Текст книги "Ангелы живут вечно (СИ)"

Автор книги: Светлана Талан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

«Это чувство материнства», – мелькнуло у нее в голове.

Они вышли из помещения, сели на скамейку. Наум посмотрел на небо.

– Сегодня глупые тучки, – заявил он.

– Почему?

– Их мало, и они не хотят сочинять сказки.

– Я тоже в детстве любила смотреть на небо, – сказала Ева. – Только смотрела тогда, когда на нем не было туч.

– На чистое синее небо? – удивился мальчик. – Глубокая синева – это хорошо, но вовсе не интересно. Что вы там хотели увидеть?

– Ничего. Просто мама сказала мне, что если долго смотреть на синее небо, то глаза будут такие же.

– И вы поверили?

На лице мальчика мелькнула улыбка. Ева про себя отметила, что это было впервые, когда он улыбнулся.

– Да, я верила в это.

– Сколько вам тогда было лет?

– Наверное, как сейчас тебе.

– И вы поверили?! – удивленно повторил мальчик.

– Ну да! У меня же глаза и правда голубые!

– Это все генетика, цвет неба не имеет к этому никакого отношения.

– Ты такие слова знаешь! – воскликнула Ева.

– Да, я не по годам развит, – согласился мальчик. – Вот только пока не разобрался почему. Возможно, пошел в своего отца, но есть и другая теория.

– Какая же?

– Говорят, что дети, потерявшие одного родителя или сразу двух, рано взрослеют.

Ева не решилась спросить, кого потерял Наум, и поинтересовалась, кем он хочет стать.

– Ева, у вас плохая память, – сказал он и добавил: – Впрочем, такое бывает после наркоза, так что не стоит отчаиваться, память можно тренировать. Я уже говорил вам, что буду писателем, но это, скорее всего, станет моим хобби. Мне легко даются языки, поэтому, вполне возможно, я буду переводчиком. Хочется перевести свои сказки на другие языки, чтобы дети могли читать их на английском, французском и китайском.

«Способность к изучению иностранных языков есть у Димы», – подумала Ева и спросила:

– Наумчик, а ты не думал, что твои сказки к тому времени, когда ты вырастешь и их напишешь, устареют?

– Я могу сочинять их хоть каждый день, – ответил он, – папа говорит, что у меня большая фантазия.

«Значит, он потерял мать», – сделала вывод Ева и спросила:

– Ты не предполагаешь, что такие сказки уже кто-то до тебя написал?

– Странный вопрос! – Мальчик снова улыбнулся. – Как можно заниматься плагиатом, если я никому не рассказываю свои сказки?

– Даже папе?

– Никому! Они мои личные.

– Ты знаешь, что такое плагиат?

– Это знает даже первоклассник! Не хотите зайти со мной в кафе? Я хочу угостить вас стаканом сока, – сказал он вполне по-взрослому. – Вам полезно после операции.

– С удовольствием! Но угощаю я!

– Это неправильно, – заявил Наум, взяв Еву за руку. – Я – будущий мужчина и должен к этому готовиться уже с детства.

– Хочу отметить, что у тебя это неплохо получается! – улыбнулась Ева.

  Часть пятая

  Глава 38

Последняя неделя августа радовала погожими, безветренными днями. Лето, будто пытаясь удержать свою власть перед наступлением осени, дарило людям тепло днем и приятную прохладу ночью. Листья на деревьях и кустах были не такими ярко-зелеными, как весной, но и не спешили опадать, лишая их своего убранства. Утром на землю опускался туман, который с первыми лучами солнца быстро рассеивался.

У Евы подходил к концу курс реабилитации, и она уже собиралась домой после окончательного обследования. Она сдружилась с Наумчиком, и ребенок тоже успел привязаться к ней. Она так и не спросила, к кому и с кем он приходит в клинику, но случай помог все раскрыть.

Они с мальчуганом сидели на скамейке в больничном дворике, когда мимо проходил Лаурин Борисович. Доктор подошел к ним и спросил Еву:

– Он вас еще не утомил?

– Напротив! Нам вдвоем интересно.

– Да, папа, – подтвердил мальчик. – Хочу отметить, что Ева – интересный собеседник.

