Текст книги "Рассказы от Рассказовой (СИ)"

Автор книги: Светлана Рассказова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

А осенью прислал письмо и приятно удивил как грамотно, красиво и поэтично можно отобразить своё настроение, если хочешь понравиться. Сама так могла! Мама тогда сказала: «Вот это парень!». Она по-прежнему обожала офицеров...

После Нового года он прикатил в Тольятти и сразу купил моих родственников простым приятным обхождением, уверенностью в себе и двумя бутылками хорошего вина. Правда, девушка осталась без конфет, но это ничего... Обошлась! «Консерваториев» не кончала. Конфеты с букетами не самое главное. Главное, что я влюбилась. Флюиды всё-таки зацепили девичье сердце. Это тот самый «крестовый король», которого когда-то нагадала мне бабушка Лиза! И наступил черёмуховый май! Захотелось замуж, хороших перемен, собственную семью и свой быт. Обоюдное согласие на брак получили.

Жених откомандировался к себе домой в Свердловск за материнским благословением и вернулся с обручальными кольцами. Нечаянно встретила его с полным помойным ведром на лестничной площадке перед мусоропроводом. Говорят, к счастью… Мы тогда долго стояли на той лестничной площадке и целовались рядом с тем ведром.

ЗАМУЖ НЕ НАПАСТЬ...

Свадьбу назначили на июль.

Будущий муж навёз болгарского вина, купленного по месту службы. Мама "достала" уток. В стране с продуктами по-прежнему была «напряжёнка». Мясо свободно продавалось только на рынке и стоило оно очень дорого. А потому обошлись "утиным застольем". У знакомой портнихи невеста сшила платье из белой парчи. Туфли и прочие свадебные аксессуары купила в магазине "Молодожёны" по спец.талонам, выданным в ЗАГСе, после подачи заявления на регистрацию брака. Такие времена! Не повторились бы...

Гуляли три дня – и дома, и в лесу. Приехали три брата жениха, подарили три самовара.

А в свадебное путешествие отправились по родственникам мужа на Урал и к бабушке в Киев.

Там я показала молодому супругу любимые места, которые сохранила память: Владимирскую Горку, Соборы, Крещатик. И когда мы облазили всю старую часть города, а я утихомирила свою ностальгию, мой дядя (бабушкин зять) неожиданно предложил экскурсию по киностудии «Довженко». Он там работал звукооператором.

Дядя водил нас по павильонам, показывая макеты мостов, разрушенных зданий, а также макеты всевозможной военной и гражданской техники. А ещё мы видели огромный чан с водой, в котором плавали уменьшенные копии пиратских судов и подлодок одновременно.

Это теперь вовсю используют компьютерные съёмки со спецэффектами, а тогда пользовались "комбинированными".

Умелые руки и умные головы студийцев изобретали и организовывали с помощью всех этих макетов любые экстремальные ситуации и совершенно невероятные эпизоды для фильмов.

Вдруг, я заметила дверь, на которой висела табличка: «ТИХО! ИДУТ СЪЁМКИ !», а чуть ниже ещё одна надпись: «В бой идут одни старики».

К великому моему удовольствию наш экскурсовод тихонько нажал на эту заветную дверцу, предательски заскрипевшую... Мы на цыпочках вошли в огромный почти пустой затемнённый зал.

У противоположной стены была установлена военная палатка с широко открытым пологом, изображающим вход. В центре её находился большой стол, за которым сидели молодые артисты в военной форме.

Теперь думаю, что тогда мы видели репетицию эпизода, когда девушки лётчицы гостили у "стариков".

На неожиданный скрип двери оглянулся человек с кудрявой шевелюрой. Это был Леонид Быков!!!

Дядя махнул ему рукой: дескать, свои! Тот слегка улыбнулся, внимательно и чуть исподлобья посмотрел на нас и продолжил репетицию.

Мы с огромным интересом понаблюдали за происходящим несколько минут, а после потихоньку удалились.

Как мне не хотелось тогда уходить!

А моей любимой бабушке Лизе в эту встречу мы подарили один из подаренных нам самоваров.

ПОДАРОЧЕК.

