание. Человек привыкает если не ко всему, то очень ко многому. И моя кочевая жизнь со временем устоялась. Даже стали нравится путешествия. Ведь я могла рассмотреть мир 16 века во всей красе. Бывала там, где раньше и не могла подумать, что когда-либо окажусь.
Ла-Рошель, Бордо, Лион, Марсель... – далеко не полный перечень тех мест, где довелось побывать за три месяца службы у господина Шико. Надеюсь, что моя работа хоть как-то облегчила его труд на благо отечества, его любимой Франции.
На этот раз везла депешу для Бюсси. И кто бы мог подумать, что благодаря Шико снова смогу увидеться с тем, кому более чем – не хотелось попадаться на глаза.
Закралась крамольная мысль: "Что я стану делать, если Луи де Клермон меня узнает?"
Но не гадать же на ромашке? Поэтому, постаралась взять себя в руки и, превозмогая страх, с замиранием сердца, спросила у первого встречного, где можно найти графа.
Мне повезло, поскольку юноша оказался не кем иным, как пажом Его Сиятельства, он любезно согласился проводить меня к своему господину.
Прежде, чем впустить к сеньору д'Амбуазу, паж первым прошмыгнул в дверь, чтобы предупредить графа о нежелательном визитере в моем лице.
Еще на въезде в крепость я встретилась с хмурым стражем, который окинул таким взглядом, что лучше не вспоминать. Да, Его Величество тут явно не жаловали.
– Входите, – позвал паж, показывая жестом, что меня уже ждут.
Вошла, и от порога низко склонила голову, передала послание тому, на кого боялась поднять глаза.
Взглянув на конверт, Бюсси усмехнулся:
– Никак послание от мэтра Шико? Странно. Не находишь, Реми?
– Возможно, вы правы, сударь, а быть может, и нет, – ответил ле Одуэн, вставая из-за стола. Господа, видимо, ужинали и вели дружескую беседу на отвлеченные темы. Я была тоже очень даже не против, что-нибудь поесть, прежде, чем меня отправят обратно.
– Снова говоришь загадками, дорогой мой эскулап? Ну, что же, сейчас узнаем, зачем я понадобился господину де Шико, – сказал Бюсси, вскрывая конверт. Реми поднес ему свечу, чтобы тот мог лучше ознакомиться с посланием. Не взглянув на меня, граф велел:
– Сударь, подождите за дверью. Я должен обдумать свой ответ.
Вышла, возблагодарив судьбу за то, что не пришлось открывать рта. Так как очень боялась оказаться узнанной.
То, что господин д'Амбуаз не удостоил посыльного даже взглядом, немножко покоробило, но лучше пусть так, чем иначе. Я хоть и дворянин, но не столь знатного происхождения, а стало быть – второго сорта, да еще в услужении у шута. Классовые градации всегда имели место в мире людей. Даже в двадцать первом веке они никуда не делись, сих пор встречают по одежке и стилю жизни, а не по уму. А уж тут, в мире темноты и не просвещенности (как считается на страницах истории) все обстоит еще хуже.
"Ладно, мы не гордые, к трудностям привычные, место свое знаем", – рассуждала я сама с собой, ожидая ответ на письмо. Желудок призывно урчал, побуждая меня сильно нервничать, оттого ожидание становилось почти невыносимым.
С посланием вышел Реми, чего и следовало, собственно, ждать. Не станет же Бюсси сам утруждать себя таким "не графским" делом.
Я взяла конверт и хотела уже уходить, как мой аллергический чих возобновился.
– О, сударь! Да у вас не простуда! Постойте секундочку, у меня есть чудеснейшее средство. Клянусь честью, оно вам непременно поможет, – сказал Реми, тем самым вынуждая меня остаться.
Я бы сейчас все отдала, за то, чтобы избавиться от ненавистного недуга.
Ле Одуэн вернулся довольно быстро, зажимая в руке какой-то пузырек.
– Вот, сударь, нужно понюхать это снадобье и помазать под носом, вам станет легче.
Я последовала его совету. Неприятный запах пробрался, казалось, до мозгов, чем-то напомнил аромат хрена.
Мама часто закручивала на зиму кушанье, которое у нас называлось "хренодерка" – иначе и не назовешь – смесь из чеснока, хрена и помидор, перекрученная через мясорубку и смешанная между собой с добавлением соли. Убойная вещь, особенно зимой, когда хворь, в виде простуды и гриппа, так и норовит поймать за нос. С пельмешками, да на хлебушек! Ммм... вкуснота! На мои мысли тут же отреагировал желудок. Голод – не тетка, пора было уходить. Вылетела за дверь и остановилась в нерешительности, осматриваясь по сторонам. Стемнело. В свете фонарной свечи сложно было выбрать направление.
Анже (во французском языке – 'р' опускалась) я знала не достаточно хорошо, чтобы бродить по нему среди ночи без провожатого.
Пока обдумывала куда пойти, на улицу вслед за мной вышел лекарь.
– А... вы еще здесь? – удивился он, увидев посыльного все еще топтавшимся на пороге, хотя мы распрощались некоторое время назад.