Ева от удивления захлопала глазами и смотрела то на доктора, то на ребенка.

– Значит… он… – пролепетала она.

– Да, Наум – мой сын, – подтвердил Лаурин Борисович. – Наша бабушка уехала поправить здоровье в санаторий, а Наум принял решение быть в детской комнате, пока я нахожусь на работе.

– Папа знает, что я могу долго быть наедине с собой и что меня это не утомляет, – сказал Наум.

– Я заметила, – произнесла Ева.

– Ева, после прогулки зайдите, пожалуйста, в мой кабинет, – попросил доктор.

– Хорошо.

Ева зашла в кабинет к доктору, присела на кушетку. Лаурин Борисович закончил писать, не спеша сложил бумаги в папку, отодвинул ее в сторону. На столе – идеальный порядок: карандаши остро заточены, справа – настольный перекидной календарь, слева – аккуратно сложенные папки, по центру – фотография в рамке, изображения которой Еве не было видно. На нее пытливо смотрели темно-карие глаза мужчины. Она никогда особо не рассматривала лицо Лаурина Борисовича. Он заходил в палату в маске и шапочке, которые скрывали часть его лица, и только сейчас, когда пауза затянулась, Ева могла видеть его лицо. Мужчина был довольно-таки красив. Темные выразительные глаза, черная бородка, высокий лоб и волнистые волосы, не тронутые сединой.

– Ева, у меня к вам необычное предложение, – наконец сказал доктор. Ева напряглась в ожидании. – Вы прошли контрольное обследование, сдали все анализы, и теперь осталось дождаться результатов. Если все будет нормально, а я надеюсь, что так и будет, в начале сентября вы сможете вернуться домой.

– Это хорошая новость.

– Хотите домой?

– Хочу!

– Наум бы сказал в таком случае: «Странный вопрос. Кто же не хочет домой?», – с улыбкой произнес доктор и продолжил: – Теперь о моем предложении. Хочу вас, Ева, и вашу маму пригласить к себе в гости в наш загородный дом. Вы можете погостить у нас недельку, за это время будут готовы все результаты исследования. Этим вы сэкономите средства на пребывание в клинике. Не исключено, что могут понадобиться дополнительные анализы.

– Но… Я даже не знаю, – пролепетала Ева.

Она не ожидала от Лаурина Борисовича такого предложения и была в недоумении.

– Не спешите давать ответ, – сказал доктор, заметив ее замешательство. – Идите, поговорите с мамой, посоветуйтесь. Я бы очень хотел получить положительный ответ, да и Наум будет очень рад.

– Спасибо. Я пойду?

– Идите.

Ева поспешила к матери, рассказала о необычном предложении Лаурина Борисовича.

– Да, неожиданно, – согласилась Антонина Евгеньевна.

– Мама, как ты думаешь, почему он сделал нам такое предложение?

– Мне кажется, что из-за сына, – ответила Антонина Евгеньевна. – К тому же, возможно, денег на счету осталось мало и он действительно хочет, чтобы их хватило.

– Что будем делать?

– Надо соглашаться. Что мы имеем за душой? Часть своей пенсии я уже потратила здесь, когда выходила в город за покупками. На обратную дорогу нам хватит, а там как-то выкрутимся, – сказала женщина.

– Мама, ты говорила, что у тебя дома есть немного сбережений, – напомнила Ева. – Кажется, ты их копила мне на квартиру?

– Нет их, доченька, – вздохнула женщина. – Потратила на лечение Раечки.

– Ничего, мама, прорвемся! Я выйду на работу, надеюсь, что в оперном найдется для меня место, а если нет, так поищу в другом. Ты вернешься в свой дом?

Антонина Евгеньевна подошла к окну, стала спиной к дочери, чтобы та не видела, как слезы навернулись на глаза при воспоминании о родном доме, которого уже нет.

– Я не знаю, куда мне возвращаться, – тихо произнесла она.

– Как куда? Домой, – сказала Ева. – Или уже не хочешь жить в селе?

– Домой… Дом – это место, где живет человек, – как будто размышляя о чем-то своем, тихо произнесла Антонина Евгеньевна.