И началась для меня совершенно взрослая и самостоятельная жизнь. Рядом появился человек, который заменил мне и маму, и бабушку. Потихоньку прирастали друг к другу сердцем и душой.

В Тольятти прожили недолго. Супруга посчитали перспективным и предложили остаться в армии кадровым военным. Почти сразу дали должность и ключи от квартиры в городе Куйбышеве. Будучи в интересном положении, я с удовольствием собрала уже совместно нажитые вещички и отчалила с мужем из Тольятти к новому месту службы. Пусть будет Куйбышев. Мне ли привыкать!

А рождение ребёнка осталось запоминающимся событием на всю жизнь, тем более, что это был всего единственный раз…

…Я собиралась готовить праздничный ужин и с нетерпением ждала мужа из командировки. Он инспектировал ракетные “точки”, находясь в чине капитана, потому отлучки его случались нередко, и мне приходилось хозяйничать в нашей молодой армейской семье одной.

Очень хотелось порадовать молодого супруга вкусненьким, потому решила испечь медовик – самое популярное на тот момент кондитерское изделие домашней выпечки.

Наклонилась к шкафчику за мукой и почувствовала резкую боль в животе и пояснице.

Осторожно выпрямилась... Боль как будто прошла, но через некоторое время опять возобновилась, только стала более тягучей и ноющей.

“Всё, – подумалось. – Времечко пришло, ребёночек наружу запросился!”

Ведь именно в этот день у меня заканчивался мой декретный отпуск.

Сама себе вызвала скорую, которая без особых проволочек отвезла меня в роддом.

А боль накатывала волнами и раз от раза становилась всё сильней и сильней. От неё невозможно было освободиться, и только одна мысль успокаивала на тот момент, что когда-то она сама собой прекратится.

В больнице, после прохождения обязательных процедур, определили в предродовую палату, и я надеялась, что мне по-быстрому помогут разрешиться от бремени, но не тут-то было. Про меня, как будто забыли.

Я лежала на кровати и периодически орала благим матом. Когда боль немного отпускала, пыталась позвать кого-нибудь на помощь, но тщетно. Медперсонал либо отмечал рождество, либо находился на своих бесконечных планёрках и ко мне никто не торопился.

Очередная волна схваток была настолько невыносимой, что казалось, терпению вот-вот придёт конец, и я просто сдохну в этой “пыточной камере”.

И вдруг сквозь канонаду ощущений слышу ехидный тётошный говорок:

 – Слышь, как капитанша-то орёт! Уж, и потерпеть не может. Подумаешь, цаца какая! – Это была злорадная декламация санитарки, для которой крики рожениц являлись повседневным развлечением, было о чём поболтать и чего обсудить на досуге.

 – Ничего! Родит... Бог терпел и нам велел! – Вторила ей более жалостливая говорунья.

Наконец-то подошла акушерка, осмотрела и сказала, что рожать мой организм не совсем готов, а потому придётся потерпеть.

А чтобы отвлечь меня, предложила:

 – Расчешитесь, у вас волосы в катышек свалялись. Сейчас главврач придёт, он у нас молодой и очень красивый мужчина, а вы в таком виде…

 – Вы про что? Да мне всё равно молодой он или старый! Лучше помогите, сделайте укол, сделайте что-нибудь. Сил больше нет терпеть, – закричала я в ответ!

Но она ушла, а я со своей болью осталась опять в гордом одиночестве.

Позже действительно меня посетил главный гинеколог родильного отделения, который произвёл смотрины моего живота, со знанием дела молвил, что я молодая и должна справиться самостоятельно, без всяких уколов. И опять я орала и каталась по подушке, и опять никого не было рядом.

Только поздно ночью подошла уже знакомая акушерка, сказала, что мне пора и меня отвезли в родовую палату.

Там и появился на свет мой долгожданный сынуля.

Получилось почти в рождественский праздник, такой вот – подарочек.

Кем он вырастет? Пока не знала!

Думалось: “Пусть просто здоровым и умненьким! Остальное, как получится…”

Привезли маленький комочек домой.

Супруг много ездил по командировкам, и я оставалась с ребёнком одна, очень тосковала, скучала, ждала. Осваивала профессию мамки. Училась кормить малыша, ухаживала за ним, лечила. В голове работала одна мысль, только бы не заболел.

Когда сын немного подрос, то устроили его в ясли, а сама пошла на «Прогресс» – огромный завод, один из многих п.я. в Куйбышеве.

Работала опять контролёром в большущем цехе, похожем на стеклянный куб, который виднелся из окон нашей квартиры. Внутри него светло, просторно, очень интересно, но шумно. Видела, как уникальный станок с программным управлением целиком растачивал спускаемый аппарат, как собирали «Восток», как клепали военную технику. Симпатичные девчонки в белых халатиках отслеживали технологический процесс. Хороший коллектив и начальник, только опять ненадолго.

ПРОСТИ-ПРОЩАЙ!

Но перед тем, как в очередной раз отправиться осваивать новые территории, я потеряла самого родного человека...

...Была тогда в отпуске по уходу за ребёнком.

Как-то укладывала спать сынишку. Раздался звонок в дверь, на пороге стояла мама. Приезд её был неожиданным, но спросить, почему не предупредила, я постеснялась. По растерянному выражению лица гостьи поняла, что она здесь не для того, чтобы просто увидеться.

Мама поставила на стол бутылку хорошего вина и негромко произнесла:

 – А я, Света, из Киева к тебе... С похорон! Давай, дочка, бабушку Лизу помянем.

Я на мгновение обомлела, а потом разразилась рыданиями.

 – Знала, что ты плакать будешь, – мама обняла меня.

 – Когда она умерла?

 – Неделю назад. Ты в это время у свекрови гостила. Всё равно бы не успела. Да и ребёнок маленький, с кем бы оставила?

Душа затаилась, наступило оцепенение с камнем на сердце.

 – Ничего не поделаешь, Светочка. Знаю, бабушку ты больше всех любила! Столько лет с ней вместе прожила.

 – Как это случилось?

 – Стало плохо с сердцем, и сразу умерла. Никого не мучила…

 – Подожди, мама, а когда это точно произошло?

 – 20 мая в полдень. Ты что? Почувствовала?

 – Да! Именно в тот день я отпросилась у свекрови в парикмахерскую. Надоело однообразие, решила волосы постричь. Попросила её посидеть пару часиков с сынулей. Иду, а на душе тревожно! Свекровь-то старенькая. Только на год младше нашей бабушки. Иду и вдруг на ровном месте падаю на коленки. Настолько больно!

 – А я смотрю, что это у тебя с ногами? Все в зелёнке и спросить неудобно…

 – Так тогда горько расплакалась! Коленки болят, кровь по ногам хлещет, еле встала. Потихоньку до дома доковыляла – уже не до парикмахерской было. Свекровушка сокрушалась, ноги мне зелёнкой разукрасила, охала и переживала, как нехорошо всё вышло.

 – Неспроста это, Света. Видно бабушка Лиза последний привет тебе так передала. Любила сильно, от того у вас такая крепкая связь между собой была. Даже на расстоянии!

 – Наверное! А моё падение и разбитые колени это последнее прости перед ней… Царствие Небесное, Бабушка Лиза!

НА УРАЛЕ.

А впереди замаячил Урал и очередная звёздочка на погонах моего служаки, такова «селяви» военного человека. И мы переехали на жительство в Свердловск.

Отец половину страны показал, а муж показывал вторую... Она же у нас большая. Есть что посмотреть!

Сына определили в садик, а я на очередной почтовый ящик… «Ещё мы делали ракеты…»!

Взяли конструктором.

Народ в отделе работал очень интересный! Все язвы – молодые интеллектуалы! Сарказм так и пёр! Слова нормального не услышишь! Всё с подтекстом, с иносказательной интонацией. Позже вычитала в какой–то газете, что августовский переворот в умах совершили специалисты с почтовых ящиков. Совершили! Только благами попользовались другие. Но это чуть позже, а пока...

Каждую осень всем отделом ездили в колхозы убирать картошку.