– Мама, что с тобой? Если не хочешь возвращаться в село, то можем снять жилье и жить вместе в городе. Действительно, сколько тебе там горбатиться, убиваться возле своего хозяйства? Да и в дом постоянно нужно вкладывать средства, поддерживать его, что-то ремонтировать. Может, ну его, тот дом?

– Нет у меня, Ева, ни хозяйства, ни дома. Ничего уже нет!

– Как это?! Что ты такое говоришь, мама?

– Продала я дом, хозяйство и все деньги отдала Василию, еще когда жива была Раечка, – сказала Антонина Евгеньевна. – Часть денег пошла на лечение Раи, а остальные Васька потратил на себя, купил машину, если что и осталось, то он мне не отдал ни копейки. Извини, что не призналась в этом раньше, не хотелось волновать тебя.

Ева подошла к матери, обняла ее за худенькие плечи.

– Не стоит плакать, мама, – сказала она. – Что такое дом? Мы с тобой купим со временем квартирку, а Васька был гнилой изнутри, таким и остался. Бог ему судья! Наверное, он забыл или не знает о законе бумеранга.

– Ты права. Главное, что мы тебя вытащили с того света, – сказала женщина и смахнула ладошкой слезы.

  Глава 39

В гостиной дома Лаурина Борисовича в глаза Еве бросилось пианино.

– Это Марии, моей покойной жены, – сказал мужчина, заметив взгляд Евы. – Вы играете на пианино?

– Да, – ответила она.

Ева подошла к пианино, коснулась пальцами клавиш – инструмент подал голос.

– Как давно я не слышала эти звуки! – произнесла она чувственно.

– Ева, вы сыграете нам? – спросил Наум. – Пожалуйста!

Ева присела, сыграла вальс.

– Я хочу спеть вам, Лаурин Борисович, в знак благодарности за то, что подарили мне жизнь, – сказала Ева. – Правда, без аккомпанемента.

– Просим вас! – Мужчина похлопал в ладоши.

Наум взобрался к отцу на колени, прижался к его груди. Мужчина обнял ребенка двумя руками, и Наум стал похож на обычного маленького мальчика, который хочет родительского тепла. Ева собралась и, положив руку на крышку пианино, запела. Она исполняла партию Аиды из одноименной оперы, которая была ею спета много раз на сцене оперного театра. Ева полностью окунулась в тот далекий мир, когда она жила сценой, когда перед ней были полные залы восхищенных поклонников и поклонниц ее таланта. Все ожило в памяти, как будто не было мучительных болей на больничной койке, чувства отчаяния и безнадежности, призрачной надежды и горечи от разлуки с любимым. Остались только она и голос, который звучал так же чувственно, как и раньше. Она снова жила и радовалась жизни.

Когда она умолкла, все присутствующие некоторое время пребывали под впечатлением услышанного.

– Браво! – Наум захлопал в ладоши первым. – Это было восхитительно!

Ева поклонилась и сказала:

– Мне очень приятно услышать похвалу в свой адрес от молодого ценителя!

– У вас прекрасный голос! – с восхищением произнес Лаурин Борисович. – Мне даже трудно представить, как после спектакля к вам ломились поклонники.

– Самое главное, что я не потеряла голос, – сказала Ева.

– Прошу всех к столу, – пригласил мужчина, – время ужина.

На стол уже успела накрыть Антонина Евгеньевна. Она испытывала неловкость от пребывания в роскошном доме. До этого ей не приходилось бывать в таких домах, и она переживала, что неправильно сервирует стол. Однако Лаурин Борисович поблагодарил ее и сказал, что все нормально, и женщина немного успокоилась. За столом все немного расслабились, ели не спеша, разговаривая о простых житейских вещах.

– У вас такой красивый и уютный дом! – заметила Антонина Евгеньевна.

– Бóльшую часть времени я провожу в городской квартире, – сказал мужчина, – сюда приезжаю в основном на выходные. Здесь очень тихо и места вокруг замечательные. Недалеко отсюда есть маленькое озерцо, на его берегах – вербы, и поэтому даже жара переносится легче.

– Здесь выше влажность, чем в городе, – вставил Наум.

– А вы, Ева, живете в квартире или в частном доме? – поинтересовался Лаурин Борисович.