Мне в основном приходилось кашеварить. В какой–то местной газетёнке даже тиснули маленькую заметочку: «… а конструктор такая-то готовит очень вкусное варево». Жуть! Как про хрюшек! Журналисты, блин! Просто старалась для общества, да и крестьянский труд не по мне.

В обязательном порядке ходили на демонстрации в революционные праздники.

Есть что вспомнить!

Слегка продемонстрируем свою солидарность между собой, затем выпьем немного водочки, закусим колбаской, похохочем и попоём в удовольствие.

Потом идём продолжать праздновать по домам у "ящиков". Посмотрим концерт блистательной и почти родной Пугачёвой, кино «Офицеры», Гостей Зарубежной эстрады, отоспимся и можно опять трудиться.

ТВЕРСКИЕ РЕАЛИИ.

У мужа появилась возможность повысить своё образование. Уральского политехнического и Харьковской Военной Академии оказалось мало. Теперь мы поехали учиться в адъюнктуре Академии ПВО, и оказались в Твери.

Город не понравился сразу: грязный, совсем провинциальный. Что дороги, что люди!

Давно заметила, что в городах с комсомольскими стройками или в городах-миллионниках народ интересней, чище и проще, потому как собран отовсюду. Кичиться нечем! Все отношения начинаются с нуля, меньше склочности, а главное – нет местной спеси. Потому понимания с уважением намного больше.

Но мы надеялись на будущее! Якобы, долго в Твери не задержимся. Вот защитим кандидатскую диссертацию, и засветит Харьков, а может Киев или Калининград! Как повезёт...

Но зависли там надолго, очень надолго! Начиналась перестройка...

Кандидатскую защитили и звание «полковник» получили. Но квартирный вопрос решился только к пенсии моего «генерала». Всё перепуталось в Российском доме! Это были непонятные 90-ые...

Жили немного на частной квартире, потом одиннадцать лет в коммуналке, она же и досталась – старая трёхкомнатная, с ржавым водопроводом.

Спасибо, что не на улице. Спасибо, что у себя дома, а не в границах ближнего зарубежья. Отдельное спасибо за российское гражданство. Все деньги, что полагались к полковничьей пенсии, и несколько отпусков ушли на ремонт и благоустройство последнего Окопа.

Поначалу в Твери несколько лет я работала в НИИПа инженером, потом кодировала печатные платы. Удивительная и очень интересная работа, когда мозги не имеют времени отвлечься на что-то постороннее.

Здесь всем коллективом пережили августовский путч. Очень тягостное ощущение угнетало на протяжении трёх дней. Затем ненадолго луч победы, якобы светлых сил! А дальше… Кому как повезло! Кто смел или попал в струю, тот и съел!

АЛЖИР.

Так случилось, что в начале девяностых мы с мужем остались вдвоём. Сын вырос и поступил в военный институт, жил и учился в другом городе. А потому, когда мужу – полковнику преподавателю военной Академии предложили поехать в Алжир, чтобы преподавать в военном училище, мы обрадовались. Дома ничего не держит, детских проблем нет, да и денег немного заработать не мешает. А главное, хоть мир своими глазами увидеть, а не глазами Сенкевича, как шутили тогда. Муж уехал с сослуживцами раньше, а группе офицерских жён предстояло оформить проездные документы и потом всем вместе выехать на уже подготовленные позиции.

В Алжире было очень неспокойно. Исламисты проявляли агрессивность и случались убийства наших военных. Каждый искал свою правду, все хотели перемен и каждый видел их по-своему. Но мы скучали по мужьям, надеялись, что распря там ненадолго, мечтали покупаться в Средиземном море, предвкушали ощутить запах «заграницы», хотя понимали, что Алжир не Европа. Но всё равно интересно!

 К поездке я подготовилась основательно. Закупила селёдки, чёрного хлеба, копчёной колбасы, нашего шоколада, а главное засолила капусту и утрамбовала её в трёхлитровую банку. Между прочим, работница таможни в аэропорту даже не удивилась такому багажу. Её предупредили, что перед ней офицерские жёны, этого было вполне достаточно. В самолёте нас четыре часа поили красным вином и неплохо покормили. Так что вышли мы из него слегка нетрезвые, но довольные и вполне готовые к встрече со своими любимыми.