– Я снимаю маленькую однокомнатную квартиру, – ответила Ева, – но мне ее хватает. Дома я бываю только по вечерам и тогда, когда нет гастролей.

– А вы, Антонина Евгеньевна, живете отдельно?

– У меня был свой дом в селе, а теперь я бездомная, словом, бомж, – ответила женщина и грустно улыбнулась. – Пришлось продать его, чтобы были деньги на лечение старшей дочери.

– Где же вы теперь будете жить? – взглянув на нее, спросил мальчик. – Не под мостом же?

– Нет, Наумчик, мы снимем с Евой квартиру и будем там жить, – ответила ему женщина.

После ужина Наум уселся за компьютер. Ева подошла к нему, спросила, что он ищет.

– Хочу расширить свои знания по оперному пению, – серьезно произнес он. – Какой у вас голос?

– Лирико-драматическое сопрано.

– Ева, вы можете прогуляться по усадьбе, а я немного поработаю, – сказал мальчик. Он посмотрел на Еву, мило улыбнулся и снова уставился на экран.

– Любишь работать в интернете?

– Иногда приходится. Если вы хотите узнать мое мнение по поводу того, что бумажная книга будет вытеснена электронной, то я думаю следующее: этого не будет, по крайней мере, в ближайшие лет сто.

Ева улыбнулась и оставила мальчика в покое. Антонина Евгеньевна хлопотала на кухне, а Лаурин Борисович предложил Еве прогуляться.

– Вечерние прогулки на свежем воздухе полезны всем, – сказал он.

Усадьба вокруг дома была хорошо обустроена.

– Я нанимал лучшего дизайнера, – объяснил мужчина, – согласовывал с ним проект. Там есть небольшой летний бассейн, весьма нужная вещь, особенно если в доме есть ребенок.

Ева шла рядом, держа мужчину под руку. Она ощущала его накачанные мышцы, его силу и думала о том, почему женщины предпочитают сильных, высоких мужчин.

«Наверное, потому, что создается ощущение защищенности от всех жизненных проблем», – думала она.

Они прохаживались аллейками, и у Евы на душе было так спокойно, как будто она знала этого человека много лет. Они не заметили, как перешли на «ты», и тогда разговор стал еще более непринужденным.

– Этот дом был построен еще до рождения Наума, – рассказал он. – Тогда моя жена Мария была беременна. Она погибла, и теперь мы с Наумчиком живем в этом доме вдвоем.

– Сколько ему тогда было?

– Два годика.

– Значит, он не помнит свою мать?

– Наум – своеобразный ребенок. – Мужчина улыбнулся при воспоминании о сыне. – Он доказывает, что помнит маму, хотя я сомневаюсь в этом. Мы все втроем ехали на машине, жена была за рулем, я – рядом с ней, сын – на заднем пассажирском сиденье, когда в бок машины врезался грузовик. Удар пришелся на сторону Марии… Я не спас ее, она умерла во время операции.

– У тебя необычный ребенок.

– Я знаю. Наум сам научился читать, когда ему едва исполнилось три года. С тех пор его любимые книги – энциклопедии.

– Наверное, он с удовольствием будет учиться в школе.

– Он пойдет в школу для одаренных детей.

– У Наумчика есть друзья? – спросила Ева, вспомнив, что в детской комнате мальчик не общался с детьми.

– Я думаю, что он общается только с теми, с кем ему интересно, – сказал Лаурин Борисович. – В этой школе у него будут друзья-единомышленники. А как тебе, Ева, удалось найти подход к моему сыну?

– Не знаю. Он сам по себе нашелся, – сказала она и улыбнулась.

  Глава 40

Тихим вечером Лаурин Борисович предложил Еве пройтись к озеру. Она взяла его под руку, и они спустились по узкой тропинке к водоему. Пахло луговой мятой, на больших листьях лопуха по обе стороны дорожки блестели паутинки с замершими на них капельками росы. От водоема шла приятная свежесть, от которой Еве было легко дышать, и от изобилия кислорода слегка кружилась голова.

– Мне очень нравится это место, – сказал мужчина, когда перед ними заблестела тихая гладь озера. – Здесь мало народа, много зелени и тишина. Я устаю от городской суеты и только здесь могу отдохнуть душой и телом.

– Я уже привыкла к шумному городу, закованному в бетон и асфальт, но бывают моменты, когда все это утомляет и хочется покоя и уединения, – сказала Ева. – У меня была такая возможность, когда у мамы в селе был дом. Мне всегда будет не хватать его, ведь там прошло мое детство, рядом была моя сестра Рая, и пахло свежим парным молоком.

– У каждого человека в памяти остается то, что ему дорого, местá, где он был счастлив. Когда в нашей жизни происходит что-то ужасное, мы невольно думаем о том, что было бы хорошо убрать из памяти жуткие воспоминания, которые приносят постоянную боль, но не задумываемся о том, что память хранит не только плохие эпизоды, – она бережет все, что нам дорого.

– Ты прав, – согласилась с ним Ева. – В любой момент мы можем извлечь из памяти те или иные воспоминания.

– Позволь деликатный вопрос.

– Пожалуйста.

– Что самое теплое хранит твоя память?

Ева прошла вперед, стала на деревянной кладке, засмотрелась на темные воды – на землю тихо опускалась ночь.

– Свою первую и единственную любовь, – почти шепотом произнесла она, как будто опасаясь, что кто-то услышит ее признание.

– Вы расстались?

– Нас разлучила моя болезнь, – сказала Ева и призналась, что она попросила маму, чтобы та передала любимому о ее якобы смерти.

– Извини, но мне кажется, что ты поступила жестоко, – сказал Лаурин Борисович.

Он подошел сзади и, почувствовав, как от воды потянуло прохладой, обнял Еву за плечи.

– Жестоко?

– Именно так. Ты причинила боль любимому человеку.

– Возможно, но тогда я действительно не верила в то, что смогу побороть болезнь. Была небольшая надежда, но уверенности не было. Тогда я считала, что мой поступок был даже благородным.

– Благородным?! Сказать человеку, что его девушка умерла, – это ты называешь благородством?

– Ты считаешь, что было бы лучше, если бы он нянчился со мной, как мама? Чтобы переживал и собирал деньги на лечение? Видел мои страдания, мою боль? Я отпустила его, освободила от всех моих личных неприятностей, чтобы он был свободен в своем выборе.

– Ты же сама не оставила ему выбора, – заметил мужчина.

– Я его безумно любила, поэтому оградила от своих страданий, оставив их себе.

– Ты своей рукой поставили крест на вашей любви.

– Нет, это не так, – возразила Ева. – Если это любовь, то она не умрет за такое короткое время.

– Некая проверка чувств?

– Да. Испытание любовью.

– Ева, ты все еще наивная девочка, – заметил Лаурин Борисович.

– Возможно. Первая любовь пришла ко мне с опозданием, – с улыбкой произнесла Ева.

– Сегодня такой чудесный вечер, – сказал мужчина и спросил, о чем мечтает Ева.

– Во-первых, хочу вернуться на работу в оперный театр, – ответила она, ни секунды не раздумывая. – Мечтаю исполнить партию Елизаветы в опере «Тангейзер» Рихарда Вагнера или партию Мими в опере Джакомо Пуччини «Богема».

– Все так и будет!

– Твои слова да Богу в уши, – улыбнулась Ева.

Лаурин Борисович предложил присесть на скамейку под вербами. Они сидели в ожидании первых звезд на небе. Ева прильнула к его теплому, крепкому плечу, и они еще долго беседовали. На темном небе появилось множество ярких звездочек, когда они вернулись в дом.

  Глава 41

– Уложила Наумчика спать, – сказала Ева матери. – Хоть он и развит не по годам, но все равно остается ребенком. Ты бы видела его довольное лицо, когда я его укрыла, пожелала спокойной ночи и поцеловала!

– Мальчик очень привязался к тебе, – заметила Антонина Евгеньевна. – Боюсь, что ему будет нелегко отвыкать от тебя.

– Завтра Наумчик пойдет в школу, для него начнется новая жизнь, появятся друзья, и наша разлука пройдет для него безболезненно, – сказала Ева и добавила: – Но я буду скучать по нему.

– Через несколько дней мы будем дома, – улыбнулась женщина. – Конечно, громко сказано «дома», если такого у нас нет.