Прилетели поздней ночью. Такая теплынь! Из зимы – да в лето! Звёзды в тёмном небе хотелось достать рукой, пальмы вдоль дороги, супруг рядом. Так приятно!

Нам предоставили шикарную четырёхкомнатную квартиру в девятиэтажке. Соседями по площадке были муж с женой, приехавшие вместе с нами. Остальные разместились в отдельном городке, где каждая семья в распоряжении имела свой домик. Наша квартира, полностью обставленная мебелью, с телевизором, холодильником и прочей домашней утварью, здорово понравилась. Тогда у себя на родине мы проживали в двух комнатах коммунальной квартиры. А тут – такая роскошь! Большая кухня с огромным столом, уставленным вазами с фруктами. Оранжевый цвет преобладал: мандарины, апельсины – хоть объешься. Так всё нравилось, так хотелось пожить в удовольствие.

Был декабрь, а в Алжире цвели розы. Мы ходили в кофточках, даже пытались загорать. Один раз съездили в столицу, погуляли, посмотрели город. Видели, как мусор из вёдер выбрасывают прямо на улицу, тут же торгуют багетами, набирают по пять – десять штук. Хлеб у них действительно очень вкусный. Хорошие, богатые овощами и фруктами рынки. Продавцы и покупатели только мужчины, потому я там выглядела белой вороной и пряталась за неширокую спину своего благоверного.

 Но порадоваться такой необычной жизнью удалось недолго. Буквально после трёхнедельного пребывания на африканском континенте, автобус, который возил наших мужей на работу, обстреляли ФИСовцы. Ранили шофёра, сам транспорт вернулся с пробоинами и взволнованными пассажирами. Случай для Алжира не первый, а потому женщинам предстояла эвакуация.

Вечером, после всего случившегося, один русский полковник, наш сосед по площадке, приняв с расстройства лишнего на грудь, спрыгнул с третьего этажа своей квартиры и отправился с перочинным ножом наперевес громить исламистов в их логове. Где оно ему привиделось? Но возбуждённое остатками армянского коньяка воображение, подсказало правильное направление в сторону Сахары. Пришлось поднимать на ноги наш военный городок и среди ночи искать героя, который, не дойдя до пустыни, где–то удачно прикорнул, хорошо отоспался, а утром явился к собственной жене, как ни в чём не бывало, весь победоносный и в орденах из соплей и слюней.

Через две недели всех российских женщин посадили в огромный Боинг и вывезли на Родину. Вином уже не поили, но долетели мы нормально, чему и были очень рады.

Мужья наши остались работать. Поселили их при самом училище до самого лета.

ЗАНЯТИЕ ПО ДУШЕ.

После Алжира я долго искала работу, только работа нашла меня сама. Выдержала небольшой конкурс и устроилась в городской ЗАГС.

Считаю, что на последнем этапе своей трудовой деятельности, почти перед самой пенсией, работала для души. Зарплату положили небольшую, да и та почти вся уходила на наряды и косметику, поскольку ЗАГС на это денег практически не выделял. Выглядеть хотелось достойно – не хуже гостей брачующихся (есть такое слово). Это поведение не все в коллективе поняли и отнеслись очень ревностно. Был случай, что просто испортили новую блузку, ляпнули втихаря капельку растительного масла на самое видное место, чтобы не строила из себя Золушку.

Кабинет торжественной регистрации сродни Голливуду. Нас там работало «три Звезды»! У каждой свой ритуал, своя манера вещать, одеваться, свой внешний облик и даже свои фанаты.

Свадебный ритуал сочиняла себе сама и обновляла его регулярно. Обычно перед регистрацией просила молодых почувствовать Торжественность Момента. А заканчивалось моё напутствие всегда коронной фразой: «Всё СУЕТА, кроме ЛЮБВИ!» – как автограф!

Частенько мамочки и невесты, расчувствовавшись, хлюпали носами и вытирали аккуратненько глазки, чтобы не размазать тушь.