– Снимем на несколько дней недорогой хостел с комнатой на двоих, съездим в село на могилку к Рае, потом найдем скромную съемную квартиру, я устроюсь на работу, – мечтательно говорила Ева. – Жизнь продолжается, и она прекрасна!

– Что-то задерживается Лаурин Борисович. – Антонина Евгеньевна взглянула на настенные часы. – Какой благородный человек!

– И руки у него золотые, – добавила Ева.

– Доченька, какие у вас с ним отношения?

– Дружеские, – ответила Ева.

Она услышала за окном шум подъезжающей машины и сказала, что пора накрывать на стол. За ужином Лаурин Борисович был молчалив, как никогда. Мужчина пытался быть веселым, даже шутил, но от женщин не укрылось, что он чем-то озабочен.

– Предлагаю всем сегодня лечь спать немного раньше обычного, – сказал он после ужина. – Надо набраться сил для завтрашнего дня.

Ева была удивлена таким предложением Лаурина Борисовича. Она предполагала, что прощальный вечер затянется, они будут вспоминать первое знакомство с хирургом, что она еще раз скажет ему искреннее спасибо, а потом они в последний раз сходят к озеру.

Женщины убрали со стола, помыли посуду и пошли в свою спальню. Антонина Евгеньевна согласилась, что надо отоспаться, а Ева долго не могла уснуть. Предчувствие нависшей над ними опасности не покидало ее, хотя она пыталась думать только о хорошем.

Лаурин Борисович долго ворочался в постели. В голове крутилось множество мыслей, и все они были о Еве. Когда он впервые увидел ее, то сердце чуть не выскочило из груди. Новая пациентка была похожа на его покойную жену! Нельзя было сказать, что Ева – полная копия Марии, но ее глаза, взгляд, жесты – все напоминало о покойной жене. Он неотрывно смотрел на пациентку, которая была одной ногой в могиле, и понимал, что должен спасти ее во что бы то ни стало. Как опытный специалист, он осознавал, что время было упущено и риск для пациентки большой, но не мог допустить, чтобы смерть отобрала ее у жизни, и уже тогда знал, что просто обязан помочь Еве.

«Я не смог спасти жену на операционном столе, и с этой болью мне придется жить до конца своих дней, – думал он. – Я знал, что у Марии были мизерные шансы, и сделал все возможное, но не получилось. Может быть, если бы тогда ее оперировал другой врач, то меня не мучили бы угрызения совести».

Он думал также о том, что Ева попала к нему не случайно. Сама жизнь, казалось, предоставила ему второй шанс, когда нужно было вытаскивать с того света женщину с глазами Марии. Приступив к трансплантации печени пациентке, он понял, что шансов на благоприятный исход у нее пятьдесят процентов и ему следует сделать все, чтобы жизнь победила. У него все получилось.

«Тогда получилось, – уточнил он. – А что теперь будет?»

Ева ему нравилась, даже очень, как когда-то Мария. Долгое время он не хотел признаваться себе, что давно забытое чувство неожиданно вернулось к нему. Он планировал сегодняшний вечер посвятить своему признанию, хотел после ужина уединиться с Евой, сказать, что любит ее, и предложить пожить у него, не спешить с ответом. Лаурину Борисовичу хотелось дать Еве свою нерастраченную любовь, окружить ее заботой и теплотой. Он понимал, что девушка еще витает в облаках, надеется на то, что ее молодой человек будет ждать после того, как узнал о ее смерти.

«Глупо и наивно», – хотелось ему повторять каждый раз, когда Ева заводила разговор о своем парне.

У Лаурина Борисовича было желание снять с нее розовые очки и заставить посмотреть на реальную жизнь, где мужчины изменяют своим женам, которые родили им детей, и убедить ее, что сохранять верность тем, кто уже ушел, никто не будет.

«Ева еще наивная девчонка и романтическая натура, – думал он. – Но я уверен, что смог бы сделать ее счастливой».

Лаурин Борисович видел, как сын полюбил Еву. Наум был замкнутым ребенком и не часто шел на контакт со взрослыми, но от Евы он был без ума. Мальчик просыпался и ложился спать с разговорами о Еве, с ней он был открытым, был самим собой, и ему не надо было играть роль послушного, вежливого ребенка.