Наблюдать за людьми со стороны всегда интересно. Порой хватает несколько минут, чтобы оценить ситуацию, увидеть есть ли искра любви между женихом и невестой, заметить и постараться погасить накал страстей между будущими родственниками, нежно отодвинуть на второй план свидетельницу – всю из себя, важно демонстрирующую свои прелести и свой прикид, забывая, что сегодня главная не она. И сердце охватывала спокойная радость, когда всё происходило красиво и торжественно, когда все в Зале заодно!

Но бывало, что глухой ор стоял в зале, и приходилось «наслаждаться» полупьяными лицами гостей и красным фейсом жениха после мальчишника. Говорить ничего путного в этом случае не хотелось. Но жалела невесту, которая так ждала этого праздника, несмотря на живот, выпирающий уже на нос, поэтому напутствовала будущую мамочку, общалась только с ней.

В последние годы богатые женихи с невестами старались придать своему торжеству больше респектабельности, определённого шика! Ведь праздник снимается на камеру, делается настоящее кино! А потому всё должно выглядеть прилично, как в лучших домах. И мы для них старались...

С удовольствием устраивала праздничные регистрации для Серебряных и Золотых пар. Свадебный конвейер не для них. Здесь требовались более задушевные слова и интонации. Как будто давно про этих людей знаешь, про их непростую жизнь, про детей и внуков, про их прошедшую с годами любовь, про надежду на спокойную старость, а главное дать им почувствовать, что что–то хорошее ещё обязательно произойдёт!

С этого места уволилась по старости. Слово-то какое... Неужели всё?

В свой юбилейный пенсионный год смогла съездить за границу по туристической путёвке. Путёвка была самая недорогая, поскольку в комфорте не нуждалась. Зато увидела Париж, Амстердам, Люксембург, Дрезден, Берлин. Париж показался величественным и «густым» от мостов и старинных домов. В чисто вымытом шампунем Люксембурге захотелось жить. Амстердам тянет на сказочную, уютную, нарисованную провинцию. Берлин и Дрезден современные и обычные. Воспоминаний – на всю оставшуюся жизнь!

ЭПИЛОГ.

Сегодня с утра жалею мужа. Бедненький!!!

Это же надо! Столько лет прожить с одной женщиной! Да ещё с такой вредной и никчёмной, как я! Сорок лет тащить груз семейного счастья и не пожалеть об этом… Может просто втянулся, и в душе мечтает о другой? А меня бросить жалко, как тот старый чемодан без ручки.

Но ведь и мыслим уже одинаково, и говорим об одном и том же. Даже смех порой разбирает.

Прихожу из магазина, и он видит торчащий из пакета хвост мороженой трески. На что слышу довольный возглас:

– Ооо! А мне так рыбки захотелось, даже подумал звякнуть тебе на телефон, чтобы купила.

Или сама спрашиваю:

– Что-то давно сын не звонил. Может, напроситься на взаимность?

– Уже! Мужик в наряде. Всё штатно!

Читаю иногда молодых авторов, пишущих нежные, душевные тексты о любви. Но мы тоже были молодые и тоже чувствовали, отображая свои любовные треволнения разными красивыми словами в письмах. Ведь смартфонов и компов тогда не было. Достала свой семейный архив и нашла вот это…

...Первое его послание для меня:

"Как это всё случилось? В какие вечера… Летит по небу клин усталый… Клин белых журавлей. Журавель-колодезь. Голыш, окатыш, курлыканье… Курлычат журавли. Именно курлычат. Слово-то какое...

...А берёзы в России всегда белые. Никогда не забыть мне маму, стоящую с веткой клубники у белой берёзы, старой печальной берёзы. Говорят, что из берёзы не строят дома, потому что жизнь в таком доме будет такой же печальной, как сама берёза.

И есть Andante cantabile и 1-ый Чайковского, и 2-й Рахманинова, и Маяковский, и Есенин, Паустовский и Бёрнс, Лермонтов и Солоухин...

...А рассветы туманными августовскими утрами и колокольчики за рекой, где кони в ночном. И просто «Бежин луг». Какое счастье жить и видеть всё это сердцем!"

Одно из моих писем ему:

"Чем мы таинственнее, тем привлекательнее… Значит, ты так считаешь?