«Нам было бы втроем очень комфортно, – думал Лаурин, ворочаясь в постели, – если бы не злодейка-судьба, которая имеет привычку затаиться за углом и ждать подходящего момента, чтобы нанести удар в самый неподходящий час».

  Глава 42

Дмитрию позвонила Татьяна, с которой он учился в одной группе университета. Он давно не виделся с ней и с удовольствием согласился встретиться вечером в кафе. Собираясь на встречу, Дмитрий окунулся в то далекое время, когда они были студентами, строили планы на будущую взрослую жизнь и все, что было у них впереди, казалось таким радостным и радужным. В середине лета они поехали на практику в лагерь у моря. Дети должны были приехать только на следующий день, и у них была возможность беззаботно отдохнуть. Студентов собрали и предупредили, что детей привезут из детских домов, дали наставления, как с ними общаться, и отпустили для обустройства на местах и знакомства. Тогда в их коллективе сложилась очень дружеская атмосфера, и они решили провести первую ночь в палатках на берегу моря. Было все, что нужно для романтики: костер с полевой кашей, гитара, песни у костра.

Дмитрий попал в одну палатку с пятью девушками, среди которых была Татьяна. Перед сном они вдвоем бродили по берегу, слушали шум прибоя и, дождавшись полночи, любовались лунной дорожкой. На следующий день по неизвестным им причинам детей в лагерь не завезли, и Дмитрий с Татьяной снова гуляли целый вечер у моря. Дмитрию нравилась веселая, задорная Таня. Она не проявляла к нему подчеркнутого внимания, хотя порой ему казалось, что он тоже нравится ей. И вот теперь после долгой разлуки Татьяна нашла его номер и позвонила, сообщив, что пробудет в городе несколько дней, и Дмитрий поспешил на встречу.

Он пришел первым и дожидался девушку, заняв место за свободным столиком. Пришла Татьяна, протянула руку, поздоровалась.

«Она мало изменилась, разве что стала более женственной», – отметил про себя Дмитрий.

Они пили кофе, и Таня рассказывала о себе.

– Работаю простым учителем украинского языка в обычной школе, – Татьяна улыбнулась. – Да я и в универе звезд с неба не хватала, это ты у нас был почти гений.

– Скажешь такое!

– Да-да! Сложный материал, над которым нам приходилось попотеть, ты схватывал на лету! – засмеялась Татьяна. – Мы завидовали тебе, правда!

– У меня просто хорошая память, – сказал Дмитрий и спросил, как у нее дела в личной жизни.

– О! Тут я тебя переплюнула! – улыбнулась Таня. – Успела побывать замужем, родить сына и развестись.

– У тебя есть ребенок?

– Да, Тимка, мамина радость. Ему скоро исполнится два годика, и я собираюсь выйти на работу.

– А малыш с кем будет?

– Мама согласилась посидеть с ним до трех лет, – ответила Татьяна. – Димон, а ты, я слышала, все еще холостяк? Это правда?

– Если ты захотела меня женить на себе, то ничего не выйдет! – засмеялся Дмитрий. – Танечка, ты для меня просто друг.

– Я это поняла еще тогда, когда мы были на практике в лагере. Помнишь?

– У меня хорошая память. Не забыла? – улыбнулся он и предложил прогуляться, пока стоит хорошая погода.

Они бродили по вечернему городу без определенной цели, но были два места, куда Дмитрий не хотел идти, – оперный театр и парк со статуями влюбленных ангелов.

  Глава 43

Лаурин Борисович вел машину молча. Рядом с ним сидела Ева. На заднем сиденье – ее мать. За всю дорогу он не проронил ни слова, и это настораживало Еву. Она терялась в догадках и не могла понять, почему за одни сутки с ним произошли такие изменения.

Припарковав машину возле клиники, Лаурин Борисович провел женщин в коридор и попросил их подождать в холле. Ева видела, как к доктору в кабинет вошли несколько его коллег и плотно закрыли за собой дверь.

– Я чувствую неладное, – произнесла Ева, взглянув на мать.

– Не накручивай себя преждевременно, – сказала ей женщина, хотя сама была как натянутая струна.

Через полчаса Лаурин Борисович подошел к ним и провел их в палату.

– Ева, нужны дополнительные исследования, – сказал он ей.

– У меня что-то не так?

На него смотрели выразительные, безумно красивые глаза, в которых застыла тревога. Он должен был нанести удар, сказать правду, но не смог. Лаурин Борисович отвел взгляд в сторону и спокойно произнес:

– Пока я не уверен в диагнозе, ничего не скажу. Пройдешь обследование – и тогда посмотрим. Я могу ошибаться, поэтому на консилиуме мы решили не торопиться с выводами и дообследовать пациентку, – сказал он.

– Сколько еще мне здесь быть?

– Думаю, дней пять-шесть, не более, – ответил он.

– На счету у нас хватает денег? – спросила Антонина Евгеньевна.

– У вас есть неделя экономии, – он улыбнулся уголком рта, – поэтому хватит.

У Евы все внутри опустилось. Она уже строила планы по своему возвращению, а теперь снова предстоит лежать в больничной палате. К тому же, судя по настроению доктора, он действительно озабочен состоянием ее здоровья. Ева была в отчаянии, но она не хотела, чтобы еще и мать впала в депрессию.

– Ну что ж, – сказала она весело, – снова здравствуй, любимая койка!

– Все будет хорошо! Все будет хорошо! – проговорила Антонина Евгеньевна, и было непонятно, кому адресовалась эта фраза: самой себе или дочери.

Потянулись унылые и долгие дни ожидания. Ева была молчалива и задумчива, как будто пребывала в предчувствии самого плохого. И оно пришло.

Лаурин Борисович должен был это сказать в первую очередь Еве, но не смог, пригласил в кабинет Антонину Евгеньевну.

– Скажите, в вашем роду были случаи заболевания раком? – спросил он женщину.

– Это наша карма, – ответила она. – Мои мать и отец умерли молодыми от рака, старшая дочь – тоже. Одну меня и Еву эта участь миновала. Что вы… хотите сказать?

– Именно это… не миновала. У меня были сомнения, но мы сделали повторное обследование, и подтвердилось, что у Евы в правой почке опухоль, – сказал доктор. – Мне очень жаль.

– Возможно, доброкачественная? – глухо спросила женщина, с надеждой глядя на доктора.

– Увы!

Антонина Евгеньевна расплакалась. От страшной новости, озвученной врачом, она наклонила голову, сгорбилась, будто пытаясь стать меньше и незаметнее. Лаурин Борисович накапал успокоительных капель в стакан воды, подал женщине.

– Выпейте, пожалуйста, – сказал он. – Это поможет.

Антонина Евгеньевна залпом выпила воду, утерла платочком глаза.

– Что теперь будет с Евой? Это конец.

– Нужно лечение, операция, химиотерапия, – сказал он. – Пока метастазы не распространились на другие органы, есть надежда на полное выздоровление.

– Все повторяется. Все, как у Раечки. Доктор, я не перенесу больше потерь. У меня нет больше сил, нет денег, ничего у меня нет. Что мне делать? Я не знаю! Хоть в петлю сразу лезь! – в отчаянии произнесла женщина.

– Как говорят врачи, рак – диагноз, а не приговор, – сказал Лаурин Борисович.

– Что теперь будет с моей доченькой?

– Ее переведут в отделение онкологии, это во втором корпусе этой же клиники.

– Но чем платить? Моей мизерной пенсии не хватит и на два дня пребывания в частной клинике. Наверное, нам придется возвращаться домой.

– А там что вы будете делать?

– Возможно, бесплатно пролечат.

– Не смешите меня. В государственной больнице вам тоже понадобятся немалые средства, а здесь – опытные врачи, значит, и шансов на полное выздоровление гораздо больше, – сказал ей доктор.

– Нам негде взять деньги. Ограбить банк я не смогу, – с горечью произнесла женщина.

– Я сам найду спонсоров, которые смогут оплатить лечение Евы, – сказал Лаурин Борисович. – А сейчас идите к ней и попытайтесь не плакать, а доступно объяснить дочери, что все будет хорошо, нужно только набраться терпения и не упасть духом.