«Блажен, кто верует…»

А давай без розовых оттенков и приятных сердцу недосказанностей, которые так много сулят… Но ты поэт! Именно так. Ведь поэт не тот, кто складывает в рифму слова, а тот, кто их чувствует и придаёт им смысл.

А посему, если речь шла обо мне, то я бы предпочла простое и земное, но очень родное и близкое без загадочной розовой дымки".

А вот ещё одно письмецо сохранилось:

«Привет, сынок! Добрались нормально и уже к вечеру были дома. Всё думаю о тебе, дорогой, жалею, что мало угощения привезли. Да и из того, что есть, тебе достанется немного. Ребят на вашем курсе Молодого Бойца столько, что наши гостинца некоторые только понюхают. Местным проще… Они могут каждую неделю дома бывать и отъедаться. И фруктов ты не поел в этом году… Покупай их, когда ходишь в увольнение, а денег мы вышлем. Надо ведь как-то приспосабливаться. Про нас с отцом не думай, всё нормально! Просто за отпуск надоели маленько друг другу, потому и разбухтелись при тебе. Бывает! Теперь будем привыкать жить вдвоём. Пиши нам чаще. Крепко целуем! Твои родители».

Сегодня исполнилось сорок лет нашей семье. Рубиновая свадьба!

Из рубинового было только вино к праздничному обеду. А большего и не надо…

Главное, что вместе, что живы, что не одни…

ЭПИЛОГ ЭПИЛОГОВ!

Фрагменты жизни в памяти моей,

Как искры от костра в тиши ночей…

Мамина война

У меня остались записи моей мамы, в которых она описала самое начало той страшной войны. Мама была тогда совсем ещё ребёнком, а детские воспоминания всегда очень яркие и непредвзятые.

Сначала я подумала, что переработаю написанное в рассказ, но читая, поняла, нужно оставить всё, как есть, потому что дорого каждое слово и каждая мысль, как память о войне и о самой рассказчице.

 ***************************************

Пионерлагерь расположился в живописном уголке на самом берегу Волги, всего в 15 км от Ржева. Дети радовались, что попали туда. Был конец мая 1941 года. Купались, загорали, играли в войну. Наш отряд был запасным. Было приказано сидеть на крыльце тихо и ждать в запасе, потому что нам было всего по 10 -11 лет.

А за активное участие в жизни лагеря, мне подарили книгу в жёлтом переплёте О. Перовской «Ребятам о зверятах».

Дома тоже была Волга. Летом купались, загорали, переплывали на тот берег. Она в районе Ржева не очень широкая. На том берегу стояло бывшее барское имение – Троицкое с хорошим парком, густым орешником. Зимой там катались на лыжах с горы, спускались прямо к Волге.

Всё это было тогда – до войны: и детство, и книги – их отец покупал у букинистов в Ленинграде, и журнал «Мурзилка», который знала наизусть и до сих пор помню все напечатанные в нём стихи, а ещё школа им. А.С.Пушкина – новая, светлая.

После лагеря я с мамой поехала к отцу в Ленинград, он работал на строительстве метрополитена и обещал забрать нас к себе. Мы поехали в субботу, а в воскресенье началась война. Отец в ту же ночь отправил нас назад. Ехали в пустом вагоне, даже страшно становилось. Люди, видимо, растерялись и не знали, что делать. А потом очень трудно было куда-либо уехать. Помню одинокую фигуру своего отца. Больше мы его не видели. Он остался там навсегда, пропал без вести. И только в 1980 году мне прислали его фотографию из личного дела.

Война была от нас рядом. Мы, дети сначала её не боялись. Сидели на берегу Волги и наблюдали, как в небе шёл бой. Ржев ещё жил и работал, но в июле стали бомбить. Воздушная тревога завывала в сутки по десять раз. Люди, чтобы спрятаться от страха, рыли окопы и прятались в них, т.к. бомбоубежищ в нашем городе не было.

На маминой работе, куда она нас с сестрой привела после очередной бомбёжки, (а работала она у начальника тюрьмы курьер-уборщицей), во дворе был тоже вырыт окоп, сверху прикрытый дровами, но до краёв наполненный водой. Так что особо не спрячешься. При бомбёжке в помещении находиться страшно, а в окопе вода. Вот и сидели на ступеньках, вернее, лежали и боялись скатиться в тот окоп.

Перед приходом немцев, тюрьму эвакуировали, но маму с нами в последнюю машину не взяли. Туда начальник загрузил свои вещи. И мы втроём побрели через горящий город. Особенно страшно идти было через нефтехранилище. Полыхали огромные баки, что-то текло в Волгу и тоже горело. Казалось, горит весь белый свет, вся земля. Гремела канонада, строчили из немецких самолётов, пролетающих на бреющем полёте.

Купить что – либо из продуктов уже возможности не было. Мы рыли картошку, что осталась на полях. Стоял октябрь 1941 года.

По Зубцовскому шоссе, которое вело на Москву, идти было очень трудно. Отступали войска, немцы часто бомбили дорогу. Мама повела нас просёлочным путём. В деревнях мы просили хлеб у крестьян, останавливались, чтобы напиться воды. Приходилось ночевать в сарае с сеном, куда мама со старшей сестрой прятались. Но одни мы никогда не были. Толпы людей бежали к Москве.

Как-то шли ржаным полем, хлеб успели убрать, оставались только огромные стога соломы. Над нами пролетел маленький немецкий самолёт, который увидев людей, стал строчить из пулемёта. Мы бросились к копне. Мама как крыльями обняла наши головы и молилась господу. А самолёт построчил и улетел, видимо, лётчик остался собой доволен. Мы поднялись и пошли дальше, а самолёт сделал круг и опять застрочил. И так несколько раз. Но нас пули не тронули – либо лётчик оказался нетренированным, либо мы оказались счастливыми.

Тогда мать с сестрой решили, что несут много лишнего груза. Вещи пересмотрели и оставили у того стога чемодан и разную одежду. Совсем налегке мама повела нас к лесу. Вскоре мы набрели на небольшую деревеньку Шелково. Я очень-очень устала, хотелось есть, пить и спать. Ведь мне только весной исполнилось одиннадцать лет.

Зашли в крайний дом, разговорились с хозяевами. Тут выяснилось, что к хозяйке приехала старшая дочь с тремя детьми из Ленинграда. Они предложили нам остаться, накормили, и я улеглась на тёплую печь. О блаженство!

 А ночью проснулась от духоты, тесноты и ора. Оказывается, пришли немцы загнали всех женщин с детьми на печь. В самом доме расположились их офицеры. Затопили печку, стали готовить себе ужин. Зарезали хозяйского поросёнка, постреляли кур, забрали нашу корзинку с оставшимся бельём и полотенцами.

Утром я увидела настоящих немцев. С печки нам слезать не разрешили, но когда очень было нужно, за нами во двор шёл часовой и у меня никак не получалось помочиться.

После обеда они уехали, и увезли с собой полный обоз кур, свиней, тёплых вещей, отняли у нас валенки, одеяла, платки.

Через некоторое время выяснилось, что в этой деревне остановилось несколько ребят из нашего пионерского лагеря. У кого-то была больная мать, у кого-то старая бабушка, так мы решили кормить свои семьи сами. Моей сестре исполнилось 18 лет, да и маме только 40. Их надо было прятать от немцев. Вот мы и пошли пятеро городских ребят просить хлеб в других деревнях. Брели с котомками за плечами, кто считал наши километры, но что-то своим близким приносили.

В ноябре 41 года немцы из деревни уехали после очередного грабежа. По этому поводу деревенские жители собрались в самой большой избе. Дети, как кролики, заняли место под лавками. При коптилке моя сестра читала листовку с докладом тов. Сталина. Она до войны закончила 10 классов и считалась здесь самой образованной. Позже я услышала разговор взрослых о Зое Космодемьянской, как её замучили немцы.

А в декабре немцы нагрянули в деревню, чтобы её сжечь. Забрали все остатки съестного и вещей. Стоял жуткий вой. Где животные, где люди – не разобрать. Немцы били прикладами всех, кто пытался отстоять свою скотинку и кричали: «Матка, пшла, пшла…». Весь скот угнали. У нас уже ничего не осталось, всё променяли, проели, что только было можно.